Текст книги "Плотское желание (ЛП)"

Автор книги: М. Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Я снова ковыряюсь в яйцах, чувствуя себя более чем уязвленной. Я одновременно и хочу, чтобы он ушел, и желаю, чтобы он не уходил, и от этого смешанного чувства мне хочется встать и убежать из собственного дома. Мне и так хватает забот. Мне не нужно еще и это.

Я думаю о другой спальне в коридоре, где стоят коробки, полные книг, которые я не буду читать, и пластинок, которые я не могу слушать, и отцовской одежды, которую я так и не смогла отдать. Я могла бы дать Данте что-нибудь надеть из одной из этих коробок, но не могу представить, как расскажу ему, откуда эта одежда и почему она у меня. Я не могу представить, что подпускаю его, или кого бы то ни было так близко.

Мы молча доедаем завтрак, и я слышу, как с другой стороны квартиры срабатывает зуммер стиральной машины.

– Я брошу ее в сушилку, – говорю я, неся тарелку к раковине, и поспешно выхожу из комнаты, прежде чем Данте успевает сказать что-то еще.

Я наполовину думаю, что он может последовать за мной, как это было в душе, но на этот раз он этого не делает. Я благодарна ему за это, по крайней мере, пока бросаю его мокрую одежду в сушилку и прислоняюсь к ней спиной, закрывая на мгновение глаза и размышляя о том, как расстроится Рико, если я позвоню ему и сообщу о больничном. Не могу вспомнить, когда я делала это в последний раз. В обычной ситуации я бы сделала это, а с его настроением разобралась бы позже. Но учитывая то, как все сложилось за последнюю неделю, я не уверена, что это хорошая идея.

Когда я возвращаюсь на кухню, Данте стоит у раковины и моет посуду. Полотенце все еще обернуто вокруг его бедер, и я застываю в дверях, глядя на него. На мгновение я не совсем уверена, что верю в то, что вижу.

– Ты не должен этого делать, – прохрипела я, думая, не попала ли я в какую-то альтернативную реальность. – Серьезно. Я могу помыть посуду позже. Ты хоть знаешь, как...

– Я не совсем беспомощен, Эмма. – Данте оглядывается через плечо, его рот кривится в уголке. – Я могу помыть пару тарелок после того, как ты приготовила мне завтрак.

– Я… – Я не знаю, что сказать. Меньше всего я ожидала увидеть этого человека на моей кухне, занимающегося уборкой. – Тогда, наверное, я пойду оденусь.

Я удаляюсь в спальню, стараясь не думать о картинке Данте в одном лишь полотенце, стоящего над моей раковиной, и о том, как сильно она заставила меня почувствовать, что я хотела бы увидеть это снова. Может быть, не один раз, может быть, день за днем, он здесь, разделяет со мной такие утра. Это манящая мысль, и я вдыхаю, закрывая за собой дверь спальни, как будто это тоже может отгородиться от этого образа.

Ты такая же одинокая. Как пуст этот дом. Ему здесь не место, и никогда не было. Ты знаешь это.

Знаю, правда знаю. И я знаю, что если позволю себе фантазировать о том, что все может быть иначе, то в итоге только наврежу себе.

Я надеваю пару обрезанных шорт и мягкую черную джинсовую рубашку, которая мне немного великовата, закатываю рукава и надеваю пару Docs – подарок отца на день рождение. Он сказал, что это такие ботинки, которые будут служить вечно, и я благодарна ему за это.

Я оставляю волосы распущенными и несколько раз провожу по ним пальцами, прежде чем осознаю, что делаю. Неважно, что он думает о том, как ты выглядишь, говорю я себе, и, к сожалению, я знаю, что это правда, но не по тем причинам, в которых я пытаюсь себя убедить. Я хочу верить в то, что это потому, что между нами не должно быть ничего лишнего, но правда в том, что он будет хотеть меня независимо от того, как я выгляжу. Сегодняшнее утро стало тому доказательством.

Я слышу, как включается сушилка, и бегу по коридору, вытряхивая его одежду. Данте убирает посуду в шкаф, когда я возвращаюсь на кухню, и мне приходится останавливать себя, чтобы не восхититься тем, как напряглись мышцы его спины, когда я прочищаю горло в дверном проеме.

– Тебе не обязательно было делать все это. – Я раскладываю одежду перед собой и отчаянно пытаюсь не позволить своему взгляду скользнуть по его спине, когда он поворачивается. Он выглядит так, будто его изваяли из мрамора, вся упругая оливковая кожа покрыта пульсирующими мышцами, и у меня возникает дикое желание упасть на колени и провести языком по линиям по обе стороны его бедер, одновременно стягивая полотенце.

Мне кажется, что требуется колоссальное самообладание, чтобы не сделать именно этого. Больше самоконтроля, чем мне когда-либо требовалось от мужчины, это точно.

– После того, что ты сделала для меня прошлой ночью? Это меньшее, что я могу сделать. – Данте одаривает меня улыбкой, которая выглядит настолько искренней, что я не могу не поверить ему. В ней нет ни капли лукавства, ни попытки очаровать меня, чтобы я подумала, что он имеет в виду что-то, чего на самом деле нет.

Я думаю, этот человек действительно помыл мою посуду и расставил ее, потому что ценит то, что я для него сделала. Так и есть, напоминает мне тоненький голосок в моей голове. Ты же не просто подвезла его. Ты подлатала его после того, как он был избит до полусмерти.

Я снова прочищаю горло, когда Данте забирает одежду из моих рук.

– Ты уверен, что мне не стоит беспокоиться?

– Они не собираются беспокоить тебя, – мягко говорит Данте. – Я говорю это серьезно, Эмма. И какие бы проблемы у них ни возникли со мной, я с ними справлюсь. Кроме того, когда ты будешь у меня дома, чтобы поработать над татуировкой...

– Черт, – выдыхаю я вслух. – Повернись. – Мои щеки вспыхивают, когда я говорю это, я была так увлечена любованием телом Данте, что не подумала о том, что татуировка может быть повреждена.

– О? – Данте приподнимает бровь, в уголках его губ появляется ухмылка, и я бросаю на него взгляд.

– Повернись.

Он тихонько смеется, поднимая руки в знак капитуляции, когда начинает поворачиваться, полотенце опасно сдвигается при этом.

– Не смею спорить с женщиной, которая регулярно втыкает в мою кожу острые иглы.

Я закатываю на него глаза, не обращая внимания на жаркий румянец, который начинает пробираться по моим щекам от этого подшучивания. Я не хочу думать о том, как это легко, как нормально мы общаемся, как весело стоять здесь, в моей гостиной, и дразнить друг друга.

А еще я очень-очень хочу узнать, не повредилась ли его татуировка.

Данте поворачивается ко мне спиной, и я, не задумываясь, протягиваю руку, чтобы дотронуться до него, на мгновение мои мысли полностью заняты делом. Зажившие линии татуировки, расположенные у самого основания его спины, не повреждены, но я вижу, что струпья на некоторых более новых линиях были содраны, оставив розоватую плоть, которая будет заживать светлее, чем темные сплошные линии под ними.

– Придется подправить, – мягко говорю я, проводя пальцами по незажившим линиям. Я чувствую, как он напрягается от моего прикосновения, и убираю руку. – Прости.

– Не стоит извиняться. – Голос Данте внезапно стал хриплым, и я поняла, что не причинила ему боли. Его реакция была вызвана чем-то совсем другим. Даже мое легкое прикосновение возбудило его.

От этой мысли мой пульс учащается почти до головокружения. Трудно представить, что я могла так повлиять на этого мужчину, но он стоит здесь, и его мышцы внезапно напряглись, –свидетельство того, что это правда. У меня такое чувство, что если бы он сейчас повернулся, то под полотенцем у него был бы твердый член.

Желание захлестывает меня, и я с трудом сглатываю. Нам нужно закончить и уйти, иначе в ближайшие пять минут мы будем трахаться на полу моей гостиной.

Я заставляю себя сосредоточиться на оставшейся части татуировки.

– Этот порез остановился, едва не проткнув тебя насквозь. – Я показываю на ножевой порез на его боку, скрепленный лентой-бабочкой, которую я использовала прошлой ночью. На этот раз я не прикасаюсь к нему. Я знаю, что никто из нас этого не выдержит. – Тебе нужно одеться. – Я делаю шаг назад, чувствуя, как сжимается горло. Как такое возможно? Как получилось, что мы так сильно влияем друг на друга?

Данте колеблется всего мгновение, достаточно долго, чтобы я поняла, о чем он думает. Но он кивает и исчезает по коридору в моей маленькой ванной.

Как только он исчезает из виду, я падаю на диван, испуская долгий вздох. Осталось как минимум четыре сеанса татуировки, и я не знаю, как мы пройдем их все, не упав в постель снова. Не знаю, что я буду чувствовать в конце, когда закончу работать и нам придется больше никогда не видеться.

Когда Данте выходит, снова одетый в джинсы, футболку и толстовку с капюшоном, в которых он выглядит гораздо более нормальным, чем есть на самом деле, я протягиваю ему ключи от машины. На толстовке, и на футболке тоже есть прореха от ножа, которым его проткнули, и я стараюсь не смотреть на нее. Если бы нож не прошел через два слоя ткани, кто знает, насколько хуже был бы этот порез.

– Твоя машина припаркована на улице. Прости, я знала, что тебе это не понравится, но у меня нет гаража. Надеюсь, ее оставили в покое. Если нет... – Я не знаю, что на это сказать. У меня нет таких денег, чтобы предложить оплатить ремонт, если кто-то попытается взломать нетронутый "Камаро" Данте. Это слишком хорошая машина, чтобы оставлять ее одну на этой улице. Но у меня не было выбора.

– Даже не думай. – Данте решительно покачал головой. – Возможно, ты спасла мне жизнь, Эмма. Я не беспокоюсь о машине. – Он делает шаг ко мне, его голос теплеет, и я чувствую, как по позвоночнику пробегает дрожь, когда он смотрит на меня сверху вниз. В его глазах пылает жар, но это не просто похоть. Есть и что-то еще, и это что-то сжимает мой живот странным страхом.

Никто и никогда не смотрел на меня так. И Данте Кампано не должен.

Я тяжело сглатываю.

– Верно. Ну, если ты... когда ты будешь готов подправить эти линии... мы не должны ждать слишком долго... – Я заикаюсь, и ненавижу себя за это. Но я действительно не знаю, что ему сказать. – Напиши мне, когда будешь готов назначить следующую встречу, – как-то не очень уместно мямлю я, когда полтора часа назад держала руку на члене этого мужчины.

Данте смотрит на меня с явным замешательством.

– Разве я не отвезу тебя обратно к твоей машине?

Мои глаза расширились.

– О. Я... – Последнее, что мне нужно, это провести даже следующие двадцать минут в машине с этим мужчиной. Особенно не в такой машине, которая заставит любую женщину, хоть немного интересующуюся американской мускулатурой, промокнуть насквозь. – Я могу сама добраться, – говорю я. – Тебе нужно вернуться, пока твоя охрана не сошла с ума.

Данте усмехается.

– Я им позвонил. Глава моей команды очень зол, но я все улажу, когда вернусь. Я подвезу тебя до машины. – Его взгляд слегка ожесточается. – Мне не нравится идея, что ты будешь гулять одна.

– Я думала, ты сказал, что я в безопасности. – Тошнотворное чувство возвращается в мой желудок.

– От этих головорезов? Да. Я имею в виду в целом. – Данте подходит чуть ближе, его пальцы касаются края моей челюсти, и мои колени чуть не превращаются в воду от этого прикосновения. – Если бы ты была моей, Эмма, тебя бы возили везде, куда бы ты ни захотела. Я бы позаботился о том, чтобы за тобой всегда следили. Тебе никогда не пришлось бы ходить одной, и подвергаться малейшей опасности.

И вот так заклинание разрушено.

– Вот почему я не такая. Твоя, я имею в виду. – Слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, и звучат резче, чем я хотела. Он хотел сказать, что это заманчиво, что это романтический жест, который он сделает для женщины, которую считает своей, но все, что он делает, это заставляет меня отстраниться, а мой желудок скручивается от чего-то, почти похожего на панику. – Мне нравится ходить туда, куда я хочу. Мне нравится быть одной. И я определенно не хочу, чтобы за мной кто-то наблюдал.

Это необходимое напоминание о том, насколько мы разные, и как невозможно для меня быть с кем-то вроде Данте. Я бы никогда не справилась с правилами и условиями жизни с ним. Я бы никогда не справилась с наблюдением и постоянными протоколами. И как бы сексуально это ни звучало в определенном контексте, я никогда не буду с человеком, который называет меня своей.

Судя по выражению лица Данте, он меня понимает. Он делает глубокий вдох и отступает назад, его рука падает на бок. Я стараюсь не думать о том, как сильно мне не хватает его прикосновений.

– Я понимаю, – тихо говорит он. – Но позволь мне хотя бы подвезти тебя сегодня. В качестве благодарности.

Я должна сказать ему нет. Но я вижу, что для него это что-то значит. Поэтому я быстро киваю, обхватывая себя руками, как щитом.

– Хорошо.

12

ДАНТЕ

Когда мы идем к моей машине, мне кажется, что почти невозможно оторваться от Эммы.

Я думал, что ночь с ней поможет ослабить вожделение, которое я испытываю. Я всегда считал, что, как только тайна новой женщины раскрыта, как только я увидел, что она предлагает, остается только вопрос, хочу ли я наслаждаться дальше или нет, всегда, когда первоначальная потребность удовлетворена, любопытство угасает.

Но с Эммой лишь одна ночь только усугубила ситуацию. Я и так желал ее больше, чем кого бы то ни было до этого, и это само по себе волновало и сбивало с толку, но, трахнув ее, я почувствовал еще большую жажду обладать ею снова.

Я дико ревновал настолько, что принял самое глупое решение в своей жизни.

И заплатил за него сполна.

Я ощущаю тяжесть в каждом движении, когда мы спускаемся по трем лестничным пролетам на улицу. Мое тело словно изранено изнутри, и, скорее всего, так оно и есть. Каждый вдох обжигает, и я знаю, что у меня треснули ребра. Мне нужно отдохнуть, и пройдет немного времени, прежде чем я снова смогу терпеть ощущение тату-иглы. Это значит, что я не увижу Эмму пару недель, вероятно.

Это к лучшему. Говорю себе это, пока мы выходим на улицу, и Эмма ведет меня в направлении того места, где она припарковала мой «Камаро», но мне очень трудно заставить себя поверить в это. Я еще даже не уехал, а уже хочу увидеть ее снова.

Вот почему я не твоя. Эти резко произнесенные слова звенят у меня в ушах, впиваясь когтями в грудь. С того момента, как я увидел ее, я знал, что мы два совершенно разных человека, разных до несовместимости, но услышать, как Эмма так прямо говорит мне это в лицо, это как пощечина. Напоминание о том, что, сколько бы раз я ни уговаривал ее забраться в мою постель, мы просто играем в притворство.

Так и должно быть. Я никогда не хотел большего до этого, и не знаю, почему вдруг должен начать сейчас.

Эмма облегченно вздыхает, когда мы подходим к "Камаро", и мы оба видим, что он не тронут, ни разбитого стекла, ни царапин.

– Вот повезло, – бормочет она, и я вижу, как ее взгляд скользит по машине, словно лаская ее. Она смотрит на нее почти так же, как на меня, и это почему-то заставляет меня хотеть ее еще больше. Ни одной из девушек, с которыми я обычно провожу время, нет дела до машины, если только это не Lamborghini или какой-нибудь другой роскошный суперкар, да и то это не имеет никакого отношения к тому, что у нее под капотом, а только к тому, сколько она стоит. Они бы намочили Toyota Camry, если бы она стоила шестизначную сумму.

– Я знал, что все будет в порядке. – Я отпираю пассажирскую сторону, открывая перед ней дверь, и Эмма бросает на меня удивленный взгляд, прежде чем проскользнуть внутрь. – Что? – Ухмыляюсь я. – Разве я не могу быть джентльменом?

– Не думала, что босс мафии и джентльмен – это синонимы, – пробормотала она, когда я скользнул на водительское сиденье. Я слышу ее одобрительный гул, когда завожу двигатель машины, и, взглянув на нее, на мгновение оставляю его работать на холостом ходу.

– Я буду безупречным джентльменом на обратном пути к твоей машине. Это улучшит твое мнение обо мне?

Она ничего не говорит, но в уголках ее рта играет маленькая улыбка, и мне этого достаточно. Я включаю передачу, выезжаю на дорогу, и мне требуется все, чтобы держать одну руку на руле, а другую на рычаге. На ней обрезанные шорты, обнажающие, кажется, целую милю ее стройных, глубоко загорелых ног, и мне так и хочется положить руку на ее бедро и провести пальцами по шелковистой коже. От одной мысли об этом я начинаю напрягаться, мой член набухает, упираясь в джинсы, и я стараюсь не думать о том, как легко она раздвинула для меня ноги сегодня утром, и о том влажном, тугом жаре между ними.

Я отчаянно хочу снова оказаться внутри нее. Ее руки на мне сегодня утром было недостаточно. Ничего не будет достаточно, кроме того, чтобы мой член вошел в нее так глубоко, как только сможет.

Дорога обратно к парковке слишком коротка. Я представляю, что прошлой ночью ей показалось это вечностью, но сегодня утром все прошло как будто за считанные секунды. Я стискиваю зубы, когда мы проезжаем мимо полос крови на бетоне и останавливаемся, чтобы припарковаться рядом с ее машиной, которая тоже осталась целой и невредимой.

Эмма резко выдыхает, когда видит это.

– Ну, это уже кое-что. – Она поворачивается на кожаное сиденье рядом со мной и смотрит в мою сторону. – Напиши мне, когда...

– Эмма, – произношу я ее имя, и она напрягается. У меня чешутся ладони от желания схватить ее и притянуть к себе. У меня перед глазами возникает образ нас двоих на заднем сиденье "Камаро", запотевшие окна, пока я снимаю с нее одежду, мои руки на ее груди, а ее ноги обхватывают мои бедра...

– Мне нужно идти. – Она почти задыхается, нащупывает ручку двери и выбегает из машины. Я с ноющей грудью и пульсирующим членом наблюдаю, как она бежит к своей машине, распахивает дверь и проскальзывает внутрь. Она запирает ее, как только оказывается внутри, как будто не пускает меня или не выпускает себя.

Желание между нами словно живет, дышит. Как будто оно все еще сидит рядом со мной, даже после того, как она ушла. Мне хочется пойти за ней, но я сижу и смотрю, как она обхватывает руками руль, тяжело дыша, несколько долгих мгновений, прежде чем я слышу гул мотора, и она включает передачу.

У меня есть и другие вещи, о которых я должен беспокоиться. Я снова вижу кровь на бетоне, когда смотрю вниз на уровень ниже, где я припарковался, и стискиваю зубы. Я заверил Эмму, что она будет в безопасности, и я верю в это, но я не собираюсь рисковать. Я собираюсь убедиться, что эта угроза будет остановлена до того, как у меня появится шанс вернуться к ней.

Я быстро достаю телефон и отправляю Лоренцо сообщение.

ДАНТЕ: Встретимся в моем офисе. Нужно поговорить.

Проходит мгновение, потом еще одно, и я думаю, не застал ли я его за чем-то. Но тут мой телефон пиликает.

ЛОРЕНЦО: Конечно, брат.

Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и ставлю машину на передачу. Альтьер может думать, что он что-то сделал прошлой ночью, натравив на меня своих головорезов, он даже может подумать, что одержал маленькую победу.

Но сейчас он узнает, как сильно ошибается.

***

Лоренцо уже ждет у входа в мой кабинет, когда я приезжаю. Я отпираю дверь и смотрю на него.

– Ты быстро приехал.

– Это было очень срочно. – Он проходит за мной внутрь и опускается в одно из кожаных кресел, когда я сажусь за свой стол. – Что, черт возьми, случилось с твоим лицом, Данте?

– Ребята Альтьера, я думаю. – Я осторожно прикасаюсь к одному из синяков на своей щеке. Я чувствую, насколько опухло мое лицо, даже не глядя в зеркало. – На меня напали.

Лоренцо садится вперед, его лицо вдруг превращается в маску растерянности и гнева.

– Где? Они пришли на нашу территорию? Это маленькое гребаное дерьмо...

Я качаю головой, поднимая руку, чтобы остановить тираду брата.

– Я был на его территории.

– Что? – Лоренцо наморщил лоб. – Зачем?

Я хмурюсь, глядя на него.

– Не по делу. А значит, все должно было быть в порядке. Мы можем ездить куда хотим, Энцо. Мы просто не можем работать в той части Лос-Анджелеса, которая нам не принадлежит. Я не должен был получать дерьмо только за то, что я живу в юго-восточной части.

– Это правда. – Лоренцо потирает подбородок. – Но это не отвечает на мой вопрос. Какого черта ты там делал? И почему с тобой не было охраны?

– Заехал повидаться с другом. И потому что я идиот. Это отвечает на твои вопросы? – Я бросаю на него взгляд, но выражение лица Лоренцо не меняется.

– Твой начальник службы безопасности позвонил мне вчера вечером. Он не знал, где ты, и не мог с тобой связаться. Я собирался послать на твои поиски чертову армию. Этот друг имеет к этому какое-то отношение?

– У тебя появятся морщины, если ты будешь так напрягаться. – Я жестом показываю на углубляющуюся линию между его бровями. – Ты говоришь как наш отец.

– Кто-то должен. – Голос Лоренцо ледяной. – Какого черта, Данте? Ты зашел на территорию Альтьера из-за девчонки?

– Я этого не говорил.

– Ты и не должен был. – Лоренцо смотрит на меня. – Я думал, ты умнее.

Я стискиваю зубы, разочарование закипает.

– Может, я просто хотел взять немного чертовой еды на вынос. Ты не хуже меня знаешь, что переход на другой конец города, это не повод для насилия. Он может, черт возьми, приходить сюда на ночь, если ему так хочется, если только он не заключает сделки и не занимается перевозками. Вот тогда-то и начинаются проблемы. И не только за то, что он переступил воображаемую границу. Ты знаешь, что это он сейчас переступил черту.

– И теперь это наша проблема. – Тяжело вздохнул Лоренцо.

– Это тебе нужна была причина, чтобы преследовать этого парня. – Я машу рукой в направлении своего лица. – Вот, пожалуйста.

– Доказательств нет. – Челюсть Лоренцо сжимается.

– А они нам нужны? Мы не закон, Энцо. Мы действуем за его пределами.

– Только вот именно ты пытаешься вести нас в соответствие с законом. – Лоренцо встает и направляется к моей барной тележке, чтобы налить себе выпить. Я не обращаю внимания на то, что сейчас только полдень. – Я хочу поставить Альтьера на место, но он все еще дон, какой бы чушью мы это ни считали и как бы он ни получил этот титул. Если мы нападем на него без какой-либо доказательной причины, остальные члены Семьи нас не поддержат. Они и так не в восторге от тебя... – он указывает хрустальным бокалом в своей руке, – потому что ты пытаешься все изменить. Если ты начнешь войну за территорию в Лос-Анджелесе, это не сделает нас еще более привлекательными для них, если все, на что ты способен, это на то, что на тебя набросились не в той части города.

– Пять парней на парковке. – Я испустил долгий вздох, размышляя о том, сколько всего мне нужно сделать сегодня, прежде чем я смогу пойти домой, выпить снотворное и отключиться, пока боль не утихнет. – Они действительно изрядно потрепали меня.

– Это очевидно. – Лоренцо фыркает, опускаясь в кресло с бокалом коньяка. – И что? Ты провел ночь на парковке? И тебе не пришло в голову позвонить кому-нибудь?

– Они вырубили меня нахрен. – Я поморщился. Мой рот все еще болит, и мне, наверное, не стоит так много говорить. – Мне помогли.

– Девушка.

– Я не буду об этом говорить. – Эмма не хочет в этом участвовать, и я изо всех сил стараюсь не втягивать ее в это. Лоренцо не нужно знать, что именно она притащила меня домой и подлатала, или что я провел там ночь. Он просто вмешивается настолько, что может сделать что-то вроде накинуть на нее хвост, не предупредив меня, чтобы обеспечить ее безопасность, и, хотя его намерения были бы правильными, я точно знаю, как она к этому отнесется.

Она никогда не простит меня.

Лоренцо испустил долгий вздох.

– Отлично. Полагаю, мы просто подождем, как бы мы ни злились, и посмотрим, не сделает ли он еще один шаг. Ты можешь хотя бы оставаться на нашей территории, пока мы не увидим, не собирается ли он зайти еще дальше?

– Я постараюсь. – Я не имею привычки лгать своим братьям, и, по правде говоря, я не уверен, что могу обещать это. У меня нет никаких намерений возвращаться на ту сторону города. Но в глубине души я знаю, что достаточно одного сообщения от Эммы, и я отправлюсь туда, и к черту все мои рассуждения.

Это должно пугать меня больше, чем пугает то, что она имеет на меня такое влияние. Если я буду думать об этом слишком долго, то так оно и будет. Но она слишком пьянит меня, чтобы я мог долго переживать.

Я никогда не был человеком, который одержим чем-либо. Но с ней мне начинает казаться, что я перехожу эту грань.

– Постарайся сделать это получше. – Лоренцо опрокидывает в себя остатки коньяка и встает, явно недовольный мной. Я не могу его винить. – Некоторые из тех, кто занимался поставкой МДМА, связались со мной. Возможно, возникли проблемы с доставкой. Мне нужно разобраться с этим сегодня вечером. Не мог бы ты подняться в "Неоновую розу" и проверить там все за меня?

При этих словах Лоренцо бросает на меня пристальный взгляд. Мы еще не полностью вышли из наркобизнеса, наряду с несколькими другими незаконными сделками. Не так-то просто выскользнуть из многолетнего криминального мира, и контакты, которые привыкли делать с нами деньги, не отпускают в одночасье. Это долгий процесс, когда мы выходим из положения, даем им новые каналы, заменяем наш бизнес на что-то другое, чтобы они не обиделись и не стали мстить за то, что мы отступили. Мы больше не занимаемся такими вещами, как героин, я покончил с этим как можно скорее, но мы все еще работаем с некоторыми наркотиками для вечеринок. Одна из причин, по которой я не часто приглашаю Кармина на такие встречи, он предложил бы продолжать заниматься подобным бизнесом, и я не думаю, что он полностью осознает последствия. Он думает, что это только нюхать кокаин с сисек супермоделей, потирая локти с высокопоставленными лицами, которые занимаются такими вещами, но правда в том, что это гораздо опаснее. Я не хочу, чтобы мой младший брат увяз в этом, ни в малейшей степени.

У меня нет настроения посещать джентльменский клуб сегодня вечером, но, если я скажу Лоренцо, что не займусь поставкой, это подорвет все наши планы. Я занимаюсь легальным бизнесом, а он управляет той ногой, которую мы все еще держим в преступном мире. Кроме того, я не уверен, что это укрепит наши позиции, если я приду туда с таким видом, будто провел десять раундов с Майком Тайсоном.

– Хорошо. – Я встаю, достаю ключи. Если я собираюсь выйти в город сегодня вечером, то сначала посплю.

Я знаю, что Эмма не собирается протягивать руку помощи. Даже если она захочет, она решила, что между нами должно быть пространство, и она слишком целеустремленная и жесткая, чтобы поддаться искушению. Только если я не буду рядом, чтобы перевести нас обоих через край.

Это не мешает мне несколько раз проверять телефон, пока я не запиваю снотворное стаканом воды и не падаю в роскошную постель.

Когда я снова просыпаюсь, на улице уже темно. Все тело по-прежнему болит изнутри, а во рту вата. Я сажусь, наливаю себе еще один стакан воды и смотрю на телефон.

Ничего.

Просто забудь о ней. Я встаю и направляюсь в душ, чтобы привести себя в порядок и надеть свежую одежду. Я хочу надеть джоггеры и футболку и не двигаться, пока мое тело не соберется с силами, но вместо этого я влезаю в итальянский костюм строгого покроя, оставив первые две пуговицы рубашки расстегнутыми. Я звоню своему водителю, я не в том состоянии, чтобы сегодня сам себя возить, и уже собираюсь спуститься на лифте вниз, когда меня перехватывает начальник службы безопасности.

– Мистер Кампано. Высокий мужчина, которого я нанял для руководства моей службой безопасности, смотрит на меня с ровным, раздраженным выражением лица, единственный человек, кроме моих братьев, которому мог сойти с рук такой взгляд. – Сегодня вечером я отправлю с вами дополнительную охрану.

– Не волнуйся. Я не собираюсь покидать эту часть города. – Я провожу рукой по волосам. – В этом нет необходимости, Джонас...

– При всем уважении, мистер Кампано, это работа, для которой вы меня наняли. То, что с вами случилось, было халатностью с нашей стороны.

– Нет, это была халатность с моей стороны. – Я резко и разочарованно вздохнул. – Но если тебе от этого станет легче, хорошо. Пришли пару лишних парней.

Я бы приставил к Эмме целую армию охранников, чтобы обеспечить ее безопасность, если бы не думал, что она возненавидит меня навсегда, а я все равно позволил бы ей ненавидеть, если бы действительно считал, что ей угрожает опасность, я понимаю ее чувства по этому поводу. Чем больше вокруг меня охраны, тем более замкнутым я себя чувствую. Вчера вечером я чувствовал себя хорошо, выходя на улицу без команды мужчин, которые следили за мной и прикрывали мою спину.

По крайней мере, до тех пор, пока я не оказался на бетоне автостоянки, истекая кровью из лица.

В конце концов, это и есть причина, по которой я сдался. И еще потому, что мне неприятно, что Джонас винит себя в моей ошибке. Он всегда безупречно выполнял свою работу.

– Езжай в "Неоновую розу", – говорю я водителю, забираясь на заднее сиденье внедорожника. Я вижу, что за нами едет второй тот, что с моей командой охраны на эту ночь, и резко выдыхаю. Я также не люблю, когда меня возят. Не зря у меня полный гараж машин, и не для того, чтобы на них смотреть. Я предпочитаю быть за рулем в любой вечер недели.

Но после того, что случилось прошлой ночью, я понимаю, что стоит принять меры предосторожности. С учетом пробок дорога до клуба занимает почти час.

"Неоновая Роза" – это высококлассный джентльменский клуб, который требует эксклюзивного членства, чтобы попасть в него, и ежегодных взносов, чтобы сохранить это членство. Это возмутительно дорого, но черная карта в "Розе" – это не только символ статуса, но и место, где можно предаться низменным удовольствиям.

Внутри клуба темно и прохладно, вход – тенистый коридор с темными деревянными стенами и черной бархатной дорожкой, ведущей к тяжелой двери, открывающей вход в клуб. Хостес за стойкой улыбается мне, когда я вхожу – модель блондинка, одетая в облегающее короткое черное платье в стиле бюстье, ее волосы уложены идеальными волнами вокруг плеч. Я чувствую на себе ее взгляд, пока иду к двери, и она нажимает на кнопку, чтобы открыть ее и впустить меня.

За дверью открывается роскошное и элегантное пространство. Барная стойка, покрытая черным лаком, огибает одну сторону большого главного зала, уставленного самыми качественными спиртными напитками, винами и шампанским. Одна главная сцена доминирует в зале, а все остальное пространство, это низкие диваны из черного бархата, разбросанные вокруг, чтобы гости могли видеть сцену с разных сторон. Пока еще рано, шоу не началось, и свет над сценой приглушен. За бархатными шторами, задрапированными вдоль стен, открываются двери в комнаты, где гости могут насладиться всеми удовольствиями, которые может предложить клуб. Приватные танцы и эксклюзивные услуги от девушек, которые их предлагают. В "Неоновой розе" нет VIP-персон – любой, кто может позволить себе членство в клубе и получить одобрение, уже является одним из немногих, кого пускают внутрь.