Текст книги "Пьесы"

Автор книги: Макс Фриш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Епископ. Понимаю.

Дон Жуан. Дон Жуан умер. Теперь я могу спокойно заняться своей геометрией. А церковь получит доказательство небесного правосудия. Другого столь убедительного примера вы не найдете во всей Испании.

Епископ. Понимаю.

Возвращается Лeпорeлло.

Лепорелло. Хозяин...

Дон Жуан. В чем дело?

Лепорелло. Дамы пришли...

Дон Жуан. Где они?

Лепорелло. Во дворе. Они негодуют, хозяин. Каждая думала – мол, с глазу на глаз... Если б я не запер ворота на задвижку, они бы все улетучились. Раскудахтались, как на андалузском птичьем дворе.

Дон Жуан. Хорошо.

Лепорелло. Для точности скажу – вы ведь любите точность – теперь они немного успокоились, рассматривают друг друга и обмахиваются веерами.

Дон Жуан. Пусть войдут. (Посмотрев на епископа.) Скажем, минут через пять.

Лепорелло уходит.

Ваше преосвященство, назовите мне монастырь.

Епископ. Вы говорите так уверенно...

Дон Жуан. Конечно, церковь может устроить лишь абсолютно удавшаяся легенда. Ваши сомнения мне понятны. Епископ Кордовы, будьте совершенно уверены – история получится очень правдоподобной. Она вовсе не так оригинальна: сюжет старый – статуя убивает убийцу... Это встречается уже в античной литературе. Ну а насмешки над черепом, в наказание забирающим с собой насмешника на тот свет, – этот сюжет нам известен по бретонским балладам, которые распевают наши солдаты. Мы имеем дело с традицией.

Епископ снимает с себя шляпу и темные очки и предстает в своем

подлинном облике.

Дон Бальтасар Лопес?

Лопес. Да.

Дон Жуан. Ах, так...

Лопес. Мы с вами встречались всего лишь однажды. Да и виделись только миг. Белый занавес задел свечу, когда я открыл дверь и обнаружил вас у моей жены. Вспыхнуло пламя, помните? Мне пришлось его гасить.

Дон Жуан. Помню.

Лопее. Драться было некогда.

Дон Жуан обнажает шпагу.

Теперь, когда я узнал, каким способом вы решили избежать мести, мне доставит особенное удовольствие разоблачить вашу кощунственную легенду. Впустите дам. Вы останетесь здесь, на этой земле, Дон Жуан Тенорио, так же, как и мы. И я не успокоюсь до тех пор, пока и вы, Дон Жуан Тенорио, не станете супругом.

Дон Жуан. Ха-ха!

Лопес. А именно – супругом моей жены.

Входит Лепорелло.

Лепорелло. Дамы!

Лопeс. Бывает, что и хороший шахматист идет не с той фигуры и неожиданно ставит самому себе мат.

Дон Жуан. Это мы еще посмотрим.

Входят тринадцать дам. Все они в бешенстве, однако при виде

мнимого епископа – Лопес вновь надел епископскую шляпу

замолкают. Дамы целуют полу его рясы. Сначала все преисполненно

достоинства. Но потом:

Донна Эльвира. Ваше преосвященство, нас обманули...

Донна Белиза. Бессовестно обманули!

Донна Эльвира. Я думала, он при смерти...

Донна Изабелла. Я тоже...

Донна Виола. Мы все так думали...

Донна Эльвира. Честное слово, иначе я никогда бы не пришла...

Донна Фернанда. Все мы...

Донна Эльвира. Я, вдова командора...

Донна Фeрнанда. Я тоже думала, он при смерти...

Донна Инес. Я тоже, я тоже...

Донна Эльвира. Я думала, он раскаивается...

Донна Белиза. Мы все так думали...

Донна Изабелла. Я думала, он хочет покаяться...

Донна Виола. Я была уверена...

Донна Эльвира. Ваше преосвященство, я дама...

Донна Белиза. А мы?

Лопес. Донна Белиза...

Донна Белиза. Разве мы не дамы, ваше преосвященство?

Лопес. Успокойтесь, донна Белиза, я знаю: вы супруга славного Лопеса.

Донна Белиза. Не называйте этого имени.

Лопес. Почему?

Донна Белиза. Славный Лопес! Так он сам себя величает. А ведь он даже не бился из-за меня, ваше преосвященство, даже не дрался на шпагах. Все остальные мужья хотя бы дрались, а я единственная в этом кругу не вдова.

Лопес. Успокойтесь!

Донна Белиза. Славный Лопес!

Донна Эльвира. Ваше преосвященство, я всего могла ожидать, но только не этого парада расфуфыренных неверных жен, которые осмеливаются ставить себя на одну доску со мной.

Дамы. Ах!

Донна Эльвира. Вам только возмущаться пристало, ханжи несчастные! Сколько ни обмахивайтесь, я-то знаю, зачем вас потянуло в этот проклятый дом!

Донна Белиза. А вас?

Донна Эльвира. Где он, ваш возлюбленный, где же он? Я ему сейчас глаза выцарапаю!

Дон Жуан. Я здесь! (Входит в круг разъяренных дам, как тореро.) Благодарю вас за то, что вы все пришли. Впрочем, не все... Но мне кажется, вас вполне достаточно, чтобы отпраздновать мое сошествие в ад.

Лепорелло. Хозяин...

Дон Жуан. Присядем, мои возлюбленные!

Дамы стоят, застыв в неподвижных позах и не обмахиваясь.

Признаюсь, странно видеть всех своих возлюбленных вместе, в одном зале. Очень странно... Я пытался себе заранее это представить, и ничего не получилось. Не знаю, что мне сказать в этот торжественный час вам, собравшимся здесь... Вы такие чужие друг другу и все же близкие... Благодаря мне – чужие и близкие... И ни одна из вас не смотрит на меня...

Дамы обмахиваются.

Мои возлюбленные, когда-то мы любили друг друга!

Одна из дам плюет ему под ноги.

Сам удивляюсь, донна Виола, как мало осталось от всего этого...

Донна Изабелла. Меня зовут не Виолой.

Дон Жуан. Прости!

Донна Виола. Он назвал ее Виолой!

Дон Жуан. И ты меня прости!

Донна Виола. Этого я не вынесу!

Дон Жуан. Как мимолетно, однако, ощущение, которое в тот самый миг, когда мы его испытываем, настолько близко подносит нас к вечности, что она ослепляет нас! О донна Фернанда, как все это горько!

Донна Изабелла. Я не Фернанда!

Дон Жуан. Дорогая...

Донна Изабелла. Ты всех так называл: моя дорогая!

Дон Жуан. Я никогда не мыслил это конкретно, донна Изабелла... Теперь я вспомнил, донна Изабелла! У тебя такая чувствительная душа, почему ты не зарыдала сразу же? (Лопесу.) Память у мужчин очень странная, вы правы. Они запоминают лишь второстепенное: белый занавес, задевший свечу...

Донна Белиза. О господи!

Дон Жуан. Или, например, шорох тростника, который меня так напугал, что я обнажил шпагу. А это была утка при луне...

Донна Виола. О господи!

Дон Жуан. В памяти остаются предметы: безвкусная ваза, домашние туфли, фарфоровое распятие. Иногда запахи: аромат увядших мирр...

Донна Изабелла. О господи!

Дон Жуан. И так далее, и так далее. А на заре моей юности, такой короткой, я слышу хриплый лай собак в ночном парке.

Донна Эльвира. О господи!

Донна Клара. О господи!

Донна Инес. О господи!

Дон Жуан. И это все, что я могу вспомнить.

Дамы закрывают веерами лица.

Лепорелло, зажги свечи!

Лепорелло зажигает свечи.

Не знаю, отличаюсь ли я от других мужчин. Помнят ли они о ночах, проведенных с женщинами? Мне становится страшно, когда я оглядываюсь на свою жизнь. Мне тогда кажется, что я как пловец – не оставляю следов. А у вас не так? И если юноша меня спросит: "А как это бывает с женщинами?" – я не знаю, что ему ответить, откровенно говоря. Забывается, как вкус еды, как боль, и лишь при повторении я вспоминаю: вот как это бывает, так всегда было...

Лепорелло зажег свечи.

Не знаю, дон Бальтасар, вы хотите теперь же открыться или попозже?

Донна Белиза. Что он сказал?

Лопес (снимает с себя шляпу). Меня зовут Лопес.

Донна Белиза. Ты?

Лопес. Дон Бальтасар Лопес.

Дон Жуан. Если не ошибаюсь, казначей города Толедо и кавалер множества орденов, как видите. Господин Лопес всю свою жизнь брал на себя неблагодарную роль представителя оскорбленных мужей.

Лопес. Вашим насмешкам, Дон Жуан, пришел конец.

Слышен глухой стук.

Дон Жуан. Тихо там!

Слышен глухой стук.

Слово имеет господин Лопес из Толедо.

Слышен глухой стук.

Лопес. Дамы, не пугайтесь! Я знаю, что здесь затеяли! Выслушайте меня!

Лепорелло. Хозяин...

Дон Жуан. Тише!

Лепорелло. Двери заперты...

Дамы в ужасе кричат.

Лопес. Выслушайте меня!

Дамы подбегают к дверям.

Дон Жуан (садится на край стола и наливает вино в свой бокал). Выслушайте его!

Лопес. Дамы...

Дон Жуан. Разрешите мне тем временем выпить. Ужасно пить хочется. (Пьет.) Говорите же, наконец.

Лопес. Он не покинет этого дома, пока не будет наказан. Я об этом позаботился. Пришел час правосудия. Чаша преступлений переполнилась.

Дон Жуан. Мне казалось, давно уж. (Пьет.) И тем не менее ничего не произойдет. В этом вся штука. Разве вчера на кладбище мы не сделали все от нас зависящее, чтобы как следует поизмываться над командором?

Лепорелло. Хозяин...

Дон Жуан. Разве я не пригласил его на сегодняшнее торжество?

Донна Эльвира. Моего мужа?

Дон Жуан. Мой бравый слуга видел собственными глазами, как он кивнул своим каменным шлемом, твой муж, как бы говоря, что сегодня у него найдется время. Почему же он не приходит? Уже за полночь. Что же мне еще делать, чтобы ваше небо наконец покарало меня?

Слышен глухой стук.

Лопес. Оставайтесь здесь, донна Эльвира!

Слышен глухой ступ.

Все это неправда, низкий обман и жульничество, он хочет вас одурачить вот и все. Посмотрите сюда – видите эту хитроумную машину под столом? Он хочет напугать вас серой и грохотом, чтобы вы от страха потеряли разум и поверили, что Дон Жуана поглотил ад... Весь этот суд небесный – сплошной спектакль, невиданное кощунство, придуманное, чтобы избежать земной кары. Его план – сотворив легенду, одурачить всю Испанию, чтобы избежать нашего наказания. Вот и все, и весь его план. Сплошной спектакль!

Дон Жуан смеется.

Будете отрицать?

Дон Жуан. Ни в коем случае!

Лопес. Дамы, вы слыхали?

Дон Жуан. Сплошной спектакль!

Лопес. Смотрите: в полу крышка, смотрите сюда, дамы, вот эта крышка, убедитесь сами!

Дон Жуан смеется.

Сплошной спектакль!

Дон Жуан. И ничего более. (Пьет.) Я уже в течение двенадцати лет повторяю: не существует в природе настоящего ада, потустороннего мира, небесного правосудия. Господин Лопес абсолютно прав: сплошной спектакль.

Лопес. Дамы, вы слыхали?

Дон Жуан. Вот здесь. (Встает и подходит к занавесу в глубине сцены, открывает его. Виден памятник командору.) Пожалуйста.

Дамы вскрикивают.

Что вы дрожите?

Голос. Дон Жуан!

Лепорелло. Хозяин!.. Хозяин!

Голос. Дон Жуан!

Дон Жуан. Сплошной спектакль.

Голос. Дон Жуан!

Лепорелло. Хозяин! Он руку протянул!

Дон Жуан. Вы видите, я его не боюсь, мои дорогие, я пожимаю его каменную руку... (Жмет руку памятнику.)

Раздается грохот. Дым. Дон Жуан и памятник опускаются в люк,

музыканты играют заказанную Дон Жуаном "Аллилуйю".

Лопес. Все это неправда, дамы, все это неправда! Клянусь вам! Не надо креститься!

Дамы опускаются на колени и крестятся.

Бабье!

Все двери отворяются. В каждой – по стражнику.

Почему вы ушли с ваших постов?

Стражник. Где он?

Лопес. Теперь он добился своего...

Интермедия

На просцениуме – Селестина и Лепорелло.

Сeлeстина. Мне надо с ней поговорить наедине. Ты оставайся в коляске. Я тебя знаю. Увидишь монастырский сад, услышишь звон вечернего колокола сразу и размякнешь. Того и гляди сам поверишь, что он в аду.

Входит монахиня.

Сестра Эльвира? Лепорелло уходит.

Меня совесть замучила, сестра Эльвира, вот я и пришла. Все из-за тогдашнего. Не надо было мне этого делать. Только теперь поняла, что натворила. Вот и мучаюсь, когда вижу, как вы молитесь целыми днями. И все из-за того, что поверили в приход Каменного гостя. Вот уж не думала, что кто-нибудь попадется на эту удочку! Честное слово! А сегодня вся Испания в это верит! Открыто никому и правды не скажешь. Бедняга Лопес! Слыхали о нем? Его изгнали из Испании только за то, что он открыто говорил: вся эта история с Каменным гостем – надувательство. Сестра Эльвира, ведь это я изображала Каменного гостя, не кто иной, как я! Бедный Лопес! Об этом вы уже знаете бедняга повесился в Марокко, после того как подарил все свое состояние испанской церкви. А теперь ему и испанская церковь не верит! Почему так трудно пробиться правде в Испании? Я три часа сюда добиралась, чтобы рассказать вам правду, сестра Эльвира, голую правду. Послушайте меня! Ведь меня последней посвятили в эту дурацкую историю, и теперь мне горько думать, что из-за этою вы ушли в монастырь, сестра Эльвира, только из-зa этого. Между нами, сестра Эльвира: он вовсе не в аду. Поверьте мне! Я знаю, где он, но сказать не имею права. Меня подкупили, сестра Эльвира, и заплатили очень прилично. А то на какие бы деньги я наняла его слугу! Сестра Эльвира, говорю вам как женщина женщине: Дон Жуан жив, я видела его собственными глазами. Ни о каком аде и речи нет. Можете молиться сколько хотите.

Вечерний звон колокола. Монахиня уходит.

Ничего не поделаешь!

Входит Лeпорeлло.

Марш на козлы! У меня нет времени на людей, которые из-за боязни правды ударились в религию. Перекрестись!

Лепорелло. Селестина...

Селестина. Дон Жуан в аду!

Лепорелло. А мое жалованье? Жалованье мое!

Селестина. Марш на козлы!

Лепорелло. "Voila par sa mort un chacun satisfait: Ciel offense, lois violees, filles seduites, familles deshonorees parentsoutraqes, femmes mises a mal, maries pousses a bout, tout le monde est content. Il n'y a que moi seul de malheureux, qui, apres tant d'annees de service, n'ai point d'autre recompense que de voir a mes yeux limpiete de mon maitre punie par le plus epouyantable chatiment du monde!" 1.

1 Смерть Дон Жуана всем на руку. Разгневанное небо, попранные закон, соблазненные девушки, опозоренные семьи, оскорбленные родители, погубленные женщины, мужья, доведенные до крайности, – все довольны. Не повезло только мне: прослужив столько лег, я не получил другой награды, кроме возможности увидеть собственными глазами, как нечестивую жизнь моего хозяина постигла самая страшная кара на свете! (франц.)

АКТ ПЯТЫЙ

Лоджия.

На переднем плане стол, накрытый на двоих. Дон Жуан явно кого-то

ждет. Вскоре он, потеряв терпение, звонит в колокольчик. Входит

слуга.

Дон Жуан. Сколько раз надо просить, чтобы меня не отрывали зря от работы и не звали раньше времени к столу! Снова целых полчаса жду! И так дни чересчур коротки. Я знаю, Алонзо, ты тут ни при чем. (Берет в руки книгу.) Где же она?

Слуга пожимает плечами.

Спасибо. Хорошо. Я тебе ничего не говорил.

Слуга уходит.

(Пробует читать, потом швыряет книгу в угол. Кричит.) Алонзо! Позовешь меня, когда все будет готово. Я у себя в келье! (Собирается уходить.)

Из сада выходит толстый епископ Кордовы, бывший отец Диего. В

руке у него астра.

Епископ. Куда спешите?

Дон Жуан. Ах!

Епископ. Мы вас ждали в саду. Божественный вечер! Жаль, что сегодня я не могу остаться. Стоя в ваших аркадах над пропастью и любуясь потоком Ронды и астрами, пылающими в последних лучах заходящего солнца, наслаждаясь прохладной голубизной вечерней долины, я всякий раз думаю: у вас под ногами сущий рай!

Дон Жуан. Я знаю.

Епископ. Уже осень...

Дон Жуан. Выпьете вина, Диего?

Епископ. С удовольствием.

Дон Жуан наполняет два бокала вином из графина.

Я только что говорил: до чего эти мавры, создавшие такие сады, умели услаждать тело! Надо же было обладать таким талантом! Все эти анфилады сквозных дворов, наполненных прохладой и тишиной... Тишиной ни в коем случае не могильной, но пронизанной тайной голубых пространств, исчезающих сквозь изящную резьбу решеток. Мы купаемся в этих тенях и дышим прохладой, просвечиваемой золотыми бликами вечернего солнца на каменных стенах. Как остроумно! Как красиво! И все – для услады нашей кожи! Я не говорю уже о фонтанах. С каким искусством они, эти мавры, заставили природу играть на струнах наших чувств! С каким мастерством наслаждались непостоянством материи! С каким умением заботились об одухотворенности плоти! Какая культура! (Нюхает астру.) Герцогиня сейчас придет.

Дон Жуан. Да-да.

Епископ. Она себя неважно чувствует.

Дон Жуан подносит епископу бокал вина.

Как поживает геометрия?

Дон Жуан. Спасибо.

Епископ. Меня очень заинтересовало то, что вы мне говорили в прошлый раз. Все, что вы рассказывали об измерениях и о том, что геометрия откроет истину, какую мы и представить себе не можем... Я правильно запомнил? Линия, плоскость, пространство... Но что же будет четвертым измерением? И все же вы теоретически доказали, что оно существует...

Дон Жуан осушает свой бокал.

Что с вами, Дон Жуан?

Дон Жуан. Со мной? Ничего. С чего вы взяли? Все в порядке. (Наполняет свой бокал.) Пустяки. (Осушает второй бокал.) А что вы имели в виду?

Епископ. За ваше здоровье.

Дон Жуан. За ваше. (В третий раз наполняет свой бокал.) Каждый день прошу об одном – чтоб меня раньше времени но звали к столу. И ничего не могу поделать. Сначала все было из-за гонга: герцогиня его не слышала, потому что его забивала трескотня кузнечиков. Тогда я заказал другой, который перекрывает шум Ронды. Только подумайте: вся Ронда знает, когда здесь подают обед. Одна герцогиня не знает. Сколько раз я твердил своим слугам, чтобы первой звали к столу герцогиню и только потом меня. Вам смешно! Я знаю, это мелочи, о них и говорить не стоит. Но они-то и превращают мою жизнь в пытку. Что мне делать? Ведь я ее пленник, не забывайте об этом, я не могу уйти из замка. Если меня увидят снаружи – легенде конец, а это значит, что мне вновь придется войти в образ Дон Жуана. (Выпивает третий бокал.) Не будем об этом говорить.

Епископ. Дивный херес!

Дон Жуан молчит, с трудом сдерживая гнев.

Дивный херес!

Дон Жуан. Простите! (Наполняет бокал епископа.) Я вам ничего не говорил.

Епископ. За ваше здоровье!

Дон Жуан. За ваше.

Епископ. Герцогиня – чудесная женщина. (Пьет.) Она счастлива и при этом умна. Она прекрасно знает, что вы, ее муж, вовсе не так уж счастливы, и это единственное, на что она мне жалуется, когда мы остаемся одни.

Дон Жуан. Я знаю, она тут ни при чем.

Епископ. Но?

Дон Жуан. Не будем об этом говорить.

Епископ пьет.

Каждый раз, когда я вхожу в эту лоджию, каждый раз – изо дня в день, из года в год – меня охватывает чувство, что я этого не вынесу. Пустяки? Но я действительно этого не вынесу! А когда она наконец является, я делаю вид, что все это и впрямь пустяки. Мы садимся за стол, и я говорю: приятного аппетита.

Епископ. Вы ее любите.

Дон Жуан. И это тоже. Когда она неделю проводит в Севилье, где она красит волосы, не скажу, что я тоскую...

Епископ. Но все же тоскуете?

Дон Жуан. Да.

Епископ. Плохо, когда мужчина одинок, как сказано в Писании, вот господь и создал ему спутницу жизни.

Дон Жуан. Он решил, что тогда все будет в порядке?

Входит слуга с серебряным подносом.

Еще рано.

Слуга уходит.

Серьезно, я теперь более, чем когда-либо, недоволен творцом, расколовшим нас на мужчин и женщин. Я каждый раз дрожу за столом. Чудовищно, что человек сам по себе еще не целое! И чем сильнее его мечта стать целым, тем более он проклят судьбой, отдавшей его в рабство другому полу. Чем мы это заслужили? А ведь я обязан быть благодарным, я это знаю. Приходится выбирать между смертью и жизнью здесь – в этом замке. И быть благодарным за эту тюрьму, утопающую в райских садах.

Епископ. Мой друг!

Дон Жуан. Это тюрьма!

Епископ. Из сорока четырех комнат! Что же тогда говорить другим, Дон Жуан, у кого совсем маленькие квартиры?

Дон Жуан. Я им завидую.

Епископ. В чем же?

Дон Жуан. Они сходят с ума и не замечают этого... Почему меня не пустили в монастырь?

Епископ. Не всем суждено жить в монастыре!

Дон Жуан. Плодитесь и размножайтесь!

Епископ. Так сказано в Писании.

Дон Жуан. Вы знаете, никакие проклятия, ни одна шпага в мире не могли заставить меня дрожать! Но вот она – женщина, которая меня любит,– ежедневно доводит меня до этого. Как ей удается? Я только вижу, что не в силах высмеивать то, что достойно осмеяния, что я мирюсь с тем, с чем нельзя мириться. Пусть она женщина. Пусть она лучше любой другой женщины в мире, но все же она женщина, а я мужчина. И тут уже ничего не поделаешь, ваше преосвященство, тем более – доброй волей. Начинается борьба благородства кто раньше пристыдит другого великодушием. Посмотрели бы вы на нас, когда мы одни! Ни одного громкого слова! Сплошная идиллия. Правда, был такой случай однажды в стену полетел стакан. Но больше этого не повторится. Мы довели дело до чудовищного благородства. Один страдает оттого, что другой не вполне счастлив. Что еще нужно для полного совершенства? Не хватает одного – чтобы мой пол накинул на меня последнюю петлю...

Епископ. А именно?

Дон Жуан. Сделал меня отцом. Что мне тогда останется? Не могу же я ее винить! Как всегда, будем садиться за стол и говорить друг другу – приятного аппетита!

Входит Миранда, герцогиня Рондская.

Миранда. Я не помешала вам?

Епископ. Ну что вы, дорогая Миранда! Мы только что говорили о сошествии Дон Жуана в ад. (Дон Жуану.) Вы видели эту постановку в Севилье? (Миранде.) Они это показывают в театре.

Миранда. Постановка, вы сказали?

Епископ. Пьеса называется "Севильский озорник, или Каменный гость". Мне недавно пришлось ее посмотреть, потому что считается, что ее написал наш приор – Габриэль Тельес.

Миранда. Вам понравилось?

Епископ. Придумано довольно остроумно: Дон Жуана действительно поглощает ад, и публика испытывает ужас и сострадание. Вам обязательно надо посмотреть этот спектакль, Дон Жуан.

Дон Жуан. Посмотреть, как меня поглощает ад?

Епископ. А что еще остается театру? Показать правду – невозможно, ее можно только выдумать. Представим себе публику, которая увидела бы подлинного Дон Жуана – здесь, в его осенней лоджии, в Ронде! Дамы на обратном пути стали бы ликовать. "Вот видишь!" – говорили бы они своим мужьям. А мужья злорадно бы потирали руки – Дон Жуан под сапогом! Ведь необычайное нередко чрезвычайно смахивает на обычное. А где, закричали бы мои секретари, где же наказание? Таких недоразумений было бы множество. Какой-нибудь молодой фат, изображающий пессимиста, непременно бы стал разъяснять: "Брак – это сущий ад!" Не оберешься пошлостей! Было бы ужасно, если бы публике показали на сцене правду! (Протягивая руку.) Прощайте, герцогиня Рондская!

Миранда. Вам действительно надо уходить?

Епископ. Надо. (Протягивая руку Дон Жуану.) Прощайте, Севильский озорник!

Дон Жуан. Ее напечатают?

Епископ. Полагаю. Людям безумно нравится видеть человека, которому на сцене позволено делать все то, о чем они только мечтают, и которому в конце концов приходится за это поплатиться.

Mиранда. А меня в этой пьесе нет, Диего?

Епископ. Нет.

Миранда. Слава богу!

Епископ. Меня в ней тоже нет. Слава богу, а то пришлось бы запретить эту пьесу, а театру она нужна позарез. Впрочем, я сомневаюсь, действительно ли ее написал Тирсо де Молина. Уж слишком все набожно в ней, да и стилистически она ниже уровня его прочих пьес. Но как бы то ни было...

(Кладет на стол астру.) Благослови господь вашу трапезу. (Уходит в сопровождении Дон Жуана.)

Миранда одна. Видно, что ей нездоровится. Она находит на полу

книгу. Дон Жуан возвращается.

Миранда. Что случилось с книгой?

Дон Жуан. Да так...

Миранда. Это ты зашвырнул ее в угол?

Дон Жуан. Что это за книга?

Миранда. Ты только что спрашивал, напечатают ли ее. Вот смотри: "Севильский озорник, или Каменный гость".

Дон Жуан. Значит, он нам ее подарил.

Mиранда. А зачем ты швырнул ее в угол?

Дон Жуан поправляет кресло.

Нам не пора обедать? (Садится.) Ты чем-нибудь недоволен?

Дон Жуан садится.

Ты несправедлив ко мне, Жуан.

Дон Жуан. Конечно, дорогая, конечно.

Миранда. Мне действительно надо было прилечь на минуту.

Дон Жуан. Выпьешь вина?

Миранда. Нет, спасибо.

Дон Жуан. Что так?

Миранда. У меня голова закружилась... Мне кажется, Жуан, у нас будет ребенок.

Дон Жуан. Ребенок...

Входит слуга.

Дождались наконец.

Слуга уходит.

Mиранда. Только не говори, что ты этому рад, Жуан. Но когда я увижу, что ты действительно рад, я буду счастлива.

Входит слуга с серебряным подносом и накрывает на стол.

Дон Жуан. Приятного аппетита.

Миранда. Приятного аппетита.

Молча едят.

Занавес медленно опускается.

БИДЕРМАН И ПОДЖИГАТЕЛИ

НАЗИДАТЕЛЬНАЯ ПЬЕСА БЕЗ МОРАЛИ

Перевод А. Карельского

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Г-Н БИДЕРМАН.

БАБЕТТА его жена.

АННА служанка.

ШМИЦ борец.

АЙЗЕНРИНГ официант.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ.

ДОКТОР ФИЛОСОФИИ.

ВДОВА КНЕХТЛИНГ.

ХОР ПОЖАРНИКОВ.

Действующие лица эпилога

Г-Н БИДЕРМАН.

БАБЕТТА.

АННА.

ВЕЛЬЗЕВУЛ.

ФИГУРА.

ПОЛИЦЕЙСКИЙ.

МАРТЫШКА.

ВДОВА КНЕХТЛИНГ.

ХОР ПОЖАРНИКОВ.

Действие происходит в доме в на чердаке.

На сцене темно; потом загорается спичка и освещает лицо г-на Бидермана, закуривающего сигару. Когда на сцене становится светлее, г-н Бидерман оглядывается по сторонам. Вокруг него стоят пожарники в касках.

Бидерман. Уже до того дошло, что и сигару закурить нельзя, все думаешь о пожаре! Ужас, ужас... (Прячет дымящуюся сигару и уходит.)

Пожарная команда, подобно античному хору, выступает вперед. Часы на башне бьют четверть.

Хор.

Житель города, нас,

Стражей города, зри

Бдящих,

Хранящих

Жителей мирных мирный покой.

Корифей.

Ты нас содержишь недаром.

Хор.

В касках сверкающих

Дом от беды твой храним,

Глаз не смыкаем, верные.

Корифей.

Если присядем порой

Сон нас бежит все равно, неусыпных,

Хор.

Бдящих,

Зрящих,

Чтоб не проспать сокрытое,

В час погасить положенный

Огнеопасное.

Часы на башне бьют половину.

Корифей.

Огнеопасно многое,

Но не все, что горит, есть рок

Неумолимый.

Хор.

Многое также, что роком зовешь ты,

Не вопрошая, откуда оно,

Города сокрушающее, жестокое

Есть неразумие

Корифей.

Человеческое,

Хор.

Слишком человеческое,

Корифeй.

Смертному роду сограждан грозящее.

Часы на башне бьют три четверти.

Хор.

Разуму много дано.

Корифей.

Истинно:

Хор.

Не стоит бога,

Не стоит человека,

Человеческое уважающего,

Называть этим именем,

И землю божественную,

Плодородную, любвеобильную,

И воздух, которым дышишь ты,

И солнце не стоит

Называть этим именем

Именем рока, – из-за того лишь,

Что случилось безумие,

Неугасимое!

Часы на башне бьют четыре четверти.

Корифей.

Наша смена настала.

Хор с боем часов – девять – садится.

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Дом.

Бидерман сидит в своей комнате, курит сигару и читает газету.

Анна – служанка в белом переднике – вносит бутылку вина.

Анна. Господин Бидерман...

Ответа нет.

Господин Бидерман!

Бидерман (складывает газету). Нет, их просто надо вешать. Я давно говорил. Опять поджог! И опять та же самая история, точь-в-точь: опять какой-то разносчик приютился на чердаке – безобидный вроде бы разносчик... (Берет бутылку.) Нет, их просто надо вешать! (Берет штопор.)

Анна. Господин Бидерман...

Бидерман. Ну что там?

Анна. Он не уходит.

Бидерман. Кто?

Анна. Да этот разносчик. Хочет с вами поговорить.

Бидерман. Меня нет дома!

Анна. Я ему уже говорила, господин Бидерман, еще час назад. А он говорит, что он вас знает. Господин Бидерман, я не могу вышвырнуть этого человека за дверь. Просто не могу.

Бидерман. То есть как – не можете?

Анна. А он очень сильный...

Бидерман (вытаскивает пробку). Скажите, чтобы пришел завтра ко мне в контору.

Анна. Я уже три раза говорила, но его это не интересует.

Бидерман. То есть как – не интересует?

Анна. Ему не нужна туалетная вода.

Бидерман. А чего же он хочет?

Анна. Человечности.

Бидерман (нюхает пробку). Скажите ему, что, если он сию же минуту не уберется, я собственноручно вышвырну его за дверь. (Не спеша наполняет свой бокал бургундским.) Человечности! (Пробует вино.) Пускай подождет на лестничной площадке. Я сейчас выйду. Если он что-нибудь продает – трактаты там или бритвенные лезвия,– я не изверг, но – я не изверг, Анна, вы это прекрасно знаете! – но в дом я никого не впущу. Я уже тысячу раз вам это говорил! Пускай даже у нас три свободные кровати – об этом не может быть и речи, да-да, и речи быть не может. Мы все знаем, к чему это может привести в наше время...

Анна собирается идти и видит, что незнакомец уже вошел: он

атлетического телосложения, костюм его вызывает ассоциации

отчасти с тюрьмой, отчасти с ареной – на руке татуировка, на

запястьях кожаные ремни. Анна выскальзывает за дверь. Незнакомец

выжидает, пока Бидерман не отопьет вино и не обернется.

Шмиц. Здравствуйте.

Бидерман с испугу роняет сигару изо рта.

Ваша сигара, господин Бидерман... (Поднимает сигару и отдает ее Бидерману.)

Бидepман. Послушайте...

Шмиц. Здравствуйте.

Бидерман. Что это значит? Я совершенно ясно сказал горничной, чтобы вы подождали на лестничной площадке. Как же вы... Нет, что это такое? Без стука...

Шмиц. Меня зовут Шмиц.

Бидерман. Без стука.

Шмиц. Шмиц, Йозеф.

Молчание.

Здравствуйте!

Бидерман. И чего вы хотите?

Шмиц. Господин Бидерман, можете не бояться: я не разносчик.

Бидерман. А кто же вы?

Шмиц. По профессии – борец.

Бидерман. Борец?

Шмиц. В тяжелом весе.

Бидерман. Да, я вижу.

Шмиц. Я хочу сказать – был.

Бидерман. А теперь?

Шмиц. Безработный. (Пауза.) Вы не пугайтесь, господин Бидерман, работы я не ищу. Мне эта борьба осточертела... На улице такой дождь, вот я и заглянул сюда. (Пауза.) У вас тепло. (Пауза.) Надеюсь, я не помешал?

Пауза.

Бидерман. Вы курите? (Предлагает сигары.)

Шмиц. Благодарю вас! Это так неприятно, господин Бидерман, когда ты такой вымахал. Все тебя боятся...

Бидерман зажигает спичку.

Благодарю вас.

Стоят и курят.

Бидерман. Ну хорошо, короче. Чего вы хотите?

Шмиц. Меня зовут Шмиц.

Бидерман. Вы уже сказали, очень приятно.

Шмиц. Вот – остался без крова. (Подносит сигару к носу и наслаждается ее ароматом.) Остался без крова.

Бидерман. Может, вам – хлеба?

Шмиц. Если нет ничего другого...

Бидерман. Стаканчик вина?

IIIмиц. Хлеба и вина... Но только если я не помешал, господин Бидерман, только если я не помешал!

Бидерман (идет к двери). Анна! (Возвращается.)

Шмиц. Ваша прислуга мне сказала, что вы хотели собственноручно меня вышвырнуть, господин Бидерман, но я подумал: не может быть, чтобы господин Бидерман это серьезно...

Входит Анна.

Бидерман. Анна, принесите второй бокал.

Анна. Как угодно.

Бидерман. Да, и хлеба.

Шмиц. И если барышне не трудно – еще масла. Ну, там и сырку, кусочек ростбифа – чего-нибудь такого. Только чтобы не было лишнего беспокойства. Огурчиков, помидорчиков – чего-нибудь такого, горчицы немного – что там найдется, барышня.

Анна. Как угодно.

Шмиц. Только чтобы не было лишнего беспокойства.

Анна уходит.

Бидерман. Вы сказали горничной, что знаете меня?

Шмиц. Еще бы, господин Бидерман, еще бы.

Бидерман. Откуда же?

Шмиц. Только с лучшей стороны, господин Бидерман, только с лучшей стороны. Вчера в пивной господин Бидерман меня совсем не замечали – я понимаю, понимаю, я сидел в углу,– все посетители были в восторге, господин Бидерман, каждый раз, когда вы стучали кулаком по столу.

Бидерман. А что же я говорил?

Шмиц. Про единственный выход. (Затягивается сигарой.) Вешать их надо. Всех подряд. Чем скорее, тем лучше. Перевешать. Поджигателей этих...

Бидерман (предлагает Шмицу кресло). Прошу, садитесь, пожалуйста.

Шмиц (садится). Такие люди, как вы, господин Бидерман,– вот кто нам нужен!

Бидерман. Да-да, конечно, но...

Шмиц. Никаких "но", господин Бидерман, никаких "но"! Вы – человек старой закалки, у вас еще есть принципы. Это сразу видно.

Бидерман. Да, конечно...

Шмиц. У вас еще есть гражданское мужество.

Бидерман. Разумеется...

Шмиц. В том-то и дело.

Бидерман. В чем?