Текст книги "На линии огня. Слепой с пистолетом"

Автор книги: Макс Аллан Коллинз

Соавторы: Честер Хеймс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Правильно. Белый сукин сын сунулся сюда в поисках развлечений, его зарезали, а мы, представители низшей расы, ломаем головы, кто же его укокошил, – размышлял вслух Могильщик, возвращаясь со своим напарником в участок в своей личной машине.

– Жаль, на этих извращенцев нет закона, – отозвался Гробовщик.

– Ладно, ладно, Эд, будь терпимым. Нас самих народ считает извращенцами, потому как мы легавые.

Пересаженная кожа на лице Гробовщика стала дергаться в тике.

– Так-то оно так, но мы по крайней мере не половые извращенцы.

– Ладно, Эд, не будем рассуждать о морали, – сказал Могильщик миролюбиво, щадя чувства своего друга. Он знал, что гарлемцы называли его черным Франкенштейном, а Могильщик очень переживал. Если бы он не лез из кожи вон, чтобы сыграть крутого парня, тот подонок никогда не смог бы плеснуть в лицо Эду кислотой. – Пусть себе живут и помирают, – закончил он.

Накануне они разъехались по домам прямо из «Кози Флэте» и с тех пор не виделись. Они понятия не имели, что случилось с техником-смотрителем Лукасом Кови, которого они чуть не забили до смерти.

– Небось, люди из этой самой «Акме» его уже вызволили, – сказал Гробовщик, словно отвечая на их общие молчаливые раздумья.

– Ничего, он уже сказал все, что мог.

– Джон Бабсон! Это что, настоящее имя? По-моему, Кови просто валял дурака.

– Очень может быть.

Без десяти восемь вечера они появились в раздевалке полицейского участка, чтобы переодеться в черные костюмы, в которых обычно работали. Лейтенант Андерсон сидел за столом капитана. Как всегда, он выглядел обеспокоенным. Отчасти это объяснялось тем, что Андерсон большую часть времени работал в помещении и оттого кожа его приобретала нездоровый бледный оттенок, а отчасти и тем, что лицо у него было слишком выразительным для полицейского. Но они успели к этому привыкнуть. Они знали, что на самом деле лейтенант внутренне гораздо спокойней, чем кажется, и неплохо соображает, что к чему.

– Слава Богу, комиссар терпеть не может педерастов, – сказал он вместо приветствия.

– Что, котел закипел? – кротко осведомился Могильщик.

– Побежал через край.

– Кто стал возникать? – спросил Гробовщик.

– Фирма «Акме». Их адвокаты раскричались про рукоприкладство, произвол, жестокость, беспредел и все такое прочее. Они подали официальную жалобу, и если полиция своими силами не наведет порядок, обещали обратиться в суд.

– А что сказал старик?

– Сказал, что разберется и подмигнул окружному прокурору.

– Бедные мы, несчастные, – сказал Могильщик. – Стоит нам нежно коснуться кого-то из граждан костяшками пальцев, адвокаты начинают выводить: «Беззаконие!… Беззаконие!», словно греческий хор.

Андерсон опустил голову, пряча улыбку.

– Только не играйте роль Тезея, – сказал он.

Могильщик с удовольствием покивал головой, но Гробовщик думал об иных материях.

– Они, надо думать, захотят, чтобы нашли убийцу, – сказал он. – Раз уж человека зарезали в их доме.

– Кто он, кстати? – встрепенулся Могильщик. – Его уже вычислили?

Да, это некто Ричард Хендерсон. У него квартира на Пятой авеню, около Вашингтон-сквер. – Андерсон вдруг сделался очень сухим и официальным.

– Неужели он не мог отыскать то, что хотел там, по соседству?

– Женат, – продолжал Андерсон, словно не расслышав. – Детей нет.

– Не удивительно.

– Ставит пьесы вне Бродвея. Для этого нужны деньги.

– Тем больше причин им хотеть, чтобы нашли его убийцу, – задумчиво сказал Могильщик.

– Если под словом «им» вы имеете в виду комиссара или окружного прокурора, то безусловно. Если – хозяев трущоб, то у них есть возражение. Им не хочется, чтобы в процессе нахождения убийцы убивали их сотрудников. Им это ни к чему.

– Что ж, босс, как говорят французы, чтобы сделать рагу, надо порубить мясо.

– Это не значит, что его надо перемалывать в фарш.

– Чем тоньше перемолоть мясо, тем быстрее оно прожарится. Наш приятель, похоже, был прожарен как следует.

– Это точно. Они добились его освобождения из-под стражи. Кажется, его отправили в какой-то частный госпиталь.

Оба детектива уставились на лейтенанта.

– Вы не знаете, в какой? – спросил Могильщик.

– Нет, да и знал бы, не сказал. Оставьте его в покое. От него одни лишь неприятности.

– Такая уж у нас профессия. Неприятности и ничего больше.

– От него неприятности всем вокруг.

– Ничего, ребята из «убийств» его достанут. Он им пригодится.

– Займитесь другими свидетелями.

– Не надо нам бросать кости, босс. Если кто-то из задержанных вчера что-то знал, они разбежались и постарались это забыть.

– Кроме того, есть люди в красных фесках.

– Послушайте, лейтенант. Большинство гарлемцев, которые ходят в красных фесках – это черные мусульмане, а они-то как раз очень против этого самого… Или же они притворяются черными мусульманами и с риском для жизни бегают по улицам с украденными штанами.

– Может, да, а может, нет. По крайней мере, действуйте тихо. Не разгребайте слишком много грязи.

У Могильщика набухли вены на шее, а щека Гробовщика задергалась в тике.

– Послушайте, лейтенант, – глухо сказал Могильщик. – Этого белого сукиного сына убивают в наше дежурство, а вы хотите, чтобы мы все спустили на тормозах.

– Я вовсе не говорю, что надо спускать все на тормозах, – сказал Андерсон, порозовев лицом. Просто чем меньше трогать дерьма, тем меньше вони.

– Понятно, босс. Белые не воняют. Мы пойдем в парк и будем смотреть, как там цветут анютины глазки.

– Не удобренные навозом, – добавил Гробовщик.

В девять вечера детективы сидели в баре-закусочной отеля «Тереза», и смотрели, как гарлемцы снуют туда-сюда через перекресток Седьмой авеню и 125-й улицы.

– Два сэндвича с бифштексом, – заказал Могильщик.

Женоподобный бармен с блестящими локонами посмотрел на них и поморгал ресницами. До гриля было всего два шага, но он ухитрился повилять бедрами. У него была изящная тонкая шея, гладкие шоколадные руки, и полная задница в белых джинсах в обтяжку. Он поджарил два гамбургера и, положив каждый между двумя половинками булки, поместил на бумажные тарелки и поставил их перед клиентами.

– Капуста или кетчуп? – осведомился он, соблазнительно прикр!ыв длинными черными ресницами влажные карие глаза.

Могильщик посмотрел сначала на гамбургеры, потом на длинные ресницы бармена и сказал агрессивным тоном:

– Я заказывал бифштексы.

– Это и есть бифштексы, – сказал тот, и его ресницы снова затрепетали. – Только рубленые.

– А я хочу натуральный бифштекс.

Бармен бросил на него оценивающий взгляд.

– Мне нужен хороший говяжий бифштекс, – сказал Могильщик. – Без всяких фокусов.

Бармен посмотрел на Могильщика в упор широко раскрытыми глазами.

– У нас нет натуральных бифштексов, – сказал он.

– Не серди его, – предупредил Гробовщик бармена, на что тот ослепительно улыбнулся и сказал:

– Понял.

– А раз понял, так тащи кетчуп и черного кофе, – буркнул Гробовщик.

Когда бармен, виляя бедрами, отошел, Могильщик подмигнул партнеру и сказал громко, чтобы отвлечь внимание бармена:

– А мы правильно сделали, что зашли сюда на площадь Малькольма Икс.

– Ты бы еще сказал площадь Хрущева или улица Кастро, – отозвался Гробовщик, подключаясь к игре.

– Нет, Малькольм Икс – чернокожий и мученик дела черных.

– Пойми одну простую вещь: пока он ненавидел белых, то был в безопасности. Белые не смели его и пальцем тронуть. Они даже позволили бы ему разбогатеть. Но вот когда они стали относиться к нему как к представителю человеческого рода, тут ему и настал конец. Это наводит на размышления.

– Точно. Это означает одно: белые не желают иметь отношения к роду человеческому, если к нему причислены и черные. Только кто это, по-твоему, они?

– Они, дружище – страшные люди. Они убьют и нас с тобой, если мы перестанем быть черными легавыми.

– Их можно понять, – отозвался Гробовщик. Тут сам черт ногу сломит, если попробует разобраться. Увидев, что бармен весь обратился в слух, он спросил его:

– А ты что думаешь по этому поводу, Рафинад?

Тот презрительно оскалился и пробурчал:

– Я не Рафинад. У меня есть имя.

– Ну, и как же тебя тогда зовут?

Бармен криво улыбнулся и спросил:

– А почему это вас так интересует?

– Интересно знать, такое же милое у тебя имя, как ты сам?

– Ладно, будет вам! Я знаю, кто вы такие. Учтите, я здесь работаю и не сую нос в чужие дела.

– Молодец, зайчик! Было бы здорово, если бы все так жили. Но наша работа как раз – совать нос в чужие дела. Потому-то мы и суем нос в твои дела.

– Давайте, валяйте. Я пищать не буду. Расколоть орех – невелик грех.

Могильщик несколько замешкался, но на выручку ему пришел Гробовщик.

– Что тут у вас едят черные мусульмане?

– Черные мусульмане? – удивился бармен.

– Они самые. Они же сюда заходят?

Эти фраера? Как же! Они едят только свою пищу, все остальное для них непотребно.

– А может, им тут не нравится кое-что другое?

– В каком смысле?

– Ну почему бы им не питаться у вас, ведь кормят тут дешево и вкусно.

Бармен был сбит с толку. Он подозревал, что Гробовщик на что-то намекает, но на что, так и не мог понять. Он сердито нахмурился и отвернулся. Он двинулся вдоль длинной стойки, чтобы обслужить клиента, зашедшего со стороны 125-й улицы. В общей сложности за стойкой было трое клиентов, но бармен упорно держался подальше от детективов. Он глядел на прохожих, на проезжавшие автомобили, но потом вдруг развернулся, Подошел к детективам и, положив руки на бедра, посмотрел на них в упор.

– Дело не в этом. Дело в их религии, – сказал он.

– Чьей?

– Черных мусульман.

Точно. Но, наверное, ты видел многих шутников, которые одеваются точь-в-точь, как черные мусульмане?

– Конечно. – Он поднял голову и кивнул в сторону книжного магазина на другой стороне улицы. Там на тротуаре стояло несколько чернокожих в красных фесках. – Вон они.

Гробовщик посмотрел туда, куда показывал бармен, и перевел взгляд на него.

– Нас такие не интересуют. Нам нужны не настоящие мусульмане, а поддельные.

– Какие?

– Поддельные, говорю.

Внезапно бармен расхохотался. Он снисходительно посмотрел на них сквозь длинные ресницы:

– Вы, полицейские, сами не знаете, чего вам надо. Кофе? Пирога? Мороженого?

– Кофе у нас есть.

– Может, хотите еще кофе?

Их внимание привлекла спортивная машина иностранной марки, выехавшая на Седьмую авеню со стороны 125-й улицы, и медленно двинувшаяся в южном направлении. В машине сидели две женщины с мужеподобными шоколадными лицами и короткими стрижками. Та, что сидела за рулем, была в мужской зеленой крепдешиновой рубашке и желтом вязаном галстуке. Та, что сидела рядом с ней была в платье с таким большим декольте что с улицы казалась вообще голой. Они посмотрели на стойку.

– Твои подружки? – спросил Могильщик бармена.

– Эти лесбиянки?!

– Правда? А я подумал, что за рулем мужчина. И очень миловидный.

– Господи, это самые настоящие лесбиянки.

– Откуда ты знаешь? Тыс ними знаком?

– Зачем оскорбляете? Я не имею ничего общего с такими…

– Не встречаетесь на вечеринках в саду? На балах?

Бармен скривил губы. Он хорошо играл в эту игру.

– Фи, как грубо! – воскликнул он.

– А где все ваши? – осведомился Гробовщик, пытаясь вызволить Могильщика из сложного положения.

Бармен, впрочем, был согласен на ничью.

– В это время у нас всегда затишье, – пояснил он.

Но Гробовщик не собирался отпускать его так легко.

– Я спрашиваю: где все ваши? – повторил он.

– Это как вас прикажете понимать? – в глазах бармена вспыхнул враждебный огонек.

– Очень просто. Где все?

– Я, например, здесь, – бармен внезапно сделался покладистым. – Разве этого вам недостаточно?

– Недостаточно для чего?

– Не прикидывайтесь простачком.

– Не забывай, что мы из полиции.

– Я обожаю полицию.

– И тебе не страшно?

– Я ни в чем-таки мне замешан.

– Полицейские такие звери…

Бармен удивленно вскинул брови:

– Прошу прощения, не понял.

– Говорю, мы такие звери.

– Ты разжигаешь его любопытство, – сказал партнеру Могильщик.

Бармен посмотрел на Могильщика и ухмыльнулся.

– Вы знаете все. Так скажите, о чем я думаю?

– Когда ты заканчиваешь смену? – спросил Могильщик.

– В двенадцать, – ответил бармен и ресницы его задрожали.

– Значит, тебя не было вчера здесь после двенадцати? Бармен вдруг помрачнел.

– Ну, сукины вы дети, – пробормотал он.

– Значит, ты не видел Детку Иисуса, когда он сюда заходил?

– Не понял.

– Детку Иисуса знаешь?

Ни один из детективов не уловил во взгляде бармена понимания. Казалось, он не понял, о ком идет речь.

– А кто такой Детка Иисус?

– Твой дружок.

– Дружок, да не мой. Первый раз о таком слышу.

– Знаешь, знаешь. Только боишься сознаться.

– Иисуса я люблю, и он меня любит.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Я человек набожный.

– Ладно, ладно, хватит дурака валять. Ты прекрасно знаешь, кого мы имеем в виду. Он цветной и живет тут, в Гарлеме.

Они заметили легкую перемену в его интонациях, хотя и не могли объяснить, чем это вызвано.

– Так вы про него?

Детективы ждали продолжения. Быстрота, с которой он произнес эти слова, настораживала.

– Это вы про того, кто живет на 116-й улице? Он вам, что ли, нужен?

– Где именно он живет?

– Где? – бармен пытался выглядеть человеком информированным. – Вы сами знаете, где. Между кинотеатром и баром есть маленькая дверь. Да вы меня разыгрываете?

– На каком этаже?

– Войдете в дверь и найдете его.

У детективов возникло большое подозрение, что их водят за нос, но иного выбора у них не оставалось. Могильщик продолжал.

– Как его настоящее имя?

– Детка Иисус…

– Если мы его не найдем, то вернемся сюда, – пригрозил Гробовщик.

Бармен улыбнулся самым соблазнительным образом.

– Вы его непременно найдете. Передайте от меня большой привет. И конечно же, возвращайтесь сюда. Мы вам будем только рады.

Они отыскали дверь точно по описанию бармена. Она вела в подъезд жилого шестиэтажного дома. Прямо по фасаду красовалась железная пожарная лестница, заканчивавшаяся над витриной закусочной, где на электрогриле жарились свиные ребрышки. Детективы с трудом побороли искушение подкрепиться ими и вошли в подъезд. Внутри все было как обычно: стены разукрашены похабными рисунками, воняло мочой и готовкой. Пыль всюду была месячной давности, а спертый воздух недельной. Из холла вел проход к Храму Черного Иисуса. В большой квадратной комнате детективы увидели гипсовую статую черного Христа, подвешенного за шею к потолку с осыпающейся штукатуркой. Черное лицо Иисуса было искажено яростью. Руки были раскинуты в стороны, пальцы рук сжаты в кулаки, пальцы ног подогнуты. Капли крови из черной штукатурки стекали из красных дырочек от гвоздей на руках и ногах. Внизу была дощечка с надписью «ОНИ МЕНЯ ЛИНЧЕВАЛИ».

Детективы решили войти в храм. У дверей стоял человек, оглядывал желающих войти и взимал входную плату. Это был приземистый толстяк с заячьей губой. По его лицу катил градом пот. Короткие черные волосы росли на его круглой, словно сильно надутый шар, голове так густо, что напоминали синтетические. Туловище его тоже казалось раздутым, словно он весь был резиновый. Небесного цвета костюм сверкал металлическим отливом.

– Два доллара, – сказал он детективам.

Могильщик вручил ему два доллара и прошел в комнату.

За ним двинулся и Гробовщик, но толстяк остановил его.

– Два доллара.

– Мой товарищ заплатит.

– Правильно. Заплатил за себя. Теперь с вас два дол-лара, – сообщил толстяк, брызгая слюной.

Гробовщик капитулировал и тоже уплатил два доллара.

Внутри было так мало света и так много черноты от одежды, кожи, волос собравшихся, что детективы лишь видели, как причудливо поблескивают белки глаз собратьев, словно в произведении поп-арта. А затем они увидели металлические отблески голубого костюма, когда его обладатель, толстяк с заячьей губой, занял место на возвышении и начал проповедь: «Мы накормим их плотью черного Иисуса так, что их будет рвать…»

– Иисус Детка! – крикнул кто-то из зала. – Я тебя слышу.

– Вы ведь прекрасно сами знаете: черного Иисуса белому не переварить, – продолжал металлический толстяк. – Они так и не сумели переварить плоть своего белого Иисуса, хотя и вкушают ее каждое воскресенье.

Детективы повернулись и ушли. Им нужно было как-то убить время до полуночи. Они заглянули в закусочную и заказали по две порции свиного жаркого с гарниром из капусты, лука, моркови и с картофельным салатом.

В двенадцать они были снова на площади Малькольма Икс. Обстановка и там и в закусочном баре заметно изменилась. Перекресток был заполнен людьми – возвращавшимися с шоу в «Аполлоне» и с киносеансов у Лоу и Р.К.О. Улицы были заполнены автомобилями, сновавшими во всех направлениях. У стойки бара толпились голодные мужчины и женщины, кто парочками, кто поодиночке. Работали новый бармен и две коричневые официантки. Вид у официанток был злобный – исключительно по той простой причине, что им приходилось работать изо всех сил. Новый бармен тоже выглядел очень женственно. Детективы хотели потолковать и с ним, но тут к ним подошел их старый приятель. Он уже сменялся. Он снял фартук и расстегнул белую куртку, так что была видна его голая грудь. Он облизывал губы, улыбался и трепетал ресницами. Детективы заметили, что он уже успел намазать губы коричневой помадой.

– Ну что, нашли его? – спросил он у детективов.

– А то как же! – уверил его Могильщик.

– Вы сказали ему, что я его люблю?

– Нс могли. Мы не знали, как тебя зовут.

– Жаль, что я вам не сообщил.

– Так скажи нам сейчас. Скажи свое настоящее имя. То, которое ты вынужден сообщать полиции, даже если она тебя не любит.

– Разве вы меня не любите? – заморгал бармен.

– Мы-то любим. Потому и вернулись. Ну, как тебя зовут?

– Джон Бабсон, – застенчиво сказал бармен.

Детективы окаменели. Потом Могильщик сказал:

– Ну что ж, Джон Бабсон, дружище, надевай свои самые красивые штанишки, составишь нам компанию.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

У жилого комплекса «Амстердам Апартментс» на 126-й улице между Мэдисон и Пятой авеню остановился грузовик-фургон. В тусклом свете уличных фонарей с трудом читались слова на борту: «ЛУНАТИК ЛИНДОН. Я ДОСТАВЛЯЮ И УСТАНАВЛИВАЮ ТЕЛЕВИЗОРЫ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДНЯ И НОЧИ».

Из фургона вылезли двое служащих в фирменной униформе. Подсвечивая фонариком, они стали разбирать адрес в журнале доставки. На какой-то момент их темные лица в лучах фонарика превратились в африканские маски, но затем видение исчезло. Они оглядели улицу. На ней не было ни души. Черные геометрические формы домов выделялись на более светлой черноте неба. Нью-йоркские улицы, пересекающие авеню, особенно темны ночью.

Но тут в черных прямоугольниках окон забелели щелочки глаз, зажелтели полумесяцы зубов. Словно тыквы в праздник Хэллоуина. За стеклами замаячили головы.

– Кого ищите-то?

Водитель поднял голову и крикнул:

– Где тут комплекс Амстердам Апартментс?

– А вот, прямо перед вами.

Ничего на это не сказав, водитель и его напарник ста ли выгружать деревянный ящик. На боку его имелась надпись «АКМЕ. Телевизор “Спутник” кв. 406».

– Что это там за номер? – спросил кто-то из жильцов.

– Четыреста шесть, – откликнулся самый востроглазый.

– Что в ящике-то? – крикнул еще один жилец.

– Телевизор, – коротко отозвался водитель.

– Кому это понадобился телевизор ночью?

Водитель промолчал.

– Может, это та птичка, что живет на четвертом этаже? – предположил мужской голос. – Та, к которой шастают мужчины.

– Тоже мне птичка! – презрительно фыркнула женщина. – Если она птичка, то я рыбий глаз. У меня у самой уже дочка крутит романы.

– Пусть смотрит телевизор на здоровье, – крикнул мужской голос. – Пока вы, старые карги, скандалите из-за швабр.

– А вы только послушайте этого героя-любовника. Когда у тебя была последняя любовь?

– Спорим, у него ее никогда и не было. И не будет, помяни мое слово. По крайней мере в этой жизни.

– Вы прямо меня удивляете, – сказала женщина с улицы. Мы ищем покойника, а вы говорите о какой-то ерунде.

Двое из фургона молча тащили тяжелый ящик, но небольшая толпа у дома им мешала.

– Эй, дамы, уберите ваши прелести и поищите покойника где-нибудь еще, сказал водитель. В его голосе чувствовала ничем не прикрытая злоба.

– Прошу прощения, – откликнулась одна из женщин. – А он часом не у вас?

– Я что, похож на человека, который таскает трупы в кармане?

– Покойник? Какой такой покойник? – с любопытством воскликнул человек из окна. – В какую это вы игру играете?

– Ни во что мы не играем, – сердито возразила женщина. – Он был такой же человек, как и мы.

– Кто?

– Покойник, вот кто.

– Такой же, как и мы? Это в каком смысле? Чем он промышляет?

– Ничем. Он помер.

– Посадим на могилке цветочки.

– Это не ты, мамочка, заказала телевизор? Ну-ка, слови что-нибудь лихое.

– У тебя на уме только женщины и хиты!

– А что в этом плохого?!

– Где ваша совесть? Белые полицейские убили одного из наших, а вы несете околесицу! – упрекнула их женщина с улицы.

– Где убили-то?

– А мы откуда знаем? Вот мы и ищем, где.

Грузчики тем временем подтащил ящик к подъезду и поставили его, чтобы перевести дух.

– Лучше помогите кто-нибудь втащить его, сказал водитель. – Все равно ведь не спите.

В покойника никто как-то не верил, а вот телевизор выглядел вполне правдоподобно. Из окна на первом этаже выбрался на улицу здоровяк в голубом джинсовой комбинезоне.

– Ладно, давайте помогу, – сказал он. Я техник-смотритель. Куда тащить-то?

– Четвертый этаж. Мисс Барбара Тайне.

– Что я вам говорила! – ликующе воскликнула женщина.

– Почему бы тебе не приобрести такую же штучку? – спросила женщина, говорившая презрительным голосом. – Или у вас с ней разные вкусы?

– Видать, разные, – захихикала еще одна женщина. Оставьте мою жену в покое, – проворчал из темноты мужчина. – У нее есть все, что полагается.

– Мужу виднее!

В темном холле возникла фигура в белой ночной рубашке. На яйцевидной голове волосы поблескивали, как отполированный темный металл.

– Давайте, я вам помогу, – сказал человек.

– Такие помощники ей ни к чему, Слик, – донесся откуда-то сверху лукавый женский голос. – Она любит беленькое, так что ты тут ни при чем.

– На мне есть кое-что белое, – парировал Слик.

– Ладно, ребята, взялись, – сказал водитель, приподнимая ящик.

Четверо мужчин подняли ящик и втащили его в вестибюль.

– Этот чертов телевизор сделан из свинца, – пожаловался здоровяк-техник.

– Ты, видать, слишком сильно трудился ночью – пошутил водитель. – Хозяйка из тебя все соки выжала.

– Может, это не телевизор, а золотые слитки, – сострил кто-то из зрителей. – Дела у нее явно в порядке.

– Давайте распакуем и поглядим, – предложил кто-то из темноты.

– Вот доставим хозяйке, тогда откроем ящик и вы все увидите, – пообещал водитель. – Нам все равно надо заорать обратно старый телевизор.

– Первый раз такое вижу. Чтобы телевизоры привозили и забирали ночью! – женщина была явно оскорблена в лучших чувствах.

– Разве это преступление? – не преминул уколоть ее кто-то.

– Я этого не говорила, – возразила женщина. – А от кого ей этот телевизор-то?!

– От Лунатика Линдона, – сообщил водитель.

– А, тогда все понятно, – смягчилась женщина. – Кто же еще может заявиться с телевизором в такое время в Гарлеме.

Лифт, как обычно, не работал, и четверке грузчиков пришлось тащить ящик по лестнице. Они потели, задыхались, ругались. За ними следом тащились любопытные зрители, желавшие всласть полюбоваться необычным зрелищем.

– Ф-фу! Давайте передохнем, – сказал Слик, когда они поднялись на площадку второго этажа. Затем он посмотрел на толпу любопытных и, презрительно ухмыльнувшись, сказал: – Ну, вы даете! В Гарлеме даже нельзя расстегнуть ширинку. Тут же соберутся зеваки посмотрел, что человек вынет из штанов.

– Откуда нам знать, что он вынет, – хихикнул мужчина. – А вдруг нож?

– Лично у меня в штанах ножа нет, – сказал Слик.

– Жаль, – сказала женщина. Лучше бы был. А куда вы идете-то?

Тут снова подала голос та самая женщина с улицы, которая, по ее словам, искала покойника.

– Что вы негры за народ! Тут человека убили, а они обсуждают, что у кого в штанах спрятано.

– Ступай, милая, обратись в похоронное бюро, может, там он и находится, – предложил кто-то.

– Нет, этой бабе нужен не покойник, а живой мужик, чтобы она заткнулась.

– Живой и крепкий.

– Ладно, ребята, поехали, – сказал водитель, обхватывая ящик, словно японский борец соперника. – Словами груз не поднять.

Когда они наконец поставили ящик в холле четвертого этажа, водитель снова развернул журнал доставки.

– Вот будет смеху-то, если он ошибся адресом, хихикнула женщина.

Не обращая внимания на эти инсинуации, водитель постучал в дверь мореного дуба,

– Кто там? – раздался за дверью женский голос.

Лунатик Линдон. Мы привезли телевизор для мисс Барбары Тайне.

– Это я, – признала женщина. – Подождите минутку, я что-нибудь на себя наброшу.

– Это необязательно, – уверил ее один из любопытствующих, За дверью зазвенел смех. Собравшиеся тоже заулыбались.

– Готовь свой клинок, дружище Слик, – крикнул кто-то.

– Он у меня всегда наготове, – уверил его Слик.

– Ну, ребята, подходите, – сказал водитель. – Сейчас мы откроем ящик и посмотрим на золотые слитки.

– Да я просто так, в шутку, – пошел на попятную остряк.

Водитель злобно покосился на него и буркнул:

– Это точно. Половина покойников на кладбищах тоже вот один раз так пошутила.

На верхней стороне ящика было обозначено «ВЕРХ». Водитель извлек откуда-то из-под куртки небольшой ломик и стал отдирать доски на стороне, обращенной к зрителям. Они увидели темный стеклянный экран.

– Это телевизор? – удивленно воскликнул здоровяк-техник. – Он, скорее, похоже на витрину банка!

– Если ей надоест смотреть на него, она всегда может зайти внутрь и посмотреть на нас, – сказал кто-то из зрителей.

Водитель и его напарник возгордились так, словно совершили маленькое чудо. О покойнике все сразу забыли.

В двери мореного дуба щелкнул замок. Она начала от^ крываться. Все взгляды устремились на нее. Дверь отворила женская рука с красными ногтями. Затем в проеме показалась женская голова. Молодое лицо, кожа гладкая* шоколадная, волосы черные, распрямленные, тугая прядь тянулась наискось через лоб, закрывая правое ухо. Лицо было миловидным, рот не накрашен, губы широкие, мягкие, коричневые. Карие большие глаза за стеклами очков без оправы сделались еще больше при виде собравшихся жильцов. Она не знала, что находится в ящике, экран был с той стороны. Она видела только ящик и осклабившегося мужчину.

– Мой телевизор, – воскликнул она, и упала на пол, покрытый зеленым ковром. Розовый шелковый халат, обтягивавший ее соблазнительные бедра, поднялся, обнажив длинные коричневые ноги и черное пятно курчавых волос.

У собравшихся глаза полезли на лоб.

Водитель и его напарник ворвались в квартиру и набросились на лежавшую хозяйку, словно собаки на мясистую кость.

– Сердце! – воскликнул водитель.

Собравшиеся сочувственно покривились.

– Нужно побольше воздуха, – крикнул один доброхот.

Собравшиеся гурьбой ввалились в квартиру.

У окна стояла узкая софа. Возле нее помещался столик со стеклянной крышкой. С одной стороны софы стояло кресло, с другой – белая дубовая тумбочка для телевизора. В самом центре комнаты стоял стол из сосны с четырьмя стульями с прямыми спинками. Все торшеры в комнате горели. На софе валялась мужская соломенная шляпа, но никакого мужчины видно не было. Из комнаты вело четыре двери, куда – не известно. Все они были закрыты.

– Позовите врача! – крикнул водитель.

Все стали озираться в поисках телефона. Такового не оказалось.

– Где тут, черт побери, аптечка? – вскричал кто-то в панике, словно миротворец при виде перерезанного горла.

Поиски оказались безуспешными. Все двери., кроме первой, оказались запертыми.

Только здоровяк-техник не потерял присутствия духа.

– Что вы принимаете в таких случаях, дама? – спросил он.

То ли она услышала вопрос, то ли просто простонала, но из горла ее вырвалось судорожное:

– Виски!

На лицах собравшихся изобразилось облегчение. Если ей может помочь виски, значит, все в порядке. Мгновение спустя комната превратилась в винный магазин.

Она судорожно схватила первую поднесенную бутылку и стала пить прямо из горлышка так, словно это была вода. После каждого нового глотка на лице ее появлялось новое выражение. Потом она с трудом проговорила:

– Мой телевизор! Его взломали.

– Нет, мэм! – воскликнул водитель. – С ним все в порядке. Это я открыл ящик!

– Открыли ящик с моим телевизором? Я позову полицию. Эй, кто-нибудь! Позовите полицию!

Толпа стала на глазах таять. То ли люди пошли звать полицию, то ли разбежались по своим квартирам. Еще совсем недавно комната была заполнена мужчинами и женщинами. Они угощали хозяйку виски и смотрели на ее промежность. Женщины для сравнения. Мужчины с другими целями. Теперь же все они исчезли.

Кроме нее, в комнате остались водитель и его напарник. Последние двое закрыли и заперли входную дверь. Через полчаса они отперли и отворили ее. Они вынесли все тот же деревянный ящик. Он снова был заколочен и не стал ни капельки не легче. Водитель шел спереди, напарник сзади. Они пошатывались под тяжестью ноши.

Никто не вышел помочь им. Никто нс вышел даже поглазеть. Холл четвертого этажа был пуст. Лестница тоже. Равно как и вестибюль. На улице не было ни души. Водитель и его напарник не удивлялись. Слово «полиция» обладает чудодейственной силой в Гарлеме. Стоит его произнести, и перенаселенные дома и кварталы становятся безлюдными.