Текст книги "В небе великой империи"

Автор книги: Людвиг Гибельгаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ, время 08:04

Директор Управления был в бешенстве. Русские вели себя совершенно непредсказуемо и это уже начинало выходить за их обычные рамки. Согласно всем прогнозам, они не могли не выполнить требования террористов, раз уж ситуация не позволяла иным способом обезопасить жизни трехсот человек. Но начальник отдела зарубежных операций пять минут назад с перекошеным лицом ворвался в его кабинет и сообщил… Нет, в это невозможно было поверить! Согласно донесению Мак Рейнолдса из Мадрида, русские, будучи не в состоянии иным путем спасти лайнер, отказываются выдать картины! Даже вне зависимости от особой заинтересованности ЦРУ в этом рейсе, случай из ряда вон выходящий. И теперь он, директор Управления, опять должен информировать Президента о новой стороне дела. Достаточно того, что Президет был в шоке от самого факта подобной угрозы гражданскому самолету, присутствие на борту сенатора Робертса ему тоже ничего хорошего не обещало. А теперь такой оборот!

Проклиная про себя всё на свете, Директор поднял трубку:

– Соедините меня с Президентом Соединенных Штатов!

Через несколько минут связь была установлена.

– Сэр, мне только что стали известны новые обстоятельства, касающиеся этого злополучного рейса…

– Я надеюсь, всё в порядке, Майкл? – голос Президента звучал обеспокоенно – в смысле, самолет не потерпел катастрофу?

– Нет, сэр… Пока во всяком случае.

– Что значит „пока“? Вы не могли бы выражаться яснее?

– Видите ли, сэр, русские ведут себя иначе, чем мы этого от них ожидали и иначе, чем обычно правительства реагируют на подобные инциденты.

– То есть как?

– Дело в том, что они не нашли способа избавить лайнер от угрозы, однако на уступки террористам идти категорически отказываются. Честно говоря, мы этого от них не ожидали.

– Одним словом, вы хотите сказать, что у вас нет предложений по спасению самолета – голос Президента повысился на полтона.

„Начинается“ – с неприязнью подумал Директор.

– Именно об этом я и хотел поговорить с вами, сэр. У нас слишком мало времени, чтобы использовать обычные для ЦРУ каналы. Поэтому могло бы оказаться разумным, вам самим выйти на связь с русским Президентом и потребовать от него конкретных действий и гарантий. Может быть, он просто недостаточно информирован об инциденте.

– Может быть – задумчиво проговорил Президент – я вообще с трудом себе представляю, насколько он сейчас в состоянии усваивать информацию. О том, что происходит с ним в больнице вы меня недостаточно хорошо оповещаете, Майкл!

Шутка прозвучала плоско.

– Мы делаем всё, что в наших силах, сэр – отрезал Директор. Вступать с Президентом в неотносящуюся к делу дискуссию он считал сейчас излишним. Времени оставалось немного…

– Хорошо, Майкл. Я выйду с ним на связь, это потребует несколько минут. О результатах разговора мой секретарь вас проинформирует. Однако – Президент запнулся – реакцию своего коллеги я предсказать не могу. Его способность сейчас принимать и выполнять решения кажется мне невысокой. А на его окружение мы влияния не имеем – усмешка в голосе Президента не казалась слишком веселой.

– Постарайтесь проявить настойчивость, сэр. Мы оказались в тупике из которого пока не видно выхода.

„А если пресса узнает, что об инциденте мы были осведомлены и ничего не смогли сделать, нам придется делить с русскими ответственность за сбитый ими самолет.“ – Президент молча выругался.

– Вам не кажется разумным оказать давление на лицо, непосредственно руководящее действиями русской стороны в Москве?

– Нет, сэр. Во-первых, мы не знаем точно, кто это, а навести ясность нет времени. Во-вторых, не исключено, что приказы отдаются на самом верху и тогда мы просто бессильны. И наконец нам неизвестно, как различные политические силы России, точнее их представители, воспринимают этот инцидент. Возможно, узнав о причинах особой заинтересованности американской стороны кое-кто посчитает выгодным позволить террористам сделать своё дело.

– Вы действительно не исключаете такую возможность? – даже в политически изощренном мозгу Президента нечто подобное представлялось немыслимым.

– Мне очень жаль сэр, но с такой реальностью мы должны считаться. Я полагаю разумным действовать именно через русского Президента. Только гарантии, полученные от него могут дать некоторую надежду.

„Далеко не полную“ – хотел добавить директор, но счел за благо промолчать, чтобы не охлаждать пыл своего собеседника.

Секунду Президент США молча размышлял.

– Хорошо, Майкл. Есть ещё что-нибудь срочное?

– Нет, сэр. Наша главная проблема сейчас этот рейс и… и всё, что с ним связано – ловко вывернулся директор. Информировать Президента о главном источнике своей заботы он не собирался ни сейчас, ни позже. Задача Президента США – представлять страну, заниматься политикой и произносить зажигательные речи. Ставить под угрозу сложные и тщательно разработанные операции своего Разведывательного Управления из-за сиюминутных интересов правительства он не намеревался. Если Президент узнает о тайной миссии агентов на борту и возможном скандале, он может сгоряча потребовать вообще закрыть „Китайскую сеть“, подобные прецеденты уже случались. Так что пусть каждый занимается своим делом – связь отключилась и Директор положил трубку.

г. Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет, время 08:19

Система кодированной и высокосекретной трансатлантической связи между Вашингтоном и Москвой была установлена в те времена, когда цепь определенных, даже относительно незначительных конфликтов и инцидентов могла привести к началу всемирной ядерной катастрофы. Карибский кризис отчетливо продемонстрировал, что в конечном итоге решающей является позиция людей, отдающих последний приказ. И поскольку эти люди озабочены своей жизнью ничуть не меньше, чем граждане, чьи интересы они представляют, хотя и гораздо лучше последних защищены, есть надежда, что в самый последний момент им хватит разума и мужества сказать „нет“. Хрущев и Кеннеди это в полной мере продемонстрировали, но тот сложный и сбивчивый механизм, который они использовали в своих переговорах, доказал обеим сверхдержавам и всему миру, что слишком рисковано ставить судьбу человечества в зависимость от посланников наделенных особыми полномочиями, курьерской почты, телетайпов и прочего. Впрочем, телефонная и телеграфная связь между Москвой и Вашингтоном существовала и много раньше, однако она не была „специальной секретной правительственной связью“, что делало её практически бесполезной для непосредственного контакта высшего руководства СССР и США. Таковы уж правила, по которым в современном мире люди играют в политику – даже при угрозе всемирной катастрофы один президент никогда не позвонит другому и не скажет: „Хэлло, Леонид, мне кажется, мы зашли в наших противоречиях слишком далеко, поэтому давай от греха подальше отменим боевую тревогу на ракетных базах.“ Но так не делается, правила игры важнее. Поэтому одним из следствий Карибского кризиса было рождение совместной советско-американской комиссии по решению проблемы быстрой и надежной связи между руководством обеих стран. Когда насущные интересы того требовали, обоюдосторонняя бюрократия оказывалась в состоянии принимать быстрые решения, в данном случае, очевидно, из целей самосохранения, и очень скоро два важнейших кабинета Кремля и Белого дома оказались связанными высокочастотной телефонной связью, которой высшее лицо соответствующего государства могло воспользоваться из любой точки своей страны. Линия считалась абсолютно надежной, подключиться к ней могли только официально допущенные переводчики, ибо на изучение иностранных языков у политиков, как правило, времени нет. Постепенно процедура таких переговоров стала сравнительно регулярной, а не только прерогативой политических кризисов. В период холодной войны их интенсивность была невелика, ну а в последнее время наоборот, достаточно частой.

И сейчас Президент США, позволив своим помощникам провести определенные приготовления, очень скоро получил уведомление о том, что линия подготовлена. Российский коллега уже не первую неделю находился в больнице и его голос показался Президенту слабым и неуверенным. Зато переводчик был весьма бодр и даже самым негромким фразам своего шефа придавал очень напористый характер.

– Как ваше здоровье, Владимир? – поинтересовался американец после обмена обычными приветствиями. То, что Президенты обращались друг к другу по имени не было свидетельством их особого взаимопонимания или дружбы, как это всегда подчеркивали официальные источники, но именно того ожидала от своих руководителей общественность обеих стран и желаемое получала. На самом деле они недолюбливали друг друга и любое личное общение было в тягость и тому и другому. Американец считал своего русского коллегу рано состарившейся бездарностью, алкоголиком, не отдающим себе отчет в происходящих событиях и полностью манипулируемым своим окружением. Русский же, в свою очередь, оценивал американца как молодого и бездарного выскочку, пустозвонного политикана и бабника, как ничтожество, провозглашающее громкие речи. На самом деле ни тот, ни другой полностью не соответствовали своим портретам в сознании коллеги, но в общении каждый должен был преступить внутри себя определенный порог.

– Спасибо, лучше – последовал ответ и, предвосхищая следующий вопрос, дополнение – на следующей неделе собираюсь отсюда убраться.

– О, это было бы прекрасно! – с наигранной радостью отреагировал американец – мы все с нетерпением ждем вашего возвращения к активной работе!

– Работы и здесь хватает – проворчал Владимир.

– Это точно. Кстати, о работе. Не хотелось бы вас лишний раз обременять, но я надеюсь, вы проинформированны об инциденте со шведским лайнером?

– Да, мне докладывали. Делом занимаются ФСБ и Главный Штаб Авиации. Похоже, изменений пока нет.

В трубке было смутно слышно, как Президент к кому-то обращается по-русски. Переводчик молчал. Наконец вновь послышался негромкий, но, как обычно, грубоватый голос:

– Да, пока всё попрежнему. Убрать этого засранца пока не удалось. Если бы что изменилось, я бы знал!

„Он так и сказал „убрать засранца“ – отметил про себя американец. „А переводчик перевел.“

– Срок ультиматума, поставленного террористами, подходит к концу. Какие действия вы намериваетесь предпринять?

– Ну, я полагаю, что те, кто занимается этим проишествием, делают всё необходимое. А почему собственно это так интересует именно вас? Самолет-то шведский!

Президент США готов был поклясться, что его собеседник осклабился.

– Дело в том, что по нашим сведениям на борту самолета находятся американские граждане и это нас обязывает держать ситуацию на контроле.

О ком именно идет речь, Президент умолчал, хотя по словам Майкла русские и так должны это знать. Но то, что знают некоторые русские, совсем не обязательно должен знать их Президент… Во всяком случае стоило рискнуть!

Политика сенатора Робертса создала ему немало врагов и в Штатах, в России его должны просто ненавидеть. Эта страна сама ищет сближения с набирающим силу Китаем, так что помешать заключению полномасштабного военного договора о котором мечтал сенатор они постараются любой ценой. Может быть даже и такой… Сам Президент тоже ничего хорошего от сенатора не ожидал. Его политика была авантюрной, а шансы стать противостоящим кандидатом на следующих выборах велики. Но если русские позволят сбить „Боинг“, на их голову свалится громадный скандал и в своё оправдание они наверняка заявят на весь мир, что американское правительство было оповещено. И тогда его, Президента США, обвинят в том, что он руками русских убрал важного политического соперника. Пресса договорится до того, будто он сам предложил русским сбить лайнер. Кошмар! И что этого идиота сенатора погнало на шведский рейс? Наверняка опять какие-нибудь шашни с китайцами! В такой ситуации не делать ничего означало рисковать смертельным политическим скандалом. Делать что-то означало риск принять неправильное решение и рисковать тем же. А в конечном итоге всё-равно всё зависит от русских, которым ничего не прикажешь! Им, конечно, тоже достанется, но в их положении одним скандалом больше, одним меньше…

– Американские граждане? Я ничего об этом не знаю…

„Ну и кто кому врет?“ – мелькнуло в голове у президента – „Ты мне сейчас или твоё ФСБ тебе раньше?“

– Однако это так – отказать себе в удовольствии съязвить Президент не мог – и правительство США хочет получить от Вас гарантии, что для спасения самолета будет сделано всё возможное.

– Ну конечно будет сделано. Его ведут четыре истребителя и при первой же возможности…

– Такой возможности может не оказаться и тогда единственным способом обеспечить безопасность лайнера будет уступить требованиям террористов.

– Пойти им на уступки?! – в голосе русского Президента звучало нескрываемое возмущение.

– Но это ваш пилот и ваше воздушное пространство! – американец чувствовал, что сейчас сорвется, хотя ни в коем случае не должен себе такое позволить – хотя бы ради будущих отношений. – а если вы в крайнем случае, уступите террористам… временно… я обещаю вам полную поддержку нашей страны в их поимке и возвращении украденных ценностей.

– Удовлетворение требований террористов чрезвычайно обострит внутриполитическую ситуацию в нашей стране. Вы же понимаете…

Президент понимал. Выборы на носу и исчезновение картин шансы нынешнего хозяина Кремля отнюдь не повышает. Но ведь и у него выборы тоже не за горами!

– Я считаю, что российский народ и политические движения с пониманием отнесутся к гуманному поведению руководства вашей страны.

На той стороне линии послышалось нечто вроде смешка, замаскированного покашливанием.

– Господин Президент – от употребления этого титула американец ничего хорошего не ожидал – вы недооцениваете накал политической борьбы в нашей стране. Если вы рискуете одним самолетом, то мы стоим перед лицом возвращения коммунистической диктатуры. В конечном итоге это и вам принесет несравненно больше бед, чем… чем… горечь потери нескольких сограждан, скажем так – голос, произносящий незнакомые русские слова казался теперь много бодрее.

Президент США понял, что настало время выдвинуть главный аргумент:

– Я не могу себе представить, что отдаленные политические перспективы могут оказаться важнее дарованных свыше человечеких жизней. И если ваше правительство не проявит мудрость и гуманность, я гарантирую вам, что любая поддержка, которую США предоставляют России, оказывается под угрозой. Под очень большой угрозой. Для нас в США человеческая жизнь является наивысшей ценностью и не может ставиться на кон в политической игре – это была явная выспренная ложь, но очень эффектная и Президент мысленно похвалил себя. Нужно запомнить фразу, пригодится ещё куда-нибудь ввернуть.

Американец знал на какую кнопку нажать. Проект миллиардного кредита России встречал большие трудности в конгрессе, а в случае катастрофы „Боинга“ при таких обстоятельствах на нем можно было бы поставить крест навсегда. В то же время этот кредит был главной надеждой нынешних российских властей перед грядущими выборами. Придержать повышение цен на продукты… Выплатить месяцами задерживаемые зарплаты и пенсии… Кредит был главным условием победы на выборах нынешнего Президента и это вполне отвечало американским интересам. Но коли на кон ставились собственные выборы, можно и постращать…

– Мы уважаем позицию Соединенных Штатов и не хотим чтобы наши отношения осложнялись в связи с подобной проблемой…

– Решение остается за вами, господин Президент. Мы очень рассчитываем на ваше благоразумие.

– Я лично предприму все возможные меры для спасения самолета…

– Американский народ доверяет вам и рассчитывает на вас, господин Президент. Мы надеемся, что под „всевозможными мерами“ вы понимаете и уступку террористам в случае если все другие меры не окажутся эффективными. Мы задействуем свои лучшие силы, чтобы задержать и выдать вам террористов и полотна – Президент начал повторятся, но это было главным в его речи.

– Обещаю вам полную поддержку. Американский народ не будет разочарован. Ради спасения людей мы согласны пойти на определенные жертвы. – голос русского коллеги зазвучал в полную силу.

– Я не сомневался в вашем понимании, господин Президент. Уверен в том, что никто не понесет ущерба от подобного жеста доброй воли и гуманизма. Желаю вам скорейшего выздоровления и возобновления продуктивной работы.

– Благодарю вас, господин Президент. Желаю и вам всего наилучшего.

На какое-то мгновенье американцу показалось, что в голосе его собеседника прозвучала скрытая насмешка. Но это длилось только мгновенье. Он положил трубку и вдруг понял, что его беспокоило всю заключительную часть их разговора. Вопреки обычной практике, оба Президента незаметно перестали называть друг-друга по именам. Как к этому относиться и что это могло означать, было ему ещё не ясно.

В тысячах километров от Вашингтона, в подмосковной больничной палате правительственной больницы, пожилой седовласый человек положил телефонную трубку и, откинувшись на подушке, сказал несколько слов, от которых только что вошедшая с лекарствами медсестра густо покраснела, а телохранитель в дверях едва сдержался, чтобы громко не засмеяться. Через минуту появился секретарь. Запивая минеральной водой несколько таблеток, человек на кровати сказал:

– Передай ФСБ, пусть отдадут приказ на выдачу картин за полчаса до истечения ультиматума.

„Картины должны остаться в стране“ – твердо заявил он себе, когда секретарь ушел – „но и ссориться из-за них со всем миром я не собираюсь.“

Воздушное пространство в районе г. Анжеро-Судженск, московское время 16:40

В мире воцарилась ночь. Уходящее на Запад солнце и скорость истребителя, влекущая его почти строго на Восток, сделали свое дело. Последние отблески заката стали неразличимы даже за спиной и лишь Луна придавала темно-фиолетовой тьме слегка голубоватый оттенок. Хорев отодвинул подальше гермошлем, в котором спать отчего-то хотелось ещё сильнее и старался поэкономнее расходовать таблетки против сна, входящие в обязательное полетное снаряжение. Специально разработанная для военных пилотов сложная смесь концентрированного кофеина и прочих веществ была скорее всего не особенно полезна для здоровья, зато побочно подавляла чувство голода. Запас воды также был минимальным, но здесь определенная сдержанность шла только на пользу, поскольку возможность отправления естественных потребностей в истребителе не предусмотрена вне зависимости от длительности его полета. Главным связующим звеном Хорева с окружающим миром был сейчас радар кругового обзора, четко отмечавший всё происходящее вокруг. Сопровождающие его перехватчики летели, как и сам майор, без бортовых огней, дабы скрыть свою миссию от иногда попадающегося встречного воздушного движения. Радар СУ-27 с легкостью охватывает радиус до пятидесяти километров и на его экране нередко появлялись точки, которые можно было идентифицировать как гражданские машины, летевшие на той же высоте и с той же скоростью, что и „Боинг“. В эфире господствовало радиомолчание, что являлось для Хорева верным знаком того, что проблема решается на земле. Это вполне соответствовало плану и майор испытывал заслуженную гордость. С военной точки зрения его позиция считалась неприступной и беспомощно тащившиеся позади него четыре до зубов вооруженных перехватчика являлись тому вящим свидетельством. Контуры „Боинга“ загадочно переливались в зыбких отблесках лунного света и вспышках собственных сигнальных огней, а красный цвет электронного прицела казался сейчас особенно зловещим. За минувшие часы майор уже как-то свыкся со своей миссией и сама по себе она беспокоила его не больше, чем обычный тренировочный полет, вот только неутомимо бегущие часы на приборной панели ежесекундно напоминали, что времени остается всё меньше и меньше. Сигнал от Моргунова мог прийти в каждую минуту, Хорев был готов к нему. Если же нет… После четырех с лишним часов полета майор не исключал и такую возможность, более того, она не казалась теперь невероятной и ужасающей. Инстинкт военного летчика, который должен считаться со смертью постоянно, переработал эти чувства в холодный и трезвый расчет для спасения собственной жизни. И это не было решением, которое бы приняли на его месте большинство гражданских людей, а именно: сдаться на милость победителя и пытаться выгородить себя, сотрудничая с властями и заваливая своего сообщника, нет, это было решение военного человека, который пошел на такую операцию не только ради денег, но и из желания полностью порвать с прежней жизнью. И возвращаться к ней Хорев не собирался в любом случае. Поэтому, хорошо представляя себе маршрут оставшейся части полета, майор на подробной карте, отпечатавшейся в его мозгу уже отметил крестиком ту точку, в которой „Боинг“ получит как минимум одну ракету класса воздух-воздух. Ну конечно, если люди внизу сами изберут этот вариант, к которому Хорев на собственное удивление был довольно равнодушен. В конце-концов на путь к спасению это не влияет. Но таковы условия, а он привык держать слово. Не получить сигнал и оставить лайнер лететь своим маршрутом означало бы поражение и трусость, страх перед последствиями и уступку тем, кто считал, что их воля сильнее. А уж вот этого бы майор ни за что не допустил. Поэтому в двадцати пяти километрах юго-восточнее города Чита палец его правой руки аккуратно надавит на гашетку… Хорев планировал выпустить две ракеты с промежутком примерно полторы секунды, поскольку дожидаться исхода попадания времени не было, да и взрыв ракеты на таком близком от цели расстоянии мог оказаться опасным и для самого нападающего. Ну а главное заключалось в том, что „Боинг“ есть его единственная гарантия. С её исчезновением жизнь майора стоит очень немногого в окружении четырех противников, которые только и ждут возможности… А гибель лайнера чисто по-человечески вызовет в них такую ярость! Хорев прекрасно понимал это. На месте своих преследователей он бы отреагировал точно также. Но весь трюк заключался в том, что он был на своем месте, а не на их. И поменяться с кем-либо местами майор ни за что бы сейчас не согласился. Даже с министром обороны. Майор был военный летчик, который знал свою работу и хорошо умел её делать. И как всякий мастер, он не любил за своим занятием отвлекаться на посторонние мысли.

Система наведения ракеты АА-10 могла оснащаться различными комбинациями датчиков, которые предусматривали либо тепловую, либо локационную ориентацию на цель, в зависимости от условий пуска и прочих факторов. Если дистанция до цели была значительной, то сначала в дело вступал миниатюрный локатор в головной части ракеты, а с приближением к цели включался тепловой датчик, улавливающий температуру факела и потока оставляемых им отработанных газов. Схема эта не являлась новой и сама ракета тоже не была последним словом техники, новейшие модели располагали лазерным наведением, однако при плохих погодных условиях лазер зарекомендовал себя не с лучшей стороны. Поэтому в российской военной авиации ракета АА-10 оставалась основным средством воздушного боя. На вооружении ВВС состояли и более мощные устройства, рассчитанные на борьбу с тяжелыми бомбардировщиками и крылатыми ракетами, вплоть до ракет АА-16 с миниатюрным ядерным боезарядом, но сейчас майору приходилось обходиться тем, что есть. С учетом того, что расстояние до „Боинга“ составляло примерно полкилометра, Хорев не мог с уверенностью сказать, тепловой или локационный датчик выведет ракеты на цель. Но то что хотя бы одна из двух цели достигнет, сомнений не вызывало. Если это будет тепловой датчик, то смертоносный снаряд попадет в один из четырех двигателей лайнера, что повлечет за собой, вероятно, взрыв турбины, обрыв крыла и мгновенную катастрофу. Огромный лайнер, кувыркаясь, свалится в неконтролируемое отвесное падение, рассыпаясь в воздухе на куски. Если локационный датчик приведет ракету в хвостовую часть, то „Боинг“ может продержаться в воздухе ещё какое-то время, но вероятность того, что его экипаж сможет посадить почти неуправляемую в горизонтальной плоскости машину, фактически равна нулю.

Дистанция в полкилометра до „Боинга“ тоже не была случайной или выбранной на глазок. Меньшей она не могла быть из-за угрозы пострадать от осколков собственной ракеты или обломков самолета, а большее расстояние увеличивало риск того, что один из числа преследующих его пилотов может вклиниться между машиной Хорева и „Боингом“, лишив тем самым майора возможности прицельно выпустить ракеты, отвлеченные новой целью перед собой.

Хорев не нуждался в том, чтобы прокручивать в голове все эти мысли, он был достаточно опытным пилотом и просто досконально знал то, как поступать и что последует за пуском ракет. Вкладывать в чисто профессиональный анализ соображения абстрактной гуманности ему и в голову не приходило. Всё происходящее имело своей задачей в корне изменить его жизнь и три сотни человеческих судеб не были за это слишком дорогой ценой.