Текст книги "В небе великой империи"

Автор книги: Людвиг Гибельгаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Иван Алексеевич Рогов, тридцать четыре года, холост, уроженец города Москвы, принадлежал к тому же поколению, что и Моргунов, но и по происхождению, и ходу течения жизни являлся полным антиподом Василия Петровича. Его отец в застойно-цветущие времена Великой Империи был секретарем одного из московских районных комитетов партии, что предопределило и без того смышленому сыночку учебу в элитарном институте международных отношений, автомобиль и личную квартиру в „папином“ районе столицы. Всё это совершенно не сделало его плохим человеком, разве что сами собой разумеющиеся материальные и прочие блага окончательно придушили в отпрыске и без того скромные волевые качества, которые бы совсем не помешали в контексте грядущих в стране перемен. Сладкая жизнь была повседневной реальностью, от чего её сладость почти совсем переставала ощущаться. В числе десяти лучших выпускников своего года он закончил МГИМО и по воле и протекции папы даже успел поработать на мелкой должности в МИДе, хотя самому очень хотелось на Запад, в Европу, на теплое местечко в какое-нибудь посольство. Отчасти эта мечта осуществилась позднее, хотя при довольно неожиданных и более чем неприятных обстоятельствах. Перестройка поначалу мало затронула существование Рогова, хотя нарастающие как снежный ком события требовали адекватной реакции. КПСС всё более теряла власть, авторитет в обществе, а вместе со всем этим и привелегии для своих руководящих работников и их домочадцев. В противовес ей, молодой и жадный российский бизнес выше и выше поднимал голову. На папину материальную поддержку и связи более рассчитывать не приходилось, да и созерцая всё происходящее старик совсем сдал и был в конце-концов отправлен на пенсию. А тут и Великая Империя приказала долго жить, что окончательно замутило некогда блестящие перспективы Рогова-младшего. Он остро почувствовал, что настала пора действовать самостоятельно и, сделав первые шаги, имел определенный успех. То было время, когда после долгих и бессмысленных запретов началась повальная компьютеризация России, импорт в страну компьютеров приносил наибольшую прибыль из всех возможных. Конечно, организовать свой бизнес на этом поприще Рогов не мог, не тот был масштаб и характер. Но папино наследство ещё могло приносить свои плоды. Иван уже поднялся на пару ступенек по служебной лестнице и даже имел собственный закуток в одном из отделов. Часть разворачивающейся волны западной благотворительной помощи оформлялась через МИД, а точнее, через тот самый отдел, где работал Рогов. И ему ничего не стоило оформить закупленную где-нибудь на Тайване партию компьютеров как безвоздмездный дар заречинскому детскому дому, тем самым почти полностью избавив её от налогообложения. Естественно, человек с такой должностью как Рогов не мог долго оставаться без дела и солидного побочного заработка в условиях нарождающегося российского капитализма. Он и не остался. В начале 1992 года старые институтские друзья познакомили его с В.П.Моргуновым, известным в своих заполярных далях деловым человеком. Так началось их короткое, но продуктивное партнерство и знакомство, превратившееся немного позднее даже в некое подобие дружеских отношений. Тогда, в начале, они два дня пили с роговскими подружками в ресторане „Прага“ и гостинице „Россия“, и расстались, очень довольные друг другом, обговорив все условия сделок и причитавшиеся Рогову проценты. В течении первого полугода всё шло прекрасно и вспоминая ушедшие времена Иван только посмеивался над былыми папиными подачками, разъезжая по первопрестольной на „Вольво“ и превращаясь постепенно в убежденного апологета рыночной экономики. Но судьбе отчего-то было угодно зло над ним подшутить и папу вновь пришлось вспомнить. Иван как-то не очень задумывался над криминальностью своих дел и уж во всяком случае полной несовместимостью их с выполняемой работой в МИДе. Но однажды, после бурно проведенной ночи, Иван попросту не смог прийти на работу и это сыграло весьма зловещую и роковую роль в его жизни. В самом факте прогула ничего из ряда вон выходящего не было, в МИДе, жившем ещё вполне по нормам совучреждений к таким вещам привыкли. Но так или иначе, МИД являлся организацией, где сосредоточены государственные тайны и специальное подразделение контрразведки периодически устраивало облавы, обыскивая на выходе сотрудников и вороша бумаги в их столах. Будь Рогов на месте, он бы уж нашел способ припрятать пару фальшивых накладных, спустил бы их в унитаз или проглотил в конце-концов. Но увы – Рогов в это время валялся без сил на диване с бутылкой пива в руке и был не в состоянии проглотить даже ложку сметаны. Итак, вышеупомянутые накладные приземлились не в его желудке, а на столе начальника отдела. На следующий день с Иваном никто из коллег не поздоровался, а шеф молча указал пальцем на дверь своего кабинета. Через 15 минут бледный и дрожащий Рогов из будки телефона-автомата истерично умолял папу что-нибудь, что-нибудь, что-нибудь предпринять, а иначе дело пойдет в прокуратуру, там крушение карьеры, суд и даже тюрьма, он просто сойдет с ума! Папа проникся. Его отношения с сыном последнее время не были блестящими, особенно когда сынок повадился зашибать деньги и и открыто смеялся над по-прежнему святыми для отца партийными идеалами. Но видеть сына на скамье подсудимых Рогову-старшему тоже не хотелось. Некоторые его бывшие коллеги сумели неплохо устроиться и при новых порядках, но менее удачливых соратников по борьбе не забывали. Через неделю всё так же трясущийся Иван был вызван в отдел кадров МИДа, где ему вручили приказ о назначении его помощником культурного атташе посольства России в одной малозначительной североафриканской стране. Ещё не верящий в своё спасение Рогов долго рассыпался в благодарностях отцу и безропотно подставил зад под все причитающиеся ему прививки от коварных тропических болезней. Случившиеся события произвели на Ивана столь неизгладимое впечатление, что он предпочел исчезнуть из Москвы тихо-тихо, не попрощавшись даже с ближайшими друзьями, не говоря уже о далеком сибирском партнере, сотрудничество с которым едва не стоило ему свободы. Мысль о том, что Моргунов понес из-за его внезапного отъезда серьезные убытки, не пришла Ивану в голову, сам же Василий Петрович не счел нужным сейчас об этом напоминать. Дело прошлое. Что те убытки, когда немного спустя пришлось бросить в Энске вообще всё! А этот Рогов может оказаться полезным…

Деятельность Рогова в непривычном для него качестве помощника культурного атташе также развивалась вполне успешно. С новым шефом находить общий язык было много легче чем со старым, работа была нетяжелой, а жизнь относительно спокойной. Климат, конечно, отвратительный, но на Колыме много хуже. Богемная жизнь была для него самой естественной, а культура и искусство с ней вполне успешно гармонировали. То, что произошедший в Москве инцидент лег на всю его будущую карьеру несмываемым пятном, не долго печалило Ивана, человека по природе легкого и отходчивого. В его новой жизни тоже было много приятного. Очень скоро он обзавелся хорошими связями в местных деловых и культурных кругах и мог позволить себе роскошь в любое время отправиться к кому-нибудь на коктейль. Отношение к России было в Северной Африке позитивным ещё со времен совместной борьбы с империализмом и во многих престижных домах веселый и доброжелательный помощник культурного атташе был желанным гостем. Хорошо напуганный московским уроком, Иван не ввязывался ни в какие махинации, но средств, конечно, не хватало. Однако ничего стоящего пока не подворачивалось, да и заряд осторожности был теперь в нем много сильнее, чем ранее.

На открытие выставки в Испании он приехал с целью составить подробный отчет, опубликовать его в бюллетене своего посольства и распространить в местных правящих кругах, а по возможности и в прессе. Вполне вероятно, что это может содействовать организации подобного мероприятия в стране, где он работал, сие повысит престиж России, укрепит дружбу между народами и так далее и тому подобное. Именно в таких выражениях изъяснялся сам культурный атташе, который занимал свой пост почти два десятка лет, сам стал удивительно похож на аборигена и на чей словарный запас все произошедшие в России события не оказали ни малейшего влияния. И вот сейчас, допуская возможность встретить на открытии выставки кого угодно, особенно из своих московских знакомых, он внезапно столкнулся нос к носу с тенью самой мрачной части своего прошлого. С Моргуновым. Сначала помощник культурного атташе хотел прошмыгнуть мимо, но любопытство взяло верх, да и прошлое это было уже давно позабыто и обезопасено. Иван уверенно шагнул навстречу Моргунову, отметив про себя, что тот весьма изменился. По сравнению с Роговым, Василий Петрович всегда был человеком волевым и жестким. Но сейчас ко всему этому прибавилась прядь седых волос, какое-то ожесточение в выражении лица и легкий оттенок усталости в движениях и фигуре.

Обменявшись удивленными приветствиями, Иван схватил Моргунова за руку:

– Ну пойдем скорее, поговорим, сколько лет не виделись, сколько зим, успеем тут всё ещё посмотреть! Я тут одно милое кафе нашел, приглашаю… Помнишь, как мы с тобой в Москве зависали – Рогов хихикнул – да, было времечко…

Моргунов внимательно присматривался к старому приятелю. Такой же болтун как и раньше, никакой серьезной опасности в нем Моргунов не ощущал.

– Ты вообще чего здесь делаешь, Василий? В отпуске, в командировке? – продолжал выспрашивать Рогов, нагибаясь вперед и заглядывая Моргунову в лицо.

– В отпуске – выдал Василий Петрович первую часть разработанной легенды. – А ты здесь как, с выставкой? И вообще, куда ты тогда пропал?

– Да вот пришлось, чуть не повязали меня тогда. А на выставке я по делу, работаю тут недалеко, за проливом. – Рогов рассмеялся – Ты-то тогда, когда я смылся, не пролетел? – спросил он несколько напряженно.

– Ладно, нормально – Моргунов плотнее сжал тонкие губы. – Давай, рассказывай как там у тебя сейчас и что.

Они разместились за крайним столико уличного кафе неподалеку и заказали аперитив. Рогов, чувствуя волевое превосходство бывшего партнера и некоторое ощущение своей вины перед ним, подробно и довольно красочно поведал ему о былой истории и о нынешнем поприще. Моргунов слушал внимательно, не перебивая. Трудно сказать, начал ли уже тогда вызревать конкретный план, но очевидно, что ход его мыслей начал приобретать определенное направление.

– Значит, искусством занимаешься – обратился он к Рогову. Ну и как там, в твоей Африке, ценят европейскую живопись?

– Да, конечно – ещё более оживился Рогов. – Они же долго под французской колонизацией были, их феодалов там и воспитали соответственно. Есть действительно богатые люди, которые живут вполне по-европейски, дома себе обставили и понастроили, от Парижа не отличишь. Живопись коллекционируют, это сейчас у них модно. Ну а я вот скромный труженик на ниве культурных связей…

– А ты-то сам таких богатых феодалов-коллекционеров знаешь? – оборвал его Моргунов, удерживая разговор в интересующем его русле.

– Да есть такие. А что, ты предложить им чего хочешь? – взглянул Иван на него вопросительно и с пониманием – это только давай. Я же знаю, сейчас из России много везут.

– Предложить мне сейчас нечего, но кто знает, может и появится.

Моргунов бросил на Ивана внимательный и испытующий взгляд. Он и раньше знал устройство этого человека, а сейчас окончательно понял, что в значительной степени тот не изменился. Незлой, по сути, парень, Рогов привык к высоким жизненным стандартам и имел немалое самомнение. Такие люди обычно падки на лесть и легко управляются более сильной волей и интеллектом даже не будучи глупы сами. „Если совместить его связи и мои идеи, может и выйдет что-то дельное“ – подумал Моргунов.

– Ну а ты-то, о себе собираешься рассказывать? – прервал его размышления Рогов, который окончательно успокоился, поняв, что коварно покинутый прежде партнер зла не затаил, и элегантным движением поднес к губам чашечку кофе.

– Да о себе и рассказывать особо нечего. – Моргунов вновь вернулся к отработанной легенде – Компьютерами уж сто лет не занимаюсь, навезли их столько, что за каждым углом торгуют, невыгодно стало, да ты и сам знаешь. Теперь полностью сосредоточился на продуктах. Квартиру поменял, жениться пока не собираюсь. Здесь вот в отпуске, в первый раз за два года выбрался. Ты бы хоть раз открытку прислал из своей Африки! – намеренно пошутил он, дабы ещё немного смутить Рогова и сделать его сговорчевее.

– Мне тогда такое грозило, что когда я из Москвы уехал, то себя не помнил. Аж три статьи обещали воткнуть, до семи лет в общей сложности. Тут уж не до открыток было, даже и думать о прошлом не хотелось.

– Ну а сейчас ты как, отошел, очко больше не играет? – иронично полюбопытствовал Моргунов.

– Что-то много ты интересных вопросов задаешь, али замыслил чего? – огрызнулся Рогов, который отнюдь не был ограниченным человеком – Уж говори прямо, не стесняйся!

Моргунов понял, что был слишком нахрапист и пошел на попятную. Собственно, предлагать ему было нечего, так, отдельные смутные мысли, мелькающие в мозгу.

– Пока всё покрыто мраком неизвестности – отчетливо проговорил Василий Петрович, внимательно глядя на собеседника – Но я думаю, нам с тобой обоим есть что поправить в жизни, не так ли?

– Для меня всё верно. Но уж у тебя-то наверняка везде порядок, чего ты дергаешься?

– Хорошо там, где нас нет – возразил Моргунов – А чего я дергаюсь, тебе потом объясню, если договоримся.

– О чем договоримся, ты мне втолковать можешь?! – психанул Рогов – Всё ходишь вокруг да около, ясного слова от тебя не услышишь! И учти, криминалом заниматься я не хочу, опыт такой у меня есть, ты один раз меня уже подставил, хватит!

Моргунов отреагировал на эту вспышку спокойно, она не свидетельствовала о силе и уверенности его собеседника.

– Ты бы уж помолчал о своем опыте – негромко ответил он – На том как ты тогда смылся, меня не предупредив, я потерял пятнадцать тысяч баксов, а в нашей нищей стране это более чем достаточная сумма, чтобы получить пулю.

– Ты мне сейчас не грози, сам сказал – дело прошлое – взвизгнул Рогов.

– Правильно – спокойно согласился Василий Петрович – дело прошлое. Поэтому давай по-новому подумаем, как бы тебе выбраться из этой Африки раз и навсегда. В Австралию куда-нибудь. Глядишь, и я тебе компанию составлю. – Моргунов улыбнулся Ивану уже совсем дружески и похлопал его по руке – Ну да не будем пока говорить о деле, лучше отметим хорошо нашу встречу. Искусство отложим до завтра!

Говоря, что искусство нужно отложить до завтра, Моргунов имел в виду лишь выставку, на которую ещё собирался вернуться. О том искусстве, которое интересовало его ныне в наибольшей степени, он ещё собирался очень подробно побеседовать с Роговым сегодня вечером, предварительно хорошо накачавшись алкоголем. Общеизвестно, что свои проблемы русские наилучшим образом решают именно так. Рассказать, если понадобится, Рогову свою настоящую историю, Моргунов уже не опасался. Он был уверен, что просто так тот его не заложит, ибо во-первых, Иван не дурак, чтобы попытаться сдать приятеля, ничего от этого не имея, а во-вторых, он и не храбрец. Сделать же так, чтобы отныне благосостояние Рогова зависело от его собственного, Моргунов считал совершенно необходимым. Это был и его собственный шанс тоже. Первый за все эти месяцы изгнания и единственный пока шанс. Трудно представить, во что всё выльется конкретно, невозможно предсказать реакцию Рогова, но это шанс. И упустить его недопустимо. Дикая, сумашедшая мысль, мелькнув не исчезла, а плотно застряла в голове, пугая и восхищая одновременно. Давно не приходившее к нему и столь сладостное чувство напряженного восторга, как перед заключением каждой большой сделки, вновь вернулось к Моргунову и теперь его уже ничто не могло остановить.

Постепенно напряжение оставило и Рогова. Его партнеру было что скрывать, явно, а это делало Моргунова неопасным. К тому же Рогов всегда уважал деловые способности Василия Петровича и был вовсе не против, чтобы тот предложил ему какое-нибудь интересное дельце. В конце-концов, отнюдь не моргуновская, а его собственная вина послужила причиной былых неприятностей. В этом Рогов, несмотря на недавнюю вспышку, полностью отдавал себе отчет.

Время приближалось к обеду и партнеры отправились в ресторан гостиницы, которая приютила Рогова. Заказали бифштекс, красную рыбу и много водки. Рогов подсознательно чувствовал, что намечается серьезный разговор и ещё не зная его содержания, тщательно просчитывал все варианты. Беседа началась обычно – о России и деньгах. Моргунов прекрасно видел, что собеседник теряется в догадках, но в начале лишь подогревал его нетерпение малозначащими фразами и намеками. После третьей рюмки уже столько времени непробованной водки – ибо пить водку в одиночестве скверно, а компании у Моргунова последние месяцы не было – Василий Петрович решил, что можно заводить разговор о деле.

– Слушай, Иван – Моргунов посмотрел ему прямо в глаза – ты говорил, что в твоей песочной стране любители искусства есть?

– Есть. И они покупают.

„Неужели он всё-таки хочет что-то предложить?“ – терялся в догадках Рогов.

– Так всё же у тебя что-то есть? – переспросил он.

– Вот об этом сейчас и пойдет у нас речь – Моргунов снова разлил по рюмкам „Столичную“ – Давай! – Оба залпом выпили.

– Я хочу – поморщившись продолжил Моргунов и вдруг сделал паузу. Он поднял на Рогова взгляд своих стальных и абсолютно трезвых глаз. – Я хочу такую выставку взять.

Рогов подавился рыбной костью и несколько минут кашлял. Василий Петрович смотрел на него не отрываясь. Наконец Иван передохнул и отрицательно покачал головой.

– Ты спятил – сказал он тоже спокойно. – Думаешь, я не думал об этом? Да я уже который год таскаюсь по таким выставкам, глаза смотреть устали, а прикоснуться нельзя! Я смотрел по каталогам, рыночная стоимость лишь дюжины самых дорогих картин, что стоят сегодня там – он ткнул пальцем в сторону, где примерно находился выставочный зал – порядка тридцати миллионов долларов! Но их всё равно никто никогда не продаст, да и никто официально не купит. Вообще, конечно, покупателя найти можно. Но я к чему тебе всё это говорю, ты хоть представляешь своей башкой, как охраняются подобные ценности?! – Рогов раскраснелся от своего длинного монолога, швырнул на скатерть вилку и лоснящимися от жира пальцами дернул себя за галстук, чтобы ослабить узел.

Моргунов смотрел на него внимательно и молча. Открывающаяся картина не могла не радовать его сердце. Себя обманывать он не пытался. Если он сам за месяцы субтропической ссылки из безпринципного, но в общем некриминального бизнесмена оказался способным деградировать до чистой уголовщины, то от мелкого, но преуспевающего чиновника Рогова, которому вдобавок ничего не угрожало, ждать подобного так легко не приходилось. А вот ведь нет, оказалось в нем что-то такое, что смело любые моральные преграды. Теперь проблема состояла только в том, чтобы побороть его патологическую трусость, но это много, много легче, чем бороться против совести человека. Нужен был просто убедительный и надежный план и первые его наброски с каждым часом размышлений обрастали у Моргунова все более густой паутиной подробностей и деталей.

– Там охрана, электроника, видеокамеры всякие – уже спокойнее продолжал Рогов, пожав плечами – Так что продавал бы ты лучше свои „Сникерсы“ в Энске.

– Энск у меня уже в прошлом. Нельзя мне туда ныне, хоть и с удовольствием съездил бы на недельку посмотреть кое на кого. Так что я хочу дернуть здесь денег и рвануть куда-нибудь за океан, там развернуться.

Рогов смотрел на него с изумлением.

– Вот это да! – пробормотал он. И ты так спокойно мне всё это рассказываешь?

– А чего мне тебя стесняться – улыбнулся Моргунов – ты же мне сам сейчас рассказал, как вместо Лубянки в Африку поехал. Так что если меня по твоей милости отсюда на эту самую Лубянку вышлют, то и ты там скоро приземлишься. И тебе хана, и твоей карьере. Так что давай не будем думать, как нам друг другу подгадить, а лучше о том, как вместе в люди выбиться. Тебе небось тоже не хочется ходить в помощниках атташе или кого там ещё.

Василий Петрович наслаждался моментом. Нить судьбы он снова держал в своей руке и чувствовал, как живительная волна возбуждения переполняет его. В торге с Роговым он сумел обезопасить свои позиции и фактически не сомневался, что ему удастся побудить того выполнить свою часть работы.

– Ты, Иван, не забивай себе голову. Конкретного плана у меня ещё нет, но в любом случае твоя забота одна – найти надежного покупателя. А проблему охраны мы будем решать с другого конца. Штурмовать дворец в масках и с пулеметами я не собираюсь, не мой стиль, не бандиты же мы с тобой какие-нибудь – он успокаивающе улыбнулся Рогову – Подходить к делу будем иначе. Подготовиться, чтобы взять сегодняшнюю выставку мы всё-равно не успеем, а в одну из последующих нам нужно будет поставить её организаторам такие условия, чтобы они сами отдали полотна и позаботились о том, чтобы шума было поменьше.

– И что же это за условия такие? – рассмеялся Иван и потянулся к бутылке.

– Безвыходные условия – подчеркнул Моргунов, пододвигая рюмку – а какие – об этом мы с тобой должны подумать вместе.

– В общем, ты предлагаешь шантаж… – Рогов задумчиво покрутил в руке столовый нож и вдруг, улыбаясь, резко откинулся к спинке стула – Слушай! Ну вот чего это я, честный и законопослушный в последнее время гражданин, рассиживаю тут с тобой, беглым жуликом, и обсуждаю какие-то совершенно невероятные вещи, крупномасштабный шантаж! Бред чистейший!

На столь нелестное определение Моргунов не обиделся. Чувством юмора он и сам обладал, тем паче ценил его в других. К тому же Василий Петрович прекрасно понимал, что Рогов никогда не откажется участвовать в деле, если ему только предложат внушающий доверие план. Рогов старался выудить сейчас побольше информации, а в душе он уже решился, это выдавали лихорадочно поблескивающие, и не только от выпитого, глаза Ивана…

– Вкратце я думаю вот что – Моргунов понизил тон и наклонился поближе к столу – Ты находишь в своей Африке покупателя и изыскиваешь нам убежище там на первое время. Во время одной из следующих выставок мы ставим перед организаторами, то есть перед Москвой, условия, которые они не могут не выполнить. Пригрозить мы должны чем-то очень серьезным, чтобы полотна отдали без разговоров и не организовывали преследования и слежки. Переговоры я буду вести сам, не бойся, о тебе вообще никто не узнает. А когда заберем картины, то вскочем на подготовленный мини-джет и рванем в твою Африку. Всё должно быть быстро и неожиданно, пока они тут разберутся и разработают адекватные меры, мы будем далеко – Моргунов не заметил, что его речь стала всё более быстрой и хриплой, щеки горели. Только перехватив ошарашенный взгляд Рогова, он несколько спохватился.

– В общем, так – Василий Петрович подался назад и вытер взопревший лоб салфеткой – с тебя покупатель, встреча в Африке, убежище и самолет. Я буду вести переговоры и заберу картины. Постараемся других людей в дело не вовлекать или уж обойтись самым минимумом. Ну и главное наконец – он опять успокаивающе улыбнулся Рогову – ценность полотен должна быть таковой, чтобы все наши проблемы решить до конца жизни.

Рогов, казалось, молчал целую вечность. Моргунов взглянул на него с некоторой обеспокоенностью, опасаясь, уж не ошибся ли он в своих выводах, но наконец тот подал голос.

– Оригинально – Иван задумчиво созерцал лепной потолок в ресторане – действительно оригинально… Ты считаешь, что сумеешь поставить такие условия, что они – он неопределенно мотнул головой – выполнят все твои требования? Ты ведь отдаешь себе отчет, что если просто пригрозишь им взорвать выставку, то ничего не добьешься. Только через полчаса тебя будет искать вся испанская полиция. Да и сопровождающие выставку ничего не решают, уж поверь мне, я знаю эту кухню. Условия должны быть такими, чтобы вопрос решался в Москве, в правительстве, в ФСБ. Только они могут принять соответствующее решение и обеспечить секретность. А шантаж должен быть долгодействующим, дабы нам скрыться… Ты учел всё это?! Ты в состоянии соблюсти все эти и ещё тысячи других условий?!

– Знаю не хуже тебя – Моргунов опять разлил водку – сколько уже об этом думаю. И, честно говоря, окончательное решение мне ещё не известно. Одно могу тебе сказать, идея сама по себе хороша. Поставить их в безвыходные, ещё раз тебе говорю, в по-настоящему безвыходные условия. Чтобы никто и слова поперек сказать не осмелился, чтобы от начала и до конца игру определяли мы и только мы – Моргунов скрипнул зубами – вот так.

– Да что же это может быть – Рогов недоуменно развел руки – атомную электростанцию взорвать хочешь? Или нашего родного президента похитить?

– Не знаю ещё – Моргунов вздохнул – к тому же не уверен, что наш президент представляет такую уж ценность.

Рогов рассмеялся. В принципе он ничего не имел против предложения партнера, просто очень мало верил в реальность его воплощения. Говорил и выглядел Моргунов серьезно, ничего не скажешь. Но рассудив здраво, всё это бред, какие такие условия он может выставить, что в его власти, сам в бегах и небось от каждого шороха вздрагивает… Оглушенного предложением Моргунова и выпитой водкой Ивана не покидало ощущение некоей нереальности происходящего.

– И вообще… Угрозы угрозами, но если кто-нибудь погибнет, имей ввиду, я этого не хочу! Остаток дней за решеткой провести? Нет, спасибо!

– Погибнуть никто не должен, я сам этого не допускаю. Всё должно быть чисто, идеальное преступление, если хочешь. Моргунов не лукавил, жертвы были действительно крайне нежелательны, в первую очередь потому, что в этом случае много труднее замять дело, а конфиденциальность была важнейшим условием. Ему вовсе не улыбалось всю жизнь и по всему миру скрываться от полиции…

– Ну в общем ты понял, что я имею ввиду. Я не уголовник и в тюрьму не пойду, поэтому за дело будем браться только в том случае, если абсолютно точно всё надежно. Ты когда собираешься уезжать?

– Послезавтра – ответил пришедший в себя Рогов.

– Прекрасно. Завтра хоть эту выставку наконец посмотрим – Моргунов расхохотался – а потом присматривай покупателя. План я тебе представлю – картинка, пальчики оближешь!

План у Моргунова появился недели через две. Это время было наполнено мучительными раздумьями, обработкой различных вариантов и размышлениями. Василий Петрович необычно много курил, и ночами, будучи не в состоянии уснуть, мерил шагами свою квартирку. Он был настолько погружен в свои мысли, что его уже мало волновало, работает ли Рогов над своей частью операции или нет. Иван действительно уехал на следующий день, после того как они вместе часа четыре бродили по выставочным залам и Рогов шепотом называл ему ориентировочную стоимость картин, отчего у Василия Петровича по спине пробегали невольные мурашки. С момента своего отъезда Рогов не звонил, но Моргунов точно знал, что он сам исполнит тот план, что с каждым днем всё более отчетливо складывался у него в мозгу. С Роговым или без, раньше или позже. Ещё через неделю, поздно вечером, Рогов позвонил. Поговорив минут пять на малозначительные темы, он откашлялся и осторожно сказал:

– Слушай, Василий, я тут разыскал человека, коллекционера… Телефон у тебя, кстати, не прослушивается? Надеешься нет? Ну ладно, слушай. Он действительно очень богат и много покупает… Ну а поскольку он араб, происхождение товара его мало интересует, кроме галереи в его дворце это нигде не выставляется, а туда ни одна живая душа не проберется без его разрешения. С местным правительством у него очень хорошие контакты, я подозреваю, что немалая часть похищенных в последние годы во всем мире шедевров осела у него. Своими глазами не видел, но зная этого человека… Я с ним по работе знаком, он видишь ли меценат, устраивает выставки произведений искусства. Очевидно тех, что не может пока украсть или купить. Если хочешь посмотреть на его рожу, возьми последние отчеты с „Сотби“, звать его Хасан, Али Хасан… – голос Рогова постепенно потерял напряженные интонации – с самолетом он также сможет помочь, если заинтересуется. Должен заинтересоваться, судя по испанским выставкам. Я, конечно, прямо ни о чем не говорил, но он прекрасно всё понял и проявил явный интерес. Ну а исходя из тех денежек, что он на нефти да газе делает, самолет для него не проблема, даже если мы его угробим – Иван хмыкнул в трубку – убежище и прочее он тоже поможет устроить, особенно если мы ему дальнейшее сотрудничество пообещаем. Так что приятель – в голосе Рогова прозвучали торжествующие интонации – дело за тобой! Буду ждать месяц. Если что-нибудь разыщешь, знаешь как выйти на связь!

Не проронив почти ни слова, Моргунов положил трубку и перевел дух. Ну вот и случилось. Значит, можно начинать. Он специально не стал говорить Рогову о подробностях, не желая его и шокировать, и посвещать в излишние детали. Те размышления о предстоящей операции, что не давали ему спать долгими, теплыми весенними ночами, принесли свои плоды. Несмотря на всю шокирующую необычность, Моргунов был уверен, что нашел оптимальный, может быть даже единственный вариант, для того, чтобы добиться задуманного с соблюдением всех мер безопасности и конфеденциальности. Но совершенством план являлся пока лишь на бумаге и Василий Петрович прекрасно понимал это. Определенный риск наличествовал для всех участников дерзкого предприятия, но риск очень неравномерный. Одному, ещё неизвестному участнику группы придется идти на риск близкий к смертельному, ему не удастся соблюсти инкогнито и действовать на территории той страны, которая более всего будет заинтересована в поимке заговорщиков, которая – Моргунов не сомневался в этом – бросит на их поимку все силы не только из-за ценности похищенного, но и из-за невероятной дерзости задуманного, во избежание любых подражаний и прецедентов… Удастся ли найти такого человека, будет ли он надежен – оставалось неизвестным. Но эта идея, именно этот вариант настолько увлекли Моргунова, что любой другой ход событий казался ему изначально порочным и примитивным. Чтобы найти необходимого человека ему самому придется пойти на громадный риск, но одержимость идеей уже охватила Моргунова настолько, что он сейчас совершенно не думал об этом. „Итак – размышлял Василий Петрович – нужен третий. Тот, который возьмет на себя львиную долю риска, кто решится поставить крест и разрушить всю свою прошлую жизнь, даже в случае успеха абсолютно всё начать сначала…“ Моргунов прекрасно знал, что на его сумасбродной Родине хватает разочарованных людей и просто авантюристов, которые с удовольствием бы ухватились за подобную идею, особенно с учетом величины вознаграждения. Но необходимый человек помимо этого должен обладать ещё целым рядом разнообразных качеств и квалификаций, а на поиск его оставалось совсем немного времени. Все выставки пройдут в течении нескольких месяцев, а второй такой возможности можно дожидаться годами. Переносить же операцию из Испании в любую другую страну означало бы отрыв от привычной среды и невероятное увеличение риска, покушение не на российскую собственность с предьявлением подобных условий было бы фактически смерти подобно, ибо означало международную огласку. Да и реакцию руководства иных держав Моргунов предсказывать не решался, а играть вслепую было не в его правилах. Вывод из всех размышлений мог быть только один – поторапливаться.