Текст книги "Пять имен. Часть 1"

Автор книги: Макс Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

10

Около Оггльо Танжи остановился.

– Мне надо в Гориип возвращаться, а то там мои собутыльники ждут, не дождутся, наверное. Они ко мне привыкли. Я для них незаменимая деталь интерьера. Опять же, всегда есть у кого сигарету стрельнуть, – сказал он и подмигнул.

– О, хорошо, что напомнил, давай-ка я у тебя еще парочку житанин позаимствую, а то кто его знает, что мне из моего блока достанется. Там ведь марка сигарет от настроения Киола зависит. Такой вот подарочек.

– Да, не повезло, – улыбнулся Танжи, отдал мне пачку и пошел в сторону Гориипа. Прошел десяток шагов, обернулся и отсалютовал. Потом все-таки заговорил – Вот еще что. Если Киол создаст Адоесс, с тебя кофейня.

Я улыбнулась, кивнула и пошла в Оггльо, вытаскивать оттуда своих Пинкертонов при исполнении.

Пинкертоны, правда, ничего особо не исполняли. Терикаси продолжал общаться с Янаропай, а Лянхаб, очевидно, с Оггльо. Я улыбнулась Кадарулу, который продолжал в одиночестве пить водку, и подошла к Терикаси. Янаропай от меня по инерции шарахнулась.

– Пойдем, друг мой, – говорю я, отпивая Блади Мэри из его стакана. – Есть один очень серьезный и окончательный разговор.

Терикаси посмотрел на меня ошалело, но встал все-таки, раскланялся с Янаропай и направился к выходу.

– Еще Лянхаб забрать надо, – остановила я его. – А то она с Оггльо до утра может проворковать.

– Это точно, – улыбнулся он. – А что случилось все-таки?

– Ну, как тебе сказать, Терикаси. Все, пожалуй что. Все уже случилось. Нам осталось только решать.

Лянхаб с Оггльо, как и предполагалось, продолжали весьма живо общаться, обмениваясь взглядами разной степени огнеопасности. Я ее бесцеремонно за шкирку оттащила, объяснила, что мы очень скоро едем домой, а до того мне еще рассказать многое надо и мы, попрощавшись с Оггльо, пошли к Терикаси, который весь извелся и искурился в ожидании того, что же я все-таки расскажу.

– Нет, не смотрите на меня так, дорогие, пока не дойдем до места, где можно сидеть и пить кофе, я вам ни слова не скажу, – говорю я, глядя на их озадаченные лица. – У меня был тяжелый вечер, знаете ли.

– Да нет, не знаем, етить. Вот поэтому и хотим, чтобы ты рассказала. А то ходишь тут с видом величайшего конспиратора всех времен и народов, – Лянхаб, видимо, пообижаться решила.

– Да ладно, Лянхабушка, ты не расстраивайся. Когда тебе придет время сюда приезжать, будет с кем проводить свободное время, по крайней мере. Хороший задел на будущее, – говорит Терикаси, обняв ее за плечи.

– Иди в жопу. Можно подумать, ты тут страдал за идею. Тоже, вроде, времени не терял даром, – огрызнулась Лянхаб.

– Э, спокойнее, дорогие. Я очень надеюсь, что мы в самое ближайшее время отсюда уедем, и потом очень долго еще тут не появимся. Вы, по-моему, с местным населением переобщались, – у меня настроение такое, что эта еще ссора ни к чему совершенно.

– Вечер добрый, – перед нами буквально из ниоткуда вырос Аганезбед, очень нетрезвый и очень злой.

– А, здравствуй, – Терикаси остановился и меня за рукав дернул.

– И что же все-таки такие чудесные живые боги в нашем поганом мертвом городе делают, – поинтересовался Аганезбед, подходя ближе.

– Да вот, переетить, расследуем, кто таких чудесных мертвых богов, в другой мир отправляет, – мрачно проговорила Лянхаб, явно намереваясь идти дальше.

– Угу, замечательно, – Аганезбед сделал еще пару шагов вперед.

– А ты что, хочешь нас убить, чтобы мы тут не контрастировали, да? – спрашиваю я, чувствуя, как у меня в кармане оберег задергался.

– Ну, что-то вроде того, – ухмыльнулся Аганезбед.

– Мы божества вообще-то, – спокойно сказал Терикаси. – Нас убить тяжеловато.

– Ну, я очень постараюсь, – пообещал Аганезбед. – У меня работа такая, того, кто не совсем умер, совсем мертвым делать. Ведь всякое случается. Бывает, и у мертвых богов остатки жизни внутри застревают. Меня Киол лично учил.

– И чего это ты злой такой, а? – Терикаси пытается сохранять остатки спокойствия.

– Живой потому что, – Аганезбед уставился на нас с такой ненавистью, что мне, в который уже раз за вечер, не по себе стало. – Вот вы подумайте, каково мне тут, живому, с этими дохлыми ублюдками пить каждый вечер. И при этом делать вид, что все нормально. И на вокзале их встречать. Да если их тут всех попереубивают, я только счастлив буду, может, меня утилизируют за ненадобностью тогда. А тут вы приезжаете. Живые, довольные. Оттуда, – Аганезбед махнул рукой, наверное, в сторону Ксю-Дзи-Тсу.

Я нащупываю в кармане оберег и зажимаю в кулаке, прикидывая, попаду я им по лбу Аганезбеду, если что, или нет.

– Ну, будь моя воля, я бы тебя давно уже за ненадобностью утилизировал, – говорит Терикаси. – Но хочешь, мы с Киолом поговорим, все-таки он нас слушает иногда.

– Неа, не хочу, – Аганезбед начинает руками что-то в воздухе изображать. – Я вас лучше убью, а потом вы вообще из этого мира исчезнете. Этот ублюдок все равно ничего менять не станет. Ему что мир нашепчет, то он и делает. А так, мне хоть приятно будет.

– Да, ты тут, етить, совсем крышей съехал, – Лянхаб начала злиться. – Давай-ка ты нас сейчас пропустишь быстренько, а мы тебе за это голову отгрызать не станем, перетудыть.

– Не пропущу, – Аганезбед продолжает пассы руками делать, и я чувствую, что где-то во мне что-то начинает меняться, и от этого мне крайне паршиво. Почти как после Киоловых экзерсисов. Я понимаю, что еще чуть-чуть, и мы правда мертвыми станем, поэтому очень быстро вытаскиваю оберег из кармана. Он поднимается в воздух, летит к Аганезбеду, зависает у его уха и, кажется, что-то ему нашептывать начинает. По крайней мере, у Аганезбеда лицо крайне задумчивое становится. Минуты через три нашептываний он просто разворачивается и уходит, совершенно о нашем существовании забыв.

– Уф, – Терикаси нервно шарит по карманам в поисках сигарет. Я ему пачку Житана протягиваю. – Все-таки, Лянхаб, не зря ты все эти вечности с Кицни мучилась. Если бы не он, дядьки до нас бы точно добрались.

Я задумываюсь о том, что сделала бы моя обратная сторона, если бы меня тут убили. – А давайте-ка, мы не будем никуда возвращаться, пожалуй. Сейчас быстренько на вокзал, в поезд и домой. Там вам все и расскажу. Как-то слишком много неожиданностей для одного вечера.

– Очень хорошее предложение, етить, – говорит Лянхаб. – Только не понимаю, чего теперь-то рассказывать? Разве не Аганезбед во всем виноват?

– Неа, – отвечает вместо меня Терикаси. – Он тут просто с ума сошел. Я его понимаю, кстати. Вон, мы через три дня начали друг на друга кидаться. А он тут сколько уже вечностей.

– Ну и что, – возразила Лянхаб. – Киол с Оггльо тут тоже с самого начала. И все с ними нормально.

– Лянхабушка, божества разные бывают, – терпеливо объяснил Терикаси. – К тому же, они хоть друг с другом могут общаться. А он, видимо, только с мертвыми. Не знаю, правда, почему.

– Доедем, у Киола спросим, – говорю я. – И еще много чего тоже.

До вокзала мы почти что добежали, слава Киолу, желания наши кто-то почувствовал, и поезд уже на перроне стоял. И на столике бутылка водки, как обычно. В обратную ведь сторону никто не ездил.

Ронах, увидев наши лица, только головой покачала и скрылась где-то в своем купе, видимо, решив нас не трогать пока.

– Вот не знаю, – говорю я, глядя как Галлавал начинает за окном мелькать. – То ли кофе наколдовать, то ли водки накатить. Для снятия многочисленных стрессов.

– Лучше кофе, – посоветовал Терикаси. – Надо привыкать к относительно здоровой жизни. Все-таки домой едем. Там водку каждый вечер пить не надо.

– Ты прав, пожалуй, – согласилась я и начала наколдовать гляссе. Хотелось чего-нибудь мягкого и уютного.

Лянхаб просто смотрела в окно и никакого участия в обсуждении напитков не принимала. Мысленно прощалась с Оггльо, наверное. До поры до времени.

Кофе, хоть и не с первой попытки, наколдовался вполне пристойный, мы вооружились чашками, и я начала рассказывать все, что от своей обратной стороны и от Танжи узнала.

– Так вот что тебе тогда замок в Ксар-Сохуме показал, – покачала головой Лянхаб, как только я рассказывать закончила. – Какой однако, город-то, предусмотрительный. Значит, и то, что он мне показал, пригодится. Ой, бля, – и Лянхаб о чем-то очень глубоко задумалась.

– Да, грустно все как-то, – сказал Терикаси. – Они же там неплохие, божества эти мертвые. А так получается, что у них и правда, никакого выбора. С другой стороны, какой вообще у мертвых выбор. Пусть даже у мертвых божеств. Так что я думаю, не будем ничего Киолу рассказывать.

– Согласна, – говорит Лянхаб из глубины своей задумчивости. – Жуткий город же. И жить им там не менее жутко. Вон, некоторые так вообще с ума сходят.

– Ну что, единогласно, стало быть, – говорю я, докуривая последний Житан и думая, соответственно, о Танжи, который в Галлавале остался в Чип и Дейла играть.

Лянхаб и Терикаси только кивнули.

Эпилог

Вернувшись в Ксю-Дзи-Тсу мы первым делом отправились в любимую кофейню и часа три говорили ни о чем. Очень приятное оказалось занятие.

А вторым делом мы пошли к Киолу.

– Так, етить твою налево, прораб фигов. А ну быстро нас расколдовал. Надоело в полумертвом состоянии существовать, – заявила Лянхаб с порога.

– Да, Киолушка, она права, – Терикаси очень как-то нехорошо на Киола уставился. Настолько нехорошо, что сам Киол весьма быстро все понял и нас расколдовал. И даже сразу же кинотеатр создал, маленький и рядом с любимой кофейней. О чем тут же нам и сообщил, а так же о том, что божество кино теперь там же обретается, и что насчет репертуара с ним договариваться.

– Огромное спасибо, – сказали мы хором и на выход отправились. Чтобы побыстрее решить, что смотреть будем.

– Да, и психов своих успокой, – заявила напоследок Лянхаб.

– А кто убийца-то? – спросил нам вслед Киол.

Терикаси обернулся.

– Ну как, Киолушка, неужели ты не знаешь? Дворецкий, конечно же.

Елена Некрасова

ВОВА ЧЕТВЕРОДНЕВНЫЙ

1

Он понимал – это амба, не сегодня, так завтра… вчера еще хоть жратва оставалась и сигареты, сегодня пробовал пожевать кору, еле отплевался. Левый сапог утоп в болоте, пальцы кровят, надо бы замотать, оторвать второй рукав… а, все равно подыхать. Зимой-то легче – замерз и все дела, а тут без курева, жрать охота… толку что лавэ прихватил… высунешься из тайги – мигом замочат. Жопу теперь можно этим баблом подтирать, только срать уже нечем. И где эти кедровые, бля, орехи? Одни сосны вокруг. Трещит что-то, странно… черт! Медведь еще учует… самая поганая смерть. А ведь точно. Попадется бешенная медвежиха с дитями…

Вова остановился, прислушался, достал из кармана накидыш, вскинул лезвие. Может и не медведь, лисица там, соболь какой-нибудь, лось… стремно тут. Всадить себе в горло, самое то… все отмотать по-честному и чтоб такое напоследок! За месяц до звонка! Троих замочил… или все-таки двоих? Тот вертухай еще дергал цаплями, но видать, в агонии. Пожизненно терь припаяют… а не дойдет до припайки, как собаку пришьют, если зачалят, типа оказал сопротивление… И на что надеется желторотый, зассал… такие все равно подставляют дупло, рано или поздно… если выживет, станет фуфлыжником, только наврядли его оставят в живых, им его раскладка невыгодная, как пить дать пришили уже желторотика… ага, только сперва отымели до усрачки во все дыры…

Вова кружит по тайге уже пятые сутки, смеркается, скоро темняк… Последние две ночи он провел в скалистом ущелье, там ручей, можно было напиться, но хавать нечего… чем медленно издыхать от голода, лучше уж продвигаться вперед… иногда слышен шум вертолетов – ищут, бляди, да хрен найдут, вот если б он подался на юг, там степь начинается, открытая местность… там бы его голыми руками… а так не возьмут. Сам подохнет, ну хоть сам… если идти по течению, рано или поздно Ангара сольется с Енисеем, это факт, он помнит, как это на карте нарисовано… а если потом на север по Енисею… это, бля, сотни километров глухой тайги, тысячи, бля… а на юг Красноярск, дней шесть пути. Но там лысая тайга, цивилизация куда ни плюнь, мусора….в Красноярске братва бы выручила, ксиву наладила, то-се… но нельзя. Сколько ж дней ему осталось? Все его… вот на медведя только не напороться… а медведю, в натуре, тоже жрать охота, какая на хуй разница… Шум реки то тише, то громче, башка тоже трещит с голодухи, скоро ночь, пора зарываться…

Вова держится реки, но по самому берегу нельзя, заметят, а река петляет… нет, он бы и до зимы продержался, найти подходящую пещерку… спичек еще два коробка и зажигалка… пистолет в болоте утоп, зато собаки след потеряли… нож есть, зверя он как-нибудь выследит… пить охота… скалистый высокий берег, не… никак ему не спуститься, только шею свернешь… тоже дело. Если сразу откинуть копыта. А то валяться с переломанными костями… птицы еще налетят, шнифты выклюют… не, если прыгать, надо искать скалы повыше… в Омске братан, но хрен до туда дойдешь… фу, наконец-то! Ежевика. Кусты сплошь усыпаны незрелыми ягодами, но жрать можно… кисляк, аж сводит… на болотах навалом ягод, но топь закончилась, бля, нету болот…

Вова глотал зеленые ягоды, жевал и сплевывал ежевичные листья, полегчало… хоть что-то кинул в топку, теперь бы попить и устроиться на ночлег. Он снова ищет подходы к берегу, неудачное место… и гнус, бля, такой жестокий, хуже чем на болоте, в натуре… и в глаза норовит, веки уже опухли… к утру всю кровь высосут, если так лечь… костер нельзя, курево кончилось… не, без курева хуевей всего… Вова видит тропу, нормальную, вытоптанную, уходящую вниз… понятно, звериная. К реке или к норе? Скорей всего водопой, Вова достает накидыш. Озираясь, осторожно спускается вниз между двух валунов. Так и есть – тропа выводит к самой воде. Последние лучи солнца серебрят Ангару, сине-голубая дымка окутывает предгорья Саян, сосны замерли на слоистых утесах, красота… а спокойствие… ни ветерка, ничего не шевелится даже… давно он не видел такого простора… На хуй эту красоту, кому красота, а ему, бля, тут подыхать… Хоть в чем-то повезло – эта маленькая бухточка без острых камней, можно спокойно зайти в воду остудить ноги, особенно левую… Зверье соображает, где топтать, но оставаться опасно…

Вова оглядывает бухту и замечает какую-то яму у подножья валуна… а, фуфло, неглубокая, просто почву подмыло… а вот рядом – то, что надо! Расщелина. Узкая расщелина в валуне, тут он протиснется, а дальше… сумерки уже сильно сгущаются, затянул он с ночлегом… ого, дальше небольшое расширение, так что можно спать сидя… и гнуса среди камней почти нет… повезло. Засыпая в расщелине, Вова успел подумать, что сдохнуть во сне было бы лучше всего… взять и не проснуться.

Но Вова проснулся. Солнце светило вовсю и уже напекло ему дыню.

Тело болит, согнутые ноги затекли, но все равно отдохнули. Во рту помойка, надо хлебнуть воды… Он помнит – в бухте могут быть звери, прежде чем показаться, выглядывает… никого. Попив, заходит поглубже, всматривается в воду – голяк, рыбы не видно, а вода ледяная, аж ноги крутит. Один пахан рассказывал, как под Сургутом они жрали мороженный трупак ихнего корефана, а получилось зря – на другой день их замели… а Сема-расписной, когда был в бегах, отрезал с голодухи небольшой кусок собственной жопы, и сварил… а кстати! Тут же зверье должно шастать. Сесть в засаде и подождать, авось повезет…

Вова прикидывает, где спрятаться и как половчей завалить зверя, далеко от тропы нельзя, можно упустить, а близко – учует… лучше всего наброситься, когда зверюга будет пить, но место сильно открытое… попробовать подкатить тот камень? Здоровый, сука… тяжелый, бля… ни с места. А на хрена мучаться? Можно маленькие натаскать друг на друга, ну да… типа будет такая стена… Хорошо бы еще зверь попался не крупный, а если опасный, то забуриться в расщелину…

Вова подбирает камни, укладывает… один длинный острый камень ему понравился – кинуться, оглушить по голове этим камнем, а потом заколоть… еще можно поснимать с себя ветошь, связать, типа сеть… хотя нет, если зверь подерет одежду когтями, будет совсем хуево – гнус зажрет насмерь и ночи холодные… можно будет содрать шкуру, конечно… да ну, бля, он же не Маугли бля какой-то… надо примериться, как он выскочит из засады.

Вова кладет, почти ставит на берег свою заскорузлую куртку, прячется за баррикаду, сжимая в руке острый камень. Вот он, пьет типа, ну давай… раз, два, три, ну, бля!! Он бросается к куртке и чувствует дикую боль в левой ноге, о бля!.. Боль пронзает до самого мозга, Вова падает как подкошенный, вдобавок поранив ладонь острым камнем. О-ху-у-еть… вроде с утра было еще терпимо, бля, бля, бля, как же больно! Он пробует встать… он не может опираться на левую ногу… не… так он не накроет зверюгу, скорей наоборот. Вода дает облегчение, но стопа как-то странно раздулась, опухла… неужели вывихнул? Скорей всего, а хули рванул, как тупой маклак… И тут вдруг – горячая вспышка во весь Вовин мозг! Бля! Как же просто! На хуй ебаную баррикаду! Тропа ведь одна! Ловушка! Вот оно. Охуеть, до чего просто. Надо вырыть яму посреди самой тропы, закидать ветками, засесть в кустах и зверь сам попадется.

Вова роет ножом, острым камнем, руками… понятно, пока он тут маячит, звери не пойдут на тропу, но ничего, уже скоро… В небе ни облачка, солнце висит и жарит прямо над ним, он уже несколько раз окунался и высыхал, нога пухнет и дергает, рукам хоть бы хрен – толстая грубая шкура, как у слона… Яма растет. Надо не меньше метра, а то выскочит… а еще можно обстругать крепкую ветку, сделать кол и колоть зверя сверху… только нож надо подточить о камень… запах сырого кровавого мяса, а что, сырое тоже хавать можно… Он уже не достает руками до дна, надо рыть изнутри… стены ямы приятно холодят, и камешки влажные… зато у них с Серым будет свое бомбоубежище, скорей бы уже эта война началась… всех разбомбят, а они выживут и заберут все продукты… и машины с мотоциклами… даже и самолеты можно, только как ими управлять непонятно… Таньку Колесникову тоже надо пустить в убежище, она красивая, жалко если умрет… а родителей не жалко, может хоть бить не будут… Черт! Шум вертолета, ну да! Нарастает! Как же он это, бля! Чуть не вырубился случайно…

Вова мигом откатывается в кусты, бля-я! Ежевичные. Всю рожу подрали, но как вовремя он услышал вертолет… кажется пронесло. А яма нормальная, хули дальше рыть, глубокая уже яма… Он срезает еловые ветки, прикрывает ловушку, все… а, еще надо кол…

Солнце клонится к закату, Вова прячется в дальних кустах. Если зверь провалится в яму, сразу не вылезет, а так хоть не учует… Он всматривается сквозь расплывающуюся зелень, тихо, никого… комарье искусало, нет живого места, безумно хочется пить… спуститься к реке? А вдруг он спугнет проклятую зверюгу… суки… где же их носит… только бы не заснуть. Зеленое месиво качается, усыпляет… Вова в отключке, ему кажется, что кто-то нежно вылизывает его тело, будто огромным мягким языком… может это Нинка? Не, откуда тут Нинка… что-то окутывает его тело, что-то зеленое, пушистое… теплое, как кисель, который в детстве ему варила мама… или это мама? Мама купает его, трет шершавой мочалкой…

Вова завалился набок, очнулся. Блядь, почти темно! Кишки сводит, яма не тронута, где тут эта ебаная ежевика… Наглотавшись кислятины, Вова спускается к реке, пьет… ни хуя не понятно, куда подевались все звери, неужели такие хитрожопые эти твари? Напившись и чуть успокоив в холодной воде распухшую ногу, он лезет в свою расщелину и сразу проваливается в черный сон…

По утру Вова просыпался долго и мучительно, то включался, то отрубался… голова гудела, кровь стучала в висках… пошевелившись, он понял, как все затекло и болит… физия распухла, глаза заклеены какими-то твердыми соплями, тянешь веки, чтоб их расщелить, а хрен… расковыряв колючий гной руками, Вова попробовал встать на ноги, хуево… сегодня что-то совсем. Левая ступня в два раза шире, чем ей полагается, пальцы торчат, как сардельки, а боль такая, что не прикоснуться. Дальше идти он не сможет, вылезти хотя бы к воде… сушняк дерет глотку, огромный язык ворочается во рту, вот и конец, видать. Тут он и останется, тут и сгниет, и нормально… тут хоть комарье не сильно жалит. И жрать уже не тянет, только пить, пить… Вова хочет вылезти из расщелины, это не просто… тело не слушается, ноги соскальзывают, этот валун совсем не цепкий, даже какой-то жирный на ощупь, и как он раньше умудрялся здесь пролезать… хуже всего, если свалится вниз и застрянет ногами в той узкой щели. Падать невысоко, но уж если застрянет, то не выберется, нет у него ни хуя больше сил… а неохота подыхать не напившись… Все, пронесло, теперь он точно вылезет…

Вова высовывает голову наружу, мало ли что… не… не может быть… Бляха!!! Роскошная голая баба выходит из воды! Розовая, фигуристая, груди упруго стоят! Выходит из реки и вокруг ни души! А на берегу еще волосы распустила, у обычных баб таких волос нету… прямо плащ до колен… Или он уже сдох?! Тот свет?! Не может такого быть! Он сдох уже? Неужели?! У Вовы от ужаса помутилось в башке, все замелькало, сдвинулось… он отпрянул назад в расщелину, оступился, схватился за край валуна, но не удержался и выпал наружу, больно ударившись щекой и плечом, о-о… и кажется свернул шею. Ну нет, он еще не сдох, слишком хуево… Голая подходит, участливо склоняется над Вовой, уф… он видит ее лобок в завитушках, длинные волосы шекочут Вове шею.

– Больно, да? Можешь сам подняться?

– Ааа. я-аяуууу…яау…

Вова и сам не поймет, почему из него исходит этакое мычание, он хотел сказать…

– Ты что, не русский? Ладно, давай помогу… еще не можешь встать? Ну садись…

– Я р-руский! А я живой?

– А то! Ты откуда взялся, такой красивый? О… нога я смотрю у тебя, покажи-ка…

– Аааа!

– Так лучше? Сможешь идти?

– Куда?

– Тут не далеко… Нет, ты не сможешь. Расслабься, я тебе шею поправлю…

– Мне в поселок нельзя, я это… меня сразу заметут, я ж это… я, короче, ты только не бойся, беглый я, короче… – Вова понимает, что это и так видно, а если баба дура, то уж там, в деревне, его мигом зашухарят. А ничего, улыбается как ни в чем не бывало… ну наконец-то, бля, оделась в какое-то странное… похоже на мешок с карманами, дурное одеянье у бабы, но так-то лучше… – Ты это, сестренка, курева можешь принести? И пож… поесть бы чего-то, а? Мне в поселок нельзя, я дальше пойду.

Говорить тяжело, язык не слушается, ни хрена нет слюны, губы чужие, ватные. Вова собирается доползти до воды и напиться. А она достала из кармана здоровый гребень, грабли просто какие-то, и чешет свою черную гриву…

– Какой тут может быть поселок? Тут дней пять по тайге до ближайшей дороги… а до людей все семь… и как тебя вообще сюда занесло… Яму вырыл, совсем оголодал, да? Только эта тропа не звериная…

– Так я не врубился, ты что, одна тут живешь? Чота я не понял…

– Только наша семья, да не бойся ты, никто тебя не выдаст… люди к нам не ходят. – Заплела две толстых косищи, потом скрепила их между собой и привычным движением зашпилила на затылке, – Ладно, ты погоди, я сейчас кого-нибудь позову…

– Эй, эй! Сестренка! Ты это… стой, да подожди!

Ага, давай, похрипи еще ей вслед, только пятки мелькнули… а что, нормально… видимо они лесники… или богомольцы какие-нибудь, ушли в тайгу с концами… семья… а что, богомольцы вроде не закладывают… хотя чего уже париться, даже если его сдадут, живым он все равно не дастся, а так бы уже сегодня шаркнул хвостом прямо здесь…

Вова не верит своему счастью, неужели еще поживет, пожрет… даже и не надеялся. Напившись из реки, он отползает в тень валуна, глаза слипаются, нельзя спать, бля, сейчас же придут эти… но Вова впадает в спокойное забытье…