Текст книги "Пьесы"
Автор книги: Макс Фриш
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Кюрман. А что здесь будет потом?
Слышится шум.
Регистратор. А это детский сад.
Кюрман качает головой.
Вы можете выбирать.
Опять слышно, как барабанят на рояле, те же такты, пауза. Голос
преподавателя. Потом все повторяется сначала, и наступает тишина.
Вы, стало быть, остаетесь в той же квартире?
Кюрман (оглядывается по сторонам). Разве она так выглядит?
Регистратор. Удивляетесь собственному вкусу?
Входит Xубалeк.
Xубалeк. Господин профессор Кролевский.
Кюрман. Просите.
Xубалeк уходит. Появляется Кролевский – лысый человек с живыми
глазами, он в очках без оправы, бледен; кажется, что на его лице
блуждает улыбка, но это не так. На Кролевском старомодное пальто,
которое он не снимает, в руках тощий портфель и шляпа; он крайне
застенчив, маленького роста, и в то же время в нем чувствуется
нечто значительное.
По-моему, вы сидели здесь.
Кролевский садится.
Наверно, все это покажется вам странным – однажды мы уже вели с вами эту беседу, дорогой коллега. И вы знаете, по каким причинам я не вступал в партию. Ни в одну. Знаете мои принципиальные возражения на этот счет. Не стоит повторяться.
Кролевский. Да.
Кюрман. Хотите выпить?
Кролевский. Непьющий.
Кюрман (наливает себе рюмку виски). Коротко говоря, дорогой коллега, я еще раз все обдумал...
Пауза. Кюрман стоя выпивает рюмку.
Кролевский. Что вы обдумали?
Кюрман. Наш разговор в этой комнате, наш разговор с глазу на глаз; вы сидели там, я – тут. Вам тоже не стоит повторяться, Кролевский. Я и так знаю: в ваших глазах я то, что теперь принято называть нонконформистом. Интеллигент, который раскусил правящие классы, и довольно-таки основательно раскусил; во всяком случае, смотрит на них с ужасом или по крайней мере с отвращением. Но больше ничего не делает. Если не считать, разумеется, обращений и писем – иногда "за", иногда "против", – которые я время от времени подписываю. Таким образом, я все же протестую, успокаивая собственную совесть. Поскольку совесть пока еще разрешена. В остальном же я, как и каждый нонконформист, занят своей карьерой.
Кролевский. Разве я так говорил?
Кюрман. В несколько иных выражениях.
Кролевский. В каких именно?
Кюрман. Работа в партии, говорили вы, единственное средство переделать мир...
Входит Xубалeк.
Причем, разумеется, цель оправдывает средства, известное дело. Именно по этой причине я и не вступаю ни в какую партию. (Заметив Хубалек.) Что там опять? (Берет письмо.) Спасибо, госпожа Хубалек, спасибо.
Хубалек уходит.
Работа в партии, говорили вы. И как раз в эту секунду я получил письмо – запрос от Ученого совета. Согласен ли я будущей весной и так далее, в ознаменование моих научных заслуг и так далее, конечно, при условии, что правительственные инстанции одобрят и так далее и тому подобное...
Кролевский. Поздравляю, господин коллега.
Кюрман. Спасибо. (Кладет нераспечатанное письмо на стол.) Когда я вспоминал эту сцену, мне казалось, что вы улыбались, а вот теперь я смотрю на вас и вижу, что вы, собственно, никогда не улыбаетесь. Не улыбаетесь, как гроссмейстер на турнире. Вам кажется, что вы знаете мой следующий ход: вы уже видите меня профессором, доктором Г. Кюрманом, директором института психологии...
Неподалеку опять барабанят на рояле, но очень недолго.
Скажите, Кролевский, вы, как кибернетик, верите, что биография каждого отдельного индивидуума предопределена? Что она – выражение некоей неизбежности? Или же один и тот же человек по воле случая может иметь какую угодно биографию? И биография, которой каждый из нас рано или поздно обзаводится, – все эти памятные даты, как они осточертели! – даже не самый правдоподобный вариант, а лишь один из возможных вариантов, один из многих столь же вероятных вариантов для человека с определенными задатками в определенных социальных и исторических условиях. О чем же, если стать на эту точку зрения, вообще можно судить по биографии? Понимаете? Хорошая биография, плохая биография – разве в этом дело? Я возражаю вот против чего – нельзя искать сокровенный смысл там, где его нет, искать смысл во всем, что произошло. Только потому, что оно произошло и тем самым стало историей, чем-то неоспоримым.
Кролевский. Понимаю.
Кюрман. Понимаете?
Кролевский. Ab posse ad esse valet, ab esse ad posse non volet 1. (Закуривает.) Но вы, кажется, хотели срочно сообщить мне что-то.
1 Несуществующее может стать реальностью, но реальность не может стать несуществующей (латин.).
Неподалеку опять барабанят на рояле. Однако на сей раз
упражнение, по-видимому, удалось, и игра па рояле продолжается.
На сцене сбоку танцуют пять балетных учениц под наблюдением
преподавателя. Девушки танцуют не для публики, это всего-навсего
репетиция.
Преподаватель. Стой!.. А носок? (Показывает упражнение без музыки.) Понятно? (Хлопает в ладоши.) Ну, крошки, начали снова!
Неподалеку опять барабанят на рояле, ученицы повторяют упражнение
и, танцуя, исчезают. На сцене сбоку остается только одна молодая
балерина. Тишина.
Кюрман. Что здесь делает эта девушка?
Регистратор. Она вам нравится?
Кюрман. Я разговариваю с Кролевским.
Регистратор. Вы разговариваете с Кролевским и вдруг теряете нить, говорите и смотрите в окно на молодых балерин. Ваше внимание рассеивается.
Кюрман. С этой девушкой я незнаком.
Регистратор. Да, но можете познакомиться.
Неподалеку опять барабанят на рояле, те же три такта, ученица
делает упражнения. Потом снова наступает тишина.
Это было, когда вы с Кролевским говорили о биографиях.
Кюрман. Ну и что?
Регистратор. Вам, господин Кюрман, разрешено переиграть заново, все изменить. Может, поведете эту девушку в ресторан?..
Появляется официант с меню.
Официант. Что угодно господам?
Регистратор. А что у вас есть?
Официант. Caviar russe, saumon fume, fois gras de Strasbourg, Escargot'a la Bourgoune 1.
Регистратор. Вы, как всегда, можете выбирать.
Официант. Есть и итальянская кухня. Canneloni. Tortellini alla panna Tortellini con funghi. Lasagne verde 2.
Регистратор. Гм.
Официант. Specialita della casa 3.
1 Русская икра, лососина, страсбургский паштет, эскарго (род съедобных улиток) по-бургундски (франц.).
2 Блюдо из макарон. Пельмени со сливками. Пельмени с грибами Лапша с зеленым сыром (итал.).
3 Наше фирменное блюдо (итал.).
Регистратор. Шикарный ресторан, господин Кюрман. И вас здесь не знают. (Официанту.) Какая у вас сегодня рыба?
Официант. Сейчас покажу. (Уходит.)
Регистратор. Поужинайте с этой девушкой, и тогда, встретившись четыре месяца спустя с фрейлейн Штейн, приехавшей из Парижа, вы, господин Кюрман, будете, по-моему, вести себя совсем иначе, гораздо естественней и разумней, с большим чувством юмора. В итоге фрейлейн Штейн вскоре после двух часов ночи возьмет свою сумочку и отправится восвояси... В вашей биографии не будет Антуанеты.
Появляется официант с грудой рыбы на подносе.
Ага!
Официант. Щука.
Регистратор. Посмотрите!
Официант. Только сегодня поймана.
Рeгистратор. Дивно!
Официант. Морской язык, очень хороший линь.
Регистратор. Две порции?
Официант. Конечно.
Регистратор. А форели?
Официант. Мы их берем только живыми.
Регистратор. А это что такое?
Официант. Spado.
Регистратор. Spado?
Официант. Меч-рыба.
Регистратор. Вы ели когда-нибудь меч-рыбу?
Официант. Исключительно свежий омар.
Кюрман разглядывает молодую балерину.
Регистратор. Видели, какой омар?
Неподалеку опять барабанят на рояле. Ученицы, танцуя появляются
на сцене сбоку, их сопровождает преподаватель; отделившаяся
девушка становится на прежнее место. Потом вся группа, танцуя,
удаляется.
Регистратор. Как угодно.
Официант все еще держит омара.
Может быть, в другой раз.
Официант. Пожалуйста. (Уходит.)
Регистратор. Вот видите: вам разрешено выбирать.
Кюрман. Дальше!
Регистратор. Не повышайте голос.
Кюрман. За кого вы, собственно, меня принимаете? Как будто я только и думаю, что о бабах. Если уж мне дано право выбора, то я вообще выбираю жизнь без женщин.
Регистратор. Как угодно.
Кролевский (все еще сидит в той же позе). Ab posse ad esse valet, ab esse ad posse non volet. (Закуривает.) Но вы, кажется, хотели мне что-то срочно сообщить?
Кюрман (садится на край стола). Давайте начистоту, Кролевский... Можете не отвечать. Вы – коммунист, что до сих пор не так уж широко известно. Думаю, вы принадлежите к мозговому тресту партии. А ваша наука математика – весьма помогает конспирации. Частые поездки во все концы света – будь то Прага, Париж или Мехико – отлично маскируются участием в специальных конгрессах. К тому же вы непьющий и в поздний час вас не тянет излить душу. (Пьет.) Предположим, в один прекрасный день все это выйдет наружу. Под каким-нибудь предлогом факультет отстранит вас от преподавания. Нас – точнее, некоторых из нас – это, разумеется, искренне возмутит... В университетах подавляют свободу мысли и так далее. Возникнет "дело Кролевского". Я сам лично, хотя я нонконформист, сочиню письмо: "Потрясенные недавними событиями у нас в университете..." Письмо будет тревожное и вместе с тем очень осторожное, так что каждый сочтет за честь подписать его. Нетрудно догадаться, что оно не окажет никакого действия.
Кролевский. В этих вещах у вас есть опыт.
Кюрман. А как же иначе.
Кролевский. Ну а что вы хотели сообщить мне, уважаемый коллега?
Кюрман. Если бы можно было начать сначала, все бы знали, как построить жизнь по-иному. Подписи "за", подписи "против", протесты, собрания и все последствия этого. Бессилие интеллигенции и оппозиции – зажим во имя законности в государстве, а потом и террор – прямой результат нашего бездействия. (Регистратору.) Какого числа произошла моя беседа с Владимиром Кролевским?
Регистратор листает досье.
Вскоре после этой беседы профессора Кролевского арестовали. Обыск, увольнение из университета.
Регистратор. Третьего декабря тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.
Кюрман. Внесите в досье.
Регистратор. Что именно?
Кюрман. Третьего декабря тысяча девятьсот пятьдесят девятого года вступил в Коммунистическую партию.
Регистратор записывает.
Кролевский. Признаюсь, дорогой коллега, вы меня не на шутку удивили. Ваше заявление будет рассмотрено; по нашим сведениям, вы не состояли ни в одной партии. Надеюсь, дорогой коллега, вы понимаете, что это не может не отразиться на вашей научной карьере?
Кюрман. Прекрасно понимаю, уважаемый коллега. Не может не отразиться. Поэтому я и решился. (Регистратору, который подходит к нему с досье.) Что я должен сделать?
Регистратор. Расписаться.
Кюрман (расписывается). Товарищ Кролевский...
Освещается вся сцена.
Кюрман. Что случилось? Регистратор. Вас ждет врач.
Рабочий сцены вносит белое кресло и ставит его на авансцене
справа, второй рабочий подкатывает тележку с инструментами, потом
они уходят.
Кролевский (поднимается). Что касается наших с вами отношений, дорогой коллега, то внешне они остаются такими же, как были. Никто не помешает нам перекинуться несколькими словами в университетском дворе. Называть мы будем друг друга, как и прежде, "коллега". (Подает руку.) Вы же понимаете, коллега, что впредь за вами будет установлена слежка. (Надевает шляпу.) И если у вас соберется народ для чествования, меня там не будет.
Кюрман. Какое чествование?
Кролевский. Вам ведь скоро присвоят профессорское звание.
Кюрман. Теперь до этого не дойдет.
Кролевский уходит.
Появляется врач в белом халате; рассматривает на свету
кардиограмму.
Врач. Боли есть?
Кюрман. Где?
Врач. Это я вас должен спросить. Кардиограмма хорошая. (Дает Кюрману кардиограмму.) Очень хорошая. (Подходит к тележке с инструментами.) Что мне не нравится, так это моча.
Кюрман. В каком смысле?
Врач. Сейчас узнаем.
Регистратор. Снимите пиджак.
Врач. Надо взять кровь.
Кюрман снимает пиджак.
Регистратор. Можете сесть.
Кюрман садится и засучивает рукава.
Врач. У вас много забот? (Берет кровь.) Что вы скажете о деле Кролевского? (Дает Кюрману вату.)
Регистратор. Положите вату на ранку.
Кюрман (кладет вату на ранку). В детстве я болел свинкой, потом корью, в дальнейшем...
Врач (выпускает кровь в пробирку). Сестра Агнеса! (Уходит.)
Кюрман. Какое у нас сегодня число?
Регистратор. Двенадцатое апреля тысяча девятьсот шестидесятого года. Фрейлейн Штейн еще в Париже, сегодня она как раз укладывает чемоданы, собирается уезжать. Этого вы изменить не можете.
Кюрман. Гм...
Регистратор. Сюда она придет вместе с другими гостями, когда вы станете профессором, хотя вы со своей стороны сделали все, чтобы не стать профессором.
Дается свет на комнату. Появляются два господина в пальто и
шляпах. Их сопровождает Xубалeк.
По-моему, ваше дело выгорело!
Непрошеные гости в сером оглядываются вокруг.
Xубалeк. Что вам угодно? Господина Кюрмана нет дома. С кем имею честь? Я – экономка. Позвольте узнать, кто вы такие?
Один из непрошеных гостей показывает Хубалек свое удостоверение.
Регистратор (Кюрману). Сидите.
Кюрман. Обыск?
Регистратор. Вы же у врача.
Кюрман снова садится.
Держите вату на ранке.
Один из непрошеных гостей выдвигает ящики.
Вы подозреваетесь в том, что хотите переделать мир. И никто не подозревает, что вы всего-навсего хотите переделать собственную биографию.
Второй непрошеный гость занялся книгами.
Гость. Госпожа...
Xубалек. Хубалек.
Гость. Скажите, госпожа Хубалек...
Хубалек. Я ничего не знаю.
Гость. Откуда вы родом?
Хубалек. Из Богемии.
Гость. Из Богемии?
Хубалек. Чего вы хотите от господина Кюрмана?
Гость. Есть у вас родственники?
Хубалек. В Богемии.
Гость. В Богемии?
Хубалек. А как же иначе?
Гость. Отвечайте на вопросы.
Хубалек. Он не любит, чтобы трогали его книги.
Гость. Часто ли вы посещаете своих богемских родственников?
Хубалек. Никогда.
Гость. Довольно-таки редко.
Хубалек. С меня хватает.
На авансцене появляется медсестра.
Сестра. Доктор сейчас придет. (Берет что-то и уходит.)
Гость. Скажите, госпожа...
Хубалек. Хубалек.
Гость. Другие комнаты в квартире есть?
Непрошеные гости в сером и Хубалек уходят.
Регистратор. Ничего не найдут. Впрочем, не беспокойтесь. Подозрение всегда остается подозрением. И одного подозрения за глаза хватит.
Комната погружается в темноту; на авансцене снова появляется
врач.
Врач. Ничего серьезного у вас нет. И все же надо остерегаться – с печенью шутки плохи. Нельзя есть ни Fois gras, ни Escargot a la Bourgoune, вообще ничего пряного. Перец, горчица и так далее не рекомендуются. Морская рыба противопоказана...
Зажигается лампа дневного света.
Регистратор. Записываю. (Записывает.)
Врач. Избегать фруктов с косточками – абрикосов, вишен, слив, персиков. Чеснок противопоказан. Все, что пучит, запрещено. Творога – сколько хотите, творога – как можно больше.
Регистратор. А овощи?
Врач. Да, но без соли. Все овощи, кроме капусты. И избегайте белых бобов, вообще всяких бобов. И лука...
Регистратор. Запрещено все, что пучит.
Врач. И все холодное, например пиво. Виски, водка и так далее, джин, вишневка и так далее, граппа и так далее, коньяк, кальвадос и так далее. Все это строго запрещено.
Регистратор. А вино?
Врач. Вы, кажется, сказали, что отец у вас был алкоголиком?
Кюрман. Так мне тогда казалось.
Врач. Белое вино противопоказано.
Регистратор. А красное?
Врач. Всякое вино противопоказано.
Регистратор. Что же тогда пить?
Врач. Молоко.
Регистратор. А минеральную воду?
Врач. Только без углекислого газа. И еще чай. Но, разумеется, не натуральный. Ромашковый, липовый, мятный, шиповниковый и так далее. Кофе противопоказан. Вы любите кефир?
Регистратор. Врач спрашивает, любите ли вы кефир.
Врач. Кефира – сколько хотите. Творога – как можно больше. Овощей сколько хотите, но без соли. Морская рыба противопоказана...
Регистратор. Это вы уже говорили.
Врач. Можете есть truite bleu 1.
1 Голубая форель (франц.).
Регистратор. Не так плохо.
Врач. Но без масла.
Регистратор. А как насчет омаров?
Врач. Боже упаси!
Регистратор. Значит, нам здорово повезло. На днях господин Кюрман чуть было не отведал омара.
Врач. Боже упаси!
Регистратор. А мясо?
Врач. Только вареное. Вареное можно, но без капли жира. Тушеное не рекомендуется. Вареное или обжаренное на решетке. Без соли. И, как сказано, не острое. Колбаса запрещена и так далее.
Регистратор. А как быть с хлебом?
Врач. Только хрустящие хлебцы.
Регистратор. Запрещено все, что пучит.
Врач. Творога – как можно больше.
Входит медсестра.
Иду.
Медсестра увозит тележку с инструментами.
Регистратор. Еще что?
Врач. Потеть. Как можно больше потеть.
Регистратор. Каким образом?
Врач. Спорт, туризм, финская баня. (Кладет руку на плечо Кюрмана.) Ничего серьезного у вас нет, легкое вздутие печени. Другого я не обнаружил. Самое главное, милейший, – не волноваться, не волноваться ни при каких обстоятельствах... (Уходит.)
Вновь освещена вся сцена. В глубине – большое общество: мужчины в
смокингах, дамы в вечерних туалетах; все с бокалами шампанского.
Кюрман. Рак исключается.
Регистратор. Да.
Кюрман. Он вообще не нашел ничего серьезного.
Регистратор. Наденьте пиджак.
Кюрман. Творога – как можно больше...
Регистратор. О чем вы думаете?
Кюрман (поднимается и берет пиджак). Кто эти люди?
Регистратор. Ваши друзья.
Кюрман. Чего они хотят?
Регистратор. Хотят чествовать вас.
Кюрман. Неужели?
Регистратор. Да, вы стали профессором.
Свет дается на комнату; полно гостей, они стоят группами и
болтают. Доносится только неясный гул.
Кюрман. Профессором?
Регистратор. Честно говоря, меня это тоже удивляет.
Кюрман. В тысяча девятьсот шестидесятом году у нас в стране коммунист не может стать профессором. Невероятно!
Регистратор. Невероятно.
Кюрман качает головой.
Xeнрик. Ганнес!
Регистратор. Вас зовут.
Xeнрик. Куда он делся?
Кюрман качает головой.
Регистратор. Гостям нора уходить, уже поздно. (Помогает Кюрману надеть пиджак.) Не стоит объяснять, господин профессор, что при любых системах случаются и маловероятные вещи. Исключения лишь подтверждают правило.
Гости замечают Кюрмана.
Хенрик. Вот ты где!
Шнeйдeр. Уже два часа.
Хенрик. Мы тебя покидаем, господин профессор.
Кюрман затерялся в толпе гостей. Гул голосов. Гости постепенно,
по нескольку человек, расходятся. В комнате остается одна лишь
молодая дама в вечернем туалете; все – как в начале первой сцены.
Молодая дама сидит в кресле и ждет. Она в роговых очках. Голоса
за сценой. Вскоре после этого появляется Кюрман; на этот раз он
не насвистывает.
Антуанета. Скоро и я пойду.
Молчание.
Кюрман. Вам нездоровится?
Антуанета. Нет, что вы! (Берет сигарету.) Выкурю еще одну сигарету и пойду. (Тщетно ждет, что Кюрман подаст ей огня; закуривает сама.) Надеюсь, я не помешаю. Мне понравилось. У вас, по-моему, очень милые знакомые, очень интересные... (Пауза.) А выпить у вас еще найдется?
Кюрман не двигается с места.
Почему вы на меня так смотрите?
Молчание.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Та же комната на следующее утро. Xубалeк убирает. Через некоторое
время появляется Кюрман, в халате, в руках у него нераспечатанные
письма.
Кюрман. Госпожа Хубалек... Добрый день... Будьте так любезны, госпожа Хубалек, приготовьте завтрак. (Стоя распечатывает письма.) Я говорю, госпожа Хубалек, будьте так любезны, приготовьте завтрак.
Хубалек уходит.
Знаю точно, о чем вы сейчас думаете. Ошибаетесь. Вы думаете: сколько бы раз он ни начинал сначала, хоть сто раз, результаты будут те же. (Читает одно из писем, бросает его в корзину.) Поздравления! (Бросает все письма в корзину.) Ошибаетесь. Мы не поедем за город. Мы останемся чужими. (Садится к письменному столу.) Это будет наш первый и последний совместный завтрак.
Регистратор. Как угодно.
Кюрман. Мужем и женой мы не станем.
Регистратор. У вас по-прежнему есть право выбора.
В дверях появляется Антуанeта, в вечернем платье.
Кюрман (не замечает ее). Какой сегодня день?
Регистратор. Четверг.
Кюрман смотрит на свои часы.
В одиннадцать у вас совещание, помните, совещание, на котором вы тогда отсутствовали...
Неподалеку опять барабанят на рояле; те же три такта, потом
пауза. Кюрман увидел Антуанету, встает.
Антуанета. Я взяла твою зубную щетку.
Кюрман. Забыл спросить: что ты пьешь – кофе или чай? Может, лучше кофе? (Идет к двери.) И яйцо всмятку?
Антуанета. Мне не надо.
Пауза. Оба стоят.
Который, собственно, час?
Кюрман. В одиннадцать у меня совещание.
Антуанета (роется в сумочке). Никак не вспомню, куда я поставила машину. Ключи здесь. (Размышляет.) Кажется, в какую-то аллею с памятниками.
Кюрман. Здесь нет таких аллей.
Антуанета. Странно.
Кюрман. Может, сядем?
Входит Xубалeк, накрывает на стол. Кюрман и Антуанета по-прежнему
стоят и молчат, ждут, когда выйдет Хубалек. Та уходит.
Чай сейчас будет.
Антуанета. Теперь знаю, где моя машина. (Смеется.) Просто
чудо, что я каждый раз ее нахожу. (Вскользь.) Вы знакомы
с молодым Штахелем?
Кюрман. Со Штахелем?
Антуанета. Он меня привез. Но не захотел подняться. А в той аллее я была прежде...
Часы бьют десять раз.
Уже десять часов? (Берет с кресла свою накидку.)
Кюрман. Уходишь?
Антуанета. Не сердитесь, Ганнес.
Кюрман. Даже не позавтракаешь?
Антуанета. У меня много работы. Десять часов! Надо еще переодеться. О боже! На десять у меня назначено деловое свидание.
Кюрман наблюдает за тем, как она одевается.
Не беспокойтесь!
Кюрман. Почему ты смеешься?
Антуанета. Не так уж часто я сплю с любовниками, и каждый раз потом радуюсь, что осталась одна. Типично мужская психология. Куда делись мои часы?
Кюрман. По-моему, они в ванной.
Антуанета идет в ванную.
Неужели это было так?
Регистратор. В точности.
Кюрман. И ни слова о новой встрече?
Регистратор. Ни слова.
Кюрман. Не понимаю...
Регистратор. Читаю по досье.
Зажигается лампа дневного света.
(Читает.) "Антуанета выходит из ванной, уже вполне одетая и причесанная. Тут же начинает искать ключ от машины. Часы бьют десять. Она берет накидку". О новой встрече – ни слова... Память вас подвела, господин Кюрман! Антуанета не садилась к вам на колени, ни на левое, ни на правое, не обнимала вас, не целовала, вынуждая к новым нежностям. Ничего похожего. У нее было назначено деловое свидание. Она не казалась ни разочарованной, ни смущенной. Напротив, ей было, видимо, приятно с вами, но прошлого не воротишь. Теперь она даже не называет вас на "ты", как называла ночью.
Пауза.
Кюрман. Ничего не понимаю...
Регистратор. Но так было, господин Кюрман.
Кюрман. Почему же я не пошел на совещание?
Лампа дневного света гаснет.
Что она там копается?
Регистратор. Ищет часы.
Пауза. Антуанета выходит из ванной, надевая на руку часы.
Антуанета. Сегодня я еще раз хочу посмотреть помещение для выставочного зала. Понимаете? К сожалению, в доме нет лифта. Это единственная загвоздка. А комнаты изумительные. Как раз то, что мне надо. Большие, спокойные комнаты. Правда, очень дорогие. И придется еще провести верхний свет. Из-за этого я и встречаюсь сегодня с тем молодым архитектором.
Регистратор. Со Штахелем.
Антуанета. Узнаю у него, сколько это будет стоить. Такой случай больше не представится. Пусть только выйдет с выставочным залом, тогда я сниму квартиру этажом ниже и открою маленькое издательство. Конечно, позже. Ну а если ничего не получится, вернусь опять в Париж... Сегодня все решится...
Пауза.
Регистратор. Вам осталось проводить ее до лифта.
Антуанета. Да.
Кюрман. Надеюсь, у вас все будет в порядке. Я имею в виду верхний свет.
Антуанета. Хорошо бы.
Кюрман. Надеюсь.
Антуанета. Пожелайте мне ни пуха ни пера.
Кюрман провожает ее. Xубалeк приносит чай и уходит. Кюрман
возвращается.
Кюрман. Необыкновенная женщина.
Регистратор. Вот видите.
Кюрман. Удивительная женщина.
Регистратор. Вы ее недооценили, не поверили, что женщина, которая провела с вами ночь, тоже мечтает остаться одна.
Кюpман. Поразительная женщина.
Зажигается лампа дневного света.
Регистратор. А теперь обратимся к одиннадцатичасовому совещанию. (Читает досье.) "Первый пункт повестки дня, Traktandum один: выбор нового ректора университета...".
Кюрман подходит к окну.
Не только для вас, хотя и для вас тоже, господин Кюрман, важно, чтобы Хорнакер не стал ректором. Всем известно, что Хорнакер – ярый антикоммунист, как ученый ничего не стоит, а как человек – железобетон. Один из наших идеологических стражей. Если Хорнакера выберут ректором, он приложит все силы, чтобы избавиться от вас, господин Кюрман. И это тоже решается сегодня... Слышите?.. В первой редакции вашей биографии вы не явились на сегодняшнее совещание. Вам казалось важнее повезти даму за город, полакомиться рыбой и деревенским вином. Хорнакера выбрали, хотя и незначительным большинством голосов. Потом вы раскаивались – не надо было пропускать совещание. Помните? И притом в первой редакции Хорнакер не мог вам повредить, ведь тогда вы не были коммунистом.
Кюрман. Почему она не отъезжает? (Пауза.) Так и не отъехала.
Регистратор. Наверное, из-за аккумулятора. Понимаете, подфарники у нее все время горели, и при этом она удивлена, почему не включается зажигание. А может, она заметила, что вы стоите у окна.
Кюрман отходит от окна.
О чем вы думаете?
Кюрман (наливает себе чашку чаю). Я ее недооценил.
Регистратор. Без сомнения.
Кюрман (стоя пьет чай). Что она теперь будет делать?
Регистратор. Не даст себя недооценивать.
Кюрман пьет чай.
Мы в полном восхищении от вашей жены, поверьте, в полном восхищении. Если говорить прямо, она заткнет вас за пояс. Не волнуйтесь, она не пропадет. Женщина с ее интеллектом найдет дорогу и без вашей помощи, господин Кюрман. Будьте спокойны. Антуанета знает, чего хочет. Она истая женщина, но и нечто большее – она личность. И в то же время нечто большее женщина.
Кюрман. Да-да.
Регистратор. Она откроет выставочный зал "Антуанета" или маленькое издательство "Антуанета". А если ничего не получится, вернется в Париж. В любой момент.
Кюрман. К своему танцовщику.
Регистратор. Сейчас она встретится с молодым архитектором, узнает, сколько стоит верхний свет. Возможно, свет окажется ей не по карману. Все равно молодой архитектор оценит Антуанету: независимая женщина, масса планов. Конечно, в один прекрасный день у нее может родиться ребенок, и тогда все ее планы пойдут насмарку. Но вас, господин Кюрман, это не должно беспокоить. Антуанеты уже нет...
Кюрман. Да.
Регистратор. Побеспокойтесь лучше о вашем университете.
Кюрман садится к письменному столу.
В данную минуту вы держите в руках документ, который следует обнародовать на сегодняшнем совещании. Документ, касающийся Хорста Дитера Хорнакера, который баллотируется сегодня в ректоры,– фотокопию его подписи в тысяча девятьсот сорок первом году.
Кюрман просматривает документ.
Пора одеться, не то опять пропустите совещание. (Смотрит на часы, потом снова на Кюрмана.) Десять часов двадцать минут...
Кюрман. Можно переиграть?
Регистратор. Зачем?
Кюрман. Эту женщину я недооценил.
Регистратор. И опять недооцените.
Кюрман. Почему вы думаете?
Регистратор. Впрочем, как хотите.
Лампа дневного света гаснет. Антуанета возвращается.
Господин Кюрман желает переиграть эту сцену.
Кюрман снимает с Антуанеты очки.
Антуанета. В чем дело?
Кюрман. Не пущу.
Антуанета. Ведь у вас совещание.
Кюрман. Серьезно?
Антуанeта. Серьезно.
Кюрман. Мы так и остались чужими.
Антуанета. В этом вся прелесть.
Кюрман. Почему вы смеетесь?
Антуанета. Хотите, чтобы я объяснилась вам в любви на следующее утро?
Пауза.
Отдайте очки.
Кюрман. У меня к вам предложение: я не пойду на совещание, кстати, очень важное, а вы пошлете к черту этого архитектора с его верхним светом, и мы отправимся за город, куда глаза глядят.
Антуанета. На лоно природы?
Кюрман. Сегодня чудесный день.
Антуанeта. Будем бродить по полям и лесам.
Кюрман. Бродить не обязательно. Насчет полей и лесов я тоже не настаиваю. Лучше всего посидеть где-нибудь в деревенском кабачке, заказать рыбу и легкое вино. Не вижу здесь никакой пошлости.
Антуанета улыбается.
Антуанета, прошу вас.
Антуанета. Мне казалось, мы уже на "ты".
Кюрман. Извини. (Возвращает ей очки.)
Антуанета. Куда делись мои часы?
Кюрман. По-моему, они в ванной...
Антуанета уходит в ванную.
Регистратор. Стало быть, вы все же предпочли первую редакцию.
Зажигается лампа дневного света.
Помните, что было потом? (Читает досье.) "Обед в гостинице "У лебедя", спор о генерале де Голле. Вечером сидел один; известие о том, что Хорнакер избран ректором. Суббота утром – конец недели фрейлейн Штейн проводит у своих родителей. Понедельник – университет. Встреча в городе, аперитив, вечером оба были заняты. После полуночи телефонный звонок – верхний свет оказался слишком дорог...".
Кюрман. И так далее.
Регистратор. "Среда – Антуанета возвращается в Париж; в баре аэропорта мы даем друг другу слово не переписываться. Пятница – доклад в философском обществе "Наука о поведении и антропология". Суббота и воскресенье – в Париже с Антуанетой, отель "Пале-Рояль".
Кюрман. И так далее, и так далее!
Регистратор. "Она секретарша в издательстве Галлимара".
Кюрман. Кому вы, собственно, это читаете?
Регистратор. И так далее. (Листает страницы, но уже не читает.) Счастье, путешествие в Грецию, счастье, аборт, счастье... (Вынимает из досье карточку.) "Мы вступаем в брак: Антуанета Штейн, Ганнес Кюрман, июнь тысяча девятьсот шестьдесят первого года".
Кюрман набивает трубку.
Стало быть, все остается по-старому. Но право выбора у вас сохраняется. Итак, завтрак совместный.
Кюрман. Да.
Регистратор (записывает в досье). "Завтрак совместный".
Внезапный шум на улице.
Кюрман. Что случилось?
Регистратор. Это не в счет.
Кюрман. Автомобильная катастрофа?
Регистратор. Да, так могло быть. (Берет листок бумаги.) "Двадцать седьмого мая, десять часов семнадцать минут. При выезде со стоянки легковая машина марки "Остин Купер" за номером девятьсот семь сто тридцать девять была сбита прицепом грузовика...".
Кюрман. Антуанета!
Регистратор. Видимо, она не смотрела в заднее стекло.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Возьмите себя в руки.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Резаные раны на лице. (Скомкал бумажку.) Но это не в счет, господин Кюрман; к счастью, мы уже отметили – "завтрак совместный".
Сирена кареты "скорой помощи".
Стоп!
Видна вся сцена. Тишина. На заднем плане – санитары с носилками.
Остается первая редакция.
Санитары уходят.
Освещается вся комната.
Регистратор. Дальше!
Антуанета возвращается из ванной.
Дальше! Чай уже на столе.
Кюрман и Антуанета по-прежнему стоят.
Почему вы не садитесь?
Кюрман. Неужели обязательно все повторять?.. Даже то, что не хочешь переигрывать?.. И отель "Пале-Рояль", и наше счастье, и все другое... Невозможно.
Антуанета. Невозможно.
Кюрман. И радость, и ожидание, и то, как она стояла на Восточном вокзале в Париже, и все вообще... Наши разговоры, наши разговоры в дни счастья... Разве мыслимо повторить их сейчас, когда тайна потеряла свою таинственность, когда исчезли неуверенность и то сосущее чувство ожидания... Вы думаете, это удастся? И то утро в Салониках и маленькое суденышко, на котором нас везли вместе с вонючим стадом овец... Ее шутки, мои шутки! Кого из нас они теперь рассмешат?...