Текст книги "Повестка в космос"

Автор книги: Максим Лучинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

8

Дэн даже не выслушал меня толком. Едва я открыл дверь, как он помчался по коридору. На бегу я в двух словах рассказал ему, что происходит. Он только крикнул: «Я на истребитель! Еще увидимся! Обязательно дождись меня!» – и нырнул в шахту спуска.

Я побежал в свою каюту за вещмешком. Зачем он нужен, я не знал. Никаких вещей у меня не было. Разве только зубная щетка, паста и мыло. Но я почему-то не хотел оставлять все это на гибнущей станции.

Не успел добраться до каюты, как вырубился свет, – вместо белого включилось ночное красное освещение. Пол трясся от взрывов. Натыкаясь на стены, теряя равновесие, я ворвался в каюту, схватил мешок. Надо было бежать назад, но я застыл, загипнотизированный увиденным в иллюминаторе.

Красные Зед висели прямо за окном, освещая комнату, как маленькие солнца. По стенам и кровати ползли колыхающиеся красные разводы от их трепещущего сияния. Казалось, можно протянуть руку и дотронуться до них. Впервые я видел их так близко и не мог оторвать взгляд. У них не было ни рук, ни глаз, ничего. Просто кусок раскаленного газа. Как же они думали? Что могло быть разумным в этом горящем веществе?

Плазмачи вдруг зашевелились, затолкались. Что-то потревожило их, и, словно нехотя, они начали двигаться. В промежутке между двумя особями я увидел бешено вращающуюся черную массу. Миг – и я рванул из каюты. Только успел повернуть в коридор, как сзади меня затрещало, и словно морская волна подхватила меня, перевернула через голову, швырнула вдаль по коридору. Шваркнувшись плечом о стену, я затормозил лицом об пол, на мгновение потеряв сознание.

Очнувшись, стал потихоньку вставать, со страхом ожидая, что вот сейчас ударит боль и я обнаружу сломанную руку, ногу или пальцы. Но все было цело, только болело плечо и саднило ободранное лицо. И тут же я похолодел от мысли: а что, если я потерял сознание не на мгновение, как мне показалось, а на полчаса или даже час? В панике я посмотрел на нашу станцию в модели. Нет, слава богу, два эвакуационных корабля еще стояли в ангаре. Третий улетал прочь, атакуемый Красными Зед, которые царили сейчас везде. Корабль они тоже, скорее всего, принимали за чужеродное тело, мешающее им полностью контролировать гравитационную ситуацию в системе. Пять истребителей прикрывали отход корабля.

Нужно торопиться. Поднявшись на ноги в почти полной темноте, мгновение я думал, куда идти. Лучше всего прямо сейчас бежать вниз в ангар, чтобы успеть попасть на корабль. Но я вспомнил об ауанике, оставшейся на командной площадке с умирающим диштом. Что она будет делать? Потащит дишта вниз? Но сможет ли она, ведь дишты такие здоровые? Да еще майор. Я опасался, что он еще не пришел в себя. В силах ли он будет понять, что делать и куда идти?

И я побежал на командную площадку.

Командной площадки больше не было. В темноте, освещаемой лишь далеким светом Кситы, дымился гигантский истребитель с развороченным носом. Воняло механической гарью, в глаза тут же ударила едкая пелена. В поле и потолке недалеко от центра зияли огромные дыры. Сверху, из развороченного генератора, свисали обломки конструкций, а дыра в полу светилась мигающими всполохами.

Я бросился к тому месту, где была ауаника. Искореженный пол торчал вывороченным железом. Масса истребителя загораживала площадку от Кситы, и в темноте можно было сломать ноги. Я достал сотик и включил встроенный фонарик.

Не знаю, успела ли ауаника вылечить дишта, но сейчас оба они были мертвы. В дрожащем свете я увидел обугленные тела и зажмурил глаза. Боже мой, зачем они погибли! Закусив губу, я огляделся, ожидая увидеть неподалеку и майора. Но больше никого не было. Фонарик выхватывал из темноты черные от копоти обломки…

Развернувшись, я пошел назад к шахте. Проверил в модели, на месте ли корабли. Как бы меня не оставили здесь! Похоже, я единственный из людей во всей верхней части станции. Глянул, далеко ли ушел первый корабль. Похоже, он добрался до безопасной зоны, Красные Зед больше не преследовали его. Назад возвращались истребители охраны. Но их только три. И тут же я увидел: одним из погибших истребителей, защищавших отход корабля, был истребитель Лехи Панкина. Леха погиб. Перед глазами встала фотография его жены, прилепленная на жвачку к иллюминатору каюты… «Чтоб вас разодрало всех! – с ненавистью подумал я о Красных Зед. – Бессмысленные тупые уроды! Зачем вы вообще существуете?…»

– Сволочи! – пробормотал я вслух.

– Сволочи… – шепнули мне на ухо.

Я резко обернулся. Рядом никого не было.

– Кто здесь? – прошептал я. Фонарик заскользил по чернеющему хаосу.

Станцию сильно тряхнуло. Выронив сотик, я упал на колени. А где-то слева вдруг заструилась волшебная песня. Истант!

Он лежал на полу – огромное темное бревно. Свет фонарика выхватил покрытую копотью поверхность, бессильно распластанные щупальца. Рядом с ним лежал еще один – расплющенный с одного конца тяжелым куском металла. Я присел рядом.

– Эй, приятель! – осторожно позвал я. Мелодия чуть изменилась. Чарующая песня сменилась печальным звучанием.

– Приятель, как ты? – Я осторожно потрогал его. Поверхность была горячей, ладонь словно покалывало. – Ты жив? Сможешь идти?

– Сволочи… – услышал я. – Кто здесь?

– Я здесь, я! Ты идти сможешь? Как тебя? Давай попробуем подняться…

Я попытался просунуть под него руки. Но он лежал бревном и не шевелился.

– Слушай, мне не поднять тебя, – сказал я. – Слышишь? Кончай мне песни петь, помоги! Ты должен двигаться, ясно? – Но в ответ по-прежнему лилась божественная мантра.

Что же делать? Я оглянулся. До шахты метров тридцать. Мне не дотащить его. Хотя зачем тащить? Будем катить! Черт с ним. Может, его сейчас вообще трогать нельзя из-за повреждений, но другого выхода нет.

Я очистил путь от обломков. Вернувшись, подхватил руками конец его большого тела, стал разворачивать. В принципе он не такой тяжелый для своего размера, легче дерева, как я мог представить.

– Короче, приятель! – сказал я, выведя его на позицию. – Ты как хочешь, а я сейчас тебя покачу. Ясно? Если что – сигнализируй, придумаем еще что-нибудь.

Услышав в ответ очередную сюиту, я уперся в его тело (хорошо хоть кроссовки не скользят!) и толкнул. Он покатился. Сйерк, конечно, катился бы лучше, они ровненькие, без выступов. Но и этот пошел довольно неплохо. Только песня вдруг сменилась на что-то другое. Щели у него завибрировали, послышался отголосок далекого воя, будто вой собаки.

– Держись, держись! – кряхтел я, толкая его вперед. – Сейчас мы тебя доставим…

Вой закладывал уши, давил на глаза. Неожиданно меня вырвало. Тяжело дыша, я встал на четвереньки. Черт! Еще этого не хватало! Сплюнув, я снова принялся толкать тяжелое тело.

– Кончай ты выть! – застонал я. – Душу выворачиваешь! Скажи по-человечески, что хочешь? Больно тебе или что?

Силы оставили меня, я рухнул прямо на него. Руки и ноги словно отнялись, повисли безжизненными хлыстами. Голова кружилась. Меня снова вырвало. Господи, что со мной? Может, я в радиацию какую вляпался? Нам не говорили, что здесь есть радиация. Вот гадство! Как же так? Только этого не хватало! Да и истанты, перестраивая наши тела, должны были учесть возможность облучения. Преодолевая слабость, я собрался и уперся плечом в цилиндр.

– Ну давай! – прошептал я. – Еще чуть-чуть! Сантиметр за сантиметров передвигая его тело, я приближался к коммуникационной шахте. Бросало то в жар, то в холод. Только сжавшись в клубок и пытаясь распрямиться, мне получалось сдвинуть истанта еще на пару сантиметров. Когда мы добрались до отверстия шахты, я постарел лет на десять и чуть сам не прикончил эту поющую чурку. Спасло его только то, что к концу пути он замолк и его стало почти не слышно.

Отдышавшись, я почувствовал, что силы ко мне возвращаются. Истант опять застонал, но я больше не намеревался слушать его вдохновенные похоронные песни, просто столкнул вниз. И сам отправился следом.

Мы успели как раз к старту первого из двух оставшихся кораблей. Увидев, как я тащу из шахты цилиндр, подбежали мужики и подняли его, словно бревно на субботнике. Я поплелся за ними, переводя дух. В ангаре свет тоже не горел. Но посадочная площадка ярко освещалась из открытых дверей судов. Вдобавок сверкала иллюминация отчаянного боя снаружи. Остатки наших истребителей вместе с кэссами мужественно держали оборону, ожидая, пока последний корабль не уйдет со станции.

А станция разваливалась. Тряска от взрывов незаметно переросла в непрерывную вибрацию. На верхних уровнях что-то рушилось и, казалось, вот-вот придавит нас.

Ко мне подбежал один из мужиков, помогших унести истанта. Заросший щетиной, в майке на голое тело, перепачканный, как Джон Маклейн на небоскребе, он крикнул:

– Парень, давай быстрей! Мы взлетаем! Я махнул рукой.

– Я остаюсь! – закричал я, стараясь перекричать

гул и скрежет. – Мне друга надо дождаться. Летите! Я на последнем улечу!

Мужик не стал уговаривать, кивнул и побежал назад. Двери за ним съехались. Крупный транспортировочный корабль, похожий на тот, что доставлял нас с Ка-148 сюда на станцию, приподнялся и двинулся наружу.

Я огляделся в поисках Дэна. Но площадка пугала пустотой, только оставшийся корабль светил яркими внутренностями. Не в силах бежать быстро, я засеменил к нему трусцой.

Похоже, это был командирский корабль, предназначенный для перевозки важных персон. Небольшого размера, с каютами. На моей памяти истанты не озадачивались интерьерами кораблей – было бы где сидеть, и довольно. Но тут чувствовалась забота о пассажирах. Впрочем, каюты сейчас пустовали. Все находившиеся на борту лежали в главном корпусе-коридоре: два десятка раненых пилотов, несколько диштов. Над всеми ними порхала ауаника: то с одним посидит, то с другим, бежит к следующему. Не в силах вынести зрелище обожженных тел и стоны, я вышел из корабля.

Где же Дэн? В беспокойстве я сунулся в модель, но модель вдруг не развернулась. Я видел, как вспыхивает в голове белым светом привычная картинка, но тут же она гасла и исчезала. Раз за разом я пытался пробиться внутрь, чтобы увидеть схему окружающего пространства, но бесполезно. Все, теперь я как слепой: мог видеть и знать только то, что вокруг меня в пределах органов чувств. И это в самый последний момент! Именно сейчас, когда счет шел на минуты!

– Нам хорошо улететь отсюда, – раздался негромкий голос сзади. Ауаника стояла в прямоугольнике входа.

– Хорошо бы, – пробормотал я. – Да только пилота нет. И я не знаю, все ли успели добраться сюда…

И словно в ответ на мои слова из отверстия шахты метнулась к нам маленькая фигурка. По белой одежде и росту я понял, что это еще одна ауаника. Следом за ней в всполохах вспышек мелькнули цилиндры. Три штуки. И они тоже бежали, бежали вслед за ауаникой. Щупалец не разглядеть, но видно было, как быстро они приближаются к нам. И тут же стало понятно, почему они бежали: из шахты один за другим стали вылетать Красные Зед. Дьявол! Похоже, они проникли через пробоины в стенах!

– Быстрей!!! – заорал я. В отчаянии огляделся по сторонам. Почему, почему истанты не сделали ручное оружие? Бластеры, магнитные пушки, лазерные мечи, в конце концов. Столько всего придумано, и ничего этого не существует. А сейчас нужно именно ручное…

В панике я оглядел разбросанные по площадке обломки, схватил какую-то искореженную трубу.

Стая плазмачей настигла беглецов, но в воздухе вдруг раздался вой сирены. Я увидел, как пылающие шары потускнели и зависли на месте, они будто покрылись коркой. Истанты заморозили их звуком! Ауаника и цилиндры продолжали бежать, до нас оставалось совсем немного. А заледеневшие шары трепыхались, мгновение – и снова вспыхнули ярким огнем, снова понеслись вдогонку. Черт! Ну как же так! Остановить их получалось лишь на мгновение!

Бегущие цилиндры снова издали пронзительный крик, но в этот раз остановить получилось не всех. Пара Красных Зед с шипением и гулом врезались в убегающих истантов, прикрывающих собой маленькую ауани-ку. Я заорал и побежал вперед, и крик мой слился с райской песней, от которой сжалось сердце. Краем глаза я увидел, как заваливается набок один из цилиндров с оторванной вершиной, издавая предсмертный стон, подобный пению архангелов, как дымятся в отдалении останки еще одного. Не переставая орать, я с разгону лупанул трубой по застывшим шарам, зависшим в воздухе. Они мелко дрожали, стараясь выбраться из сковавшего их ледяного плена, но не успели. Две твари разлетелись брызгами осколков. Я снова заорал и, замахнувшись, врезал трубой по еще одному. Он толкнул соседа, и оба они лопнули, как хрусталь, и фейерверк их

осколков на лету вспыхивал огнем, но было уже поздно, и догорающие куски пламени осыпались дождем вниз.

Остальные рванули к светящейся двери корабля. Я побежал за ними, но понимал, что не успею.

И вдруг словно смерч пронесся над моей головой, прикоснувшись к волосам и толкнув стеной воздуха. Круглый корабль кэссов врезался в куски плазмы и размазал их по своей поверхности, окутавшись на мгновение в огненное облако. Последний оставшийся в живых истант заревел и заморозил двух уцелевших тварей. Я подбежал и прикончил их одного за другим.

Очумевший, я искал глазами ауанику: спаслась или нет? Она сидела около входа в корабль, сжавшись в комочек. Цела!

Подлетел обугленный шар кэсса и завис около нас. Открылся круглый люк – на площадку спрыгнул Дэн. Дэн! Наконец-то! Я с облегчением отбросил трубу.

– Ни фига вы тут вытворяете! – удивленно промолвил он. – Такого в «Звездных войнах» не было!

– Дэнчура, сволочь, тебя где носит? – закричал я.

– Это тебя где носит? – удивился он. – На первом корабле тебя нет, на втором – нет. Я уж думал, ты все…

– И я думал, что ты все… К черту! Полетели отсюда на хрен! – Я направился ко входу в корабль.

– Стой! – крикнул он. – Ты иди, я на своем полечу. – Он указал на шар за спиной.

– Бросай ты это яйцо! С ума сошел! У нас корабль!

– А прикрывать вас кто будет? Американский спецназ?

– А кэссы? Кэссы же здесь! – Я жутко не хотел, чтобы он снова совался в пекло, когда спасение так близко. – Ты вообще зачем у них корабль угнал?

– Да мало уж кэссов осталось, – негромко сказал Дэн. – Отчаянно бьются, собачки, ничего не скажешь… – Он вздохнул. – Я свой корабль подпалил, чуть сам не поджарился. А этот мне по наследству достался… Все, Гриш, кончай базар, грузись быстрей! Давай! Скоро увидимся! – Он запрыгнул в кабину.

– Дэн! – окрикнул я его.

– Да?

– Ты сбросил бы бомбу? Он помедлил. Потом сказал:

– Я бы сбросил и остался. – И люк над ним закрылся.

Истант стоял в центре капитанского мостика и издавал целую какофонию звуков. Я не понимал, как можно звуками управлять кораблем, но это меня сейчас и не интересовало. Мы прорывались сквозь безумие Красных Зед, заполняющих все пространство вокруг, как пчелы. Тянувшийся за нами шлейф плазмачей полыхал взрывами – истребители прикрывали наш отход, сами спеша покинуть это дьявольское место. Всю картинку я видел на экране корабля – уменьшенной копии экрана на командной площадке станции. Не было здесь ни полковников, ни майоров, чтобы смотреть на проигранную битву. Один только я смотрел, как погибает система, захваченная горящей ордой.

Истант в экранах не нуждался. Единственное, чего я не понимал, почему он так напряжен и выдает симфонию вместо привычного соло.

Красные Зед создали три клоаки. Две были закончены, а последняя, совсем недалеко от станции, еще пылала незатянувшейся поверхностью. Возможно, именно станция мешала ее формированию. Но станции оставалось жить недолго. Вся ее средняя часть чернела дырами и разломами.

Быстрей! Быстрей! Неужели корабль не может лететь быстрее? Я беспокойно поглядывал на истанта, заходящегося в безумной симфонии.

Месиво догоняющих нас плазмачей растягивалось, большая их часть отставала все дальше и дальше. Истребители бросали последние бомбы и устремлялись за нами.

– Опасно, человек! – закричали мне в уши.

– Что?! – Я отшатнулся, поворачиваясь влево и вправо: кто кричал?

– Нельзя предотвратить! Опасно! – кричал истант.

– Что опасно? – Я подбежал к нему. «Где Дэн?» – мелькнуло в голове. Следовавшие за нами истребители все на одно лицо. Понять, какой из них Дэна, невозможно. Если он еще жив… – В чем опасность? – крикнул я истанту, не понимая, что он хочет.

Мы почти вырвались из облака плазмачей, кто еще нам угрожал? Я увидел, что станция наконец не выдержала: центральная часть ее сложилась, брызнув черным кольцом обломков. Она начала схлопываться, сплющиваться, как бумажный стаканчик. Еще не сообразив, что происходит, я снова глянул на истанта. А он больше не старался. Симфония закончилась, и лишь протяжный мелодичный напев негромко растекался по кораблю.

До меня начинало доходить, но я еще не мог осознать и поверить. Снова посмотрел на станцию. Цилиндрический блин верхнего гравитационного генератора медленно опускался вниз, ломая и круша оставшуюся начинку, а навстречу ему двигалась нижняя часть генератора… И я вдруг понял, что до последнего мига станция держалась усилиями этого истанта. Он был последний из той команды, что творила станцию, обтягивая ее незыблемый скелет живой материей трепещущей вибрации. Один он делал то, что делали несколько десятков – и, похоже, возможностям его настал предел. Наверное, мы отлетели слишком далеко, и он стал не в силах удерживать станцию дальше. Но ведь и черт с ней! Зачем она нам теперь?

Я смотрел, как медленно сближаются части генератора, – и сердце екнуло. «А ведь сейчас вдарит», – пронеслась мысль. Я вспомнил недавний взрыв второй станции. Мама родная!

– Что же делать? – прошептал я, обращаясь не к истанту, адресуя свой вопрос богу.

– Гэндззить флоо… – ответил мне истант. Верхний блин гравитационной установки чмокнул о нижний.

И почему– то ничего не произошло. Я отчетливо видел, как соприкасаются два цилиндрических блина, ждал взрыва. Но взрыва не было. Вдалеке кто-то стонал, наверное, один из раненых. Стон все усиливался, нарастал. Кто ж там орет-то? Я не мог повернуть голову, прикованный к картинке на экране. Ну где же взрыв? А орали нестерпимо, громкость нарастала, и стало невозможно это слышать. Орали так, будто заживо сжигали кислотой. И внезапно я понял, что это я ору… И как только я понял, вокруг дисков всплеснулась волна, и она уже докатилась до нас. Орал я от того, что меня вывернуло наизнанку. Было чувство, будто я выблевал собственный позвоночник.

Скрутившись на полу в пружину, которую невидимая сила пыталась развернуть, ломая спину, сквозь кровавую пелену я увидел, как вспыхнул переливающийся огонь взрыва. Прямо сквозь нас рванула стена света, и я почувствовал физически, как она прошла сквозь меня. Следом за станцией рванула соседняя клоака – и мир словно качнулся. С хрипом втянув воздух, я звенел сжатой до предела слома дугой, выпученные глаза не отрывались от красивой картинки. Назад к Ксите откатывалась светящаяся волна. Достигла голубых гигантов, и весь наш кусок космоса провалился вниз. Пространство вокруг Кситы вдруг завернулось кольцевой складкой, подмяв огонь еще не погасших взрывов, подмяв две другие клоаки, растерев воспаленную экзему Красных Зед. Вторая складка зацепила следовавшие за нами корабли. И мы сами больше не летели от Кситы, нас вместе с пространством тянуло прямо навстречу пылающим голубым шарам. Все быстрее, быстрее и быстрее. И последний миг вспыхнул сжигающим божественным пеклом…

Часть третья КОСМОС

1

Очнувшись, я час или два лежал не шевелясь. Щека приклеилась к полу, и один глаз упирался прямо в него, а вторым я тупо смотрел в стену. Время от времени я проваливался в забытье, но почти сразу просыпался и продолжал пялиться в серую поверхность. Потом понял, что просто боюсь пошевелиться, что я готов лежать так два часа, три, сутки, лишь бы не двинуться, лишь бы не потревожить боль, которая, казалось, стоит надо мной и только и ждет, как всадить нож, стоит мне лишь дернуться.

Для начала я подвигал пальцами. Потом оперся руками и отодрал голову от пола. Лицо опухло, саднило, как от солнечного ожога. Но боли – той страшной, ударяющей молнией боли, которой я боялся больше всего, – не возникло. Тело словно побывало в качестве мяча на футбольном матче: отбито, помято, ободрано. Однако мяч не порвался и был еще способен служить. В тревоге прислушиваясь к собственным ощущениям, я поднялся и сел.

Я лежал в какой-то каморке – низкой норе. Голова упиралась в потолок, плечи – в стены. С усилием раскрывая заплывшие глаза, попытался оглядеться. Свет шел откуда-то сзади. Кряхтя как столетний дед, стараясь не слишком тревожить исстрадавшееся тело, я стал потихоньку выползать, скребя ногами.

Поначалу я не сообразил, где очутился. Каморка оказалась щелью между полом и искореженным металлом, нависающим сверху. В принципе еще немного – и я бы превратился в консервы. Всматриваясь в окружающую обстановку, постепенно я понял, что нахожусь на капитанском мостике. Правда, от него осталась только часть. Большую половину смят и придавил изуродованный потолок.

Я наконец смог распрямиться, принять позу более соответствующую человеку. Хотя на человека сейчас походил с большой натяжкой. Голова набрякла, как вымоченный куль белья. На глаза давили отекшие веки, приходилось сознательным усилием поддерживать их в открытом положении. Вдобавок лицо саднило, каждое движение сопровождалось облегчающим чувством прохладного ветерка, скользящего по коже. Не только лицо, но и все тело зудело. Осторожно приподняв футболку, я увидел покрытые красными полосами живот и грудь. Задрал рукава куртки – руки тоже горели ожогом.

Но все эти травмы, висящие на теле болезненным, тяжелым грузом, говорили об одном: я – жив. Это было самым главным. Та невыносимая мука, что я вынес, вела прямиком к смерти. Обнаружить после этого, что я двигаюсь, что могу даже стоять, – казалось невозможным, нереальным. Коллапс пространства, который я видел и который навсегда вжился в мой хребет пережитой болью, опустошил душу и заставил потерять ту часть, тот стержень, что делал из меня того, кем я был и кем себя ощущал. Боль заставляла отказаться от всего, за избавление от нее я был готов заплатить любую цену, отдать все, что для меня дорого и ценно. И хотя я не сделал это буквально, никому не отдал и не заплатил, но сам факт моего внутреннего согласия лишал меня смысла существования. Теперь же дискомфорт, ощущаемый каждой клеточкой моего измученного организма, воз-вРащал к жизни, напоминал и не давал забыть, что я – человек, что я жив и снова отвечаю за себя.

Еще раз огляделся. Вмятина сплющила корабль с левой стороны, придавив командную площадку и, скорее всего, все левое крыло. Неяркий свет от бокового обода, опоясывающего стены, падал на кошмарные искореженные поверхности. Но раз я жив, значит, корабль не разгерметизировался. Где мы находимся? Что случилось после коллапса? Где истант?

Я обогнул торчащие куски металла. Закругляющееся полотно лобового иллюминатора проваливалось в космос черной дырой, наполненной сиянием звезд. Я не был готов сейчас любоваться чем бы то ни было, но при виде открывшейся в иллюминаторе картины у меня отвисла челюсть. Оперевшись о прозрачную поверхность разбухшими ладонями, я застыл. Красота зрелища заставляла забыть даже о боли.

В бездонной черной глубине сияло божественное колье, развернутое полукругом от края до края пространства. Мириады звезд услаждали взгляд сиянием драгоценных камней. Красноватые и желтые, голубые и цвета морской волны. Разбросанные хаотично, они сверкали отдельными бриллиантами, соединялись в крупные огни, висевшие в паутине широкой полосы дымчатой алмазной россыпи. С правой стороны колье заворачивалось вдаль, теряясь в огромных пылающих огнях, почти сливающихся друг с другом, уходящих вглубь насколько хватало взгляда.

Пораженный, я не мог двинуться с места. Не знаю, сколько времени я простоял, разглядывая эту красоту. Мне хотелось впитать ее всю, запомнить, чтобы потом иметь возможность снова и снова наслаждаться ею. И от иллюминатора я смог оторваться только тогда, когда выпил все увиденное до дна, насытившись до кончиков ушей.

Обернувшись, уперся взглядом в изувеченные внутренности корабля. Контраст с царившей за иллюминатором красотой бил в глаза. Ужас, пережитый и переживаемый маленькой частичкой, в противовес безмятежной красоте бесконечного космоса. Неужели страдания свойственны только мелкому? Только крохотные твари обречены испытывать тяготы жизни, а безбрежные просторы всегда холодны и спокойны? Или все в мире равновесно? И то божественное скопление звезд тоже страдает, причем пропорционально своим размерам? В это не верилось. А может, просто не хватало мозгов, чтобы представить возможность такого.

Я продолжал рассматривать продавленный потолок. И как только корабль не разгерметизировался после такого повреждения? И долго ли он еще сможет продержаться? Ведь малейшая дырка – и я, застыв в ледяную статую, навсегда останусь любоваться здешними звездами. Может быть, спасло от разгерметизации то, что корабль управлялся истантом, который отчасти и творил его, мог мгновенно изменить, подправить… Где же он сам?

Я оглядел оставшееся пространство мостика, но никого не обнаружил. И тут же я вспомнил о раненых. Господи, как они вынесли произошедшее!

Ковыляя, я побежал в главный коридор и в самом его начале наткнулся на огромный кусок мяса, перегородивший путь. Похолодев, я уперся взглядом в обнаженную открытую плоть, словно стараясь оттолкнуть ее от себя. Вздрогнул – и меня вырвало. Согнувшись, я, словно загипнотизированный, скосил глаза на отвратительное зрелище. Внезапно я понял, что это истант, и желудок снова сжался в комок. Тошнить было нечем, я просто хрипел, сплевывая тягучую слюну. Истанта вывернуло наизнанку. Я не понимал, как это могло быть.

Прижимаясь к холодной стене, я обошел его и увидел еще более страшное зрелище. Я раньше никогда не терял сознание от страха, а здесь…

Не выжил никто. Тела были в беспорядке разбросаны по коридору, свалены бесформенными брусками в кучи, переплетались вывернутыми конечностями. Очнувшись, я зажмурил глаза и хотел уползти из этого кошмарного места. Но вдруг хоть кто-нибудь выжил? Я поднялся, зажал рот ладонью и прошел весь коридор, внимательно вглядываясь в тела. Прикасаться к ним было выше моих сил… Выбежав из коридора, я снова свалился на четвереньки. Рвотные спазмы выгибали тело дугой, но мне оставалось лишь стонать…

Корабль летел. Постепенно я заметил это по смещению звезд. Жемчужное колье уплывало чуть вправо. Определить скорость не представлялось никакой возможности. Пять километров в час? Сто миллионов километров в час? В школе мы такого не проходили. Да и что это было? Движение по курсу или же произвольное перемещение под влиянием тяготения ближайшей звезды? Истант погиб. Что двигало кораблем?

Я попытался отыскать двигатель, какие-нибудь устройства управления. Капитанский мостик разрушен, но и раньше я не видел на нем никаких штурвалов, кнопок или рулей. Не было даже пилотских кресел. Собственно, истантам ничего этого и не нужно. А вот мне бы сейчас пригодилось! Хоть бы командный экран работал! Но место, где он был, напоминало район крушения самолета. Иллюминатор же просто открывал вид вперед. Я прощупал его весь, в надежде, что тут сенсорное управление. Но иллюминатор оказался простым окном, а стены – металлом.

В поисках двигателя я обошел оставшуюся целой часть корабля. Боковой коридор с правой стороны остался невредим. В него выходили двери пяти кают. Созданные для людей, каюты были обустроены кроватями, столиками, кабинками уборных, совмещенных с душем, – точно такими же, как на станции. Я даже нашел пару пустых пластиковых бутылок и носки, оставленные кем-то из пассажиров. Однако и в каютах не оказалось ничего, что имело бы отношение к управлению кораблем. Внимательно осмотрев стены в коридоре, я не обнаружил никаких люков, никаких дверок, никаких щитков. Машинное отделение тут отсутствовало по принципу, а инженерные сети, если они существовали, не предусматривали ни ремонта, ни замены. Корабль показался мне выточенной деревяшкой: внутри устроены удобные норки для пассажиров, а все остальное – цельный кусок.

Пристроившись в дальнем углу мостика, так, чтобы продавленная крыша корабля как можно больше отгораживала меня от ужасного коридора с погибшими, я растянулся на полу. Отекшее измочаленное тело требовало отдыха. А вот мозги работали довольно ясно.

Главный вопрос – где находится корабль? Что случилось во время взрыва станции? Пережитый мной коллапс пространства – был ли он реальным? Или же это игра сознания, доведенного болью до шокового порога? Местный «млечный путь», или лучше сказать «алмазный путь», говорил о том, что нас все же отбросило, и отбросило достаточно далеко. Ничего похожего на эти звезды ни с Ка-148, ни со станции я не видел. Правда, это не означало, что все безнадежно. Нас могло закинуть за какое-нибудь пылевое облако, типа того, вдоль которого мы хотели повернуть Красных Зед. Пролетев сквозь облако, корабль оказался по другую сторону. Если мы недалеко, то спасение не заставит себя ждать. Истанты наверняка могут контролировать местоположение своих кораблей. Или же координатор, наподобие того, каким раньше был я, сможет найти нас на своем внутреннем экране.

Я снова попытался вызвать в голове модель пространства, но ничего не получилось. Теперь я даже не смог увидеть начальной белой картинки. Способности координатора исчезли насовсем. И мне кажется, я начал понимать почему. На станции, в безумии последних минут, когда не было времени подумать, я принял исчезновение способностей как факт и даже не попытался объяснить его. Теперь же до меня начало доходить, что, скорее всего, на меня повлиял спасенный мной истант. Не зря меня мутило от погребальной песни, когда я катил его тушу по командной площадке к выходу. Черт его знает, что за волны он испускал в тот момент. Вспоминая, как звуки, производимые истантами, могли влиять на психику, как истанты изменяли наши тела, приспосабливая их к существованию в условиях, отличных от земных, я понял, что стенания тяжело раненного истанта модифицировали меня еще раз. Определенная часть волнового спектра из его стонов отразилась на мне, в том числе отключила способности координатора. Ох, как пригодились бы мне сейчас эти способности! А теперь я как пылинка на ветру, как щепка в океане – бессильный и безвольный…

Мысли замедлялись, шли по кругу. Размышления ничего не меняли, лишь убаюкивали. Я задремал. Время от времени, просыпаясь, вскидывал голову. Но вокруг по-прежнему царила тишина, неярко горел свет и тянулся за окном «алмазный путь». Двигаться совсем не хотелось, я и не двигался. Что бы я мог сделать? Мерить шагами пространство корабля? Еще раз все обыскать в бесплодной попытке найти хоть что-нибудь, позволившее бы мне управлять полетом? Возможно, то, что я выжил, случайность? Нелепая ошибка, подарившая мне жизнь на несколько часов? Что ж, я увидел напоследок красивейший космос – последнее, что я видел в своей жизни. Если в ближайшее время ничего не поменяется… Ждать смерти от голода или жажды я не хотел…