Текст книги "Битва за Фолкленды"

Автор книги: Макс Гастингс

Соавторы: Саймон Дженкинс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)

***

Как высокие напольные часы из дедушкиного кабинета, увитые сединами переговоры по Фолклендским островам, перенесенные с предшествовавшего декабря на февраль 1982 г. из-за произведенного Галтьери переворота, должны были вот-вот пробить очередной час в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. Британскую делегацию опять возглавлял очередной новичок в данном процессе, Ричард Люс. Заместитель министра в Министерстве иностранных дел, прежде специализировавшийся на Африке, Люс взял на себя вопросы Америки после ухода Ридли на повышение. Новый чиновник был придерживавшимся либеральных взглядов тори с негромким голосом. В противоположность большинству переговорщиков по Фолклендам, он до того лично посетил острова как делегат Ассоциации парламентариев стран Содружества наций. Из всех груд документов, переданных ему Джоном Юром при вступлении в должность, папка Фолклендских островов была, без всякого сомнения, самой увесистой.

Будучи по натуре человеком осторожным, Люс не испытывал ни малейшего желания очутиться вздернутым на ту же дыбу, на которую кровожадные «эаднескамеечники» подняли его предшественника, Николаса Ридли. Поэтому Люс потребовал заведовавшего отделом Южной Америки Робина Ферна дать гарантии, что разнообразные воинственные вопли, раздающиеся из Буэнос-Айреса, не содержат каких-то новых примесей и ингредиентов. Последние сообщения, исходившие от Коста Мендеса, говорили об особом нетерпении Аргентины. Журналисты даже атаковали Роса в аэропорту перед отлетом в Нью-Йорк. Что, что все это означало?

Ферн с позиции своего ведомства в Лондоне и лично Энтони Уильямса, посла в Буэнос-Айресе, с полной уверенностью отвечал, что подобная истерия есть нормальное явление перед каждым раундом переговоров, а посему Люсу не следует впадать в особые страхи по сему поводу. Уильямс подготовил полное резюме по правительству Галтьери еще накануне в декабре. По его мнению, новый режим будет проводить жесткую внутреннюю политику и станет наращивать давление на Британию в вопросе Фолклендских островов, но в данное время у хунты слишком много забот, а посему она вряд ли отважится на какие-то особо рискованные инициативы сейчас же. В Нью-Йорке Уильямс лично высказал свою точку зрения Люсу.

Рос начал переговоры под совершенно очевидным сильным давлением из Аргентины. Юрист и изощренный игрок на ниве международного права, он не всегда умел скрывать неприязнь к военным хозяевам. В результате противоположная сторона обходилась с британцами с показной нетерпимостью. Рос основывал позицию на требовании создания постоянной рабочей комиссии по Фолклендским островам с переходным от Британии к Аргентине председательством. Он настаивал на ежемесячных заседаниях и – что более важно – на ограничении продолжительности процесса переговоров концом текущего года. Ничего так не сбило с толку в дальнейшем британскую разведку, как упоминание об этом крайнем сроке.

После многих отговорок Люс в конечном счете согласился на комиссию, добавив условие постоянного присутствия в ней двух членов совета островов. Он мог также принять предложение о «регулярных» встречах, об «открытой» повестке дня и о «ревизии» по итогам года. Рос все время сносился с Буэнос-Айресом. В конечном счете сделка наткнулась на вопрос ратификации обеими сторонами. Люс не согласился ни на что иное, кроме как на продолжение переговоров, пусть и в убыстренном темпе. Участники процесса подготовили совместное заявление для обеих столиц. В нем говорилось о «теплой и дружественной атмосфере» переговоров, но не упоминалось о подробностях.

Затем Рос навестил генерального секретаря ООН, Хавьера Переса де Куэльяра, и в личной беседе поведал ему о своем полном удовлетворении результатами. Он достиг куда большего, чем любой из предшественников, к тому же теперь казалось, ничто уже не помешает переговорам идти с должным темпом. Люс, Уильямс и два представителя населения островов, присутствовавшие на заседаниях, – все испытывали, по крайней мере, уверенность. Они дружно сходились на том, что «выиграли от трех до шести месяцев». Затем Люс приступил к выполнению второй составляющей своей миссии: к визиту в Вашингтон для обсуждения проблемы Сальвадора в Министерстве иностранных дел США. Тут он встретился с Томом Эндерсом, готовым вот-вот отбыть в поездку в Буэнос-Айрес, и усмотрел благоприятную возможность заверить Коста Мендеса в доброй воле Британии в новом раунде переговоров. Голова у Эндерса была забита Сальвадором и Никарагуа и он, совершенно очевидно, вообще не считал вопрос Фолклендских островов каким-то поводом для разговоров. Америка также держалась традиционного нейтралитета и в отношении их суверенитета. Однако поспособствовать Эндерс согласился.

Тогда-то – именно тогда, в начале марта 1982 г., – ошибочные суждения громоздились, наталкиваясь и наваливаясь на неверные расчеты. Похоже, Коста Мендес рвал и метал из-за «теплого и дружественного» нью-йоркского коммюнике Роса. Нечто теплое и дружественное с Британией, да еще и срок длиной в добрый год – этого он менее всего желал в момент подготовки вторжения. Мендес наотрез отказался публиковать коммюнике. Вместо того его первый секретарь, Густаво Фигероа, озвучил совершенно противоположное заявление о том, что-де Аргентина со всей доброй волей вела переговоры слишком долго. Если Британия не пойдет на передачу суверенитета в ближайшем будущем, Аргентина сохраняет за собой права «использовать другие средства» для возвращения себе островов. Оглядываясь назад, можно констатировать: здесь мы имеем дело с первой стадией предсказанного британским Министерством иностранных дел «наращивания давления». Однако в Лондоне пассаж интерпретировали иначе.

Спустя неделю Эндерс передал сообщение Люса далее Коста Мендесу и, как он уверял, самому Галтьери. Оба выслушали американского ходатая и никак не отреагировали, косвенно подтверждая мнение Эндерса в отношении излишней обеспокоенности Люса. Эндерс не высказался, а его и не спросили о том, могут ли у Америки быть какие-то намерения в отношении вторжения. Только в разговорах с Росом сквозили признаки ведения какой-то большой игры, связанной с годичным сроком, но и Рос, как считается, не знал ничего о планах вторжения. Темами бесед Эндерса стали многие вопросы от положения в Центральной Америке и сотрудничества по делам безопасности до сельского хозяйства в Европе и проблемах Организации американских государств. А тут еще и Фолклендские острова! «В конце-то концов, это было сугубое дело СК», – резюмировал Эндерс позднее. Только оглядываясь назад, постиг он весь глубинный смысл молчания аргентинцев и всю значительность своей ошибки. Взаимоотношения между Вашингтоном и Буэнос-Айресом оставались близкими.

Если Рос, вернувшись домой, попал чуть ли не с корабля на «ковер», где его едва не высек кровожадно мыслящий ястреб-босс, Люс возвращался не в ведомство, а в голубятню. Его и в самом деле шокировал разворот кругом в Буэнос-Айресе в отношении подписанного в Нью-Йорке коммюнике. Оба они с Каррингтоном только и могли, что гадать по поводу значения сей новости. Совет должностных лиц выглядел недвусмысленно, как и мнение посла на месте. Да, трения были, но в них нет ничего особо зловещего и беспрецедентного. Однако надо остерегаться, как бы, чего доброго, не спровоцировать Буэнос-Айрес и не дать ему повода для эскалации. И все же Люс волновался. А что присоветует Каррингтон?

Высоко на стенах здания Министерства иностранных дел в Уайтхолле висят портреты людей, которые не вдавались в долгие размышления. В случае сомнения они отправляли в поход канонерские лодки. Многим из его поклонников лорд Карринггон видится последним из министров иностранных дел этакого палмерстонского типа[63]63
  Имеется в виду британский государственный деятель XIX века Генри Джон Темпл, виконт Палмерстон (1784 – 1865), послуживший своей стране на посту секретаря по военным делам (в 1809–1828), министра иностранных дел (в 1830 – 1834, 1835 – 1841 и 1846 – 1851) и премьер-министра (в 1855 – 1858 и 1859–1865); во внешней политике он проводил курс поддержки либеральных течений за границей, покровительствовал революциям 1848–1849 гг. в Италии и Венгрии, однако в Восточном вопросе выступал твердым защитником Османской империи, что в итоге привело к прямому столкновению с Россией и участию Британии в Крымской войне. – Прим. ред.


[Закрыть]. Но все же и он не отреагировал столь же воинственно. Причины отчасти обусловливались внутренним положением, механизмом процедур Министерства иностранных дел, но с другой стороны, возможно, знаменитой невозмутимостью самого Каррингтона. Однако прослеживаются и внешние факторы – результаты взаимоотношений, сложившихся между учреждениями и отдельными министрами всюду в администрации миссис Тэтчер.

Даже и для министра иностранных дел не так-то просто мобилизовать британские ВМС. Сначала он должен обратиться к комитету по ВиО кабинета и изложить дело его членам. Далее он неизбежно столкнется с нежеланием Министерства обороны влезать в расходы и перебрасывать корабли. Точно так же не стоит ждать симпатий и от Министерства финансов. Следовательно, ему нужно иметь на руках карту в виде очевидно значительной угрозы национальным интересам, предположительно в форме рапорта с оценками ОКРС от секретариата кабинета министров. Но раньше всего предстоит уладить дело с премьер-министром. Все-все захотят узнать о предполагаемых побочных действиях со стороны союзников и Органиэации Объединенных Наций, о продолжительности оборонной инициативы и о том, что произойдет в случае начала военных действий.

Каррингтон и Люс не видели основания – особого роста напряженности – для оправдания согласованного обращения к коллегам-министрам. Свидетельства о чем-то зреющем далеко на юге как будто бы настораживали. Но они поступали преимущественно из аргентинской прессы, а Министерство иностранных дел, руководствовавшееся соображениями Уильямса, не придавало им особого значения. Оценки ОКРС, собиравшего и анализировавшего данные в основном от дипломатов Министерства иностранных дел, тоже как будто бы способствовали созданию радужной картины. Галтьери, подчеркивали они дружно, не проявлял никакой воинственности в данном вопросе. Взаимоотношения между Аргентиной, Британией и США были хорошими. Раунд переговоров в Нью-Йорке завершился конструктивно, обещая впереди еще целый год совещаний и заседаний до подведения конечной черты. (Те самые встречи по-прежнему рассматривались ОКРС как свидетельство сдержанности Аргентины даже после опровержения со стороны самого Буэнос-Айреса.) Сообщения с предупреждениями о росте драчливости в настроениях Аргентины, присылаемые министерству командиром судна «Эндьюранс» кэптеном Ником Баркером, в расчет не брались, ибо считались частью кампании по борьбе против завершения миссии корабля в Южной Атлантике.

На пути Каррингтона лежало препятствие величиною в год – год, о котором то и дело твердили все участники того этапа Фолклендского кризиса. К весне 1982 г. во взаимоотношениях между учреждениями в правительстве миссис Тэтчер господствовали исключительно соображения бюджетного характера. Система предельного размера кредита, введенная в период правления администрации Каллагэна, была возведена сэром Джеффри Хау в степень – нечто похожее на начало и конец политики. Пусть схема не привела к тотальному урезанию расходов на социальные нужды, но, несомненно, стала настоящей анафемой любым политическим шагам, сопряженным с дополнительными затратами. В частности, департаменты яростно сопротивлялись каким бы то ни было посягательствам на их расходы со стороны других учреждений – всему, что грозило ухудшением взаимоотношений с Министерством финансов. Весной 1982 г. ни одно ведомство не имело столь же сложных контактов с Министерством финансов, как Министерство обороны. В целях экономии денег на ВМС пришлось наложить жесткие ограничения по части расхода топлива. Для Нотта стала известным подспорьем публичная поддержка со стороны премьер-министра в палате общин в феврале 1982 г., каковой он заручился из-за сопротивления требованиям Каррингтона не отменять миссию «Эндьюранса».

3 марта Люс сделал перед палатой общин первое заявление о переговорах в Нью-Йорке. Он безукоризненно отрепетировал свое выступление и не дал слушателям забить традиционную тревогу на данную тему. И все же ему пришлось отвечать на прямо заданный Джулианом Эмери вопрос: «Заверит ли нас министр в факте принятия всех надлежащих шагов по обеспечению защиты островов перед лицом неожиданного нападения?» Люс дал уклончивый ответ, ибо знал о решении кабинета отказать ему даже в продолжении миссии «Эндьюранса». Но Эмери не забыл о своем вопросе, а аргентинское посольство представило вниманию Буэнос-Айреса все нюансы ответа Люса.

Двое суток спустя, 5 марта, Люс и Каррингтон собрали своих чиновников, в том числе Ферна и Юра, в Министерстве иностранных дел для обсуждения положения вокруг Фолклендских островов в свете воинственного отклика Коста Мендеса. Встреча эта оказалась ключевой по важности для правительственных действий в марте. Ферн и Юр, поддерживаемые Уильямсом в Буэнос-Айресе, полагали, что решительно непонятно, чего добивается хунта, – стремится ли она к стимуляции новой напряженности или ищет способов для отвода глаз и розыгрыша какой-то другой карты. По совету должностных лиц, следовало отправить Уильямса на встречу с Коста Мендесом для прояснения вопроса и, если надо, – набросать черновик жесткого письма в Буэнос-Айрес. На совещании собравшиеся вновь и вновь прокрутили тему трех предполагаемых фаз наращивания давления и начали формировать планы возможного ответа. Несмотря на возобновление трений, ожидалось еще проявление аргентинцев в ООН. Затем следовало предвидеть блокаду Фолклендских островов, прекращение воздушного сообщения и подачи топлива. Предложили послать в комитет по ВиО предостерегающую записку с обрисованными в ней контурами привлечения необходимых финансов при принятии дополнительных мер, направленных на противодействие угрозе. И наконец, третье и заключительное – ставился вопрос военного давления, возможно, в форме тайной высадки войск на одном из островов поблизости.

В целях приготовления к последнему моменту острой ситуации пришлось вновь просмотреть военную папку по Фолклендским островам. Эта активность совпала с отправленным 8 марта в адрес Министерств иностранных дел и обороны запросом премьер-министра (стимулированного рапортами разведки) в отношении планов действий в чрезвычайных обстоятельствах. Вдобавок к этому в комитет по ВиО отправилась очередная просьба отказаться от отзыва «Эндьюранса». Похоже, именно на этом этапе нижестоящие должностные лица впервые поведали министрам об обстоятельствах дела 1977 г. Правила британского правительства диктуют: совет, данный чиновниками одной администрации, не доводится до сведения другой. Операция 1977 г. проводилась в обстановке секретности и считалось естественным сохранять ее в тайне и далее, но на данном этапе посвященные в дело лица находили целесообразным по крайней мере сделать упоминание о предыдущем оперативном соединении. Они подчеркивали, что обстоятельства, вынудившие правительство к отправке формирования, были куда более серьезными, нежели теперь – тогда, например, дошло до отзыва послов. Каррингтон поинтересовался, извещали ли о происходящем аргентинцев, и получил ответ «нет», каковой лишь усугублял незначительность ситуации. Вопрос высылки субмарин так и не был поднят. Свидетельства и рекомендации, имевшиеся в распоряжении до заседания, как представляется, и близко не оправдывали такой ответ. Отправь они в тот момент запрос в комитет по ВиО, те же свидетельства и те же рекомендации были бы доведены до сведения министров как инструктивный материал. Никто из государственных служащих, проинтервьюированных для этой книги, ни на минуту не сомневался в результате: «Запрос осмеяли бы как нечто, не подлежащее обсуждению».

***

Две недели спустя, когда не состоялось еще заседание комитета по ВиО и не пришел ответ Министерства обороны по «Эндьюрансу», случилось некое происшествие, которое, похоже, застало врасплох как Буэнос-Айрес, так и Лондон. В начале марта аргентинский торговец металлическим утилем по имени Константино Давидофф обратился в британское посольство за разрешением приступить к выполнению контракта, заключенного с базирующейся в Шотландии транспортной фирмой Кристиан Салвесен. Договор предусматривал очистку от лома китобойной станции в Лите, на Южной Георгии, каковую Давидофф лично осматривал накануне в декабре. Заброшенная еще в 1965 г. станция представляла собой отравляющее душу зрелище: среди глетчеров и этаких горных альпийских вершин, более уместных при упоминании об Антарктике, чем о Фолклендских островах, скопилось множество всяких ангаров, старых барж и тому подобного металлолома.

С тех пор Давидофф неизменно утверждал, будто его решение поехать на Южную Георгию в тот момент обосновывалось исключительно коммерческими соображениями. Он решительно отрицал какую бы то ни было причастность к его мотивам ВМС Аргентины. Однако, как считается, в январе он имел встречу в штаб-квартире ВМС, где руководство последних заверило Давидоффа в готовности оказать «поддержку» на случай, если тот вздумает приступить к выполнению контракта и вернется на Южную Георгию. Чартерным судном для него выступал принадлежавший аргентинским ВМС транспорт «Байя Буэн Сусесо», и с момента его выхода в плавание военно-морское начальство, безусловно, находилось в положении, позволявшем ему влиять на события. Британское посольство дало согласие на экспедицию и лишь только поставило Давидоффа в известность относительно необходимости получения им для себя и сотрудников формального разрешения со стороны Британской антарктической службы наблюдения (БАС), чья станция находилась в двадцати милях (35 км) далее вниз по берегу, в Грютвикене. По каким-то причинам – из-за лени, бравады или инструкций офицера военно-морских сил – партия из сорока рабочих не последовала рекомендации. Высадившись в гавани Лита 19 марта, они подняли аргентинский флаг и приступили к работе.

Есть предположение, что на данном этапе ВМС Анайи, всегда исключительно доминировавшие в Южной Атлантике, решили использовать «вторжение» Давидоффа, чтобы разыграть ту же карту, которую успешно разыграли в 1976 г. в отношении острова Южный Туле. Можно счесть это некой косвенной попыткой Аргентины введения в заблуждение британцев и, в конечном счете, сведения «на нет» их ответа. Вряд ли при таком раскладе Британия воспользуется военными средствами. Так Аргентине удалось бы оторвать еще один крошечный кусочек британских владений, а Британия нашла бы и того более сложным адекватно отреагировать на экспедицию по захвату Фолклендских островов позднее в том же году. В этом смысле неспособность Джеймса Каллагэна к военной реакции в 1976 г. являлась куда более значительным «сигналом», нежели его тайный ответ в 1977 г.

Первоначальная оценка аргентинскими ВМС шансов на противодействие со стороны британцев оказалась, по крайней мере отчасти, ошибочной. Инцидент с поднятием флага зафиксировали ученые, вышедшие в море из Грютвикена по рабочим надобностям, и известили о том Рекса Ханта в Порт-Стэнли. Ученым велели передать по рации аргентинскому капитану распоряжение спустить флаг и попросить о соответствующем разрешении на работы. Аргентинцы согласились на первое, но не на последнее. Затем британское посольство в Буэнос-Айресе, теперь уже имея дело с каким-то конкретным фактом, развернуло двухнедельную кампанию давления на Министерство иностранных дел в стремлении вынудить его добиться удаления рабочих Давидоффа или, по крайней мере, заставить их получить соответствующую аккредитацию.

Если бы дело этим и ограничилось, стратегия Анайи очутилась бы как мишень в фокусе прицела, и не было бы никаких оснований считать возможным развертывание немедленного вторжения на Фолклендские острова. В сложившейся ситуации поступки Давидоффа неожиданно дали Министерству иностранных дел необходимое оружие против Даунинг-стрит. В субботу, 20 марта, миссис Тэтчер с поразительной оперативностью согласилась на предложение лорда Каррингтона отправить «Эндьюранс» из Порт-Стэнли с двумя дюжинами морских пехотинцев гарнизона под командованием двадцатидвухлетнего лейтенанта по имени Кит Миллз[64]64
  Первоначально лейтенант Кит Пол Миллз имел под своей командой только 12 морских пехотинцев, с которыми он 19 марта прибыл на судне ледовой разведки «Эндьюранс» иэ Грютвикена (Южная Георгия) в Порт-Стэнли, где 20 марта получил усиление в виде одного унтер-офицера и восьми солдат морской пехоты; утром 21-го числа отряд Миллза, теперь насчитывавший 22 чел. (включая командира), отплыл на «Эндьюрансе» к Южной Георгии и 23 марта достиг этого острова. – Прим. ред.


[Закрыть]. Они прибыли в район в виду базы БАС (англ. BAS)[65]65
  Аббревиатура названия государственной научно-исследовательской организации British Antarctic Survey (Британская антарктическая служба наблюдения), созданной Великобританией для изучения Антарктики. – Прим. ред.


[Закрыть] в Грютвикене через четверо суток и получили команду ожидать приказа.

В то же самое время миссис Тэтчер запросила в Министерстве иностранных дел меморандум для комитета по ВиО кабинета по вопросам Южной Атлантики. Касательно данной темы, Джона Нотта попросили написать докладную от оборонного ведомства. Документ основывался на существующем плане экстренных мер, касающихся Фолклендов, и перечислял мероприятия оборонительного характера при различных дипломатических вариантах. Среди перечня находился ряд мер от отправки морем группы коммандос до посылки подлодки или даже целого оперативного соединения для противодействия аргентинским ВМС. Нельзя назвать эти соображения особенно зовущими к свершениям. В записке авторы ее упирали на сложности снабженческого характера при необходимости действовать на таком большом расстоянии от родных берегов. В то же самое время предполагались существенные трудности с привлечением к участию в предприятии сил НАТО. Если говорить об операции по возвращению островов в результате их захвата силами вторжения Аргентины, то тут «отсутствовала уверенность» в способности справиться с этим даже самых крупных из имеющихся в распоряжении сил. Вот и все соображения Нотта по данному вопросу. Отчитавшись, он отправился на встречу с коллегами по НАТО в Колорадо.

Быстрая отправка в поход «Эндьюранса» никак не вязалась с аргентинской стратегией. На данном этапе Буэнос-Айрес не чувствовал себя в военном и дипломатическом отношении готовым к внезапной эскалации спора вокруг Фолклендских островов. И все же аргентинские граждане находились на территории, которую Аргентина считали своей собственностью. Британцы требовали официального признания суверенитета путем получения разрешения под страхом выдворения за счет применения силы. Последнее влекло за собой потерю лица Буэнос-Айресом, чего, конечно же, в тот момент хунта никак не могла себе позволить. И все же любое значительное усиление трений было чревато привлечением британских кораблей к району Фолклендских островов и переносом даты вторжения на более поздний срок в том же году. Инцидент на Южной Георгии произошел на добрых полгода раньше, чем требовалось. «Эндьюранс», который должен был бы находиться далеко-далеко дома в Британии перед вторжением, являл собой ключевой осложняющий ситуацию фактор.

Коста Мендес на сей раз решил немного поводить британцев за нос и потянуть время. 23 марта «Байя Буэн Сусесо» взял курс с Лита со всеми за исключением дюжины рабочих на борту. Как бы там ни было, на следующий день на покинутый им пост заступило вооруженное аргентинское военно-морское гидрографическое судно «Байя Параисо», вошедшее в бухту Лита без противодействия со стороны державшегося вблизи берега «Эндьюранса». На сушу высадились целое подразделение морской пехоты под командой лейтенанта Альфредо Астиса с приказом «охранять» рабочих в Лите[66]66
  Аргентинский морской офицер и военный преступник Альфредо Игнасио Астис (род. 8.11.1951) носил тогда звание «лейтенант корабля» (teniente de navio), соответствующее лейтенанту британских Королевских ВМС и старшему лейтенанту российского (ранее советского) военно-морского флота; 24 марта 1982 г. Астис высадился в Лите во главе так называемой группы «Альфа», насчитывавшей 14 военнослужащих из частей специального назначения ВМС Аргентины (коммандос морской пехоты и боевых пловцов). – Прим. ред.


[Закрыть]. В Буэнос-Айресе Коста Мендес на каждый британский протест терпеливо отвечал, что аргентинцы очистят место в нужный момент, а все попытки Лондона как-то ускорить события с помощью ввода в игру «Эндьюранса» только осложнят ситуацию. Однако происходившее чем дальше, тем больше походило на представление. Сам факт присутствия британских морских пехотинцев подразумевал начало рано или поздно какой-то конфронтации вокруг Южной Георгии. Между тем главенствующую роль играла вероятность переброски британских подкреплений на Фолклендские острова. Неожиданно все обстоятельства стали указывать на необходимость скорейшего проведения в жизнь запланированного на июль-октябрь вторжения.

Если хунта думала, будто афера с островом Южная Георгия способна подтолкнуть Лондон к решительным действиям, она ошибалась. На самом деле инцидент произвел, похоже, гипнотическое воздействие. Идея о том, как шайка собирателей металлолома вызвала международный кризис, обросла своеобразными слухами: она неоднократно описывалась в прессе как «комическая опера». Пусть лорд Каррингтон старался не отпускать пальцев с пульса проблемы, он тогда вынужденно сосредоточивал основное внимание на других моментах, как то споры по бюджету стран Общего рынка и замышлявшееся израильтянами вторжение в Ливан. Открытая угроза Фолклендским островам могла бы зазвучать предупреждающим сигналом в Уайтхолле, но зарвавшиеся сборщики утиля в Лите не представляли собой никакой сложности – если надо надавать кому-то по рукам, так надаем. Министерство иностранных дел подытожило: «Проблему лучше всего решить дипломатическими средствами». При этом спикеры попросили комментаторов «не раздувать из мухи слона».

Политической и военной разведке на предкризисном этапе приходилось брать в зачет два компонента. Первое, предстояло определить степень нестабильности в данной конкретной ситуации численно и построить диаграмму ее возможного развития. Второе и куда более сложное, надлежало отследить момент перехода процесса того самого развития в травмоопасное состояние – проделать все это своевременно, дабы сведения оказались полезными для вершителей политических судьб. Падение власти шаха в Иране и вторжение египетских войск на Синайский полуостров в день Йом-Киппур тоже ведь «предсказывались» в рапортах и отчетах западных разведок, но никто не называл точных дат. В противоположность тому, в середине шестидесятых годов ЦРУ сообщило Министерству иностранных дел США о намерении Венесуэлы захватить спорные ареалы Гайаны, причем вероятно в пределах недели. Американские должностные лица вступили в контакт с венесуэльским правительством в Каракасе и совершенно откровенно пообещали ему, что Америка подобных действий не потерпит. Они и не последовали. ЦРУ настаивает, будто бы оно предсказывало аргентинское вторжение на Фолклендские острова, представив в том числе и колонки Роуко из газеты «Ла Пренса» в своем латиноамериканском бюллетене. И все же никакие разведывательные материалы в Вашингтоне или Лондоне (или, если уж на то пошло, в Чили или Бразилии) не смогли дать хоть каких-то вразумительных указаний на то, когда же состоится вторжение или хотя бы когда привычная воинственность Аргентины приобретет некие материальные формы. Хуже того, британская разведка откровенно указывала на наличие у правительства паузы для передышки в несколько месяцев, если не в год, в ходе которой будет наблюдаться поэтапное нарастание давления.

Тогдашнюю разведывательную группу британского секретариата кабинета министров, занимавшуюся вопросами Латинской Америки, возглавлял бригадир Адам Гердон, отчитывавшийся перед ОКРС через посредство начальника аналитического бюро, дипломата по имени Робин О'Нилл. Он занимался политическими докладами из посольства в Буэнос-Айресе, в том числе и материалами от первого секретаря, отвечавшего за «наблюдение за Фолклендскими островами», Марка Хиткота, и от оборонного и военно-морского атташе плюс разведданными от «друзей» (шпионов) н Аргентине и американскими материалами, проистекавшими из недр ЦРУ и Агентства национальной безопасности (АНБ США). В последнем случае речь шла, в том числе, о данных со спутников и вообще о перехватах связи, обычно называемых коротко РИЭС[67]67
  РИЭС/РРТР – разведка источников электромагнитных сигналов/радио– и радиотехническая разведка. – Прим. пер.


[Закрыть], или радиоэлектронной разведкой, каковые сличались с подобным же путем получаемыми сведениями в ШПС в Челтнеме.

Британцы оценивают ценность материальных поступлений информации от ЦРУ до вторжения как «скудную до почти полной неосязаемости». В действительности ЦРУ, учитывая давние интересы Британии в споре с Аргентиной по Фолклендским островам, оставлял эту сферу ей на откуп. Британия, с другой стороны, шаг за шагом сокращала тайную деятельность в Южной Америке с целью уменьшения расходов – британские чиновники от разведки демонстрировали тенденцию говорить и действовать как какие-нибудь клерки из гражданской мастерской. В результате баланс между «живой разведкой», известной как агентурная, по отношению к РИЭС круто сместился в пользу последней. Спутниковая аэрофоторазведка почти не играла роли в Фолклендском кризисе: снимки с американского спутника «Ландсат» были такого скверного качества, что Вашингтон на самом деле даже продемонстрировал их аргентинцам, чтобы доказать собственную девственную непричастность к помощи британцам.

Данные по РИЭС двумя потоками – от АНБ в Вашингтоне и из ШПС в Челтнеме – по телетайпной линии стекались в секретариат кабинета. Перехваты спецслужб Америки поступали главным образом со станций слежения в южных районах Чили. Позднее, курсируя в виду Южной Георгии, бесценный материал поставлял и «Эндьюранс». Основное осложнение с такими данными, сбивающее с толку многие разведки по всему миру, состоит в их «сырости»: сотни перехватов требуют еще больших затрат и усилий на изощренную интерпретацию или толкование. Следовательно, что с того, если группа Гердена говорила о значительном количестве аргентинских кораблей в море за полмесяца, отделявшие высадку на Южной Георгии от вторжения на Фолклендские острова? Переговоры по радио велись самым широким образом, однако они точно так же могли быть вызваны ежегодными военно-морскими учениями совместно с Уругваем, о чем уже открыто объявили в Буэнос-Айресе и в Монтевидео. Что же все это означало? Тут ОКРС приходилось, в конечном счете, полагаться на человеческое разумение, ну а рассуждения основывались на трех принципах, господствовавших в ОКРС в попытках дать оценку ситуации буквально до самого последнего часа накануне вторжения.

Первый из постулатов, как мы видели, заключался в целесообразности ожидать военного давления на Фолклендские острова не ранее конца года. Перед тем предполагалась целая цепочка очевидных сигналов, начиная с возобновления нажима через ООН и публичного размахивания саблями, дабы подчеркнуть неблагоразумие Британии. Второе соображение строилось на уверенности, что, как бы ни усилились трения, не произойдет ничего худшего, чем в 1977 г., когда ОКРС очутился в роли перестраховщика, поскольку Аргентина, как выяснилось, не планировала никакого вторжения. Иначе говоря, на характер оценки влияло ключевое соображение – страх разведывательного сообщества вторично оказаться в роли беспочвенного паникера. Принято считать, будто сей момент в анализах ситуации не фигурировал. Да нет, что особенно примечательно, с данным фактором, похоже, попросту не посчитались (за исключением комитета Фрэнкса, делавшего выводы уже в ретроспекции).

Третий «кит», все активнее выдвигавшийся на доминирующую позицию, состоял в непременном постулате не провоцировать Аргентину на превентивный удар, который Британия не сможет предвосхитить в военном отношении. На протяжении многих лет до описываемого момента Британия была и оставалась совершенно уязвимой перед неожиданным нападением аргентинцев. Одна лишь «Крепость Фолкленды» обладала способностью исправить положение. А потому недопущение эскалации, или «обратная эскалация» и дипломатическое разрешение инцидента с островом Южная Георгия казались совершенно разумной и правильной политикой. Такой несообразно слабый ответ приводил к необычайной крайности. Посол Уильямс и министры внешнеполитического ведомства цеплялись за сию тактику всеми руками и ногами вплоть до переломного момента – начала кризиса.