Текст книги "Принцип "Земля" (СИ)"

Автор книги: Максим Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)

Тем не менее, инцидент не смог пройти без последствий. Через некоторое время индийская диаспора заявила, что с целью самозащиты занимает себе отдельный этаж. Лицам других национальностей предлагались освобождавшиеся комнаты на других этажах.

Так многократно проверенная теория Макара о закреплении за людьми комнат в строгом соответствии с реестром на первом этаже начала пересматриваться. Однако, пройти выше на свой этаж и спуститься на первый можно было, только пройдя через этажи, находящиеся между. Очевидно, что владение этажом имело не только преимущества для защиты, но могло стать в будущем отличным геополитическим фактором.

Следом за индусами сразу две группировки заявили, что они занимают себе так же по отдельному этажу, и соответственно выселяют с этажа всех остальных. Но если индусы определились с выбором этажа по принципу, где они уже преобладали, то китайская община жестко была нацелена на второй этаж, так как на первом уже по факту сильно преобладало славяноговорящее население. При этом китайцы пошли дальше. Быстро проведя переговоры со всеми восточными диаспорами, и определив свою численность, они заявили, что занимают три этажа подряд, начиная со второго.

Если отделение индусов на фоне случившегося прошло довольно спокойно, то такое заявление китайцев было воспринято остальным миром крайне негативно. Те, кто успел более-менее крепко объединиться в устойчивые союзы, тоже заявили свои права на нижние этажи.

Одним из таких союзов было многоногое, но безрукое, объединение наций западной Европы, к которым наотрез отказались присоединяться американцы, а существенную часть себя Европа сомневалась, стоит ли признавать собой. В эту часть негласно попали и любители сиесты с маньяной. Маньяна [(исп.) (дословно) утро, завтра, (ментально) в ближайшие дни] была не просто словом, а диагнозом, который иногда портил настроение, а порой и дела более обязательным центральноевропейцам. Но в контексте общей проблемы все же Европа осознала свое единство от маньяны вплоть до первого этажа, заручившись его поддержкой.

Другой группой стали американцы. Особняком стояла многонациональная группа африканских и близких им по духу народов. И последней в борьбу вступила разношерстная и внутренне тоже противоречивая мусульманская община, последней же и сформировавшаяся объединением ближневосточных, кавказских, азиатских и африканских мусульман.

Отделение диаспор происходило, конечно же, не само собой. Начали действовать знакомые большинству только понаслышке политические технологии. Те, кто успел сориентироваться и получить первые баллы, торопились их не растерять, ведя подпольные переговоры. Но на вторые сумерки после заявления китайцев одна из сторон предприняла несколько агрессивных действий, чем развязала руки остальным. В результате не избежали жертв. Пострадали не тысячи человек, конечно, но это были первые жертвы в этом странном мире.

Все-таки численность взяла верх. Второй и третий этажи стали азиатскими. На третий этаж подряд им или сил не хватило, или одумались и решили избежать бо́льших жертв.

Вскоре большинство этажей контролировались какой-либо общиной. Стало ли в результате спокойнее? Однозначно на этот вопрос вряд ли кто-то бы ответил. На своем этаже – да. А нахождение в интернациональной зоне арок-лестниц у большинства вызывало тревогу. И стало очевиднее, что недавние диаспоры, которые были просто клубами по интересам, теперь стали друг другу более чужими.

Вновь рожденные, то есть те, кто впервые просыпался в своих комнатах и выходил наружу, сразу депортировались к более похожим на себя. Формально их, конечно, спрашивали, хотят ли они этого. Спрашивали, в том числе, и на родном языке, привлекая представителей соответствующих кланов. Но кто из «новорожденных» мог сразу четко понимать, что для него лучше, остаться здесь или уйти туда, куда предлагают, и где понимают. Все соглашались.

Зато, благодаря этому, появилась новая дипломатия.

* * *

Было ветрено. И это было достаточно необычно, так как было впервые. Рилей смотрел на деревья, стремившиеся вверх мимо окон. Далеко внизу небольшая компания возвращалась из леса домой. К нему подошел Кофи.

– Тебя тоже озадачивает этот ветер?

– Да. Озадачивает, – ответил Рилей.

Они уже научились немного понимать друг друга. Рилей говорил по-английски, но не чувствовал себя своим с англоговорящими. В компании Кофи ему было спокойнее. Но чтобы быть здесь он начал понемногу изучать суахили. Давнее знакомство с Кофи помогало ему и в изучении языка, и во вхождении в группу народов Африки.

Рилей снова обратил внимание на людей, которые внизу шли из леса.

– Я здесь уже давно, но еще ни разу не был в этом лесу.

– А я как раз побывал там достаточно. До сих пор отлично помню, как я проснулся, как не мог решиться есть эти дикорастущие плоды.

– Там страшно?

– После вторых сумерек нет.

– А звери там есть?

– Я слышал птиц. Зверей не видел.

– А что там еще есть?

– Не очень хочу вспоминать, – ответил Кофи.

Но невольно в голове начали перебираться разные образы. И тут он вспомнил:

– Первое, что я решился там попробовать – это были мелкие семена, зернышки. – У Кофи загорелись глаза. Его осенила мысль. – И это то, чего нам не хватает здесь, в этом скучнейшем белокаменном санатории. Идем. Ты хотел посмотреть лес?

– Хотел, – с некоторым сомнением подтвердил Рилей.

– Я тебе его покажу. Но только имей в виду, что мы пойдем нереально далеко! И это на долго!

Чтобы их не кинулись искать, они предупредили в своей общине, что уходят на несколько, вероятно, сумерек в лес. К ним пожелали присоединиться еще трое. Кофи рассказал, что они без труда, только лишь со страхом, отыскивали пропитание в лесу. Поэтому с собой брать ничего не стали, кроме дополнительной одежды.

Как Кофи не убеждал своих товарищей в мирности окрестных лесов, первые сумерки и первая дрема в сумерках все-таки стали испытанием. Испытанием даже бо́льшим, чем то, через которое тогда прошли Кофи, Майкл, Пейжи и Бинэси, так как им тогда некуда было возвращаться. А теперь они знали, что есть место более комфортное и безопасное. Кофи представил себе, каково было Пейжи. Особенно после выходки Майкла.

Вторая дрема прошла спокойнее. Но в сознании ведомых все более четко обрисовывалась мысль об удивительном постоянстве красоты пейзажей.

– Кофи, ты в этих колоннах ориентируешься? – осторожно поинтересовался Нкемдилим.

– Честно сказать? Нет, – ответил Кофи.

– Тогда куда мы идем?

– Мы ищем зерна. Но я не знаю точного места. Пока ничего похожего на то, что мы ищем, я не видел.

– Не, вы слышали? – удивился сказанному То. – Этот парень молодец! Он, оказывается, не знает, куда идти.

– А я и не говорил, что знаю. Но я предупреждал, что не знаю, на сколько долго.

– А ты знаешь теперь дорогу обратно? – продолжил мысль Нкемдилим.

– Несколько более уверенно, чем прямую!

Сказав это, Кофи засмеялся.

– Это действительно смешно! – с сарказмом, но неохотно, поддержал его веселье То.

– Какая вам разница. Сидеть в тех белых стенах было интереснее? – задал встречный вопрос Кофи. – Сколько времени мы уже там? И все это время абсолютно мы ничего не делаем. Только едим!

– И в последнее время стали чаще конфликтовать, – заметил Эмека.

– Да. За это время мы успели только разделиться и понести при этом десятки человек убитыми, – продолжил Кофи. – И больше никаких достижений!

– А что это такое? – вдруг обратил внимание компании на причудливое соцветие Рилей.

Леса таили в себе много. И постепенно они раскрывали свои казавшиеся необычными дары. Кофи остановился, разглядел.

– Да. Раньше мне такого не попадалось.

Перед ними были длинные лианы, свисавшие не видно откуда сверху. Такие лианы здесь встречались на многих деревьях. Кое-где на лианах были цветы, с причудливыми соцветиями в виде длинной ленты, скрученной в спираль, наподобие винтовой лестницы. Края полоски были обрамлены частыми мелкими белыми цветками, которые на сочном зеленом фоне смотрелись очень грациозно.

Эмека сорвал одну такую спирать, раскрутил ее и прикрыл лентой один глаз на пиратский манер.

– Ну, как? – поинтересовался он.

Потом он снял ленту с лица и, держа ее за один конец, отпустил другой. Лента тут же скрутилась обратно в спираль.

– Чего только не увидишь! – констатировал То.

– В этом ты, То, прав. Но что это за место? Вот в чем вопрос! – сказал Нкемдилим. – По-крупному все необычно. Но если присмотреться к деталям, то это та же Земля: те же листья, те же цветки и фрукты, те же лианы, только не привычно, что они здесь повсюду.

– Мне привычно, – возразил Эмека.

– И все сочетается в новых комбинациях, новых формах, – продолжил Нкемдилим.

– А вот такая же, только, видимо, уже отцвела, – продолжал разглядывать Рилей. – А вон выше уже засохшие есть.

– Ладно. Идем дальше, – предложил Кофи.

– Мы куда-то торопимся?

– Пожалуй, нет. Но повод ли это удлинять и без того безразмерный поход?

* * *

Сколько прошло сумерек еще можно было сказать с небольшой ошибкой, а вот сколько миновало дрем, конечно, сбились со счета. За это время пилигримам лишь несколько раз попадались небольшие водоемы или места с повышенной сыростью, где воду можно было зачерпнуть мелкими горстями у корней травы.

Возле таких мест они всегда задерживались, так как вода встречалась не часто, а плоды не позволяли так напиться, как вода. Кроме того, такие места Кофи обхаживал особенно тщательно. Он сказал, что именно в похожем месте в прошлый раз росло то, что они ищут теперь.

Вскоре они увидели, что искали. Плоды этого растения, свисавшие тоже на длинных плетях, были похожи не то на крупные шишки, не то на маленькие ананасы. Шашки этих ананасиков в свою очередь состояли из более мелких сегментиков, той же формы, что и сами шашки. Одни шишки были тяжелыми, явно сырыми внутри, не дозревшими. Другие были существенно легче. А при небольшом сжатии они рассыпались на множество вытянутых пирамидок.

– Это оно! – торжественно заявил Кофи, сорвав с плети одну шишку, и распустив ее на зернышки прямо над головой Эмеки. – Это можно есть!

На вкус они, конечно, не были верхом изыска, но вполне могли сравниться с какими-нибудь орехами. Пока вся команда грызла найденные семечки, гадая, дорога обратно займет больше или меньше времени, Кофи топтался вокруг.

– Но это не то место, – сказал он, сделав окончательные выводы. – Другое. Значит таких мест на самом деле много.

– Тогда жаль, что мы нашли именно это место, а не другое, поближе к санаторию, – вздохнул Нкемдилим. – Было бы ближе идти обратно.

– Обратно все равно будет ближе, – убеждал его Кофи.

– Посмотрим.

– Хотя? – вдруг Кофи задумался. – Обратно мы пойдем не пустыми.

– Ты хочешь насобирать их и взять с собой? – уточнил То.

– Не знаю как вы, но я именно за этим сюда и шел. Будет легче коротать сумерки в санатории.

Кофи позавязывал узлами все прорези в запасной одежде, которую брал с собой, и стал распускать в получившиеся смешные мешки зерна анашишек, так они назвали этот плод.

Обратный путь действительно казался короче. Вот они уже снова оказались в роще спиралей, где задержались в прошлый раз, остановились и теперь, на привал.

– А здесь, похоже, работал какой-то долговязый дизайнер. И в этой его коллекции преобладают свисающие элементы, – отметил Рилей.

– Это точно! Нет почти ничего, что торчало бы из земли, – поддержал мысль То.

– Зато удобно. Вокруг только стволы и трава, – добавил Нкемдилим.

Разглядывая одну из множества висящих спиралек, он попробовал ее развернуть. Но та оказалась уже сухой и тот час же обсыпалась вниз. В руках у То осталось несколько иглоподобных зернышек.

– А эти можно есть? – спросил То у Кофи.

– Я рисковал расстройством желудка, а может и жизнью, уже достаточно раз. Так что можешь сам попробовать и узнать ответ на этот вопрос.

– Не беспокойся. Мы не бросим тебя, дождемся, если ты вдруг потеряешь сознание, – подбодрил Рилей.

– А если я стану буйным?

– Тогда вопрос решится перевесом сил.

– Не боитесь, что вам не удастся со мною справиться?

Поговорив еще немного о пустом, они все-таки уговорили То попробовать семена спиралек и впали в очередную дрему.

* * *

– А вы представляете, – сказал Эмека, наворачивая круги вокруг одной из стоек арки, – как с этими баулами мы бы поднимались на свой этаж по обычным лестницам. Эти лестницы, что ни говори, гениальны!

– Даже не хочу себе это представлять, после такого похода, – сказал Рилей.

– А я бы, пожалуй, не отказался бы и от лифта, даже поднимаясь по таким гениальным лестницам, – добавил Нкемдилим.

– Ну, вас. Психология вечно недовольного человека! – махнул на них рукой Эмека.

– Нет. Это как раз психология человека, довольного всем тем, что есть, но всегда стремящегося к большему! – возразил Нкемдилим.

На своем этаже их встретили с радостью. Не смотря на прошедшее время, их признали за своих. Да и вообще им удалось спокойно пройти через все этажи. В застольной беседе Кофи заметил:

– Честно говоря, больше всего боялся, что здесь могли произойти очередные переделы. И мы могли уже вернуться совсем в другое место.

– Это тебе только показалось, что все осталось по-прежнему, – ответил ему Изингома, де-факто уже ставший главным в их общине.

Но путешественники пока об этом не знали. Изингома же видел в вернувшихся бродягах угрозу своему достигнутому положению. Его мысли работали на то, как теперь его не потерять.

Изингома рассказал им, что здесь была настоящая война за свободное пользование арками, и что война вряд ли закончена окончательно. Информировал, что снова погибли десятки людей и что несколькими этажами выше одну арку, просто разбили.

– Хорошо, что ведущую вниз и выше нас, – добавил он в конце рассказа.

– А мы нашли целых два вида семечек, – продолжил разговор То историей про свои приключения. – Сначала мы нашли анашишки, а потом еще набрали вот этих спиралей.

– Точнее нашли-то мы сначала спирали, но прошли мимо них, – поправил его Эмека. – И только на обратном пути ты решился их попробовать.

– Чтобы убедиться, съедобны ли они, мы ждали целую дрему, после того, как То их наелся, – добавил Рилей.

Изингома и другие с удовольствием щелкали новые яства, слушая походные байки.

– Почти как дома, – грустно вздохнул он. – Болтаем, грызем семечки.

– Не хватает только хорошего дивана и телевизора, – согласился с ним Кофи. – Когда я вспомнил про анашишки, я именно об этом и подумал, что нужно идти за ними. Будет не так скучно. Да и немного разнообразней с едой. А то в холодильниках-то здесь такого не найдешь.

– Кстати о холодильниках, – вспомнил Изингома. – В мусульманской общине тех, кто не строго соблюдал правила, стали не допускать в столовую. Им приходилось уходить питаться на другие этажи. Обычно к малочисленным. Но их религиозные старейшины не пришли к единому мнению, правильно ли это. И их община распалась. Разделилась на две. В бо́льшей, где это правило утвердилось, фактически установилась монархия. А меньшая отселилась на другой этаж.

– Хм…, – многозначительно выдохнул Кофи. – Политические процессы здесь набирают обороты.

– То ли еще будет.

* * *

Весть о новом продукте довольно быстро разошлась по всем этажам. Кофи несколько раз еще ходил за семечками в лес, собирая каждый раз все большие команды, и увеличивая нагрузку на человека. Чем больше людей узнавали о них, тем большим дефицитом они становились. И увеличивающиеся сборы не помогали сломить тенденцию.

Уходя, Кофи каждый раз следил за тем, чтобы никто лишний не увязался за ними. К выводу, что нужно обязательно сохранить места произрастания семечек в тайне, они с Изингомой и остальными пришли сразу.

Возвратившись однажды обратно из похода, им воспрепятствовали подняться к себе на одном из латинских этажей. Требование было простым: отдать часть сбора за проход вверх. Им отдали мешок.

И это стало началом нового этапа в развитии нового общества. Семечки стали платежным средством. А товаров на обмен было не так уж и много. Самыми ходовыми стали проход через этаж и долго ждавший себе достойной цены секс. В течение длительного периода за него почти ничего достойного нельзя было взять взамен, кроме безопасности. Но и безопасность со временем стала цениться. Теперь же предлагался новый товар – удовольствие. А это всегда было привлекательным благом. И секс впоследствии сумел завоевать известные позиции, перечеркнув длительный период своей недооцененности.

Как ни странно, но после продолжительных поисков только одной общине удалось еще найти анашишковые рощи. Остальные то ли сильно боялись уходить слишком далеко, то ли все-таки не туда ходили. Появление еще одной семечковой державы было встречено с некоторым энтузиазмом. Во-первых, диверсификация поставщиков и рост объемов поставки сулили новые возможности для торга, а во-вторых, это все же вселяло надежду, что и другим улыбнется удача.

И удача улыбнулась, но кровавой улыбкой. Африканцы собрали небольшую группу в очередной поход. К ним пожелала присоединиться более многочисленная группа из другой общины. Часть африканской группы, которая не пожелала присоединения, была убита, оставшиеся в живых показывали дорогу. Но и их убили на обратном пути, чтобы избежать лишних политических неприятностей.

Глава 4

18.

– Дама Фима сказала, что мороженое всем дадут только после урока, – убеждала Грета.

– Не хочу после урока, – топала ногами Матильда в пустом коридоре. – Я хочу сейчас.

– Но дама Фима сказала, кто не ходит на уроки, тем мороженое не дадут.

– Я не хочу на уроки, – не унималась Матильда.

– Но такие правила, – настаивала Грета.

– Не хочу правила! – по цепочке отрицала все Матильда.

– Ну, и не хочи, – махнула рукой Грета и побежала по коридору в класс. Но через несколько шагов она обернулась. – А еще дама Фима говорит, что кто не будет ходить на занятия, того не возьмут в Большой мир.

Матильда осталась одна и не знала, что ей делать. Ломать комедию для себя было не интересно, и часть Матильды, осознававшая это, уже готова была сдаться и пойти в класс. Но другая часть Матильды все еще протестовала, ей на урок идти не хотелось, но хотелось мороженого. Она знала, что мороженое есть в столовой и все-таки перетянула Матильду туда в надежде, что удастся незаметно его взять.

Она прошла через зал столовой, зашла на кухню и стала гадать, в какой бы холодильник заглянуть для начала. Она стояла, не могла решиться, и вдруг услышала голос.

– А ты почему не в классе? – спросила дама Бэль.

– Я не хочу в класс, – ответила Матильда.

– Но ведь без тебя не начнется занятие.

– Я не хочу занятие, – заладила Матильда, – не хочу занятие!

– А как же другие дети? Они ждут тебя. Им интересно послушать, какую ты расскажешь смешную историю сегодня.

– Я хочу мороженое, а не смешные истории.

– А! Так ты любишь мороженое!

Дама Бэль должна была что-то придумать, чтобы уговорить Матильду пойти на урок. Ведь совсем скоро уже начнутся основные занятия. А если дети будут пропускать занятия по языку, они не смогут понимать дальше.

Матильда, будучи теперь еще и пойманной строгой дамой Бэль, уже забыла про свои желания и в растерянности слушала добрый, мягкий, чистый, достаточно высокий, даже бархатистый, подсознательно воспринимаемый как убедительный голос воспитателя.

– Матильда. Давай договоримся так. Ты пойдешь на занятие, расскажешь там свою новую историю. Если тебе будут громко, громко хлопать в ладоши, то дама Фима даст тебе два мороженых. Ты сможешь съесть их сама или угостить кого-нибудь.

– Хорошо, – согласилась с уговором Матильда. – А если мне будут хлопать громко, громко-прегромко, то мне дадут три мороженых.

– Так и быть. Договорились, – ласково кивнула в знак согласия дама Бэль.

– А почему все говорят, что если я не буду учиться, то меня не возьмут в Большой мир? – неожиданно спросила Матильда.

– Это правда. В Большом мире хорошо. Там очень интересно и всегда много дел, – ответила дама Бэль. – Но чтобы туда попасть, нужно очень много уметь.

Матильда побежала в класс, где ее ждало много других детей. Одни были как она, другие чуть младше. Но все радостно зашумели, увидев ее. Дама Фима подбодрила их и Матильду, сказав, что они уже заждались.

Дама Фима включила мультфильм, в котором разные звери угощали друг друга фруктами. После просмотра мультфильма дама Фима стала разыгрывать сценки из него с детишками. Они тоже должны были изображать зверей и угощать друг друга фруктами. Потом они разыграли по одному разу несколько сценок из мультфильмов, которые были на прошлых занятиях.

В конце занятия дама Фима всегда предлагала детям рассказать всем какую-нибудь смешную историю. Первой вызвалась Матильда. В этот раз она сочинила такую небылицу, что дети еле дышали от смеха. Следующую историю рассказал маленький Эдик. Он был еще мал, чтобы придумать достаточно складную и при этом смешную историю, но дама Фима его тоже похвалила. Для нее было главным, чтобы дети стремились и учились говорить и привыкали думать на новом для них языке.

Между уроком и обедом детей отпустили на небольшую прогулку. Одни побежали гулять сами по себе, другие бросились купаться в фонтанах, третьи кружились вокруг воспитателей, которые фанатично занимались детьми все свое время. Они читали, рассевшись на квадратных газонах, рисовали мелками на дорожках, играли в разные подвижные игры вокруг деревьев или на специальных спортивных площадках.

– Матильда, не нужно так быстро крутиться. У тебя закружится голова, и ты упадешь, – заботливо повторяла дама Бэль, прекрасно зная, что детям как раз наоборот нравится, когда кружится голова, и что они ее не послушают.

– Я кружилка! – в восторге пищала Матильда.

– И я кружилка, – повторяла за ней Грета.

– Девочки, только смотрите, не упадите, – причитала суетливая дама Бэль.

Но так и вышло. Матильда, кружившаяся в центре лужайки, шлепнулась на траву, перевернулась на спину и уставилась вверх, продолжая так же хохотать, как она хохотала, когда кружилась. А белые высокие стены с множеством окон, в центе которых была лужайка, продолжали свой хоровод. И Матильде уже казалось, что они образуют не квадрат, а круг. А окна вовсе не окна, они дымчатые кольца. И что это не они кружатся, а она. А может они в одну сторону, а она в другую. Кольца складывались в стройную пирамиду, вершина которой затягивала ее к себе, создавая ощущение полета.

Лужайки и фонтаны полностью были в распоряжении детей и после обеда до самого ужина, на который детей повели к себе. А площадку заняли дети с другого этажа.

* * *

Прошло достаточно времени, чтобы детям надоело кружиться на лужайке и переключиться на более сложные игры. Если считать местные дни, то прошло года два, а если смотреть на детей, то лет пять.

Теперь за ними было труднее уследить. И однажды они сильно напугали даму Бэль. Вроде и все были на площадке, но вдруг прибегают и наперебой начинают рассказывать:

– Там в лесу, мы думали там только деревья, а там стоят такие, – кричал Джимми и показывал скрещенные руки. – И еще такие, – он нарисовал в воздухе полукруг.

– Их много, – добавляла Шани.

– Они все в лесу, далеко, – Шэхриэру тоже хотелось добавить и от себя что-то.

– Да как же? – встревожилась дама Бэль. – Вы сами в лес ходили? Кто же вас одних отпускал?

– Да, мы не далеко ходили, – тихонько загундосила в оправдание Араксия.

– Ну, как же не далеко. А Шэхриэр говорит, далеко, – негодовала дама Бэль.

– Ну, мы не хотели далеко. Просто… – продолжил Эдик.

– Ох, как я сейчас даме Фиме про вас расскажу, – пригрозила дама Бэль.

Но на самом деле дама Бэль не столько хотела припугнуть детей, сколько испугалась сама. Но не за детей, поскольку они были здесь, а в общем. Ведь подумать можно было все что угодно, слушая такие истории: много, стоят, то ли с крестами, то ли руки просто скрещены. Она позвала даму Фиму, господина Фридриха и господина Туана. Вместе они попросили детей показать им то, о чем рассказывали.

Увиденное заставило взрослых задуматься. Они, конечно, и раньше понимали, что им мало, что известно об этом странном месте. Но находка детей оказалась кладбищем. Причем здесь были и мусульманские, и, судя по всему, буддийские, и христианские могилы, и могилы, устроенные по иным традициям. Все это наводило на размышления, порой ужасающие.

– Ну, вот. Хотели найти ответы на вопросы детей, а нашли только новые вопросы, – тихо сказал господин Туан.

– Да какие же тут вопросы? – возразила дама Фима.

– И правда. Молчаливые слова. Одни ответы, – поддержал ее господин Фридрих.

– Это вам только кажется, – так же тихо продолжил господин Туан. – А вы знаете, кто были эти люди? Они ведь здесь, очевидно, жили до нас. Но умерли. Отчего? А кто их хоронил? Ведь никто из нас про кладбище не знал. Куда делись те, кто хоронил? А вы говорите, нет вопросов.

* * *

Теперь дама Бэль старалась не упускать из виду ни одного ребенка, когда занималась детьми на игровых площадках первого этажа. А когда прогулка заканчивалась и дети уходили, она всегда провожала их печальными глазами. Несмотря на то, что следом за уходящей спустится другая группа детей, ей почему-то было грустно смотреть вслед деткам, поднимающимся к себе.

Много раз она пыталась представить себе, какими они станут лет через десять. Перестанут ли, наконец, искать, ждать маму и спрашивать, где она? И невольно она всегда приходила к мысли, а как она узнает, что прошло именно десять лет? Для себя она еще давно, когда детям было по три-пять лет, со слов самих детей, неуверенно показывавших на пальцах свой возраст, решила так: если ориентироваться по мальчикам, лет через десять они как раз должны возмужать.

* * *

Это случилось. И дама Бэль с трудом угадывала в детях ту маленькую Матильду и того забавного Эдика. Теперь они все чему-то научились, они стали целеустремленными и не тратили время по пустякам. У кого-то уже даже появились дети: маленькие, смышленые, дама Бэль иногда ходила на младший этаж.

Они смотрели на нее веселыми честными глазами, когда она с ними играла. Дама Бэль им улыбалась доброй улыбкой и иногда думала: «Они еще ничего не знают. Кем они станут? О чем будут мечтать?»

А все взрослые мечтали только об одном, чтобы и им посчастливилось попасть в Большой мир. А для этого нужно следить за собой, заниматься спортом и обязательно посещать занятия, чтобы уметь все делать.

В одном из мальчиков дама Бэль узнала, как ей показалось, Эдика.

– Это же сын Эдика? – спросила она даму Мингю, которая присматривала за малышами.

– Какого Эдика? Да мы и не знаем, кто здесь чей, – дружелюбно ответила Мингю, ласково подпушив малышу подушечку и поправив одежку.

– Вы не знаете? – удивилась дама Бэль.

– Конечно! Нам малышей передают из медики, а чьи они, они и не говорят нам. Угу-гу-шеньки, – дама Мингю заиграла с малышом. – Нам оно и зачем?

– Ну, как зачем? Знать кто чей!

– А и из родителей-то все равно никого не знаем.

– Верно. Вы ведь здесь совсем недавно?

– Недавно. Ой Буль-буль-шечки! – дама Мингю поила ребенка из бутылочки.

– А мы с четырех лет за ними попятам смотрим, – запуталась в воспоминаниях снова дама Бэль. – Каждого знаем и по имени, и по походке, и по характеру.

* * *

«Основные занятия на сегодня, кажется, закончились», – думала Матильда.

Она так и не научилась не радоваться таким коротким учебным дням, хотя сильно изменилась с тех пор, как была совсем девочкой, и теперь записывалась на каждый новый факультатив, хотя бы только для того, чтобы узнать, о чем он.

Но на сегодня все факультативы отменялись, так как на этот день был назначен очередной медитест. Сейчас она спешила в медику.

«Кажется, Грете и Франчи я вчера напомнила, – вспоминала Матильда и проверила, не забыла ли она взять с собой свою карточку. – Тонкая, – подумала она. – С другой стороны, это же не аттестат. Даже лучше, что она не толстая».

В медике уже скопилось много народа. Многих Матильда не узнавала даже в лицо. Это были дети из других классов, младшего возраста.

У входа она встретила своего друга Карстена, с которым они дружили с детства, но сейчас, после определения выбранного занятия встречались на много реже. Они практически на ходу перекинулись парой слов и разбежались – девочки в одно крыло, мальчики в другое.

Матильда зашла в стол справок и протянула карту серьезной на вид даме Мартаске.

– А тебе в этот раз положено заменить карту, – сообщила дама Мартаска.

– А где это можно сделать? И что будет в новой? – спросила Матильда.

– Я тебе сейчас и выдам новую. В нее будет включено несколько новых докторов.

Матильда захлопала удивленно глазами.

– Да, да. Тебе уже пора, дорогая, – продолжила дама Мартаска. – И теперь тебе нужно будет приходить к нам на медитест в два раза чаще. Все должно быть под контролем.

Замена карты не заняла много времени. Матильда с интересом раскрыла ее. Новый список процедур в карточке вырос почти вдвое.

«Любопытно! – подумала Матильда. – Но врачи все объяснят, так сказала дама Мартаска».

Ее подругам, Грете и Франчи, тоже выдали новые карточки, что, вместе с пройденными процедурами, было предметом разговоров на целый вечер.

От Франчески они узнали, а ей сообщил Карстен, что ребятам карты не заменили. И более того, им не будет нужно чаще посещать медику. Лучше это или хуже, девочки так и не пришли к единому мнению.

* * *

Однажды дама Бэль и дама Фима беседовали за чаем и к ним подошли Матильда и Грета. Они разговорились. Матильда рассказывала, что у нее в оранжерее выросла новая дони́ка. А Грета поделилась, что она разучила на рояле новую пьесу.

– А ты помнишь, как ты боялась дня выбора занятия? – спросила дама Фима Грету.

– Да, конечно помню. Мы вместе с Матильдой хотели заниматься музыкой. Но дама Жура сказала, что Матильде лучше будет заняться садоводством.

– И я помню, – добавила дама Бэль, – как мы успокаивали вас после ужина. А после сна вы не хотели просыпаться и идти к даме Журе.

– Но дама Жура оказалась очень доброй, – вспомнила Матильда. – Даже странно, что мы так ее боялись. Но все равно хорошо, что вы нас тогда успокаивали.

– Вас было много, и у всех был день выбора занятия. Мы всех вас успокаивали, – сказала дама Бэль. – Но вы, девочки, были нашими лю…

Дама Бэль вовремя остановилась. Она вспомнила, что здесь они всегда учили детей, что не правильно говорить другим о том, что им нравится и, тем более, о том, что они любят. Любить кого-то сильнее, чем другого, вообще неприлично!

«Ой, какой ужас! Что бы обо мне подумали дети, – представила она, – если бы я договорила?»

Хотя она помнила, что раньше это было не так. Но почему-то здесь на Клетионе это было не принято.

Ей не объяснили, почему. Просто было сказано, что можно, а что нельзя. Конечно же, на другой чаше весов лежало неотвратимое. Она уже почти привыкла к этим новым правилам, но иногда еще нежность к тем, к кому волей-неволей привязался, кого любишь, давала о себе знать.