Текст книги "Экономика и дипломатия"

Автор книги: Людмила Градобитова

Соавторы: Юрий Пискулов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Однако созданная в период Бреттон-вудской эры сеть международных экономических организаций не стала действенной системой международного регулирования мирохозяйственных связей Эти организации лишь дополнили инструментарий экономической дипломатии империализма Никаких существенных изменений в регулировании международных экономических отношений, основанных на эксплуатации и гегемонии США, не произошло.

70-е годы. Экономические вопросы

на высшем дипломатическом уровне

70-е годы отмечены перемещением экономических проблем на самый высокий дипломатический уровень. Они приобрели очень важное значение. Ими стали заниматься представители высшего эшелона власти. Главы ведущих капиталистических государств начали специально собираться на ежегодные совещания, посвященные делам сугубо экономическим. Разделение на политику «высшего» и «низшего» порядков кончилось. Столь резкий поворот в сторону «экономизации политики», разумеется, не случаен. Виной этому кризис Бреттон-вудской системы регулирования капиталистического мирового хозяйства. И кризис разразился не сам собой, а вследствие существенных изменений в политических основах самой системы. Во-первых, исключительная претензия ведущих империалистических держав на управление мировой экономикой не состоялась, была опрокинута всем ходом мировых событий. Во-вторых, лидерство США, вследствие усиления экономической мощи Западной Европы и Японии, ослабло, и, наконец, нарушилось единство взглядов участников Бреттон-Вудса на методы регулирования мирохозяйственных связей. Добившиеся политической независимости развивающиеся страны, со своей стороны, стали требовать, и это справедливо, участия в управлении международной экономической системой и права на получение своей доли экономических выгод. Усиление позиций мирового социализма, развитие экономических отношений между двумя противоположными системами в 60-е и 70-е годы потребовали выработки новых, отвечающих времени, правил взаимоотношений Восток – Запад, сводом которых стал Заключительный акт Совещания в Хельсинки.

В условиях разрядки получили простор для своего развития экономические отношения между странами социалистического содружества и капиталистическим миром. В 70-е годы, особенно после принятия Заключительного акта, «холодная война» в определенной мере перестала быть цементирующим фактором в отношениях между промышленно развитыми капиталистическими странами. Был достигнут прогресс в переговорах об ограничении стратегических вооружений. По мере относительного уменьшения напряженности в мире экономические проблемы все больше попадали в фокус международных отношений. На Западе заговорили об «экономизации политики», как о каком-то новом явлении в сфере международных отношений, хотя взаимодействие между политикой и экономикой, как мы уже видели, существовало всегда.

Расстановка сил изменилась и внутри ведущих западных держав. Европейское экономическое сообщество в составе шести, а затем десяти государств превратилось в реальный центр империалистической силы, конкурирующей с США не только по экономической, но и потенциально по политической мощи. К концу 60-х годов Япония выдвинулась в число ведущих индустриальных держав мира, присоединившись тем самым к кондоминиуму промышленно развитых капиталистических стран, став третьим, наравне с США и ЕЭС, центром империалистической силы. В то же время у Соединенных Штатов возникли серьезные экономические проблемы, в международном плане выразившиеся в ослаблении доллара и росте дефицита торгового баланса. США по-прежнему оставались крупнейшей экономической державой мира, но разрыв экономических потенциалов США и их партнеров значительно сократился.

Баланс сил постепенно изменился в сторону большего равенства. Западная Европа и Япония все чаше начали выражать недовольство преимуществами, которые давало США лидерство, и тем, как они эти преимущества использовали. Одновременно и сами американцы все более проявляли недовольство ценой лидерства. По мере нарастания экономических трудностей к концу 60-х годов в США стали все громче раздаваться голоса, утверждавшие, что издержки экономического лидерства перевешивают его преимущества.

Ослабление международной напряженности способствовало изменению отношения к американскому лидерству. Последовательная миролюбивая политика СССР и других стран социалистического содружества во многом развеяла миф о «советской угрозе». «Заботы» о безопасности Запада перестали служить тем кнутом, с помощью которого США заставляли союзников по НАТО терпеть гегемонию Вашингтона. Нового же лидера тоже не было видно. Соперничающие с США по экономической мощи ФРГ и Япония на эту роль не годились и не претендовали, в частности, по причине их меньшей военной силы и репутации виновников второй мировой войны. ЕЭС как союз ряда стран политически недостаточно монолитен для роли лидера.

Серьезные разногласия в мире капитализма возникли и относительно методов хозяйственного регулирования на уровне мировой капиталистической системы. С точки зрения развивающихся стран существующая так называемая либеральная или «открытая» система международного регулирования в условиях колоссального фактического неравенства увековечивает их зависимое, подчиненное положение. Добиваясь пересмотра существующих правил, процедур и институтов, регулирующих международные экономические отношения, эти страны выдвинули требование сделать их экономическое развитие главной целью международного регулирования, чтобы они в конце концов смогли вырваться из костлявых объятий нужды и голода.

Созданная империалистическими государствами система перестала удовлетворять и многие развитые страны. Усиление интернационализации хозяйственной жизни и невиданные доселе рост и распространение транснациональных корпораций определенно ограничивают государственно-монополистическое регулирование экономики на национальном уровне. Оно становится все более сложным делом для правительств, особенно малых стран.

Все это объективно привело к краху послевоенной системы международного регулирования капиталистической экономики, который стал очевидным летом 1971 г. после того, как Соединенные Штаты отказались в одностороннем порядке, практически без предварительных консультаций с партнерами, от обмена долларов на золото, лишив тем самым международную валютную систему ее основы.

Все это привело к тому, что экономические конфликты поднялись на самый высокий дипломатический уровень и стали предметом постоянных консультаций, споров, препирательств, разбирательств на встречах глав ведущих стран Запада. Между прочим, эти встречи превратились одновременно в некое состязание политической силы участников. Круг «сильных мира сего», присвоивших себе право решать судьбы мировой экономики, по-прежнему остался узким. Несмотря на лицемерные декларации о равноправии больших и малых государств, они не включили в состав форума глав правительств, представляющего неофициальный руководящий центр мирового капитализма, малые государства, в том числе и членов так называемой группы десяти (Швеция, страны Бенилюкса), игравшей важную роль в регулировании международной валютной системы во времена Бреттон-вудской эры.

Теперь совещания собираются на уровне «семерки», в составе США, Великобритании, Франции, ФРГ, Италии, Японии и Канады. Первоначально совещания занимались исключительно валютными проблемами, но затем круг вопросов, помимо воли «семерки», расширился. Разногласия между участниками все чаще вырывались наружу, все больше становилось злободневных экономических проблем.

В период версальских переговоров после первой мировой войны германский канцлер Вальтер Ратенау говорил: «Мой рок – политика». Перефразируя его, канцлер ФРГ 70-х годов Гельмут Шмидт любил произносить: «Мой рок – экономика».

Показательно, что главы правительств рассматривают вопросы, связанные с регулированием не только международной экономики, но и вторгаются в «святая святых» суверенного капиталистического государства – во внутрихозяйственное развитие. Па совещаниях глав правительств «семерки» в Бонне (1978 г.), Токио (1979 г.), Венеции (1980 г.), Оттаве (1981 г.), Версале (1982 г.) круг рассматриваемых проблем был почти одинаков, что дает основания считать эти проблемы наиболее острыми и важными в долгосрочном плане. Вот основные из них:

– экономические трудности;

– валютно-финансовые проблемы;

– торгово-экономические противоречия;

– энергетическая проблема;

– отношения между промышленно развитыми и развивающимися странами;

– отношения Восток – Запад.

Валютная дипломатия

«Свободное плавание» или интервенция?

«Свободное плавание» курса доллара – это, пожалуй, единственная «свобода», которую американская дипломатия последовательно отстаивает на протяжении последнего десятилетия. На первую девальвацию доллара в 1971 г. США пошли крайне неохотно, использовав все имеющиеся в их распоряжении средства экономического и политического давления на партнеров по НАТО и Японию, чтобы добиться того же экономического эффекта за их счет, заставив повысить курсы своих валют. Девальвация доллара наносила ущерб престижу Соединенных Штатов, убивала миф о незыблемости американской валюты, курс которой (неслыханное в мировой истории дело!) оставался неизменным на протяжении целой четверти века. Однако, «претерпев позор один раз», американское руководство затем приспособилось весьма эффективно использовать результаты этого позора для восстановления своих экономических позиций в капиталистическом мире, проявляя преднамеренную бездеятельность в регулировании курса доллара, который то снижался, то повышался, приводя в отчаяние правительства других развитых стран, потерявших контроль над таким важным рычагом управления экономикой, как валютная политика. Начиная с совещания в верхах в Рамбуйе в 1975 г., ведущие капиталистические страны постоянно упрашивают США прекратить откровенно эгоистическое, не считающееся с интересами партнеров, поведение в сфере валютного регулирования. Термин «дипломатия доллара» в современных условиях получил новый смысл. Впервые он был пущен в оборот в начале века президентом США Тафтом и означал, так же как и «стерлинговая дипломатия», стремление оказать нажим на другие страны с помощью финансовых средств – инвестиций, субсидий, даров, просто подкупов и т. п. Теперь «долларовая дипломатия» – это и система мер в области валютного регулирования и кредитно-денежной политики, проводимых (или непроводимых) США, оказывающая косвенным образом влияние на экономику других капиталистических стран и вынуждающая их идти на уступки Соединенным Штатам в других областях.

Дело в том, что регулирование валютного курса – одно из наиболее действенных средств экономической политики в руках сильного государства, да еще в загребущих руках. Снижение курса валюты выгодно экспортерам товаров, которые используют его в целях уменьшения дефицитов платежных балансов – этой хронической болезни современной капиталистической экономики Если, например, курс доллара снижается по отношению к франку, то американский экспортер автомобилей, продавая их во Франции, получит при обмене на доллары (при условии стабильности цен на автомобили на французском рынке) большее количество долларов. Поэтому он может несколько снизить цену своих автомобилей во Франции и получить преимущество перед конкурентами, тогда как выручка его в долларах останется неизменной. Это средство форсирования экспорта капиталистическими странами используется давно и получило название валютного демпинга. Понятно, что эффективным оно может быть в случае, если курсы валют основных конкурентов данной страны не снижаются в такой же мере. Во времена Бреттон-вудской эры на официальное снижение курса денежной единицы той или иной страны, т. е. девальвацию, требовалось разрешение Международного валютного фонда, текущие колебания курса валюты вокруг установленного паритета допускались в жестких пределах – 1 %. Девальвация расценивалась равносильной объявлению банкротства и наносила ущерб политическому престижу страны. В период правления генерала де Голля Франция долго сопротивлялась девальвации франка, и только после того как почти полностью были истощены ее золотые резервы, республика решилась на девальвацию валюты.

Современная валютная система капиталистического мира основана на «свободно плавающих», т. е. не регулируемых курсах валют, что официально закреплено Соглашением о валютной реформе, проект которого принят еще сессией МВФ на Ямайке в январе 1976 г. В связи с этим напомним, что западноевропейские страны и Япония с большим трудом смогли усадить США за стол переговоров для обсуждения этого проекта. Довольные ростом своего экспорта в результате двукратных девальваций доллара, американские финансовые воротилы не хотели что-либо менять в наступившем валютном хаосе. Что касается стран ЕЭС, то «свободное плавание» их никак не устраивало и в первую очередь потому, что подрывало мероприятия по западноевропейской интеграции. Сообщество, по инициативе Франции, взяло на себя инициативу в организации первой встречи лидеров пяти западных держав в Рамбуйе (США, Англия, Франция, ФРГ, Япония), посвященной специально валютным проблемам. Собственно говоря, эта «пятерка» лидеров и достигла компромиссного соглашения по проекту валютной реформы, которое отражало новую расстановку сил, но лидирующее положение США все же сохранилось.

Полностью соглашение, однако, никого не устраивало и принято было за неимением лучшего. Недаром оно было метко охарактеризовано журналистами как «коктейль из ямайского рома» за свою расплывчатость и путаный характер. Реформа узаконила «свободное плавание», хотя в виде уступки Франции и было внесено упоминание о возможности вернуться в будущем к фиксированным курсам валют. Однако вернуться к ним можно будет лишь при условии подачи 85 % голосов стран – членов МВФ. Поскольку США прочно обладают около 20 % голосов в этой организации, они практически и определяют «правила игры» в международной валютной системе.

В условиях взаимозависимости экономик «свободное плавание» на деле оказалось немыслимым. И понятно почему. Каждая страна стремится увеличить свой экспорт за счет относительного снижения курса валюты, особенно в условиях наступившей в 70-е годы полосы кризисов. А это, естественно, определенно деформирует систему международных расчетов. Она может настолько расстроиться, что нормальное ее функционирование полностью нарушится. В этой связи уместно напомнить, что волна конкурентных девальваций в 1930-е годы имела самые тяжелые последствия для мировой экономики и политики.

Поэтому на практике полное «свободное плавание» странами в настоящее время не допускается, а центральные банки капиталистических стран поддерживают так называемое грязное колебание своих валют в пределах 5–7 % от официально объявленного «центрального курса».

Регулирование это осуществляется посредством операций по скупке и продаже ценных бумаг, получившей название «валютной интервенции». В случае, например, чрезмерного повышения курса марки по отношению к доллару Бундесбанк – центральный банк ФРГ – покупает на марки ценные бумаги в долларах. Цена валюты, как, впрочем, и всякого другого товара, зависит также и от соотношения спроса и предложения. Повысив «предложение» марок на валютной бирже, Бундесбанк тем самым снизит ее курс. Определенные «правила игры» в подобных плаваниях капиталистическим странам пришлось все же выработать. Теперь центральные банки крупнейших держав капиталистического мира проводят регулярные консультации по поводу соотношения курсов валют. Консультации нередко сопровождаются перепалкой, взаимными обвинениями. «Валютная интервенция» допускается для внесения порядка в хаос, т. е. для выравнивания «беспорядочных» и «неустойчивых» курсов. В то же время она запрещена для регулирования изменений, вызванных «фундаментальными экономическими и финансовыми причинами», т. е. в тех случаях, когда валютные курсы меняются в соответствии с соотношением издержек производства в соответствующих странах. После обсуждений и споров на разных уровнях большинство особо осудило валютную интервенцию в целях достижения «несправедливых конкурентных преимуществ», т. е. для валютного демпинга. Однако но настоянию Вашингтона не были определены какие-либо количественные границы, за которыми валютная интервенция не считается несправедливой. Подобная неопределенность вызывает множество противоречий и взаимных упреков, что проявляется чуть ли не на каждом совещании на высшем уровне. Что касается самих Соединенных Штатов, то неопределенность эта оставлена ими «на всякий случай», про запас. Остальные ведущие капиталистические страны тратят на валютную интервенцию ежегодно десятки миллиардов долларов из своих резервов, скупая доллары, чтобы не допустить чрезмерного повышения курса своих валют и ухудшения относительной конкурентоспособности национальных товаров.

Соединенные Штаты не занимаются «из принципиальных соображений» регулированием курса своей валюты. Это за них делают другие страны.

Парадокс в том, что другим капиталистическим странам, как оказалось, невыгодно не только понижение курса доллара, но и его чрезмерное повышение. Это четко обнаружилось в начале 1980-х годов, когда за счет манипуляций с учетной ставкой курс доллара пополз вверх. А это означало для стран-импортеров существенный рост стоимости импорта, если исчислять его в национальной валюте. Ничего удивительного, ведь цены на многие товары, в том числе на нефть, другое сырье традиционно определяются в долларах. В долларах же ведутся расчеты примерно половины мирового товарооборота. А это и означает, что за тот же товар нужно платить больше, например, итальянских лир, так как лира обесценилась по отношению к доллару. В результате в числе стран с дефицитом платежного баланса впервые оказались даже такие «прочные» страны, как ФРГ и Япония, долгое время служившие исключением в царившей обстановке всеобщей пассивности внешних расчетов Вашингтон же продолжает гнуть свое. Он по-прежнему остается вроде бы в стороне, по-прежнему придерживается позиции невмешательства в валютно-рыночные операции. Единственное заявление, которое на встрече в верхах в Версале (1982 г.) удалось выжать западноевропейским министрам финансов из своего американского коллеги Ригана, было его обещание, что «США будут осуществлять вмешательство только тогда, когда возникнет «хаотичная ситуация» на валютных рынках». Какую ситуацию считать хаотичной, что именно, какие элементы, составляющие включать в это понятие – такое решение, если хотите, право, американцы оставляют, конечно, за собой, игнорируя европейцев.

На совещании в Версале была создана специальная рабочая группа, которой было поручено изучить, какую роль играют валютные интервенции в деле стабилизации валютных отношений. Хотя Соединенные Штаты Америки формально и дали согласие на проведение валютных интервенций на рынке, фактически их валютная политика отнюдь не изменилась и определяется, как и прежде, исключительно интересами национального экономического развития.

По данным Федерального резервного банка Нью-Йорка, с августа по октябрь 1982 года США осуществляли валютные интервенции лишь дважды на сумму… 100 млн. долл. За тот же период объем валютных средств, затраченных на те же операции центральными банками других ведущих капиталистических стран, составил 27 млрд. долл. В следующие три месяца Вашингтон полностью прекратил интервенцию на рынке, а другие страны израсходовали на эти цели еще почти такую же сумму, т. е. почти 27 млрд.

За 60-е годы США вынуждены были израсходовать на поддержание международной роли доллара 9 тыс. т золота из своих запасов. А в 70-е годы они постарались полностью переложить эту функцию на центральные банки других развитых стран. И последствия не заставили себя ждать. Эти страны потеряли в результате валютных интервенций на бирже ни мало ни много, а двенадцать миллиардов долларов. И это только за счет разницы в курсах покупаемой и продаваемой валюты. А это означало, что в области долларовой дипломатии американская финансовая олигархия перешла от оборонительных действий двух предшествующих десятилетий к тактике прямого диктата и навязывания своих решений в области валютных отношений. Почему же Вашингтон мог позволить подобный диктат и почему, наконец, другие капиталистические государства мирились с подобным положением? Да потому, что обнаружилось усиление зависимости развитых капиталистических и развивающихся стран от внутренней экономической и кредитно-денежной политики США. Кроме того, искусственное завышение курса доллара по сравнению с уровнем, на котором он должен был бы находиться, судя по издержкам производства, в США достигло таких масштабов, что валютными интервенциями кардинально изменить ситуацию уже не представлялось возможным. Вот так господин доллар подчиняет своему диктату другие капиталистические валюты.

Дипломатия «учетных ставок»

В начале 80-х годов на высший дипломатический уровень неожиданно поднялась такая проблема, которая считалась исконно внутренним делом суверенных государств. Речь идет об определении учетной ставки центральных банков. «Вырисовываются новые отношения зависимости – «процентная кабала», – писала в то время ультраконсервативная западногерманская газета «Вельт». – Соединенные Штаты диктуют зависимым странам свои условия с помощью политики учетных ставок, а также через сложный механизм обменного курса. То, что союзники уже давно испытали в военной области, теперь нашло свое соответствие в экономической политике».

Дипломатический кризис из-за учетных ставок возник не вдруг. Он был подготовлен всем предшествующим развитием международной валютной системы. Дело в том, что гегемонистским устремлениям США в послевоенный период соответствовала относительно либеральная система международного движения капиталов. Если область движения товаров, по крайней мере это касается импорта, обставлена довольно разветвленной системой международного регулирования, то движение капиталов какого-либо свода правил не имеет. Основой для движения капиталов между странами в широких масштабах послужило введение в 1958 году свободной обратимости западноевропейских валют, в 1964 году – японской иены.

Либерализация движения капиталов способствовала расширению деятельности транснациональных корпораций, в первую очередь американского происхождения, скопивших в своих руках огромные средства. К началу 70-х годов ликвидные ресурсы ТНК в два раза превышали централизованные банковские резервы капиталистического мира. Корпорации оперируют во многих странах, и у них одна цель – побольше прибылей. Поскольку предприятия в разных странах дают поступления в различных валютах, для корпорации важно наивыгоднейшим образом использовать соотношение курсов валют, напри-мер, переводя свои активы своевременно в «сильные» валюты и избавляясь от «слабых», Перевод средств из страны в страну без учета интересов экономической политики соответствующих государств стал для ТНК признаком «хорошего управления». К тому же корпорации не чуждаются и спекуляции на разнице в курсах. Важно побольше заработать.

Интернационализация производства через ТНК сопровождалась одновременно интернационализацией банковского дела. Для обслуживания финансовых интересов «своих» корпораций широким фронтом двинулись за рубеж, словно пилигримы к «святым местам», банки. Если в 1965 году только 13 американских банков имели отделения за границей, то к 1974 году их число увеличилось до 125, а активы зарубежных отделений возросли с 9,1 млрд, долларов до 125 млрд, долларов. Активы отделений иностранных банков, оперирующих в США, также росли, но их суммы составляли неизмеримо меньшую величину – 56 млрд, долларов.

Интернационализация банковского дела дополнялась созданием международных банковских консорциумов, в которых к началу 1970-х годов участвовало три четверти крупнейших банков мира, опять же главным образом американских.

В результате образовался огромный рынок так называемых евровалют, в первую очередь «евродолларов». Что они собой представляют? Это – валютные авуары, или, иначе, вклады, принадлежащие частным банкам и ТНК, размещенные на банковских счетах в других странах и не возвращающиеся «домой», что делает их неподконтрольными валютному регулированию на национальном уровне. Операции с евровалютами краткосрочны, и для них характерна большая мобильность. По некоторым подсчетам, сумма этих «диких денег» превышает уже 1 триллион долларов.

Таким образом, в капиталистическом мире образовались огромные резервы валютных средств. Вроде бы все в порядке. Деньги есть, значит, можно их употребить в дело. Ан не так это просто. Дело в том, что эти валюты могут свободно перемещаться между странами в поисках более выгодного приложения, тем самым сводя на нет усилия правительств по выводу национальной экономики из кризисного состояния. Такие ситуации, когда валютные резервы вроде бы есть и в то же время их нет, стали частым явлением с конца 70-х годов. Объясняется все просто: в условиях кризисного спада производства и безработицы главным средством стимулирования инвестиций в экономику является дешевый кредит. Для того чтобы его получить, центральный банк должен устанавливать низкую учетную ставку процента по займам. Однако для вкладчиков, в первую очередь иностранных, ищущих наиболее выгодного приложения своим деньгам, низкий доход по вкладам будет невыгоден, и деньги «убегут» из этой страны туда, где учетная ставка выше. Такая ситуация сложилась в начале 80-х годов, когда правительство Рейгана, решив заняться борьбой с инфляцией, пошло, согласно канонам монетаристской теории, на сокращение выпуска денег в обращение. В условиях недостатка финансовых средств цена кредита стала повышаться. Учетная ставка Федеральной Резервной Системы поднялась до рекордного в истории США уровня – по некоторым видам кредитов до 20 %.

В расчете на верную крупную прибыль капитал хлынул за океан со всех сторон. Спрос на доллары в мире стал расти, а с ним стремительно пошел вверх и курс доллара. К концу 1983 года доллар подорожал по отношению к валютам 17 основных капиталистических стран почти на 40 % – примерно на столько же, на сколько он опустился за 70-е годы. Реакция на подорожание в стране была неоднозначной, вызвала споры в верхних эшелонах власти и бизнеса. Причины тут понятны.

В результате взлета доллара в проигрыше оказались американские компании, экспортирующие свою продукцию непосредственно из США, потому что завышенный курс доллара вынуждал их повышать цены на зарубежных рынках, где товары продавались не на доллары, а на национальную валюту данной страны. Иначе при обмене они получали все меньше и меньше долларов. Импортеры товаров в США, напротив, выигрывали: они могли понизить цены своих товаров, сбываемых на американском рынке, в долларовом исчислении на 20–30 % и побеждать в конкуренции с внутренним производством. Доля товаров иностранного происхождения в покупках американского потребителя за три года повышения курса доллара значительно возросла, а по сравнению с «золотыми временами» 1960-х годов она увеличилась в два раза. Председатель Американской комиссии по международной торговле заявил, что угроза местной промышленности со стороны импортной продукции в 80-е годы имеет такое же важное значение, как энергетическая проблема в предыдущее десятилетие. Ответом на такое положение был ряд протекционистских законопроектов в конгрессе, соглашения с конкурентами о «добровольном ограничении» импорта.

Изменить ситуацию кардинально, понизив курс доллара, в Вашингтоне, в Белом доме, не намеревались. К 1983 г. проблема обострилась ростом бюджетного дефицита Соединенных Штатов. Одна из основ «рейганомики», т. е. политики правительства Рейгана в области экономики, первоначально состояла в сбалансированном бюджете, т. е. соблюдении примерного равенства между доходами и расходами правительства. В этой связи, при активном участии самого Рейгана, была даже внесена соответствующая поправка к конституции США, наделявшая президента определенными правами в этой области. Однако преследуемая цель находилась в непреодолимом противоречии с курсом на эскалацию военных расходов и на снижение налогов с корпораций и богатейших слоев населения. На новые ракеты, авианосцы, подводные лодки требовались все новые миллиарды, сотни миллиардов долларов, а где их взять. Как всегда, за счет трудящихся. Однако миллиардные сокращения расходов на здравоохранение, образование, на другие социальные и гражданские нужды не компенсировали беспрецедентные расходы на гонку вооружений. Не произошло и ожидавшегося общего роста поступлений от налогов в результате экономического подъема, потому что подъема практически и не произошло.

Дефицит федерального бюджета стал расти катастрофическими темпами: 100 млрд, в 1982 фин. году, 200 млрд, в 1983 г. В последний год правления администрации Картера сумма дефицита составляла 60 млрд. долл. Критикуя этот огромный долг, Рейган в 1981 г. сравнивал его с горой из тысячедолларовых банкнот, высота которой составила бы 67 миль. Сегодня, как официально признается, к ней следовало бы добавить еще одну гору, которая поднялась бы в космос. О царящих в Штатах тревоге и беспокойстве по поводу дефицита и государственного долга свидетельствует предупреждение, высказанное пятью бывшими министрами финансов и шестьюстами бизнесменами и научными работниками на страницах журнала «Тайм» осенью 1984 г. Они заявили, что Соединенные Штаты рискуют «экономическим будущим и благополучием страны». Широко рекламируемое обещание снизить в будущем дефицит на 80 млрд. долл, к 1988 г., по мнению большинства американских экономистов, является пропагандистским трюком. Финансировать государственный долг правительство может только посредством займов на внутреннем рынке. Но для этого оно должно платить высокий процент по государственным облигациям с тем, чтобы свободные деньги направлялись прежде всего в этот канал, на гонку вооружений.

Высокие учетные ставки, по признанию официальны к представителей Вашингтона, сохранятся и в будущем. В статье, опубликованной летом 1983 г. в газете «Нью-Йорк Таймс», Мартин Фельдстайн, председатель Экономического совета при президенте, писал: «Если правительство будет и впредь брать взаймы 5–6 % ВНП для покрытия дефицитов своего бюджета, то реальные процентные ставки должны оставаться высокими, чтобы ограничить частных заемщиков пределами остающихся фондов». Как бы отвечая Фельдстайну, французская газета «Монд» в сентябре 1983 г. писала, что «если бы американская администрация применяла к самой себе те же жесткие правила, которые опа вкупе с Международным валютным фондом налагает на погрязшие в долгах государства, то США пришлось бы заставить и самих себя ежегодно обеспечивать активное сальдо бюджета, чтобы уменьшить свою внутреннюю и внешнюю задолженность»^[9].