Текст книги "Моя последняя война (Афганистан без советских войск)"
Автор книги: Махмут Гареев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)
Если говорить в целом, то обстановка в западных районах Афганистана оставалась сложной, внутренне крайне запутанной и противоречивой, но с тенденцией к дальнейшей ее стабилизации. Оппозиция в принципе не отказалась от своих целей по захвату власти в Кандагаре, Герате и других районах запада страны. Однако в верхних эшелонах «альянсов семи и восьми» оставались серьезные разногласия, хотя те и другие заявляли о своей решимости до конца бороться против режима Республики Афганистан. Проиранские группировки мятежников несколько снизили активность боевых действий. Не было единства действий между вооруженными формированиями ИПА и ИОА. Но каждая из этих группировок, особенно на уровне отрядов, продолжала наращивать силы, накапливать оружие, ставя своей первоочередной целью вывод из строя или овладение Гератским и Шиндантским аэродромами, блокирование коммуникаций, соединяющих Турагунди, Герат, Кандагар. Летом 1989 г. они вели боевые действия по расширению зон своего влияния, совершали нападения на колонны на этих коммуникациях, систематически обстреливали г. Герат, Шиндантский аэродром и другие населенные пункты. Ими были полностью блокированы дорога от Шинданта до Кандагара и все дороги, ведущие к иранской границе.
В своих действиях по овладению Гератом, Кандагаром и другими районами оппозиция основную ставку делала на внедрение своих сторонников в регулярные и особенно в племенные части, на подкуп и перетягивание на свою сторону личного состава наиболее важных постов, осуществляло другие подрывные действия. Большие надежды возлагались на переход на сторону мятежников некоторых племенных частей. В дни нашей работы в Шиндантском гарнизоне органами МГБ была арестована часть личного состава двух постов 21 пд, которые намеревались перейти на сторону мятежников вместе с танками и другим оружием.
Руководство оппозиции прилагало больше усилия для объединения сил различных группировок. Можно было предполагать, что с началом крупного наступления на Кандагар или Герат могут быть значительно активизированы боевые действия и в других районах и прежде всего в районе Шиндант.
Со стороны правительственных властей западных районов и командования войск 4-го армейского корпуса дислоцированного в Герате, наиболее гибко и последовательно проводилась на практике политика национального примирения. Войска Гератского и Шиндантского гарнизонов в основном надежно удерживали занимаемые позиции. Проводилась работа среди населения, мятежников и племенных частей. Мятежникам в Герате и Кандагаре было решено посещать свои семьи и родственников, проживающих в этих городах, оставляя оружие на контрольно-пропускном пункте. Отдельные отряды отказывались воевать за пределами своих кишлаков. В Герате, Кандагаре и других населенных пунктах активизировалась торговля, работали основные правительственные учреждения и предприятия, из некоторых прилегающих сельских районов осуществлялся подвоз продовольствия. Большим влиянием среди различных слоев населения пользовался губернатор Герата Халекьяр (беспартийный). Руководство Герата и Кандагара проявляло определенную самостоятельность, полностью обеспечивало свои войска продовольствием.
Вместе с тем реализация политики национального примирения, оказывая благоприятное влияние на развитие обстановки в целом, на практике осуществлялась в ряде случаев без учета допустимых пределов, за которыми обстановка могла оказаться недостаточно контролируемой правительственными властями и командирами соединений. Прежде всего вызывала беспокойство недооценка возможностей и коварных планов противника. Командиры и штабы соединений очень плохо знали противника. Агентурные данные носили слишком общий и недостаточно достоверный характер. Систематическая войсковая разведка не велись. Поэтому планы командиров строились в отрыве от возможных действий противника.
Более 3/4 войск, обороняющих Герат и Шиндант, составляли племенные и территориальные части. В 17-й пехотной дивизии (Герат) 3400 чел. регулярных войск и 14 тыс. человек оперативно подчиненных им племенных частей; в 21 пехотной дивизии (Шиндант) всего 1645 чел. регулярных и 14 тыс. чел. племенных. Причем в той и другой дивизии было 500–700 чел. офицеров, 20–40 сержантов и от 1 до 2 тыс. солдат. Причем шло постепенное сокращение удельного веса регулярных войск. Ни один командир или начальник штаба не могли доложить сколько в действительности имеется личного состава и боевой техники. Интересно отметить, что в племенных частях постоянно жаловались на недостаток оружия, ввиду чего не все солдаты были вооружены.
Мы обнаружили на базе Хайротон 58 тыс. карабинов и наши специалисты предложили вооружить ими племенные части. Но это вызвало негодование командиров племенных частей. Даже президент считал, что это будет оскорблением. Так не бедно за счет Советского Союза начинали афганцы жить. Вокруг Герата формально было создано три пояса обороны, но в промежутках между этими поясами располагались многочисленные группы моджахедов, которые активно сотрудничали с племенными и регулярными частями правительственных войск.
В племенных частях систематически работали направляемые моджахедами медперсонал, священнослужители, торговцы. Они вели пропагандистскую и другую подрывную работу и ухитрялись собирать налоги с населения и дуканщиков не только на окраинах, но и внутри г. Герат. Командиры некоторых племенных частей получали деньги как от правительственных органов, так и от оппозиции. Правительственные войска вели себя пассивно, отвечая артиллерийским огнем лишь на обстрелы противника. Разведывательно-диверсионные и засадные действия осуществлялись редко. Разгром или вытеснение отдельных группировок противника даже в тылу своих войск не предусматривался. Причем многих командиров устраивала такая тактика взаимного сосуществования.
Таким образом обстановка в западных районах Афганистана, хотя и оставалась в основном устойчивой, но она была чревата самыми неожиданными изменениями, особенно если оппозиции удалось бы в решающий момент перетянуть на свою сторону племенные части. Было ясно, что в конечном счете развитие обстановки в военном отношении будет определяться именно степенью надежности племенных и территориальных войск. Последние больше всего считались с тем, на чьей стороне сила и были весьма чувствительны к любым успешным или неудачным действиям правительственных войск, даже когда это происходило под Джелалабадом, Хостом или других удаленных от них районах. Поэтому можно было предполагать, что при устойчивом положении в основных районах Республики Афганистан будет сохраняться стабильность и на Западе. При серьезных неудачах племенные части могли изменить свою позицию и обстановка на Гератско-Кандагарском направлении могла в короткие сроки обостриться. Так, собственно, это и произошло не только в западных, но и северных районах страны, когда зашатался режим Наджибуллы.
Но тогда с учетом увиденного афганскому руководству нами было рекомендовано в дальнейшем не увеличивать количество племенных частей и более активно и предметно работать с ними. На направлениях обороны племенных частей иметь хотя бы небольшие резервы регулярных войск, чтобы не допустить открытия для противника целых участков фронта. Принять срочные меры для улучшения призыва и пополнения частей регулярных войск, в том числе и за счет населения племен. Было предложено также улучшить разведку и активизировать действия правительственных войск.
Своеобразной формой выполнения боевых задач была проводка колонн в блокированные города. Решение этой задачи было связано не только с охраной колонн, но и ведением активных действий с целью разгрома противостоящих сил оппозиции, блокирующих дороги и обеспечения прохода колонн.
Проводка колонны из Турагунди в Кандагар. Одной из таких задач была проводка колонны с боевой техникой, боеприпасами и другими материальными средствами из Турагунди в Кандагар. Обеспечение боеприпасами, горючим и другими техническими средствами гарнизонов Шиндант, Фарах, Гиришк, Лашкаргах, Кандагар и другие осуществлялось в основном по воздуху. Это требовало большого расхода транспортной авиации, авиационного горючего и главное – перевозки по воздуху обеспечивали лишь минимальные потребности войск в боеприпасах. Поэтому войска в этих гарнизонах постоянно испытывали голод в боеприпасах и некоторых материальных средствах.
С учетом этого летом 1989 г. руководством Республики Афганистан было принято решение о формировании колонны и проводки ее для обеспечения этого региона материальными средствами наземным транспортом из Турагунди до Кандагара.
Для вызова материальных запасов (в первую очередь боеприпасов горюче-смазочных материалов), кроме войскового автотранспорта, были использованы машины транспортных управлений Герата, Шинданта, Лашкаргаха, Кандагара, а также управлений МГБ, МВД этих провинций.
Для проводки бронетанковой техники привлекались экипажи, переброшенные из Кандагара. С определенным риском часть членов экипажей пришлось взять из танков и боевых машин пехоты, находящихся на постах вокруг Кандагара.
В целом (с учетом частей привлекавшихся для охраны, тылового и технического обеспечения) колонна составила 1367 единиц техники, в том числе свыше 100 единиц бронетанковой техники, 3250 тонн боеприпасов, 750 тонн горючего, 600 тонн других материальных средств.
Проводка колонны осуществлялась в два этапа.
На первом этапе (с 28.08 по 06.09.89 г.) были осуществлены формирование колонны, загрузка материальных средств, разбивка на подразделения, боевое слаживание и совершение марша от Турагунди до Шинданта. Руководство на этом этапе осуществлялось Министром обороны в период нашего совместного с ним выезда в Турагунди, Герат и Шиндант в августе 1989 г. Перед началом и в ходе марша по основным группировкам противника наносились бомбо-штурмовые удары. Поэтому совершение марша на участке Турагунди – Шиндант прошло без серьезного сопротивления со стороны противника.
На втором этапе (до 15.09.89 г.) от Шинданта до Кандагара. Общее руководство на этом этапе осуществлял начальник Генерального штаба генерал-полковник Делавар. Ответственность за организацию боевых действий и безопасность проводки колонны от Шинданта до Гиришка возлагалась на командира 4-го армейского корпуса генерал-лейтенанта Дауда, от Гиришка до Кандагара на командира 2-го армейского корпуса генерал-полковника Олюми. От нашей оператавной группы работала группа офицеров под руководством генерал-майора Ю. М. Никитина.
На втором этапе противник предпринимал наиболее решительные и активные меры к уничтожению колонны. С этой целью моджахеды сосредоточили крупные силы общей численностью 4,5 тыс. человек с тяжелым оружием и противотанковыми средствами. В шести районах были организованы засады. С целью психологического давления в оппозиционной, пакистанской и западной печати распространялись материалы о том, что за последние годы ни одна колонна в Кандагар не проходила и не пройдет.
Были неоднократные сообщения в печати о полном уничтожении колонны. Мятежники широко применяли минирование дорог и обходных маршрутов. Может быть здесь не все было точно, но так писала пресса. Афганским командованием были приняты необходимые меры по обеспечению безопасности проводки колонны. Перед прохождением колонной очередного суточного участка маршрута (50–60 км) выставлялись усиленные посты, которые приходилось занимать в ряде случаев после ожесточенных боевых действий. По группировкам противника наносились удары авиации. Осуществлялись непрерывная поддержка и прикрытие боевых подразделений и колонн машин, вертолетами. Для решения этих задач использовалась авиация с аэродромов Шиндант и Кандагар. Часть авиации была перебазирована с аэродрома Мазари-Шариф на Шиндант. С помощью авиации осуществлялись также воздушная разведка, доставка боеприпасов, горючего, воды, эвакуация раненых и убитых.
Основные усилия (до 3,5 тыс. человек) противник сосредоточил вдоль основной дороги на Кандагар, окруженной зеленой зоной, рассчитывая, что в обход города с севера и юга колонна не сможет пройти, так как по этим маршрутам колонны никогда не ходили.
В ходе переговоров с душманами (за соответствующую оплату и выделение продуктов) удалось 247 гражданских машин с продовольствием доставить по основной дороге на Кандагар. Остальную колонну было решено повернуть на юг и повести по пустынной полевой дороге. Несмотря на труднопроходимость этого маршрута, движение по нему давало определенные выгоды, ибо местность в зоне этой дороги, будучи открытой, затрудняла действия противника и создавала благоприятные условия для нашей авиации. Этот участок маршрута (100 км) был пройден за 7 суток. Колонный путь прокладывал отряд обеспечения движения (инженерные машины под прикрытием боевого охранения). Всего к 15.09.89 г. в Кандагар прибыло 647 единиц техники, доставлено около 1000 тонн боеприпасов и других материальных средств.
В целом на втором этапе, марш протяженностью 540 км, сопровождавшийся напряженными боевыми действиями, был совершен за 17 суток. Марш и боевые действия осуществлялись в основном организованно. Президент Наджибулла назвал это предприятие «настоящей наступательной операцией». С точки зрения военной прибытие в Кандагар свыше 100 единиц бронетанковой техники, доставка боеприпасов и других грузов существенно повысила боеспособность войск Кандагарского гарнизона.
Прорыв колонны в Кандагар, срыв отчаянных усилий моджахедов по ее уничтожению имело, безусловно, и большое политическое значение. Население встретило головную часть колонны с ликованием. По указанию Президента республики прибытие колонны в Кандагар широко освещалось в печати, по телевидению и других средствах массовой информации.
Таким образом только на фоне активных крупномасштабных боевых действий вокруг Кабула, Джелалабада, Хоста, вдоль магистрали Кабул – Хайротон остальные районы страны выглядели относительно спокойными. В действительности же острое противоборство правительственных сил и вооруженной оппозиции происходило по всей стране. Но формы его проявления, способы борьбы были различными.
Глава VI
Афганцы и мы
1. Организация военного управления и высшее афганское военное руководство
Для мобилизации всех сил и ресурсов страны в интересах обороны и руководства всеми государственными органами, занимающимися оборонными вопросами, в Республике Афганистан до мая 1990 г. существовал Высший Совет обороны Родины.
В Совет обороны входили: Наджибулла (председатель, президент), Абдул Рахим Хатеф (первый заместитель), Султан Али Кештманд (заместитель, премьер-министр); члены Совета: Шах Наваз Танай (министр обороны), Мухаммед Аслам Ватанджар (министр внутренних дел), Гулям Фарук Якуби (министр государственной безопасности), Мухаммед Рафи (вице-президент), Абдул Вакиль (министр иностранных дел), Ниаз Мухаммед Моманд (секретарь ЦК НДПА), Наджимуддин Кавьяни (госсекретарь), Мир Сахеб Карваль (секретарь ЦК НДПА), Мухаммед Асеф Делавар (начальник генерального штаба), Хабдар Масуд (госсекретарь), Фарид Маздак (секретарь ЦК НДПА), А. Лудин (командующий обороной Кабула), Кадыр Ака (командующий ВВС), Назар Мухаммед (госсекретарь по делам призыва), Сулейман Лаек (министр племен), Дауд Размьяр (первый секретарь Кабульского обкома НДПА), И. Тухи (помощник президента), Абдул Хак Олюми (секретарь Совета обороны).
В последующем предусматривалось, что важнейшие оборонные вопросы должны решаться Лойя Джиргой (Высшим Советом авторитетов). Но все эти органы существовали лишь формально и собирались периодически.
В действительности решения по наиболее важным военно-политическим вопросам принимались на Политическом бюро ЦК НДПА и на пленумах ЦК НДПА. Практически, повседневные вопросы руководства оборонными делами и вооруженными силами решались Ставкой Верховного Главного командования вооруженными силами Республики Афганистан. Председателем Ставки и Верховным Главнокомандующим вооруженными силами был Наджибулла.
В состав Ставки Верховного Главнокомандования, кроме председателя, входили: первый заместитель Мухаммед Рафи, министр обороны Шах Наваз Танай, министр внутренних дел Мухаммед Аслам Ватанджар, министр госбезопасности Гулям Фарук Якуби, секретарь ЦК НДПА, госсекретарь Мир Сахеб Карваль, начальнлк Генерального штаба Мухаммед Асаф Делавар, командующий обороны Кабула А. Лудин (в 1990 г. – генерал Азими), командующий ВВС и ПВО генерал Кадыр Ака, заведующий военным отделом ЦК НДПА Абдул Хак Олюми.
Кроме того, на заседания Ставки приглашались другие должностные лица, необходимые для обсуждения вопросов, выносимых на заседание Ставки.
С Советской стороны обычно присутствовали советник президента Верховного Главнокомандующего по военным вопросам, главный военный советник, работавший при Министерстве обороны, советники при МГБ и МВД.
На заседаниях Ставки обсуждались в основном текущие оперативные вопросы и периодически коренные проблемы военного строительства и боевого применения вооруженных сил. С тем, чтобы фундаментальные вопросы военного строительства заблаговременно с предвидением разрабатывались, а не рассматривались лишь тогда, когда уже они подпирают, мы предложили президенту составить перспективный план рассмотрения наиболее важных вопросов (организация призыва, организационно-штатных вопросов, создания резервных формирований, идеологической работы в вооруженных силах и др.). Наджибулла в принципе согласился. Проект такого плана был подготовлен, но реализовать его в полной мере не удавалось. То оказывалось, что соответствующий вопрос не проработан и не согласован между различными ведомствами, то президенту он представлялся недостаточно срочным и назревшим. В последующем это приводило к тому, что эти вопросы все равно приходилось рассматривать, но с опозданием и в недостаточно подготовленном виде. Жизнь еще раз подтверждала истину: кто берется решать частные вопросы, не решив общих, тот затем вынужден на каждом шагу спотыкаться об эти общие вопросы.
В 1989 г. заседания Ставки проводились ежедневно и начинались в 8 часов утра продолжительностью 1–1,5 часа, иногда больше. Заседание начиналось с доклада начальника Генштаба или его заместителя – начальника оперативного управления. Он обычно докладывал изменения в оперативной обстановке за истекшие сроки, об итогах проведенных боевых действий, подвозе грузов с материальными средствами и ходе призыва. Доклады эти, как правило, слабо отражали реальное положение дел, были расплывчатыми и не содержали какого-либо анализа и выводов из сложившейся обстановки. Более собранными и четкими были доклады, когда их делал заместитель начальника оперативного управления генерал Исмаил. Доклады Генерального штаба в основном отражали положение дел в армии, т. е. в войсках Министерства обороны. Поэтому после первого сообщения заслушивались доклады министров госбезопасности, внутренних дел, напильника Кабульского гарнизона и по мере необходимости других должностных лиц. Иногда на заседания Ставки вызывались и заслушивались командиры корпусов из Кандагара, Джелалабада, Мазари-Шарифа и командиры из других районов. Частенько бывал командир 53 пехотной дивизии Дустум.
В конце заседания предложения по решению Ставки по действиям на следующие сутки докладывал министр обороны. После этого со своими предложениями выступали Главный советник при Министерстве обороны и советник президента – Верховного Главнокомандующего по военным вопросам. В заключение давал указания Верховный Главнокомандующий вооруженными силами Наджибулла. В прежние времена, как мне рассказывали афганские товарищи, главным было выступление старшего из советских военных представителей, который излагал и свою оценку обстановки и вытекающие из нее решения. Президент все сказанное им утверждал и делал некоторые дополнительные комментарии.
Мы с президентом Наджибуллой договорились изменить такой порядок работы. Теперь, когда республика Афганистан должна была самостоятельно противостоять вооруженной оппозиции, нужно было менять и методы работы. И в первую очередь укреплять самостоятельность и ответственность афганских должностных лиц. Поэтому предстоящие указания президента мы обсуждали с ним накануне вечером (или рано утром до заседания Ставки). Обычно я ему подготавливал в письменном виде с приложением карты основные вопросы, по которым он должен был давать указания. С учетом этого мои выступления на заседаниях Ставки сводились к тому, чтобы выразить свое отношение к докладам, сделанным Генштабом, министрами и направить их в русло предстоящих указаний президента.
К сожалению, в ряде случаев приходилось поправлять не только афганских участников заседания, но и своих, советских. Мы не раз договаривались в своем кругу, что прежде чем выходить с предложениями по существенным вопросам на совместных с афганцами совещаниях, надо до этого согласовывать их друг с другом. И все же иногда кто-то из наших начинал делать недостаточно проработанные и не согласованные предложения, которые противоречили тому, что до этого обговаривалось с президентом. Главный советник при министре обороны считал нужным обязательно поддержать своего Министра обороны. Конечно, было не очень хорошо, когда к противоречиям среди афганцев добавлялась полемика между советскими представителями. Но оставлять без замечаний явно не состоятельные предложения и высказывания было нельзя.
Среди афганских участников заседания чаще всего возникали разногласия и начинались острые споры, а нередко резкие личные выпады, когда дело доходило до каких-либо кадровых перемещений или когда речь шла о выделении сил и средств для решения задач в том или ином районе. К примеру, никто не возражал, что в Хост, Джелалабад или в район Саланга нужно направить усиление или пополнение. Но все считали, что это должно делать какое угодно ведомство и только не его. И если даже решение принималось и президент Наджибулла давал указания кому и к какому сроку их исполнить, то, как правило, выполнение их затягивалось, всячески тормозилось, приводились нескончаемые оправдания невозможности выполнить принятые решения. Вследствие этого к ряду вопросов приходилось возвращаться многократно. В условиях всеобщей неисполнительности и плохого контроля за выполнением отданных распоряжений часто оказывались не исполненными решения и распоряжения, отданные самими министрами военных ведомств.
Так, скажем, Ставкой принимается решение о выделении по 100–200 автомашин для направления на базу снабжения Хайротон для вывоза боеприпасов. Все министры докладывают о выполнении этого решения. Посылаю своих офицеров вместе с представителями президента на контрольно-пропускной пункт на северной окраине Кабула, через который все машины должны проходить и выясняется, что машин выделено в 2–3 раза меньше чем докладывалось, или выделены неисправные машины. Бывали и такие случаи, что к моменту начала марша мобилизованные водители машин разбегалась и приходилось наспех вылавливать и назначать других. Не говоря уже о том, что и с трудом собранные колонны почти никогда в полном составе к месту назначения не прибывали. С большими потугами решались и многие другие вопросы.
Мне становилось известным и то, что президент и министры военных ведомств некоторые вопросы стремились решать в рабочем порядке между собой, не вынося их на заседания Ставки, где присутствовали советские представители. Нередко в ходе таких частных встреч министры добивались от президента отмены или изменения тех решений, которые были приняты на заседаниях Ставки.
В результате никогда не было уверенности в том, будет ли выполняться то или иное решение.
Вполне понятно, что подготовка и принятие решений, определение задач по их исполнению – это только начальный этап любой практической деятельности. Главное после этого проверка уяснения поставленных задач подчиненными, организаторская работа по их выполнению. В чрезвычайно сложной обстановке того времени, неустойчивости положения и неуверенности людей исключительно большое значение приобретало личное общение президента и других руководителей с командирами и с личным составом соединений и частей, а также с населением.
Как показывает опыт, это важно не только с точки зрения воздействия на людей, но и для того, чтобы лучше понять их настроения, оценить жизненность своих решений и распоряжений, почувствовать все нюансы и сложности складывающейся обстановки.
В этом была сила таких руководителей как У. Черчилль или маршал Жуков, которые всегда были тесно связаны с живой действительностью, близко стояли к войскам и, как правило, считали нужным лично самим побывать на местах происходящих событий прежде чем принимать решения. Известно также, как страдало дело из-за того, что Сталин не считал нужным бывать на фронтах.
Исходя из этих соображений, я с первых дней знакомства стремился к тому, чтобы убедить президента Наджибуллу чаще бывать в различных городах и гарнизонах страны, в войсках, обороняющих Кабул. В пределах Кабула нам это удавалось осуществить. Президент неколько раз проводил строевые смотры готовности к выполнению боевых задач частей, отправляемых в Джелалабад, Хост и в другие районы. Эти смотры длились по 4–5 часов. В ходе них президент считал нужным поговорить с каждым офицером и солдатом, подбодрить и дать им напутствие. После этото он выступал перед ними на митинге. Надо сказать, что выступал он без всяких заготовленных текстов. Но хорошо обдумывал то, что надо сказать, с учетом особенностей аудитории, контингента военнослужащих. Его речи были содержательными, эмоциональными и убедительными. Несколько отвлекаясь, хочу сказать, что вообще афганцы любят и умеют говорить, особенно, когда надо высказаться и порассуждать в общем плане.
Самый, казалось бы, непривлекательный, робкий на вид, задавленный тяжестью окопной жизни, внешне опустившийся офицер или солдат буквально преображался, когда надо было выступить на митинге, перед строем товарищей или дать интервью корреспонденту радио и телевидения. Давали о себе знать и плоды десятилетнего нашего воспитания. По глазам и по всему облику выступающего было видно, что он считает нужным говорить о чем угодно, но только не о том, о чем он думает.
Вместе с президентом мы выезжали в некоторые воинские части, расположенные на окраинах Кабула. В учебном центре, расположенном вблизи военного училища «Пухантун», во время смотра одного из подразделений несколько солдат пожаловались президенту, что командир взвода младший лейтенант избивает их, забирает себе часть их денежного жалования. Наджибулла схватил этого командира взвода за шиворот и стал в присутствии солдат тыкать ему кулаком в лицо, выговаривая самые грубые слова. Я пытался отвлечь внимание Наджибуллы на другие дела и увести от этого неприглядного инцидента. Но президент уже не мог себя сдержать и продолжал в резкой форме допрашивать офицера. Правда, уже без рукоприкладства. Мне, чтобы не оставаться и дальше свидетелем этого досадного эпизода, пришлось отойти в сторону и беседовать с другой группой офицеров. При возвращении в Кабул в одной машине с президентом я пытался ему объяснить, что армия перестает быть армией, если в присутствии солдат принижают достоинство офицера, что лучше было бы (пусть в самой резкой форме) спрашивать с офицера в офицерском кругу, а не в общем солдатском строю. На это он мне сказал: «Вы поймите: афганская армия имеет свои хорошие и плохие традиции и последние сразу не изживешь. Афганец он другого языка не понимает».
В 1989 и 1990 годах мы с Наджибуллой побывали несколько раз на командном пункте войск гарнизона, пунктах управления министерств обороны, МВД и МГБ. Было проведено также несколько командно-штабных тренировок по управлению силами и средствами ПВО с реальным обозначением воздушных целей противника. Во время этих тренировок мы с Наджибуллой выезжали на командный пункт ВВС и ПВО. Причем при каждом нашем прибытии на этот командный пункт начинался интенсивный обстрел моджахедами этого района. Это свидетельствовало о том, что среди личного состава авиации и ПВО немало осведомителей афганской оппозиции.
Были и некоторые другие совместные с президентом выезды на пункты управления и войска Кабульского гарнизона. Но мне ни разу не удалось вытащить президента для поездки в Джелалабад, Хост, Кандагар и в гарнизоны в северных районах страны. В поездки за пределами Кабула приходилось отправляться с другими военными руководителями. Наджибулла каждый раз говорил, что та или иная поездка нужна. Но разговор об этом кончался обычно ссылками на занятость другими делами (а их всегда было с избытком), или в лучшем случае обещанием обдумать очередное предложение о совместном выезде в другие гарнизоны. Или вдруг я внезапно узнавал, что президент в сопровождении представителей КГБ ночью на несколько часов вылетал в Джелалабад или в другой город. Но такие мимолетные вылеты носили, конечно, не деловой характер и были больше нужны для сообщений по радио и телевидению. Поначалу мне трудно было понять причины этого. Тем более, что при совместных поездках в пределах Кабульского гарнизона и попадая под обстрелы, я мог убедиться, что Наджибулла обладает недюжинным личным мужеством и довольно выдержанно реагирует на опасности и обстрелы.
Но постепенно дело с «нежеланием» президента выезжать в другие гарнизоны стало для меня проясняться. После одного из наших выездов на командный пункт ВВС и ПВО, где мы угодили под сильный обстрел реактивными снарядами, ко мне зашел представитель нашего КГБ генерал В. А. Ревин и выразил свое неудовольствие по поводу того, что мы без ведома органов безопасности пригласили президента на такую поездку. Оказалось, что глава афганского государства не всегда сам мог решить можно ему совершать ту или иную поездку или нет. Складывалось впечатление, что о таких выездах наши представители каждый раз докладывали в Москву, спрашивая разрешение на это. Несколько позднее от доверенных президенту лиц я узнал, что и по некоторым военным вопросам Наджибулла после беседы со мной согласовывал некоторые из них с представителями нашего КГБ. Вообще, Наджибулла, будучи близко связанным с КГБ, во многом был зависим от них. Они же руководили его охраной и материальным обеспечением его семьи. Наджибулла мог не найти времени для встречи с прибывшим в Кабул начальником главного штаба советских сухопутных войск, но вместе с тем по несколько суток общаться с десятистепенными лицами, прибывшими по линии КГБ.