Текст книги "Бесконечная любовь (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

18

ШАРЛОТТА

Я все еще чувствую поцелуй Ивана, обжигающий мои губы, когда я с силой открываю краны душа, слушая, как вода журчит в трубах, прежде чем, наконец, включается струя. Он никогда не целовал меня так раньше. Я ожидала, что он прижмет меня к двери, посадит на край стола, подтолкнет к кровати и снова бросит на нее. Я ожидала страсти, силы, чтобы он взял то, что он так явно хочет от меня.

Но он этого не сделал. Он просто поцеловал меня, и это было почти… сладко?

Это чертовски сбивает меня с толку. Иван – сильный мужчина, мужчина насилия и жестокости. Теперь я это знаю. Но со мной он другой. Он осторожен, внимателен, и когда я сказала «нет», он тут же остановился, хотя я видела, как сильно он хотел, чтобы это было «да». Я чувствовала это, когда он целовал меня.

Я никогда не спала ни с одним мужчиной, который бы так возбуждался от меня, как Иван, и который бы так отчаянно хотел меня. И с каждым днем все труднее игнорировать, как сильно это меня заводит. Он самый запутанный мужчина, которого я когда-либо знала. Я должна его ненавидеть. Я ненавижу то, что он сделал. Я ненавижу то, что он мне лгал, и то, что он взорвал мою жизнь.

Но я не ненавижу мужчину, который отвез меня на озеро и рассказал мне о себе. Который рискует всем, чтобы доставить меня в некое подобие безопасности, когда он мог бы просто вырваться и оставить меня с Брэдли, или даже до этого, когда его братья приходили за мной в мою квартиру. Он мог бы тогда сбежать, но не сбежал. Он пришел за мной, и даже если по моему мнению, он сделал все неправильно, он все равно спас меня.

Какого черта, Шарлотта? Я закрываю лицо руками, и стону в ладони. Мой разум явно сбивается с толку от дней, проведенных с этим мужчиной, и от умопомрачительного удовольствия, которое приходит каждый раз, когда я поддаюсь тому, что он мне предлагает физически. Я сейчас ищу ему оправдания, ищу в этом лучшее, и не могу поверить, что я действительно это делаю.

Но что, если есть что-то хорошее? Я думаю о том, что я сказала ему в закусочной сегодня утром, что он нехороший человек, и о том, как он не спорил со мной. Я увидела тень на его лице, когда я это сказала, но он принял мое суждение. И разве по-настоящему плохой человек не попытался бы спорить со мной, чтобы оправдать себя?

Я уже не совсем та хорошая девочка, которой была раньше. Хорошая девочка, – практичная, рациональная, безопасная девочка, какой я была раньше, не рассказывает о фантазиях о том, как ее преследуют, ловят и шлепают в темной паутине безликому незнакомцу. Она не трахается с мужчиной, который так удачно оказался у нее в квартире в ту же ночь, когда ее похитили, не один, а два раза за одно утро. Она не позволяет этому мужчине ласкать ее, наклонив ее над раковиной в ванной, узнав, что он все это время лгал.

И она определенно не промокает до нитки, когда он целует ее, словно любит ее, в очередном захудалом мотеле.

Он не может любить ее. Это невозможно. Прежняя я считала бы, что такой человек, как Иван, не способен на настоящую любовь. Но я уже знаю, что мир не такой черно-белый, как я когда-то думала.

Я хочу того, чего не должна. Получаю острые ощущения от того, что нахожусь в бегах от закона. Адреналин от того, как мы бежим из закусочной, возбудил меня больше, чем я хотела признать, фантазии о том, как Иван останавливается на обочине дороги и дергает меня к себе на колени, заполнили мой разум, пока мы мчались по шоссе. Я представляла, как наклоняюсь и расстегиваю его молнию, заставляя его кончать моим ртом, пока он едет. Я представляла, как он трахает меня еще до того, как мы вышли из машины, когда мы подъехали к парковке сегодня вечером.

Я была мокрой еще до того, как он меня поцеловал. И теперь…

Я тянусь вниз, проводя пальцами между ног. Я скользкая, горячая, мой клитор пульсирует под кончиками моих пальцев. Я хочу выключить воду и выйти к Ивану голой и мокрой, сесть на край кровати и втянуть его рот между моих бедер. Я хочу, чтобы он наклонил меня, как он сделал это после того, как я спустилась на него, только на этот раз я хочу его член, а не его пальцы. Я хочу…

Я хочу того, чего мне не следует. То, о чем я не должна думать, что делает меня лицемеркой, даже представляя это.

Упираясь рукой в стену, я скольжу пальцами вниз, просовывая два внутрь себя. Я чувствую, как мгновенно сжимаюсь вокруг них, бедра выгибаются в мою ладонь, отчаянно желая освобождения. Но это не моя собственная рука, которую я хочу, чтобы она терлась между моих ног, даже когда я засовываю эти два пальца между своими складками, и тру ими по моему клитору.

Иван был твердым как камень, когда целовал меня. Интересно, он сейчас там, неистово дрочит себе до быстрого, грязного оргазма, прежде чем я выйду из душа. Прежде чем я кончу⁠…

Я сильно кусаю губу, дыхание перехватывает. Я могла бы кончить вот так. Я так близко. Но в последнюю секунду, когда я провожу пальцами по своему опухшему клитору, я отдергиваю их. Я должна бороться с этим. Я не могу сдаться. Я так близка к тому, чтобы позволить Ивану сорваться с крючка. Придумывая для него оправдания, что я не должна этого делать. И каждый раз, когда я заставляю себя думать о нем, я приближаюсь к черте, которую не должна переступать. Которая отправит меня в его объятия и сделает почти невозможным вытащить себя снова.

Заставив свои мысли уйти от пульсации между бедрами и возможности того, что Иван делает снаружи, я заканчиваю принимать душ, вытираясь тонким, грубым полотенцем на крючке снаружи, натягиваю на себя пару спортивных штанов и свободную футболку, которую купила, когда мы ходили по магазинам, надеясь, что не совсем сексуального наряда будет достаточно, чтобы удержать Ивана от поцелуя меня снова. От желания меня. Но в ту минуту, как я выхожу из ванной, он поднимает на меня глаза, и я вижу, как его взгляд темнеет.

Когда он встает, я вижу очертания его эрекции, все еще напряженно прижатой к ширинке его джинсов. Я вижу, как дергается мускул его челюсти, когда он проходит мимо меня, и у меня перехватывает дыхание от того, насколько он несправедливо великолепен.

Он будет дрочить в душе. Я знаю это. Он ни за что не откажет себе в этом облегчении. Дверь за ним с трудом закрывается, и я опускаюсь на край кровати, сжимая ее края, как будто мне требуется физическое усилие, чтобы не последовать за ним в душ.

Я могла бы иметь его внутри себя прямо сейчас. Я чувствую эту пульсацию между ног, сжимающую грудь, от этой мысли у меня перехватывает дыхание.

Я не могу притворяться, что не хочу его. Но я могу с этим бороться.

Я плюхаюсь на кровать, выключая все лампы, кроме той, что рядом со мной, и пролистываю книгу, не особо сосредотачиваясь ни на чем на страницах. Примерно через двадцать минут я слышу, как выключается душ, и выходит Иван, все еще вытирая мокрые волосы полотенцем. Он надел пару спортивных штанов и больше ничего, его футболка перекинута через подлокотник кресла, и мой живот сжимается при виде его без рубашки, его точеного торса, покрытого завитками черной краски.

Мои пальцы зудят, чтобы провести по этим линиям, скользить по ним, пока он не станет твердым и не будет умолять меня прикоснуться ниже. Я хочу прорисовать эти узоры пальцами, пока я скольжу губами по нему, чувствуя, как дергается каждая мышца, когда я провожу губами и языком по его члену. Я хочу…

Блядь. Блядь, блядь, блядь.

Я переворачиваюсь на бок, стараясь не смотреть на него, пытаясь выбросить этот образ из головы. Я не знаю, почему сегодня вечером мне сложнее, чем когда-либо, игнорировать свое влечение к нему, но мое тело словно кричит, чтобы он прикоснулся ко мне. Чтобы я прикоснулась к нему. Чтобы мы оба забыли все причины, по которым мы больше не должны этого делать, и просто чувствовали.

Я слышу знакомый звук, как он достает одеяла и подушки, чтобы спать на полу, и меня снова охватывает чувство вины. Это несправедливо, и я знаю, что это так.

– Иди спать в кровать. – Я переворачиваюсь к нему лицом, чувствуя небольшой всплеск облегчения, когда вижу, что он надел рубашку. – Тут достаточно места для нас обоих. Тебе не следует продолжать спать на полу.

В тусклом свете я вижу, как Иван сжимает челюсти, расстилая одеяло.

– Все в порядке. – Говорит он кратко, его голос такой напряженный, что я задаюсь вопросом, кончил ли он в душе? Если, он все еще так же расстроен, как и я.

Или, может быть, ему этого тоже недостаточно.

Эта мысль заставляет мышцы моего живота напрягаться, желание нарастает, по коже пробегает знакомая покалывающая дрожь. Я заставляю себя ее отогнать, сосредоточившись на текущем разговоре.

– Ты постоянно за рулем. – Возражаю я. – Тебе тоже стоит поспать в кровати. Я могу положить подушки между нами, если мысль о том, что ты случайно коснешься меня ночью, так тебя беспокоит. – Последнее звучит более едко, чем я хотела, и я вижу, как руки Ивана замирают, пока он расправляет одеяло.

– Проблема не в этом, и ты это знаешь. – Его голос – напряженный, хриплый рык, и я чувствую, как тепло снова расцветает во мне при звуке этого звука.

– Тогда я посплю на полу. – Я поднимаюсь. – Тебе нужно как следует выспаться, Иван. Я сижу на пассажирском сиденье весь день. Могу вздремнуть, если захочу. Это ты не должен так сильно себя напрягать.

Теперь его руки ритмично двигаются по одеялу, снова и снова разглаживая одно и то же место.

– Похоже, тебе раньше было насрать.

Раздражение, другой вид жара, смешивается с теплом моего желания.

– Похоже, тебя просто возбуждает то, что все сложно, – резко отвечаю я, и Иван резко поднимает глаза, его темный взгляд ловит мой.

– О, это не то, что меня возбуждает, Шарлотта, – бормочет он, и от его хриплого голоса у меня перехватывает дыхание.

Я должна это прекратить. Я не должна позволять этому мужчине делить со мной постель. Если он согласится спать на кровати, я должна спать на полу. Но в этом есть что-то еще, в чем я никогда ему не признаюсь, и едва ли могу признаться себе.

Я одинока. Ночь за ночью он спит на полу, так близко и все еще так далеко, день за днем, проведенным с ним, колеблясь между спорами, напряженным молчанием и редким перемирием, заставляют меня жаждать более нежной человеческой связи. Это заставило меня жаждать именно того, что он дал мне раньше, когда он целовал меня, как будто он заботится обо мне. Как будто он любит меня. И этот поцелуй заставил меня хотеть большего. Не просто секса, а близости. Утешения.

Я хочу, чтобы он был рядом со мной в постели, потому что это заставит меня чувствовать себя менее одинокой. Хотя бы ненадолго.

Я тяжело вздохнула.

– Просто ложись в кровать. Я буду спать на полу, если хочешь. Но тебе нужно…

– Хорошо. – Иван поднимается с пола, его мускулистое телосложение выглядит еще более угрожающе в почти полной темноте. – Мне лучше поспать. Поэтому я не могу провести всю ночь, споря с тобой.

Я начинаю вставать, но он качает головой.

– Нет, – твердо говорит он. – Если я сплю в кровати, то и ты. Не волнуйся, я не буду к тебе прикасаться.

Кровать – королевская, так что теоретически места достаточно для нас обоих. Но кажется, что места гораздо меньше, когда я снова заползаю под одеяло и чувствую прогиб матраса, когда Иван скользит рядом со мной.

Между нами все еще расстояние вытянутой руки. Но я чувствую его присутствие рядом со мной, как будто он касается меня. Мой пульс застревает в горле, воздух между нами густеет от осознания того, что, если он протянет руку, я почувствую, как он коснется моей кожи.

Может быть, это была не лучшая идея, думаю я, лежа здесь, слушая его дыхание, чувствуя, как тепло его тела заполняет пространство между нами. Не думаю, что кто-то из нас сможет так заснуть.

Но каким-то образом нам это удается.

***

Я просыпаюсь от тонкого солнечного света, пробивающегося сквозь занавески и над кроватью, и от тепла тела Ивана, прижатого к моему, его руки на моей талии. Его грудь медленно поднимается и опускается у меня за спиной, его дыхание ерошит мелкие волоски на затылке, и я чувствую, как желание пронзает меня, как молния, когда я замечаю его жесткий, твердый член, прижатый к моему позвоночнику через его спортивные штаны.

Я замираю, не желая двигаться. Я пока не хочу его будить. Я хочу остаться в этом моменте еще немного, в этом чувстве объятий, в этом пограничном моменте, когда я могу притвориться, что все в порядке, и что Иван просто обнимает меня, как любимую женщину. Где я могу притвориться, что я еще не проснулась полностью, и я все еще не осознаю, что последний мужчина, которому я должна позволить прикоснуться ко мне, обвился вокруг меня, как будто я его.

Это так приятно. Его сильное, мускулистое прижатие ко мне, тепло его кожи, его мужской запах наполняют мои чувства. Не желая того, я немного извиваюсь, и в мгновение ока Иван перекатывается на меня, прижимая меня к спине, утыкаясь носом в мою шею.

Я замираю, мое сердце колотится, когда он вдыхает, его щетина касается чувствительной кожи моего горла и заставляет все мое тело напрягаться. Его бедра прижаты к моим, его член твердый у моего живота, и я чувствую, как колотится его сердце у моего.

Я не совсем уверена, что он проснулся. Он опирается на локти по обе стороны от меня, дышит неглубоко, его бедра мягко покачиваются, когда он втирается в меня. Это пульсирующее желание, которое продолжает переполнять меня при каждом его прикосновении, отвечать ему, и я понимаю с приливом жара, который ползет по моей шее, что, если бы я могла раздвинуть ноги шире, я бы это сделала.

– Шарлотта… – Мое имя – сонный шепот, выдыхаемый мне в шею, и я чувствую, как мое сопротивление ему исчезает. Я мокрая, жаждущая его, и с последними остатками самообладания я тянусь вверх, пихая руки ему в грудь, пытаясь и полностью разбудить его, и оторвать от себя.

– Отвали, – рявкаю я, и Иван поднимает голову, сон исчезает с его лица, когда он моргает на меня.

Он принимает наше положение, – он плотно прижат ко мне, мои ноги зажаты между его, а его член прижат ко мне. Медленная, насмешливая ухмылка дергает уголки его рта, и я смотрю на него, когда он улыбается мне сверху вниз.

– Почему? – Лениво спрашивает он, и я начинаю говорить ему, что это не его дело. Но темное веселье в его выражении лица говорит мне, что он не будет удовлетворен этим, пока не услышит, как я говорю ему правду.

После того, как я так разозлилась на него за всю его ложь, я думаю, это меньшее, что я могу сделать.

– Если ты не перестанешь трогать меня… – Слова вылетают шепотом, сдавленно и напряженно. – Я попрошу тебя снова меня трахнуть.

Иван резко втягивает воздух, его бедра качнулись в меня, как будто то, что я только что сказала, ударило его физически. Я чувствую, как он пульсирует напротив меня, чувствую, как его тело на мгновение прижимается к моему, его глаза темнеют от той же отчаянной потребности, которую я чувствовала с прошлой ночи. Это похоже на пытку, и есть странное удовлетворение в том, что он чувствует то же самое.

Я хочу использовать это против него. Использовать это как оружие, поставить это между нами, как щит, как я пыталась сделать, когда я опускалась на него. Свести то, что между нами, к низшей, грязной потребности. Но он не позволит мне этого сделать. Я уже знаю это с того последнего раза. И я чувствую, что то, что есть, может слишком легко выйти из-под контроля.

Это больше, чем это, и мы оба это знаем, даже если никто из нас не скажет этого вслух.

Иван тяжело сглатывает, его горло движется, когда он смотрит на меня сверху вниз, его тело внезапно становится неподвижным напротив моего.

– Ты поверишь, что все было по-настоящему, если я это сделаю?

Вопрос звучит как хриплый хрип, но в нем есть мягкость, искренность, которая ранит меня за живое. И снова я не могу дать ему ничего, кроме правды, даже когда он лгал мне так много раз.

Даже если было бы приятно на мгновение наказать его, сказав ему «да», когда я знаю, что ответ «нет». Это было бы больно мне позже, после. Когда он поймет, что я солгала. Что я что-то отняла у него в отместку за то, что он отнял у меня. Я должна хотеть этого больше, чем сейчас. Я должна это сделать. Но я не могу заставить себя, и поэтому я знаю, что все зашло намного дальше, чем следовало.

Моя нерешительность – это все, что нужно Ивану в ответ. Но он не двигается, его взгляд становится жестче.

– Ответь мне, – грубо говорит он, и его пальцы касаются моего подбородка, заставляя меня посмотреть на него. – Это было бы правдой для тебя?

Я прикусываю губу, покачивая головой, одним быстрым, коротким движением. И так же быстро Иван отстраняется от меня, скатываясь с кровати. Я вижу свидетельство его возбуждения, нависающее спереди его штанов, но он игнорирует это, шагая туда, где его одежда разбросана по стулу. Он хватает ее в руку, направляется в ванную и сильно хлопает за собой дверью.

Я чувствую, как слезы жгут мои глаза, глядя, как он уходит. И я не могу понять, почему я собираюсь плакать из-за мужчины, к которому я вообще никогда не должна была испытывать чувств.

19

ИВАН

Я спал лучше, чем когда-либо за долгое время. Я не был уверен, почему так, пока не проснулся на Шарлотте и не понял, что, должно быть, произошло.

Я провел ночь, свернувшись калачиком вокруг нее. Впервые, насколько я помню, я спал рядом с женщиной всю ночь, и это ничего не значило. Ничего для нее, по крайней мере.

Когда я спросил, будет ли это по-настоящему, ее покачивание головой было похоже на нож, который снова прорезал меня, такой горячий и острый, что я почти ожидал увидеть свою кровь на ее руках. Физический порез, возможно, был бы менее болезненным.

Напряжение между нами так же сильно, как и всегда, когда мы уходим. Я резок с ней, мое разочарование сводит меня с ума, и нет никакого решения. Ни одного, которому я готов поддаться, во всяком случае. Я кончил в душе вчера вечером и снова этим утром, прежде чем одеться, после того как оставил ее в постели, но это как поглаживание зудящего места, которое хочется почесать. Это едва снимает остроту.

Все, что меня удовлетворит, – это она. И я отказываюсь трахать ее снова, пока она не признает, что хочет именно меня. Вот так, таким, какой я есть.

Эти мысли терзают меня весь день, только разжигая мое и без того горькое настроение. Но все это вылетает из моей головы, когда мы останавливаемся в мотеле «Звездный вид» на ночь, единственном в городе с одним красным фонарем, через который мы только что проехали, и я вижу две знакомые фигуры, прислонившиеся к серебристой Акуре.

Я знаю эту машину. И я узнаю своих братьев, даже с того расстояния, на котором мы находимся, когда я замедляюсь.

Я резко ставлю машину на парковку, и Шарлотта ахает.

– Разве мы не должны бежать? – Шепчет она, и я резко качаю головой, вытаскивая пистолет.

– Я собираюсь убедиться, что они больше не будут за нами гнаться, – рычу я, эта разочарованная потребность, которая грызла меня весь день, превращается в жажду насилия. Мне сейчас нужен либо секс, либо кровь, а там, где одно невозможно, другое – вполне достойная замена.

– Они твои братья…

– Оставайся здесь. – Слова произносятся резко, отрывисто, и я оставляю машину работающей, открываю дверь и выхожу на тротуар, пистолет виден рядом со мной, когда я шагаю к ним двоим.

Ники и Антон отталкиваются от машины, делая шаг ко мне. Я прищуриваюсь, когда вижу, что ни у кого из них, похоже, нет оружия в руках.

– Иван, – первым кричит Ники, слегка поднимая руки, чтобы показать, что они пусты. – Поговори с нами.

– Единственное, чего я хочу, чтобы у тебя изо рта текла твоя собственная кровь, – рычу я, мой палец касается курка моего пистолета, когда я подхожу ближе. – Я покончил с этим дерьмом, Ники. Я заканчиваю с преследованием.

Ники слегка бледнеет.

– Зачем…

– Не твое собачье дело. – Я поднимаю пистолет, целясь в него. – Я сказал, я покончил с этим.

– Иван…

Я настигаю его еще одним шагом, отступая к машине. Я вставляю пистолет ему в ямку горла как раз в тот момент, когда вижу, как Антон вытаскивает руку из кармана, держа в пальцах нож. Одним быстрым движением я протягиваю левую руку, одновременно хватая рукоятку и пальцы Антона, и поворачиваю так сильно, что слышу, как они хрустят.

Антон издает пронзительный вопль, отступая назад, и я сильнее прижимаю пистолет к горлу Ники.

– Я гоняюсь за дикими гусями с тех пор, как мы покинули Иллинойс, – рычу я. – Как вы нас находите? Как вы вообще нас догнали так быстро? – Я вижу, как Антон снова движется ко мне, и поднимаю палец, глядя на него сбоку. – Продолжай двигаться, и я разнесу ему горло.

Честно говоря, я не знаю, сработает ли угроза. Если бы это был Лев, он бы сказал мне убить его, черт возьми. Но у Антона и Ники всегда была общая нить, они были бонусными детьми моего отца, теми, кого он игнорирует, пока ему не нужно будет их использовать для чего-то, и у меня такое чувство, что это создало между ними связь. Я на это и рассчитываю, и, видя, как колеблется Антон, я понимаю, что это был правильный выбор.

Антон медленно поднимает руки, отступая.

– Ладно, – коротко говорит он. – Лев сумел получить запись с камер видеонаблюдения дома Шарлотты. Он видел, как ты уезжал с ней в машине, на которой ты ездил раньше. Он послал нескольких парней, чтобы проследить за твоими следами, и когда никто из них не привел его к тебе, он решил, что ты просто увез Шарлотту из города и сбежал. И он был прав, очевидно.

– И как все же он нас вычислил? – Я снова приставляю ствол к горлу Ники, и он кашляет.

– Теперь трудно исчезнуть. Весь гребаный мир постоянно на виду, мужик. – Антон качает головой. – Дорожные камеры, охрана заправки, и Лев не остановится, чтобы получить то, что хочет. Он чертовски жесток, и он причинит боль любому, будет угрожать чем угодно, чтобы получить результат. Ты это знаешь.

Я знаю это. Жестокость Льва делает его неэффективным палачом, но она дает результаты практически во всех остальных аспектах мира Братвы. Если ему что-то нужно или он чего-то хочет, на его пути нет никаких моральных норм. Он не остановится ни перед чем.

– Ну, теперь он не с вами, идиотами. – Я медленно опускаю пистолет, держа его наготове на случай, если у кого-то из них появятся какие-нибудь идеи. – Так где он? И как вы нас нашли?

– Я не полный идиот, – выдавливает Ники, потирая основание горла. – И я, блядь, не скажу тебе, где Лев. Это не стоит моей жизни. Но было не так уж сложно понять, где вы двое будете. Каждый раз, когда мы сталкивались с тобой или почти догоняли, ты останавливался в самых дерьмовых мотелях из существующих. В этом городе был только один такой, и, судя по тому, сколько времени ты двигался, ты, вероятно, собирался остановиться здесь. Мы рискнули, и все получилось. – Он пожимает плечами.

– Но это не так, – огрызаюсь я. – Потому что я не позволю вам, двум придуркам, просто уйти отсюда.

Ники смотрит на меня спокойно.

– Почему нет? – Он продолжает говорить, прежде чем я успеваю ответить, его взгляд прищурился на меня. – Отдай нам девчонку. Она тебе уже наверняка надоела. Мы отвезем ее к отцу, как и положено. Лев хочет первым заполучить ее, но мы позаботимся о том, чтобы он этого не сделал. Мы скажем, что выполняем приказы отца, и вернем ее обратно в Чикаго. И тогда это будет не самое худшее. Ты знаешь, каким клиентам продает отец. И она великолепна. Она окажется игрушкой какого-нибудь миллиардера или в гареме принца. Она будет жить роскошной жизнью, а ты сможешь пойти своей дорогой, написав себе новое будущее. Этого ты хотел, да? – Ники прищурился. – Уйти? Сделай это, пока мы все отвлечены тем, что вернем девчонку к отцу. Убирайся к черту.

– Отец будет зол на вас за то, что вы меня не вернули. И Лев тоже.

– Мы с этим разберемся. Девчонка – вот чего он действительно хочет. Он поверит, что она заманит тебя обратно. А когда она этого не сделает, он продаст ее и попытается найти тебя каким-то другим способом. Но к тому времени ты уже исчезнешь.

Не так давно, с кем-то другим, я бы поддался искушению заключить сделку, даже такой отвратительной, какой я нахожу торговлю плотью моего отца. Мои усилия остановить торговлю моим отцом – это попытка хоть какой-то малой меры искупления, в конце концов, а искупление никогда не приходит без искушения. Но в конце концов я знаю, что все равно сказал бы «нет». Я не зашел так далеко и не подверг себя такой большой опасности, чтобы в конце концов позволить моему отцу уйти безнаказанным.

А когда Шарлотта в центре всего этого, у меня нет ни единого шанса.

– Иван? – Слышу я ее голос секунду спустя, слишком близко, чтобы она все еще была в машине, и у меня такое чувство, что она услышала больше разговора, чем мне бы хотелось. Моя грудь сжимается при мысли, что она могла хотя бы на секунду подумать, что я передам ее им, и я двигаюсь быстро, как змея, снова приставив пистолет к горлу Ники.

– Это то, чего вы действительно хотите? – Шиплю я, вдавливая ствол в его кожу. – Ты и Антон оба? Быть лакеями Льва, запасными частями отца, использованными и выброшенными, и заботиться только о тех мелких услугах, которые вы можете оказать семье? Вам тоже следует бежать, хотя бы потому, что это единственный шанс для вас обоих не быть перемолотыми в утилизации прихотей Льва, когда отец умрет, и вы больше не будете нужны.

Я чувствую, как горло Ники движется против пистолета, но его взгляд полон презрения, когда он смотрит на меня.

– Я не настолько глуп, чтобы думать, что короткое время, которое мы будем свободны, стоит той смерти, которую устроит Лев, когда нас поймают.

– Я же бегу. А ты только что пытался заставить меня отдать Шарлотту, говоря, что к тому времени, как отец снова придет за мной, я уже исчезну. Так, как ты думаешь, можно выбраться или нет?

Ники вздрагивает, и его взгляд скользит в сторону. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы быть полностью сбитым с ног бросающимся на меня Антоном, крик Шарлотты, предупреждающий меня, прозвучал на секунду позже.

Как бы то ни было, меня отбрасывает в сторону, мой палец нажимает на курок моего пистолета, и пуля попадает в тротуар. Шарлотта кричит, и я слышу топот ее ног, когда она начинает бежать к машине. Антон поворачивается к ней, направляясь прямо, чтобы схватить ее, и я, не задумываясь, разворачиваюсь и всаживаю пулю ему в колено.

Он падает на землю, крича, хватаясь обеими руками за ногу, которую я только что ранил. Я вижу краем глаза, как Ники идет на меня, в одной руке нож, а другой он вытаскивает пистолет из-за пояса, и я размахиваю рукой в его сторону, стреляя не глядя.

Я не хочу убивать его. Я действительно не хочу. Но в этот момент единственное, что имеет значение, – это добраться до Шарлотты. Я слышу крик боли Ники, смешивающийся с криком Антона, и слышу, как он отшатывается и ударяется о тротуар, и я смотрю назад, чтобы увидеть Шарлотту, уже почти подходящую к машине, бросающуюся внутрь.

Я оглядываюсь назад, всего один раз. Ники держится за живот, кровь течет между кончиками его пальцев. Это может убить его, я знаю это, и я также знаю, что могу убить его прямо сейчас.

Я могу убить их обоих. Я могу положить конец одной трети угрозы для Шарлотты и для меня. Лев все еще был бы там, где он сейчас, вероятно, уже в Вегасе, и Брэдли все еще гнался бы за мной, но Ники и Антон были бы мертвы.

Мой палец касается курка. Я должен это сделать. Но я чувствую, как мои внутренности скручиваются при мысли о том, чтобы положить конец их несчастным жизням, которые они провели в качестве не более чем пешек, как ножи моего отца во тьме, и даже не особо острые.

Я мог бы сказать, что это было бы милосердием, но это не особенно похоже на это. И больше всего на свете я эгоистично не хочу, чтобы Шарлотта видела, как я их убиваю. Я не знаю, будет ли она смотреть на меня так же после этого. Сомневаюсь, что она это сделает. Любая искра желания и заботы, которая заставила ее поцеловать меня в ответ прошлой ночью, предложить мне кровать вместо того, чтобы оставить меня спать на полу, погаснет, увидев, как я делаю что-то столь жестокое.

Поэтому вместо этого я поворачиваюсь и бегу к ожидающей машине.

Шарлотта мертвецки молчит, когда я выезжаю со стоянки, оставляя двух мужчин, когда я выезжаю на открытую дорогу. Правда в том, что Ники, скорее всего, умрет к завтрашнему дню. Но, по крайней мере, она не видела, как я всадил в него последнюю пулю.

– Нам придется продолжать. – Я крепко сжимаю губы, глядя вперед на темную дорогу. Мой адреналин высок, поэтому сейчас я не чувствую усталости, но до того, как мы въехали на ту стоянку, я был измотан. Это снова настигнет меня в ближайшее время, и я действительно не знаю, что с этим делать. – Я не хотел просить тебя вести машину, тем более, что всегда есть вероятность, что кто-то будет у нас на хвосте, но это может быть неизбежно. Ники и Антон некоторое время будут не в строю, но Лев все еще может быть там, и они выяснили, в каких мотелях мы останавливаемся.

– Так давай остановимся в более хорошем отеле? С картами-ключами и охраной?

Я качаю головой.

– Во-первых, нам будет трудно найти что-то подобное здесь. Во-вторых, это открывает целый ящик других проблем: людей, которых можно допросить о нас, камеры, все это дерьмо, которое можно использовать, чтобы следить за нами.

– Мы не можем просто продолжать ехать прямо. – Шарлотта проводит рукой по волосам. – Даже если остановиться отдохнуть, мы будем истощены.

– Это возможно. Это будет неприятно, но мы можем это сделать. – Я пожимаю плечами, как будто каждая клеточка моего тела не стремится лечь прямо сейчас. Я бы даже с радостью лег на пол. Дни в бегах настигают меня, и я чертовски измотан.

– Почему бы нам не разбить лагерь? – Внезапно спрашивает Шарлотта, предложение приходит совершенно неожиданно. – Где-нибудь вдали от проторенных дорог. Мы же в Монтане, должны же быть места для этого, верно?

Предложение поражает меня, и я искоса смотрю на нее.

– Больше не боишься медведей?

Шарлотта морщится.

– Они уже в спячке, да? Скоро Хэллоуин.

Я пожимаю плечами.

– Большинство из них, наверное. Но ты серьезно? Ты хочешь этого?

Она опускает взгляд на свои колени, и я тут же жалею, что отнесся к этому легкомысленно.

– Я никогда этого не делала, – наконец говорит она. – Еще одна из тех вещей, которые я всегда хотела сделать, но не сделала. Например, настоящий кемпинг. Я, наверное, могла бы уговорить Джаз, Сару и Зои пожить в глэмпинге, но разбить палатку, собрать дрова и все такое? Они бы все покрылись крапивницей.

Моя грудь сжимается, когда я слышу, как она говорит о них. Я слышу печаль в ее голосе, тоску от осознания того, что она больше никогда не увидит своих друзей. И это моя вина. Эта мысль ощущается как дубина, избивающая меня до тех пор, пока я не чувствую постоянную боль в костях.