Текст книги "«Рим, конечно Рим», или «Итальянское танго»"
Автор книги: Людмила Бояджиева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)
– Все, проглотил… Я приучился есть очень быстро. – Санта промокнул губы салфеткой, придвинул свой стул к Кристине и удовлетворенно вздохнул. Не знаю, заметила ли ты, что сегодня я все делаю только для тебя… Если честно, я, да и любой артист, всегда работает для кого-то одного, самого важного, сидящего в зале. Если такого «адресата» нет, его придумывают, направляя свои творческие послания любимой маме, незабвенному Карузо, Клаудии Кардинале или королеве Англии… Мне кажется, я сегодня был в ударе… Потому что ты… ты… Ты по-настоящему прекрасна.
Он взял её руку в свою и нежно посмотрел в лицо.
– Я ещё никогда не видел тебя такой красивой. Но ты сразу, ещё с первой встречи, поразила меня какой-то редкой ныне доверчивостью. Да, да. А ещё – радостью жизни. Как у беззаботного щенка, бездомного бродяги, бегущего за чужими ботинками, уверенного, что его пригреют, накормят, полюбят… А как иначе? Ведь эта чудесная жизнь, улыбающаяся младенцу, должна быть устроена справедливо, тепло и уютно…
– Я в самом деле сейчас думаю так… Может, это магия твоего голоса, которая вскоре развеется. Но я постараюсь удержать в себе подольше то, чем сегодня ты одарил меня… Спасибо, милый. – Кристина поцеловала его в щеку и резко встряхнулась, отгоняя настойчиво наворачивающиеся слезы. – Откуда ты все же узнал про танго?
– Я везучий. – Санта усмехнулся задумчиво и грустно. – После того, как потерял родителей, – сплошные находки. И знаешь, все остаются при мне… Так вот, девочка, слух у меня просто-таки патологический. Ты и сама не заметила, наверно, что напевала это самое танго, когда мы прогуливались рыбном фургоне по южному побережью…
– Просто невероятно! Я почти никогда не пою вслух, тем более, не отважилась бы сделать это в твоем присутствии. Ты, наверно, услышал то, что звучало у меня внутри!.. Знаешь, Санта, эта песенка стала последней в моей мирной, не преступной жизни… Я танцевала под старую запись Мильвы в рождественскую ночь в доме Джено Коруги, а через три часа уже сидела в тюремной камере…
– Вот видишь, что значит абсолютный слух и абсолютное чутье: я хочу, чтобы мое танго и эти розы ознаменовали начало нового этапа в твоей жизни под лозунгом «Возвращение к весне».
Кристина положила голову на плечо Санты. Со стороны было похоже, что девушка разомлела от страстных речей своего кавалера. А она изо всех сил старалась удержать рвущиеся наружу чувства – пламенную смесь обиды и нежности. О чем говорит он, о какой «новой жизни»? Разве не замечает, что только от него зависит счастье Кристины? Да, не просто быть другом тому, кого любишь. Уж легче скрывать ненависть, наигрывая равнодушное дружелюбие, чем сидеть вот так, уткнувшись в плечо любимого и до боли сжимать сомкнутые пальцы. Чтобы не обнять, не прижаться, не тянуться к его губам, шепча ласковые, безумные слова…
– Я, пожалуй, выпью ещё кофе!
Кристина отстранилась. Сорвав бутон розы, она воткнула его в петлицу на лацкане пиджака Санты. Он поймал и поцеловал её руку.
– Проси за это что хочешь, детка.
– Правда? – исподлобья глянула Кристина. – Тогда запомни: я хочу оставить себе твой голос. У тебя есть записи – диски или кассеты.
– Конечно, есть. Обязательно пришлю тебе, как только попаду домой. Ведь я обитаю последние годы в чудесном городке под Зальцбургом. С австрийской стороны. Там у меня огромная фонотека, хороший рояль и старый Бехер – верный пес смешанных охотничьих кровей.
– И, вероятно, милая фрау, ожидающая твоего возвращения?
– Да, Кристи. – Санта отпустил её руку, которую все ещё продолжал сжимать, и с досадой потер лоб. – Иза – славная девушка. Мы учились вместе в Вене. Я влюбился в нее, когда мне было девятнадцать, со всей пылкостью неиспорченного, романтичного чудака. Иза была на пять лет старше меня и значительно взрослее по характеру. Она успела побывать замужем, возглавить и развалить какую-то феминистскую партию, защитить диплом доктора социальных наук… Она совратила «святого», а потом исчезла. Год назад мы опять встретились и решили не расставаться. Иза хочет иметь много детей… Моя авантюра с поисками бриллианта в России здорово разозлила её. А потом этот судебный процесс… Иза не жалует дураков, а я в этой истории, на её взгляд, выступил абсолютным идиотом. Теперь она ждет заблудшую овечку, чтобы вправить ей мозги и окончательно приручить.
– Ты странно отзываешься о женщине, от которой собираешься заиметь дюжину детей, – безжизненным голосом заметила Кристина.
– Просто не люблю, когда меня дрессируют. Но ничего, я умею кусаться! – Санта ощерился, щелкнув ослепительными зубами. – Противоположности, как утверждают, сходятся.
– Ты не такой уж покладистый и сговорчивый ягненок, как тебе кажется… Паола, с болью поминала о твоей строптивости и неуживчивости. Ведь ты бросил дом дель Форте уже очень давно?..
– Я гордый, детка. Может, чрезмерно. И хотя с младенчества изображал святого, дух непокорности и тщеславия терзал меня изнутри… Обычная история, смотри: мой отец, младший брат Франко, женился вопреки воле семейства на цыганке – работнице местной парфюмерной фабрики. Он аристократ, она – пролетарка, вдобавок, чуть ли не бродяжка. Лишь последнее поколение семьи Амалии стало вести оседлую жизнь, обосновавшись в нашем городе. Говорят, мои родители были красивой и любящей парой. Только я сам почти ничего не помню. Они погибли совсем молодыми, оставив трехлетнего сына на попечение Паолы… Франко и Паола растили меня вместе со своими детьми, ни в чем не ограничивая. Но то, что я отпрыск человека, презревшего законы родовой чести, я знал с пеленок. Как и то, что по традиции рода дель Форте останусь в стороне от полагающихся наследникам богатства и почестей. Моя смешанная кровь не годится для передачи потомству.
Я рано осознал это. Мой природный дух противоречия принял форму оскорбленной гордыни. Я был весел, добродушен с чужими, но болезненно уязвим в семье… К тому же, отношения с Леонардо совсем не сложились. Этот законный наследник, по-моему, свихнулся на своем превосходстве, демонстрируя мне его на каждом шагу. Всеми силами мальчишка старался доказать, что я – всего лишь приемыш, прислуга, оставленная в доме из милости.
В двенадцать лет меня отправили в швейцарский частный колледж. Франко щедро оплатил обучение. А потом жадность к познанию стала для меня чем-то вроде компенсации за неполноценность происхождения. Я набрасывался на гуманитарные науки, меняя престижные университеты и привязанности: филологию, историю, психологию… К счастью, жизнь научила меня самостоятельно зарабатывать деньги. Еще подростком я начал брать уроки у местного старика, занимавшегося, по преданию, с самим Карузо. В Вене, учась в университете, я продолжил частные уроки и начал петь по вечерам в кафе и ресторанах. А потом меня взяли в церковный хор. Я стал солистом! И вот до сих пор не знаю, кто я на самом деле – артист, готовый бродить по дворам с шарманкой, или сноб, затыкающий уши при одном упоминании о непрофессиональном вокале… А, может, просто-напросто авантюрист, каким меня считал проницательный дон Лиджо… – Санта крутил перед глазами гранатовый браслет Кристи, который осторожно снял с её руки. – Чудесная вещица. Наверно, тоже реликвия?
– Старинный, бабушкин браслет. Ему уже больше ста лет. Хотя это украшение для бедных и стоило в середине прошлого века отнюдь не состояние. Дутое серебро и камешки дешевые – кривые, разного тона… Видишь, в центре даже три зеленых. А вот тут есть совсем светлые, как рубины. Но мне это и нравится. На всей Земле нет второго такого. Не стала бы менять эту вещицу даже на бриллианты от Картье… Кроме того, у одного русского писателя есть прекрасная повесть о бессмертной любви. «Гранатовый браслет» называется.
– Наверно, очень грустная… Нет ничего печальнее бессмертной любви вообще того, что претендует на вечность, забывая о неизбежном конце.
– Повесть как раз о том, что только смерть может сделать большую любовь вечной… Ах, как это трудно объяснить. – Кристина мотнула головой, отгоняя обрушившуюся с новой силой тоску.
– Извини, милый, с нервами у меня, действительно, стало плоховато. Так и хочется завыть!
– Перестань, все чудесно складывается! Твое имя стало популярным в Италии и ты в любой момент сможешь продолжить карьеру в рекламе. Я запишу специально для тебя веселые песенки, а ты дашь мне почитать эту книгу про вечную любовь.
– Обязательно. – Кристина улыбнулась ему, как ребенку, придумывающему наивные сказки. – Я привезу тебе полное собрание сочинений Куприна, когда в следующий раз нагряну в Рим. Хотя нет, когда заеду в гости в Австрию.
– Это совсем недалеко от Москвы – посередине между Россий и Италией. А ты в самом деле намерена вернуться сюда?
– Я всегда буду мечтать вернуться в Рим, что бы ни происходило со мной на самом деле. А случиться может самое разное… Видишь ли, Санта-Рома, я действительно собираюсь начать новую жизнь… Боюсь, правда, музыки в ней будет не так много, как хотелось бы, как пророчишь ты…
Достав из корзины пунцовую розу, Кристина сосредоточенно обрывала бархатистые лепестки. Она старалась не смотреть на собеседника, чувствуя, что любое неосторожное слово может взорвать её с трудом сохраняемое спокойствие. С каждым мгновением все острее чувствовалось, как истекает, теряя минуты, последний вечер её мечты.
– Я была наивной, но упрямой девчонкой. Да и тщеславной не в меру… Тебя угнетало чувство чужеродности в богатом аристократическом доме, хотя ты знал, что принадлежишь миру дель Форте по праву, возможно, большему, чем кто-либо другой. Меня же мучило неприятие серенькой, бедной, обыденной жизни, окружавшей меня. Вырваться, вырваться любым способом, любой ценой! это стало моим девизом, навязчивым желанием. Умчаться с потоком шикарной, блестящей жизни, катившей мимо… – Кристина запнулась, вопросительно взглянув на Санту.
Но он слушал, сдвинув брови, и не собираясь нарушать её монолог привычной шуткой. Кристина решительно продолжила:
– Адвокат, назвавший меня жертвой, ошибся совсем немного. Виновным в растлении «юной души» был вовсе не Лиджо. Глупышка-Кристина стала жертвой собственных пороков. Ну вот! Прекрати смеяться, а то я не стану рассказывать.
– Я весь внимание, детка. Только стремление к благополучию, комфорту, богатству и порок – это совсем разные вещи. Не приписывай себе чужие недостатки.
– Ладно, суди сам. Я просто расскажу одну очень простенькую историю, изменившую мою жизнь, как «голубой принц» изменил твою.
…Это случилось в начале мая. В садике моей бабушки, находящемся в поселке у самого края большого шоссе, росли красивые цветы. Она много трудилась, чтобы вырастить их к празднику – у нас ведь холодная весна. А потом выносила их продавать – просто ставила на табурет у дороги банки с букетами для проезжающих мимо автомобилистов. Я торчала рядом до позднего вечера, провожая завистливым взглядом проносившиеся мимо шикарные машины. Состоятельные люди, появившиеся у нас в результате перестройки, торопились к своим загородным имениям, в окрестностях Москвы. Там, в роскошных домах, вкусно ели, веселились, обнимали своих кавалеров праздные красотки, имеющие дорогие наряды и украшения, проводящие время в ресторанах и казино. А я до сумерек возилась в огороде и едва могла накопить деньги на модную майку с поддельной надписью «Шанель»… В общем, бедняжка-Золушка. Только ко мне явилась не фея… Однажды поздним майским вечером у моих ног затормозил белый «мерседес». Из нег торопливо вышел сногсшибательно элегантный брюнет в светлом костюме с небрежно болтающимся на шее развязанным галстуком.
– И… что же произошло? – едва выговорил Санта. – Вы познакомились? Он забрал тебя с собой?
– Нет. Он бросил мне деньги, большие деньги и, подхватив цветы, поспешил к своей даме, которая, пуская сигаретный дым в окно, ждала его в автомобиле… Я, наверно, застыла с открытым ртом и ничего не успела сказать. Машина развернулась, мигая яркими огнями. Но не успела она отъехать и на десяток метров, как в окно вылетел мой букет. В пыль, в придорожный бурьян. Конечно, он был совсем не шикарный, не такой, что положено дарить капризной даме… Но это были мои цветы, частица моей жизни… Тогда я мысленно поклялась, что изменю свою судьбу – стану циничной, злой… Удачливой, богатой и наглой… Поэтому и появился на моем пути Эдик, Строцци, «голубой принц». И все эти беды…
– Забавный сон, детка, – заметил Санта. – Совсем, совсем детский, но с такими серьезными, страшными выводами, которые ты сама себе придумала. Да, твоя фея сыграла злую шутку, только она не сумела сделать тебя циничной и злой. Это просто невозможно, как невозможно заставить меня бросить петь.
Санта обнял Кристину и притянул к себе.
– Ну-ка, не грусти, малышка!.. Ты рассказала мне свой сон, а значит, подарила его. Я беру себе дурные предзнаменования, а все самое прекрасное оставляю тебе. Все лучшее ещё впереди, вот увидишь! Какой-нибудь прекрасный герой засыплет тебя с головы до ног такими же розами. Поверь, я – Санта, а значит, умею предсказывать будущее.
Кристина все же не удержала слезы – они закапали сами собой, сверкая алмазами в бархате платья. Как же ей хотелось сказать, что это не сон, что незнакомец из «мерседеса» сейчас сидит рядом! Что именно с его образом в душе она отправилась в Рим на поиски своего счастья… Но Санта утешал, пророча неведомого принца… Он – самый нужный, единственно необходимый!
– Это были не розы, Санта. Гиацинты! Нежные, прохладные, благоухающие, как южная ночь… Говорят, весной они здесь растут прямо на лужайках сами п себе. – Кристина позволила Санте утереть себе нос.
– Знаю, знаю! Гиацинты! Их полно по всему побережью – целые поля лиловые, сиреневые, белые… И в Австрии они тоже растут преспокойно. Я засажу в своем саду целую лужайку и буду регулярно пересылать в Москву цветочные горшки.
– Спасибо. Теперь-то я знаю, что не зря проделала весь этот путь, не зря выжила, спасаемая Курбе и тобой… Сколько раз ты вытаскивал меня из беды, Санта? Из горящего дома – дважды! Не щадя великолепных зубов, развязывал узлы на моих щиколотках…
– А темень была такая! Не знал даже, чьих ног касались губы, – может, отвратительной старухи. Хотя, нет… Уж очень текли слюнки у этих скотов, притащивших тебя. – Санта крепко сжал челюсти.
– Ты виртуозно расправился с насильником – прямо цирковой трюк! И пожертвовал своей головой. – Кристина, не удержавшись, коснулась ладонью кудрявого затылка. – Интересно, почему так приятно вспоминать самое страшное?
– Потому что мы в безопасности и мы победили! А этот удар связанными ногами в челюсть я готов ради тебя повторять бесконечно. – Он нежно поцеловал ладонь Кристины.
– Удачное заявление, учитывая мой скорый отъезд… Послушай, – она подавила глубокий вздох, – я всегда буду почитать Санта-Романо как самого главного святого в своей жизни… Но, скажи… как ты узнал, что я у Рино? Или это секрет, – Курбе намекнул, что у тебя свои тайны.
Санта который раз помешал ложечкой остывший кофе.
– Длинная история и печальная. Не для финального «выхода». Принято завершать выступление чем-то веселым, бодрящим. Ну, ладно, немного ужасов, под занавес….Он стал разыскивать меня, этот гад, как только выпытал у тебя, что бриллиант уплыл в мои руки. Одна из его горилл тут же наведалась в дом, где я снимал комнаты, и чуть не придушила мою хозяйку. Старушка в самом деле не знала, где я. После предупреждения Стефано я сменил адрес и начал отращивать бороду в целях конспирации. Бриллиант я уже отдал Паоле и опасался лишь мести Бронзового. Он нашел меня очень быстро. Разве мне могло прийти в голову, что для этого Рино всего лишь понадобилось позвонить Стефано, ведь только Антонелли знал, где я скрывался. Я просто обалдел, услышав в трубке голос Рино. В изысканных выражениях на сицилийском диалекте он сообщил, что держит у себя некую русскую леди. «Девчонка не может оторваться от меня. И без удержу болтает – про тебя и про голубую стекляшку… Она просто помирает от удовольствия… Смотри, ведь я могу и не удержаться, поторопись!» Он хохотал как одержимый и я тут же согласился приехать. И привезти камень.
– Но ведь «принца» у тебя уже не было… Почему же ты ринулся в логово Рино спасать какую-то мало известную тебе девчонку? – изумилась Кристина.
– Во-первых, известную. Ты была волшебницей, вернувшей мне камень. Во-вторых, ты была жертвой заговора, ведь и я, и Стефано следили за тобой, подозревая в мошенничестве. А, в-третьих, я смертельно ненавидел Бронзового! – Глаза Санты сверкнули опасным цыганским огнем. Но он тут же расслабился и весело улыбнулся. Я обещал встретиться с Бронзовым, как только лично удостоверюсь, что пленницу отпустили. Примчался тут же и видел, как ты усаживалась в свой «фиат» под конвоем дружка Рино. Вот и все. Финита ла комедиа!
– Как все? А ты? Как тебе удалось вырваться от них?
– Мы вместе с Рино позвонили в банк, где нас заверили, что Рита Гватичелли оставила «голубого принца» у них в сейфе. Конечно, эту информацию нам предоставили по поручительству Паолы… А поскольку, как ты понимаешь, именно Рино был тем человеком Лиджо, который охотился за камнем и должен был похитить его у меня ещё в аэропорту, мы расстались «друзьями». Я нужен был им, как оказалось, позже, для трюка с убийством Риты. Лиджо придерживал меня на случай «дублера» убийцы, чтобы подставить полиции. Тебе пришлось сыграть мою роль, потому что Санта к тому времени успел наломать дров и скрыться…
– Курбе во время следствия ничего не сказал мне про смерть Рино. Ведь и я не заикалась о знакомстве с ним, и вообще, о бриллианте. Поэтому ничего не знала ни о тебе, ни о самоубийстве Элмера. Доведенная до отчаяния, я собиралась рассказать все прямо на суде.
– Здорово дон Лиджо одурачил нас всех! Понятно, почему инспектор Курбе тщетно охотился за ним два десятилетия. Я все время думаю об этом, не могу не думать… Противно быть пешкой, детка. Но ты не представляешь себе, каким удивительным человеком был настоящий Антонелли – Стефано Антонелли! Я безгранично доверял ему… Когда ты попала в тюрьму, лже-Стефано уговорил меня скрыться, поскольку, якобы, узнал, что ты рассказала Курбе про отданный мне бриллиант. «Теперь и загадочная смерть Строцци, и покушение на Вествудов постараются повесить на тебя. Поверь, мальчик, я далеко не всесилен и хорошо знаю весь этот механизм. Мафия постарается подставить тебя и сделает это чисто», – убеждал н меня. Я решил отсидеться в знакомых мне с детства местах, и отправился на юг. Кто-то, действительно, шел по моим следам. Однажды я чудом увернулся от мчавшегося прямо на меня автомобиля, а в чудесном буковом лесу, где я, горланя что-то оперное, валялся на солнечной лужайке, возле моего виска просвистела пуля. Я выковырял её из коры дерева и изумленно рассматривал минут десять.
И вот однажды я оказался в одном деревенском доме (естественно, с мешком на голове и кляпом во рту) и сам Рино удостоил меня чести беседы. Ему доставляло удовольствие похвастаться своей силой, прежде, чем отправить меня на тот свет. Но проговорился он лишь частично, намекнув, что похороненный давным-давно дон Лиджо жив, руководя из глубокого подполья затейливыми операциями. Сказал и то, что обвел его вокруг пальца, заполучив «голубого принца». Служа, якобы, Лиджо, Рино работал на себя, перехватив у патрона драгоценную добычу!
Он смеялся надо мной, сказав, что пристрелил беременную Риту и взял камень… Я бросился на него… Рита была мне сестрой… Думаю, что провидение распорядилось справедливо развернув пистолет Бронзового к его подлому сердцу… Я лишь нажал курок, вернее, стиснул его пальцы, сжимавшие рукоятку… – Санта поморщился от жутких воспоминаний. – Я и не знал, что Рино блефует. Камень пропал после самоубийства Вествуда, и Бронзато предполагал, что им завладел я… Лиджо все здорово продумал, столкнув нас лбами и захватив добычу.
– А потом тебя отвезли в сарай, чтобы изжарить вместе со мной?
– Но прежде пытали, заставляя орать во все горло… Ведь я, и правда, мог остаться хрипатым, как простуженный боцман. Они хотели знать, где я прячу бриллиант. Так прошла неделя и вдруг от меня отстали. Гориллы Бронзового, упаковав меня в мешок, отвезли в памятный нам сарай. Стефано, то есть дон Лиджо, по-видимому, дал знать, что камень у него и тем самым приговорил нас к смерти…
Не могу, детка, не могу успокоиться! Хоть и знаю, что не выйти из тюрьмы дьяволу, а Леонардо, то есть Бербера, вряд ли когда-нибудь вернется в Италию… И все таки руки чешутся отомстить!
– Не стоит делать мщение смыслом жизни. Ты прекрасный человек, Санта, в тебе живет дух чуда и праздника. Ты – бельканто, лирический герой, не стоит перехватывать амплуа басов. Боевые марши не по твоей части, l'amina allegra, как говорили в старину про лицедеев – «пламенная душа»!.. Будь счастлив и не изменяй своему прозвищу, Святой. Такими именами не бросаются.
– Девочка! Я только сейчас понял, что мы расстаемся. И я даже не узнаю, что ты будешь делать, ну, хотя бы завтра вечером в холодной, дождливой Москве! Где ты будешь жить, чем станешь заниматься? – Санта с неподдельным испугом схватил её за руки, словно боясь отпустить.
– В Москве еще, наверно, лежит снег и кружат метели… Завтра вечером я буду пить чай с мамой и бабушкой, а на столе будет стоять банка моего любимого малинового варенья из нашего сада. И буду рассказывать всякие небылицы… ну, например, как провела вечер в шикарном клубе Рима и мне пел романсы лучший тенор Италии…
– А потом, Кристи?
– Потом бабушка спросит, не женат ли, случаем, тенор, и почему я вернулась домой одна… И ещё меня станут отговаривать, когда узнают о моих планах на будущее…
– Каких планах, Кристи?! – Санта нетерпеливо встряхнул её, почувствовав в тоне что-то недоговоренное.
– Не все ли равно? Главное, я намерена продолжать учебу в институте. А остальное ещё не придумала.
– Неправда! Ты что-то уже наметила, верно? Ну, ладно, не буду лезть в душу, – слегка обиделся Санта, наткнувшись на стену молчания. – Только дай слово, что обязательно приедешь ко мне. Сюда, в Италию, или в Зальцбург. Слышишь Мне будет ужасно не хватать тебя…
Вид у него был растерянный и печальный: ребенок, теряющий любимую игрушку.
– Так всегда кажется, когда расстаются люди, пережившие вместе нечто значительное. Но проходит время, и воспоминания выцветают, блекнут, как фотографии в старом альбоме. – Кристина примирительно улыбнулась, коснувшись пальцем ямочки на подбородке Санты. – И через пару лет ты не сможешь вспомнить, какого цвета были у меня волосы… А я стану говорить: «ах, у него были такие славные ямочки на щеках!»
– Не надо грустить, детка… Все будет по-другому, мы станем часто видеться и без конца пересказывать наш общий детектив, украшая его новыми захватывающими подробностями… А сегодня мы, вообще, не будем расставаться…
Санта значительно посмотрел в глаза Кристины. Она застыла, не в силах произнести ни слова.
– Я снимаю шикарные апартаменты с широченной кроватью, в которой просто страшно спать одному! – Санта заговорщицки улыбался, скрывая призыв и мольбу, горящие в его взгляде.
Кристина отстранилась, отрицательно покачав головой.
– Нет, милый, – твердо сказала она, хотя голос предательски дрогнул, а кончики пальцев мгновенно превратились в лед. – В этих отношениях мы давно поставили точку. Закутайся потеплее и мечтай о своей Изе. Она уже, наверно, обдумывает меню к торжественной встрече.
– А о ком будешь мечтать ты? – Санта не сумел скрыть обиду, став чужим и холодным.
– О! Я слишком устала от грез, – грустно усмехнулась Кристина. Неплохо бы выспаться перед отлетом.
А как же ей хотелось крикнуть в замкнувшееся, насмешливое лицо Санты, что не может позволить такой любви с ним – торопливой и легкой, как дорожный флирт. Что она просто умрет от тоски и обиды в его прощальных объятиях…
В аэропорту «Леонардо да Винчи» Кристина, отделенная толстым стеклом от провожающих её Эудженио и Санты, выглядела озабоченной и отстраненной, будто уже перешагнула за разделяющую их границу. Провожавшие наблюдали за работой таможенника, раскрывшего чемодан пассажирки московского рейса. В руках чиновника сверкнули россыпи драгоценных камней. Он спешно удалился со своей находкой, обнаруженной в багаже русской девушки, и вскоре вернулся, возвратив драгоценности владелице с улыбками и пространными объяснениями. Кристина победно помахала рукой провожающим и быстро ступила на эскалатор, увозящий её к другой жизни.
Как жаль, что нельзя сейчас же пересказать друзьям забавный эпизод: таможенник, обнаружив находящиеся долгое время в розыске «драгоценности», отнес их эксперту. Тот, узнав украшения, улыбнулся:
– Эти штучки теперь могут заинтересовать только музей криминалистики. Нам бы эту вещицу раньше поймать, когда в ней «голубой принц» красовался! Эксперт подержал в руке диадему с зияющим пустым глазком в центре и задумчиво покачал головой, припоминая связанную с ней шумную историю.
… Она покидала Рим в солнечное, совсем весеннее утро. Под крылом «Боинга», делающего круг над «вечным городом», весь он был виден, как на ладони. Сердце замирало от тоски и восторга, угадывая в поблескивающих на солнце куполах, в четких линиях архитектурных ансамблей и пятачках площадей хороших знакомых, чьи имена торжественно звучали в памяти: Foro Romano, Arco di Traiana, Campidoglio, Colosseo… А вон там – в самом конце Via Appia Antica, начинается сад, скрывающий виллу Антонелли…
«Прощай, Рома! Я увожу лучшее, что смогла получить от тебя…» Улыбаясь, Кристина опустила веки и машинально погладила руками живот. Уже месяц она знала о своей беременности. И ещё пару дней назад была уверена, что в Москве тут же избавится от нее… Как же она сразу не поняла, что никакого аборта не будет, что в октябре появится на свет необыкновенный малыш, подаренный ей Санта-Ромой.
В Москве, действительно, мело вовсю. Знакомый гриб Шереметьевского аэропорта тускло светился сквозь густые хлопья мокрого снега. Кристину встречали с цветами. Мать – в распахнутой короткой дубленке вишневого цвета, выглядела неожиданно игриво. Изящные очки с туманно-розовыми стеклами и модная стрижка «горшок» превратили скучную училку в пикантную деловую женщину с налетом европейского шика. Неловко топчущийся рядом с ней детина, небрежно прикинутый в натуральную рыжую кожу, протянул Кристине абсолютно заграничный букет голландских хризантем в серебристом целлофане с бантиками по углам.
– Фил. – Коротко представила спутника мать и, обняв дочь, уронила на её грудь скупую слезу.
– Это все? – Фил недоуменно оглядел два чемодана прибывшей и, подхватив тележку, бросил на ходу:
– Жду в машине!
– Боже мой, девочка! Семь месяцев не виделись! Здесь столько всего произошло… У матери был инфаркт – намоталась я в больницу, аж позеленела вся… Тебе не хотела говорить, что зря расстраивать, своих проблем полно… Сейчас уже – тьфу, тьфу! Рвалась тебя встречать, но я отговорила. Ехать далеко, да и ночевать у нас теперь негде…
Алла Владимировна резко остановилась и, развернув к себе дочь, внимательно осмотрела с головы до ног:
– Выглядишь потрясающе! Повзрослела, похорошела – вся какая-то тамошняя.
Они пробивались сквозь густую толпу к выходу, стараясь не упустить из виду широкую спину Фила.
– Чем порадуешь? Перемены в личной жизни не намечаются? Обратно не тянет? – забросала нетерпеливыми вопросами мать.
– Нет, мамочка. Перемен много, но все – мимо.
– Уж очень ты у меня разборчивая. Небось, там целая очередь поклонников под дверьми маялась? Ничего, дочка, все впереди. Ты надолго приехала?
– Мам, я насовсем…
Алла Владимировна опешила, округлив трагически-недоуменные глаза:
– Шутишь… А мы-то с Филимоном к тебе собрались. Даже расписаться решили…
И оказалось, что Кристина разочаровала всех. Встречали её от всего сердца – с красивым столом, шампанским, заготовленными шуточками насчет иностранной жизни, а главное – с интереснейшими планами, теперь, увы, на корню загубленными.
Ночью, лежа с дочерью на новой двуспальной кровати (Фила выгнали по такому случаю на диван в гостиную), мать горячо шептала:
– Он на девять лет моложе меня, так что, сама понимаешь, надо держать форму. – Она старательно нанесла на лицо ночной крем из импортной баночки и похвасталась. – Париж, между прочим! Филя для меня ничего не жалеет… Видишь ли, парнишка из рабочей семьи, тульский, простоватый, на меня как на королеву смотрит… А талант к бизнесу у него огромный! Начинал с нуля, как диллер… Ой, ты неправильно поняла: это киллер – наемный убийца. А сднлки устраивал. Ну, за полгода какие-то баксы пару раз крутанул. Купили «вольво», почти что новый, и деньги на квартиру собрали. Фил теперь недвижимостью занимается в риэлтерской фирме – это которые коммуналки расселяют, ремонтируют… В общем, хорошие бабки.
Кристина слушала, как завороженная. Она и не предполагала, что за столь короткий срок в лексике её чрезвычайно утонченной и консервативной маман появятся такие слова, не говоря уже о «новых идеалах» и «стиле жизни».
– Что и говорить, мы очень на тебя рассчитывали, – вздохнула Алла Владимировна. – Фил уже три месяца со мной итальянским языком занимается. Упорный, даже в туалете транспаранты с трудными словами поразвесил цельная натура… Да… Думали, устроишься ты в Риме – и мы к дочери поближе переберемся. Ведь у тебя такой солидный покровитель был, миллионами ворочал…
– Был, да сплыл. Ты же знаешь, он в тюрьме, мафиози оказался. Даже в московских газетах о процессе писали.
– Ах, да они там все мафиози! – Отмахнулась Алла. – А у нас? Бандит на бандите! Просто играя такая – кто кого первый сожрет. Закон джунглей. рыночная экономика Твоему, бедолаге, не повезло… А в газетах половину врут, это даже наша бабка знает. «Стервецы, говорят, засудили мужчину от зависти и ещё всех собак ему на шею повесили». – И развратник, и убийца! Что же он тогда тебя пригрел?
– Я потом тебе все расскажу – история длинная. Сволочь он, – это точно. – Кристина демонстративно зевнула. – Спать хочется, я ведь почти ночь не спала – волновалась.
Ей почему-то совсем расхотелось посвящать в свои итальянские приключения мать – разве поймет? Было очевидно, что возвращение «итальянки» воспринято близкими как постыдное поражение. И сердиться, вроде, нельзя, пожалеть над. Что делать, не той породы девочка, чтобы дорогу себе пробить, промахнулась, дуреха.
– Да ты какая-то заторможенная, зайка… – Приподнявшись на локте, Алла тревожно присмотрелась к дочери и сокрушенно заключила: – Видать, нескладно у тебя там жизнь сложилась… Удается же другим как-то пролонгировать контракты, находить спонсоров… я не знаю, заинтересованных лиц, что ли…
