Текст книги "Профессор Криминале"

Автор книги: Малькольм Стэнли Брэдбери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

11. Лозанна оказалась совершенно другим миром...

Едва мы с Илдико сошли с миланского экспресса в славном сером городе Лозанне, расположенном на полдороге вдоль огромного банана, именующегося Женевским озером, нам стало ясно: мы попали в другой мир. И до чего же все казалось тут неброским, протестантским после Вены, прочным, долговечным после Будапешта, необычайно складным и каким-то честным после Северной Италии! Пускай соседушки по Альпам – австрияки с их пристрастием к барочной неумеренности отмечают двухсотлетие Амадея в своей стране чудес. Гельветы в этот год могли отметить семь столетий горной демократии, альпийского рожка, свободы, банков и часов, но обошлись, однако, без излишеств. Бросив Илдико с вещами, я заглянул в бюро туристской информации в вокзальном вестибюле, где меня встретила девица, сдержанная, суровая и серьезная, как все карты и путеводители, которые она мне протянула. «В жизни у нас ценят ее качество, – гласила первая брошюра. – Любой район, любая улица, парк, магазин стараются затмить другие – неизменно с безупречным вкусом, равно как и с должной скромностью». Сомнений не было: мы явно прибыли в Швейцарию.

Я отправился назад, в вокзальный вестибюль, с туристскими трофеями и не увидел Илдико. Наш багаж – сваленные в кучу мой рюкзак и масса западных ее покупок в полиэтиленовых мешках – был там же, пассажиры аккуратно его обходили. Илдико не наблюдалось и следа. Потом я наконец ее увидел: она шла ко мне сквозь тихую толпу. Меня и не было-то жалких десять минут, но Илдико их провела с немалой пользой, без труда приобретя несколько коробок шоколада, нож для сыра, парочку коровьих колокольцев, модные часы и свитер, сообщавший: «Я люблю Лозанну». «Просил же барахло покараулить», – сказал я. «Ничего, здесь можно, всем известно, что швейцарцы не воруют», – отвечала Илдико. «А я ищи тебя», – сказал я. «Ладно тебе, – отвечала Илдико, – я просто увидала там вон магазинчик. Вот купила тебе свитерок на память. Ну, ты выяснил насчет гостиницы, где поселился Криминале Басло?»

«В Уши, подальше, – сказал я. – Мне объяснили, что добраться туда можно прямо от вокзала на фуникулере». «Ну, пошли селиться? – предложила Илдико, подхватывая свой все разраставшийся багаж. – Пойдем!» «Мы можем просто посмотреть», – заметил я. «Наверно, это классная гостиница», – сказала Илдико. «Вошла в десятку лучших европейских, – отозвался я. – У них даже садовник обитает в пятизвездочной сторожке. А Криминале-то небось уже нанес визит в их банк». «Небось, – сказала Илдико, идя со мною вниз по лестнице к фуникулеру. – Затем в Швейцарию и ездят, чтобы прошвырнуться в банк». «И даже Басло Криминале?» – удивился я. «Я знаю, ты считаешь, будто крупные философы не опускаются до мыслей о деньгах, – сказала Илдико. – Но никакому мудрецу они не помешают, да-да-да, особенно когда у него новая бабенка». «Он бы мог их получить и не тащась в Лозанну», – бросил я. «Думаю, что у него имелись основания прибыть сюда, – парировала Илдико. – Гляди, идет! Отлично!»

Мы вошли в веселенький вагончик швейцарского фуникулера, сбегавшего вниз по крутому склону от центра серенького города к такой же масти озеру. «Он называется «канатка», – объяснила девушка из турбюро, и по дороге вниз подумалось мне, что не в первый раз на протяжении моей охоты за философом меня тащат по Европе на чудном крючке, привязанном к концу веревки. Мы спускались между дорогими аккуратными апартаментами с выхоленными цветами в ящиках, стоявших вдоль улиц, где располагались – до чего я был, увы, беспечен – весьма изысканные магазины. На конечной – «Порт Уши» – дверь с лязгом отворилась, мы сошли, и перед нами распростерлось озеро. У обыкновенного причала стоял на якоре обыкновенный швейцарский белый пароход под развевающимся красно-белым флагом. На дальнем берегу в холодных сумерках видны были огни французского курорта Эвиан, чье имя хорошо знакомо посетителям любой приличной забегаловки, а далее – горы Савойи, уже присыпанные преждевременным снежком и ожидавшие вот-вот прихода зимнего сезона.

Я остановился, сверился с путеводителем, и далее мы зашагали через площадь, над которой возвышался генерал Гисан, тот, что объединил швейцарцев для борьбы за их нейтралитет, когда Европу обожгла вторая мировая. Прошли мимо отеля «Англетер», где, доложила вывеска, лорд Байрон в 1816 году слагал, усевшись на террасе, длинную и грустную поэму об утраченной свободе под названием «Шильонский узник». Но наша цель была иной. Искомая гостиница, где поселился Басло Криминале – «Бо риваж палас», коль скоро Козима была права, – и в самом деле оказалась о-го-го. Какой-какой, а уж укромной, неприметной счесть ее никак было нельзя. Внушительный фасад с огромными балконами светился белизною даже в сумерках. На флагштоках в вышине реяли флаги крупных наций. Шоферы в форменных фуражках смахивали каждую пылинку со сверкающих «роллс-ройсов» и прочих «кадиллаков», расположившихся на подъездных аллеях. Вплывали в здание и выплывали из него арабы в белых балахонах. Костюмы западного образца, что следовали через галерею, были явно сшиты на заказ. Здесь проводились конференции в защиту мира, подписывались договоры. Я был под впечатлением, как, судя по всему, и Илдико.

«И впрямь недурно, – изрекла она. – Ну что, мы будем жить здесь?» «Нет, мы не будем, Илдико, – ответил я. – Живет здесь Басло Криминале. Чтобы жить здесь, нужно быть весьма богатым, очень старым и прибыть с дипломатической миссией. Возможно, надо быть к тому же королевской крови». «Криминале Басло-то не королевской крови», – возразила Илдико. «Возможно, – согласился я. – Но он король, хотя и не в буквальном смысле. Должно быть, его книжки в самом деле хорошо идут. Чтобы позволить себе номер в «Бо риваж паласе», надобно продать их тьму». «Но мне здесь нравится», – сказала Илдико. «Очень может быть, – ответил я. – Однако же мы тут затем, чтоб Криминале выследить, а вовсе не затем, чтобы участвовать с ним вместе в светской жизни. Так или иначе, вспомни про финансовую смету нашей передачи. К несчастью, я не автор мировых бестселлеров». «А если я достану деньги?» – вопросила Илдико. «Я сомневаюсь, что они вообще тут принимают форинты, – ответил я. – Табличку видела? Лорд Байрон не любил отказывать себе в удобствах, и, однако, даже он не мог себе позволить номер в «Бо риваж паласе». Поэтому давай поищем где-нибудь поблизости местечко подешевле». «Ненавижу тебя, – прошипела Илдико, подхватывая вещи. – Почему, ну почему же ты всегда такой сквалыга?»

Если уж совсем по-честному (а вы ведь знаете, что я могу, когда хочу), то далее я, что и говорить, сглупил. Но следует тогда признать, что я вообще наделал множество ошибок, занимаясь поисками Криминале, которые кого угодно сбили б с панталыку. Короче, я положил глаз на «Англетер». Эта гостиница была удобно расположена недалеко от места, где остановился Басло, – ежели, конечно, Козима располагала верной информацией, в чем я, признаюсь, начал сомневаться, – и к тому ж ее название потрафляло моему не бьющему ключом, однако не совсем иссякшему патриотическому чувству. К сожалению, узнали мы, в Лозанне проходила конференция, а то и две, ввиду чего все номера были уже забиты. Несолоно хлебавши двинулись мы далее и за углом, откуда почти видно было озеро – если сесть на тротуар, точней, на сточную канаву и нагнуться чуточку вперед, видать его вполне прилично, – обнаружили еще одну гостиницу, малютку «Цвингли». Что греха таить, не гранд-отель, но я все время чувствовал у своего плеча дыхание Лавинии и знал, что ничего пристойнее она бы не стерпела. И в самом деле, «Цвингли» не сподобился ни звездочки в путеводителе – как выяснилось, совершенно справедливо.

Но все равно хотелось верить, что это уютное местечко: аккуратность, чистота, порядок, как здесь водится. В конце концов, швейцарское традиционное гостеприимство вкупе с развитым гостиничным хозяйством покорило мир, и вряд ли нам грозило угодить в отпетую трущобу. Я подошел к суровой деве, восседавшей за конторкой; та признала, что у них имеются незанятые комнаты, и цену назвала вполне разумную. Стоя рядом с раздраженной Илдико, я сделал запись в книге (мистер и миссис Фрэнсис Джей), лиры поменял на франки, подал наши паспорта и попросил двухместный номер. Тут и обнаружилось, что заведению сему присущи пара-тройка недостатков, от которых гости более высокой категории там, за углом, в отеле «Бо риваж палас», наверное, избавлены. Девица протянула два ключа. «Нет-нет, двухместный», – попросил я. «И чтобы хорошая двуспальная кровать», – сказала Илдико. «Ах, нон, месье», – отрезала девица.

«Нет?» – переспросил я. Дева подняла два наших паспорта, британский и венгерский, с разными фамилиями, и обрушила их на конторку. «Вуаля, месье», – произнесла она ликующе. «Но мы же вместе», – протянул я. «Се не па посибль ан Сюис», – сказала девушка. Сейчас бы я, конечно, тотчас отступился и пошел искать на побережье что-нибудь другое или, может, просто попытался бы ее подмазать. Но тогда я был совсем зеленым, а гостиница – достаточно дешевой, даже с точки зрения Лавинии, к тому же Басло Криминале находился сразу за углом. «Ну хорошо, пусть будут два отдельных», – согласился я, беря ключи. «Се мьё, месье», – сказала девушка. «Два отдельных? Почему?» – спросила Илдико, взирая на меня с недоумением. «Швейцария ведь кальвинистская страна», – ответил я. «Так что, у них нет секса?» – вопросила Илдико. «Наверняка имеется, – ответил я. – Их, видишь, все-таки изрядное количество... Но, может, исключительно по протестантским праздникам». «Но ведь тебе это не нравится? – сказала Илдико. – Чего же ты не протестуешь? Может быть, ей надо дать на лапу?» «Бесполезно, – отвечал я. – Это очень строгая страна. Они хотят, чтоб мы вели себя как полагается. Тут даже не дозволено стирать по воскресеньям». «Я приехала на это озеро не для того, чтобы стирать, – парировала Илдико. – Как и не для того, чтоб спать одной на односпальной койке!»

Видя, что девица вылупилась с явным осуждением, я потащил Илдико прочь. «Нам дьявольски не повезло, – сказал я, – но спасибо хоть, у них для нас вообще нашелся номер». «Ты полагаешь, в «Бо риваж паласе» Басло Криминале и эту ошизительную мисс Белли поселили в одноместных номерах?» – спросила Илдико. «Мне «Бо риваж» не по карману, – сказал я. – К тому же это ведь всего на пару дней». «На пару дней? – спросила Илдико довольно громко. – Целую пару дней обходиться без меня в постели – это тебе ничего?» «Еще как чего», – ответил я. «Я что, тебя так утомила? Может, тебе мое тело опротивело?» «Я обожаю его, – поспешил заверить я, бросая взгляд на деву за конторкой, яростно постукивавшую карандашом, – у тебя просто умопомрачительное тело. Но ведь мы же можем иногда встречаться...» «В коридоре, что ли?    – возмутилась Илдико. – Вот цирк-то!» «Ну, пойдем разложим вещи, – предложил я ей и повернулся к строгой деве: – Где здесь лифт?» «Лифта нет, – ответствовала та. – По лестнице», «И лифта нет? – взъярилась Илдико. – Какая прелесть! До чего же повезло нам, что швейцарцы уже выдумали лестницы!»

Итак, наше пребывание в Лозанне началось не лучшим образом и некоторое время продолжалось в том же духе. Мы вскарабкались по лестнице, проследовали полутемным коридором из разряда тех, где свет вдруг гаснет именно тогда, когда он нужен позарез, и отыскали номер Илдико. «Нет, нет, ты глянь, – вскричала она в ярости, швыряя сумки на кровать. – И это называется «хороший номер»? Да в тюрьме куда приличнее! И тайная полиция со мной лучше обращалась!» В самом деле, совершенствовать там было что: всей обстановки – небольшая односпальная кровать, у изголовья коей примостился крошка столик, на стене – обширная подцвеченная литография Джона Нокса. В грязное окошко виден был зацементированный двор-коробка, украшенный торчавшим в середине баком для пустых бутылок. «Не блеск», – признал я. «Надо же, он согласился», – процедила Илдико. «Но ночку-то, другую можно потерпеть, – сказал я. – Пока не выполним свою задачу. Мне необходимо выяснить, что Басло Криминале делает в Лозанне».

«Что он делает в Лозанне, я тебе скажу, – пообещала Илдико. – Лежит в большой-большой кровати под прекрасным покрывалом со своей любовницей. Ласкает ее тело, пьет шампанское, подсчитывает свои гонорары, думает о своих банковских счетах и, уж поверь мне, ловит страшный кайф. В то время как я – там, куда выбрасывают грязные бутылки. Я здесь с тобой, а ты со мной не хочешь больше спать. Где твоя комната?» Я посмотрел на номер на ключе. «Похоже, парой этажей повыше». «Ну вот и мотай туда, – сказала Илдико, – а я пока хоть душ приму». «Пойду-ка звякну в «Бо риваж палас», – сказал я. «И мы перейдем туда?» – обрадовалась Илдико. «Да нет, – ответил я, – я просто выясню, права ли Брукнер, действительно ли он там». «Естественно, – сказала Илдико, – а где же? Криминале – денежная западная знаменитость, соответственно он и живет». «Прими пока что душ, а я проверю, – бросил я. – А после, может, сядем на веранде и промочим горло в ожидании обеда?» «Может быть, – сказала Илдико, – вопрос лишь, задержусь ли я здесь до обеда». «Слушай, Илдико, прости, но это только...» «Катись отсюда!» – крикнула она, выталкивая меня в коридор и с грохотом захлопывая дверь.

Когда я прошел один марш, дверь снова распахнулась. «Нету душа!» – крикнула мне Илдико. «Попробуй в коридоре», – предложил я. «Не же-ла-ю!» – прокричала она. Выглянула горничная. «Месье, мадам, потише!» Дойдя до следующей площадки, я опять услышал снизу голос «Фрэнсис! И уборной нет! Пописать негде! Ну и свинство!» Мой номер был не лучше и, конечно же, без телефона. Мне пришлось опять спуститься в вестибюль и обратиться к осуждающе глядевшей деве за конторкой; дева протянула мне жетоны, указав на будку в уголке. Под ее строгим взглядом я позвонил в «Бо риваж палас» и в результате непростой беседы выяснил, что Козима была права: профессор Басло Криминале там и в самом деле проживал, сняв на несколько дней роскошный номер.

Я опять поднялся, лег на комковатую кровать, задумался. Что честный, хоть и гибкий Басло Криминале мог здесь делать? С Бароло он сбежал в Лозанну. С ним, как я предполагал, была мисс Белли. И, судя по всему, на этот раз он вряд ли просто, по обыкновению своему, рассеянно блуждал по городам и странам. Должно быть, он порвал со своим прошлым, бросил благоверную и собирает западные гонорары, подготавливаясь к новой жизни. И тогда, наверное, он думает, будто никто не знает, где он, и желает сохранить свой сладкий эротический секрет. Следовало действовать с оглядкой. Но ведь я хотел узнать о нем побольше! У меня и так было немало, а теперь я получал, похоже, даже слишком много – не на одну передачу, а на целый телевизионный сериал. Отныне Криминале виделся мне мешаниной путаных историй, избытком знаков – и финансовых, и политических, и исторических, и сексуальных, клубком неясностей и тайн. Я вдруг увидел, что не только прошлое его было по-восточно-европейски странным и мудреным, но и нынешняя его жизнь не была ясней. Что привело его в Лозанну? Совсем не обязательно аферы: деньги и комфорт, мисс Белли и начало новой жизни – вроде бы достаточный ответ. И ежели Лавинии нужны жизнь и любовные истории, она их обязательно получит. Я сделал кое-какие записи в блокноте и пошел вниз к Илдико.

Она уже освоила пристроенную застекленную верандочку и в свитере, гласившем «Я люблю Лозанну», попивала кофе. Сев с ней рядом, я почувствовал, что ее замечательный венгерский темперамент явно не остыл. На озеро спускался ранний полумрак, и хотя воздух был прохладным, панорама открывалась славная. Вдоль аккуратной набережной загорались фонари, на дальнем берегу мерцали огоньки Эвиана, живописно отражаясь в озере; по парку, что раскинулся напротив пирса, шастали любители скейтборда; более крутая ночная жизнь только начиналась. Это был, конечно, фешенебельный район, где собиралась вечерами золотая молодежь Лозанны. Загорелые парниши и девицы как с картинки выходили на прогулку, и набережная становилась местным вариантом итальянских корсо. Гоняя на своих «ауди-куаттро», «порше», заказных «рейндж-роверах» и скоростных велосипедах «БМВ», они перекликались меж собой и с наиболее привлекательными экземплярами прохожих.

Пытаясь сделать Илдико приятное – хотя задачка это была явно еще та, – я, полистав путеводитель, зачитал отрывок, посвященный развлечениям, принятым в Уши. «Сидя на верандах, уважаемые люди смотрят на студентов и красивых девушек, которые проходят мимо, наблюдают за их встречами с другими жителями города и с теми, кто приехал к нам издалека, случается, с участниками международного конгресса, в свободные минуты наслаждающимися жизнью», – прочитал я. И взглянул на Илдико, которая уже следила, как какой-то гость издалека, может быть участник международного конгресса, снял девицу в юбочке в облипку, дал ей несколько купюр, и они двинулись вдвоем по улице. «Видишь! – закричала Илдико. – Есть секс в Швейцарии! У них тут как у всех!» «Конечно, – согласился я с ней, – просто они это делают иначе». «И только я должна жить в одноместном номере!» – воскликнула она. «Но это же на пару дней, – отметил я, – я Криминале уже выследил». «Так где ж он?» – встрепенулась Илдико. «Козима была права: он в «Бо риваж паласе». «Он там, а я вот нет, – сказала Илдико – А ты туда ходил? Ты видел его?»

«Нет, я просто позвонил». «Как? – повернулась ко мне Илдико. – А у меня нет телефона. Душа тоже нет, и туалета. Чтобы капельку пописать, я тащусь полкилометра». «Там внизу кабина, в вестибюле. Надо на конторке взять жетон». «Чтобы пописать?» «Чтобы позвонить». «Стало быть, ты с Басло говорил? – спросила Илдико. – Ну как он? Номер у него что надо? Есть клозет?» «Я на самом деле с ним не разговаривал, – признался я. – В «Бо риваже» постояльцев тщательно оберегают». «Молодцы!» – ответила она. «Похоже, там идут какие-то переговоры по Ближнему Востоку, – сообщил я. – Там полно арабских шейхов в окружении телохранителей. Приходится подробно объяснять, кто ты такой». «И ты сумел? – спросила Илдико. – Я что-то сомневаюсь». «Я сказал им, что я близкий друг его венгерского издателя», – ответил я. «Ты что? – вскипела Илдико. – Не смей! Пусть он не знает, что я здесь». «С чего бы это? – удивился я. – Ты час назад хотела жить в одном с ним коридоре». «Он ведь с Белли», – отвечала Илдико. Она, как я уже заметил, представляла из себя клубок венгерских противоречий.

«А Белли в самом деле с ним?» – она взглянула на меня. «Не знаю. Он просил его не беспокоить. Сказал, что у него какое-то необычайно важное мероприятие». «Конечно. Трахается с ней», – сказала Илдико. «Ну почему же, – возразил я. – Мне сказали, он приехал на какую-то большую конференцию. И знаешь что, чем дальше, тем больше мне все это кажется бессмысленным». «По-моему, ты ничего не понимаешь, – заявила Илдико. – Почему бессмысленным?» «Ну ты сама подумай, Криминале порывает с прежней жизнью, сбегает от супруги, приезжает сюда с чудненькой малышкой...» «Чудненькой? – переспросила Илдико. – Тебе такие нравятся?» «При чем же я тут? – удивился я. – Главное, она нравится ему. Из-за нее он изменил всю свою жизнь». «Ты так считаешь?» – процедила Илдико. «Ну а с чего бы он иначе смылся с Бароло? – сказал я. – Он приезжает сюда, в город, где найти его никто не может. Ну и что он дальше делает? Он собирает свои гонорары, поселяется в одной из лучших мировых гостиниц, вешает значок на лацкан – и тотчас же на другой конгресс».

«Знаешь что? – сказала Илдико. – Пожалуй, я не отказалась бы от здоровенного мороженого». «Не холодновато?» – спросил я. «Не беспокойся, выживу, – пообещала она, помахав несчастному гарсону, нерешительно стоявшему в дверях. – Ты в самом деле кое-чего про Басло Криминале так и не просек». «Вполне возможно, – согласился я. – Он, что и говорить, сбивает с толку. То он знаменитейший философ в мире, то через минуту трахается с кем попало». «Философ-то философ, но ему ведь надо чем-то заниматься, когда он не думает, – сказала Илдико. – И он ведь должен чем-то занимать свои мозги, когда не трахается. Вот из этого и состоит сегодня его жизнь – сплошная вереница съездов и соитий. И жертвовать одним ради другого нет необходимости. То есть тебе, быть может, и пришлось бы, а вот Криминале Басло – нет». «Но кто же, будучи в бегах, выходит на трибуну?» – удивился я. «А почему ты говоришь, что он в бегах? – спросила Илдико. – Лишь потому, что слишком слушаешь свою любимую мисс Черные Штанишки?» «Да нет», – сказал я. «У нее же крыша не на месте, – закричала Илдико. – Ну что такого сделал Криминале? Почему ему все время шьют аферы? Что вам так охота на него повесить всех собак?»

«Я вовсе не хотел его в чем-либо обвинять, – сказал я. – Думаю, насчет афер все это бред». «Ну хорошо», – сказала Илдико, беря мороженое у гарсона. «Я имел в виду, хотя бы в выходные... Что бедная мисс Белли делает, когда он на своем конгрессе?» «Нет, вы послушайте, – сказала Илдико, – как он печется о чужих бабенках! Криминале хоть живет с ней в одном номере. А ты со мной как проводишь выходные?» «Мы будем наслаждаться жизнью, когда доберемся до него, – сказал я. – Так или иначе, может, мы после обеда сходим в «Бо риваж палас», пропустим там по рюмочке». Илдико взглянула на меня. «Зачем?» «Я думал, ты не прочь. А заодно и поглядим на Криминале с Белли». «Да ну, – сказала Илдико, противореча себе, как всегда. – Мне эта мысль не слишком нравится. Он вряд ли ожидает нас увидеть». «Но ведь нам же нужно подобраться к нему ближе», – напомнил я. «Зачем?» – спросила Илдико. «Ведь я готовлю передачу про него, – сказал я. – Или так, или ходить по банкам и расспрашивать служащих». «Ну, это ни к чему, – отозвалась она. – В швейцарских банках не выносят этого. Могут выслать тебя из страны».

«Так что ты предлагаешь?» – спросил я. «Я знаю, завтра ты попрешься на его конгресс, – сказала Илдико, – как он там называется?» «То-то и оно, – ответил я. – Привратник в «Бо риваже» мне не смог сказать или не захотел». «Ну, это не проблема, – заявила Илдико, – не думаю, что здесь проходит сразу множество конгрессов». «Вот и ошибаешься, – ответил я. – Именно в Лозанне проходит их невероятное количество. Это явно мировой центр конференций. Тут небось у каждого второго – на лацкане карточка». «Может, это им и заменяет секс?» – предположила Илдико. «Если ты считаешь, что участники конгрессов отказываются от секса, значит, не на многих ты бывала», – сказал я. «О-о, да он у нас специалист по сексу, – проронила Илдико. – Достал бы лучше список нынешних конгрессов». «Он есть в еженедельном гиде, – показал я ей, – гляди, не перечесть. И детективщиков, и виноделов, и гастрономический, и гастроэнтерологов, волейбольный, инвестиционных банкиров – этот разыскать наверняка не просто, – любителей курения трубок, и балетный, и часовщиков, и олимпийский, и по эсперанто. Идеальное, на мой взгляд, место для того, чтоб человек, подобный Криминале, мог исчезнуть. Мы его ни в жизнь здесь не найдем».

Илдико облизала пальцы и взяла путеводитель. «Нет, ты все-таки неисправим. А ну-ка дай сюда. Эх, был бы ты чуть-чуть умнее, сразу же уразумел бы, на каком он». «Ну и на каком?» – поинтересовался я. «Да вот же», – отвечала Илдико, указывая пальцем на один из пунктов. Я взглянул и сразу понял, что, как говорят французы, Илдико имела резон. Она остановилась на международном конгрессе по эротической постмодернистской фотографии, который проводился под эгидой кантонального музея «Элизе»; он начался за день до нашего приезда и обещал продлиться еще пару дней. «Ты просто блеск!» – воскликнул я. «А ты не блещешь, – отрубила Илдико и, сложив трубочкой губы, яростно всосала мороженое. – Стало быть, единственное, что тебе осталось, – завтра сделаться участииком конгресса по эротической фотографии». «А ты?» – спросил я. «Завтра я хочу заняться кое-чем другим». «Ну нет, – сказал я. – Только не шоппингом». «Нет, мне надо позвонить в свою контору и сказать им, что меня там нет». «Они, наверное, уже заметили», – ответил я. «Ну, ты-то ведь не замечаешь, есть я рядом или нет», – парировала Илдико.

Нет, она явно мне еще не отплатила! «Ну хорошо, – сказал я, – как же мне попасть в число участников?» «Да, на спеца по эротике ты явно не потянешь, – изрекла она. – Может, купишь камеру? В таком футляре, знаешь?» «Участники международного фотографического форума навряд ли репортеры, – отозвался я. – Кое-кто из них и вовсе к камере не прикасается. Они заняты хаосом знака, произвольностью значения. Пародийной интертекстуальностыо, мнимой бездонностью, фотографированием собственной мочи». «Ну, ежели тебе охота говорить этим дерьмовым языком, то говори, пожалуйста», – сказала Илдико. «А когда я встречу Криминале, что ему сказать?» – спросил я. «Ну, скажи: о, дорогой профессор Криминале, как я рад вас встретить снова! Я тут проходил случайно мимо и увидел вас, ну надо ж, вот вы где, оказывается, с вашей чудной новой хахальницей мисс Белли! Ах, какое совпадение! Кстати, вы по-прежнему протаскиваете всех этих телок контрабандой?»

И тут случилось нечто странное. «Уж если говорить о совпадениях, взгляни туда», – сказал я Илдико, указывая через площадь Генерала Гисана. Она оторвалась от своего мороженого и лениво огляделась. «Девка в «порше»? Нет, я думаю, она не для тебя, с таким-то выменем». «При чем тут девка, – закричал я, – глянь на набережную! Видишь это стадо, вон, бредет к причалу? Вырядились и куда-то топают». Илдико взглянула и увидела: достаточно большая группа расфуфыренных особ с делегатскими папчонками под мышкой направлялась к парку перед пирсом. «Ну и что?» – спросила Илдико. «Ты видишь в середине мужика с девицей в оранжевой хламиде? Не кажется тебе, что это Басло Криминале?»

«Я не надела линзы», – сказала она почему-то без особого энтузиазма. «Я не знал, что ты их носишь, – удивился я. – Да точно он!» «И что?» – спросила Илдико. «Ну так пошли!» – сказал я. «А зачем?» – спросила Илдико, зачерпывая ложечкой мороженое. «Догоним их». «Ну а потом?» «Решим по ходу дела, – потянул я ее за руку, – скорей, а то упустим!» Я уронил на столик несколько швейцарских франков. «Надо же, сам платит!» – изумилась Илдико, идя за мной по площади меж «порше» и «ауди». Мы прошли мимо другой большой гостиницы, «Шато д'Уши», где также собирались дипломаты и подписывались договоры. «Тоже славненько», – сказала Илдико, заглядывая внутрь. «Быстрей, пока они не смылись!» «По-моему, это не слишком умная затея, – заявила она. – Что ты ему скажешь, когда встретимся?» «Не знаю, но давай сначала их догоним».

Группа брела впереди нас через парк. То были явно делегаты, собиравшиеся где-то провести вечерние часы. «Куда, по-твоему, они идут?» – спросила Илдико. Я указал вперед: белый озерный пароходик, прежде нами виденный у пирса, был готов отчалить, из трубы шел черный дым. «Как здорово, прокатятся по озеру, – сказала Илдико. – А нас, конечно, не возьмут». Авангард участников конгресса проходил уже на пирс, минуя турникеты, и поднимался на борт. Среди них я ясно видел выразительную плотную седоголовую фигуру Басло Криминале, одетого в очередной костюм с отливом и, конечно же, увенчанного яхтенной фуражкой. Я разглядел ясней и его спутницу в оранжевом, которая вела его по сходням вверх, поддерживая под руку. «Я был прав, – сообщил я, – он с мисс Белли». «Вот и чудно», – процедила Илдико.

Но не ошиблась и она. Табличка у входа на причал гласила: «Privé»[1]1
   Здесь: заказной рейс (франц.) (Здесь и далее – прим. перев.)


[Закрыть], матрос пускал на пароход лишь по билетам. «Чартер, – сказал я. – Видно, для участников конгресса. Придется ждать до завтра». Но, похоже, настроение Илдико менялось, ее явно охватил охотничий азарт. «Нет, ты безнадежен! – воскликнула она. – Если ты хочешь все-таки туда попасть, старайся мыслить хоть немного по-венгерски. Ладно, жди здесь, только дай мне твой бумажник». «Бумажник?» – удивился я. «Если ты действительно желаешь изловить его, тебе это чего-то будет стоить, – объяснила Илдико. – Так хочешь или нет?» Я протянул бумажник, и она умчалась и исчезла в свалке у входа на причал. Несколько секунд меня терзала мысль о том, какой я остолоп: небось я видел их с бумажником в последний раз, и присланные мне Лавинией гроши в ближайшем будущем отправятся в веселый путь по здешним магазинам! Но я зря грешил на Илдико. Немного погодя она уже неслась ко мне, держа большую папку.

«Ты где ее взяла?» – спросил я. «Все элементарно, – ответила она. – У одного участника за сто швейцарских франков. Я надеюсь, ты не против того, что пришлось потратить часть твоих бесценных денег?» «Нет, – ответил я, – но что ты сделала?» «Естественно, спросила, нет ли русских, – отвечала Илдико. – Ну, таковой нашелся, он-то мне и продал свою папку. Эти люди продадут все, что тебе угодно». «Илдико, ты временами просто чудо», – восхитился я. Открыв бумажник, она что-то там искала. «А ты иной раз настоящая свинья, – вынув наконец нагрудную карточку участника, она приколола ее мне. – Но теперь эту свинью зовут профессор Петр Игнатьев. Держи скорей, пока они там не убрали сходни. Давай возьму тебя под ручку, и пошли, как будто бы ты настоящий делегат конгресса». Мы миновали турникет и поднялись на пароход.

Через несколько мгновений он издал пронзительный гудок, чайки замахали крыльями и полетели прочь. Обильно смазанные пароходные двигатели заворочались, колеса принялись взбивать серую воду в белую густую пену. Вскоре пароход наш пятясь выходил уже в туманные просторы, а мы с палубы смотрели, как отдаляются Лозанна, порт Уши. В середине возвышался освещенный «Бо риваж палас», а где-то за углом его скрывалась низенькая «Цвингли», которая – путеводитель совершенно прав – не заслужила ни одной звезды. Били склянки; пестрая веселая толпа заполнила салоны. Стараниями Илдико мы стали участниками проходившего в Лозанне международного конгресса по эротической постмодернистской фотографии, и я – превратности судьбы! – заделался профессором Петром Игнатьевым из Ленинграда.

В это время мне было уже достаточно известно о конгрессах и о конференциях, как было бы известно каждому охотнику за Басло Криминале. У меня на этот счет имелись кое-какие не совсем оформленные мысли, коих бы хватило для вполне приличного доклада, если б, паче чаяния, проводилась конференция о конференциях (а что когда-нибудь такая состоится, я не сомневаюсь). С одной-то стороны, конгрессы все похожи: папки и значки, банкеты и поездки, объявления, выступления в конференц-зале, шуры-муры в баре. В то же время каждый, как и каждая любовная история (а часто они тесно связаны), отличен от других. Всегда новые люди, новый всплеск эмоций, новый взгляд на положение дел в искусстве, новый набор эффектных философий и идей, новый порядок вещей. Есть конгрессы от политики и от искусства, интеллектуальные и ради удовольствия, конгрессы – пиршества ума и пиршества эмоций.