Текст книги "Эхо вечности. Багдад - Славгород"

Автор книги: Любовь Овсянникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Отвлекающие атаки

«Вперед!..» Поднимаемся молча,

Повзводно, готовые к бою.

Над нами тягуче, по-волчьи,

Снаряды бризантные[52] воют.

Александр Артемов

Так прошел первый этап подготовки ко «второму сталинскому удару».

Отдельной составной частью этого грандиозного плана была Никопольско-Криворожская наступательная операция, развернувшаяся в феврале 1944 года. Важность ее трудно переоценить, ибо предусматривала она сражение за критически важный для военной промышленности природный ресурс – марганец, используемый в производстве высокопрочных и износостойких сталей.

Едва в августе 1941 года вермахт дорвался до Никопольского марганцево-рудного бассейна, как на заводы Круппа в Эссене сразу же отправились эшелоны с рудой. Только в том же 1941 году Днепропетровская хозяйственная команда отправила туда почти 5,5 тыс. тонн марганцевой руды и 50 тонн ферросилиция. Дальнейшие цифры не хочется и писать – масштабы этого варварского грабежа просто ужасают. И он продолжался до того момента, пока советские войска не вышли на рубеж Днепра и не очистили от врага почти все левобережье.

Однако в районе Никополя немцы задержались на большом левобережном плацдарме, с помощью которого удерживали в своих когтях марганцевые месторождения. В их стратегические планы входило удержание данного фронта (они называли плацдарм под Никополем Днепровской дугой). Правда, немецкий генералитет считал бессмысленным и рискованным дольше держать на левом берегу Днепра столь крупную группировку сил. Но Гитлер требовал продолжать защищать Днепровскую дугу и был в этом непреклонен. Он постоянно твердил: «Без марганца… война будет в самое ближайшее время проиграна! Шпееру не позднее чем через три месяца придется остановить производство, потому что у него нет запасов».

Никопольский плацдарм на самом деле немцами оборонялся отчаянно.

Длина его по фронту составляла 120, а глубина – 35 км. На этом «пятачке» немцы сосредоточили 6 пехотных, 2 танковые и 2 горнострелковые дивизии – всего 52 тыс. солдат и офицеров и 180 танков и САУ (в том числе и тяжелые «Фердинанды»). Плотность обороны была чудовищно высокой и составляла до 20 пушек-минометов и до 30 пулеметов на один километр фронта!

С конца ноября 1943 года до середины января 1944 года 28-я армия генерал-лейтенанта Алексея Гречкина сделала пять попыток «сковырнуть» Никопольский плацдарм и сбросить немцев в Днепр (его ширина в тех местах достигала 650-1300 метров), но все они провалились. Причем наши подразделения теряли в среднем в два раза больше людей и техники, чем противник.

В ходе подготовленной Никопольско-Криворожской наступательной операции было решено основные действия провести на правом берегу Днепра, в тылу обороняющихся немцев.

Утром 30 января 6-я и 37-я армии нанесли отвлекающий удар на противоположных флангах 3-го Украинского фронта. В первый день наступающим удалось вклиниться в немецкую оборону на глубину до 3-4 км. Решив, что главной целью операции является Кривой Рог, немецкое командование перебросило против действующей на этом направлении 37-й армии две танковые дивизии. Можно представить, как там сражались красноармейцы, и как тяжело пришлось Борису Павловичу, доведенному до крайнего истощения пленом, жизнью в оккупации, расстрелом, побегами от угона в Германию и страхом, неотрывно преследующим его! Как он остался целым в отвлекающих боях, в которых живыми оставались считанные единицы, один бог знает.

Борис Павлович об этих боях часто рассказывал, настолько они ему врезались в память. И всегда неизменно ругал командование за бездарность, плохую проработку операций и за расточительное использование живой силы. Конечно, он тогда не знал и, наверное, после войны не узнал, что те сражения носили отвлекающий характер – вот почему атака следовала за атакой, люди погибали, а командиры снова и снова направляли оставшихся вперед. Такова специфика этой тактики – надо было на деле демонстрировать перед немцами настойчивость, неукротимое стремление победить. Об этом даже трудно писать... Сердце заходится от жалости... А каково было командирам планировать отвлекающие бои и посылать туда солдат, зная, что такие операции всегда оплачивались высокими человеческими потерями.

В том бою Борис Павлович был ранен в левую руку. По фронтовым меркам ранение оказалось легким – пуля насквозь прошила кисть, войдя в ладонь и выйдя между большим и указательным пальцами со стороны опистенара[53].

31 января, когда немецкие танки и мотопехота увязли в боях с 37-й и 6-й армиями 3-го Украинского фронта, советские войска силами 8-й гвардейской и 46-й армий нанесли главный удар в другом месте. Вскоре в немецкой обороне образовалась брешь, в которую устремились танки и мотострелки 4-го гвардейского механизированного корпуса. Уже 5-го февраля они взяли Апостолово.

Над сопротивляющимися частями немцев, над «группой Шёрнера», нависла реальная угроза окружения на левом берегу Днепра. С фронта эту группу теснил 4-й Украинский фронт, на одном участке прорвавший оборону и зашедший на 11 километров вглубь порядков противника. В связи с этим уже 2-го февраля немцы начали эвакуацию своих войск на правый берег. Эвакуация происходила в тяжелой обстановке аномальной оттепели, в оттаявшем раскисшем грунте тонули не только автомобили, но даже трактора и гусеничные тягачи.

К 8-му февраля ликвидация Никопольского плацдарма закончилась. В этот же день был освобожден Никополь.

В приказе от 23 февраля Иосиф Сталин отметил:

«…нашей Родине возвращены важные сельскохозяйственные и промышленные районы с богатейшими запасами железной руды и марганца. Немцы лишились этих экономически важных районов, за которые они так отчаянно цеплялись».

Линия фронта сократилась, и высвободившийся 4-й Украинский фронт перенаправили на Крым. Ну а 3-му Украинскому фронту предстояло в следующие полтора месяца освободить Херсон, Николаев и Одессу. Там воевал и Борис Павлович.

Мифы про «бессмысленные атаки».

Про «бессмысленные атаки», в которые командование бросало солдат Красной Армии, я думаю, слышали все. Особенно много россказней появилось в последние годы. Дальше, как правило, миф продолжается рассказом о бесчисленных жертвах и о том, что генералы за такие атаки получали ордена. Либералы и откровенно русофобские издания договариваются до такой тупости, что утверждают – чем больше было потерь, тем больше раздавали орденов. Ну, а немцы, мол, жизнью солдат дорожили, в атаки не посылали, немецкие солдаты сидели в окопах, причем исключительно на господствующей высоте, гоняли чаи и ждали пока им в руки свалится удача.

Глупо утверждать, что во время Великой Отечественной войны все наши наступления были успешные и проводились тактически грамотно, что потери были оправданы и соизмеримы с поставленными задачами. Конечно же нет. На войне, как и в жизни в целом, происходит разное. Порой атаковать приходилось вынужденно, чтобы хоть на час остановить немецкое наступление. Особенно это было типично для начальных месяцев войны. Были и неподготовленные командиры, были и просто дураки. Но заявлять, что лобовые атаки, приводящие к многочисленным потерям, являлись систематическими и поощрялись вышестоящим начальством – чушь и подлость. Ставка требовала совсем другого. Вот какие письма отправляли из Ставки в войска:

«У нас иногда бросают пехоту в наступление против оборонительной линии противника без артиллерии, без какой-либо поддержки со стороны артиллерии, а потом жалуются, что пехота не идет против обороняющегося и окопавшегося противника. Понятно, что такое «наступление» не может дать желательного эффекта. Это не наступление, а преступление – преступление против Родины, против войск, вынужденных нести бессмысленные жертвы». Подписано это директивное письмо И. Сталиным и А. Василевским.

Или вот выдержка из приказа Г. К. Жукова: «Если вы хотите, чтобы вас оставили в занимаемых должностях, я требую:

Прекратить преступные атаки в лоб населенного пункта;

Прекратить атаки в лоб на высоты с хорошим обстрелом;

Наступать только по оврагам, лесам и малообстреливаемой местности...»

Таких примеров, когда вышестоящее командование обязывало полевых командиров беречь солдат, воевать с умом и с осторожным расчетом, можно привести тысячи! И это хорошо видно из таких фильмов, как «Живые и мертвы» и «Возмездие», которые создавали режиссеры, сценаристы и актеры, побывавшие в солдатской шкуре во время войны. Уж они-то знали фронтовую правду! Например, взять Анатолия Папанова, исполнителя роли Серпилина. С первых дней войны он находился на фронте. Был старшим сержантом, командиром взвода зенитной артиллерии. В июне 1942 года получил тяжелое ранение под Харьковом; взрывом ему изуродовало правую ногу и оторвало на ней два пальца. Шесть месяцев провел в госпитале и в 21 год стал инвалидом третьей группы, а первые несколько лет вынужден был ходить с тростью.

Кирилл Лавров, исполнитель роли Синцова, в начале 1943 года в возрасте 17 лет добровольцем ушел в армию... Сценарист Константин Симонов всю войну провел на передовой, был военным корреспондентом, где и в атаки приходилось ходить и даже в разведку.

Историю надо знать. Она не набор дат и фамилий, а в первую очередь опыт, из которого нужно делать выводы. В первую очередь она иллюстрирует простую истину: побеждает не сильнейший, а умнейший. И тут блеф – самая популярная тактика во все времена.

Вообще отвлекающие военные маневры – сложное явление. Это не только самая эффективная тактика, но и чрезвычайно трудная нравственная задача. Конфликт между милосердием, желанием сберечь солдат и необходимостью посылать их под пули представляет собой едва ли не основную тему военного жанра в мировом искусстве вообще.

Об этом много написано, много снято. Достаточно вспомнить фильм «Красная площадь» о нашей гражданской войне. Там, не имея достаточно сил для лобового удара, командир Кутасов (В. Шалевич) планирует на своем участке обманный маневр: небольшое, но надежное подразделение, усиленное бронепоездом, должно имитировать наступление и как можно дольше отвлекать на себя белых. Основные силы дивизии тем временем будут наступать в другом месте. Возникает этический конфликт: профессиональный военный Кутасов без колебаний посылает хорошо знакомых людей на верную гибель, чтобы в итоге провести удачную операцию и сберечь жизни многих других бойцов. А комиссар Амелин (С. Любшин), понимая разумность такого решения, может оправдать его для себя только одним: он сам отправляется с обреченным батальоном.

Кутасов подводит итог: «Вот ты и доказал, что ты лучше меня… пойдешь, отдашь свою жизнь. А мое ремесло – отдавать чужие жизни. Думаешь, это легче?»

Жить с чувством вины за загубленные жизни нормальному человеку очень нелегко, не каждому под силу.

О том же и фильм «Обратной дороги нет». После побега из концлагеря майор Топорков (Н. Олялин) пробирается в партизанский отряд для организации доставки оружия готовящим восстание заключенным. Чтобы отвести внимание немецких поисковых групп от основного конного обоза с настоящим оружием, в отряде создается еще один обоз, ложный, едущий ложным путем и груженый ящиками с камнями и песком. Но об этом знает только командир отряда и Топорков, идущий с обозом. Вокруг – непроходимые белорусские леса и болота, по пятам идут немцы и пути назад нет…

Как правило, об обманном маневре знали совсем немногие, и уж конечно, это были не солдаты. Ведь попади осведомленный солдат в плен – и вся подготовка пойдет насмарку, потому что под пытками человек может невольно выдать тайну.

Святой закон, что на смерть человек должен идти добровольно здесь, конечно, нарушается. Но... на Украине говорят, что «домашняя думка в дорогу не годится» – так и с этикой войны. Она составляется в мирное время, а в военной обстановке претерпевает адаптационные метаморфозы. Идущий в атаку боец воспринимает мир не так, как мирный пахарь.

А вот пример из древней истории, который напоминает то, что у нас происходит сейчас.

Геродот писал, что около 500 г. до н.э. Вавилон восстал против Дария I. Чтобы вернуть город под свое влияние, Дарий собрал большую армию и подошел к воротам Вавилона, но получил отпор. Император провел полтора года, осаждая город, пока ему на помощь не пришел военачальник Зопир, обладающий даром хитрости и обмана. Он собственноручно нанес себе увечья, чтобы выглядеть человеком, подвергавшимся насилию, и после проник на территорию Вавилона. Жителям города он рассказал, что так его жестоко изуродовал Дарий за военные неудачи и что он ищет в Вавилоне прибежища и годов примкнуть к повстанцам. Ему сразу поверили. Завоевавшего не только доверие, но и уважение Зопира вскоре назначили главным военачальником Вавилона. На своем посту он ослабил оборону города и помог войскам Дария захватить Вавилон[54].

Однако в боях под Никополем солдатская доля все-таки догнала Бориса Павловича – как мы уже знаем, он был ранен в левую кисть. Руку взяли в гипс. И тут Борису Павловичу пригодилось то, что у него был красивый каллиграфический почерк. А поскольку он писал правой рукой, то на качестве его каллиграфии ранение не сказалось.

Разведка идет впереди

Начинена огнем земля;

Не оступись, не хрустни веткой —

Вперед, за минные поля

Уходит пешая разведка.

Константин Симонов

В период, когда наши войска находилось в глухой обороне, Бориса Павловича перевели служить писарем в 610-й стрелковый полк. Это было в ноябре 1943 года.

Там ему первым делом показали, как регистрировать солдат, сержантов и старшин (учет офицеров производился отдельно), как составлять заказ на продовольствование[55] и т.п. А вообще у него были обязанности ответственные и разнообразные, требующие аккуратности и тщательности исполнения. Кроме учета личного состава он должен был вести учет выданных знаков отличия, штатно-должностные книги, книги безвозвратных потерь, выписывать «похоронки», оформлять документацию к присвоению воинских званий, к награждению орденами и медалями, выписывать временные удостоверения, вести отчетность по укомплектованию, по потерям в боевом составе. А так как у них обязанности писаря совмещались с делопроизводством, то он еще писал справки, рассылал официальные письма, составлял заготовки донесений и вел прочую канцелярщину.

Борис Павлович был рад тому, что командование заметило его красивый почерк и грамотность и перевело на этот участок службы. Теперь у него практически не было свободных минут, и он был избавлен от необходимости поддерживать солдатское балагурство.

Еще во время учебы в полковой школе Борис Павлович хорошо усвоил уроки рукопашного боя, которые им преподавали мастера своего дела. Ну, приемы боя винтовкой со штыком и винтовкой без штыка он знал еще по допризывной подготовке. А вот на бой невооруженного с вооруженным, на преодоление препятствий, на метание ручных гранат и даже ножей он натренировался уже там, в Тбилиси. И теперь та наука ему пригодилась на фронте. Но больше всего пригодилась подготовка по войсковой наземной разведке, которую он там получил. Это помогло стать разведчиком еще в пору освобождения Кривого Рога от фашистских захватчиков.

Борис Павлович, после того как побывал в плену, хотел отплатить немцам той же монетой – собственноручно взять как можно больше пленных, чтобы эти сволочи, почувствовали, как оно потом живется этим «языкам»! Не пришли бы они сюда, и не было бы этих драматически напряженных страшных судеб, когда думаешь не о работе, не о семье, а только о том, чтобы остаться живым, чтобы от своих же не принять смерть.

Он мечтал воевать в разведке, потому что очень хотел не просто бить захватчиков, а получать от них пользу для борьбы с ними же – брать их «языков», приводить к себе и вытряхивать из них полезную информацию, чтобы «отдать долги» за привнесенные в его жизнь несчастья. Он стремился пережить свою трагедию еще раз, но теперь не в роли «языка», а в роли разведчика, который того «языка» берет. Это позволило бы ему посмотреть на свое пленение со стороны и оценить – правильно ли он держался, не выглядел ли негодяем или, наоборот, жалкой жертвой. Он хотел освоиться с тем, что с ним случилось, почувствовать свою высоту в той ситуации, вплести этот печальный опыт в биографию и извлечь из него максимум полезных уроков.

В общем – ему это было необходимо, чтобы морально выстоять в сложившихся обстоятельствах. Только так он мог переступить через ужас, бросивший его в руки палачей. Только так мог подняться над сомнениями и подозрениями, возникшими после его пленения, и над тем, что переживал как крушение будущности и почти всей жизни. Ему надо было реабилитировать себя в собственных глазах, восстановиться психологически, почувствовать себя над этом страшным событием, стать хозяином положения.

Но как это можно было осуществить, он не знал. Со временем, разработав свою тактику борьбы за себя самого, конечно, разобрался... Словом, как только подворачивался случай, что перед боем требовалось разведать обстановку, он первым напрашивался на эти операции.

В стрелковом полку по штату положено было иметь взвод пешей и взвод конной разведки, но тут из-за отсутствия лошадей конного вообще не было, и в наличии содержались четыре группы пеших разведчиков по штату пехотного взвода разведки.

Конечно, этого было мало для получения самых свежих и точных новостей с немецкого переднего края. Тем более что разведчики из этих групп постоянно выбывали. Например, однажды во время разведки боем в первой группе был ранен командир взвода лейтенант Усачев, кто-то из группы был назначен на его место и в результате этой подвижки осталось свободным место рядового разведчика. Или в другой группе выбыли рядовые разведчики по полученным ранениям, а то еще командир одной из групп ввиду преклонных лет был переведен в транспортную роту. На войне перемены случаются чаще, чем в мирное время, особенно с живой силой. Вот в таких случаях в разведгруппы и брали добровольцев из стрелковых взводов.

С 1 мая 1944 года Бориса Павловича, уже опытного по части разведки солдата, перевели в 61-ю отдельную армейскую разведывательную роту 610 стрелкового полка 58-й стрелковой дивизии 37-й армии 3-го Украинского фронта[56] – как ни странно, не в последнюю очередь из-за знания языков. Он стал настоящим разведчиком! Тайно прослушивая разговоры в фашистских окопах, он добывал и приносил в полк полезную информацию.

Случилось это после того, как однажды группе захвата, в которой был и Борис Павлович, не удалось проникнуть на немецкие позиции – немцы раньше времени обнаружили лазутчиков и навязали им бой. Пришлось разведчикам отступать, досадуя о таком провале операции. Но Борис Павлович, воспользовавшись поднятой суматохой, заскочил в ближайший блиндаж и затаился в укромном месте. Услышанное им в разговорах немцев было настолько ценным, что эту операцию посчитали вполне удачной даже без документов и «языка».

Следует только сказать вот что: Борис Павлович, после как был взят в плен немцами в советских формах, тоже ходил в разведку в немецком обмундировании.

Но теперь он воевал в армейской разведке! Это было совсем другое дело.

Задачи разведки во многом зависят от того, к какому подразделению Вооруженных Сил относится то подразделение, в котором она существует. Так, полковая разведка занимается тактическими задачами, разведчики действуют в прифронтовой полосе. Короче, что увидели, о том и доложили. Полковые разведчики бегают и ловят "языка", добывают документы. Хотя специфика их работы не ограничивалась участием в разведках боем, в засадах и налетах, а также в «поисках», то есть в операциях по захвату «языков». Бывали задания и более сложные.

Армейская разведка это уже глобальные масштабы. Не максимально возможные, но очень и очень серьезные. Армейская разведка выполняет оперативные задачи, иногда действует и в стратегических целях. Для этих целей существуют разведывательные подразделения. В армейской разведке широко используется агентурная разведка, ведется работа среди своего населения и в войсках противника. Армейские разведчики больше занимаются аналитической работой, изучают и анализируют различные документы, потому что в обычной газете можно найти самые невероятные секреты.

Следовательно, все разведывательные подразделения будут снабжаться, вооружаться и экипироваться в соответствии со своими задачами, с количеством личного состава, с наличием тех или иных специалистов и т. д. И если сравнивать именно полковую и армейскую разведки, тот конечно же армейская будет иметь гораздо больше всего: и оружия, и технических средств, и разных специалистов.

Но это не значит, что на фронте армейские разведчики не участвуют в решении тактических задач – если нужно, то участвуют. Естественно, что и 61 отдельная армейская разведывательная рота тоже занималась сбором информации о тактической обстановке, о противнике, об элементах местности на определенных участках фронта. Без такой информации нельзя было решать боевые задачи, стоящие перед армейским подразделением или соединением.

В армейской разведке

Нет ничего тайного, что не станет явным.

Иисус Христос

Я не просто хотел быть шпионом, я хотел быть полезным своей Родине.

Владимир Путин

Преодолевая опасности

Начнем с оды разведке, поскольку она представляет собой сложный и прекрасный конгломерат – высокое искусство, соединенное с богатым интеллектом, научным расчетом, физическим совершенством и актерским обаянием.

Мы часто оцениваем людей по тем соображениям, можно или нельзя «идти с ним в разведку». Интуитивно понимая, сколь это серьезное дело – разведка, мы позаимствовали один из ее принципов для обыкновенной жизни и возвели его в главный оценочный критерий надежности людей. Собственно, он стал для нас главным ориентиром по отношениям друг с другом, главным мерилом сортировки людей на друзей и врагов. Этой оценкой мы инстинктивно руководствуемся, приближая к себе одних и отдаляя других знакомых. Разведка – главный нерв и залог успеха любого будущего: личного, семейного, общественного. Разведка – это музыка в камне, стихи в прозе, огонь в крови. Она же – чистый исток любви, той, что «вместе и в радости, и в горе», а не «чай, кофе и потанцуем» или того хуже – «дружеский секс». Разведка – путь, разведка – страсть. Она – преодоление себя. Ее не проведешь, не обойдешь, не перескочишь. Она вездесуща, она есть, а не кажется. И уходя в разведку в сознательном возрасте, мы из нее больше не возвращаемся, а лишь достигаем автоматизма и мудрости.

Так что, пока молоды – в чащобы, в неприятельские тылы, в разведку!

Борис Павлович не имел специального образования для работы в разведке, не оканчивал ни серьезных курсов, ни училища. Он просто имел для нее все данные от природы и этим пользовался. Естественно, что он не стал аналитиком или руководителем высокого ранга, а был опытным и находчивым бойцом, талантливым исполнителем чужих начертаний. Планы действий по захвату контрольного пленного составляли другие. Исходя из этого он и задачи выполнял не планирующего характера, а боевого. Чаще всего это были тактические задачи. За практическую сметку, проворность и находчивость его и ценили, всегда назначая руководителем группы захвата.

Так вот если брать в среднем по статистике, многие операции «поиска» срывались из-за того, что противник обнаруживал разведгруппы еще до начала операций, и группы вступали в бой раньше времени, или же из-за того, что не получалось проделать проход через минное поле. Пленных удавалось взять только в очень удачных случаях. А живыми довести до своих – еще реже.

Так, известен случай, когда в ночь на 13 мая разведгруппа их роты в составе 9-ти человек производила контрольный «поиск» пленного. Группе захвата из 3-х бойцов удалось преодолеть все заграждения и проникнуть вглубь вражеской обороны. Разведчики добрались до ближайшего блиндажа, ворвались в него и обнаружили там нескольких немцев. С собой они могли взять только одного, остальных пришлось нейтрализовать... Казалось бы – удача! Но пленный оказался несговорчивым настолько, что довести его до места живым не удалось. Операция оказалась бы сорванной, если бы один из разведчиков не прихватил с собой письма и документы, что лежали на столе, а также автомат.

Но у Бориса Павловича за время его недолгого пребывания в разведке неудач и осечек не было, потому что он никогда не спешил, умел выждать момент и внимательно готовился к операциям, просчитывал каждую мелочь, каждую деталь, каждый шаг. Один раз он поспешил и получил ранение, но об этом чуть ниже.

Иногда, впрочем, приходилось проводить разведывательно-диверсионные работы в прифронтовом тылу противника. Вот тогда Борис Павлович снова обязательно надевал немецкую форму, теперь уже с погонами и знаками отличия, что всегда ввергало его в приступы страха.

Жизнь фронтового разведчика полна опасностей. В условиях войны она изобилует неожиданностями, к сожалению, в основном неприятными; в сложных обстоятельствах не предлагает стандартных решений, требует от разведчика молниеносной реакции и даже актерского мастерства, а также взаимной выручки и понимания друг с другом. Это, без преувеличения, жизнь у смертельной черты. Возможно, поэтому разведывательные подразделения в некотором смысле относились к привилегированным. Во-первых, они базировались в тылу, хотя и недалеко от фронта. А во-вторых, разведчики не сидели безотлучно на позициях, как полевые солдаты. Им нельзя было сосредотачиваться на одной точке, на узком участке фронта – им необходимо было находиться в особенном состоянии души, чувствовать простор, дышать вольным воздухом, чтобы в любой момент можно было стать ветром и крыльями одновременно. Это, конечно, образ, но вдумчивый читатель его поймет.

Всего Борис Павлович принимал участие в 17-ти операциях, лично взял 9 «языков», нейтрализовал много вражеских бойцов.

Дети, а потом и внуки, даже правнуки всё допытывались, скольких немцев он за всю войну застрелил, а он отмалчивался – неудобно ему было говорить, что он по живым людям стрелял. А потом, начав диктовать младшей дочери свои воспоминания, как вспомнил, сколько раз эти изверги в него стреляли, в его родных... Как замелькали перед ним заново картины плена и оккупации, сплошных расстрелов, тогда перестал стесняться и признался, что вначале считал их, а потом после 30-ти перестал – операции-то были групповые. Да и не только поэтому, просто солдат, стреляя, не всегда знает попадает он в десятку или нет. Бывало, что так только, слегка выводил врага из строя... А то, может, и мазал. Конечно так, чтобы в глаза человеку смотреть и стрелять в него, такого не было, так не смог бы он поступить. Это только немцы на такие дикарские мерзости способны.

Еще одно правило, которому следовал Борис Павлович. Но об этом пусть расскажет он сам:

«Разведрота 37-й армии... И вот, когда мы за Днестром сидели, послали нас, армейских разведчиков, взять языка. Дело было перед открытием второго фронта. Это должно было произойти в начале июня 1944 года[57], а шел только май. Но мы готовились и тогда через день на операции ходили. И вот в ходе операции у нас завязался бой. Ни одна из сторон не уступала другой, наконец, выдохлись и мы и немцы.

Ну, разведчик же не может, идя на операцию, набрать с собой боеприпасов на всю жизнь, не может. И немец перед атакой берет ограниченный запас.

И вот случай. Бегу я, выстрелял весь автомат, ни гранат, ни одного патрона, ничего у меня больше нет. И бежит навстречу мне немец с ручным пулеметом. Я падаю в воронку, наставляю на немца автомат и жду. А он падает на ровном месте и пулемет сваливается на него. И вот мы оба лежим. Потом я, значит, пилотку вверх поднял – немец не стреляет. Я одним глазом присмотрелся и вижу, что у него пулемет зашевелился. Я в ответ автоматом шевелю. Не знаю, сколько бы мы так лежали. Наверное, долго.

Он понял, в каком мы оказались положении, первым. Поднимается и говорит мне:

– Иван, нихт патрон? Их тоже нихт патрон, – я лежу, на его слова не реагирую. Он снова говорит: – Иван, поднимайся, уходи. Не хочешь? Ну лежи...

Взял на плечо пулемет и ушел. Тогда и я поднялся.

Это был наглядный урок для меня! Я понял, что ни ловкость, ни сила не придадут человеку перевеса, если он не научится быстро ориентироваться в происходящем, не научится правильно действовать в сложившихся обстоятельствах. Простая истина, да? Но тогда она словно молнией сверкнула в моем сознании.

Понимаешь? У меня не было патронов, и он понял эту ситуацию, понял меня и мое поведение, а вот я его понять не мог. Значит, не мог проявить инициативы.

А на войне, когда идет бой, когда творится что-то непонятное, все летит кувырком, тот, кто быстрее просекает ситуацию, выходит в победители. А тот, кто не понимает происходящего или соображает с опозданием, – проигрывает. И все. Так вот немцы быстрее нас прочитывали расклад сил, наши намерения. Ну черт его знает! Наверное, они лучше обучены были. Это меня невероятно злило!

С тех пор я не стеснялся у них учиться. Пусть они враги, но, если они в чем-то превосходят нас, мы должны поднатужиться и устранить свои недостатки».

По всему видно было, что Борис Павлович постоянно анализировал фронтовые события, не боялся в чем-то признавать врага более сильным и за что-то критиковать себя. Позже он об этом, о своих размышлениях будет рассказывать молодым мужчинам, дабы те понимали: если настанет лихая година, надо быть готовым к ней. Значит, все время надо стремиться быть первым и лучшим.

Отдыхать и развлекаться человеку на земле некогда, это понятия не для жизни, а для вечности.

Вот эти рассказы Бориса Павловича:

«У немцев были шофера, у них были мотоциклисты ... Как-то мы захватили их автоколонну: кто, кто умеет грузовик водить? Никого не оказалось. Вот так. Сейчас-то уже все грамотные. А тогда... Кто умеет на мотоцикле ездить? Тоже никто. А немцы все ездили. Обидно.

Что у них было лучше нашего, если о технике сказать? Наши танки были не хуже немецких. Наша 34-ка была вне конкурса, легкая, мощная, непробиваемая, с многими другими преимуществами...

У нас не было автотранспорта. Немцы, конечно, захватили Чехословакию, там заводы «Шкода», да был у них и свой автотранспорт. А у нас все носили на плечах и возили волами. Ну только полуторки были.

Орудия наши не хуже немецких. У них калибр был 81, а у нас 82. Но что такое орудие? Два колеса и труба.

А вот оптика наша не дотягивала... У них были цейсовские прицелы, и они по целям стреляли, а мы землю рыхлили. Так и минометы. У них, полковой, батальонный, ротный – это на 1 мм разница была. Хуже у нас было что? – винтовки. Если не углубляться, то наши винтовки были лучше. У нас винтовка стреляла легкой пулей с дальностью полета – 3000 метров, убойной силой – 2000 метров. Тяжелая пуля: дальность полета 5000 метров, убойная сила там вообще страшная, а прицельный огонь всего 300-400 метров. Ну что это?