Текст книги "Новый американский молитвенник"

Автор книги: Люциус Шепард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 11

В тот раз Ларри Кинг проводил свое шоу в Чикаго, и очередь обзывать меня нечестивым богохульником подошла преподобному Джерри Фолуэллу; [28]28
  Джерри Фолуэлл(1933–2007) – телепроповедник, основатель влиятельной консервативной организации «Моральное большинство» (1979–1989).


[Закрыть]но, пока мы со Сью ждали в зеленой комнате, подошел помощник продюсера и сообщил, что Фолуэлл из игры выбыл. Проблемы с желудком. Его место должен был занять не менее преподобный Монро Трит, молодой, да ранний рыцарь христианства, прибывший из тех же мест, что и я, «откуда-то из Аризоны», сказал помощник, вертя в руках карандаш с таким видом, будто слова «откуда-то из Аризоны» были заклинанием, а карандаш – необходимым атрибутом ритуала.

– У него там церковь, здоровенная такая, вся из стекла. Вы с ним не знакомы?

– Да, я про него слышал, но какая разница, – ответил я. – Трит, Фолуэлл… Все эти придурки на одно лицо.

Помощник продюсера, лет тридцати с небольшим, одетый как студент, в наушниках и при микрофоне, на мой выбор выражений явно обиделся.

– Ну, я, конечно, не знаю, – раздраженно начал он, – но этот, кажется, чуть посерьезней, чем наши обычные христианские гости.

После этого он с нами больше не разговаривал.

– Не надо, – сказал я Сью, которая с укором глядела на меня. – Только не надо говорить мне, чтобы я не ругался у Ларри в прямом эфире. Понятно?

– Остынь, Вардлин. – Она произнесла это вяло, как обычно говорят со своими непослушными отпрысками измученные мамаши.

Я встал и налил себе еще кофе. Мне хотелось рогалик, но актриса, которая выступала в первой половине шоу, уже выбрала самые лучшие, пронзительно жалуясь при этом на упадок гостеприимства в артистических фойе. Запах ее духов так и ударил мне в нос, когда я подошел к подносу. По какой-то причине, непонятной мне самому, я был дерганый, весь на взводе, напряженно чего-то ждал, как будто мне не по национальному телевидению предстояло выступать, а круглосуточный магазин грабить, и я наблюдал за входом, стараясь выбрать момент, чтобы не подмочить свою безупречную репутацию. Мысли мои метались как угорелые. Я представлял себе, как тычу Ларри пистолетом в морду, связываю его клейкой лентой, швыряю на заднее сиденье автомобиля и мчусь куда глаза глядят, а он ведет свое шоу прямо с трассы. И это была не единственная криминальная фантазия, или абсурдистская чернуха, которая разыгрывалась в моей голове в тот момент. Когда помощник продюсера ввел меня наконец в студию, я уже совершенно убедил себя в том, что я – отчаянный парень, чья судьба грабить и убивать, покровитель мелких воришек, легенда, которую еще воспоют провинциальные поэты, святой, который будет являться в видениях мистикам Аппалачей. Сев напротив Ларри, я слегка успокоился, но окружающее представилось мне в еще более абсурдном свете. Ведущий со своими подтяжками, полосатой сорочкой и исходившим от него запахом талька напомнил мне пасхального кролика на пенсии. Я почти ждал, что сейчас откуда ни возьмись выскочит Болванщик в огромной шляпе и с чашкой чая. Мой оппонент, Монро Трит, был виден на большом телеэкране – сидел в украшенном нарядной резьбой деревянном кресле, похожем на трон, вокруг суетился гример, – а когда Ларри нас представил, преподобный скользящим движением поднял руку, отсалютовал мне на манер Джеймса Дина [29]29
  Джеймс Дин(1931–1955) – знаменитый американский актер, воплощение образа молодого бунтаря.


[Закрыть]и ничего не сказал. Сильно загорелый; явно за сорок; черный кок и баки. Бесстыдно красив, словно какой-нибудь донжуанистый торговец подержанными авто. На нем был темный костюм и галстук-шнурок с серебряным зажимом в форме креста. Я возненавидел его с первого взгляда. Мы были как пантера и волк, которые сошлись на разных берегах ручья и поняли, что оба едят кроликов, но больше ничего общего между ними нет.

Интервью стартовало вполне благополучно. Я говорил о новом стиле, заученными от частого повторения фразами описывал свой метод и то, как я к нему пришел. Потом Ларри спросил:

– А вы верующий? Считаете ли вы себя верующим человеком?

– В церковь я не хожу, – ответил я. – Когда я был маленьким, мои родители постоянно переезжали. Так что я так и не привык бывать в церкви. Последняя церковь, которую я посещал более или менее регулярно, была в Бомонте, штат Техас, – большой кинотеатр под открытым небом, куда люди приезжали на своих автомобилях по воскресеньям, чтобы послушать проповедь. Помню, мне там нравилось. Целые семьи сидели на солнышке, жевали сэндвичи и слушали проповедника, который говорил в микрофон. Мне казалось, только так и нужно приходить к Богу. А обычные церкви… Мне в них как-то не по себе. Люди сидят рядами, как будто на семинаре по страхованию. Благочестивые такие. А мне всегда думалось, что благочестие слишком похоже на гордыню, чтобы быть добродетелью.

Сью, стоявшая позади оператора, энергично затрясла головой, показывая, что я слишком далеко зашел.

– А в Бога вы верите? – спросил Ларри.

– Дилан Томас, [30]30
  Дилан Томас(1914–1953) – выдающийся поэт-новатор из Уэльса.


[Закрыть]кажется, сказал, что был бы дураком, если бы не верил. Вот и я скажу то же самое. Но дело не в том, во что я верю. К новому стилю это не относится. Бог, религия, распространение слова Господня… Этим пусть занимаются преподобный Трит и его коллеги. Если бы мы с Тритом были в автобизнесе, то он был бы производителем, а я – механиком. Моя работа заключалась бы в том, чтобы заставить машину бегать как надо. Новый стиль – это, по сути дела, светское приспособление, которое делает веру более эффективной.

– То есть усиливает то, что уже есть?

– Совершенно верно.

Ларри пошелестел лежавшими перед ним бумажками.

– Вы десять лет отсидели в тюрьме за убийство.

– Да. Убил человека в пьяной драке.

Подталкиваемый Ларри, я шаг за шагом описал процесс своего духовного спасения, после чего он сказал:

– Так, значит, тюрьма в некотором роде перевернула всю вашу жизнь.

– Я бы не хотел, чтобы у слушателей сложилось мнение, будто тюрьма перевоспитывает, – ответил я. – Все как раз наоборот. Из тюрьмы люди, как правило, выходят еще более ожесточенными и готовыми на более серьезные преступления, чем раньше. Будь я достаточно силен, чтобы противостоять тюрьме напрямую, со мной случилось бы то же самое. Но я был слаб. И нуждался в лазейке, чтобы проскользнуть незамеченным. Так что сначала новый стиль был для меня атрибутом веры. Не более того. Но потом я стал писать молитвы для зэков… и нашел в тюрьме свою нишу. Это помогло мне выжить.

Мы ушли на рекламу, и Ларри принялся болтать со мной, а цифровой образ Трита сверлил меня глазами с экрана, как наемный убийца, который видит свою цель. Когда мы снова вернулись в эфир, Ларри спросил у Трита, что о новом стиле думает он.

– У Сатаны гибкий язык, – ответил Трит, выходя из ступора и преисполняясь праведного гнева. – И Вардлин Стюарт наилучшее тому доказательство. Он утверждает, будто помогает верующим людям, а на самом деле – отвращает их от Бога. Он выдает себя за грешника, спасенного молитвой, а на самом деле – пестует культ собственной личности. Он притворяется, будто не вмешивается в вопросы религии, а между тем я слышал, что вчера вечером он призывал своих слушателей отречься от Иисуса Христа, Господа нашего.

– Это правда? – спросил у меня Ларри.

– Вовсе нет, – сказал я. – Я просто говорил им, что не стоит уповать на помощь Христа в решении мелких проблем. Таких, с которыми они могут справиться сами.

Ларри кивнул и заметил:

– Бог помогает тому, кто сам себе помогает, так?

– Вот именно.

– Кто дал тебе право решать, нужен людям Христос или нет? – Трит погрозил мне пальцем. – Преступник! Убийца! У тебя нет такой власти! Ты стоишь перед…

– Я думал, у нас будут дебаты, – сказал я Ларри. – А не соревнование, кто кого лучше обзовет.

Трит продолжал греметь:

– Ты стоишь перед нами, точно агнец. Смиренный и кроткий. Но каждое слово твое – кинжал! Ты убеждаешь людей в том, что вера – это обман, а спасение души – соревнование, которое можно выиграть, придумав лучший лозунг! Ты просто отступник! И больше никто. – Он вытащил откуда-то мой «Молитвенник» и поднял перед камерой. – Вот сатанинская библия. Смотрите, как она горит.

Он щелкнул зажигалкой, и книгу тут же охватило пламя. Должно быть, обложка была чем-то пропитана, потому что огонь так и гудел. Трит отшвырнул горящую книгу в сторону, где ее, вне всякого сомнения, поймал в надлежащий резервуар какой-нибудь раболепствующий прихожанин, и откинулся на спинку своего кресла, самодовольно и глупо ухмыляясь.

– Класс, отличная работа, – сказал я.

Ларри попросил преподобного успокоиться, на что тот ответил:

– Ларри, я не могу оставаться спокойным перед лицом отступничества. Мой долг христианина бороться со злом, где бы оно ни подняло голову.

– Вполне возможно, – сказал Ларри. – Но это моя программа, и я призываю вас обоих вести себя по-джентльменски.

Слегка смягчившись, Трит согласился взять на тон ниже, а я сказал:

– Нет проблем.

Тогда Ларри спросил у Трита, какие возражения вызывают у него люди, пишущие собственные молитвы.

– Никаких. Люди каждый день молятся своими словами, – ответил тот. – Но я возражаю, когда вот этот человек убеждает их, что слова важнее всего.

– Но я ничего подобного не говорю, – сказал я.

– А также, – продолжал Трит, – когда он склоняет их к пренебрежению старыми, проверенными временем, прекрасными христианскими молитвами. Такими, как псалмы Давида, к примеру.

– Насколько мне известно, – сказал я, – царю Давиду не доводилось ни платить по закладным, ни ездить по многополосным автострадам, ни находить мешочек травки у сына в шкафу. По-моему, христианская традиция настолько сильна, что вполне может себе позволить легкое обновление раз в пару тысяч лет.

– Предположим, что этот так называемый новый стиль и правда работает. Чьих же ушей достигают подобные молитвы? Уж не божественных, можете мне поверить! Этот человек учит ведовству. Он учит людей пользоваться молитвами как заклинаниями.

Трит производил на меня впечатление прожженного мошенника, и даже если бы у него на ладонях вдруг открылись стигматы, я все равно бы ему не поверил, но в его взгляде, устремленном на меня, читалась такая откровенная ненависть, что я не мог счесть ее поддельной.

– Да ладно вам! – сказал я. – Со времен Коттона Матера [31]31
  Коттон Матер(1633–1728) – бостонский священник, вдохновитель охоты на ведьм в Салеме (1692).


[Закрыть]и по сю пору стоит вам, священникам, углядеть хоть малейшую угрозу своей власти, и всегда начинается одно и то же. Вы пытаетесь отпугнуть людей от всего нового. Заклеймить его сатанинством или ведовством. Если мои молитвы – заклинания, то и все остальные тоже. Как и все вообще акты поклонения, обращения к божеству. Потому что все они направлены на то, чтобы получить от Бога власть над его Творением.

Сью наклонила голову и прижала ладонь ко лбу – от заготовленного ею сценария не осталось камня на камне. А Триту было наплевать, что я говорю. Каждый раз, когда я порывался что-то сказать, он затыкал мне рот проповедями и стихами из Библии либо разражался обвинительными речами. Однако, невзирая на внешнюю самоуверенность, чувствовал он себя явно неважно. Его пальцы нервно стискивали подлокотники кресла, а взгляд то и дело уходил куда-то в сторону. Когда Ларри попытался осадить его снова, Трит едва не захныкал и переключил все свое внимание на ведущего, убеждая его, как человека верующего, оставить свой профессиональный нейтралитет и встать в этой дискуссии на правую сторону. Богобоязненную. Ведь на карту поставлены души людей. Но Ларри не нравилось, когда его учили, как делать свое дело, и Трит, как я понял, ему тоже не нравился.

– Вполне возможно, – согласился он. – Но спасать души – это ваша работа. А моя – вести программу как полагается.

За этим последовал еще один вопль Трита, а потом я сказал:

– Ларри, мне здесь просто набили морду. Он не дал мне и слова сказать и все время нападал на меня лично. Может, дашь мне минуту, чтобы я ответил?

Ведущий слегка задумался, потом сделал кому-то знак отключить микрофон Трита и сказал:

– Минута пошла.

– Вот перед вами Монро Трит, – обратился я к камере. – Посмотрите на этого человека внимательно. Объявись такой на заднем крыльце вашего дома с пылесосом в руках и широкой улыбкой, и вы тут же захлопнете перед ним дверь, потому что знаете – его пылесос не проработает и двух недель. Но он торгует не пылесосами, он торгует Богом. Как тут не поддаться! И вы начинаете его слушать. Большая ошибка. Я вам говорю, посмотрите на него внимательно! Посмотрите на его костюм за пару тысяч долларов, на его рок-н-ролльный кок. С чего это он так выфрантился? Да с того, что ему надо делать шоу! Ведь он же Проповедник! У него и девочки на подпевках есть, и группа своя, и даже сцена – та самая арена под стеклянным куполом, которую он называет церковью. А захотите посмотреть его шоу, так он с вас три шкуры сдерет. Просто взглянуть, как он красуется на сцене со своим номером «Старая добрая религия на новый лад», и то в кругленькую сумму влетит. Ну еще бы: там ведь розовые лепестки с потолка сыплются. Голубки в воздух взлетают. Вот только Бог… Его вы там не найдете. Потому что все это – сплошная показуха. Просто еще один неудачник, ничего не добившись в шоу-бизнесе, решил перетащить свой давно набивший оскомину номер туда, где его ждет верный успех. В трясину организованной религии.

Отчаявшись, Сью всплеснула руками и скрылась из виду.

– Богу не нужно шоу, – сказал я на полтона ниже. – Бог вообще ненавидит любые шоу. Он хочет, чтобы люди носили его в сердце, а не держали под стеклянным колпаком. Он хочет, чтобы люди тратили деньги на своих родных, а не отдавали их первому встречному проходимцу, который сегодня ставит в свой частный самолет джакузи, а через год будет сидеть в тюрьме за то, что обрюхатил девочку из церковного хора где-нибудь в Рино. Причина, по которой этот парень на меня взъелся, не имеет ничего общего ни с Богом, ни с дьяволом. Он бесится потому, что думает, будто я выгребаю вашиденежки из егокарманов. Надеюсь, он не ошибается. Моя книга – товар куда более выгодный, чем то, что продает он. Дайте мне двадцать баксов – и получите сдачу и книгу, которая вам вдруг чем-нибудь да поможет. Дайте ему столько же – а к тому времени, когда он перестанет вас доить, вы потратите уже не двадцать, а куда больше, – и получите любительский эстрадный номер с двойником Элвиса.

– На этой ноте, – Ларри приподнял бровь, как будто хотел сказать, что больше слушать не намерен, – мы прервемся на рекламу, после чего ответим на ваши звонки.

Только начался рекламный блок, как Трит наехал на Ларри с упреками в грубом и несправедливом обращении и стал грозиться уйти.

– Никто вас и не держит, – ответил ему Ларри.

Трит был так зол, я думал, он и вправду уйдет, но тут какая-то светловолосая женщина наклонилась к нему из-за камеры и зашептала что-то на ухо. Трит кивнул, и женщина исчезла.

– Прежде чем вы перейдете к звонкам, я хотел бы коротко ответить, – сказал Трит.

Ларри поглядел на меня.

– Что он собирается делать? – спросил я. – Снова обзываться?

Реклама закончилась, и Ларри дал слово Триту.

– Братья и сестры мои во Христе, – заговорил он звучно. – Этот человек, Вардлин Стюарт, воплощение нашего Врага. Тот, кто внемлет гласу его, потеряет душу. Прозрейте же, увидьте, что за тень стоит за ним и говорит его голосом, и поддержите меня в войне против него. Пусть вашим мечом будет истина Господа нашего Иисуса Христа, а щитом – сила законной молитвы, боритесь против него, покуда от него не останется лишь пыль на ветру…

– Ну вот, теперь пошли цитаты из «Канзаса», [32]32
  Kansas– популярная рок-группа из Канзаса. «Dust in the Wind» – их сингл 1977 г., добравшийся до шестого места в хитпараде «Билборда».


[Закрыть]– заметил я.

– …а от его слов и того меньше. Не покладайте рук, пока его голос не умолкнет навеки!

– Знаете, похоже, в церкви Цирконового Элвиса тексты «Канзаса» в ходу вместо Святого Писания.

– Долг каждого истинно верующего стать воином Христовым! И выступить против Вардлина Стюарта!

– Да, я угроза, – сказал я. – Вардлин Стюарт идет, свою книгу несет! Прячьте детей и женщин!

Трит повозился с наушником и проревел:

– Война до победного конца! Не давайте пощады посланнику Люцифера!

– Ого! – сказал Ларри, а когда Трит, разгневанный, покинул свое кресло, невозмутимо продолжил: – Значит, теперь вас с Салманом Рушди двое?

– Сомневаюсь, – ответил я. – По крайней мере, надеюсь, что нет. Надеюсь, люди примут во внимание источник проклятий и станут оценивать мою книгу по тому, принесет она им пользу или нет. А еще я надеюсь, что чтение этой книги поможет им взять на себя ответственность за собственную духовную жизнь. Я испытываю глубочайшее уважение к большинству мужчин и женщин, посвятивших себя религии, но доверять свою веру ловчиле наподобие Монро Трита – все равно что просить у Санта-Клауса мира во всем мире.

– Книга, о которой идет речь, – Ларри поднял экземпляр перед камерой, – «Новый американский молитвенник» Вардлина Стюарта. – Он положил книгу и сказал: – А теперь примем несколько звонков. – И нажал на выводящую кнопку. – Труменсбург, Нью-Йорк. Вы в эфире.

– Ларри? – Плаксивый женский голос.

– Говорите, Труменсбург.

– Ларри, я только хотела сказать, как люблю вашу программу, особенно когда вы с Нэнси Грейс. [33]33
  Нэнси Грейс(р. 1959) – телеведущая канала Си-эн-эн, бывший прокурор; прославилась выступлениями в защиту «прав жертв» – в противовес высокооплачиваемым адвокатам и т. п.


[Закрыть]Она так прекрасно говорит о правах жертв и прочем.

– Вопрос у вас есть?

– У меня есть комментарий, Ларри. Этот человек, который нагрубил Вардлину, он, наверное, не читал его книгу. Пусть сначала прочтет: в ней нет ни одного дурного слова. Ларри, у меня были такие проблемы со здоровьем, мне ничего не помогало до тех пор, пока я не купила «Новый американский молитвенник». Вардлин, я вот что хочу сказать; благослови тебя Господь! Я просто не могу выразить, как я благодарна за все, что сделала для меня твоя книга.

– Спасибо, – сказал я.

Ларри нажал другую кнопку.

– Галлатин, Теннесси. Вы в эфире с Вардлином Стюартом.

– Мистер Стюарт? – Мужчина средних лет, говорит отрывисто и деловито.

– Да.

– Меня зовут Стонтон Николс. Я пастор Первой конгрегационалистской церкви Галлатина.

– Рад знакомству, – ответил я, предчувствуя взбучку.

– По-моему, ваша книга полностью соответствует рекламе: великолепное пособие для мирян. Я рекомендовал приобрести ее всем прихожанам, и те, кто это уже сделал, в восторге от результата.

– Приятно слышать.

Пастор Николс пригласил меня выступить с лекцией в его церкви, и Ларри попросил его оставить свой телефон, а потом принял звонок от девочки-подростка из Флориды, которая просила совета о том, как написать молитву. Следующий звонок пришел из Беверли-Хиллз. От женщины, в чьих устах простое «Привет, Ларри» прозвучало как соблазнение.

Ларри просиял и постучал себя по виску:

– Знакомый голос! Это же Шерон Стоун! Как дела в Калифорнии?

– Прекрасно, – сказала Шерон Стоун. – На следующей неделе готовимся встречать Вардлина в Лос-Анджелесе… Ведь это уже на следующей неделе?

– Да, в конце, – ответил я.

– А как ты поживаешь, Вардлин? – спросила Шерон. – У тебя усталый вид. Турне утомило?

– Да, немного.

– Надеюсь, когда ты будешь у нас в Калифорнии, мне удастся уговорить тебя взять небольшой выходной. И я устрою для тебя скромную вечеринку. Люди просто умирают от желания с тобой встретиться.

– Значит, – сказал Ларри, – у Вардлина есть фанаты в Голливуде?

– Да здесь только и разговоров, что о его «Молитвеннике»! Арнольд заказал по экземпляру для каждого служащего своей администрации. Том на нее просто молится!

– Том Круз? – переспросил Ларри.

– Ну да. Вся студия «Дримворкс» от нее в экстазе. Джонни Депп читал ее, пока снимался у них в каком-то проекте. А потом передал книгу Стивену… ну, вы знаете Стивена. Так что книга теперь просто везде.

– Возникает естественный вопрос, – сказал Ларри, – о чем молится Шерон Стоун? У вас ведь все есть: красота, деньги, слава. Чего не хватает?

Шерон Стоун рассмеялась.

– Хорошего сценария, конечно, как и всем актерам!

Шерон Стоун была тут ни при чем, – а может, и при чем, может, именно ее звонок показал, на какую высоту занес меня ветер удачи, подхвативший меня в тюрьме, – только я вдруг открыл в собственной душе гнусный, кишащий тараканами угол, в котором гнездилась вся моя скверна, или просто понял, что небеса не лучше бездн, короче, в чем бы ни крылась причина, но все, произошедшее со мной за последние двадцать четыре часа: лекция, разговор с отцом, попытка Сью соблазнить меня, объявление войны Монро Тритом, – стало вдруг казаться зловещим и тревожным, точно мигающая вывеска какого-нибудь стрип-клуба, и я понял, что паводок славы затащил меня в такое место, откуда видны только человеческие слабости и пороки, заставляющие людей искать общения со мной, стремиться получить частичку меня, стать мной, отчего в моей душе пышным цветом распустился такой катастрофический цинизм, по сравнению с которым юношеское пренебрежение к людям, отправившее меня в тюрьму, казалось сущим пустяком, и мне вдруг окончательно и бесповоротно расхотелось ехать в Селебритивилль [34]34
  От англ. слова celebrity– знаменитость.


[Закрыть]и ошиваться там в компании Шерон, Тома, Арнольда и Брэда, смотреть, как пенится в их бокалах шампанское, слушать их болтовню, наблюдать безумную животную роскошь этого гламурного мирка, который и существует-то лишь потому, что нам этого хочется, бездушного рая, по которому слоняются дорогостоящие пезды и хуилы… Мне не хотелось узнать, каким омерзительным кажется мир оттуда. Мне хотелось домой, назад, куда-нибудь в Аризону.

Я вышел из транса, когда Ларри спросил – во второй раз, судя по его озабоченному виду, – смогу ли я найти в своем расписании местечко для Шерон Стоун и ее гостей.

– Звучит заманчиво. Но я намерен прекратить турне сразу после Чикаго.

Говоря это, я чувствовал себя как-то странно – казалось, слова идут прямо от сердца и в то же время произносятся ради эффекта.

– Это вы только что решили? – спросил Ларри. – Минуту назад вы говорили, что в конце следующей недели планируете быть в Лос-Анджелесе.

– Знаешь что, – сказал я, – вот я сижу, разговариваю тут с тобой, и вдруг звонит Шерон Стоун, а вчера вечером мы пили виски с Роджером Эбертом, сидя рядом на одном диване, и…

– И что? – вставил Ларри, видя, что я не знаю, как закончить.

Тут я заметил, что в студию вернулась Сью. Она стояла за спиной оператора и мерила меня убийственным взглядом, впору самому Монро Триту. Глядя на ее злость, я совсем забыл про осторожность.

– Я не хочу быть знаменитым, – сказал я.

Ларри издал что-то похожее на нервное хихиканье.

– Нельзя сказать, чтобы вы так уж старались этого избежать.

– Поспорить могу, немногие готовы об этом заявить, – сказал я. – В смысле, сказать, что не хотят быть знаменитыми. Обычно их просто проносит мимо того момента, когда они еще способны это произнести, с такой скоростью, что они и рта не успевают раскрыть. Даже понять не успевают, надо им это вообще или нет.

– Как это верно! – сказала Шерон Стоун.

Несказанно обрадовавшись возможности перенести внимание с меня на кого-то еще, Ларри спросил:

– И с вами такое тоже произошло, Шерон?

– Абсолютно то же самое. Ну, может, не было такого момента, который сейчас, похоже, переживает Вардлин. Но смятение было. Наступило время, когда все стало происходить сразу, и я перестала понимать, чего хочу. Потом будет легче, Вардлин, честное слово.

– Сколько сейчас людей локти кусают от зависти, что у них нет такой проблемы, как у вас, – сказал Ларри.

– Но это не значит, что ее не существует, Ларри. Или что с ней просто справиться.

– Она ошеломляет, – сказал я.

Ларри еще сильнее смутился.

– Может быть… ваше решение… каким-то образом связано с нападками преподобного Монро Трита?

– Шутишь? – спросил я. – Да как его можно всерьез принимать, он же комик! Преподобный Джерри Ли Пустозвон. [35]35
  Аллюзия на Джерри Ли Льюиса (р. 1935), звезду рок-н-ролла и талантливого кантри-музыканта.


[Закрыть]Нет, я хочу сказать, все, что ты говоришь… Нет, все, что я говорю…

– Вардлин! – Голос Шерон Стоун переполнился искренним сочувствием. – Я так тебя понимаю!

– Я как раз собирался сказать, что хочу вернуться домой и быть со своей женой, но стоило мне это произнести, и мысль перестала казаться такой же верной, какой была, когда только пришла в голову.

– Вардлин? – сказала Шерон, но меня было уже не остановить.

– Может, кто-то решит, что у меня крышу снесло или еще что… а может, так оно и есть. Но дело-то с ней, со славой, вот в чем. Стоит только хоть чуть-чуть прославиться, как тут же каждое твое слово начинает вызывать уродливое эхо. Люди сходят по тебе с ума. Они повторяют твои слова, ищут в них скрытый смысл. А потом судят о тебе по тому, что сами же и придумали. И так до тех пор, пока ты сам не перестанешь понимать, что имел в виду. Скажешь слово, и тут же засомневаешься, то ли сказал. А больше всего начинаешь сомневаться в том, что ты делаешь, в том, что превратило тебя в знаменитость.

– Вардлин, – сказала Шерон Стоун, – я знаю кое-кого в Лос-Анджелесе…

– Мне нравится писать молитвы, мне нравится ездить в пустыню с женой. С меня этого довольно.

– Я знаю одного человека, который поможет тебе с этим справиться, – сказала Шерон Стоун.

– Психотерапия? Ты это имеешь в виду? – Я засмеялся. – Что ж, тоже неплохой выход.

– Мне кажется, Шерон, вы очень сочувствуете Вардлину, – сказал Ларри. – Его переживаниям.

– Да. Я правда сочувствую.

– Почему?

– Отчасти потому, что сама прошла через это, но в основном из-за книги… прекрасной, серьезной книги, которую он написал, – сказала Шерон Стоун. – А еще из-за его честности. Изумительная честность – вот что делает его таким уязвимым.