Текст книги "Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Он открыл глаза и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, подумал: "Сегодня обязательно искупаюсь".

5.

Часа в четыре пополудни на калистратовской скамейке собралась местная молодежь: Павлик Голынин, Чеграш, Любка Царькова, Лева Калистратов и двое парней из поселка. Гостям лавочки не хватило, и они уселись рядом на корточки. Курили.

Через пару дней Лева собирался отметить свое восемнадцатилетие. Праздник боль-шой, ответственный, и ребята обсуждали его уже не в первый раз.

– Три пузыря водяры я поставлю, – важно рассуждал именинник. – Хватит нам? Сколько человек придет?

После некоторой паузы отозвался Павлик.

– Да все, кто здесь, и придут. Кто еще-то? – Он был самым молодым в компании.

– Любаш, ты кого-нибудь приведешь?

Любка неопределенно тряхнула кудряшками. Ей нравилось, что старшие парни с ней советуются.

– Не знаю... Маринку можно позвать. Со Светкой. Позвать?

– Муравьевских, что ли? – Лева сам знал, что муравьевских, но хотелось что-нибудь такое сказать.

– Ну, – буркнула Любаша.

– А этих-то зачем звать?! – запротестовал Павлик. – Ладно бы своих еще...

Любаша-язва ехидно заквохтала:

– Ой-ой-ой! Это кто ж это не свои? Не надо, Павлуша, пожалуйста. Мы все видели, как ты с Мариночкой кадришься.

Это было своеобразным юмором. Павлик действительно недолюбливал соседских девок: вечно они издевались над его неуклюжестью. Особенно Маринка.

– Не пи...

– Пашка, кончай! – не выдержал Чеграш. – Тебя не спрашивают.

– Кадришься ведь, скажи?

– Заткнись, а?

– "Бэ"! Тоже витамин. "Цэ" – тоже не отрава, – жестко отрезала Любаша.

С ней было трудно разговаривать. Старшие ребята относились к ней покровительственно, а младшие предпочитали не связываться. Несмотря на 14 лет, Любка славилась по всей округе своей независимостью и вызывающими манерами. Она уважала Левиных ровесников, но никогда не боялась их. Она всегда умела за себя постоять.

– Ладно, хватит, – именинник нетерпеливо махнул рукой. – Значит, еще двое. Надо отдельно кислятины докупить – девкам.

Чеграш развел руками:

– Сделаем... – И, повернувшись к Любке, уточнил: – Они точно придут?

– Ты сомневаешься? Им только про какую халяву скажи.

Слева от сидящих, со стороны автобусной остановки показалась девушка в длинном платье с толстой заплетенной косой. Внимание молодежи сразу же переключилось на нее.

– О! Врачиха с работы идет!

– Может, ее позвать, а? – сумничал Лева. – Вдруг кому плохо станет после бухла. А, мужики?

Вместо мужиков опять выступила Любаша.

– А Павлик не будет против? Она ведь тоже не из нашей компании.

– Павлух! – Чеграш фамильярно обнял приятеля за плечо. – Ты не возражаешь против врачихи? Может, сгоняешь, пригласишь?

Компания залилась счастливым смехом. Засмеялся даже Павлик, представив себе нелепость ситуации.

Между тем Вера проходила мимо сидящих. Тропинка, по которой она шла, находилась на отдалении от дома Калистратовых, поэтому здороваться с ней никто не стал. Все только на минуту притихли.

– Во идет! – пробубнила Любка, – Уставилась себе под ноги – в упор никого не видит.

– Оттого, что городская, – пояснил Лева. – Городские привычки. Там сейчас такие толпы на улицах – только под ноги и смотреть.

...Некоторое время сидели молча, глядя на удаляющуюся фигурку "врачихи". Вера шла какой-то семенящей, торопливой походкой, действительно не по-деревенски. Пару раз споткнулась обо что-то, потерла ладонью туфлю и вскоре пропала за большой раскидистой ивой.

Наконец Чеграш не выдержал. Сплюнув сквозь зубы, с чувством произнес:

– Не уважаю врачей. От ихней медицины только вред один.

– Почему вред? – возразил Павлик. – Лечат же простуды.

– Чего-о? Простуду не лечат, простуда сама проходит! Полежал два дня в койке и все. А у этих начинается: анализы им сдавай...

Любаша хихикнула.

– Нет, серьезно. Какая польза-то?

– Кольку Резчикова она вылечила? Вылечила, – Лева опять напустил на себя солидность. – Моей матери рецепт от сердца выписала? Выписала. Говорит, ничего, помогает.

– Да ну, ерунда, – махнул рукой Чеграш. – Вон смотри, Витек вышел.

Общество заволновалось. Когда обсуждали день рождения, про Витьку как-то забыли. Он вообще держался особняком – редко гулял вместе со всеми. Девки его сторонились; не смеялись, как над Голыниным, но и дружбу не водили. Странный он.

– Здорово, Витёк! Как рыбалка?

Витька подошел к сидящим, молча пожал всем (и Любке тоже) руки. Присел на корточки.

– Я сегодня не ходил.

– Будешь сома стеречь? – поинтересовался Павлик.

– Не знаю, – Витька неопределенно пожал плечами и с деланным безразличием добавил: – Посмотрим.

Лева сорвал за лавочкой травинку, сунул в рот. Покосился на рыбака.

– Не затевай. Только намаешься, – и, выдержав паузу, спросил: – Придешь ко мне на день рождения?

– К тебе? – Витька удивленно посмотрел на парня. – А ты что, отмечать будешь?

– Надо. Восемнадцать лет. Приходи в субботу, шашлыков нажарим.

– Приду. А вы все будете?

В разговор встряла Любаша. Она долго ждала.

– Витек! Ты бы нас со своей кралей познакомил. А то она с нами и не здоровается.

– А чего она тебе? Вот ангину схлопочешь или понос проберет, – тогда и познакомитесь.

Любашу Витька ненавидел по-настоящему, по-взрослому. Ко всем нормально относился, но Любку-стерву на дух не выносил. И та платила ему тем же.

Поселковые поднялись на ноги, собрались уходить. В этот самый момент с автобусной остановки показалась еще одна фигура. Это был дядя Лёша Клёнов, вдымину пьяный, но бодрый, – как и всегда, когда возвращался из бани. В баню дядя Лёша ходил в дни отгулов и по выходным, причем признавал только городскую, общественную парилку, для чего каждую неделю мотался в райцентр.

Несмотря на зигзаги, шел дядя Леша весьма твердо, делая широкие, уверенные шаги. Еще издали завидев пацанов, он слегка изменил курс и направился прямо к скамейке.

Чеграш развеселился.

– О, гляньте, – Водородная Бомба шкандыбает! Тыц-тыц, тыц-тыц, тыц-тыц...

Лева и Витька хохотнули, а Любаша злобно сплюнула:

– Черт несет! Теперь не отвяжется.

– Да ты чо, Любах? – удивился Чеграш. – Сейчас театр миниатюр начнется. Клён когда бухой, с ним что угодно можно делать. Можно ноги об него вытереть – он поутру все забывает.

– А если что-нибудь вспомнит? – усмехнулся Лева.

– Ты Клёна не знаешь?! Да его грабили три раза, он на утро не мог вспомнить где. Он, протрезвев, вообще ни хрена не помнит!

Тем временем дядя Леша приблизился к сидящим.

– Мужики! Заку-урить дадите?

– Да мы же не курим, дядь Лёш, – отозвался Павлик.

– Ты, я знаю. Я у вз-рослых спрашиваю.

– А мы уже бросили, – ответил Лева. – И ты бросай, Клён, а то избу спалишь.

– Я... – Дядя Лёша напрягся, но его мысли спутал наглый Чеграш.

– Харе, пацаны! Дядь Лёш, ты водородную бомбу-то сделал?

– Б-омбу?

– Ну ты ж обещал в прошлый раз.

– Обещал, обещал, дядь Леш, – поддакнула вредная Любаша.

– А ты мне пл-утоний достал? Что?.. – дядя Леша икнул. – Я же тебе расписал: н-нужны две полусферы, а внутри пл-утоний. Вот ты сперва достань пл...

Павлик утомленно закатил глаза. Все решили, что дискуссия опять скатится на академика Келдыша, но на этот раз ошиблись. Разговор оказался очень непродолжительным.

Выслушав болтовню про полусферы, Чеграш вдруг поднялся на ноги и спокойно, словно бы с неохотой заявил:

– Козел ты, Клён.

Дядя Лёша не расслышал и вопросительно уставился на пацана.

– Козел ты, урод, понял?!

– Че-о? – Пьяный глуповато склонил голову набок и угрожающе сжал кулаки.

– Чего слышал! Дерьмо коровье! – Чеграш отскочил на пару шагов назад и вдруг очень метко плюнул в дядю Лёшу. Попал на пиджак.

– Ах ты, с-сучонок! – Клён поискал глазами хворостину, но, не найдя ничего, подался на Чеграша. – А ну, стоять!

Парень избрал очень верную тактику. Он сиганул прочь, но не по лужайке, а через грунтовую дорогу, разбитую в ненастные дни грузовиками. Преодолеть такой барьер с разбега было для дяди Леши не под силу. Споткнувшись о колею, он смешно подскочил и растянулся аккурат поперек проезжей части. Чеграш сразу же остановился и захохотал:

– Зачем ты моешься, Клён? Один хрен тебе в грязи валяться. Козёл ты, Клен!! Козлом был и останешься!

6.

Что-то нехорошее произошло у Веры на работе. С полчаса они беседовали с бабушкой возле крыльца, после чего девушка ушла в огород, а баба Маня отправилась разогревать картошку.

Когда пришел Витька (не утерпел!), бабушка встретила его против обыкновения недружелюбно:

– Ну, тебя только не хватало! Каждый день теперь бегать будешь?

– Нельзя, что ли? – опешил парень.

– Не до тебя ей сейчас, понимаешь?

– Не понимаю.

– На работе ей сегодня попало. Врач на неё наорал, обещал уволить. Лекарство у них какое-то украли, очень ценное. Она его только под расписку получает. А сегодня начальник полез в шкаф и трех коробочек недосчитался.

– Хи! Делов-то!.. – рассмеялся Витька. – Ладно бы, если б ящик потерялся, тогда бы конечно уволили. Три коробочки!

Баба Маня сокрушенно покачала головой.

– Говорит, сильно редкое лекарство. Хотели даже милицию вызывать, но завотделением не разрешила. И все на Верку, как собаки, набросились... – Она только сейчас начала заводиться. – Господи! Ведь поди ж ты им поперечь – начальники! Козла отпущения нашли. Пусть вон сторожа стерегут! Или шкаф свой лучше запирают. Кольца-браслеты небось дальше прячут.

– Да ладно, баб Мань! Завтра забудут.

– Не знаю. Они бумаги какие-то составляли, – сказав про бумаги, баба Маня сразу же упала духом: она хорошо знала могущество документов. – Уж не увольняли бы... чего, правда, из-за трех-то коробочек...

– Да не уволят её! Поорать им, дуракам, надо было. Поорали и заткнулись.

В избу тихо вошла Вера. Услышав последние Витькины слова, невесело улыбнулась:

– Обсуждаете? Я уж позабыла давно, развеялась.

– Что за коробочки-то? – поинтересовался любознательный Витька.

– А... Три упаковки ампул исчезли из сейфа. Сейф-то у нас не запирается, – кто угодно мог войти и взять. А я отвечаю за них.

– Штраф будешь платить? – и, видя, что она не понимает, спросил: – Дорогое лекарство?

– Да не то, чтобы дорогое... Просто мы используем его иногда. А привозят его редко. Совсем не привозят.

Витьке было очень жалко "врачиху". Нашли ведь, сволочи, кого послабее, и тюкают. Вот ведь влипла!

– Ничего они тебе не сделают! Ну, может, выговор какой-нибудь паршивый объявят. Не уволят. Где они сейчас хорошего врача найдут?

Девушка тихо засмеялась и благодарно потрепала Витьку по голове.

– Да я забыла уже про это. Хватит тебе, заводной!

Бабка и внучка ужинали. Витька устроился на тахте с книжкой "Общая физиология" Розенталя. Вера купила ее в Москве в "Букинисте" и время от времени вычитывала из нее отдельные главы. Книга была старая, дореволюционная, и парню нравилось разбирать смешные слова с "ятями" и твердыми знаками.

– Вера! Что такое "резекция"?

– Иссечение пораженного органа, – не задумываясь, ответила девушка. – Да не забивай ты себе голову! Тоже нашел что почитать.

– Я школу закончу, может, тоже в медицинский поступлю. Примут меня?

– А это как закончишь. Если с двойками, могут даже к экзаменам не допустить.

...После ужина вышли на крыльцо. Погода была то, что надо – не холодно и не жарко, не пасмурно и не солнечно. Тихий комариный вечер. Вера, казалось, совсем уже успокоилась насчет работы. Она стояла, облокотившись о бортик, и лениво теребила в руках кисточку косы.

– Чувствуешь, как левкои пахнут?

Витька шумно вдохнул воздух и шумно выдохнул. На всякий случай уточнил:

– Это которые вокруг клумбы посажены?

– Ага. Приятный запах, правда? – Вера повернулась к парню и без особой связи заметила: – Хорошо у вас в деревне. Мне особенно вот такие вечера нравятся – когда тихо и спокойно. Нет городского грохота.

– Зато зимой здесь плохо. По снегу-то не походишь, – Витька усмехнулся. – Только на лыжах.

– Ничего. Все равно. Здесь себя человеком чувствуешь.

Витька не понял смысла последней фразы и подумал, что было бы неплохо напомнить гражданке о сегодняшнем мероприятии.

– Ты спать-то что, не будешь? Перед рыбалкой?

– Не хочется, – рассеянно отозвалась девушка и зябко поежилась.

– Я часов в десять зайду. Ничего не бери с собой. Брат еще котелок обещал дать и картошки. Только оденься потеплее.

Постояли молча. Витьке не хотелось сразу уходить. Хохотнув, он повернулся к Вере:

– Знаешь, Чеграш сегодня Клёна матюгами обложил. При всех.

Девушка удивленно приподняла брови.

– Поругались, что ли?

– Не. Просто так, для прикола, – Витька воодушевился. – Клён вдугаря был. Погнался за Чеграшем, споткнулся и поперек дороги – шарах!! В самую пыль. Матерился потом минут двадцать.

– А Чеграш чего?

– Да ничего. Плюнул в него и домой пошел. Интересно, запомнит его Клён?

Вера улыбнулась и пожала плечами.

Витька помолчал немного – для паузы, – а затем сообщил:

– У Левки день рождения в субботу. 18 лет. Я не пойду, наверное.

– Почему же? – Вера вдруг внимательно посмотрела на собеседника.

– А-а, – парень пренебрежительно махнул рукой. – Ничего хорошего. Заведут радиолу на заулке, танцы устроят. Любашу позвали.

– Ну и ты потанцуй.

– Я не умею. Да и не хочу с Любашей. Уж лучше дома посидеть.

– А хочешь, я научу тебя? – Врачиха положила руку Витьке на плечо. Парень застеснялся, отвел глаза. – Хочешь?

– Да зачем... Не надо.

– Эх, Витька! Ничего ты не понимаешь в жизни! Сидишь себе, как сыч, дома, – так состаришься и не заметишь. А жизнь такая замечательная штука... Самое прекрасное, что есть на земле. Самое светлое. Никто не имеет права отнять ее у человека. Никто!! – Вере захотелось внушить это пацану, убедить его в этом: – Нужно радоваться жизни – солнцу, траве, цветам. Понимаешь? Мы живем в прекрасное время, в прекрасной стране. Что нам еще надо? Мы просто обязаны быть счастливыми – растить детей, учиться, влюбляться. Чем тебе не нравится эта Любка?

– Она стерва.

– Сами вы... – Девушка закинула косу за спину и негодующе посмотрела на Витьку. Было смешно видеть, как эта молодая совсем девушка учит жизни мальчишку. – Ищете себе обиды, неприятности. А потом кто-то другой оказывается виноват. Будешь учиться танцевать?

– Не знаю.

– Приходи завтра. В восемь. Придешь?

– Приду.

7.

Половина десятого.

Поужинав, Витька накинул на плечи телогрейку и через двор бесшумно выскочил в огород. На терраске горел свет: отец с братом резались в "дурака". Проскочив в сарай, Витька нащупал в темноте брезентовый дорожный мешок; в нем лежало припасенное заранее оборудование – снасти, наживка, котелок и еда.

"Отцу не буду про Веру говорить – засмеют с братом…"

К Зотовым на этот раз пришлось пробираться задами. С улицы слышались песни, смех, и рыбаку совсем не улыбалось привлекать к себе общественное внимание. Пробравшись через калитку в огород, Витька прошел мимо кроличьих клеток и сзади по тропинке приблизился к крыльцу.

Стучал он довольно долго. Наконец где-то внутри зашлепали босоножки, и Вера, в одной белой ночнушке, распахнула входную дверь.

– Витька?!

– Ты чего не одетая? – не понял парень. – Я за тобой, пора уж...

– Куда? – Вера откинула назад растрепанные волосы.

– На бучаг, за сомом. Ты же хотела...

Девушка в ужасе отшатнулась. Она забыла! Совсем забыла про рыбалку! Обещала пойти и не пошла. Было безумно стыдно перед Витькой.

– Витя... Ты понимаешь... Ты прости меня, но сегодня я никак не смогу. Давай потом, в другой день?

– В другой день нельзя, – сурово отрезал Витька. Он был оскорблен в лучших чувствах. – Я сегодня пойду.

– Я забыла сказать тебе вечером. У меня такое дело... – Вера продолжала бессмысленно оправдываться, но парень ее уже не слушал.

"Застеснялась идти со мной на ночь. Или Зотиха запретила, – чтобы люди сплетни не распускали. А никто бы и не узнал, – мы бы на рассвете вернулись. Дура Зотиха. Да и Верка тоже: нашла кого слушать!"

– Слышь, Вить! Не сердись, пожалуйста... Ну прости меня!

– А я и не сержусь. Я и один отлично управлюсь.

– Витя!! Ну я тебя очень прошу!

– Ладно, спи. Чего извиняться-то, – Витька закинул мешок на плечо и, не прощаясь, скрылся в темноте.

Вера постояла еще пару минут, словно раздумывая, а затем сжала губы и с силой захлопнула дверь. Откуда-то из сеней послышался бабкин голос:

– Спровадила его, что ли? Так и надо. Уже по ночам шляться стал.

– Помолчи, бабушка.

– Чего "помолчи"-то? Я правильно говорю.

– Хватит! – заявила внучка. – Тебя еще не слушала. Советчики...

Баба Маня прошла за ней в избу, но на пороге в нерешительности остановилась. Поправила платок.

– Ну тебе еще чего нужно, а то я спать пойду? Слышь?

Вера обернулась и, с трудом сдерживая раздражение, произнесла:

– Ничего не нужно. Я только чаю попью. – И, отведя глаза, добавила: – Дверь на крыльце запри, я забыла.

– Ну ладно... Спокойной ночи, – баба Маня торопливо перекрестилась на иконы и вышла в сени. Уже выходя, крикнула: – Там в буфете конфеты возьми. И халву.

Наконец-то! Ушла.

...Чайник, который Вера поставила еще до появления Витьки, уже подавал первые признаки закипания. Девушка приоткрыла крышку и неторопливо прошла в переднюю избу.

На столе ее уже ждала чашка – тоже привезенная, с большой нарисованной на боку клубничиной. Вера положила рядом чайную ложечку, а затем достала конфеты, – но не из буфета, а почему-то из-под подушки. Красивую продолговатую коробку с надписью "Вишня в шоколаде".

Вода наконец вскипела, – чайник зашипел по-змеиному и задребезжал крышкой. Девушка быстро схватила вафельное полотенце и побежала на кухню. Сняв чайник с керосинки, Вера аккуратно задула три желтеньких полоски пламени. Часть кипятка она слила в старую заварку, а остальное понесла в комнату.

Там она проделала следующее: вытащив из ящика буфета длинный хромированный пинцет, она открыла крышку и извлекла из кипятка небольшой шприц и поршень к нему. Оттуда же выудила тоненькую иголку. В конфетной коробке оказались ампулы – около дюжины. Профессиональным движением Вера надломила две штуки, высосала иголкой содержимое и затем, перевернув шприц, выжала на острие маленькую каплю.

Чайник ее больше не интересовал. Подойдя к разобранной кровати, врачиха присела на одеяло и свободной рукой откинула подол ночнушки. В следующее мгновенье жало шприца влетело ей в бедро – метко, торопливо и жестоко. Сладострастно зажмурившись, Вера прикусила губу и надавила указательным пальцем на поршень.

Через полторы минуты все закончилось. Шприц и ампулы были спрятаны под подушку, чашка и пинцет – в буфет, а чайник вернулся обратно на керосинку. Осколки стекла девушка сгребла на ладонь и швырнула в печку – подальше.

За стеной завозилась бабушка. Почуяв неладное, Вера быстро захлопнула задвижку и с разбегу прыгнула в постель. Почти одновременно с этим распахнулась дверь, и вошла баба Маня.

– Хлеб-то я не убрала. Мыши съедят.

Девушка промолчала. На кухне зашелестел пакет с хлебом.

– Спишь, что ли? Чай-то небось не пила?

– Пила.

– Ну, я пошла.

По спине пробежал знакомый холодок; Вера съежилась, но тут же расслабилась: где-то глубоко в черепной коробке медленно распускался огромный бархатистый цветок.

Девушка протянула руку и погасила ночник.

Витьку жалко. Не придет он танцевать.

Лея Любомирская

Гостья

Привет, говорит, отдуваясь. Не ждал?

Ждал, говорю. Ты же обещала.

Ну да, соглашается и усаживается у кровати. Я же обещала.

Лежу тихонько. Молчу. И она молчит. Достала платок из сумки и обмахивается им. Платок большой, мятый. В коричневую клетку.

Устала? спрашиваю.

Пожимает плечами.

Как тебе сказать, говорит и вытирает платком лоб. Не так чтобы очень. Чуть-чуть.

А вид усталый, говорю я.

Не выспалась, отвечает. Устать не устала, но не выспалась. Очень рано встала.

Я киваю. Я тоже что-то не высыпаюсь в последнее время.

Ну что, говорит она, сказку?

Каждый вечер, монотонно говорит дона Силвия, сжимая и разжимая руки. Глаза у неё блестят, как будто она специально что-то в них закапала. Каждый вечер жар. Вчера было тридцать девять и пять. Сегодня уже сорок.

Доктор Канелаш морщится и тихонько вздыхает.

Ну, мамочка, говорит он. Ну, что же я могу сделать? Анализы у него хорошие, отличные просто анализы. Лёгкие чистые. Ну дайте ему жаропонижающего, если что, привезёте прямо с утра.

Они умерли в один день, говорит она, и потом жили долго и счастливо.

Так не бывает, говорю я. Надо – они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Ещё как бывает, говорит она и нажимает мне на нос. Скажи "дзынь-дзынь".

Дзынь-дзынь, говорю я.

О! она поднимает палец. Мне звонят. Пора на работу.

К кому, спрашиваю.

Она закатывает глаза, как будто вспоминает или прислушивается к чему-то. Хмурит брови. Потом встряхивает головой. К одной бабушке, говорит, тут недалеко. Ещё к тому парню, который на перекрёстке с мотоцикла слетел. Ещё к кролику. Он попал под машину, бедный.

Хватит! кричу я. Не рассказывай!

Извини, говорит она, увлеклась.

Ничего, говорю я. Бывает. Завтра придёшь?

А куда ж я денусь, отвечает она и встаёт.

Погоди, говорю я. А если меня в больницу утром положат, тоже придёшь?

В больницу тем более, говорит она. У меня там всё время какие-то дела.

Алексей Толкачев

Слежка

Я спасся в последнюю минуту. Змеи и живые грибы!

Ты себе даже не представляешь...

Туве Янссон. Ужасная история

Последняя улица в городке носит название Северная. Последний дом на ней – номер 36. За ним котельная. А дальше начинается узкая асфальтовая дорожка. Она ведет в лес. Если долго по ней идти, придешь в какое-то секретное военное место. Папа военный, и он каждый день ходит на работу по этой дорожке. А вечером, возвращаясь, приносит из леса грибы или орехи. Это, конечно, летом или в начале осени.

Сейчас сентябрь. 1973-й год.

Сначала дорожка идет между полем и болотом. Потом по мостику через овраг.

Дальше небольшой лесок. Дубы и сосны. Тут грибы не растут. Зато растут сломанные кольца от лыжных палок. Если подержать такое кольцо над пламенем костра, оно загорится и будет бомбить землю едкими огненными каплями. Еще тут растут газеты, бутылки из-под портвейна и пустые папиросные пачки.

Дальше дорожка выводит к пруду. На воде у берега тут и там крупные зеленые пятна ряски. Если парусный кораблик на полном ходу врежется в какой-нибудь из этих плавучих островов – беда. Застрянет надолго. Но если повезет, он выйдет на середину пруда, на открытый простор. Справа шипит плотина. Туда корабликам лучше бы не плавать. Там смертоносный водопад. Хотя, с другой стороны, это единственный выход отсюда в мировой океан – через водопад и дальше по ручью, который местные жители почему-то называют речкой.

Считается, что в гражданскую войну купец Решетников спрятал на дне этого пруда свое золото. Здорово было бы устроить поиск сокровищ, но подводных лодок Косой делать не умеет. Он умеет делать только парусные кораблики из сосновой коры. Она легкая, мягкая, легко отламывается от ствола и режется ножиком. Еще бывает такая классная вещь – пенопласт. Но это большой дефицит. Его только на помойке можно найти, и то очень редко.

– Держи, старик!

Рыжий Мишка вручает Косому палочку от мороженого. Это самый лучший в мире руль для корабля. Конечно, руль можно и выстругать из палки, но это ж сколько возиться надо. И, все равно, такой ровный и плоский не получится. А без руля никак: попутного ветра в этих местах почему-то не бывает никогда. Ветер всегда дует на этот берег, то чуть слева, то чуть справа. Но если воткнуть руль в корму под правильным углом, кораблик будет галсами удаляться от берега и выйдет на водный простор, если только не попадет в ряску. Насчет руля, это Косому папа объяснил. И показал, как надо делать.

Только у папы почему-то получается подобрать правильный угол, а у Косого пока еще ни разу не получилось. Мишка тоже любит пускать кораблики, но сам он даже корпус толком вырезать не может, поэтому свой вклад в кораблестроение вносит палочками от мороженого.

– Я уж думал, ты не придешь сегодня, – говорит Мишка, – Я тебе во дворе кричал, а ты не выглянул.

Косой вставил палочку в корму, поправил бумажный парус и опустил кораблик на воду. Но тот тут же повернулся кормой к ветру и уткнулся носом в берег.

– Ты мне, Миш, лучше с другой стороны дома кричи. А то я сейчас к окну во двор боюсь подходить.

– Чего это?

– Да со мной в воскресенье такое было... Положили меня днем спать. Ну, я не сплю, конечно. Так, лежу, дурью маюсь. Скучно. Решил в окно посмотреть. Развернулся на кровати, подлез к окну, и тут с другой стороны старуха к стеклу прилипла!

– Как это? Ты ж на третьем этаже.

– Вот! Представляешь? Взлетела откуда-то снизу и к моему окну! Наверно, сидела там где-то в кустах, ждала, когда я выгляну.

– Да ладно! Заливаешь!

– Честное слово.

– А говоришь, не спишь днем. Спишь, как маленький! И старуха эта тебе приснилась.

– Да иди ты в жопу! Я тебе говорю, не спал я. Все по правде было.

– Гы! А что за старуха?

– Я откуда знаю? Ведьма какая-то летающая... Хотя, на самом деле, я уже видел ее однажды. Тут, в лесу.

Мишка вздрогнул и обернулся в сторону леса.

– Ага, рыжий, тоже боишься?

– Мне-то чего бояться? – взяв себя в руки, солидно ответил Мишка. – Я ж не малышня, в Бабу-Ягу не верю. И днем, между прочим, уже со второго класса не сплю!

– Мы тут летом с мамой гуляли. Проходим через одну полянку. И вдруг сверху голос раздается: "Не подскажете, сколько времени?" Я наверх смотрю, а там в дупле дерева бабка сидит. Я сначала не испугался. Спрашиваю маму: "Сколько времени?" Она говорит: "Полпятого. А что?" Я говорю: "Это бабушка спрашивает". И на дупло показываю. А мама смотрит на старуху в упор и не видит ее. А та улыбается так страшно и мне подмигивает.

– Кстати, насчет времени, – озаботился вдруг Мишка, – Я еще уроки не делал. Ты делал?

– Не-а.

– Айда по домам. Все равно твой корабль не плывет никуда.

В кораблестроении пришлось сделать перерыв. На дом задали много. Четвертый класс, не шутки. Больше всего Косой ненавидел русский. Все эти правила дурацкие. Почему он должен их учить, если он и так все диктанты пишет без ошибок? Книги-то он читает, и как слова пишутся, знает. Зачем же правила? А вредная русская специально маме на родительском собрании сказала: "Вы последите, чтобы Костя учил правила!"

В следующий раз Косой с Мишкой пошли на пруд в воскресенье. Родители с утра уехали на какую-то свадьбу, доверив Косому, как уже большому, провести весь день самостоятельно. И даже разрешили погулять. При условии, что он вернется домой к двум и честно поест суп.

– Палочку для руля не забыл?

– Обижаешь, старик! – ответил Рыжий. – Смотрел ща "Ну погоди"?

– Нет. Не смотрел.

– Ты че, дурак?! – Мишка аж остановился от изумления, – Сегодня же новую серию показывали! Седьмую. Как они на корабле.

– Да, жалко, – сказал Косой, – Но у меня сегодня родителей дома нет. А без них я телевизор на всякий случай не включаю.

– Сломать боишься? – заржал Мишка.

– Да нет. Просто... В нем сейчас моя старуха сидит. Ну че ты встал? Пошли, пошли. Не бойся, в лесу ее сейчас нет. Я ж говорю, она у меня в телевизоре.

– Опять врать будешь?

– Не веришь, не буду рассказывать.

– Ладно, не обижайся.

– Миш, если б я врал, я б что-нибудь поинтереснее придумал. Сказал бы, что я ее снова вживую видел. Но нет. Теперь она мне приснилась. Как будто сижу я за столом, делаю уроки. И вдруг она к окну подлетает и просачивается через стекло ко мне в комнату. Я от нее убегаю на кровать. И кричу. Появляются родители. Ведьма от них прячется под стол. Я родителям на нее показываю, а они ее не видят! Тогда я бегу в другую комнату. Ведьма за мной. А там телевизор работает. Я думаю: "Ну-ка, я ее обману!" Бегу к телевизору и делаю вид, что собираюсь в него прыгнуть. А сам прячусь за ним. И получилось! Ведьма нырнула в телевизор и оказалась на экране. А я его выключил... Чудом спасся.

– Чего спасся? Ты ж говоришь, это сон.

– Но это не только сон, Миш. Я точно знаю, что она сейчас на самом деле в телевизоре сидит.

– Я тоже знаю одну ведьму, – сказал Мишка. – Я ее, правда, не видел, но знаю, где она живет. За оврагом, за забором, где деревенские дома. Там они все пустые, а в одном она живет. Мы там в овраге зимой на лыжах катались. С пацанами из десятой школы. Вечером, в темноте. Страшно было.

На этот раз корабельный руль, вроде бы, удалось поставить правильно. Но ветер был сильным, и парус оказался великоват. Сначала кораблик стал довольно резво удаляться от берега, но вскоре порыв ветра перевернул его кверху дном. Над торчащей из кормы палочкой от мороженого повисла, словно спасательный вертолет, большая стрекоза.

Домой Косой пришел, как и было наказано, к двум. Попробуй не приди. Косой знал, что его контролируют. Утром, уходя, мама заскочила к соседке напротив и попросила: "Загляните к нам, пожалуйста, в два, последите, чтобы Костя суп поел".

Очередной поход на пруд удалось совершить только через пару недель. Помимо уроков появились и другие дела. Косой с Мишкой увлеклись футболом и почти каждый день играли с ребятами из 10-й школы. А еще родители зачем-то записали Косого в музыкальную школу.

– На скрипочке пиликать будешь? – издевался Мишка.

– Хуже, – вздохнул Косой, – На аккордеоне. Я говорю: "Запишите меня хотя бы на гитару". А родители: "Вот еще! Начнешь тогда каких-нибудь битлов дурацких бренчать!"

– Битлы – клево, – сказал рыжий, – Американский оркестр.

Ветер опять дул сильно, но на этот раз Косой был умнее. Чтобы повысить устойчивость кораблика, он проковырял ножиком отверстие в дне и вставил туда камушек. Бумажный парус затрепетал на ветру, и кораблик стал выписывать зигзаги на воде, кренясь на борт, но не переворачиваясь.

– А как твоя ведьма? – спросил Мишка, – Все в телевизоре?

– Да нет, выскочила давно. Родители же телевизор включали. Она и выскочила.

– Ну и че? Лезла к тебе опять после этого?

– Еще как. Снова во сне.

– Слушай, а может, ее не надо бояться? Может, она не злая?

– А чего тогда она ко мне привязалась?

– Может, сказать что-то хочет? Предупредить, спасти от чего-то?

– Ага, как же! Ты б видел, какая она страшная! На фиг мне не надо таких спасателей... Но я ее, кажется, победил.

– А как?

– Она, оказывается, тапочек боится. Че ты ржешь? Мне приснилось, что она ко мне на балкон залетела. А балконная дверь открыта. Она только собралась в комнату войти, и тут я в нее тапочком кинул. Она испугалась и улетела. Но я знаю, сейчас она другим путем пойдет. Через дверь квартиры. Я беру второй тапочек и выхожу в подъезд. И точно, слышу: шаги по лестнице. Ведьма ко мне поднимается. Как только она появилась, я в нее опять тапочком кинул. И она убежала. Я понял, теперь всегда надо будет в нее тапочками кидаться. Но она с тех пор больше не показывалась. Несколько ночей уже прошло. Понимает, видно, что у меня теперь оружие есть. И боится.

Плавание кораблика опять оказалось недолгим. На этот раз он застрял в ряске.