Текст книги "На линии огня. Слепой с пистолетом"
Автор книги: Макс Аллан Коллинз
Соавторы: Честер Хеймс
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Толпа вновь взорвалась, но на этот раз криками и визгом. Сливки общества в драгоценных нарядах поползли под столы и бросились к выходу, обеспечивая шумный аккомпанемент Уоттсу, Уайлдеру и еще пяти агентам, тут же образовавшим живую стену вокруг президента. Агенты, некоторые переодетые в официантов и официанток, внезапно точно все сразу выросли из-под земли, пистолеты материализовались в их руках из-под пиджаков, автоматы «узи» выскочили из нейлоновых сумок и атташе-кейсов. Агенты кричали в наручные микрофоны, оповещая весь мир о безумце во фраке, который находился в бальном зале.
Несостоявшийся убийца президента опрокинул ближайший большой стол, и посуда и серебро посыпались с него со звоном и хрустом, и вся эта какофония не позволила агенту Рейнс точно прицелиться в убийцу.
Уоттс и Уайлдер уже подхватили президента под руки и оторвали его от пола, унося его в движущемся вигваме, построенном из тел агентов, готовых отдать свои собственные жизни за человека, которого они охраняли. Они несли его через кухню, а потом на служебном лифте в подвал, и там потащили его в лимузин, вокруг которого стоял кордон вооруженных полицейских и в который Уоттс практически впихнул президента.
– Этот агент, – задыхаясь спросил президент будто приклеенного к нему Уоттса, оба они взмокли так, словно находились в сауне, а не на заднем сидении автомобиля. – Он спас мне жизнь. Как его зовут?
Президентский лимузин выезжал из подземного гаража отеля с машиной впереди и двумя полицейскими автомобилями – бампер к бамперу – сзади.
– Это был Фрэнк Хорриган, сэр, – ответил Уоттс. – Дьявол, а не агент.
Хорриган, почти без сознания от удара выпущенной с близкого расстояния девятимиллиметровой пули, лежал на боку на покрытом коврами полу, когда чья-то рука схватила его за ворот и потащила вверх, разрывая перед его рубашки и обнажая белый пуленепробиваемый жилет, спасший ему жизнь. Если бы он не успел надеть его там, в такси, сейчас он был бы не ошеломлен, а мертв…
Хаос в зале отдавался звоном в его ушах. Он старался устоять на ногах и понять, кто помог ему подняться. Но в этот момент рука выхватила револьвер из его кобуры под мышкой, и он осознал, что ему вовсе не помогали.
Это был Лири, превративший его в живой барьер для себя и вонзивший ствол револьвера Хорригана в его шею.
– Назад! – кричал Лири. – Убирайтесь!
Комната кружилась: лица, искаженные лица проплывали перед его глазами, когда Лири тащил его назад, назад к стене. Хорриган увидел лицо Лилли, прекрасное лицо, страдающее лицо… И она, и другие направляли свои пистолеты на Лири и не решались открыть огонь.
– Я размозжу его долбаные мозги! – кричал Лири. – Помоги мне, Христос Всемогущий!
Хорриган дышал медленно и глубоко, хотя и ужасно болели его ушибленные или переломанные ребра, и сознание понемногу начало возвращаться к нему, несмотря даже на то, что нос его собственного револьвера 38 калибра все больше врезался ему в шею. Левая рука Лири обхватила его туловище крепкой, тяжелой хваткой, она все еще сжимала прямоугольный кремового цвета пистолет.
Харри Сарджент стоял, прижав правую руку к тому месту фрака, где, очевидно, должно было располагаться сердце. Он тоже взмок от пота и слез и тоже часто и тяжело дышал, и его глаза с расширившимися зрачками следили за Хорриганом и были исполнены неистовой жалости. Но тут подбежал агент и утащил Сарджента с линии огня.
Лилли и остальные с оружием в руках приближались к Лири так же, как укротители львов осторожно подкрадываются к освободившемуся царю зверей. Но на этот раз именно у льва были и кнут, и обруч…
Скользя вдоль стены, Лири тащил Хорригана к дверям, ни на секунду не ослабляя давления ствола револьвера на его шею. Затем, выглядя в своем фраке словно сумасшедший метрдотель, доставляющий пьяного клиента к столу необычным способом, он выволок Хорригана в вестибюль второго этажа, прямо в толпу агентов и полицейских, телевизионщиков и фотокорреспондентов, снующих тут и там в поисках единственного плана, достойного Пулитцеровской премии.
Взгромоздившись на площадках всех четырех этажей открытого вестибюля, над ними наизготовку застыли снайперы. Хорриган видел их, взмокший Лири, видел их тоже.
– Ты покойник, Митч, – сказал Хорриган.
– Заткнись! – Лири еще сильнее прижал револьвер к шее Хорригана и поволок его к площадке лифтов.
– А президент-то жив, Митч, – сказал Хорриган. – Элвис теперь далеко.
– Заткнись, Фрэнк!
Лири подобрался спиной к лифту, прикрываясь Хорриганом, как щитом, и нажал на кнопку вызова так, словно раздавил большого клопа. Ему казалось, что этот шум и суета только привиделись ему: и вспышки камер, и телевизионные юпитеры, нацеленные в него, и Лилли, раздающая агентам приказы…
– Ты настоящий гвоздь программы, – заметил Хорриган, превозмогая дикую боль, его ребра сотрясались при каждом слове. – Не моргай. Это твои пятнадцать минут славы…
– Ты сегодня заткнешься, Фрэнк!?
Хорриган заметил снайпера, занявшего позицию сверху и ждущего своего момента. Хорриган склонил голову набок, открывая лучший прицел, но и Лири увидел его, среагировал и присел за своим заложником.
– Не умно, Фрэнк, – заметил он.
Хладнокровие не к добру вернулось к Лири.
Двери лифта открыли пустую кабину, и Лири, удерживая 38 калибр у самого горла Хорригана, вошел в него, пятясь вместе с пленником в объятиях.
Одновременно с этим стеклянная стена позади них треснула и посыпалась брызгами осколков под автоматным огнем из «узи», изрешетившим стекло со всех четырех сторон, и Лири тотчас развернул своего пленника, прикрываясь им. Ни одна из пуль не угодила в них, но дождь осколков осыпал Лири сильней, чем Хорригана, а одна из стекляшек вонзилась в щеку безумца.
Лири, удерживая Хорригана сзади, с револьвером у шеи агента и маленьким пистолетиком в другой руке, локтем нажал кнопку двадцатого этажа. Лифт, состоящий теперь из беспорядочно и угрожающе торчащих из рамы стальной клетки каркаса стеклянных осколков, поднялся над вестибюлем и заскользил по стене в наружном мире вдоль огромной башни с мириадами зеркальных окон в ночном прохладном воздухе, и огни города раскрывались над ними, как драгоценные камни, сверкающие на черном бархате.
Неожиданно Лири освободил Хорригана и оттолкнул его в другой конец кабины, где агент, врезавшись в стальное перекрытие, чуть не вывалился наружу, устояв с огромным трудом. На счастье руки его оказались там, где не было стекол, пара дюймов в сторону, и он пропорол бы ладони до кости.
Ребром своей левой кисти Лири нажал кнопку «Стоп».
И лифт остановился.
Неприятный подъем еще более усилил боль в грудной клетке Хорригана. Он задыхался, каждый вдох отдавался нестерпимой мукой. Его лицо залил пот, а может, и слезы – он не был уверен.
Прямо напротив него, против еще одной полустены разбитой кабины их лифта Лири прижался спиной к стальному перекрытию. Его фрак был разорван, лицо залито потом и, возможно, слезами, но еще и кровью, хлещущей из раны. Тыльной стороной ладони свободной руки Лири стирал ее, пачкая пальцы кровью.
Он смотрел на Хорригана в упор.
Ветер насквозь продувал изрешеченную кабину, свистел в трещинах и раскачивал осколки стеклянных стен. Было ощущение, что ты приложил ухо к морской раковине и слушаешь ее шум, в который зачем-то врываются сирены полицейских машин и крики снизу.
Но все это было внизу, а здесь, наверху, на своей половине лифта, рядом с безумцем, направившим на него его собственный пистолет, Хорриган почувствовал неожиданное и странное облегчение.
Умиротворение.
Покой.
Затем он вздрогнул от боли, и Лири спросил его, кажется, с искренним сочувствием:
– Ты в порядке, Фрэнк?
Ему больно было говорить, и Хорриган вздрогнул, но ответил:
– Нет, идиот. Ты сломал мне к черту ребра.
Мягкая улыбка Лири, казалось, гармонировала с посвистыванием ветра. Стеклянные пластинки подрагивали, как льдинки.
– Все еще не потерял бодрости духа, Фрэнк? Надеюсь, ты готов сыграть последний раунд…
– Игра окончена, – ответил он. – Президент в безопасности.
– Но ты-то нет. Правда, Фрэнк?
Это был его собственный маленький мир в этой маленькой разбитой коробочке вселенной, зависшей над городом. Лири казался тоже успокоенным, расслабленным, домашним. С кривой усмешкой он привстал на колени и положил оружие кремового цвета, из которого он стрелял в президента, на усыпанный стеклом пол кабины. Примерно в футе от себя.
Затем, потянувшись в сторону Фрэнка, он положил револьвер 38 калибра тоже на пол, но примерно в футе от агента.
Оглянувшись назад, он указал на пистолет, словно приглашая Фрэнка взять его.
Хорриган смотрел на кремовую смертоносную игрушку.
– Ты сделал эту штуку? Никакого металла для детекторов, техника конструктора моделей?
Немного гордясь собой, Лири кивнул.
– А как же ты пронес мимо всех патроны?
Лири опять улыбнулся, засунул руку в карман фрачных брюк и кинул Хорригану цепочку с ключами с кроличьей лапкой. Тот поймал, осмотрел и, отвернув металлическую крышку, заглянул в пазы для пуль.
– Очень хитро.
– Спасибо, Фрэнк. Насколько я помню, я еще ни разу не получал комплимента от тебя. А как ты? Как ты узнал о Джеймсе Карни?
Уголком глаз Хорриган заметил двух снайперов лос-анджелесского полицейского отряда, занимающих позиции на соседней крыше. Ему нужно было отвлечь Лири, поэтому он начал рассказывать.
– Телефонный номер – Скеллум. Я провел сегодняшний день в Юго-Западном банке и нашел твой счет.
– A-а, прекрасная работа.
Хорриган поднял кроличью лапку:
– Большей частью – удача.
– Это важно, Фрэнк. Удача. Судьба. Рок.
– Ты случайно не запел, а? Меня немножко продуло здесь на верхотуре.
– А почему ты подумал, что Джеймс Карни окажется среди вкладчиков фонда?
Хорриган пожал плечами, хотя лучше бы он этого не делал, боль опять пронзила тело.
– Твое понимание иронии, Митч. Твоя любимая битловская песня. Ты скрылся среди друзей президента, не так ли?
Улыбка Лири была восхищенной, его тон теплым:
– Мы сыграли фантастическую игру, Фрэнк, кроме шуток. Не думаю, что кто-нибудь еще сможет понять нас так, как мы понимаем друг друга.
Теперь и Лири заметил снайперов боковым зрением, и повернулся к ним, и поднял обе руки, демонстрируя беззащитность.
– Умный ход, – заметил Хорриган. – Теперь они не выстрелят в тебя, по крайней мере, не сразу.
Все еще держа руки вверх, Лири ответил:
– Верно. Они думают, что я сдался.
– Они ошибаются, или нет?
– Ты же знаешь, Фрэнк. Ты же так хорошо меня знаешь.
Лири опустил руки и посмотрел на Хорригана. Он сказал:
– Ты боишься умереть, Фрэнк?
– Нет.
– Это достойно восхищения или грусти?
– Полагаю, и того и другого.
– Почему… Разве у тебя осталось хоть что-то, ради чего стоит жить, Фрэнк?
– Моя дочь.
– Ты так редко ее видишь.
Он подумал.
– Я люблю играть на пианино.
Лири покачал головой:
– Этого недостаточно.
– Откуда ты знаешь? Ты играл на пианино?
– Ты ее любишь, Фрэнк?
– Кого?
– Ты знаешь, Лилли Рейнс. Свидание у мемориала Линкольна.
– Это чересчур лично, Митч.
– Между нами не может быть ничего чересчур, Фрэнк. Она внесла смысл в твою жизнь?
– Еще слишком рано. Но я скажу тебе, что вносило смысл в мою жизнь, ради чего я жил.
– Ради чего, Фрэнк?
Хорриган улыбнулся настолько холодно, насколько мог. А он мог.
– Чтобы остановить тебя.
Слова ошеломили Лири, но только на мгновенье. Затем он пожал плечами и кивнул.
– Это прекрасно, Фрэнк. Я рад за тебя.
Хорриган посмотрел на револьвер на усеянном стеклами полу и чуть-чуть подвинулся к нему.
Лири сделал то же.
Затем они оба откинулись назад, и Лири начал напевать песню «Битлз», номер два на компакт-диске. Его голос был мягок, меланхоличен и даже нежен.
Веришь ли ты в любовь с первого взгляда?
Да, конечно, именно так это всегда и происходит.
Что ты видишь, когда гасишь свет?
Я не знаю, но чувствую, что это мое.
Лири еще пел, когда Хорриган схватил револьвер с пола, движением столь же быстрым, сколь и осторожным, столь же плавным, сколько и неожиданным. И выстрелил.
Одновременно Лири рванулся к своему изобретенному оружию с единственной оставшейся пулей, и его пистолет оказался в руке почти одновременно с револьвером Хорригана, и два одновременных выстрела потрясли ночь и остатки стекол в лифте.
Хорриган отлетел назад, раненый в левое предплечье.
Но Лири получил пулю в грудь, примерно туда же, куда он попал Хорригану раньше, но на Лири не было жилета.
Сила удара от выстрела почти в упор отбросила Лири назад к каркасу, и сначала его руки цеплялись за металл, но потом они соскользнули и только две кисти держались за край пола лифта, пальцы, вонзившиеся в железо и стекло, но все же удерживавшие его.
На этот раз настигла очередь Митча Лири зависнуть над бездной.
С дымящимся револьвером в руке, еще не ощущая боли от раны, Хорриган подошел и посмотрел на своего противника, чье лицо было искажено болью, чья белая рубашка залита кровью, бьющей из тела, не желающего отдаться смерти.
Хорриган положил свой револьвер, наклонился вперед и протянул ему руку. Несмотря на боль, Митч сумел еще раз улыбнуться и покачать головой, отвергая предложение, а потом или силы покинули его, или он сам решил так, – его пальцы разжались, и он начал падать, по-прежнему глядя вверх и все так же мягко улыбаясь, становясь все меньше и меньше в глазах Хорригана.
Лири упал на спину на стальную опору крыши над стеклянным вестибюлем.
Хорриган стоял и смотрел вниз на искореженное тело, а ветер свистел сквозь разбитое стекло вокруг него. В соседней шахте еще один стеклянный подъемник неожиданно остановился напротив него, в нем была Лилли и два оперативника с автоматическим оружием.
Лилли положила свою ладонь на стекло лифта и прижалась к нему, как жена заключенного в день свидания. Ее лицо излучало мучение и радость, выражение, которое он мог бы сравнить…
Они смотрели друг на друга долго-долго. Улыбались. Кивали.
– Я не могу без тебя, Лил, – думал он. – Пожалуйста, люби меня всегда.
Он нажал кнопку первого этажа, и по пути вниз ветер взъерошил его волосы, и он еще раз внимательно посмотрел на Лири, на его странную улыбку. Несостоявшийся убийца приближался вместе с крышей, а потом исчез, остался наверху: всего лишь кровавое месиво, с которым уже не Хорриган, а кто-то другой будет иметь дело, убирая грязь.
В вестибюль, Хорриган, истекающий кровью, но непокоренный, вышел из лифта сам, без посторонней помощи, хотя медики, полицейские и его друзья-агенты окружили его. Он знал, что находится в шоке, но от этого ему было не легче, и он почувствовал, что кто-то из врачей берет его под руку и ведет его.
– На этот раз мы тебя не отпустим, – говорил ему молодой врач.
– Это еще одна шутка? – спросил он.
Щелканье и вспышки фотокамер, крики, сирены – все это смешалось в его глазах и ушах, и он удивился, что еще может идти. Врачи вели его в пункт помощи, и вдруг на пути его вырос сияющий Харри Сарджент в компании с фотографами.
– Рекламный трюк! – понял Хорриган.
– Прекрасно сработано, Фрэнк, – воодушевленно и горячо лопотал Сарджент, протягивая руки. – Президент просил меня передать тебе лично, что…
– Извини, что я опять перестарался, Харри, – сказал он, минуя обе руки Сарджента и фотографов, позволив врачам увести его в палату, где он сразу же потерял сознание.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Несколько дней спустя, сойдя с трапа самолета, Хорриган с перевязанной левой рукой через ворота для прибывающих в аэропорт Даллес прошел вместе с Лилли, идущей справа и несущей обе их дорожные сумки. Они выглядели обыденно в своих свитерах и свободных брюках и не обращали внимания на возню прессы, яркие огни телевизионных установок и скороговорку репортерши, той же самой телеведущей, которая засняла на пленку его промах с тем посыльным из «Бонавентуры».
– Агент Хорриган, почему вы уходите из Секретной службы прямо накануне вашего величайшего триумфа?
Он остановился, чтобы ответить на вопрос. Зачем гнать их? В конце концов, это были его пятнадцать минут славы.
– Я ненавижу работу за столом, и я слишком стар для того, чтобы бегать рядом с лимузином. И спасибо вам, ребята, что делаете меня знаменитым. Теперь я абсолютно бесполезен для работы под прикрытием.
Еще один репортер спросил: «Каковы ваши планы?»
– Немного поиграю на пианино в баре на углу, поживу немного на пенсию, пока не женюсь на этой женщине, а затем буду жить с ней.
– Вы помолвлены?
– Это сложно, – ответил он. – И если Секретная служба знает, как делать что-то, то она держит это в секрете.
Больше он ничего не добавил.
Сэм Кампанья встретил их сразу же после того, как они миновали заслон прессы.
– Как ты себя чувствуешь, Фрэнк?
– Было хуже.
Глаза Кампаньи смеялись:
– Наконец послушался моего совета и уходишь!
– Ухожу.
– Ладно, но лучше подожди до следующей недели.
– Это почему?
– Государственный казначей приготовил для тебя кое-какие подарки и собирается их вручить: медаль Секретной службы «За Доблесть» и специальную премию Государственного казначейства.
Лилли сжала его здоровую руку. Он улыбнулся ей. Она улыбнулась ему, откровенно гордясь им. Для него это были самые высокие награды, которые можно было получить в их профессии, что и говорить, завидный венец любой карьеры.
– Ладно, а как насчет чертова президента? – грубовато спросил Хорриган. – Знаешь ли, я спасал жизнь не Государственного казначея.
Кампанья ухмыльнулся и указал пальцем через левое плечо:
– Он прислал свой лимузин, чтобы ты покатался».
– Хорошо, – согласился Хорриган. – Ты же знаешь, что я недолюбливаю общественный транспорт.
Вскоре он уже сидел на просторном заднем сидении президентского лимузина, и Лилли прижалась к нему, положив руку ему на бедро.
– Что если нам поездить по городу ночью? – спросила она. – У нас и машина, и шофер…
– Капитальное предложение, моя дорогая, – заявил он, ехидным тоном Ч.Филдса, – но давай, я сперва приму душ.
Она впервые появилась в его квартире, и для него это было потрясением. Она обнаружила картину полной разрухи, и на его предложение: «Чувствуй себя, как дома», она ответила: «Не думаю, что такое возможно».
Она помогла ему сменить повязку в ванной, которая, честно говоря, тоже нуждалась в женской руке. Или, точнее, в человеческой руке.
– Жить со мной – не сахар, – заметил он.
– О, я думаю, со мной – тоже.
– Почему ты так думаешь?
– Я знаю людей, – заявила она с нехорошей улыбкой. – За это мне платят деньги.
Он одевался, натягивал брюки, а она тем временем рассматривала его джазовые диски. На столе возле кресла автоответчик ровно мигал своим желтым глазком.
– Не можешь нажать вот на ту кнопку? – спросил он.
Она нажала. Пленка перемоталась назад, и знакомый, тихий, шепчущий голос заговорил:
– Привет, Фрэнк…
Лири.
Хорриган застегнул брюки и вошел в свою маленькую гостиную. Лилли сидела прямо, ладонь у рта, лицо, замершее в шоке.
– Когда ты услышишь это, Фрэнк, наша игра уже закончится. Президент, вероятнее всего, мертв. Я тоже. Это ты убил меня, Фрэнк? Кто победил в нашей игре? Хотя это и не важно…
Она встала и обняла его, и он заботливо гладил ее по спине и говорил:
– Помоги мне надеть рубашку. С этой чертовой рукой мне нужна маленькая помощь…
Она помогала ему, а голос Лири продолжал:
– Между друзьями не столь важно, кто выиграл, а кто проиграл, главное, как ты сыграл свою игру. И теперь игра кончена, и я беспокоюсь о тебе, Фрэнк.
Хорриган сам завязал галстук, но без Лилли не смог расправить его.
А Лири все говорил:
– Я беспокоюсь о том, что без меня в твоей жизни тебе незачем будет жить вовсе. Настало время подвести итоги, Фрэнк, но у тебя не было жизни для этого. Как грустно.
– Китайский? – спросил он.
– Непременно! – она надела ему пальто. – После ужина мы сделаем сентиментальную остановку, хорошо?
– Конечно, – ответил он.
А Лири говорил:
– Ты хороший человек, Фрэнк. А хорошие люди, как ты, как я, обречены на одиночество…
– Черт с ним! – не выдержал Хорриган, и магнитофон продолжал крутиться, когда они вышли из дому рука об руку.
Они не слышали, как Лири закончил:
– Желаю тебе всего наилучшего, Фрэнк. Надеюсь, что годы пройдут, и время от времени ты будешь думать обо мне, и тогда, когда ты сделаешь это, ты поймешь меня. Прощай… и удачи тебе.
После ужина они сидели вместе на ступеньках Линкольновского мемориала, прислонившись к колонне. Здоровой рукой Хорриган обнимал плечи Лилли, ее голова покоилась на его груди. Они согревали друг друга.
В Вашингтоне, округ Колумбия, стояла прекрасная ночь, но воздух был слишком свеж.