Текст книги "Бесконечная любовь (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

9

ИВАН

Звук плача Шарлотты кажется мне разрывающим что-то из груди, но я не могу думать об этом прямо сейчас. Я должен увести нас. Лев будет преследовать нас, и он столкнет меня с дороги, если сможет догнать. Он не остановится. Я должен увести нас достаточно далеко, с проторенной дороги, чтобы он не последовал за нами.

Я планировал срезать прямую линию до Невады. Четыре штата лежали между нами и новой личностью, и я собирался ехать туда так быстро, как только мог. Но теперь я вижу, что единственный шанс, который у нас есть, – это петлять таким образом, чтобы это не имело смысла, и, я надеюсь, это собьет с пути Льва достаточно надолго, чтобы мы добрались до Вегаса задолго до него.

Я также должен надеяться, что он еще не вычислил мой контакт. Этот человек – мой контакт, а не тот, который я получил через связи отца, и это дает мне надежду. Но только небольшую.

Использование карты на моем телефоне было ошибкой новичка, которую я совершил только потому, что думал, что достаточно их сбил с толку с помощью фальшивых наводок, чтобы отойти на приличное расстояние, а затем прекратить пользоваться телефоном. Я выключаю телефон, используя одну руку и зубы, чтобы открыть сторону, где находится SIM-карта. Я выдергиваю ее, роняю на пол и раздавливаю каблуком. Телефон – следующий, и я бью по нему ногой, пока веду машину, разбивая корпус до тех пор, пока телефон не разлетается на куски.

Поломанная SIM-карта вылетает в окно. Телефон – следующий, по кусочку за раз. Все это время Шарлотта все еще сжимается рядом со мной, трясясь на пассажирском сиденье.

– Тебе нужно пристегнуть ремень безопасности. – Это далеко не первое, что я хочу ей сказать, и далеко не единственное, но прямо сейчас это кажется самым важным. Если Лев догонит меня и попытается столкнуть машину с дороги, мне нужно, чтобы она была защищена.

– Что? – Ее голос надломился, и я протягиваю руку, хватаю ремень безопасности и натягиваю его на нее.

– Твой ремень безопасности. Лев идет за нами. Он может попытаться устроить нам аварию.

– Это безумие, – шепчет она. – Это все безумие.

– Я знаю. – Я тяжело вздыхаю, зажимая переносицу пальцами.

– Почему они нас не застрелили? – Ее голос тоненький, тихий, приглушенный из-за того, что она все еще съежилась на сиденье, и мне не нравится слышать ее такой. Ненавижу, что это из-за меня.

– Он не хочет нашей смерти. Он хочет, чтобы мы пострадали, но не так. – Я снова тяжело вздыхаю. – Мой брат самоуверенный. Высокомерный. Он думает, что я не смогу от него уйти. Он так же счастлив продолжать преследование, потому что, по его мнению, чем больше я делаю это занозой в заднице, тем больше я оправдываю все ужасные вещи, которые он хочет сделать. И тем больше свободы мой отец даст ему, чтобы делать эти вещи, если я продолжу усложнять это.

Шарлотта медленно кивает. Я вижу это краем глаза, как она медленно поднимается, тяжело сглатывая, когда она тянет ремень безопасности, поправляя его.

– Он ведь не остановится, да? – Тихо говорит она, и я качаю головой. – Ты говорил правду об этом.

– И кое-что еще. – Я смотрю в зеркало заднего вида, набирая скорость. Прямо сейчас то, что меня остановят, – наименьшая из моих забот. – Как только я решу, что достаточно безопасно остановиться хотя бы на минуту, или, когда нам понадобится бензин в следующий раз, в зависимости от того, что наступит раньше, я куплю дорожную карту. Мы поедем вверх, через Висконсин, а затем на север, более длинный путь. До Вегаса мы доберемся дольше, поэтому это опаснее с точки зрения времени. Но если мы пойдем напрямик и вообще не попытаемся сбить с толку Льва, он просто придет за нами. То же самое касается Брэдли и федералов. И нам нужно будет когда-нибудь остановиться. Нам понадобится еда и сон. Мы не можем ехать на холостом ходу, иначе начнем совершать ошибки.

Шарлотта молчит. Это молчание тяжелее, чем ее предыдущий гнев, потому что, мне кажется, она смиряется с частью этого, нравится ей это или нет.

Я стискиваю зубы, сосредоточившись на дороге. Я не хотел быть для нее этим человеком. Я не хотел быть тем, кто грубо выведет ее на правду мира, где никто не добр, а смерть поджидает за каждым углом. Я сказал себе, что могу заполучить ее и держать ее вдали от всего этого, и это было самым глупым поступком, который я когда-либо делал. Я был эгоистичен, и теперь она за это заплатит. Колодец ненависти к себе в моем животе горек, он кровоточит по моим венам и горит в моей груди. Я крепко сжимаю руль, когда еду, не в силах снова взглянуть на нее.

Ее молчание хуже всего, что она могла бы мне высказать.

Я понимаю, что ее молчание также связано с тем, что она заснула. Страх и адреналин, должно быть, выжали из нее все до последней капли энергии, и я не могу ее за это винить. Я тоже измотан, не сплю только силой воли. Даже пол того паршивого гостиничного номера – это то, что я начинаю вспоминать с тоской.

Я замедляюсь до более разумного темпа, теперь, когда позади меня уже некоторое время нет фар. То, что меня остановят, не самая большая из моих проблем, но это одна из них, и это то, с чем я бы предпочел не иметь дела. Быть в бегах от федералов уже само по себе плохо, а если они нападут на наш след, то начнут предупреждать местную полицию. Последнее, чего я хочу, – это быть в бегах и от обычных копов. Это еще больше затруднит любые остановки.

По иронии судьбы, единственный способ для меня не дать Шарлотте стать соучастницей всего этого, если нас поймают, – это признаться в ее похищении, одном из грехов, в котором я только технически виновен, и только на первый взгляд. Она сама так сказала Брэдли, что не чувствует, что я это сделал. Но если полиция поймает нас, это будет единственный способ удержать ее от того, чтобы пойти со мной на дно.

Еще одна причина попытаться не дать им оказаться у нас на хвосте.

Когда в ночи начинают пробиваться огни еще одного маленького городка, я замедляюсь, подъезжая к первой заправке, которая выглядит достаточно прилично, где могут продавать дорожные карты. Шарлотта на сиденье рядом со мной шевелится, и я слышу тихое урчание ее живота. Она сегодня почти не ела, она, должно быть, голодна и даже если она слишком напряжена или упряма, чтобы признать это, ее тело осознает, что ей нужно есть.

Я не решаюсь оставить ее в машине одну. Не потому, что я думаю, что она убежит, я уверен, что в этот момент она понимает, что бегство бесполезно. Я нужен ей, нравится ей это или нет. Нравится мне это или нет, потому что правда в том, что, если Шарлотте я когда-нибудь понадоблюсь, я не хотел, чтобы это было так.

Я не хотел, чтобы ее заставляли это делать. Но именно это и произошло.

Я искренне боюсь, что, если я оставлю ее здесь, кто-нибудь схватит ее, пока меня не будет, хотя на протяжении многих миль не было никаких признаков возможного хвоста. Это иррационально, но мне снова трудно быть рациональным, когда дело касается Шарлотты.

Я не хочу ее будить. Я наблюдаю за ней мгновение, прежде чем встряхнуться и осторожно открыть дверцу машины, выйти в холодную ночь и запереть ее за собой. Я припарковался прямо перед магазином, так что я, по крайней мере, смогу одним глазом следить за машиной, пока я беру то, что нам нужно.

Первым делом я беру дорожный атлас, поглядывая в сторону машины каждую секунду, пока беру закуски и энергетический напиток для себя, одну из тех кофеиновых бомб, которые будут держать меня в тонусе до самого утра. Я буду чувствовать себя дерьмово, но это того стоит, чтобы отдалиться от любого, кто будет преследовать.

Вяленая говядина и чипсы для меня, пара батончиков и я беру пакетик хрустящей зеленой фасоли с воздушными шариками, приправленной какими-то специями для Шарлотты. После ее комментария о фастфуде я хочу дать ей что-то, что она действительно захочет съесть. Или, по крайней мере, убедит ее, что мне не все равно. Я добавляю пару бутылок воды, все еще одержимо проверяя, чтобы никто не подошел к машине, пока кассир пробивает все.

Она все еще спит, когда я выхожу обратно. Звук того, как я ставлю пакет на заднее сиденье, наконец заставляет ее пошевелиться, и она моргает, медленно просыпаясь на секунду, прежде чем вздрагивает, приподнимается и откидывает волосы с лица, словно только что вернулась в сеть и вспомнила, что произошло ранее.

– Мы… – Шарлотта на секунду лихорадочно оглядывается, как будто она все еще немного спит и пытается сориентироваться. Мне знакомо это чувство. Есть своего рода пороговое ощущение, когда просыпаешься после сна в дороге, чувство, будто ты наполовину выпал из реальности, прежде чем вернуться в нее. Особенно здесь, где не так много цивилизации.

– Сейчас все в порядке, – спокойно говорю я ей. – Если Лев следил за нами, он потерял нас и свалил. Не то чтобы мы больше не попадем в неприятности, но на данный момент, в любом случае, все в порядке.

Шарлотта смотрит на меня с легким недоверием на лице, как будто она не может до конца понять, что я только что сказал.

– Ничего не в порядке, – медленно говорит она. – Я в бегах. Я даже не могу позвонить Джаз и сообщить ей, что я жива. Моя лучшая подруга определенно беспокоится обо мне, и я ничего не могу с этим поделать. Вся моя жизнь перевернулась, и мне сказали, что я никогда ее не верну, и это в тот день, который только что закончился тем, что мне дважды угрожали и преследовали, и это еще не конец.

– Ладно. – Я поднимаю руки, резко вздыхая. – Я понял. Извини. Я просто имел в виду, что нам не грозит прямая опасность и повторения этого. – Я тянусь через спинку сиденья, роясь в пластиковом пакете, который там стоит. – У меня есть закуски. Немного воды в бутылках. Нам нужно будет ехать всю ночь, так что…

– Ты справишься? – Перебивает она меня, затем останавливается, по-видимому, так же шокированная, как и я, тем, что она может заботиться о моем благополучии. – Я имею в виду, ты не столкнешь нас с дороги, потому что заснул? Это нехорошо для нас обоих.

Я сухо смеюсь, не в силах сдержаться.

– Ты права. Но я буду продолжать ехать так долго, как смогу, по крайней мере.

Она кивает, лезет в пластиковый пакет.

– Хорошо. Нам нужно заправиться? – Она смотрит на спидометр, который, к счастью, выключен, так как я еще не завел машину. Нам не нужно заправляться, но я не хочу говорить ей, почему. Я не хочу нарушать то, что кажется нам кратковременным перемирием. И я знаю, что она не будет довольна ответом.

– Нет. Но нам нужно выехать на дорогу. – Я завожу машину, краем глаза наблюдая, как она берет бутылку воды и пакет с фасолью. Ее рот слегка приоткрывается, когда она смотрит на пакет, а затем на меня.

– Ты все… продумал. – Она звучит испуганно, что немного больно. – Спасибо.

– Вопреки тому, во что агент Брэдли хочет заставить поверить ФБР, и вопреки тому, что ты сейчас чувствуешь, я на самом деле тебя не похищаю. – Я искоса смотрю на нее, выезжая на дорогу. – Можешь уходить, если хочешь. Я пытался оставить тебя с Брэдли, черт возьми, до того, как он показал свое истинное лицо. Я только что рассказал тебе, какие последствия, скорее всего, будут, если ты это сделаешь. Я не собираюсь связывать тебя на заднем сиденье и запихивать тебе в глотку чизбургеры из фастфуда.

Шарлотта морщится, открывая сумку.

– Это не то, что я сказала.

– Суть остается в силе. – Я слышу резкость в своем тоне, но мне трудно смягчить ее сейчас. Я измотан, бдителен до такой степени, что чувствую, будто мои нервы натерты насквозь, и удивление Шарлотты от того, что я купил ей здоровую закуску, заставляет меня чувствовать, будто этот нож слишком часто поворачивают.

Она замолкает, за исключением хруста, когда она медленно ест свою еду. Я просто рад, что она вообще ест. Я еду на скорости через маленький городок, замедляясь, когда вижу то, что ищу.

Слева от меня одна из тех дерьмовых стоянок автомобилей «купи-здесь-заплати-здесь». Такие, которые не ведут хорошую отчетность и, вероятно, имеют достаточно собственных теневых сделок, чтобы не хотеть, чтобы копы слишком пристально совали свой нос в их дела. Я въезжаю на темную стоянку, и Шарлотта садится немного прямее, роняя пакет с зеленой фасолью себе на колени, и подозрительно смотря на меня.

– Что мы здесь делаем?

Я думаю, она уже знает ответ на этот вопрос, но она хочет услышать его вслух.

– Лев видел эту машину. Брэдли тоже. И она чертовски оранжевая, что делает ее намного проще узнаваемой, чем, скажем, твою заурядную серебристую машину. Поэтому мы собираемся обменять ее на какую-нибудь другую.

– Мы собираемся угнать машину. – Ее тон настолько недоверчив, что мне становится смешно, потому что угон машины находится далеко не в самом конце списка худших вещей, которые я когда-либо делал.

– Я не собирался использовать эти слова. – Я глушу нашу машину, немедленно выключая фары. – В основном потому, что я знал, как ты к ним отнесешься. Но да.

Шарлотта замирает. Единственный звук – это шуршание пакета в ее руках, когда она замирает, и я медленно выдыхаю, пытаясь набраться терпения.

– У нас не так много времени, Шарлотта. Мне нужно сделать это до того, как кто-нибудь из проезжающих здесь увидит, что мы припаркованы, и решит позвонить в полицию, или заметит и скажет что-нибудь завтра, когда владельцы откроют и обнаружат машину, которой здесь раньше не было, а одну отсутствующей. Идея в том, чтобы им потребовалось как можно больше времени, чтобы сообразить. Я не могу сидеть здесь и спорить с тобой об этом. Вот что нам нужно сделать.

Она высовывает язык, нервно облизывая губы, и я чувствую толчок нежелательного возбуждения. Сейчас не время и не место для отвлечения, но мое тело, кажется, не на той же волне, потому что одно только движение ее языка по нижней губе заставляет меня пульсировать.

– Просто сиди здесь. – Говорю я ей, оттесняя свое разочарование тяжелой рукой. – Я со всем разберусь. И пересаживайся, сразу, когда я скажу, когда закончу, ладно?

Между ее глаз сморщивается раздраженная линия, которая говорит мне, что ей не нравится, когда я говорю ей, что делать. По крайней мере, не в этом контексте.

– Ладно. – Она сминает пакет в руках. – Просто скажи мне, как высоко прыгать, Иван.

Сарказм в ее голосе густ, но у меня нет времени разбираться с ним или оценивать его. У меня нет времени, чтобы заставить ее почувствовать себя лучше, чего я отчаянно хочу. Но мне также нужно обеспечить ее безопасность. И даже если это означает вбить еще больший клин между нами, это то, что я должен сделать. Потеря того, что могло быть между нами, – это мое наказание за то, что я сделал, и мне просто придется с этим жить.

Я заехал на заднюю часть парковки, как можно дальше от офисного здания у входа. Я ищу самую невзрачную машину, какую только могу, – Тайоту, Хонду или Ниссан невзрачного цвета, которые можно сотнями встретить на дороге. Когда я нахожу одну – Короллу конца девяностых бежево-зеленого цвета, от которой мне становится не по себе, я быстро меняю номера. Это, вероятно, довезет нас до Дакоты, где я украду что-нибудь более подходящее для снега, на случай, если в середине осени выпадет снег. А потом, ближе к Вегасу, я вернусь к чему-то такому.

К ее чести, Шарлотта не выходит и не пытается спорить со мной, или бежать, или вообще что-то делать. Она сидит неподвижно на пассажирском сиденье, безмолвная, как статуя, как будто, полностью отстранившись от ситуации, она просто не может быть в ней замешана. Она в отрицании, я знаю это, но я бы предпочел иметь дело с отрицанием, чем с ее яростной яростью в этот конкретный момент, когда время имеет существенное значение.

Я уверен, что она ненавидит меня. Воспоминание о ее споре со мной сегодня утром – странная смесь боли, сожаления и возбуждения, от которой мне становится плохо и одновременно возбуждает, мешанина эмоций, которую я никогда раньше не испытывал. Это уникально для меня, и у меня такое чувство, что это потому, что я чувствую к ней то, чего никогда не чувствовал ни к одной женщине, с которой я когда-либо трахался.

Из всех женщин в мире я должен был влюбиться в эту. Но одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что если я еще не влюбился полностью, то я близок к краю. Мое сердце странно сжимается в груди, когда я смотрю на ее каменное лицо, и мне приходится быстро отвести взгляд, снова сосредоточившись на процессе запуска автомобиля, который мы собираемся угнать.

Как только я завожу машину, я выезжаю с места, возвращаюсь к месту где стоит наша текущая машина и останавливаюсь там. Я беру ключи, нашу сумку с дорожными закусками и быстро осматриваю машину, чтобы убедиться, что в ней не осталось ничего, указывающее на то, что она моя. Я ненавижу оставлять ее, но это еще одна причина, по которой я рад, что не взял Мустанг.

– Мне нужно, чтобы ты пересела и следовала за мной, – спокойно говорю я Шарлотте. – Мы собираемся кинуть ее где-нибудь, где много деревьев, чтобы понадобилось кому-нибудь некоторое время, чтобы ее найти. К тому времени, как один из идиотов в городской полиции поймет, как сложить два и два, и соединит эту машину с угнанной, мы уже давно уедем.

Она смотрит на меня так, будто я идиот.

– Что? – Я стараюсь не огрызаться, но немного усталого раздражения, которое я чувствую, проскальзывает в моем тоне.

– Я не умею водить механику, Иван.

– Черт. Конечно, нет. – Я провожу рукой по волосам. – Ладно, хорошо. Веди Короллу и следуй за мной. Просто веди ее как обычно, мне придется отсоединить провода аккумулятора, чтобы завести ее.

Шарлотта смотрит на меня еще одну долгую секунду, и я понимаю, о чем я только что ее попросил – вести угнанную машину, как будто я просил ее забрать молоко из продуктового магазина.

– Шарлотта, я…

– Не говори, что тебе жаль. – Она поднимает руку, качая головой. – Ладно.

Она выскальзывает из машины, по пути прихватив бутылку воды, и топает к Королле. Кажется, она намерена показать мне, насколько она недовольна, но я не могу ее за это винить. Я просто рад, что она это делает.

Чувство вины пронзает меня. Единственный способ, которым она выпутается из этого, не получив обвинение, если нас поймают, – это признаться во всех тех вещах, которых я на самом деле не делал, например, угрожал ей, пока она не соглашалась следовать со мной.

Это проблема на будущее, если так и случится, говорю я себе, заводя свой автомобиль и включив передачу. Я вижу, как Шарлотта садится за руль Короллы с мрачным выражением лица, и снова вздыхаю.

Еще один клин. Еще одна вещь, за которую она не должна меня прощать. Число увеличивается, и каждый прошедший день, вероятно, будет только ухудшать ситуацию.

Я ничего не могу с этим поделать, кроме как сосредоточиться на том, что я могу изменить. И это зависит от того, выберется ли она из этого благополучно или нет.

10

ШАРЛОТТА

Чувствую себя так, будто нахожусь в какой-то альтернативной реальности, когда следую за Иваном из маленького городка, через который мы проезжали. Я даже не знаю, как он называется, я была слишком отвлечена, чтобы искать какие-либо опознавательные знаки. Это не имеет значения. Я не собираюсь бежать в полицейский участок или запоминать что-либо из этого, чтобы потом предоставить кому-то доказательства.

Теперь я соучастник угона автомобиля.

Предложение продолжает крутиться у меня в голове снова и снова, как куча одежды в сушилке, слово «кража» – раздражающая пряжка, которая постоянно бьет по боку. Я не совершала никакого фактического воровства, но я веду машину и ничего не сделала, чтобы это остановить. Если нас поймают, единственное, что вытащит меня из этого, – это еще больше лжи. Ложь об Иване, в частности, о том, что, хотя я и злюсь на него, я не хочу говорить. Я не хочу придумывать истории о том, как он мне угрожал, или насильно похитил меня, или заставил меня сделать это.

Я также не хочу попасть в тюрьму за кражу, возможно, одной из самых уродливых машин, в которых я когда-либо сидела.

Я чувствую себя оцепеневшей, когда следую за Иваном из города по улице, которая настолько темная, что я почти не вижу линий, пока мы не добираемся до длинного участка лесистой дороги, с которой он съезжает, следуя по следу, который я не вижу, пока фары не освещают ее прямо. Каждый удар сотрясает машину, и я вздрагиваю, когда следую за ним, дребезжа, пока он, наконец, не останавливается.

Он выходит, освещенный фарами, и я ненавижу это даже сейчас, каждый раз, когда я снова его вижу, мое сердце немного дергается в груди. Он несправедливо великолепен, тот тип мужчин, который, как я клялась всю свою жизнь, не интересовал меня, только чтобы узнать сейчас, что я, по-видимому, лгала себе все это время.

Женщинам нравятся плохие парни, и, полагаю, я не была исключением. У меня перехватывает дыхание, когда он подходит к моей двери, стучит по окну, чтобы я могла его опустить.

– Подожди здесь. – Говорит Иван. – Я отгоню свою машину немного дальше, чтобы ее было сложнее найти. Я сейчас вернусь. Выключи фары.

Я подчиняюсь, не говоря ни слова, хотя мне хочется поспорить. Нет смысла спорить, кроме того, что это было бы приятно, а сейчас я даже не уверена, что это правда. Сейчас я думаю, что это может быть похоже на то, как приятно сжимать что-то вроде заусеницы – это будет больно и в конечном итоге ухудшит ситуацию, ради кратковременного облегчения давления.

Вместо этого я сижу здесь с выключенными фарами, темнота вокруг меня, и я потягиваю воду из бутылки, как будто все в порядке. Как будто это действительно хорошо, как сказал ранее Иван, что было совершенно смешно.

Ничего не хорошо. Может даже, больше никогда и не будет.

Я никогда не боялась темноты, и я благодарна за это, сидя в чужой машине и ожидая возвращения Ивана. У меня возникает мгновенная безумная мысль, что, может быть, он бросил меня, что, может быть, он решил бросить меня здесь и уехать сам по себе, но эта идея кажется странно нелепой.

Какую бы ложь ни наговорил Иван, в какие бы ужасные вещи он меня ни втянул, я верю в одно – в то, что он хочет держать меня рядом, потому что он верит, что это может уберечь меня.

Это единственное, за что я сейчас держусь, и эта мысль заставляет мои глаза снова гореть, так близко к слезам, что я откидываю голову на сиденье, закрывая их, чтобы попытаться сдержать новую волну плача. Я не думаю, что смогу вынести больше. Даже поздними вечерами в колледже, готовясь к экзаменам, я не помню, чтобы когда-либо была настолько измотана.

Когда я снова открываю глаза, я вижу, как Иван идет ко мне. Или, по крайней мере, я думаю, что это Иван – темная фигура, движущаяся между деревьями к моей машине, просто силуэт в слабом лунном свете. Мое сердце колотится в груди по другой причине – иронично, так как я просто думала, что не боюсь темноты. Но есть несколько мужчин, которые ищут меня сейчас, и это может быть та фигура, которая идет ко мне прямо сейчас.

Желание включить фары и посмотреть, кто это, сильно, но я готовлюсь, готовая включить заднюю передачу и нажать на газ, если из тени появится кто-то, кроме Ивана. Моя рука сжимает рычаг переключения передач, другая сжимает руль, и я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока фигура не приближается достаточно близко, чтобы я могла разглядеть черты, и я вижу, что это все-таки Иван.

Он стучит в окно, и я открываю дверцу машины, едва не выпадая в спешке выбраться наружу. Холодный вечерний воздух бьет меня, как пощечина, и, когда я на мгновение поднимаю взгляд на небо, я задаюсь вопросом, который час. Небо имеет тот странный свет, который иногда появляется после полуночи, и в воздухе витает то чувство, когда мир все еще вокруг тебя, и кажется, что ты единственный, кто не спит во всем этом.

– Шарлотта. – Рука Ивана касается моей руки, и я почти подпрыгиваю. – Нам нужно ехать.

– Я… да. – Я провожу руками по волосам. – Я просто устала. Мне кажется, это сводит меня с ума.

– Я тоже очень устал. – Иван тяжело вздыхает. – Нам нужно еще немного проехаться. В следующем городе, до которого мы доберемся, мы остановимся на ночь или на день.

Я киваю, обхожу машину, чтобы сесть на пассажирское сиденье. Иван молчит, выезжая на дорогу, и через мгновение включает фары. Дороги пусты, и он едет с соблюдением скоростного режима, не говоря ни слова, глядя на дорогу перед нами.

Думаю, я ненадолго задремала, потому что прежде, чем я это осознаю, Иван въезжает на другую темную парковку, на этот раз перед двухэтажным мотелем в форме буквы L, который очень похож на тот, который мы оставили позади. Я никогда в жизни не останавливалась в таком месте, а теперь побывала в двух за один день.

Не могу не задаться вопросом, сколько еще таких мест мне предстоит увидеть, прежде чем все это закончится.

По движениям Ивана я вижу, что он измотан, что он напрягается больше, чем следовало бы, и я знаю, что мне должно быть все равно. Я должна радоваться, что он тоже как-то страдает после того, через что он заставил меня пройти, но это не так.

Кажется, я не могу сопоставить все версии этого человека, думаю я, следуя за ним к маленькому окошку, где он платит наличными за номер и называет клерку поддельные имена нас обоих. Есть разные версии этого мужчины: мужчина в Маскараде, Веном, и Иван, с которым я ходила на свидания в Чикаго, а есть этот Иван, тот, который, как мне кажется, является, вероятно, наиболее близкой версией его настоящего «я». И именно это меня пугает, потому что этот Иван, который, кажется, не плохой и не хороший, а представляет собой некую комбинацию того и другого, плохой мальчик с сердцем не совсем из золота, а, может быть, из очень потускневшего серебра, – человек, который мне иногда нравится, а иногда ненавистен, и которого я не знаю, хочу ли я оставить позади. Мужчина, которого я тоже хочу, несмотря на все, что он сделал. Это не изменило моего влечения к нему, что я доказала сегодня утром. Я хочу обвинить его в этом, но, когда он ответил мне тем же, я знала, по крайней мере, часть того, что делала, когда трахалась с ним этим утром. Я не знала всего, но я знала достаточно, чтобы не позволить этому случиться снова.

Но я не позволю этому случиться снова, говорю я себе, когда мы заходим в маленькую комнату. Иван полностью задергивает шторы, как только мы заходим, включает свет в крошечной ванной и рядом с кроватью на дальней стороне, но оставляет основной свет выключенным. Он бросает свою дорожную сумку на пол, целенаправленно и быстро обходит меня, как будто меня вообще нет, защелкивая дверь на цепочку сбоку, а затем подтаскивает потертое кресло к окну перед ним, крепко прижимая его к стене.

– Это не поможет, если кто-то найдет нас здесь и узнает номер комнаты. – Говорит он тяжело, его слова медленные и почти невнятные от усталости. – Но это замедлит их. Мне понадобится несколько секунд, чтобы проснуться и взять свой пистолет.

Слово «пистолет» потрясает меня. Я видела, как Иван стрелял из него в своих братьев ранее, но оно все еще не полностью усвоилось. Я никогда не видела пистолета вживую до сегодняшнего дня, за исключением мельком на бедрах полицейских. Теперь тот, который Иван кладет на тумбочку рядом с кроватью, настоящий и жестокий, как змея, свернувшаяся кольцами рядом с тем местом, где я буду спать.

– Отдохни немного, – тихо говорит он, снова проходя мимо меня к шкафу, где он откидывает дверцу, чтобы достать дополнительную подушку и тонкое одеяло. – Нам нужно пораньше вернуться в путь.

Я обнимаю себя, садясь на край кровати, чувствуя холод, хотя в комнате на самом деле слишком тепло, даже для осенней ночи. Стоит ли мне не снимать одежду, чтобы спать? Я думаю, оцепенело откидывая одеяло, и почти смеюсь вслух от того, насколько нелепа эта мысль. Иван знает части меня более интимно, чем некоторые из моих настоящих парней. Я позволяла ему делать со мной то, чего никогда не делала ни с кем другим. Мысль о том, что я должна спать в джинсах, потому что я зла на него, просто смехотворна.

Тем не менее, я чувствую его взгляд на себе, когда поворачиваюсь и начинаю их расстегивать, и тепло, которое скользит по моей коже, прогоняя холод, который я чувствовала минуту назад, заставляет меня задуматься, стоило ли мне вообще это делать. Я хочу сказать ему, чтобы он отвернулся, но, кажется, это сделает все еще хуже, признавая тот факт, что я чувствую, как он наблюдает за мной.

Покалывание пробегает по моему позвоночнику, когда я стягиваю джинсы на бедра, и другое чувство сменяет дискомфорт, мелкое чувство, которым я позволяю себе наслаждаться всего секунду. Я немного наклоняюсь, снимая джинсы, позволяя его футболке, которая все еще на мне, задраться по талии, так что он может видеть изгибы моих бедер и задницы в хлопковых трусиках, когда я сбрасываю джинсы и наклоняюсь, чтобы поднять их с пола.

Позади меня Иван молчит и не двигается, пока мне не кажется, что я слышу, как он громко сглатывает. Я выпрямляюсь, его футболка снова падает на мои бедра, и я могу представить, о чем он думает. Как сильно он хочет пересечь комнату прямо сейчас и схватить меня, наклонив над кроватью, положив руку мне на шею, пока он стягивает мои трусики в сторону. Когда он… Я слышу, как он шаркает, встряхивая одеяло, и фантазия обрывается. Не слишком рано, потому что я чувствую горячую пульсацию возбуждения между своих бедер, влажность там, и я откидываю одеяло до конца и быстро скольжу в постель. Простыни холодные, охлаждают мою разгоряченную кожу, и я натягиваю их до самого подбородка, отводя взгляд от Ивана, когда переворачиваюсь на бок к окну.

Мое лицо горит. Мне стыдно, что я позволила себе думать об этом. Что я хотела этого ничтожного момента власти надо мной, и так сильно возбудилась. Так же болезненно осознавая тот факт, что он будет спать в нескольких дюймах от меня на полу. И я чувствую другой вид пульсации от этой мысли, – чувство вины. Иван – тот, кто везет нас через несколько штатов, и он спит на полу. Он не должен, но я тоже не хочу спать на полу, и после этого утра мы ни за что не будем спать в одной кровати.

Я точно знаю, что произойдет, если мы это сделаем.