Текст книги "На линии огня. Слепой с пистолетом"

Автор книги: Макс Аллан Коллинз

Соавторы: Честер Хеймс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

– Почему бы нет? Если человек помер, то его надо похоронить.

– Меня интересует другое: кто его убил? – продолжал Могильщик, обращаясь к остальным.

– Я видел, как шептались белый и черный.

– Где?

– На Восьмой авеню, около пятнадцатой улицы.

Гарлемцы всегда опускают сотню, называя улицы, поэтому Сто десятая улица у них идет как десятая. Сто двадцать пятая, как двадцать пятая, а Сто пятнадцатая, как пятнадцатая. Вроде бы получалось не совсем точно, но зато всем понятно.

– Когда же, сестренка?

– Ой, не помню, позавчера вечером, кажется.

– Ладно, забудем об этом факте. Идите спать.

В толпе произошло шевеление, но никто не ушел.

– …! – выругался кто-то.

– Подмога не торопится, – заметил Эд Гробовщик.

Могильщик начал предварительный осмотр трупа. На тыльной стороне левой кисти он обнаружил порез. Более глубокий порез имелся на ладони правой руки между большим и указательным пальцем.

– Он пытался парировать удар, потом схватил нож за лезвие – прокомментировал Могильщик. – Похоже, он не очень испугался.

– Почему ты так думаешь?

– Господи, если бы он бросился бежать, если бы стал уворачиваться, то порезы были бы на предплечьях и на спине, разумеется, если бы сперва ему не перерезали глотку. Но ты сам видишь, что это случилось уже потом.

– Ясно, Шерлок Джонс. Тогда скажи мне вот что. Почему его половые органы целы и невредимы. Если это преступление на сексуальной почве, им должно было крепко достаться.

– Почему ты думаешь, что это преступление на сексуальной почве? Почему не просто ограбление?

– Не станете же вы отрицать, коллега, что на человеке не оказалось штанов?

– Правильно, но это же Гарлем. Для начала я бы вообще не пускал сюда этих остолопов – несутся навстречу опасности…

– Мало им нашей кровушки, – раздался голос из гущи толпы, и ответом ему стал неразборчивый ропот.

Гробовщик обернулся и неожиданно рявкнул:

– А вы лучше мотайте отсюда подобру-поздорову, а то белая полиция оторвет вам задницы.

Послышался нервный топот, словно в темном лошадином стойле, затем кто-то сказал:

– За что отрывать-то? Я например здесь живу.

– Дело хозяйское, – равнодушно отозвался Гробовщик. – Только не говорите, что я вас не предупреждал. Могильщик пристально посмотрел на тротуар, на мостовую, где в увеличивающейся лужи крови лежал труп. Фары их плимута четко высвечивали этот кусок улицы до линии полуразвалившихся домов, некогда находившихся в частном владении. Толпа расположилась на другой стороне улицы за черной машиной детективов. Лица оставались в тени, и лишь виднелась стена из ржаво-коричневых ног с огромными черными ступнями. Типичная гарлемская улочка, мелькнуло в голове у Могильщика, черные лапы и черная кровь. И еще покойничек. На сей раз белый, а вообще-то обычно бывает такой же черно-коричневый, как ноги тех, кто собрался на него поглазеть. Сколько же он видел вот таких покойников на улице. Невозможно точно сосчитать. Он только помнил, что почти все они были черные. Вот так лежали они на грязных тротуарах и мостовых, среди плевков, оберток из-под конфет и мороженого, старой жвачки, сигаретных окурков, обрывков газет, объеденных костей, собачьего помета, подтеков мочи, пивных бутылок, банок из-под помады для волос, в пыли и грязи, овеваемые всеми ветрами.

– Все есть, только нет старых презервативов, – заметил он, поглядывая на освещенное пространство.

– Наши женщины очень азартны, – отозвался Гробовщик. – Секс им не в радость, если нет риска.

– Это точно, – согласился Могильщик. – Но ты погляди по сторонам и увидишь, сколько раз они ошибались.

Раздался вой сирены.

– Наконец-то, – сказал Гробовщик.

Толпа зашевелилась.

ИНТЕРЛЮДИЯ

– Нравится? – спросил доктор Мубута.

– Просто прелесть, – ответила белая женщина.

– Заверните его и забирайте с собой, – сказал доктор Мубута и на лице его появилось подобие ухмылки.

Женщина густо покраснела.

Доктор Мубута подозвал кретина. Тот был вполне готов завернуть спящую прелесть в простыню и выдать кому положено.

– Вынеси к машине и положи в багажник, – распорядился доктор Мубута. Затем, обернувшись к смущенной, утратившей дар речи миссис Доусон, он сказал: – Теперь, мадам, он на вашей ответственности. Я надеюсь, что как только вы повнимательнее вглядитесь в это чудо и удостоверитесь, что это не обман, вы перешлете мне, необходимые денежные средства.

Она быстро закивала головой и вышла. Они смотрели ей вслед и молчали. Никто из прохожих даже не обернулся и не остановился посмотреть на кретина с заячьей губой, когда он укладывал нечто завернутое в простыню в багажник роскошного кадиллака с кондиционером. Это происходило в Гарлеме, где ничему удивляться не приходится.

ГЛАВА ПЯТАЯ

– Вы пытались перехитрить белых, но из этого ничего не вышло, потому как они похитрее вас, – вещал нараспев доктор Мубута. Его тяжелая нижняя челюсть совершала мерные движения, напоминавшие непристойно покачивающиеся бедра шлюхи. Затем все снова обратились в слух. Они удивительно походили на пассажиров автобуса, несущегося неизвестно куда и готового в любой момент покинуть грешную землю.

У доктора Мубуты опять сделался отсутствующий взгляд, словно он высказал самое сокровенное и теперь мог успокоиться.

– Вы все поддакивали белым, а теперь они вам поддакивают, и нельзя понять, кто кому поддакивает сильнее…

– Дерьмо! – отчетливо произнес кто-то из собравшихся, но все по-прежнему продолжали глядеть, как загипнотизированные, на нижнюю челюсть доктора, исполнявшую танец живота. Сам оратор был незаметным, словно серая тень в ярко освещенной комнате.

– Вы слышали выстрелы? – осведомился оратор, проигнорировав восклицание.

Вопрос носил явно риторический характер. Все прекрасно слышали выстрелы и знали, что это бушует черная молодежь на Седьмой авеню. Ответ тут не требовался.

– Кидают камнями в полицейских, – нараспев протянул доктор Мубута. – Словно полицейские сделаны из стекла.

Он немного помолчал, словно ожидая откликов на эту реплику, но ответом ему было молчание. Никто не понимал, к чему клонит доктор, хотя и без него было ясно, что полицейские не сделаны из стекла.

– Я нашел решение Негритянской Проблемы! – провозгласил доктор Мубута. Он снова сделал паузу, но никто не осведомился, в чем же заключается это решение. Тогда он сказал сам: – Мы переживем этих белых. Пока они на все лады выдумывали новые способы вызывать смерть, я размышлял о том, как удлинить жизнь. Они будут умирать, а мы жить вечно, и старейший среди вас, мистер Сэм, доживет до того дня, когда чернокожее население составит на этой земле большинство.

Белая девочка-подросток уставилась на доктора Мубута так, словно была готова умереть за дело черных в любую секунду. Иначе был настроен Джонсон Икс, водитель мистера Сэма. Он был не в силах сдержать свои чувства.

– Офонареть! – крикнул он, и трудно было понять, что это: восклицание или приказ. – Офонареть! Неужели кто-нибудь в здравом рассудке с необходимым количеством шариков в башке, правильно привинченной к шее, я, вы, они – все вокруг готовы поверить в эту дерьмовую чушь?! – Его отвисшие губы выбрасывали каждое слово вместе с брызгами слюны. Они открывали и закрывали белые передние зубы словно затвор камеры, фотографирующей ракеты, посланные в космос.

Я верю в это, – прохрипел мистер Сэм, глядя на Джонсона своими мутными старческими глазами.

– Ты?! – воскликнул Джонсон Икс, не веря своим ушам. Слово прозвучало как обвинение.

Все уставились на мистера Сэма, словно ожидая дальнейших признаний.

– Негры готовы поверить во что угодно, – фыркнула Виола. Никто не возразил ей.

Джонсон Икс презрительно посмотрел на мистера Сэма через толстые стекла очков в черной оправе. Это был высокий угловатый человек в шоферской униформе. Маленький бритый череп, органично переходящий в огромный нос, придавал ему сходство с черепахой, которая надела очки, чтобы выдать себя за человека. Он бывал невыносим, но в глупости его никто не решился бы упрекнуть. Он был друг мистера Сэма.

– Мистер Сэм, – говорил между тем он, – я скажу тебе это прямо в лицо. Ты псих. Ты утратил весь свой ум, с каким появился на свет Божий.

На сморщенном лице мистера Сэма глаза превратились в молочно-голубые щелочки.

– Люди знают далеко не все, – прошептал он.

– Я помогаю старым и немощным, – упорствовал доктор Мубута. – Я омолаживаю престарелых.

– Чушь! А ты, мистер Сэм, посмотри на себя. Тебе девяносто лет.

– Больше, – поправил его мистер Сэм.

– Вот видишь: даже больше. Ты почти весь уже в могиле, а все балуешься с женщинами. Ты балуешься с ними шестьдесят пять лет.

– Куда дольше.

– Ты сводничал и держал бордель с незапамятных времен. С тех пор, как только услышал, что это дело выгодное…

– Дешево купить, дорого продать всегда выгодно, как говорят евреи.

– Всю свою жизнь ты жил с женщинами и еще не насытился. Тебе скоро стукнет сто, а ты хочешь пойт! против установленного Создателем порядка.

– Вовсе нет.

– Вовсе нет? – Джонсон Икс с трудом сдерживал себя. – Мистер Сэм, ты в Бога веришь?

– А то как же! Я верю в него вот уже шестьдесят девять лет. Я поверил в него, когда ты еще не родился.

Джонсон Икс был в замешательстве.

– А ну-ка, еще разок. Что-то я не понял.

– Господь заботится о тех, кто сам о себе заботится. Джонсон Икс выпучил глаза и гневно закричал:

– Выходит, ты всю жизнь мошенничал, воровал, обманывал, а теперь еще ждешь, что о тебе позаботится Господь?

– Никто как Бог, – нараспев произнес доктор Мубута словно сочтя, что хватил через край, добавил: – Разве что деньги.

– Возьмите вон тот чемоданчик, – прохрипел мистер Сэм.

Доктор Мубута взял небольшой кожаный саквояж, стоявший рядом с его докторским чемоданчиком.

– Загляни в него, – распорядился мистер Сэм. Доктор Мубута послушно заглянул внутрь, и впервые его лицо и впрямь изменилось, а глаза чуть не полезли на лоб.

– Что ты там увидел? – не унимался мистер Сэм.

– Деньги, – ответил доктор Мубута.

– Как, по-твоему, этих денег хватит, чтобы стать Богом?

– Похоже, да. По-моему, это очень большие деньги.

– Все, что у меня есть.

Ван Рафф встал. Виола заволновалась.

– И деньги эти твои, – сообщил мистер Сэм доктору.

– Ничего подобного, – возразил Ван Рафф.

– Я пошел за полицией, – объявил Джонсон Икс.

– Сядь! – прохрипел мистер Сэм. – Это я вас проверял. Там просто бумага.

Лицо доктора Мубута захлопнулось, словно Библия.

– Я хочу взглянуть, – сообщил Ван Рафф.

– Ну так деньги это или нет? – осведомился доктор Мубута.

– Это пора прекратить, – подала голос Анни. – Все это нехорошо.

– Занимайся своими делами, – огрызнулся ее муж.

– Извини, что еще живу, – отозвалась она, кидая на него испепеляющий взгляд.

– Его надо посадить в дурдом, – сказала Виола. – Он псих.

– Я все-таки взгляну, – сказал Ван Рафф, вставая и направляясь к саквояжу.

– Я вас всех вывел на чистую воду, – сказал мистер Сэм.

– Теперь, когда все высказались, могу ли я продолжать? – осведомился доктор Мубута.

– Плюнь! – сказал Джонсон Икс Ван Раффу. – Все равно саквояж никуда не убежит.

– Черта с два, – угрюмо пробормотал Ван Рафф, неохотно возвращаясь к себе на место.

Ни одна из девочек-подростков не вымолвила ни слова.

В напряженном молчании доктор Мубута открыл свой чемоданчик, извлек из него банку с мерзкого вида жидкостью и поставил ее на столик у кровати мистера Сэма. Все подались вперед, вглядываясь в мутно-белую жижу.

Мистер Сэм вытянул шею, выпучив блестящие старческие глаза, напоминая любопытного петуха с тощей шеей.

– Это оно и есть? – спросил он.

– Это оно и есть.

– И я стану молодым?

– Для того оно и сделано.

– А что это в ней такое мутно-белое?

– Альбумин. Это примерно то же, что и основа сперм!

– А что такое сперма?

– То, чего у тебя нет.

Внезапно с белой девочкой-подростком сделалась истерика. Она захохотала и долго смеялась, согнувшись чуть н пополам, побагровев лицом. Все уставились на нее, а когда она пришла в себя, снова воззрились на банку.

– А это что за черные шарики такие там плавают? – продолжал допрос мистер Сэм.

– Это только на вид они черные шарики, а вообще это взято у бабуина, самого сексуального из двуногих.

Веки мистера Сэма дернулись.

– И это взяли у живого бабуина?

– Живого и здорового.

– Неплохо! Но ему это не понравилось?

– А тебе бы понравилось, если бы у тебя такое взяли полсотни лет назад?

– М-да. А что это такое похожее на перья?

– Это и есть части перьев. С бойцового петуха, который оплодотворял яйца с расстояния в три фута.

– Я знал одного человека, – так женщины беременели от одного его взгляда.

– У него был похотливый глаз. Сюда добавлен один такой.

– Так, так. Да тут, значит, все на свете. Шарики, перышки, глазки и так далее? А это что за странные штучки?

Детородные органы орлов, кроликов и моллюсков.

Доктор Мубута сообщил все это и глазом не моргнув. Зато у его слушателей глаза полезли на лоб. Учитывая особые обстоятельства – Гарлем, жару, освещение, – они миновали порог рационального мышления. Это оказалось не трудно. Теперь можно было поверить и в омоложение, и в грядущее равенство всех народов.

– Лихая смесь, – отозвался мистер Сэм. – Жуть, что получится, если все составные части начнут работать одновременно. Ну, а что это такое склизкое и черное на самом дне?

– Секрет, – отвечал доктор Мубуту, невозмутимый, как сова.

– Секрет? А по-моему, свиное дерьмо.

– Это вещество приводит в действие все остальные компоненты, и они заряжают половые железы – так же как заряжают севшую батарею.

– Вот, значит, как?

– Вот, значит, так.

– А как это называется?

– Спермоэлексир.

– Красиво звучит. А он подействует?

Доктор Мубута презрительно посмотрел на мистера Сэма.

– Ты сам знаешь, что спермоэлексир подействует, иначе бы не вызвал меня и не был бы готов заплатить мне, несмотря на все свое скупердяйство.

– Я знаю лишь то, что слышал, – недовольно отозвался мистер Сэм.

– Ты слышал! – презрительно повторил доктор Мубута. – Ты видел людей, на которых он подействовал. Ты шептался, выспрашивал, шпионил за моими клиентами с того самого дня, как я вернулся из Африки.

– Мне стыдно за тебя, мистер Сэм! – негодующе воскликнул Джонсон Икс. – Ты всегда был известен как человек, живущий в свое удовольствие. Ты никогда никому не завидовал. А теперь ты сидишь на мешке денег, какой заработал на том, что другие совершали грех, и так завидуешь всем остальным, кто получает плотские удовольствия, что готов отдать свое состояние, лишь бы снова получить возможность грешить, хотя ты стар, как не знаю кто…

– Дело не в этом, – возразил мистер Сэм. – Просто я хочу снова жениться.

– А я его невеста, – вдруг сообщила белая девочка-подросток. Это хладнокровное сообщение, переданное голосом с интонациями, вызывающими в памяти хлопковые поля Юга, произвело эффект разорвавшейся гранаты и удивило присутствующих не меньше, чем чудодейственный спермоэлексир.

Виола так побагровела, что стала похожа на огромного насосавшегося крови клопа.

– Ты дрянь! – взвизгнула она, но кого именно имела в виду, не уточнила.

– Не волнуйся, это он просто так говорит, – попытался успокоить ее Ван Рафф, хотя сам взволновался не на шутку.

Что касается Анни, то она вдруг страшно застыдилась. Заметив это, Дик резко сказал:

Он, значит, помолодеет, и сделается слишком хорош для своей расы.

Внезапно маска отрешенности упала с лица доктора Мубуту. Вид у него сделался чрезвычайно глупый.

– Ха, значит, ты решил жениться на этой молодой особе?

– А что в ней плохого? – с вызовом спросил мистер Сэм.

– С ней-то все в порядке, а вот с тобой, не знаю. – Боюсь, тебе понадобится куда больше эликсира, чем я предполагал.

– По-твоему, я об это не подумал?

– Более того, – продолжал доктор Мубута, – если Гарлемская молва не врет, а с чего ей тут врать, то у тебя, насколько я понимаю, уже есть одна жена. А на двух жен тебе этого эликсира будет маловато.

– Ну так дай эликсиру и моей старухе, – предложил мистер Сэм. – Глядишь, помолодеет и пойдет торговать собой.

Белая девочка-подросток снова истерически захохотала.

Тут Виола выхватила из своей сумочки кнопочный нож, щелкнула лезвием и двинулась к девочке. Ван Рафф так опешил, что не смог пошевелиться. Девочка бросилась за кровать мистера Сэма, словно он мог ей помочь. Но Виола изменила направление атаки и двинулась на мистера Сэма. Доктор Мубута обхватил ее сзади за талию. Джонсон Икс двинулся в их сторону. Ван Рафф вскочил на ноги. Виола попыталась ударить ножом доктора Мубуту, он подставил руку, и его ладонь обагрилась кровью. Он попытался завладеть саквояжем, но тут Ван Рафф со словами «Нет! Не выйдет» выхватил саквояж у него из руки. В этот момент Виола ударила доктора Мубуту ножом в спину. Но этого оказалось недостаточно, чтобы помешать ему перейти в наступление. С налитыми кровью глазами, он протянул окровавленную руку и выхватил у нее из руки нож, словно сосульку. Ее серые глаза расширились от гнева и ужаса, рот раскрылся было в крике, обнажив розовую глотку, но крикнуть она не успела. Доктор Мубута ударил ее ножом в сердце, а затем сразу же ударил и Ван Раффа, на сей раз в голову. Лезвие сломалось о череп: Ван Рафф вдруг на глазах постарел лет на сто, лицо его исказилось гримасой боли и ужаса, и саквояж выпал из его разжатых пальцев на пол.

Кровь текла из спины и руки доктора Мубуты, словно открылись все его вены и артерии, но он схватил саквояж и ринулся к двери. Дик и Анни исчезли, а Джонсон Икс стоял, крестообразно раскинув руки лицом к выходу. Доктор Мубута ударил его в спину сломанным лезвием и тот полетел в столовую, словно ракета. Доктор Мубута оставил нож в спине Джонсона Икса и бросился к кухонной двери. Дверь открылась сама собой и на пороге появился невысокий черный человек в красной феске.

В руке у него был нож с длинным лезвием. Доктор Мубута остановился, как вкопанный, но это ему не помогло. Черный человек в красной феске умело обращался с холодным оружием: не успел доктор Мубута и пикнуть, как нож вошел ему в сердце.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

На перекрестке 135-й улицы и Седьмой авеню на перевернутой бочке стоял человек и монотонно взывал:

– Власть черным! Власть черным! Так или не так? Так или не так? Мы пройдем сегодня… Когда святые в рай. Да мои дорогие. Сегодня мы пройдем маршем…

С его губастого рта во все стороны летели брызги слюны. Вислые щеки ходили ходуном. Коричневая кожа покрылась каплями пота. Красные глаза смотрели устало.

– Мистер Чарли боялся власти черных с сотворения мира. Потому-то Ной во времена потопа и отвез нас в Африку. И мы смеялись, чтобы не плакать..

Он вытер лоб красным платком, рыгнул и судорожно сглотнул, застыв с опустошенным взглядом и открытым ртом, словно ожидая, когда придут нужные слова.

– Не могу, – прошептал он. – Нет сил. – Но никто его не услышал, никому до него, собственно, не было дела. Он еще раз судорожно сглотнул и завопил: – Сегодня или никогда. Вперед в охоту на белого кита. Вы понимаете меня, ребята?

Это был большой, полный мужчина. Была ночь, но жара стояла как днем, разве что было не так светло. Его белая рубашка с короткими рукавами промокла насквозь. Его черные шерстяные брюки промокли у пояса, словно его большой живот начал вдруг таять или плавиться.

– Хотите хороший дом? Идите охотиться! Хотите хорошую машину? Идите охотиться! Хотите хорошую работу? Идите охотиться. Его курчавые волосы взмокли. Для такого крупного полного мужчины, которому самое место за покерным столом, он был чересчур взбудоражен. Он размахивал руками, словно мельница крыльями. Он приплясывал, он боксировал с тенью. Он вопил, брызгая слюной:

– Охота на кита! На кита! На кита! Эй, белые, сила за нами! Мы черные, мы сила!

Вокруг собралась толпа гарлемцев, одетых по-праздничному. Они стояли и на тротуаре, кое-кто вышел на мостовую, мешая движению. Их цветастые наряды напоминали по колеру южноамериканские джунгли. Казалось, дело происходит на берегах Амазонки, усеянных экзотическими цветами, орхидеями всех видов. Впрочем, в отличие от орхидей, гарлемцы не безмолвствовали.

– О чем это он? – спросила высокая желтая цыпочка с рыжими волосами и в зеленом халате, едва прикрывавшем ягодицы, у высокого худощавого чернокожего с чеканными профилем.

– Помолчи, дай послушать, – прикрикнул он на нее, и в его миндалевидных глазах вспыхнула ярость. – Он говорит о том, что такое власть черных.

Она удивленно посмотрела не парня большими зелеными в коричневую крапинку глазищами.

– Власть черных? А мне-то что до нее. Я не черная.

Его красивые губы сложились в презрительную усмешку:

– Ну и кто же в этом виноват?

– Черные – это сила. Вперед же, в бой!

Когда миловидная шоколадная мисс подошла к группу весельчаков у отеля «Парадайз» повторяя: «Пожертвуйте на борьбу, джентльмены, один курчавый шутник в красной шелковой рубашке с длинными рукавами нахально спросил: «На какую, дьявол, борьбу? Если у черных та-; кая сила, то зачем же еще воевать. Почему бы. черной силе не пожертвовать что-то мне?

Коричневая мисс оглядела шутника и его друзей с головы до пят и невозмутимо ответила:

Ступай к своим белым шлюхам. Мы, черные женщины, будем драться.

– Ну, так и давай, дерись, – буркнул шутник, отворачиваясь. – В этом-то ваша беда. Вы, черные бабы, только и знаете, что деретесь.

Но другие молодые женщины, занимавшиеся сбором пожертвований, действовали успешнее. Среди отдыхающих было достаточно людей серьезных, сознающих важность фонда борьбы. Они верили в лозунг «Власть черным». По крайней мере ни во что другое они уже давно не верили. Все остальное успеха не принесло. Они бросали в корзинки монеты и бумажки. В конце концов мало ли на что уходят деньги: на квартплату, церковь, еду, выпивку. Так чем хуже «власть черным»? Что они от этого потеряют? Ничего. А глядишь, вдруг что-то и выиграют. Кит проглотил Иону. Моисей сделал сушею Красное море. Христос восстал из мертвых. Линкольн освободил рабов. Гитлер убил шесть миллионов евреев. Африканцы пришли к власти – по крайней мере, кое-где в Африке. Русские и американцы запускали спутники на Луну. Какой-то чудак изготовил искусственное сердце. Так что ничего невозможного нет.

Молодые сборщицы опрокидывали содержимое своих корзинок в позолоченный бочонок с флажком «власть черным». Он стоял на столике рядом с бочкой оратора. За столиком восседала полная, суровая седовласая матрона в черном форменном платье с золотыми пуговицами и золотой оторочкой. Казалось, платье вот-вот загорится. Опустошив корзинки, сборщики снова возвращались собирать пожертвования,

Оратор же продолжал неистовствовать: черная сила. Опасная, как темнота, загадочная, как ночь. Наше наследие. Наше прирожденное право. Хватит нам мыкаться на привязи в большом коралле.

– Парень что-то совсем зарапортовался, – шепнул один черный собрат другому.

Те немногие белые, что с трудом продвигали свои автомобили через толпу, высыпавшую на Седьмую авеню, приоткрывали окна, но услышав слова «Власть черным», спешно нажимали на акселераторы.

Впрочем, толпа вела себя дисциплинированно. На улице виднелись полицейские патрульные машины, но блюстителям порядка пока делать было нечего, разве что уклоняться от испепеляющих взглядов. Большинство полицейских было белыми, хотя многие из них заметно покраснели, слушая вопли оратора с монотонными заклинаниями «Власть черным».

Черный сверкающий кадиллак подъехал к тротуару и остановился там, где парковка была строго запрещена и находилась остановка городского автобуса, в двух шагах от бочонка оратора. Впереди сидело двое грозного вида чернокожих в черных кожаных куртках и фуражках, какие носили боевики организации «Власть черным». Они сидели неподвижно, с каменными лицами. На заднем сиденье расположился статный пожилой седовласый чернокожий. Он сидел между двумя худощавыми коричневыми молодыми людьми, одетыми, как одеваются священники. У седовласого была гладкая бархатистая черная кожа, которую, казалось, недавно обработал массажист. Седые курчавые волосы были коротко подстрижены, светло-карие глаза смотрели из-под тяжелый черных бровей на удивление по-молодому. Длинные черные ресницы придавали взгляду сексапильность. Но тем не менее ни в его внешности, ни тем более в поведении не было ничего, что напоминало бы томную расслабленность. Он был одет в темно-серый летний костюм. На нем были черные ботинки, темный галстук, белая рубашка и ни каких украшений – цепочек, колец, перстней. Часов и тех не было. Он держался спокойно, властно, в глазах мелькало что-то напоминавшее снисходительность, но губы были плотно сжаты.

Одетый в кожу негр выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Сначала вышел одетый как священник, за ним седовласый.

Оратор оборвал свою речь на полуслове и спустился с бочонка. Он подошел к седовласому с таким почтительным видом, что просто не верилось, как он мог минуту назад громогласно прославлять власть черных. Он даже не осмелился обменяться с седовласым рукопожатием.

– Доктор Мур, – забормотал он, – меня надо бы сменить. Я весь выдохся.

– Поработай еще, Джей, – отозвался доктор Мур. – Скоро тебя сменит Эл. – Голос у него был ровный, произношение четкое, манера говорить приятная, но за этим стояла непреклонная властность.

– Я жутко устал, – пожаловался Джей.

Доктор Мур резко посмотрел на него, потом смягчился и похлопал по плечу.

– Мы все устали, сын мой, – сказал он, – потерпи еще немного, и сможешь отдохнуть. Если еще хоть одна живая душа, – тут для выразительности он поднял палец, – уяснит что к чему, труды наши не пойдут прахом.

– Есть, сэр, – кротко отозвался толстяк и опять взгромоздился на бочонок.

– Так, а что у вас, сестра Зет, – обратился доктор Мур к матроне в черном, восседавшей у золоченого бочонка с флажком «Власть черным».

Она улыбнулась, и во рту ее вспыхнуло золото.

– Бочонок полон почти доверху, – сообщила она.

Доктор Мур с каким-то сожалением поглядел на ее золотые зубы, затем кивнул своему похожему на духовное лицо спутнику. Тот открыл багажник машины и вынул большой кожаный чемодан. Кожаный тип взял бочонок и высыпал из него пожертвования в чемодан, в котором уже имелся достаточный запас монет и купюр.

Гарлемцы взирали на эту процедуру в полном молчании.

Полицейские из участка на 135-й улице бросали на чемодан любопытные взгляды, но оставались на местах. Никто не обратил внимания на то, что лимузин нарушил правила парковки. Никто не поставил под сомнение право доктора Мура забирать деньги. Никто не заподозрил во всем этом чего-то странного. И тем не менее очень многие черные и все до единого белые полицейские понятия не имели о том, кто такой доктор Мур и чем он занимается. У него был такой убедительный авторитетный вид, что никому и в голову не приходило оспаривать его право забирать пожертвования, да и черный лимузин кадиллак, заполненный людьми в черной форме – даже если двое выглядели как священники, – сразу ассоциировался с движением «Власть черным».

Когда доктор Мур снова занял место в машине, он сказал водителю через переговорное устройство:

– Поезжай в центр, Би. – Потом, глянув на затылок водителя, поправился. – Нет, кажется, ты Си.

– Шофер обернулся и сказал:

– Да, сэр, я Си. Би умер.

– Умер? Когда же? – в голосе доктора сквозило легкое удивление.

– Два с лишним месяца назад.

Доктор Мур откинулся на подушки сиденья и вздохнул.

– Жизнь коротка, – заметил он.

Остаток пути они провели молча. Они остановились на Ленокс-авеню в квартале, где жили представители среднего класса. Дом был высокий, семнадцатиэтажный, из красного кирпича, в форме буквы U. Сквер перед домом был разбит так недавно, что трава еще толком не выросла, а у только что посаженных деревьев и кустов был увядший вид, словно они выдержали страшную засуху. В центре скверика была детская площадка с горками, качелями и песочница. Все было такое новенькое, что, казалось, никаких детей тут не было и быть не могло.

На той стороне Ленокс-авеню в направлении Седьмой тянулись традиционные трущобы с квартирами, полными крыс и без горячей воды. На первых этажах размещались супермаркеты, грязные витрины которых были украшены плакатами выполненными от руки: «ОКОРОК КОПЧЕННЫЙ 55 центов/фунт – разреш. правом США», «Дезодорант «Голубой лед» – 79 ц.», «Калифорнийский виноград без косточек 49 ц/ф», «Королевские крабы» 49 ц/ф», «Мороженые потроха и прочие деликатесы». Галантерейные магазинчики с россыпями ниток, иголок, булавок, парикмахерские, табачные магазины. Рекламы виски и пива, париков и политических деятелей, баллотирующихся в Конгресс. Похоронные бюро, ночные клубы, объявления: «Преподобный Айк: не упустите возможность послушать этого молодого посланника Всевышнего. Он молится за здравие болящих и успокоение скорбящих. Приходите с горестями, уходите с песней». Черные гарлемцы, сидящие на лавочках у своих убогих жилищ… бездельники, ошивающиеся у баров и покуривающие марихуану. Пыль, грязь, мусор, которые разносят порывы ветра и шаги прохожих. Такова жизнь в трущобах, но состоятельные обитатели домов по другую сторону Ленокс-авеню никогда не глядят в том направлении.

Черный кадиллак затормозил у чахлого газона, находившегося на богатой стороне улицы. Странным образом лозунг сзади, на котором раньше было написано «Власть черным», теперь гласил: «Братство!» Двое в черной коже, что сидели спереди, вылезли и встали у задних дверей.

Вдали от пестрой шумной толпы 135-й улицы и Седьмой авеню, в этом тихом респектабельном районе они выглядели крупнее, крепче и гораздо опасней. Выпуклости под пиджаками слева обозначились еще отчетливей. На этой тихой спокойной улице в них безошибочно угадывались телохранители. Хорошо одетые люди, входившие и выходившие из подъезда, посматривали на них не без удивления. Впрочем, и без враждебности. Доктора Мура здесь знали и почитали. Все ценили его усилия по интеграции людей разного цвета кожи, одобряли его разумные, чуждые насилию методы. Когда из машины появился и сам доктор в сопровождении двух «священников», жители дома приподнимали шляпы и заискивающе улыбались.

– Пойдемте со мной, мальчики, – сказал он и двинулся к подъезду быстрой походкой. Свита устремилась за ним. В том, как он держался, чувствовались уверенность в себе и умение повелевать. У него был вид человека, который ставит цели и добивается их осуществления. Жильцы дома, встречавшиеся на его пути, кланялись. Он любезно улыбался. Лифтер держал для него лифт. Доктор Мур поднялся на третий этаж. Там он отпустил телохранителей, оставив с собой двух «священников».

Холл квартиры был роскошен. На полу лежал огромный фиолетовый ковер. У вешалки висело зеркало в полный рост, рядом была стойка для зонтиков. По другую сторону от входной двери имелся низкий столик для шляп. На концах его стояли лампы-близнецы с абажурами. С каждого конца стояло по креслу из какого-то экзотического дерева, со стегаными, ручной вышивки сиденьями. Но доктор Мур не задержался в холле. Мельком глянув в зеркало, он отправился в большую гостиную, окнами на улицу. Священники двинулись за ним. Если не считать белых венецианских жалюзи, прозрачных занавесок и фиолетовых гардин, в комнате ничего не было.