Текст книги "Плотское желание (ЛП)"
Автор книги: М. Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– Пойдем на пляж, – предлагаю я, возвращаясь в дом, и Данте кивает. Он молчит, пока мы идем через дом, спускаемся по ступенькам на песок и снимаем обувь, когда доходим до подножия ступенек. Мы идем через пляж к тому месту, где мы разговаривали в последний раз, когда были здесь, и Данте опускается рядом со мной на песок.
– Я прочитала письмо. – Я опускаю взгляд на свои руки, сцепленные на коленях, а затем на него. – Данте...
– Я люблю тебя. – Он поворачивается ко мне, протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, и я вдыхаю, когда это прикосновение вызывает во мне прилив эмоций. – Я знал, что люблю тебя до того, как ты уехала, но я боялся этого. Я должен был сказать тебе тогда. Не знаю, изменило бы это что-нибудь. Но я говорю тебе сейчас. Я…
Он вдыхает, его большой палец проводит по моей скуле.
– Я не могу снова потерять тебя, Эмма. Я оставлю мафию позади, если это то, что тебе нужно. Я передам титул Лоренцо. – Данте мрачно усмехается. – Он, наверное, будет в восторге, честно говоря. Чего бы мне это ни стоило, я готов это сделать. Ради тебя. Ради нашей семьи. – Его взгляд опускается к моему животу, и я вижу искренность в его глазах так же точно, как услышала ее в письме.
Мне требуется мгновение, чтобы сказать, преодолевая сдавленность в горле.
– Я не могу просить тебя об этом, – шепчу я. А я хочу. Я хочу попросить его оставить все позади и просто быть со мной человеком. Не боссом мафии, не главой семьи, а просто Данте.
Просто моим.
Но он не стал бы просить меня об этом.
– У нас обоих есть жизни, которые важны для нас, – мягко говорю я. – Они – часть нас самих. Я не могу просить тебя перестать быть собой.
– Я не могу потерять тебя. Эмма... – Его рука прижимается к моему лицу и скользит по шее.
А потом он наклоняется, и его рот оказывается на моем.
Я чувствую вкус соли в поцелуе, между нашими губами. Его лоб прижимается к моему: поцелуй мягкий, глубокий и медленный, полный всей той тоски, которую мы оба испытываем. Я не разрываю поцелуй, даже когда знаю, что должна, потому что не могу.
Я хочу, чтобы он никогда не переставал меня целовать.
– Должен быть какой-то способ разобраться в этом, Эмма. – Данте вдыхает, его губы все еще почти касаются моих, а его рука лежит на моей шее. – Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. – Мой голос трещит, срываясь на полуслове, и я чувствую, как свежие слезы наворачиваются и проливаются на глаза. – Но я не знаю...
– Должен быть способ. – Данте немного отстраняется и смотрит на меня. – Мы можем разобраться с этим, Эмма.
– Я должна жить своей жизнью. – Я беспомощно смотрю на него и тянусь вниз, чтобы переплести свои пальцы с его. – Я не могу быть женой мафиози, которая тебе нужна. Я не могу делать все эти вещи...
– Какие вещи? – Данте качает головой. – Ты уже все, что мне нужно, Эмма. Ты можешь оставить себе квартиру, продолжать работать тату-мастером, иметь свой собственный салон, если захочешь. – Его пальцы скользят под мой подбородок, наклоняя мое лицо вверх, чтобы я смотрела на него. – С тех пор как я стал доном, я хотел делать все по-своему. Не по-старому. Я хочу тебя навсегда, Эмма, но на твоих условиях. У тебя будет своя жизнь и все, что ты хочешь. Я никогда этого не отниму. И я буду оберегать тебя и нашего ребенка. Я обещаю.
Я поднимаюсь и накрываю его руку своей.
– Ты не можешь этого обещать.
– Могу, – яростно шепчет Данте. – Настолько, насколько я вообще могу обещать, чтобы хоть что-то в мире было безопасным для тебя. Опасность будет всегда, Эмма, кем бы мы ни были. Но я никогда не позволю ничему, что в моих силах, причинить тебе вред.
Его взгляд задерживается на мне на долгий миг. А потом он наклоняется и снова целует меня, и на этот раз я не сопротивляюсь. Я целую его в ответ, обнимаю за шею, и когда он шепчет мне в губы, что любит меня, я шепчу ему в ответ.
Я в ужасе от того, что ждет нас впереди, от всего неизвестного. Но когда руки Данте обхватывают меня, подхватывая и прижимая к своей груди, я понимаю, что только с ним я могу чувствовать себя в безопасности.
Он будет оберегать меня, чего бы это ни стоило. И это уже не пугает меня так сильно, как раньше.
Я уже не уверена, что это вообще меня пугает.
Данте снова целует меня, пока идет по пляжу, снова и снова, до самого дома. Он несет меня в спальню, укладывает на кровать, следуя за мной, и его рот не покидает мой даже на мгновение. Его руки скользят по мне, снимая одежду, гладят мою кожу, пока я выгибаюсь дугой и выкрикиваю его имя. Когда он входит в меня, я удивляюсь, как я вообще могла подумать что-то подобное, когда мы идеально подходим друг другу.
С того момента, как мы встретились, это было неизбежно. Я пыталась убежать от этого, но я не могла бежать из дома надолго. И когда Данте целует меня, его бедра бьются о мои, когда он погружается в меня, я понимаю, что мой дом – это не только это место.
Это он.
Именно в этот момент, когда мы так близки, как только могут быть близки два человека, я понимаю, что нам никогда не суждено быть порознь.
Некоторым вещам просто суждено быть. И что бы ни случилось дальше, мы справимся с этим.
Вместе.
ЭПИЛОГ
ГОД СПУСТЯ
– Куда мы едем? – Я смотрю на Данте через плечо, вдевая в ухо маленький золотой обруч, уступка моему нежеланию носить украшения после того, как он подарил их мне на день рождения.
Данте стоит в дверях нашей спальни, одетый в чиносы и футболку, переминается с ноги на ногу с блеском в глазах, который говорит мне, что он что-то замышляет.
– Няня с Лилли?
– Она улеглась спать и прекрасно себя чувствует. – Данте заходит в комнату, его руки лежат на моей талии, он поворачивает меня так, чтобы наклониться и поцеловать. – Что касается того, куда мы едем, это сюрприз. Ты же не хочешь, чтобы я его испортил?
– Нет, наверное, нет. – Я пожевала нижнюю губу, недоверчиво глядя на него. – Ладно, пойдем.
Я знаю, что у Данте есть склонность к тому, чтобы удивлять меня экстравагантными сюрпризами. До сих пор ему удавалось сдерживать себя. Например, я знаю, что он хотел удивить меня квартирой, в которую мы переехали вместе полгода назад, но вместо этого мы выбрали ее вместе. Я знаю, что он пошел на компромисс, потому что вместо того, чтобы удивить меня ключами, он подарил мне папку с объявлениями, которые он организовал, и расписание всех показов, на которые мы должны были пойти вместе.
Это была одна из самых милых вещей, которые он сделал. И вот теперь, шесть месяцев спустя, мы счастливо обосновались в огромной квартире с нашей четырехмесячной дочкой Лилли.
Я не была уверена, что хочу оставить ее, даже на нашу годовщину. Но Данте убедил меня. И вот теперь, когда он ведет меня к обочине, я вижу припаркованный Chevelle, который ждет нас.
– Ты не против, если я прокачусь на ней один раз? – Невинно спрашивает он. – Я всегда хотел.
– Не вижу причин для отказа. – Я меняю направление движения, пересаживаясь на сторону пассажира. Это немного странно, я никогда раньше не была пассажиром в своей машине. Тем не менее Данте, кажется, в восторге от возможности сесть за руль. Я не понимаю, почему он так взволнован, пока он не садится рядом со мной и не протягивает полоску шелка.
– Что это? – Я поднимаю бровь в ответ на озорное выражение его лица. – Мы все еще на публике...
– Просто надень это. Я не хочу, чтобы сюрприз был испорчен. – Данте бросает на меня взгляд, который, как он знает, заставляет меня растаять, после года совместной жизни он научился нажимать на все мои кнопки, а потом еще и еще, и я ловлю последний проблеск его улыбки, когда неохотно тянусь вверх и завязываю полоску ткани вокруг глаз.
– В обычной ситуации это было бы извращением. – Я откидываюсь назад, пытаясь решить, что я чувствую по этому поводу. – Но я не уверена, что мне понравится быть с завязанными глазами, пока ты ведешь мою машину по улицам Лос-Анджелеса.
– Я буду держать тебя в безопасности. Я обещал, помнишь?
– Помню, – мягко говорю я, и я действительно помню. Та ночь на пляже выжжена в моей памяти, когда Данте пришел и попросил меня пересмотреть мое испуганное решение бежать от него. Я была так близка к тому, чтобы сбежать снова и снова, и никогда ничему так не радовалась, как своему решению остаться.
Последний год был самым счастливым в моей жизни. И я знаю, что он чувствует то же самое.
– Мы уже приехали? – Спрашиваю я немного погодя, и Данте смеется.
– Почти. – Машина замедляет ход, и я чувствую, как он маневрирует на парковочном месте. Мгновение спустя моя дверь открывается, и я чувствую, как его рука проникает в мою.
– Следуй за мной.
Это непросто, следовать за другим человеком с завязанными глазами. Но я полностью доверяю Данте, и я следую за его медленными шагами, поднимаясь по трем лестничным пролетам. Я слышу, как ключ поворачивается в замке, и он ведет меня вперед, через комнату и по коридору, пока я не слышу, как открывается дверь, и он направляет меня в другую комнату.
– Теперь ты можешь снять повязку, – мягко говорит он, и я тянусь за головой, развязывая кусок шелка.
Мне требуется мгновение, чтобы полностью осознать то, что я вижу.
Мы в моей квартире, и поначалу я не понимаю, почему. Данте убеждал меня сохранить ее даже после того, как мы съехались, выплатил ипотеку и говорил, что знает, как она важна для меня. Вот уже полгода я не знаю, что с ней делать. Мне кажется несерьезным, что она просто стоит пустая, но каждый раз, когда я думаю о том, чтобы сдать ее в аренду, я не могу не восставать против этой идеи. Мне не нравится мысль о том, что в доме моего детства будут жить другие. Так он и простоял полгода, за исключением редких визитов, пока я чувствовала себя виноватой за то, что у меня есть дом, который не выполняет никакой функции.
Но Данте наделил его одной из них.
Я стою в комнате, которая когда-то была комнатой моего отца, той самой, которую я упаковала в коробку, но не смогла ничего с ней сделать. Пол был отремонтирован, теперь он сверкает твердым деревом, а на окне висят белые занавески. С одной стороны стоит мольберт со стопкой пустых холстов, а в ящиках лежат различные кисти, краски и другие инструменты. На другой стороне комнаты – длинный письменный стол, на котором лежат стопки этюдников, блокнотов, карандашей и ручек, а рядом и над ним установлены светильники. На стене напротив стола висят мои работы, оформленные в рамки и расположенные в виде галереи.
Данте превратил квартиру в художественную студию.
– О боже, – шепчу я, поворачиваясь по кругу, пока наконец не оказываюсь лицом к лицу с ним. – Ты действительно все это сделал?
Данте кивает.
– Тебе нравится?
– Нравится? Мне нравится. – Я обвожу взглядом комнату. – Ты действительно понял, как много это место значит для меня. И ты превратил его в нечто еще более замечательное. – Я делаю шаг вперед и прижимаю ладонь к его щеке, целуя его. – Я так сильно тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. – Данте кивает на стол. – Есть кое-что еще.
– Еще? – Я моргаю на него. – Это уже так много...
– Просто посмотри на это.
Я понимаю, что он имеет в виду, когда смотрю. На столе лежит стопка бумаг, и когда я беру их в руки и начинаю листать, то понимаю, на что смотрю. Это документы на коммерческое здание и документы на… похоже, кредит.
– Данте...
– Я знаю, что ты хочешь свой собственный салон. – Он делает шаг вперед, кладет руку мне на талию и поворачивает меня так, чтобы я смотрела на него во все глаза. – Я знаю, что ты всегда этого хотела. И я также знаю, насколько ты независима, и что ты никогда не позволишь мне просто купить его для тебя.
– Но... – Я снова просматриваю бумаги. – Разве не так ты поступил? Я имею в виду – это же документ...
– Я действительно купил его. Но остальное… это заем между нами. Ты будешь выплачивать стоимость салона в течение всего срока, фиксированную сумму из своей прибыли. Это был единственный способ дать тебе то, чего я так хотел, и при этом не лишить тебя возможности сделать это самой. Таким образом... ну, мы делаем это вместе. И я не могу придумать лучшего символа для нашей годовщины. – Данте делает глубокий вдох. – Ну, кроме этого.
Он опускается на одно колено, его рука опускается в карман, и я смотрю на него сверху вниз.
– Данте, это все...
– Ты целый год заставляла меня сдерживаться от великих жестов, – поддразнивает он, в уголках его губ появляется небольшая улыбка. – Поэтому я решил, что придется сделать все сразу.
Он протягивает бархатную коробочку и открывает ее, чтобы я могла увидеть кольцо внутри. И когда оно сверкает на свету, я тихонько вздыхаю.
Это не бриллиант.
Это темно-красный рубин в золотой оправе, такого же цвета, как цветы, которые я вытатуировала на его плечах. Это овальный солитер, простой и совершенный, и я уже чувствую, как киваю, когда Данте тянется к моей руке.
– Я еще ни о чем тебя не спрашивал, – говорит он, смеясь, и я чувствую, как улыбка расплывается по моему лицу.
– Да. Да, да. – Мой голос срывается, и Данте встает и тянется ко мне, заключая меня в свои объятия. Я смотрю на него, ошеломленная всем происходящим одновременно и счастливая так, как никогда не думала.
– Я все равно спрошу. – Он поднимает руку и убирает прядь волос с моего лица. – Ты выйдешь за меня замуж, Эмма Гарсия?
Я наклоняюсь, обнимаю его за шею и целую, а моя рука обвивает его затылок.
– Да, – снова шепчу я ему в губы. – Тысячу раз да. – Я целую его снова, на этот раз более глубоко, и он прижимает меня к столу, его руки скользят по мне, когда он шепчет, как сильно он меня любит, снова и снова.
И здесь, в том месте, где я когда-то боялась создавать с ним воспоминания, он дарит мне начало многих других. Продолжение той жизни, которую мы уже прожили вместе, и начало чего-то совершенно нового.
Я никогда не мечтала о таком как Данте. Но мне и не нужно было. Мы все равно нашли бы друг друга.
Некоторым вещам просто суждено быть.
БОНУСНАЯ СЦЕНА «ПЛОТСКОЕ ЖЕЛАНИЕ»
(события главы 8 от лица Данте)
ДАНТЕ
Я сижу на диване, когда входит Эмма, напитки ждут меня на кофейном столике. Я не знаю, что именно она любит, но у меня получается хороший кислый виски, так что я выбрал именно его. Я решил, что, если уж на то пошло, это хороший способ узнать больше о ее вкусах.
Не то чтобы я относился к этому как к свиданию. Скорее, мы собираемся провести вместе достаточно много времени, и я хотел бы узнать ее получше. Чтобы она чувствовала себя со мной комфортно.
Когда она заходит внутрь и закрывает за собой дверь, я в очередной раз поражаюсь тому, как она красива. Все в ней непринужденно, естественно – от волнистых волос, беспорядочно уложенных на голове, до черной майки и темно-серых джинсов, прорванных на коленях, которые выглядят так, будто их носили на самом деле, а не специально.
Она ставит сумку у бара и целенаправленно идет к краю дивана, опираясь на него и скрещивая руки под грудью. Она бросает взгляд на напитки и хмурится.
– Не стоит пить перед сеансом, – резко говорит Эмма. – И уж тем более не стоит давать алкоголь тому, кто наносит постоянные линии на твою кожу.
Это еще одна черта, которая мне в ней нравится. У нее есть чувство юмора, и она не боится, что иногда оно может быть немного резким, даже по отношению ко мне. Большинство женщин, которых я знаю, сторонятся этого, не желая меня расстраивать. Но Эмму это не беспокоит.
Я пожимаю плечами, ухмыляясь ей.
– Может, они оба для меня. Ты об этом не подумала?
– Тогда это еще хуже. – Она смотрит на меня. – Ты не ответил на мой вопрос в тексте, поэтому я повторю его. Что, черт возьми, ты думал, ты делаешь, Данте?
Она действительно расстроена из-за этого? Я наклоняю голову, пытаясь понять ее.
– Организовал чтобы тебе было проще взять меня в клиенты. Урегулировал возражения Рико, так сказать.
Эмма смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова.
– Ты действительно веришь, что это облегчило мне задачу? – Она смотрит на меня, явно ошарашенная. – Я не знаю, в каком мире ты живешь, Данте, но ты только что сделал все в тысячу раз хуже для меня. Это... – она машет рукой в сторону бара и тату-техники, а затем снова на меня, – из-за тебя все это не стоит того!
Это меня обескуражило.
Я постарался внушить Рико, что это ни в коем случае не должно отразиться на Эмме, и никак иначе.
– Что ты имеешь в виду? – Я поджимаю губы. – Я очень четко сказала Рико...
– О, я знаю, что сказал! Я видела его лицо! – Голос Эммы повышается вместе с ее темпераментом, и я не могу не отметить, насколько она чертовски великолепна, даже когда злится. Ее щеки раскраснелись, глаза расширились, руки двигаются, пока она говорит, и я чувствую, как во мне поднимается неконтролируемое желание, потребность прикоснуться к ней вдруг стала выше моих сил.
Хочу попробовать на вкус эти сочные губы, которые сейчас бросают мне обвинения.
– Ты даже не представляешь, что ты наделал, – прорывается Эмма, ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня. – Ты сделал все намного хуже.
Это выбивает меня из колеи, на мгновение охлаждая желание. Я искренне не понимаю, где все пошло не так. Я встаю, пересекая пространство между нами, и Эмма замирает, глядя на меня.
Я останавливаюсь прямо перед ней и смотрю на ее раскрасневшееся лицо.
– Объясни, – тихо, но твердо бормочу я. – Как я усугубил ситуацию? Я сказал Рико, что если с тобой случится что-то плохое из-за моего визита...
Сразу становится ясно, что Эмме это не нравится. Она яростно трясет головой, выражение ее лица приобретает упрямство, которое меня почему-то еще больше возбуждает.
– Нет. Нет, я больше ничего тебе не скажу. Может быть, так ты справляешься с тем, что не идет тебе впрок: врываешься в чужие дома, разбиваешь им носы и... – Она вдыхает, ее взгляд становится жестким, когда она встречается с моим. Я не могу оторвать от нее руки. Ее гнев ощущается как нечто осязаемое, давящее на меня, и я чувствую, как желание поднимается навстречу ему. Мой член дергается, упираясь в бедро, и я сжимаю пальцы в ладонях, чтобы не потянуться к ней.
– Не всегда я так с этим справляюсь, – говорю я спокойно, гораздо спокойнее, чем чувствую на самом деле. – Но в данном случае я подумал...
– Нет! Так дела не делаются. – Эмма снова злобно покачала головой. – Не со мной. Не для меня. Я больше ничего тебе не скажу. Или ты собираешься угрожать и мне, если я не расскажу тебе о нашем с Рико сегодняшнем разговоре?
И снова меня передергивает, когда я смотрю на нее сверху вниз. Неужели она действительно так думает?
– Конечно, нет! – резко говорю я, мгновенно приходя в ужас. – Эмма, я бы никогда...
– Откуда мне это знать? – Она пристально смотрит на меня. – Почему я должна думать, что ты будешь относиться ко мне по-другому, если я сделаю что-то, что тебя расстроит...
Я не могу придумать, что сказать, и не думаю, что смогу удержаться от того, чтобы поцеловать ее еще хоть на мгновение. Поэтому, вместо того чтобы объяснять, я показываю ей.
Я тянусь к ней, желание закипает во мне, мои руки смыкаются на ее плечах, когда я двигаю ее к стене. Ее рот мягкий, полный и теплый, ее спина ударяется о дерево со звуком, который отдается во мне, и мой член напрягается, когда я прижимаюсь к ней. Мой язык скользит по шву ее губ, отчаянно желая проскользнуть в ее рот, попробовать ее на вкус. Ее губы расступаются передо мной, все ее тело выгибается навстречу моему, когда она отвечает на поцелуй, и мне кажется, что я никогда не был таким твердым за всю свою гребаную жизнь.
Я хочу ее так, как, кажется, никогда не испытывал этого чувства раньше.
Она стонет, и мой член пульсирует от потребности быть внутри нее.
– Именно этот звук я и хотел услышать, – шепчу я ей в губы. Я скольжу руками по ее рукам, наслаждаясь мягкостью ее кожи, и проникаю внутрь, чтобы обхватить маленькие изгибы ее грудей. Они изысканно прилегают к моим ладоням, а ее соски мгновенно напрягаются, когда я провожу по ним большими пальцами, и по ним пробегает дрожь. Мои бедра прижимаются к ее бедрам, а мой член упирается в ее бедро. Это самое приятное, что я когда-либо чувствовал, и одновременно болезненное.
Эмма извивается, словно пытаясь вырваться. Я крепко прижимаю ее к стене и беру ее подбородок в свои пальцы, наклоняя ее лицо вверх так, чтобы она смотрела прямо мне в глаза.
– В чем дело, Эмма? – Пробормотал я. Ее щеки краснеют, и я ухмыляюсь, понимая, что она вспомнила. Я точно не забыл.
– Ты думаешь о телефонном звонке, не так ли? – Я поднимаю одну руку, и костяшки пальцев касаются ее скулы. – Это была случайность, не так ли? Ты не хотела, чтобы я услышал.
На ее лице выражение такого абсолютного смущения, что мне не нужно гадать, о чем она думает. Но я не хочу, чтобы она так себя чувствовала, вспоминая этот момент.
Я упираюсь рукой в стену рядом с ее головой и протягиваю руку, чтобы смахнуть с ее лица выбившуюся прядь волос. А затем я наклоняюсь к ней, чувствуя, как пульсация потребности снова проникает в меня, когда я прижимаюсь губами к ее уху.
– Тебе не нужно смущаться, птичка, – шепчу я. – Ты так сладко стонала, произнося мое имя. Так сладко, что я не мог не кончить, слушая тебя. Ты так чертовски возбудила меня, Эмма.
От одного только воспоминания о том, как я прикасался к себе, слушая ее, с кончика моего члена капает сперма и неловко скользит по стволу, пытаясь вырваться из пут молнии. Я снова качаю бедрами, не в силах остановиться, желая ощутить ее влажное тепло, окутывающее меня. Я настолько тверд, что кажется, будто мой член может сломаться.
– Ты заставила меня кончить так сильно, – дышу я ей в ухо, все еще слегка прижимаясь к ней, желая, чтобы она почувствовала пульсацию на своем бедре. – Я едва мог дождаться, когда ты тоже кончишь. Но я хотел, чтобы мы сделали это одновременно. – Она трепещет, прижимаясь ко мне, и мне требуется каждая унция самоконтроля, чтобы не сорвать с нее одежду в этот момент и не трахнуть ее у стены. – Боже, я хочу услышать, как ты кончаешь по-настоящему, птичка.
Мне нужно прикоснуться к ней.
Моя рука опускается к поясу ее джинсов, пальцы скользят по полоске голой плоти там, где ее майка задралась. Я расстегиваю пуговицу и с практической легкостью расстегиваю джинсы, просовывая пальцы внутрь и прижимая их к влажному теплу ее киски через тонкие хлопковые трусики.
Я почти теряю контроль над своим возбуждением, когда чувствую, что она уже намочила их насквозь. Из моего члена вытекает столько спермы, что мои боксеры становятся мокрыми, а пульсация становится почти невыносимой, и я стону, вжимаясь в ее бедра.
– Ты такая мокрая, – дышу я ей в ухо, мой голос хриплый от вожделения. – Это все для меня, птичка?
Она беззвучно кивает, ее дыхание сбивается на маленькие вздохи, пока я скольжу пальцами вверх, прижимая их к ее клитору через тонкий хлопок. Она издала стон удовольствия, и я стиснул зубы.
– Скажи мне, если захочешь остановиться, – пробормотал я, заставляя себя произнести эти слова. – Но я могу сказать тебе прямо сейчас, Эмма, я не смогу.
Мои пальцы скользят в ее трусики, когда я шепчу последнее слово, и я стону вслух, когда чувствую ее влажное тепло, прижимающееся к моим пальцам. Я легко нахожу ее клитор, прижимаю к нему кончики пальцев и начинаю водить ими по кругу, и влажный звук наполняет комнату развратным шумом, от которого мой член начинает болеть. Ее бедра выгибаются в моей руке, и только благодаря самоконтролю я не даю себе рвануть вперед.
Я хочу почувствовать, как она кончает, прежде чем трахнуть ее. Но боже, как же чертовски трудно ждать.
– Тебе приятно? – Шепчу я ей на ухо, пока мои пальцы двигаются быстрее, и я чувствую, как она бьется о мою руку, когда я двигаю их ниже, к ее входу. Она отчаянно хочет оргазма, и я хочу дать ей его. – Жадная птичка. Ты хочешь кончить, не так ли?
Она бездыханно кивает. Мне не нужно было спрашивать, но я хотел услышать ее ответ. Я чувствую, как набухает ее клитор под моими прикосновениями, пульсирует, ударяясь о мою руку, когда я ввожу в нее два пальца, желая большего.
Как только я ввожу их в нее, она издает пронзительный вопль удовольствия, ее бедра бьются о мою руку, когда мой большой палец находит ее клитор. Я ввожу в нее пальцы так же, как трахал бы ее: длинными, жесткими движениями, от которых она цепляется за мои руки, прижимаясь ко мне, а я прижимаю ее к стене, зажав между нами свою руку. Мой язык скользит по изгибу ее уха, ритм моих пальцев неумолим, когда я подвожу ее к оргазму, и я чувствую, как подгибаются ее колени, когда она начинает кончать.
– Данте! – Она выдыхает мое имя, последний слог переходит в крик, и она сжимается вокруг моих пальцев, смачивая мою руку, когда кончает. Я продолжаю вводить пальцы, продлевая удовольствие, пока она прижимается ко мне, медленно спускаясь вниз.
А потом я падаю перед ней на колени, отчаянно желая почувствовать ее вкус на своем языке.
Она снова произносит мое имя, но я едва слышу его. Одним движением я стягиваю с нее джинсы и трусики и отбрасываю их в сторону, раздвигая ее ноги, большими пальцами раздвигая ее складочки, чтобы я мог видеть каждый дюйм ее покрасневшей, набухшей киски. С нее капает вода, она скользкая и блестит от возбуждения. Я стону, наклоняясь и провожу языком от ее входа до клитора одним быстрым движением, от которого он покрывается самым сладким вкусом, который я когда-либо ощущал во рту.
– Господи, Эмма, – стону я, тяжело дыша, когда мои губы нависают над ее киской. – Ты чертовски вкусна.
А потом я прижимаюсь к ней ртом, жаждая большего.
Я поглощаю ее, как будто это гребаный пир. Я проникаю между ее складок, нахожу ее клитор и облизываю его в том же ритме, который ей нравился раньше, слизывая ее возбуждение. Ее рука путается в моих волосах, когда она стонет, и мой член болезненно вздрагивает, его ствол покрыт моим собственным возбуждением.
Мне нужно, чтобы каждая часть меня была внутри нее. Мои пальцы все еще влажные от траха с ней, и теперь я просовываю внутрь язык, изгибая его и облизывая ее с нарастающей потребностью, которая словно одолевает меня. Я не могу насытиться ею. Я никогда не хочу останавливаться, и в то же время мне нужно кончить так сильно, как никогда в жизни.
Сделав взволнованный вдох, я высунул язык и слегка присосался к ее складочкам. Я слегка провожу зубами по ее мягкой плоти, и Эмма задыхается, извиваясь у меня во рту.
– Данте, пожалуйста...
Ее мольба – самое сладкое, что я когда-либо слышал.
– Не волнуйся, птичка, – бормочу я, сдвигая ее топ с дороги и прижимая руку к ее упругому животу, прижимая ее к стене. – Я заставлю тебя кончить еще раз.
Мой язык снова скользит по ее клитору, и она вскрикивает. В тот момент, когда я прижимаюсь к нему губами, всасывая набухшую плоть в рот, я чувствую, как она снова подвигается ко мне.
Ее руки больно путаются в моих волосах, дергая за них, но я почти не замечаю этого. Ее возбуждение заливает мой рот, когда она кончает, смачивая мои губы и подбородок, и я стону, когда мой член пульсирует и подрагивает, настолько близко к краю, что сдержаться почти невозможно. На мгновение мне кажется, что я кончу, даже не прикоснувшись к своему члену, просто от того, что ем Эмму.
Она такая чертовски мокрая, и мне нужно быть внутри нее.
– Боже, боже, я должен тебя трахнуть... – Я стону, облизывая ее еще раз, погружая язык внутрь, и когда ее киска сжимается вокруг моего языка, я теряю последнюю нить самоконтроля.
Я хватаю ее за бедра и без усилий поднимаю ее, когда встаю, ее ноги обхватывают мою талию. Я опрокидываю ее на диван, задирая майку, когда мы оба падаем на него.
– Ты нужна мне голой, – дышу я, отчаяние переполняет меня. – Блядь...
Я раздеваю ее догола за считанные секунды, возбуждение захлестывает меня с каждым новым кусочком кожи, который открывается. И кажется, что она хочет этого так же сильно.
– На тебе слишком много одежды, – шепчет Эмма, протягивая руку, чтобы расстегнуть первую пуговицу на моей рубашке. – И вообще, кто носит дома рубашку на пуговицах?
Я не могу удержаться от усмешки.
– Человек, который живет в таком доме, – говорю я ей, а затем прижимаюсь губами к ее горлу, челюсти, заставляя ее руки дрожать, пока она пытается расстегнуть мою рубашку.
Ее прикосновение кажется изысканным. Она скользит руками по моей коже, вздыхая от удовольствия, проводит пальцами по груди и прессу, по тонкой пряди волос, которая исчезает в поясе. Мои бедра непроизвольно вздымаются, когда она касается меня там, и я чувствую, как она переплетает свои ноги с моими, выгибаясь и потираясь об меня в ответ.
– Я могу заставить тебя кончить вот так. – Похоть захлестывает меня при мысли о том, как я буду тереться своим одетым членом о ее голую киску и заставлять ее заливать меня своим оргазмом. – Но боже, Эмма, мне нужно...
Я бы не выдержал. И я отчаянно хочу оказаться внутри нее до того, как кончу.
– Мне тоже. – Ее голос такой задыхающейся, такой полный нужды, что это расстраивает меня, и когда она расстегивает мой ремень, я издаю стон облегчения. Она безуспешно пытается расстегнуть мою молнию, ее руки художника неожиданно неуклюжи, и я снова хихикаю, отталкивая ее руки, когда наклоняюсь и нежно сосу основание ее горла.
Мой член выскальзывает на свободу, твердый и пульсирующий, и я чувствую, как он скользит по ее бедру. Не в силах больше ждать, я проникаю между ее складок и трусь головкой члена о ее клитор, стону от удовольствия, которое доставляет мне ее скользкий жар. Она такая чертовски мокрая, еще более мокрая от того, что моя сперма смешалась с ее возбуждением, и я задыхаюсь, толкаясь в нее.
Я заставлю ее кончить вот так. Я хочу войти в нее, когда она кончит, и я заставляю себя сдерживаться еще мгновение, направляя кончик члена на ее клитор, когда я в последний раз трусь о нее.
Как только она начинает кончать, содрогаясь подо мной, я вхожу в нее.
– Данте! – Она выкрикивает мое имя, когда мой член погружается в нее, сжимаясь вокруг меня тугим жаром, который едва не отправляет меня за грань. Это самое восхитительное ощущение, которое я когда-либо испытывал. Ощущения пробегают по позвоночнику, когда я проникаю в нее, просовывая руку между нами, чтобы погладить ее сверхчувствительный клитор. Другой рукой я тянусь к ее лицу, поворачиваю ее рот к своему, целую ее, и все это так ошеломляюще хорошо, что я не могу даже думать.
Ничто и никогда не вызывало таких ощущений. Это почти слишком, ощущения пульсируют во мне, плотное сжатие ее киски вокруг моего члена заставляет меня хотеть остаться похороненным внутри нее навсегда.
– Блядь, ты так хороша, птичка..., – стону я ей в губы, прижимаясь к ней, пока чувствую, как мой член пульсирует внутри ее влажного жара. Я почти боюсь пошевелиться. Я дрожу, напрягаясь от усилий, чтобы не кончить, но я хочу большего.
