Текст книги "Остров Сердце"

Автор книги: Максим Теплый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Смирно!!! – свирепо гаркнул министр. – Тебе, полковник, молодая российская демократия доверие оказывает! Ты что, умнее всех?!

– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант! Прошу вашего письменного предписания на убытие в Чечено-Ингушскую Советскую социалистическую республику.

– Надо предписание, – нехотя признал министр. – Ваших слов мало…

– Развели бюрократию! – беззлобно отозвался вице-премьер. – Мы ее скоро под корень изничтожим! Дай ему бумажку, время не ждет!

Оказавшись в ближайшем окружении Дудаева, Глухов скоро перестал понимать, что происходит. В России о нем попросту забыли. Но он продолжал выполнять приказ и оставался военным советником мятежного Джохара. В частности, был одним из разработчиков плана обороны Грозного от российских войск в новогодние дни 1995 года.

Накануне той первой войны он пытался связаться с Москвой и понять, как себя вести. В министерстве обороны помощник министра сначала послал его на три буквы, потом обозвал пособником бандитов и потребовал прибыть в Москву, чтобы пойти под трибунал, а лучше застрелиться по дороге.

Дудаев эту ситуацию разъяснял Глухову со ссылкой на людей, близких к Ельцину.

– У них в Москве правая рука не знает, что делает левая. Одни – за войну с нами, другие против. Березовский мне прямо говорил: "Дайте им по мозгам, чтобы пропала охота воевать!". А он ведь имеет прямое поручение Ельцина заниматься Чечней! И еще, в Грозном сейчас известный правозащитник – человек, очень близкий к российскому президенту. Он тоже мне советует стоять на своем… Так что войну против нас затеяли враги Ельцина… А тот хочет, чтобы Чечня была свободной!

… Глухов лично поджег из гранатомета один танк, в ураганной перестрелке положил немало русских бойцов, а потом и сам получил тяжелое проникающее ранение живота. Бойцы Шамиля Басаева увезли его в госпиталь, в Гудермес, где главврач местной больницы, высокий седой мужик, который за годы чеченской войны стал чуть ли не лучшим в России специалистом по огнестрельным ранениям, Глухова успешно прооперировал.

Дальше было долгое лечение в Турции, а когда начались переговоры о заключении Хасавюртовского мира, о Глухове неожиданно вспомнил вездесущий Борис Рувимович. Березовский попросил Глухова быть военным экспертом на переговорах, шепнув в кулуарах:

– Вы делаете важную для новой России работу. Нам нужен мир с Чечней любой ценой! Помогайте им и считайте, что это поручение российского руководства…

Когда началась вторая чеченская, Глухов уже находился в розыске как государственный преступник, изменивший присяге и перешедший на сторону террористов. Никого из тех, кто отдавал ему приказы помогать чеченским властям, в большой политике не осталось.

Бывший всемогущий вице-премьер тихо спился и служил клерком в Центральной избирательной комиссии.

Бравый министр обороны скрылся где-то в Подмосковье на даче и в публичную политику нос не казал: знал, что оторвут вместе с головой.

А Борис Рувимович и вовсе дернул в Лондон, поскольку российские власти требовали его выдачи за экономические и иные преступления… О нем вспоминали в основном журналисты, чтобы порассуждать об удивительных выкрутасах людей, некогда попавших в большую политику.

…Три месяца назад люди Березовского отыскали Глухова недалеко от Назрани, где он зализывал рану, не помня, которую по счету. К этому времени он превратился в боевую машину: не спать мог сутками, а воевать был готов в любую секунду, не очень задумываясь – с кем и зачем. Удивлялся только, что смерть до сих пор не достала его, хотя он особо и не прятался.

Бывший советский офицер Максим Глухов давно перешел грань, разделяющую добро и зло. После танка, сожженного в январе 1995-го, Глухов все время сходился в бою с российскими солдатами и офицерами, размышляя про себя, чья возьмет на этот раз. Ему везло, но с каждым удачным выстрелом душа вымерзала все глубже. Почти до дна.

Эмиссар передал ему пламенные слова Березовского: давай попробуем последний раз, Максим! Не щипком, не укусом за щиколотку, а по-настоящему – по всем фронтам! Будут скоординированные спецоперации. Будет настоящая война и много крови! Но другого выхода нет: либо мы их, либо они нас! Шарахнем по этой власти из всех стволов, и самая яркая роль – твоя, полковник Глухов.

Если победим, разнесем эту ненавистную страну в клочья, значит, пробьет наш час – за все отыграемся! И место тебе, Максим, в новой жизни найдется достойное! И всем твоим страданиям наступит конец! Ты ранами своими заслужил счастливую жизнь!… А проиграем, деньги для тебя в Лондоне уже лежат. И документы на другое имя. Выживешь – забирай полмиллиона и устраивай жизнь, как знаешь. Ну, а погибнешь – все лучше, чем по лесам да пещерам скитаться и пулю выискивать!

– …Так-то вот, – Глухов закончил повествование и ждал реакции собеседника, но Беркас молчал. – Ну ладно, до меня тебе дела нету. Жаль, конечно. Но понятно. А твоя жизнь тебе тоже без разницы? Как ты в этот расклад попал – догадываешься?

Каленин нескладно двинул плечами, давая понять, что ответа не знает.

– Что ж не спросишь? А?!

Каленин снова пожал плечами, чем, видать, еще больше разозлил бывшего полковника. Тот рявкнул:

– Да хоть бы и спросил!! Никто мне не сказал, чем ты такую геройскую и почетную смерть заслужил! Не сочли необходимым разъяснить!!! Убей, мол, и все, тебе-то что – одним больше, одним меньше!

Глухов жахнул кулаком по столу, отчего Беркас Сергеевич непроизвольно дернулся всем телом.

– Нет, Каленин!!! Я еще до высадки решил, что не стану тебя казнить. Сначала объясни мне, да внятно, за что такая честь! Так бы помер в постели лет так через тридцать от какой-нибудь кисты в пищеводе… А тут гляди-ка – от рук террористов, защищая людей… В жертву себя принес! О такой смерти только мечтать можно! Не каждому дается!

Глухов неожиданно налился злобой и краснотой.

– Молчишь? Знаешь, в чем твоя проблема? У тебя жизненное благополучие на лбу написано. И весь ты такой правильный, аккуратный… Помирать приехал, а стрелки на брюках – хоть пальцы режь! Очень благородный, да? Не побоялся за людей вступиться, детишек вывезти хочешь… Героя из себя гнешь от сытости?

– Мне, ей-Богу, не до геройства, – тихо ответил Каленин и подумал, что точно так же ненавидит его тот грамотей-участковый. "Почему? – думал Беркас. – Разве справедливо убивать за то, что у человека в жизни все нормально складывается?! Да и что значит нормально? Сына два года не видел, бывшая жена его в Чехию увезла…Ася там в Москве, наверное, с ума сходит от неизвестности. Не предупредил… Зачем я сюда поехал?!…Это же псих! Ему на курок нажать, что высморкаться…".

Тут Каленин обнаружил, что Глухов умолк и рассматривает что-то через окно в бинокль. Полковник оглянулся и объявил уже спокойным, будничным тоном:

– Вон, выловили из воды твою милицию. Похоже, один живой.

Он осторожно потер ладонью лоб, бордовую шею и поморщился:

– Обещали сметаны принести, говорят, помогает от ожога… Где эта чертова сметана, я спрашиваю?!

Глухов недовольно огляделся вокруг, сметаны не увидел и продолжил:

– Я думаю, так: ты, Каленин, где-то свое высокомерие проявил! Полез не в свое дело, в правдолюбца заигрался! Или, сам того не зная, свой любопытный нос так глубоко сунул, что серьезные люди на тебя рассердились и выписали билет в одну сторону! А еще ты, наверное, часто умничаешь, а это мало кому нравится. Так?

– Я не знаю… Я с вами не умничал, – тихо отозвался Беркас. – И не лезу никуда… Вот разговариваю, а у самого руки от страха трясутся… Вам Дибаев меня… заказал?

– Дибаев? – переспросил Глухов. – Не знаю такого… Да черт с ними! Вот ты смотришь на меня и думаешь: ну и тварь этот Глухов! Людей убивает, женщин и детей заложниками сделал…Что молчишь? Знаю же, что так и думаешь! Ты же не просто так приехал! Если бы ты умирать явился, я бы понял и простил тебе твое высокомерие! Но ты еще и судить меня хочешь!!! – Глухов распалялся и, казалось, терял контроль над собой. – А кто ты такой, чтобы меня судить?! Что ты знаешь про меня, про них вот, – Глухов кивнул в сторону окна, в которое были видны его бойцы, – чтобы судью из себя корчить?! С чего ты взял, что все в этой жизни понял? А?

Каленин старался не смотреть в глаза бешеному полковнику. Он вдруг вспомнил, что в детстве мама учила его никогда не смотреть в глаза собаке, если она демонстрирует готовность напасть. А Глухов искал его взгляда, он явно хотел сказать что-то для себя важное, и чтобы Каленин обязательно почувствовал значимость его слов и мыслей.

– Хочешь, докажу, что нет у тебя никаких причин для высокомерия? – заводился Глухов. – И что судья из тебя никудышный? Хочешь?!

– Хочу! – торопливо согласился Каленин, боясь вызвать новый прилив гнева у собеседника.

– Вот смотри, сейчас тебя отведут на берег и расстреляют…

Каленин испуганно вскинул глаза. Глухов криво улыбался.

– Это я для примера! – пояснил он. -…Поставят тебя во-о-он там, где крутой берег, да и шарахнут пару раз в упор из "Макарова". А больше и не надо! И ты, как полагается, почти сразу отдашь Богу душу! Причем агонию ты уже не почувствуешь! Это просто сокращение мышц, бешенство сердца, которое пытается кровь по жилам протолкнуть, а мозг уже отключился и организмом больше не командует. Вот тело и дрыгается само по себе…

Картина, нарисованная Глуховым, была настолько натуралистична и кошмарна, что Каленин почувствовал тошноту.

– А теперь вопрос: скажи, отчего ты умер?

Каленин неимоверным усилием воли сумел выдавить из себя:

– Я не очень понял… Я не знаю… От пули… Вы же сами сказали…

– Понятно, – согласился полковник, с удовлетворением наблюдая за его мучениями. – Но ведь всего-то пулька в тебя попала! Ну, допустим, пробила печень или там легкое! И что? Почему сразу смерть? Здоровый мужик, килограмм восемьдесят весу, а тут какие-то девять граммов в печень, и тебя нет… Не странно? У меня вот есть ранение в печень, но я-то жив!…

Каленин не мог понять, чего хочет этот явно больной человек и как не вызвать очередную волну гнева. Тут в контору вошел давешний переводчик:

– Их четверо было. Двое наповал. Один ранен…

– А четвертый что?

– Цел и невредим! Он к реке не пошел, спрятался. Говорит, участковый местный.

– Давай сюда обоих… Поглядим, что за бойцы!

Через минуту втащили окровавленного Евграфова, за ним втолкнули Коровина. Следом вошли четыре бородача и молча встали так, чтобы перекрыть все пути для побега и активного сопротивления.

– Олег Сергеевич! – не удержался Каленин и бросился к Евграфову. У того была разбита голова, кровь залила лицо. Милицейская рубашка от воды, смешанной с кровью, стала почти бордовой. – Перевязать надо, он кровью изойдет…

Евграфов изумленно смотрел на Каленина, которого вчера лично посадил в самолет и отправил в Москву. Каленин шепнул:

– Потом…

– Что там у него с головой? – обратился Глухов к одному из молчаливых бойцов. – Пулей?

– Осколок… Поверхностное…

– Хреново стреляете! – вдруг разозлился Глухов. – В четыре ствола палили, а ранение от взрыва… Знакомы? – обратился он к Каленину.

– Встречались… Перевязать бы…

– А зачем? – удивился Глухов. – Мертвых не перевязывают…

– Не траться попусту, Беркас Сергеевич! – неожиданно твердо сказал полковник. – Что мог, сделал. Двоих самолично на тот свет спровадил. Да еще одного с собой Буратаев прихватил… Хороший результат.

– Разве? – зло усмехнулся Глухов. – Вас же четверо было? Если бы каждый по цели поразил, было бы четыре, а так только три. Эй, участковый! А ты что же в ботву зарылся?

– Я? – тихо переспросил Коровин. – Я с самого начала предлагал в заложники пойти… Ясно же, что воевать бессмысленно, когда вас столько…

– Да что ты говоришь? – вкрадчиво спросил Глухов, и стало ясно, что слова Коровина задели его. – Если воевать только тогда, когда ты сильнее, то победы не жди! Я второй десяток лет только и делаю, что воюю. С превосходящими силами противника… Запомни!!! – зло рыкнул он. – Есть два повода воевать до последнего патрона, пусть хоть целая армия против тебя – когда родина приказала и когда честь твоя мужская задета…

– А у тебя сегодня как – честь задета или родина приказала? – ехидно уточнил Евграфов, утирая рубашкой кровь с лица.

– Смелый?… Ну-ну… – Глухов задумался и вдруг приказал: – Этого перевяжите – и к тем, что в маяке… Вдруг пригодится… Да и дрался лихо! Мужик! А этого, – он кивнул на Коровина, – расстрелять! Не люблю трусов!

Каленин выкрикнул:

– Вы же сказали! До вечера расстрелы отменяются!!!

Он схватил Глухова за руку и не отпускал, хотя тот пару раз повел плечом, демонстрируя желание высвободиться, а потом буркнул:

– Слушай, что ты меня на слове ловишь? А? Он тоже твой родственник?

Каленин старательно кивнул.

– Врешь! Вижу, что врешь! Ладно, – он вдруг оживился, – пусть сам свою судьбу выберет…Хасан! Давай, организуй нам "чеченскую рулетку".

Один из бородачей охотно вытащил из-за пояса два одинаковых пистолета, повернулся спиной, пощелкал затворами и сказал:

– Готово!

– Объясняю правила, – хищно улыбнулся Глухов. – Имеются два "Макарова". В один вставлена пустая обойма. В другом – тоже пустая плюс патрон в стволе, и эта "пушка" тяжелее первой ровно на вес патрона. Надо выбрать один из пистолетов, поднести его к виску и спустить курок! Всего-то! Если выберешь пустой, значит, повезло! Понял, мент?

Коровин смертельно побледнел, а Глухов продолжил:

– Вот, к примеру, Хасан. Он при мне раз десять играл, ни разу не ошибся! Он всегда выбирает пустой! Потому, что для него оружие – это продолжение руки. Чувствует вес одного патрона! Давай, Хасан, покажи!

Бородач протянул пистолеты товарищу, повернулся к нему спиной и сказал по-русски с едва заметным акцентом:

– Дай так, чтобы я не видел! Чтобы все честно… А то подумаете, я запомнил, какой пустой… Со спины дай!

Тот протянул один из пистолетов. Хасан покачал его в руке и вернул.

– Другой!

Все затаили дыхание. Хасан подержал второй пистолет возле бедра стволом вниз, решительно поднес к виску и нажал на спуск. Выстрел снес ему полголовы и бросил безжизненное тело на стену, а потом на пол.

Глухов дернулся, а потом застыл. За несколько мгновений кровь отхлынула от его бордового обожженного лица, ставшего каким-то серовато-желтым. Очнувшись от шока, он присел на корточки возле убитого, пару раз тряхнул его за одежду, как бы надеясь, что все случившееся – нелепая шутка, и Хасан сейчас поднимется, но тут же понял необратимость случившегося.

– Дай второй!!! – заорал он. – Хасан не ошибался!!! Как вообще…

Глухов вырвал из рук перепуганного боевика пистолет и резко дернул затвор. По полу весело запрыгал тускло-желтый патрон.

– Получается, оба заряжены… Как же так? – растерянно произнес он. – Как он мог ошибиться?!

Потом поднялся и, глядя прямо в глаза Коровину, зловеще сказал:

– Видишь, ему не повезло! Твоя очередь! – Глухов вплотную подошел к низкорослому Коровину и теперь смотрел на него сверху вниз. – Жить очень хочешь, поэтому в бой не пошел, в кусты спрятался? Вот и проверим, имеешь ли ты право на жизнь!

Он резко отвернулся, отчетливо щелкнул затвором, загоняя пулю в ствол, и швырнул оба пистолета на стол.

– Давай!!!– неожиданно заорал Глухов. – Ты думал, что ушел от пули?! Да?! А вот хрен тебе!!! Достанет она тебя, будь уверен! Давай, скотина!!!

Каленина едва не стошнило.

– Послушайте! – Он снова вцепился в руку Глухова. – Это же безумие! Зачем вы…

Глухов отшвырнул его от себя с такой силой, что тот, не удержав равновесие, упал на пол. Рядом с мертвым Хасаном…

– Ну!!! – Глухов даже не посмотрел на Беркаса. Он жег глазами Коровина и, казалось, готов был застрелить его, если тот не примет участие в страшной игре. – Бери пистолет, говорю!!! Или я сам тебе его выберу!

Коровин, которого била мелкая дрожь, нашел в себе силы шаркающей походкой подойти к столу. Он медленно потянулся к одному из пистолетов, как вдруг Глухов остановил его:

– Стой! – Он тоже подошел к столу и рывком развернул Коровина к себе: – Сначала покажи, какой из них пустой? Как думаешь?

– Откуда же мне… – дрожащим голосом ответил Коровин и хотел ухватиться за край стола, чтобы не упасть, но промахнулся, так как не мог унять руки, которые ходили ходуном.

– Трусишь! – обрадовался Глухов. – А ну, быстро покажи!!! – Он сделал вид, что ударит Коровина, тот зажмурился и ткнул пальцем наугад:

– Этот!

– Небрежно ты с судьбой обращаешься… Этот, говоришь?! Ну, давай проверим, судьбу испытаем… Для начала – мою!

Глухов взял пистолет, на который указал Коровин, решительно прижал ствол к виску… Щелчок курка прозвучал неожиданно громко – в комнате стояла мертвая тишина.

– Мимо! – равнодушно констатировал Глухов. Он взглянул на мертвого Хасана и уточнил: – В который раз мимо… Ну, теперь уже точно ты… – Глухов снова отвернулся, поколдовал с пистолетами и кивнул Коровину:

– Давай!

Тот трясущимися руками взял сначала один пистолет, покачал его, впившись глазами в потертый корпус, как бы пытаясь разглядеть сквозь металл, есть ли внутри пуля, потом взял другой, тоже подержал. Снова взял первый и напряженно зажмурил глаза. Каленин впервые в жизни видел, чтобы у человека мгновенно вся лысина покрылась бесчисленным количеством капелек пота, а рубашка стала заплывать мокрыми разводами. Коровин медленно поднес пистолет к виску. Руки его по-прежнему тряслись, ствол плясал возле головы. Он нажал на спуск…

Глухов разочарованно махнул рукой:

– Гляди, Каленин, что за ерунда?! Где твоя справедливость? Я – ладно! Меня пуля уже давно не берет! Но этот?!… Он-то, по справедливости, точно должен был сдохнуть! Куда там, наверху, смотрят?! – Глухов показал пальцем в потолок. -…Обоих на маяк!

Он резко двинулся вслед за своими бойцами, бросив на ходу:

– Хасана похороните!

– Послушайте! – произнес Каленин, невольно провожая взглядом развороченную голову мертвого боевика, которого тащили к выходу. – Если можно, я поеду назад, ладно?

– С какой стати? – мрачно отозвался Глухов. – Ты остаешься!

– Вы же обещали!

– Я помню, что я обещал, господин Каленин! – разозлился Глухов. – Не убивать тебя обещал, раз! Детей отпустить, сколько в катер войдет, два! Вон, гляди, – он кивнул в сторону пристани, – полный катер с твоей родней к тому берегу пошел… А чтоб тебя отпускать, речи не было. Разве не так? Я свое офицерское слово держу!

Каленин сник и неожиданно для самого себя спросил:

– Скажите, а почему я все-таки умер?

– Чего? – не понял Глухов.

– Ну, пуля маленькая, а человек умирает. Так от чего все же?

– А-а! Никто не знает, в том-то и фокус! – усмехнулся Глухов. – Однозначного ответа нет! Три научные школы спорят и к согласию никак не придут. Одни говорят, от болевого шока. Другие – мол, пуля наносит несовместимую с жизнью травму, и мозг тут же дает человеку команду на смерть! Третьи говорят, уже не помню что! Но вот штука: подготовленный боец не умирает сразу даже тогда, когда все факторы присутствуют! Когда у него не одно смертельное ранение, а даже два или три. Когда у него болевой шок! Любой другой умирает мгновенно, а этот продолжает воевать…

– И не умирает? – удивился Каленин, не понимая, куда клонит Глухов.

– Почему? Потом умирает, конечно… Но в том и фокус, что не сразу, не так, как остальные…

– Странно как-то! Разве можно человека на смерть натренировать?

– Вот! А говоришь, все постиг, все знаешь, судить меня можешь!

– Не говорил я ничего подобного!…

– Значит, думал! – сурово отрезал Глухов. – И не дразни меня больше! Ты, считай, сегодня тоже пистолет без патрона выбрал. Везет тебе… Расул!!!

– Здесь! – откликнулся бородатый молодой парень, неожиданно возникший рядом с Глуховым.

– Пусть этот ходит, где хочет! Пусть видит, что мы никого без нужды не трогаем. Но пусть знает: если момент настанет, не пощадим никого! Будь рядом! В воду бросится или побежит куда – сразу убей.

Каленин растерянно вышел на яркое солнце, миновал палисадник, но остановился и спросил:

– А если у меня шнурок развязался, я должен разрешение спрашивать, чтобы его завязать?

Расул промолчал, мрачно вглядываясь куда-то поверх его головы.

– А нужду прямо тут на улице справлять или можно в туалет попроситься?

Расул молча кивнул в сторону деревянного сооружения.

– И на том спасибо! – Каленин двинулся во двор, хотя в данный момент никакой потребности посещать туалет у него не было, он скорее проверял своего стража на прочность. Тот шел сзади, и Беркас явственно чувствовал спиной его близкое дыхание.

– Зайдешь? – ехидно спросил Каленин, встав перед дверью нужника.

Расул снова промолчал, но сделал демонстративно шаг в сторону, после чего Каленин скрылся за скрипучей дверью.

"Ну, и зачем этот дурацкий спектакль? – с раздражением спросил себя Беркас, разглядывая в щель Расула, который присел на корточки и смотрел куда-то в сторону. – Дразнишь парня, а бежать-то все равно некуда…"

Каленин вздохнул и собрался выходить, как вдруг его взгляд упал на пол. Одна из досок стенки отошла, и в том месте, где она должна была примыкать к полу, была видна трава и часть какого-то темного, матово поблескивающего предмета. Каленин с трудом протиснул ладонь вдоль стены и двумя пальцами вытащил мобильный телефон, который утром оставил здесь следователь прокуратуры Полубарьев.

Прижав телефон к груди, Беркас еще раз осторожно глянул сквозь дверную щель и обнаружил Расула в той же расслабленной позе. Тогда он, промахиваясь по мелким клавишам, лихорадочно набрал эсэмэску: "У меня есть связь" и отправил ее на номер Гирина, который отлично помнил еще со времен их многочасового общения в кабинете на Лубянке. Потом быстро сунул телефон между щиколоткой и верхней кромкой кроссовки, прикрыл его брючиной и решительно вышел.

– Я готов! – обратился он к Расулу.

Тот неожиданно рассмеялся и кивнул:

– Пошли, раз готов!