Текст книги "Смерть призрака"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4
«Не я!»

Цепочка уходящих гостей медленно двигалась наружу из мастерской. Над редеющей толпой начала как бы сгущаться аура грусти, хотя большинство присутствующих и понятия не имело о том, что здесь произошло что-то необычное и тем более что один из них лежит бездыханно в маленькой комнате натурщиков за панелями балкона, круженный группой охваченных ужасом людей, среди которых находится и тот самый смущенный ученый, с которым недавно беседовала Беатрис.

Атмосфера в комнате скорее напоминала холодный негостеприимный прием, нежели потрясение случившимся, было ощущение, что на этом приеме светильники горят не на полную мощность, а гостей охватывает чувство досады.

И все же, быть может, почти все гости за исключением мистера Кэмпиона и, конечно, людей, непосредственно связаных с Литтл Вэнис, смогли бы покинуть дом, не будучи посвященными в случившееся несчастье, если бы не Роза-Роза, которая с воплем выскочила из маленькой дверцы под балконом. Пронзительный звук ее голоса привлек внимание всех присутствовавших, не говоря уже о самом ее виде.

Ее никогда не учили скрывать свои чувства, и теперь она олицетворяла картину такого неподдельного ужаса, что не обратить на это внимания было совершенно невозможно. Ее волосы, вьющиеся, как у ангелов Боттичелли, туго обрамляли голову, глаза, расширившиеся до предела, были похожи на черные омуты, а широкий рот сложился в синеющую дыру на мертвенно-бледном фоне лица.

– Санта Мария! Мадре ди Дио! Э морто! Коза моссо фаре? Иль мио марито э морто! Учизо! [2]2
  Святая Мария! Матерь Божья! Умер! Что мне делать? Мой муж умер – его убили! (итал)


[Закрыть]– Она, не снижая громкости, перешла с итальянского на английский: – Убит! Убит! Прямо в живот! Они воткнули в него ножницы!

Ровно три секунды понадобилось Максу, чтобы пересечь комнату и схватить девушку за руки, заставив ее ненадолго замолчать. После этого в студии повисла напряженная тишина, в которой ширился и нарастал всепроникающий страх.

Макс пытался что-то тихо втолковать девушке по-итальянски. Она начала выть, как зверь, и эти громкие всхлипы до предела усилили нервное потрясение публики.

Лишь немногие приверженцы правил хорошего тона попытались как ни в чем не бывало продолжить негромкую беседу, стремясь при этом с деланной непринужденностью поскорее добраться до выхода.

Но большинство присутствующих осталось стоять на месте, искренне забыв о себе и потрясенно глядя, как Макс старается затащить девушку обратно в дверь под балконом.

Вслед за этим последовало эффектное появление из того же маленького прохода сэра Гордона Вудторпа, знаменитого общественного целителя, который с самого начала присутствовал на приеме. Его элегантная белоснежная шевелюра была слегка всклокочена, на скулах двумя малиновыми пятнами разгорался румянец, а язык непрестанно и лихорадочно облизывал сохнущие губы (сэр Гордон не мог избавиться от этой привычки с самого детства).

Он поспешил к Бэлл, которая продолжала стоять неподалеку от двери, храбро сохраняя спокойствие и любезность среди охватившего всех ощущения кошмара. Он сказал ей несколько слов, и даже уже упомянутые «ревнители хорошего тона» удивленно воззрились на них.

В первые несколько мгновений сэр Гордон, по-видимому, убеждал старую леди возложить бразды правления на него и покинуть свой пост, но Бэлл вежливо отклонила его предложение. Она лишь тяжело оперлась на его руку и громко обратилась к публике, причем голос ее был чист и спокоен, несмотря на волнение и преклонный возраст.

– Леди и джентльмены… – начала она и остановилась, чтобы совладать с собой. Она обвела всех взглядом, и губы ее немного задрожали. Вокруг немедленно воцарилось полное молчание. Момент был драматичный, ибо даже те из присутствующих, которые попытались было самим себе объяснить вопли Розы-Розы как прискорбную случайность, истерику или пьяную выходку, вдруг явственно осознали тот страх, который затаился в их подсознании.

– Дорогие мои, – произнесла Бэлл страдая, – произошло нечто чудовищное. Совершено, да, совершено убийство…

Голос ее уже откровенно сорвался, а непритворно нежное обращение к публике придало ее сообщению особую доверительность и остроту. Оно было обращено ко всем и к каждому персонально.

Она сильнее оперлась на руку сэра Гордона и продолжила свое обращение к публике, которая с замиранием сердца и легким чувством тошноты предчувствовала, что худшие вести еще впереди.

– Молодой человек, который еще несколько минут назад находился среди нас, теперь мертв. Он погиб здесь, в то мгновение, когда погас свет. Сэр Гордон полагает, что… никто не должен покинуть это помещение до прихода полиции. – Бэлл с мольбой оглядела всех, как бы призывая правильно понять ее. Она была на редкость выразительна, эта пожилая полная леди в высоком белом чепце и длинном черном платье. – Разумеется, я не могу вас заставить остаться, если вы пожелаете уйти, – добавила она, – это было бы абсурдно. В данных обстоятельствах я могу лишь просить вас. Я ничего не могу сказать вам больше. Это все, что известно и мне самой…

Она закончила, и сэр Гордон, весьма гордый сознанием своей ответственности и позицией, в которой он выглядел как охранитель Бэлл, сопроводил ее к креслу, стоявшему в дальнем конце мастерской.

Другая пожилая дама, леди Брэйн, давнишняя приятельница Бэлл, поспешила к ней, а сэр Гордон, позабыв принести извинения, бросился с озабоченным видом к дверце под балконом, умело избегая опасности встретиться взглядом со знакомыми, которые жаждали его перехватить.

Много странного потом рассказывалось об убийстве в Литтл Вэнис. И не последней причиной этому было количество и разнообразие интеллектов, оправившихся после первого шока.

В Англии, как правило, совершается в среднем полтораста убийств в год. Большинство из них весьма убого по замыслу, а суммарное количество умственной энергии свидетелей, требуемых для раскрытия этих преступлений, обычно бывает не слишком велико.

Но здесь, в Литтл Вэнис, в момент убийства была собрана целая коллекция людей, весьма заметных в самых различных сферах деятельности, при этом в большинстве своем это были профессионалы самого высокого класса. Но как только сам факт случившейся трагедии был провозглашен, а шок от известия как бы «переварен», реакция публики оказалась достаточно ординарной: мужская ее половина образовала сплоченную группу персонажей с озабоченными лицами, которым надлежало защитить женскую половину, в то время как эта самая женская половина попятилась назад и, разбившись на малые кучки, принялась с потупленными глазками тихонько обсуждать случившееся.

А постольку, поскольку было установлено, что жертвой оказался молодой человек, почти никому не известный даже внешне, то особенности этого специфического собрания людей стали проявляться сами по себе.

В девяноста девяти случаях из ста слушавшие Бэлл почерпнули из ее слов скорее их эмоциональное, нежели смысловое содержание. Они, конечно же, сообразили, что произошло убийство, более того – убийство таинственное, да еще в непосредственной близости от них самих, в связи с чем каждый мужчина и каждая женщина (если не считать двух или трех субъектов, не вполне отвечавших общим меркам) начали воспринимать случившееся как нечто, имеющее к ним самим непосредственное отношение.

Некоторых ужаснула мысль о том, что на них может пасть дурной отблеск неприятного происшествия, другие были им смущенно-возбуждены и немедленно начали выстраивать различные версии… Шарики завертелись, и пятьдесят маленьких пьес были мысленно созданы от первого до последнего акта.

Здоровенный, обтянутый коричневой кожей, глуповатый на вид референт посла, чьи глаза оживленно блестели в то время как говорила Бэлл, и чьи мозги быстро провернули возможные последствия случившегося, позволил себе подумать, что если только какой-нибудь дурак-полицейский, забывшись, задаст Его Превосходительству непочтительные вопросы, то избежать нежелательного международного инцидента можно будет лишь благодаря блеску и находчивости референта Его Превосходительства, то есть его самого…

Тем временем в другом конце мастерской человек с военной выправкой, чей отточенный и ненавязчиво блестящий интеллект обеспечивал ему незаменимость в Ведомстве иностранных дел, наблюдая за референтом посла, думал о том, что своевременный телефонный звонок в штаб был бы очень желателен и позволил бы удалить и посла, и его референта из этого помещения раньше, чем сюда ступит нога какого-либо дурака-полицейского. Поэтому он начал потихоньку двигаться к выходу с целью пройти в основное здание.

Макс Фастиен, стоя в тени совсем рядом с дверцей под балконом, быстро оглядел мастерскую и пришел к утешительному выводу, что из целой орды репортеров, наводнивших студию в начале приема, остался лишь долговязый мистер Клитхорп из незначительной «Дейли Пейпер».

Этот скромный человек как раз собирался подобраться к Бэлл, когда Макс, изловчившись, перехватил его.

– Возможно, я смогу дать вам те сведения, которые вас интересуют, мистер Клитхорп.

Елейное журчание слов Макса прикрывало его стальную решимость, порожденную отчаянием.

– Вы должны весьма и весьма тщательно взвесить все освещаемые вами факты, имейте это в виду!

Поскольку английский закон о диффамации был хорошо известен робкому мистеру Клитхорпу, это позволило Максу найти обходной маневр, и они оба вступили в весьма серьезное собеседование.

В конце узкого забетонированного коридора, стоя рядом с тем самым счетчиком, в который всего лишь за пятнадцать минут до этого он бросил шиллинг, мистер Кэмпион лихорадочно размышлял. Справа от него находился вход в комнату натурщиков, из которой он только что вышел. То, что он там увидел, еще отчетливо стоял перед его глазами. Там было очень захламлено и пыльно. Стол-раздевалка был разобран, а покрытая чем-то зеленым лежанка выглядела неопрятно, как старая мебель во второсортном магазине. На этой лежанке неподвижно вытянулось тело.

Мистер Кэмпион, несмотря на свой многолетний опыт в расследовании преступлений, все еще недостаточно очерствел, чтобы бесстрастно взирать на внезапно погибшего юношу. Он был достаточно гуманен и для того, чтобы оценить собственную позицию в этом деле.

Мистера Кэмпиона по-настоящему почти никто и не знал. Во-первых, он был известен Окружающим не под своим настоящим именем. Большинство его друзей и знакомых полагало, что он является младшим сыном некоей персоны, избравшим путь искателя приключений, который привел его к роли неофициального детектива и всеобщего «дядюшки-советчика». Вначале он увлекался этим в качестве хобби, затем уже как профессионал. Успехи, достигнутые им, были многочисленны, но из лучших в мире побуждений он предпочитал всегда оставаться в тени, избегая огласки, как напасти.

Некоторые утверждали, что на самом деле он состоит в обширном штате тайных агентов Скотланд-Ярда, чья работа всегда совершается за кулисами, но мистер Кэмпион эту версию категорически отвергал. И, тем не менее, налицо был тот факт, что в Скотланд-Ярде у него было немало друзей.

В настоящий момент он находился в затруднительном положении. Он был в доме своих друзей. Очевидно, что его долгом являлось оказать следствию посильную помощь. К тому же, хорошо зная английские законы и английское судопроизводство, он понимал, что в деле с убийством следствие будет неумолимым и наказание – неизбежным.

У него не было особых сомнений в определении личности убийцы. Он мысленно вновь видел Линду, поворачивающуюся и идущую к нему от окна мансарды. Она была в легком помрачении рассудка, это несомненно.

Он быстро взвесил мысленно все шансы на оправдание, показавшиеся ему весьма малонадежными. Рукоятки длинных ножниц с узкими лезвиями все еще торчали из серого пуловера. Сэр Гордон Вудторп был достаточно умен, чтобы не попытаться извлечь орудие убийства до появления официального медицинского эксперта.

Не рассчитанные на практическое применение рукоятки имели негладкую поверхность, и на них вряд ли остались отпечатки пальцев. И все же ситуация была весьма сложной.

Его всего передергивало, когда он думал о Линде. Она являла собой личность с диким темпераментом, способную поддаться любому внезапному порыву. И было удивительным то, что она могла спокойно дождаться полумрака.

Но если это так, то в наиболее благоприятном случае и при отсутствии достаточных улик, она, пожалуй, сможет проявить самообладание.

Он провел рукой по лбу. Было сыро, и он почувствовал озноб. Господи, как ужасно то, что случилось! Бедная Бэлл. Бедная Линда. Бедный трагически нетерпимый молодой отщепенец, лежащий бездыханно в соседней комнатке!

Там была еще и натурщица, которая, возможно, его любила. Ее теперь успокаивала Лайза, что-то резко говорящая ей на ее родном языке и выглядевшая совсем необычно с блестящими от слез впалыми щеками.

Мистер Кэмпион взял себя в руки. Что-то необходимо предпринять немедленно, пока какой-нибудь недотепа-бобби [3]3
  прозвище английских полицейских


[Закрыть]не наломает дров, еще больше затруднив его задачу. Он вспомнил, что на лестничной площадке установлен телефон и что дверь, находящаяся влево от него, выводит в сад. Инспектор Станислас Оутс был тем человеком, который подходил больше всего, – наиболее проницательный и вместе с тем наиболее доброжелательный сотрудник Ярда.

Сейчас воскресный вечер, следовательно, он может оказаться дома. Кэмпион вспомнил его номер, как если бы он сейчас пробежал перед его глазами: Норвуд, 4380.

Внутри мастерской атмосфера постепенно накалялась. То наступала внезапная тишина, тяжело нависшая над огромным помещением, то кто-то начинал истерически тараторить. Ни один из присутствующих не высказывал открытого недовольства, в основном из уважения к Бэлл, которая с замечательной твердостью и достоинством оставалась на своем месте, понимая, что лишь ее присутствие может предотвратить открытую демонстрацию протеста.

Маленькие комедии продолжали разыгрываться, но некоторые из них становились трагикомедиями.

Герберт Вольфганг, розовощекий хвастун-коротышка, всегда первым упоминавший сам себя в своих репортажах-сплетнях и сделавший сомнительную карьеру на перемывании косточек своих бывших друзей, расчетливо оценил ситуацию. Казалось, само небо посылает ему удачу. Все, все здесь налицо!

Он оглядывал побелевшие озабоченные лица и тайно торжествовал, потирая руки. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой! Одной из наиболее доходных статей его промысла было упоминание в рекламных целях имен светских женщин или общественных деятельниц. В мастерской находились, по меньшей мере, четыре его клиентки. И теперь, возможно, впервые за все время знакомства с ним, все они вместе будут упомянуты в новостях! Это поистине дьявольская удача! Пальцы его ощущали зуд от желания поскорее коснуться клавиш пишущей машинки.

Он уже мысленно составлял заметки. Моулдский епископ Бернард конечно, тоже! А это не та ли дама, которая позировала Дали? Еще одной удачей было бы упоминание о сэре Джослине.

Мистер Вольфганг задумался. Сэр Джослин был почти что включен в свиту. И если мистер Вольфганг не ошибается, сэр Джослин положил несколько лет жизни на то, чтобы добиться этой чести. Его приближение ко двору было делом весьма хитроумным. Сэр Джослин был, конечно же, весьма заинтересован в том, чтобы избежать любой публикации, особенно такой, в которой его имя упоминалось бы даже в отдаленной связи с чем-нибудь неблаговидным. И не исключено, что гордый и богатый рыцарь приложит «некоторые усилия», чтобы исключить свое имя из «маленьких заметок» мистера Вольфганга. И маленький ангелоподобный подонок направился тихой сапой к своей жертве…

Поодаль от других, с руками, заложенными за спину, расставив ноги, чтобы придать больше устойчивости своему огромному животу, стоял человек, купивший картину. Он хмуро разглядывал свою покупку, уныло прикидывая, стоит ли она той чудовищной цены, которую он заплатил? И почему же, в конце концов, еще не прибыла полиция? Это же омерзительно: держать такого состоятельного, такого важного человека вместе со всеми остальными, подозреваемыми в чудовищном преступлении, к которому он, разумеется, не может иметь никакого касательства?!

Мистер Кэмпион вновь появился в мастерской настолько незаметно, что этого никто не зафиксировал. Он сумел украдкой сказать несколько слов Бэлл.

– Я связался с инспектором Оутсом из Скотланд-Ярда, – шепнул он. – Это вполне достойный человек. Он сказал, что выезжает сюда немедленно, но что нет никакого смысла держать здесь до его приезда всю эту толпу. Кроме того, ведь каждый из них прибыл сюда по специальному приглашению, и даже те, что улизнули после того, как свет снова включился, также вполне могут быть при надобности установлены. Я сам видел двадцать или тридцать человек, ушедших после этого.

Он не глядел на нее, говоря это. Он просто не мог посмотреть в ее теплые карие глаза, полные слез. Она встала, опершись на его руку.

– Я объявлю им это.

И направилась в сторону входной двери одинокая фигура, так храбро и отрешенно державшаяся под портретом своего улыбающегося супруга.

Все полушепоты постепенно затихли, и все глаза повернулись к ней вопросительно. Она попыталась заговорить, но не смогла и лишь прошла к двери, открыла ее и, держась за ручку, жестом пригласила гостей к выходу.

И снова начался непрерывный поток, теперь заметно более быстрый, чем раньше.

Старая дама стояла вытянувшись, механически пожимая протягиваемые ей руки, слабо улыбаясь в ответ на произносимые шепотом слова соболезнования и сожаления и выглядя именно так, как подобает выглядеть пожилой любезной леди.

Мистер Кэмпион подавил в себе желание остаться рядом с ней. У него были еще дела в этом доме. Он скрылся через дверь под балконом, выскользнул в сад через задний выход и через дверь кухни вошел в основное здание, избежав встречи с уходящими гостями.

Он предполагал, что там должна быть еще одна лестница, ведущая на верхние этажи, отыскал ее и поднялся на площадку позади мастерской Линды, не встретив ни души. Он постоял около двери, прислушиваясь. Из комнаты не доносилось ни звука.

Кэмпион не был глупцом. Этим вечером Линда была в состоянии крайнего нервного возбуждения, и он не питал никаких иллюзий относительно ее рассудка в настоящий момент. Он был готов найти здесь сомнамбулу.

Он постучал, не дождавшись ответа, тихонько открыл дверь и шагнул в темноту комнаты.

– Линда! – негромко позвал он.

Ответа не последовало, и он ощупал стену около двери в поисках выключателя. Когда комната осветилась, он увидел, что в ней никого нет.

Кэмпион уже хотел уйти, но вдруг не замеченная им дверь в противоположной стене открылась и девушка шагнула внутрь. Она была все еще очень бледна, но выглядела на удивление собранной. Увидев Кэмпиона, она приложила палец к губам.

– Тише, – прошептала она, – там, в моей спальне, спит Роза-Роза. Я дала ей большую дозу бромида. Она будет спать еще долго.

Мистер Кэмпион был готов к худшему, но от ее слов холодок ужаса прокатился по его позвоночнику.

– Боже милостивый, Линда! Что вы еще натворили?

Слова сами собой слетели с его губ, и он рывком бросился мимо девушки к двери в небольшую спальню позади мастерской.

Роза-Роза с красным, распухшим от слез лицом лежала на постели. Она спала вполне натуральным сном. Кэмпион подошел к ней, тщательно вгляделся в ее лицо, пощупал запястье руки, лежащей поверх покрывала. Когда он наконец успокоился и повернулся к выходу, Линда, стоя у двери, смотрела на него с выражением крайнего удивления, переходящего в испуг.

Он вошел в мастерскую, она подошла и дотронулась до его руки.

– Вы что подумали? – спросила она прерывисто.

Кэмпион посмотрел на нее, и его светлые глаза за стеклами очков тревожно блеснули.

– О чем вы подумали? – настойчиво повторила свой вопрос девушка.

Он приложил руку к своему лбу.

– Я и сам не знаю, Линда! – ответил он.

Она ухватилась за дверцу шкафа, чтобы удержаться на ногах.

– Алберт, – произнесла она. – Ведь вы не думаете, что это я убила Томми, скажите мне! – И, когда он не ответил, дернула его за руку, впившись глазами, полными ужаса. – Алберт, вы же не думаете, что я сошла с ума?! Он по-прежнему молчал, и она закрыла рот рукой, словно сдерживая крик. – Что же мне делать? – сипло спросила она. – Что же мне теперь делать? – Она шагнула к нему и схватила его за плечи. – Я любила Томми, по крайней мере, думала, что люблю! И я была зла на него. Но не до такой степени, чтобы стать сумасшедшей! Я отошла от него к другому концу стола, когда погас свет. Я слышала, как кто-то подкрался к нему и как он упал, но я не поняла, конечно, что произошло. О Алберт, вы же верите мне? Ведь вы верите, верите мне?!

Кэмпион смотрел на нее. Его потрясли эти слова. Этого он ожидал меньше всего. И к такому повороту событий он был вовсе не готов. Он посмотрел сверху на ее поднятое к нему лицо, увидел отчаянный призыв в ее глазах и сказал от всей души:

– Верю, старушка, верю! – и добавил: – Да поможет мне Небо, я верю!