Текст книги "Волчья Луна (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Клод, – повторила Татьяна имя служанки после довольно продолжительной паузы. – Тут, видишь ли, какое дело, Август… Ей это понравилось, и я даже знаю, почему.

– Расскажешь?

– А ты, как думаешь?

– Расскажешь, – решил Август.

– Конечно расскажу, – мягко улыбнулась Теа. – Если не тебе, то кому? А в себе такое долго держать не получится. Разорвет!

Помолчали.

– Я думаю, этот яд… Ну, ты помнишь, я тебе рассказывала? Яд, который заживляет? Так он, Август, похоже содержит в себе какой-то наркотик. Когда ранки от укусов заживают, Маленькая Клод еще чуть не полчаса после этого от удовольствия светится.

– Есть привыкаемость? – уточнил Август.

– Ну, сегодня был четвертый раз, и мне кажется, Клод не могла уже дождаться, когда я ее того…

– Да уж, – покачал головой Август.

Он был буквально ошеломлен. О таком эффекте Август нигде еще не читал, но он и вообще мало что знал об этом феномене. Он даже начал сомневаться, правильно ли называть это явление вампиризмом.

– Вот именно! – поддержала его Таня, когда он высказал эту мысль вслух. – И это, Август, ты еще не знаешь всего!

– А что было что-то еще? – насторожился он.

– Еще как было!

– Ну, и что там у вас еще приключилось? – Таня явно хотела, чтобы он ее стимулировал на рассказ своими вопросами, вот Август и спросил. Ему не трудно, а ей приятно.

– Понимаешь, Август… – начала было Татьяна, но остановилась, не договорив, и тяжело вздохнула.

– Да, нет, не понимаешь, – еще раз тяжело вздохнув, снова заговорила женщина. – В этом деле прослеживается явный сексуальный подтекст. Я тебе еще тогда об этом рассказывала, когда меня Веста первый раз подтолкнула девушку укусить.

– То есть, тебе это нравится, – кивнул Август, стараясь не показать Татьяне охватившего его волнения, слишком сильно похожего на ревность, чтобы быть чем-нибудь иным.

– Дело не во мне, – улыбнулась Теа, умевшая, как мало кто еще, читать в душе Августа. – Им это тоже нравится. Я имею в виду тех, кого кусают. Клод сначала побаивалась. Даже зубы сжала, чтобы не вскрикнуть. Но стоило мне начать ее пить, она… Понимаешь, это, как я, когда ты меня… Ну, ты понимаешь!

Краска залила ее шею и лицо. Собственный рассказ очевидным образом смутил ее саму.

– То есть, – решил все-таки расставить все точки над "i" Август, – по ощущениям, ты ее как бы имеешь, а она тебе, как бы, отдается, я правильно понял?

– Да.

– Но без укуса тебя к женщинам не тянет? – все-таки уточнил Август.

– Ну, ты даешь! – возмутилась Татьяна. – Меня к тебе тянет, а тетки мне на фиг не сдались!

– А если есть выбор, мужчина или женщина? – продолжил допытываться Август. – Из кого предпочтешь пить?

– С мужчинами я не пробовала, – дернула губой Теа, – но думаю, женщины все-таки предпочтительнее, а молодые – так, вообще, кайф!

– И Анна все это видела, – понял Август подоплеку разговора.

– Еще как видела! – подтвердила Татьяна. – Она, Август, сама тоже захотела…

– Укусить? – не понял Август.

– Нет, милый, – возразила Таня, – она захотела быть укушенной. Сама горло подставила. Представляешь?!

– Так вы поэтому там целый час возились?

– Так не по одному же разу, – снова начала краснеть Татьяна.

– И каковы результаты? – смиряясь с неизбежным, спросил Август.

– Море удовольствия, – счастливо улыбнулась в ответ Татьяна, именно к этому моменту, судя по всему, и подводившая разговор. – И да! У Аннушки все раны окончательно затянулись. Прямо на глазах. Представляешь? Мои укусы… Нет, я думаю, все-таки не сами укусы, а яд, который я впрыскиваю. Он, похоже, оказывает до кучи и терапевтический эффект тоже…

3. Деревня Триполье, тринадцатое января 1764 года

До Трипольского острога добрались к вечеру тринадцатого января. Август ехал с графом Василием во главе колонны. Лошадки у них были нечета тем, на которых начинали поход в имении Слобода, но это было все же лучше, чем ничего.

– Вот это и есть острог, – показал граф Новосильцев рукой.

Там, куда он указывал, почти вплотную к околице довольно большой деревни, у подножия высокого холма, увенчанного храмом Девы, стояла небольшая деревянная крепость. Августу таких фортификационных сооружений видеть раньше не приходилось, и он с интересом принялся рассматривать этот типично русский укрепленный пункт. Это был, как он понял из объяснений графа Василия, так называемый стоялый острог – то есть, временная крепостица, предназначенная для размещения "воинских людей", в данном случае солдат Семеновского полка. Неглубокий ров, невысокий вал с тыном метров четырех высотой по гребню, четыре башни, одна из которых проездная. А внутри частокола из заостренных бревен, называемого здесь тыном или палисадом, видны крыши нескольких строений. Чем-то напоминает военный лагерь, какие строили на своем пути римские легионы. Все просто, функционально, но тем и хорошо.

– За стеной, чаю, от вурдалаков и оборотней оборонятся будет легче… – задумчиво протянул Василий, тоже изучавший внешний вид крепости, в которой им всем предстояло жить.

– Вурдалаки, это вампиры? – уточнил Август, не забывавший о необходимости совершенствовать язык "страны пребывания".

Вообще, как он заметил некоторое время назад, общение с Татьяной обогатило его русский множеством весьма необычных слов и оборотов, но вот с современным русским языком тот язык, на котором порой выражалась его подруга, имел мало общего. Слишком раскрепощенная речь, слишком много понятий и значений, попросту недоступных людям, живущим в восемнадцатом веке. Поэтому Август любил общаться и с теми, кто говорит на аутентичном русском языке.

– Да, это вампиры, – подтвердил Василий. – В этих местах они, как будто, давно не появлялись, но и оборотни такими большими стаями до сих пор здесь не ходили. Все-таки Украина – это не Дикая степь, не Сибирь, не северное Приуралье.

– Будем надеяться на лучшее, – пожал плечами Август.

– И держать порох сухим, – кивнул Василий. – Поехали! Хотелось бы попасть в крепость до темноты.

Граф был прав, разумеется. Им следовало поспешить, но одно дело верховые, пусть даже и не на самых лучших конях, и совсем другое разномастные сани, влекомые ладящими крестьянскими лошадками. Солнце уже садилось за дальней рощей, когда в ранних зимних сумерках поезд втянулся наконец в ворота Трипольского острога. Здесь, внутри оказалось не так тесно, как могло показаться, если смотреть со стороны. Стояло два длинных барака, служивших по-видимому казармами, и несколько срубов поменьше, но строенных так же просто, как и бараки, и все из тех же самых едва очищенных от коры бревен. Один из домов, как доложил принцессе Елизавете старший офицер – капитан Андрей Отрепьев – предназначен был как раз для проживания принцессы, а другой – для остальных членов экспедиции. В третьем же срубе проживали комендант крепости и старшие офицеры.

Так что вскорости все разместились в домах. Ну, дома – это громко сказано: бревенчатые стены, дощатые полы, покрытые камышовыми циновками, низкие дощатые же потолки. В каждом доме – кухня, примыкающая к сеням, три жилых комнаты, разделенных перегородками из толстых досок, на первом этаже и две – на втором, под крышей из толстых соломенных фашин. Там между соломенным покрытием и досками потолка, вроде бы, имелось еще чердачное пространство, но оно Августа не заинтересовало. Да, и вообще, второй этаж оказался холодным, так как своих печей наверху не было, и все тепло шло от двух толстых кирпичных труб, проходивших обе комнаты насквозь.

Поэтому разместились внизу. В одной комнате граф Василий с Анной Захарьевной Брянчаниновой, в другой – Август и Теа. Третья комната служила ночным пристанищем для служанок и общей комнатой днем. Ну а наверху поселились остальные слуги. Там конечно холодно, но не холоднее, чем на биваке "в чистом поле". В хозяйстве имеются овчинные тулупы и войлочные кошмы, авось, не замерзнут.

В комнате, в которой разместились Август и Теа, имелась довольно узкая кровать – едва-едва на двоих – простой стол и пара табуреток. Ну, и колышки, вбитые в стену, чтобы вешать на них одежду. Зато в покой выходила боком большая печь, а крохотное окно было затянуто рыбьим пузырем и закрыто снаружи толстыми ставнями.

– Вполне прилично, как считаешь? – спросил Август.

Сам он приличным это жилье не считал, но, как говорится, на войне, как на войне.

– Чистенько, – кивнула Теа, наблюдая, кал слуги вносят в комнату их дорожные сундуки, слава богам, уцелевшие во время боя с оборотнями, – но бедненько.

Между тем, сундуки заняли свое место у стен, на пол лег толстый персидский ковер, а на соломенный тюфяк, заменявший им матрас, сибирская кошма и меховые одеяла.

– Хорошо-то как, – вздохнула Теа, забираясь под одеяла. – Ты не представляешь, Август, как мне надоело спать на животе!

– Спина больше не болит? – поинтересовался Август, разливая вино по серебряным кубкам.

– Не болит, – улыбнулась Татьяна, – но, если ты подкатываешь на предмет меня поиметь, придется нам найти какую-нибудь другую позу. На спине я тебя пока навряд ли выдержу.

– Значит, найдем компромисс, – улыбкой на улыбку ответил Август. – Может быть, ну его этот обед?

– Нет, Август! – осадила его Татьяна. – Сначала обед, глупости – потом! Я есть хочу!

– Ну, тогда выпей пока, – протянул он ей наполненный кубок, – обед все равно еще не раньше, чем через час.

– Намекаешь, что успеем? – задумалась Теа, отпивая понемногу вино.

– Целый час, – напомнил Август, которому вдруг страсть как захотелось близости с Татьяной.

– Услышат… – все еще сомневалась Татьяна.

– А ночью они что все разом оглохнут? – возразил Август.

– Раздеваться долго, а потом ведь еще и одеваться придется… – все еще сомневалась Теа.

– Я помогу, – пообещал Август.

– Ну, давай, тогда, помощник, приступай! – усмехнулась Теа, вылезая из-под одеяла. – Раз обещал, раздевай!

– Только быстро, – добавила через мгновение, когда Август взялся уже освобождать ее от кожаных штанов, – а то замерзну насмерть, кого, тогда, станешь иметь?

4. Девич-гора, шестнадцатое января 1764 года

На гору поднялись только через два дня. Раньше не получилось, помешала сильная вьюга. Однако шестнадцатого января распогодилось. Утро выдалось ясное, морозное, но безветренное, и члены экспедиции в сопровождении гайдуков и офицеров-семеновцев отправились к храму богини Девы. Поднимались довольно долго, поскольку тропа оказалась узкой и крутой, да к тому же была завалена снегом. Тем не менее, на гору взошли даже обе раненые героини.

Храм Девы не впечатлял. Неглубокий ров, по зимнему времени доверху заваленный снегом, и невысокий вал окружали площадку метров в пятьдесят в диаметре, на которой помещались небольшое капище с жертвенным алтарем и несколькими каменными и деревянными идолами и бревенчатая гонтина, у дверей которой царевну Елизавету и ее спутников ожидали две жрицы: молодая и старая. Для деревни храм казался слишком большим, но при этом был предельно прост, стар и небогат. Единственной роскошью, как подумалось Августу, являлась мраморная Диана, явно привезенная сюда откуда-нибудь с юга.

– Эту Деву, колдун, привезли из Тавриды пять столетий назад, – перехватив его взгляд, объяснила молодая жрица, и это были первые слова, произнесенные вслух на вершине Девич-горы.

– Это чувствуется, – Август полагал, что прибыл сюда ради дела, и даже более того, для "государева дела", как говорят в России, и по слову государыни-императрицы, так что поддерживать дурацкий разговор с провинциальными жрицами не обязан.

– Вы позволите, матушка, здесь оглядеться? – перешел он к существу вопроса.

– Что вы ищете? – вступила в беседу старуха.

– Ход внутрь горы, – вежливо объяснил Август.

– Тут нет никакого хода, – возразила молодая жрица. – Да и в горе ничего нет.

– Ну, нет, значит, нет! – пожал плечами Август. – Так вы позволите осмотреться, или я должен спрашивать не вас, а принцессу Елизавету? – поклонился он царевне, оставшейся стоять с остальными чуть в стороне.

– Ваша высочество! – подхватилась молодуха, да и старая карга тоже начала бить поклоны.

Еще бы! Не каждый день, поди, заезжают в эту глушь члены императорской фамилии.

"Ну, и славно! – усмехнулся он мысленно. Вы давайте, кланяйтесь пока, а я, пожалуй, прогуляюсь".

Теа! – позвал он мысленно. – Слышишь меня?

Вас понял, прием! – непонятно откликнулась Татьяна, но, как минимум, она его услышала.

Иди сюда!

Пришла! – сообщила Татьяна, подходя, и добавила вслух:

– Что теперь?

– Смотри под Дианой! – кивнул Август на мраморную статую. – Ничего не видишь?

Сам он, как ни старался, ничего пока не рассмотрел, но было ощущение, что с этим более чем странным идолом не все в порядке. Что-то ненормальное творилось с землей под ногами римской богини. Твердая, как камень, стылая земля "плыла" перед внутренним взором Августа, словно и не твердь она вовсе, а льющийся с подветренного склона дюн песок.

– Земля, – сообщила Татьяна через мгновение. – Одна лишь земля… Хотя постой!

Она подошла ближе, сняла перчатку с правой руки и, присев рядом со статуей, провела ладонью над самой поверхностью земли.

– А знаешь, – повернулась она вдруг к Августу, – ты прав, милый! Там внизу, и не так, чтобы глубоко… Я думаю, футах в трех от поверхности лежит каменная плита. Где-то четыре на четыре фута, а вот толщину определить не могу. Слишком сильные чары на нее наложены!

– Ну, значит, здесь и станем копать, – решил Август. – Только сначала придется снимать заклятие.

– Построим инсталляции Коперника? – сразу же включилась в обсуждение Теа. – Две или четыре?

– Покажи мне плиту, – попросил в ответ Август.

– Смотри! – И Теа "показала" ему тот образ, который возник перед ее внутренним взором, когда она "смотрела сквозь тень".

– Углы сориентированы по сторонам света… – озвучил очевидное Август.

– О! – удивилась Таня. – Вот, черт! Как же я это пропустила! Думаешь, заклятие «посажено» на ось вращения Земли?

Все-таки она была невероятно умной и невозможно образованной женщиной, и плюс к тому думала так быстро, что и захочешь, не угонишься. Ей бы еще знаний в области магии добавить, да опыта немного, и тогда с ней вообще никто тягаться не сможет. Даже он, Август Агд граф Сан-Северо.

– Земная ось – это хорошая идея, – кивнул Август, признавая правильность Таниной догадки, которую, тем не менее, еще предстояло проверить опытным путем. – Сходишь посмотреть?

– Нарисуешь мне якорную гексаграмму?

– Значит, согласна?

– Значит, переставай трепать языком и рисуй, что сказано! – фыркнула Татьяна, начиная "играть вздорную девчонку".

– Как прикажете, сударыня! – усмехнулся Август, искренно любивший этот образ, и, вытащив из ножен кинжал, начал чертить острием клинка прямо на мерзлой земле.

Точкой привязки он выбрал участок очищенной от снега земли слева от алтарного жертвенника. Место было "козырное", как изволит выражаться госпожа графиня, поскольку правильно устроенные алтари великолепно аккумулируют магическую энергию жертвенных приношений, а этому капищу на вид было никак не меньше трех сотен лет. Воздух над алтарем и земля вокруг него буквально светились собранной за века силой. Так что лучшего места для колдовства и не представить.

В качестве "якорной" геометремы Август выбрал гексаграмму Паскаля – так называемую "Уникурсальную гексаграмму", то есть шестивершинную звезду, которую рисуют одной непрерывной линией, не отрывая "карандаша от бумаги". Фигуру эту они с Теа уже использовали в Вене и остались довольны результатом, а от добра, как говорится, добра не ищут. Вот Август и не искал. Напротив, сейчас он был уверен, что это именно то, что им нужно для первой разведки.

Закончив рисунок, содержавший вписанную во внутреннее пространство звезды окружность, в свою очередь заключавшую в себе классическую пентаграмму, Август расставил в шести внешних и в пяти внутренних вершинах знаки силы, используя на этот раз древнескандинавские руны, показавшиеся ему более, чем уместными в этом месте и в этом времени. Затем он "зажег" внешний контур гексаграммы стандартной формулой incipio и отошел в сторону. Теперь за дело взялась Татьяна. Она вошла внутрь пентаграммы, коротким импульсом темной силы «включила» внутренний контур и, достав из кармана плаща три гравированных линзы, «подвесила» их в морозном воздухе, формируя подобие подзорной трубы. Вот только смотреть в этот прибор следовало не глазами, а внутренним взором.

Прошло еще несколько томительных мгновений, наполненных тишиной и напряженным ожиданием. Никто из присутствующих не решался не то, что сказать слово вслух, но даже пошевелиться или громко дышать. Работали Теа и Август, для того сюда и посланные императрицей, чтобы исполнить ее поручение. Ни помогать им, – если не попросят сами, – ни спрашивать о чем-либо, отвлекая от главного, никто не решался, даже принцесса Елизавета. Впрочем, она-то как раз лучше других понимала, что здесь происходит, но, будучи светлой волшебницей, улавливала лишь отголоски темного колдовства, так как самого процесса видеть не могла.

Смотри! – Татьяна не стала произносить это вслух, но все, что надо передала Августу и без слов. А в следующее мгновение настроившийся «на прием» Август увидел то, что видела сейчас женщина.

Он увидел, что мраморная Диана не просто статуя – или идол, – поставленная над входом в подземелье. Она вся была опутана посверкивающими, как мелкие бриллианты на солнце, нитями светлых чар. Но и это не все. Статую удерживали на месте три растяжки – светящиеся алым "канаты", в свою очередь "привязанные" к трем древним пням, скрытым под другими расставленными на открытой площадке идолами. Алые канаты тоже являлись очевидным результатом светлого волшебства, но вот пни, оставшиеся от росших здесь когда-то давно деревьев – скорее всего, дубов, – были покрыты письменами темных заклятий. Прочесть эти надписи Август не мог – не получалось различить даже отдельные буквы и определить алфавит, – но темную природу заключенной в них магии он почувствовал сразу.

"Сложно… – констатировал Август. – Вычурно… Но эти чары не могли наложить тогда, когда запечатывали гробницу княгини Лыбеди".

И в самом деле, по всем приметам, эти заклятия накладывались не так уж давно. Два-три века назад, никак не больше.

– Это не то, что мы ищем, – сказал он Татьяне. – Может быть, попробуешь заглянуть глубже?

– Хорошо, попробую, – Теа еще с минуту изучала структуру плетений, но, видимо, ничего нового не увидела и, отправив линзы "подзорной трубы" Августу, принялась творить совсем другое колдовство.

Август такое уже видел в Вене, да еще пару раз Теа показывала этот фокус во время их занятий, но зрелище, что и говорить, было настолько нерядовое, что, как завораживало его раньше, так не оставило равнодушным и сейчас. Тонкое тело Теа д'Агарис – которое Татьяна упорно называла китайским словом ци, – возникло внезапно и было похоже на зеленоватую дымку, обволакивавшую божественное тело женщины, ставшее вдруг видимым, словно на Теа не было надето никакой одежды. Жемчужное сияние обнаженного тела и изумрудная дымка, вьющаяся вокруг него. От этого видения, представшего перед внутренним взором Августа, натурально захватывало дух. Но дело, разумеется, не в красоте, а в смысле этого магического действа, потому что появление ауры являлось лишь предвестником главного колдовства – создания астральной проекции.

Эманация эфирного тела имела очертания физического тела, напоминающего своим абрисом и пропорциями саму Теа, как слепок повторяет оригинал. Мгновение, другое и, полностью освободившись от материнской матрицы, проекция налилась невероятно яркой изумрудной зеленью и, оставив женщину и ее ауру, медленно поплыла в сторону мраморной Дианы.

Достигнув статуи, проекция медленно "обошла" вокруг нее, а затем, выбрав точку, которая, верно, показалась Татьяне наиболее удобной, призрачная фигура стала медленно погружаться в землю. Август следил за ней с замиранием сердца, но, к сожалению, не мог посмотреть на происходящее глазами Татьяны, которая на этот раз не справилась с "трансляцией". Между тем, проекция, словно бы, растворилась в сумраке плотной, смерзшейся земли, и вскоре Август потерял ее из виду. Однако, судя по отрешенному виду Теа, стоящей в центре налившейся силой гексаграммы, "погружение" продолжалось.

Вся эта эпопея продлилась не так уж много времени, – максимум минут десять, – но стоявший на морозе Август успел от напряжения вспотеть. К счастью, обошлось без эксцессов. Проекция астрального тела вернулась обратно в ауру, сияние ци померкло, и Теа пришла в себя.

– Познавательно, – сказала она, переведя дух, – но утомительно.

– Толщина плиты где-то фут, – подумав пару секунд, добавила Татьяна, – и она со всех сторон исписана заклинаниями, светлыми и темными вперемежку.

– Представляешь, какой ужас? – вскинула она взгляд на Августа. – Ужас и есть!

– Заклятия старые, но насколько старые, не скажу, – покачала она головой еще через пару секунд. – Ты уж извини, не умею определять возраст.

Для начинающей колдуньи Теа и так сделала больше, чем можно было ожидать. Так что Август промолчал.

– Ты был прав, – продолжила между тем свой рассказ Татьяна. – Вход находится как раз под плитой. Дальше колодец с винтовой лестницей, но я не глубоко зашла. Метра на два спустилась или чуть больше. Плита, клятая, держит. Я и так через нее едва просочилась, а там, под ней, Август, если чуть глубже, вообще полный мрак!

Эпилог. Волчья луна

1. Девич-гора, январское полнолуние – 24 января 1764 года

Семь уровней защиты! Август такого ужаса даже представить себе не мог, но с фактами не поспоришь: в одиночку он бы княжескую гробницу не открыл. Никогда. Ни за что. Никак. Даже втроем – с Теа и Елизаветой – они промыкались почти восемь дней, вскрывая защитные и замкСвые чары слой за слоем, заклятие за заклятием, печать за печатью. И это, не считая противостоявших им маскирующих и запирающих инсталляций из камня, заговоренного железа, золота и человеческих костей, а также усиливающих и поддерживающих пентаграмм, вырезанных в камне или отлитых из черной стали.

Верхний уровень был самым новым. Эти печати ставили лет двести назад, чтобы закрыть доступ к руинам алтарного зала старого храма Джеваны. Как ни странно, зал сохранился совсем неплохо, – даже сводчатый потолок, – и казалось удивительным, что его не стали восстанавливать, а попросту засыпали землей и камнями. Впрочем, возможно, в этом и состоял умысел, потому что за алтарем начинался тоннель в храмовую крипту. Проход этот запечатывали дважды: первый раз в 1203 году – дата была выбита на замковом камне первой арки – и второй раз в 1387, о чем свидетельствовала табличка из зачарованного дуба, "утопленная" в порог.

В самой крипте располагались захоронения каких-то знатных особ и жрецов, большей частью жриц, по-видимому служивших в этом самом храме в давние времена. Наверняка, в этом склепе можно было найти массу интересных и ценных вещей, ибо многие войны отправились на встречу с богами во всеоружии, – в боевой броне, кольчугах и бахтерцах, опоясанные мечами и кинжалами, – а дамы – в своих лучших нарядах, украшенные драгоценностями, стоившими даже на беглый взгляд целого состояния. Но все это богатство членов экспедиции не заинтересовало. Даже, если не считать того, что разграбление могил есть тяжкий грех, все они и сами были достаточно богаты, чтобы польститься на древнее и, наверняка, проклятое "на веки вечные" злато. К тому же им надо было спешить, так как именно под этим древним склепом была спрятана еще более древняя трехкамерная усыпальница княгини Лыбеди. Туда они, собственно, и направлялись, ибо склеп, где упокоилась легендарная княгиня, и являлся истинной целью их экспедиции.

Спешили они не зря. Каждое следующее помещение в княжеской гробнице было защищено сильнее предыдущего, и требовалось немало сил, времени и ума, чтобы продвинуться дальше. Но, в конце концов, двадцать четвертого января в полночь Август и компания оказались перед последней запечатанной дверью. Здесь стояли такие печати, что рядом с ними неуютно было даже просто стоять. Прикасаться к ним было мучительно, а снимать – по-настоящему страшно. Но именно это им и предстояло сделать – снять печати и открыть дверь, сколоченную из потемневших дубовых досок, скрепленных для прочности полосами черной стали.

Честно сказать, последний отрезок пути, когда они проходили третий уже за эти дни трехмерный лабиринт, нашпигованный ловушками, как вальдшнеп шампиньонами, стоил Августу, – и, разумеется, не только ему – огромного труда. И "на последний рывок" все трое вышли совершенно измотанными, лишь в общих чертах представляя, что и как им теперь предстоит сделать, чтобы открыть эту самую последнюю дверь. Но никто из собравшихся во втором зале усыпальницы не сомневался, что просто не будет. Однако того, насколько плохо им придется, не знал пока никто.

– Последний бой он трудный самый, – продекламировала Татьяна очередной неизвестный Августу стих.

– Да уж, мало не покажется, – неожиданно для него поддержала новую подругу принцесса Елизавета, дословно процитировав одно из "крылатых выражений" все той же графини Консуэнтской.

– Василий, – повернулся Август к графу Новосильцеву, – Анна, – чуть поклонился он боярышне Брянчаниновой, – вы остаетесь здесь. По идее, щит надежен, но в жизни всякое случается. Так что, если что, дайте нам знать…

В принципе, говорить здесь было не о чем. Модус операнди оставался неизменным все эти долгие восемь дней. Пройдя очередной отрезок пути, Август или Теа, а иногда и оба вместе – и не без помощи принцессы Елизаветы – ставили временный "щит" и оставляли заслон, который должен был стеречь их спины. До времени, таким заслоном являлись семеновцы и гайдуки графа Новосильцева, но на "последнем рывке" в арьергард встали граф Василий, Аннушка Брянчанинова и три доверенных гайдука графа, не раз доказывавших свою преданность, ум и боевое мастерство: Мирон, Гордей и Тихон. Эти три русских богатыря, да еще невысокая и миловидная бургундка – Маленькая Клод, находившаяся под их защитой и покровительством, неожиданно хорошо "вросли в коллектив" и стали непременными членами экспедиции, пусть и без особых прав.

Сейчас же наступал по-настоящему критический момент. Как только будет открыта усыпальница, риск предательства возрастет стократ. Этот момент – полнолуние двадцать четвертого января – хорошо известен не только членам экспедиции, но и другим прикосновенным к делу лицам: императрице, принцессам, сестре Весте и, наверное, кому-то еще. Проблема, однако, состоит в том, что тайна, которую знают двое, – не говоря уже о троих или четверых, – это уже не тайна. Именно поэтому, едва достигнув Триполья, принцесса Елизавета и граф Василий отправили голубей к доверенным людям, все это время остававшимся на значительном удалении от Девич-горы, а Теа по просьбе боярышни Брянчаниновой послала Кхара с запиской к местным охотникам, сторожившим в обычное время границу Дикого поля и Муравский шлях. И сейчас к Триполью и Девич-горе уже приближались отряд кавалергардов, принесших императрице запрещенную в России уже более ста лет назад клятву на крови, две группы сестер культа Девы из лесных обителей в Смоленске и Рязани и полдюжины охотников, ожидавших сигнала в крепости Александр-шанц. Эти люди должны были обеспечить безопасное возвращение экспедиции в Петербург, имея в виду и те бесценные реликвии, ради которых, собственно, и затевалось все это дело. Но сейчас, в этот час и в этом месте, за спиной Августа, Елизаветы и Теа оставался лишь этот крошечный заслон: Анна, Василий, гайдуки и Маленькая Клод.

***

Предсказание Весты сбылось: взошедшая над Девич-горой Волчья луна «остановила время» и стерла приметы обыденности. Колдовство вошло в мир, и невозможное стало возможным. Магические потоки наполнились силой, как реки в паводок наполняются бурлящей водой. Обострилось внутреннее зрение. Расширилось сознание. Все это было ново и необычно, пугающе и одновременно необычайно притягательно. Никогда раньше Август не чувствовал такого невероятного душевного подъема, не испытывал таких из ряда вон выходящих ощущений, не ощущал в себе такой чудовищной мощи. И не случайно. Он впервые оказался в таком необычном месте, как древняя крипта, спрятанная в глубине наполненной стихийной магией горы, в такое странное время, когда над землей восходит кровавая луна. И не он один, по всей видимости, потому что «пробило» и Татьяну.

– Коль солнце пляшет в доме Пса, – пропела она вдруг, – Луна приходит к дому Волка, И по хребту бегут иголки, и горький дым застит глаза…

Странные слова, диковатая, "нездешняя" мелодия, но смысл очевиден, хотя и прикрыт флером недоговоренности.

– Что ж, дамы, – Август вышел на шаг вперед, принимая на себя роль "тарана", – начнем, помолясь!

Эту формулу он позаимствовал у Татьяны, но использовал, произнеся ее вслух, впервые. Возможно, следовало извиниться, но сейчас было не до любезностей: от мощи наложенных на дверь заклятий трепетал каждый нерв в его теле, а ведь Августу еще предстояло войти в построенный в древние времена темный лабиринт. И не просто войти, а провести за собой через Сциллу и Харибду последней защиты двух женщин, темную колдунью и светлую волшебницу, которые на каждом следующем шагу будут «закреплять достигнутое», чтобы распутанный узор «не схлопнулся» вновь. Задача не из легких, учитывая древность заклинаний, незнакомую технику их наложения и сложную до вычурности архитектуру «здания», которое «построили» в давние времена три дочери княгини Лыбеди.

Следующий отрезок времени – как выяснилось позже, речь шла максимум о четверти часа, – показался Августу долгим, как сама жизнь, и, когда он первым вошел в усыпальницу княгини, то был истощен до последней степени. Дрожали ослабевшие, словно после длинного марш-броска, ноги. Одежда, включая шерстяной кафтан насквозь промокла от пота. Липкий пот заливал лицо и застилал взор. В горле пересохло, а сердце заполошно билось в ставшей вдруг тесной клетке ребер. Август был не просто изможден, он агонизировал в буквальном смысле этого слова, и, едва произнес последнюю формулу "отмены и отрицания", как силы окончательно оставили его, и он рухнул на каменные плиты пола.

Нет, он не потерял сознания, хотя беспамятство в нынешнем его стоянии было бы предпочтительнее. Но, с другой стороны, если бы он "нырнул в забвение", то, наверное, уже никогда не вернулся бы назад. Впрочем, в тот момент, когда, лежа на холодном камне, Август балансировал между явью и забытьем, у него не было – да и не могло быть, – никаких положительных мыслей на этот счет. Он попросту не мог думать, анализировать, предполагать. Единственное, что удержало его на плаву, это невероятная жажда жизни, свойственная некоторым влюбленным колдунам, и чувство долга, о котором Август не смог бы забыть даже на пороге смерти. Поэтому, не сознавая, что и для чего он делает, Август медленно – казалось, это длится целую вечность, – перекатился на спину и, превозмогая навалившуюся на него слабость, достал из-за обшлага на левом рукаве камзола крошечную, всего на две унции серебряную фляжку. Еще какое-то время неловкие пальцы пытались открыть заговоренный сосуд и донести его до рта, но в тот момент, когда приторно сладкая и обжигающе крепкая жидкость пролилась на язык, дело было сделано.