Текст книги "Экономика и дипломатия"

Автор книги: Людмила Градобитова

Соавторы: Юрий Пискулов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Проблема сельскохозяйственной политики – весьма наглядный, но не единственный пример конкурентной борьбы, сопровождаемой битвами на дипломатическом ринге. В конце 1984 г. произошла очередная вспышка «стальной войны» между США и «Общим рынком». В ее основе – агрессивность, которую проявляют американские власти, защищая привилегии своих монополий в борьбе за место для них на мировых рынках. Уже в 1981–1982 годах США установили торговые барьеры для многих товаров – от болтов и скоросшивателей до стали. В 1983 г. партнерам были навязаны «добровольные» ограничения на их поставки стали, телевизоров. Для наращивания собственного экспорта.

Дипломатии США удалось помочь бизнесу «переждать» трудные времена, последовавшие за двумя девальвациями доллара и снижением престижа США в мире. Определенную роль сыграла здесь перестройка структуры дипломатического аппарата.

Как и в других западных странах, в США происходит, с одной стороны, дифференциация функций дипломатии в связи с растущим многообразием международных экономических отношений государства, а с другой – тенденция к сосредоточению контроля за этой многообразной деятельностью в руках единого специального органа… В 1971 г. создан Совет по вопросам международной экономической политики. Совет выясняет точки зрения отдельных ведомств по всему диапазону международных экономических проблем, сводит их к единому мнению и согласовывает его на высшем уровне. Совет увязывает также внешнеэкономическую деятельность администрации с политикой внутри страны и с основными стратегическими целями внешней политики страны. Именно поэтому председателем Совета является президент США, а его заместителем – государственный секретарь.

Государственный департамент США играет основную роль в разработке и осуществлении экономической дипломатии. С начала 60-х годов в связи со столкновением американских фирм с трудностями на мировых рынках президент Эйзенхауэр поручил госдепартаменту сделать внешнеторговые проблемы приоритетными в деятельности его заграничных служб. Осуществление этой задачи потребовало подготовки дипломатов нового типа, так называемых дипломатов-менеджеров, способных ориентироваться в обширном комплексе проблем эпохи НТР. При формировании штатов посольств большое внимание стало уделяться взаимодополняемости и взаимозаменяемости двух категорий дипломатов – политического и экономического направления^[24]. Начали расширяться экономические отделы посольств США, особенно в основных странах-контрагентах. В то же время возросли требования к компетенции главного действующего лица – посла. Он должен со знанием дела координировать возросшую экономическую деятельность посольства с глобальной стратегией внешней политики своей страны.

При назначении послов правительства многих капиталистических государств стали обращать особое внимание на знание ими внешнеэкономических вопросов. Указывая на это обстоятельство, западногерманский журнал «Ауссенвиртшафт» писал, например, что забота о торгово-экономических связях», разумеется, не является лишь делом экономического персонала. Позитивным фактором здесь является именно личность самого посла». Таким образом, от происшедшего в свое время видимого «разделения» экономики и дипломатии во второй половине XX в. произошло активное возвращение снова к их синтезу, объединению экономики и политики.

«Экономизация дипломатии» наблюдается не только в США, айв других ведущих капиталистических государствах. Причем она тем более заметна, чем большее значение имеют внешнеэкономические связи для экономики страны.

Япония: трансформация дипломатического стиля

К концу 70-х годов Япония вышла на третье место в капиталистическом мире по объему промышленного производства. Политики и дипломаты решили, что настало время для «страны восходящего солнца» активизироваться в большой мировой политике. В 70-е годы получила развитие доктрина «приведения политического влияния Японии в международных делах в соответствие с ее возросшей экономической мощью»^[25].

Дипломатия Японии до второй мировой войны опиралась главным образом на вооруженную силу, действовала методами давления и угроз. После разгрома японского милитаризма от подобных методов пришлось отказаться. На первом плане появились финансово-экономические рычаги, с помощью которых японские дипломаты намереваются помочь своему монополистическому капиталу широко распространиться на мировых рынках.

В новогоднем интервью 1983 г. газете «Нихон кэйдзай» министр иностранных дел Японии Синтаро Абэ заявил: «…основа японской внешней политики – это отношения с Соединенными Штатами. Однако нам хотелось бы сейчас осуществлять более самостоятельный курс и более широкую дипломатию в этих рамках».

Положение Японии на международных рынках отличается от других ведущих империалистических держав. Доля экспорта и импорта в валовом национальном продукте немногим превышает одну десятую, тогда как у Франции, ФРГ, Великобритании она приближается или даже превышает одну четверть. Только Соединенные Штаты зависят от внешнего рынка меньше Японии.

Экономическая зависимость Японии от внешнего мира, если судить по этому общему показателю, незначительна. Однако ее уязвимость от поставок из-за рубежа исключительно велика. Она полностью зависит от импорта нефти, железной руды, бокситов, хлопка. На долю Японии приходится четвертая часть мирового импорта угля, пятая часть олова, алюминия, меди.

Импортируется сырье главным образом из развивающихся стран, на которые приходится более 60 % всего японского импорта. Получить валюту для оплаты сырьевого импорта за счет встречных продаж готовых изделий задача весьма сложная. Японская экономика специализируется на вывозе дорогостоящей технически сложной продукции. На рынках развивающихся стран, которые не могут обеспечить свои нужды в предметах первой необходимости, передовую японскую электронику в больших количествах не продашь.

С Соединенными Штатами у японцев, как утверждают обе стороны, «особые отношения». Вот как они выглядят в области экономической. Япония покупает в США главным образом сырье, а продает туда готовые изделия. Ее цветные телевизоры, магнитофоны, автомобили заполнили американский рынок. Заокеанские бизнесмены встревожены. Они теряют доходы. Дефицит в торговле в пользу Японии, например в 1983 г., составил 20 млрд. долл. Как же помешать наплыву японской продукции? Увеличить пошлины – шаг уже политический, затрагивающий достоинство партнера, с которым поддерживаются «особые взаимоотношения». А помешать надо. Пришлось изобрести новое средство – «добровольное» ограничение экспорта. По сути, те же ограничения, однако по форме более подходящие, не задевают национальной гордости, поскольку ограничения введены «добровольно». Впоследствии «добровольные» ограничения широко стали практиковаться в отношениях между странами ЕЭС и Японией.

Проблема дисбаланса в отношениях между ЕЭС и Японией носит несколько иной характер, чем в японо-американской торговле. В импорте Сообщества доля Японии в 1983 г. составляла всего 3 % против 15 % в импорте США. Однако ЕЭС постоянно жалуется на протекционистскую политику Японии. О ней идут споры почти на всех двусторонних переговорах, в международных организациях. Больше всего волнует и возмущает страны Сообщества дефицит в торговле в пользу Японии, достигший 10 млрд. долл, в 1983 г. У них каждый раз портится настроение, когда Соединенные Штаты заставляют японцев «добровольно» ограничить свой экспорт в США, потому что запрещенные товары направляются в Западную Европу.

Несмотря на весьма низкую долю в общем импорте Сообщества, японцы заполонили несколько секторов рынка, где они обладают абсолютным преимуществом, – автомобили, видеомагнитофоны, портативные проигрыватели. В отношении некоторых товаров страны ЕЭС не могут вводить допускаемые правилами ГАТТ ограничения импорта по мотивам «нанесения ущерба внутренней промышленности», поскольку таковой практически пока еще не существует. Как выразился председатель Комиссиb ЕС Давиньон, чтобы противостоять натиску японцев, Сообщество должно создать соответствующую промышленность^[26]. Западноевропейские монополии не хотят упустить возможность в будущем получать прибыли хотя бы, например, от производства видеомагнитофонов, где японцы выступают сейчас бесспорными лидерами.

Надеясь ублаготворить западноевропейцев, японское правительство уже четырежды «уступало» «Общему рынку» в импорте его товаров. Однако дорога на японский рынок открывается отнюдь не для тех товаров, которые страны Западной Европы больше всего хотят туда продать. Например, с авгомобилями «соваться» на японский рынок нечего и думать. Разница в цепах на сравнимые марки составляет несколько тысяч долларов. Японское правительство и, конечно, дипломаты объясняют неудачи западноевропейских стран на внутреннем рынке Японии неумением торговать, организовать эффективный сбыт и рекламу товаров. Вот уж в самом деле дипломатия на грани искусства.

Очередное наступление японцев на американский рынок, чему способствовало снижение курса иены по отношению к доллару, вызвало новую волну протекционизма. Среди мер, предложенных конгрессом, «Закон о местном компоненте», создающий преференциальные условия для американских компаний и направленный на резкое ограничение импорта японских автомобилей. Многие бизнесмены в США признают, что успешное продвижение японских товаров на американском рынке вызвано не одними преимуществами в цене, а является следствием технического превосходства японцев в ряде областей. Как же им помешать, а помешать надо.

Президент американской компании «Ханиуэлл» Эдон Спенсер, он же председатель консультативного Совета по японо-американским экономическим отношениям, писал в журнале «Форин афферс»^[27]: «Если мы сделаем из Японии козла отпущения, то не сможем оказать худшей услуги нашим собственным интересам. Можно быть уверенным в том, что Западная Европа проявит еще большую готовность отвести японцам эту роль. Делать это – значит не только рисковать потерей незаменимого союзника в Азии, такого рода самообман неизмеримо затруднил бы успешное проведение коренной перестройки, которую мы должны произвести в нашей экономике». Это уже серьезно. К тому же Токио не может полностью исключать возможность совместных, пусть и временных, действий США и «Общего рынка» против экспансии Японии.

На встречах лидеров «семерки» поведение японского руководства резко изменилось. На предыдущих встречах, по меткой характеристике журнала «Сэкай», японские премьеры «предпочитали улыбаться, помалкивать или просто дремать, всячески уклоняясь от обсуждения острых вопросов, а главной их заботой было лишь не допустить совместных нападок Запада на японскую экономическую экспансию».

На совещании же в Вильямсберге Накасонэ сам начинал дискуссию по острым международным проблемам, стараясь задать тон в воинствующем антисоветизме, солидаризируясь тем самым с натовцами. На этом совещании он первым из японских премьеров подписал «политическое заявление по вопросам безопасности», официально поставив себя в один ряд со странами НАТО, высказавшимися за размещение у границ СССР новых американских ядерных ракет первого удара.

Бурная внешнеполитическая деятельность главы японского правительства развертывается согласно с официальной доктриной «повышения политической роли страны в соответствии с ее экономической мощью». К ней прибавилось стремление придать глобальный характер японской дипломатии. Доктрина зародилась, как сказано выше, в 70-х годах, а «глобализм» – это навязчивая идея Накасонэ, придавшая доктрине опасные очертания.

До недавнего времени внешнеполитическая деятельность Японии ограничивалась в основном двусторонними отношениями с рядом стран, и прежде всего с США, и во всяком случае редко выходила за рамки Юго-Восточной Азии и бассейна Тихого океана. Внешняя политика, по мнению журнала «Тюо корон», была не более чем прикрытием для экономической экспансии, инструментом для разрешения постоянных торгово-финансовых противоречий с Западом и обеспечения позиций крупного капитала страны в развивающихся государствах. По другим проблемам международного положения Токио, как правило, стремился ограничиться выражением пассивной поддержки Вашингтону, а в вопросе ядерных вооружений предпочитал абстрактные «призывы к миру», ссылаясь, когда это ему было выгодно, на ограничения, накладываемые международными положениями конституции.

Однако подобный дипломатический стиль был решительно изменен с приходом к власти Накасонэ, выражающего взгляды наиболее реакционной, националистической части правящих кругов страны. Он провозгласил курс на придание глобального характера внешней политике Японии в рамках общей антисоветской стратегии Запада во главе с США. Как отмечала японская печать, Накасонэ резко отмежевался от традиционной «сдержанной» дипломатии страны и поставил себя в ряд наиболее воинственных и задиристых деятелей крайне правого крыла НАТО, открыто поддержав практически все внешнеполитические концепции администрации Рейгана. «По сути дела, премьер-министр Японии на встрече в Вильямсберге, – писала газета «Токио симбун», – перещеголял самого Рейгана и во многом направлял дискуссию в русло жесткого подхода к Востоку».

По замыслу националистически настроенной верхушки Либерально-демократической партии, Япония должна быть по просто надежным тихоокеанским плацдармом в стратегии Вашингтона, как это было до сих пор, а одним из политических лидеров капиталистического мира, оказывающим влияние на выработку общей стратегии западного блока, которую Накасонэ мыслит как совместное окружение СССР.

Всемерно подчеркивая солидарность с Западом и свой политический вклад в его «единые цели», Накасонэ рассчитывает, конечно, в то же время сбить нарастающие протекционистские тенденции в США и «Общем рынке» против экспортного наступления Японии. Готовность Токио полностью впрячься в атлантическую колесницу не осталась без вознаграждения. Вашингтон проявлял определенную сдержанность в критике экономической политики японского правительства. Президент Рейган во время визита в Японию в конце 1983 г. почти не затрагивал торгово-политических противоречий между двумя странами. Он принял во внимание щекотливое для правящей Либерально-демократической партии и самого Накасонэ положение в связи с судебным преследованием бывшего лидера Либерально-демократической партии и главы государства Танаки за взятки, полученные им от американской компании «Локхид».

Взамен Накасопэ обещал превратить Японию в «непотопляемый авианосец» и блокировать международные проливы в случае чрезвычайных обстоятельств, чтобы закрыть советскому флоту выход в Тихий океан. Было подтверждено также обязательство по «обороне» морских коммуникаций в радиусе 1000 миль от японского побережья. Расшаркивания японских дипломатов и самого премьера Накасонэ перед США и заверения следовать в фарватере их агрессивной антисоветской политики, как можно судить, соответствовали настроению определенных кругов в Токио. Но оно имело еще и другое назначение. По признанию ряда бывших сотрудников японского Управления национальной обороны, эти обещания не соответствуют пока возможностям вооруженных сил и направлены на маскировку торгово-политических противоречий. Опасения насчет обещаний, очевидно, испытывают американцы. Недаром вице-президенту Бушу поручен контроль за выполнением Японией обязательств перед США в военной и экономической областях.

«Именно японский премьер-министр Ясухиро Накасонэ убедил французского президента Франсуа Миттерана одобрить резкое заявление о контроле над вооружениями и новый глобальный тур переговоров в рамках ГАТТ, что, по мнению Рейгана, представляло два главных достижения совещания в Вильямсберге.

Какой бы парадоксальной ни казалась роль Накасонэ, она была не случайной. Вильямсберг совпал с возвышением «тихоокеанской» группы в администрации Рейгана, которая утверждает, что американские и японские интересы совпадают в более широком спектре международных экономических проблем, чем интересы США и Западной Европы»^[28].

В январе 1985 г. японский премьер Накасонэ посетил США с государственным визитом. Журнал «Бизнес уик» писал в преддверии визита, что «встреча произойдет в обстановке тревоги» в администрации США, поскольку торговый актив в пользу «страны восходящего солнца» в японо-американской торговле составил порядка 30 млрд. долл, в 1984 г. и предположительно 36 млрд, долл, в 1985 г.^[29]

В американской администрации вспыхнула серьезная битва по вопросу о том, насколько непреклонным должен быть президент Рейган в вопросах торговли с Японией. Помощники президента, связанные с экономикой, настаивали на решительном заявлении, объявляющем, что США готовы принять меры против японцев. Но государственный департамент и Совет национальной безопасности призывали к осторожности, указывая, что отношения с Японией – одна из немногих внешнеполитических областей, где администрация Рейгана добилась успеха^[30].

В итоге визита пришли к компромиссу – Накасонэ поддержал позицию США в вопросе контроля над вооружениями и подтвердил позицию Японии по вопросу нового раунда переговоров в рамках ГАТТ в ответ на более скромные притязания американцев в экономической области, чем того требовали наиболее решительные круги в администрации США.

ЕЭС: «ахиллесова пята»

третьего центра империализма

За 1970-е годы Европейское экономическое сообщество почти догнало Соединенные Штаты по доле в промышленном производстве некапиталистического мира, а по удельному весу во внешней торювле обгоняет их в два с половиной раза. ЕЭС превратилось в мощный фактор экономики и политики современного империализма. С переходом некоторых прав формирования внешнеторговой политики от отдельных стран к Комиссии Сообщества увеличился дипломатический вес этой организации в международных переговорах. Способность ЕЭС проводить в какой-то мере согласованную торговую политику по отношению к третьим странам укрепляет его позиции в межимпериалистическом соперничестве. На «токийском раунде» ГАТТ «Общий рынок» имел «единый голос» в лице Комиссии, она представляет Сообщество на сессиях ЮНКТАД и других форумах, где обсуждаются отношения между развитыми и развивающимися государствами.

В то же время выработка общей линии поведения Сообщества на международных форумах наталкивается на большие трудности. Политически ЕЭС представляет собой объединение суверенных государств, в каждом из которых внешнеэкономическая политика вырабатывается как компромисс между интересами отдельных групп предпринимателей. Затем уже на совещаниях министров или встрече в верхах определяется общая линия «десятки». Впрочем, малые страны редко могут направить политику в желательное для них русло в случае несогласия с определяющейся политической линией Сообщества. Единственный шанс на успех – примкнуть к кому-либо из «большой тройки» – Великобритании, ФРГ, Франции в случае расхождения интересов между «тремя китами» Сообщества. Отсутствие политического единства в рядах Сообщества – пока подобно «ахиллесовой пяте» в дипломатическом споре с США или Японией. Каждый из трех китов стремится использовать свой «дипломатический вес» для решения собственных проблем.

ФРГ: лидерство в Европе «двух скоростей»

ФРГ в Сообществе чаще всего берет на себя роль творца политических компромиссов. Но больше всего западногерманские дипломаты заняты своими домашними заботами: укреплением международных позиций промышленных воротил концернов «Флик», «Крупп», «Клекнер», «Тиссен», «Фольксваген» и др Обеспечить рынки сбыта для ориентированной на экспорт промышленности в значительной мере удалось посредством создания таможенного союза в рамках ЕЭС. Римский договор 1957 г. о создании ЕЭС был, грубо говоря, компромиссом между интересами сельскохозяйственных кругов Франции и западногерманской промышленности.

Теперь многие исследователи приходят к выводу, что уже в самой природе такого компромисса лежал выигрыш ФРГ. Хотя Франция и получила первоначально в денежном выражении больше выгод от полученных ее сельским хозяйством преимуществ, это были преимущества, так сказать, «вчерашнего дня» – сохранение жизнеспособности отрасли, обреченной самим ходом научно-технического прогресса. В то же время ФРГ получила возможность расширения экспансии наиболее передовых отраслей своей экономики. В результате рос не только экономический, но и политический вес Федеративной республики в Сообществе.

Одна треть промышленного потенциала ЕЭС – один этот показатель говорит о многом. Однако западногерманская дипломатия не слишком выпячивала этот свой экономический козырь. Тень гитлеровской Германии тяжело падала на чашу весов, когда дело касалось международного влияния ФРГ. С этой точки зрения франко-германский альянс давал ФРГ определенные преимущества: дружественные связи со страной-победительницей как бы заслоняли прошлое. Но, главное, утвердиться в рамках политически объединенного на основе федерации государств Сообщества. Раствориться в этой политической общности ФРГ не опасается.

Экономически это самое сильное государство. Европейская валютная система ориентируется на марку, которая потихоньку становится и мировой резервной валютой. Центральные банки многих стран, устав от бесконечных взлетов и падений доллара, начали часть своих валютных резервов переводить в западногерманские марки. До последнего времени ФРГ к такой роли марки не особенно стремилась. Функции резервной валюты чреваты опасностью инфляции, а инфляция – враг номер один в экономической политике Бонна на протяжении почти всего послевоенного периода. Покупка иностранцами ценных бумаг западногерманского казначейства, выраженных в марках, была запрещена вплоть до начала 1980-х годов. Теперь эти ограничения сняты, и боннские эмиссары уже призывали страны Ближнего Востока вкладывать нефтяные деньги в облигации Федерального казначейства.

Западногерманское руководство постоянно ратовало за ускорение темпов интеграции, выдвигало идею «Европы двух скоростей», согласно которой интеграционные мероприятия можно осуществлять разновременно, по мере готовности стран к таким действиям. В «первый эшелон» приглашались, кроме ФРГ, Франция, страны Бенилюкса. Великобританию канцлер Шмидт опустил в перечне государств, «заслуживающих доверия», чем надолго вызвал охлаждение в англо-германских отношениях.

Пришедшее к власти в ФРГ в 1983 г. коалиционное правительство буржуазных партий ХДС/ХСС и СвДП но только продолжило курс социал-демократов, но и объявило устами канцлера Коля, что свою историческую задачу оно видит в энергичном продвижении идеи объединения Западной Европы.

Боннская дипломатия провела большую работу на Европейском Совете в Штутгарте в июне 1983 г. для того, чтобы была принята декларация по Европейскому союзу и чтобы в ней была провозглашена конечная цель ЕЭС – создание «единой Европы». Таким образом, ФРГ рассчитывает добиться лидерства в рамках Сообщества, усилить свое политическое влияние, опираясь на экономическую мощь. Цель, как мы видим, аналогична японской, но решаемая совершенно другим способом.

Франция:

автономия в условиях «взаимозависимости»

Франция в послевоенный период, особенно после прихода в 1958 г. к власти генерала де Голля, проводила гибкую линию на мировой арене, активно использовала такие политические козыри, как положение державы-победительницы во второй мировой войне, постоянного члена Совета Безопасности ООН, статус ядерной державы, позволяющие ей быть участницей решения важных международных проблем.

Генерал де Голль стремился вернуть былое величие Франций в международных делах. Сильная национальная экономика – вот средство, на которое сделал ставку Париж. Задачей французской дипломатии в тот период было использовать имеющиеся в руках политические козыри и не допустить нарушения равновесия сил в Западной Европе, пока Франция не завершит перестройки своей промышленности.

Двукратный отказ принять в Сообщество Великобританию, который многие объясняли «чудачествами генерала», имел, однако, вполне определенную экономическую подоплеку. В Елисейском дворце не торопились увидеть «туманного Альбиона» среди членов ЕЭС. Там решили, что следует выждать, пока Франция усилится, а Великобритания, наоборот, ослабнет.

Франция пыталась поставить под контроль внешнеэкономические связи таким образом, чтобы в максимальной степени сохранить управление национальной экономикой в условиях взаимозависимости. Как следствие внешнеэкономическая политика была подчинена росту национальной экономики. Ряд отраслей, признанных ключевыми, находился под особой преференциальной защитой. Другим, менее важным, но «чувствительным» в политическом отношении секторам промышленности, так же как и сельскому хозяйству, предоставлялись субсидии, но уже по социальным соображениям. В отличие от ФРГ французское правительство стояло на позициях дирижизма, полагая, что «свободную игру рыночных сил» необходимо регулировать. Связи с основными торговыми партнерами корректировались посредством двусторонних переговоров на уровне правительств или специальными мерами по управлению импортом.

Внешнеэкономическая политика Франции и сегодня сохранила многие черты голлистского стремления к автономии в условиях взаимозависимости, хотя изменения произошли. Эволюция со времен правления де Голля происходила в направлении от политики, когда национальная экономика прямо служила интересам поддержки внешнеполитического курса, к политике, когда внешний курс должен активно содействовать решению внутриэкономических проблем. Эволюция привела к укреплению взаимосвязи между внешнеэкономической политикой и государственным регулированием экономики.

Повышение дипломатического веса за счет участия в Сообществе помогло Франции сохранить и развить свое сельское хозяйство в таких масштабах, которые вряд ли были бы возможны, если бы ей пришлось бороться с США один на один.

Прочность позиций Франции в сфере мировой экономики, как и любой развитой страны, лежит на путях развития наукоемких отраслей промышленности. Здесь Франции приходится догонять ушедших вперед. Недостаточный уровень капиталовложений в научные исследования в 70-е годы дал себя знать особенно в кризисный период начала 80-х годов. Испытывают трудности целые отрасли, ранее ее гордость – угледобыча, текстильная, черная металлургия, судостроение. Нелегко приходится автомобильной промышленности. В химической промышленности застой. Будущее принадлежит, и это понимают теперь все, электронике, биотехнологии, но здесь у Франции другая проблема – у нее недостаточно высокая репутация на мировом рынке в этих отраслях промышленности.

Стремясь изменить сложившееся в США представление о Франции, как о стране, где производятся главным образом шампанское, духи и модная одежда, президент Миттеран посетил во время своего визита в США в начале 1984 г. Силикон Вэлли, где сосредоточено производство новейшей техники.

Практичные французы также произвели и экономизацию дипломатии. Усилено внимание к соглашениям на межправительственной основе, которые заключаются зачастую во время официальных визитов высокопоставленных членов правительства. Французские фирмы не имеют такого успешного опыта борьбы за внешний рынок, как их западногерманские или японские конкуренты. Поэтому государственные органы стремятся составлять «пакеты» из предложений отдельных компаний и включать их в общие условия соглашения с другим государством. Особенно широко такая практика стала распространяться в отношениях с нефтедобывающими государствами. Для продвижения экспорта в рамках крупномасштабных проектов при министерстве промышленности учрежден специальный отдел. Примечательно, что при образовании этого отдела на должность его руководителя перевели высокопоставленного чиновника из министерства обороны, ответственного за экспорт вооружений. Комментируя это назначение, обозреватели отмечали, что здесь, очевидно, потребуется то же самое «дипломатическое искусство межправительственных торговых переговоров»^[31]. Во Франции создано и специальное министерство внешней торговли, но оно играет подчиненную роль по отношению к министерству промышленности. Министр внешней торговли – это лицо, выполняющее скорее функции дипломатического представителя – «путешествующий министр для ярмарок и выставок».

В настоящее время одной из главных задач французской дипломатии является не допустить совместного выступления ФРГ и Великобритании против Франции, в частности, по вопросам сельскохозяйственной политики, хотя здесь уже и пришлось пойти на значительные уступки. Дипломаты вовсю трудятся над тем, чтобы сохранить ось Париж – Бонн как основателей Европейского экономического сообщества. Елисейский дворец считает эту ось очень важной для себя.

При вступлении в должность президента Франции Миттеран сформулировал сущность внешней политики Франции следующим образом: «Не примыкать ни к кому, но и не стремиться к изоляции. Независимость и солидарность». Нелегкая эта работа лавировать в таком изобилующем подводными рифами капиталистическом мире.

Великобритания:

маневрирование в ожидании лучших времен

Главная сила английской дипломатии всегда заключалась не в тех декоративных фигурах, которые сидят в роскошных помещениях посольств и миссий и умеют ослеплять окружающих блеском своих должностей и престижем представляемой ими империи. Эти эффективные фигуры в значительной мере выполняют то, что им предписывается свыше. Сила английской дипломатии в ее многочисленных агентах, в особенности в тех преисполненных предприимчивости, ловкости и авантюристического духа полковниках, которые в Аравии руководят враждующими царьками и князьками, играют курдскими феодалами то против Персии, то против Турции, подстрекают одни азиатские племена против других…

Так говорил об английской дипломатии 60 лет назад наркоминдел СССР Г. В. Чичерин.

С тех пор, как говорится, много воды утекло. После войны империя быстро разваливалась, колонии одна за другой становились независимыми государствами.

На долю английской дипломатии выпала в послевоенное время задача хуже не придумаешь: удержать во что бы то ни стало рушащиеся позиции мировой державы. Опыт, нажитый во времена «величия и мощи», теперь мало что мог дать, хотя… Сразу же после окончания войны перед дипломатами из Форин оффис было три круга интересов, как их перечислил У. Черчилль в его известной Фултонской речи: «…особые отношения с США, Содружество наций, а потом уж – Западная Европа». Но, как оказалось, в конце концов пришлось уделять основное внимание Западной Европе, а здесь опоздали. В 1957 г. присоединиться к Римскому договору не захотели – другие сферы интересов представлялись более важными. Все экономические усилия были брошены на поддержание падающей роли фунта стерлингов в качестве резервной валюты, даже в ущерб развитию национальной экономики.