Текст книги "Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)"
Автор книги: Ляна Вечер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
– Слышу тебя, Матушка Сыра Земля, услышь и ты меня. – голос колдуна эхом пронесся через кроны деревьев,
– покажи путь дорогу, направь путников тропою тайною.
Ответа долго ждать не пришлось. Тотчас шальной ветер поднял сосновые иголки и, закружив в причудливом танце, выстелил узкую тропинку. Утреннее солнце заиграло на волшебном пути, приглашая следовать за лучами.
– Пойдем, краса моя ненаглядная, – Кощей подставил мне локоть, – заждались нас уже.
***
Оказалось, суженый разжился не только конюхами. Молочная река с кисельными берегами, частокол вокруг палат Кощеевых – на месте. Только вот у ворот не тишина притаилась, а вполне живой человек. Прислонившись спиной к тяжелым воротам, дремал молодец.
– Тишка, так ты царя встречаешь? – гаркнул колдун, приподнимая шапку с глаз спящего парня.
– Милуй, царь-батюшка, милуй! – захлебнулся сном молодец, схватившись за головной убор.
– Тихомир – писарь мой, – улыбаясь метаниям парня, пояснил Бессмертный.
– Не серчай, государь. Со вчерашнего тут околачиваюсь. Ветер, что ты прислал, обещал – к вечеру пожалуете,
– на одном дыхании выпалил Тишка.
– Обождать пришлось ночку, – колдун одобряюще хлопнул писаря по плечу, – не серчаю. Будьте знакомы – это Василиса Дивляновна, душа моя, невестушка.
– Здравствуй матушка, царица будущая, – Тихомир, не раздумывая, хлопнулся на колени.
– Это как понимать? – смущаясь почестей не по чину, резко зашипела на жениха.
– Не вели на кол сажать, матушка! – взвыл парень.
– Да что ты, что ты, – я кинулась поднимать писаря с колен, – никто тебя на кол сажать не собирается!
– Василисушка. – Кощей с умилительной улыбкой наблюдал за нашим с Тишкой общением. – Тихомир дюже любит лишнего прибавить. Вот и познакомились.
Жених, явно довольный происходящим, соизволил подождать, пока помогу молодцу отряхнуть кафтан от пыли и вручу упавшую шапку.
– Дороги хороши, а дом милее.
Кощей толкнул тяжелые ворота, пропуская меня в просторный двор. Царские хоромы Кощея переливались яркими цветами под дневным солнцем. С последнего моего визита здесь все преобразилось. Терема выкрасили, резьбу обновили. Толстые бревна под ногами сияли чистотой – ни пылинки. Всюду, занятые делами, сновали прислужники. Встречая царя-батюшку на пути, в пояс кланялись и дальше спешили. Видно, что народ государя любит, рады возвращению.
– Царство свое разбудил? – потянувшись к уху жениха, зашептала я.
– Тех, кто в хоромах жил, – тихо отозвался Кощей, – остальных не трогал. Не время. Ну, рассказывай, как тут без меня поживали? – уже в голос обратился к писарю колдун.
– Царь-батюшка, обещай, что на кол не посадишь? – запричитал молодец.
– В темницу кину, – грозно заявил Кощей,– ежели сейчас же не расскажешь, что приключилось.
– Оказия вышла, государь, – жалобно затянул Тишка. – Век мне кудрей не видать, лысым сделаться, – молодец осекся, поймав тяжелеющий взгляд колдуна.
– Терпение мое не так велико, как тебе кажется, Тихомир.– Кощей недобро сощурил глаза.
– По твоему приказу отправили мы обозы в земли, что раньше ворогам нашим принадлежали. Нынче там столица стоит. Как ее...
– Первоград, – помогла я разволновавшемуся писарю.
– Спасибо, матушка, – парень отвесил поклон. – В Первограде, значится, покупки делали – все, как ты распорядился: и коров, и куриц, зерна...
– Тишка! – рявкнул Бессмертный.
– Царь-батюшка, кто-то из наших лишнего болтнул на базаре. Поползли пересуды, что прислужники Кощея в столицу прибыли, царство Кощеево на белом свете объявилось. К обеду уже царю тамошнему донесли. Он лично на базарную площадь по такому случаю явился. Давай уговаривать к тебе гонца отвезти – дороги-то не ведает. Как отказать-то? Вроде чин-чинарем все.
– И где этот гонец?
– В терем определили. В самый дальний от твоих покоев, стражу приставили – все как положено. Не вели на кол, государь!
– Я бы тебе этот кол, Тишка, на голову опустил ум поправить. Смотрю, триста лет сна вас думать разучили. На кой лад мне гонец Гороха сдался? Пусть бы сам дорогу искал хоть сто лет.
– Так не положено гонца-то... если просят, – растерялся Тихомир.
– Так значит, – Кощей потянул писаря за ворот кафтана, – мыльню справьте мне и Василисе Дивляновне, одежу приготовьте. Затем пусть гонца в главный зал ведут. Послушаем. Все уяснил, дырявая твоя голова? – колдун внимательно глянул в глаза молодца.
– Как светлый день ясно! – закивал Тишка.
– Душа моя, – без тени былого гнева жених взял меня за руки, – придется со сном повременить. Выдержишь?
– Выдержу ли я? – брови поползли вверх. – Суженый мой, растолкуй жене будущей, что тут происходит. Царица... матушка?
– А ты против?
– Не то чтобы против, – замялась, растерянно собирая мысли в дружную кучку, – но нежданно как-то.
– Люблю девиц удивлять, – жених заулыбался, сияя как новая монета, – страсть как люблю.
***
Баня расслабила тело и немного успокоила душу. Аккуратно вдохнув обжигающий аромат трав, обернула мягким полотном потное тело и вышла в прохладную комнату с купальней. Волнение охватило мысли. Ожидала в доме Кощея увидеть углы пыльные, услышать тишину мертвую, а тут целый рой пчелок трудится. Пока до мыльни шла, каждый встречный поклоны вешал, шапки оземь ронял. Платье до полу золотом расшитое для меня приготовили. Никогда такой одежи не носила и думать не думала, что надену. Жемчуга в ларце рядом поставили. Оделась – как есть царица. Прислужница ловко сплела мне ладную косу из непослушных волос. Все приговаривала, мол, загляденье – волос черней смоли, а солнцем сияет. Соврала, конечно, но подкупила.
– Вот, матушка царица будущая, – девушка протянула ленту расшитую красоты сказочной, – надень сама.
– Мастерица вышивала.– Завороженная рукоделием, я опоясала голову убором.
– Моя работа, – гордо заявила девица.
– Как величать тебя, умница?
– Вестой кличут, Веся, – смутилась прислужница. – Матушка, добрая ты, гляжу. Можно Кощея просить буду за тобой ходить?
– Зачем за мной ходить? – растерянно заморгала я.
– Ну, только тебе помогать, матушка, – хихикнула Веста. – Знаешь, как хочется свадебный наряд справить. Ой как, – девушка прижала ладони к сердцу.
– Будь по-твоему, – нагнать на себя важности не получилось, но ничего – справимся.
Путь до главного терема по заковыристым переходам дал ясно понять – без Веси не дошла бы. Девушка распахнула двери и с поклоном удалилась прочь.
Огромная комната с высоким потолком раскинулась на половину главного терема. Мягкие ковры являли взору картины из былин древних. Полуденный свет играл с цветными мозаиками в окнах, отливая на полу причудливые узоры. Во главе зала на резном троне, покрытом дорогой тканью, ждал царь-батюшка.
Прошла мимо Тишки – парень беспокойно ерзал на высокой лавке за писарской тумбой – улыбнулась, чтобы унять его волнение. Тихомир в мгновение расцвел, воодушевленно выпрямив спину.
– Голубушка, Василиса Дивляновна. – Кощей встал, – хороша-то как, глаз не оторвать. Подойди, – жених протянул мне руку.
Пальцы колдуна украшали массивные золотые перстни с каменьями. Атласная черная рубаха до пят, расшитая серебряными узорами, струилась по крепкому мужицкому телу. Да откуда же в Кощее столько царской стати? Или не замечала, а она всегда с ним была? Давно знакомое смуглое лицо колдуна стало еще точёнее, еще краше. Темные брови с резкими изгибами, узкие губы. Глаза теплые медово-карие. Вроде мой Кощей, а вроде чужой.
– Вот, – раскинув руки в стороны, закружилась, хвалясь новым платьем, – странно, конечно, выгляжу, но если тебе нравится, то и я не против.
– Василисушка – диво, как хороша! – Суженый ласково улыбнулся и указал на маленькую копию своего трона по правую руку.
– Скоро гонца приведут? – Без должной стати я плюхнулась на мягкое сиденье.
– Готова?
– Вроде.
Бессмертный прищелкнул пальцами и заливисто свистнул. Двери зала с грохотом раскинулись по бревенчатым стенам, и на пороге возникла пара: низкорослый мужичонка с круглым пузом да грудастая девица с румяными щеками, в зеленом сарафане.
Осторожно озираясь по сторонам, они двинулась к царскому трону. По пути толстопузый шикнул на девушку, и та осталась стоять деревянным идолом посередь комнаты. Козлячья бородка гонца нервно вздрагивала, выдавая волнение.
– Назовись.– Холодный тон Кощея заставил гостя съежиться.
– Путята я, государь.
– Будущей царице поклонись, – приказал Бессмертный, указав в мою сторону.
– Кланяюсь, – гонец с размахом склонился.
После разогнулся и озадачено глянул за спину на замершую девицу. Пышногрудая растеряно хлопала ресницами, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
– По воле моей царской, – затянул Кощей, – от доброго расположения духа готов выслушать.
– Благодарствую, государь. От царя Гороха к тебе пожаловал. Рад наш царь, что возродился Кощей Бессмертный после долгого покоя.
– Ну-ну, все на том?
– Нет, государь. Три столетия люди о тебе не слышали. Изменилась Рускала, одним царством сделалась, но традиции мы не забыли. А посему прими дань, как прежде, – Путята жестом подозвал девицу к себе. – Вот, лучшая из столичных. Станет тебе женой верной, царицей.
Колдун растерянно округлил глаза. Покосившись на меня, сглотнул подступивший к горлу ком и протяжно выдохнул.
– Видать, оглох или ума лишился? – Резко сменив удивление на гнев, Кощей ринулся на низкорослого гонца.
– Иль не ясно тебе, что царица-матушка будущая по правую руку от меня сидит? Ты кому кланялся, поскудник?
– Так я же... Мы же...– резко побледнев, Путята застыл столбом ни живой, ни мертвый.
– Вот этими руками, – колдун взял гонца за грудки, – кожу заживо сниму, собака серая!
– Царь-батюшка! – До того мирно глядевший на прием Тишка застучал каблуками по залу. – Разреши слово молвить...– Писарь остановился за спиной Путяты.
– Шибче. Тихомир! – рявкнул Бессмертный.
– Прерваться надобно, государь.
– Твоя правда.– На мгновение задумавшись, Кощей молодецким свистом распахнул двери зала.
Под строгим приглядом царской стражи гости дорогие отправились ожидать своей участи в крайний терем. От переизбытка впечатлений колотило в висках. Может, сказывалась усталость или отсутствие трапезы со вчерашнего вечера. Сложная у царей работа: не ешь, не спишь, невесты хороводами ходят.
Кощей мягко опустился на трон и, мельком глянув на меня, задумчиво промычал что-то неразборчивое. Обидно, конечно, когда мужу будущему такую девку справную под венец сулят, но и Бессмертному не позавидуешь. Видно – нервничает. Как быть – не знает.
– Спущу с него три шкуры и дело с концом. А девицу обратно в Первоград отправим.
– Нельзя, царь-батюшка, ворочать бабу эту.– Тихомир оставил былой трепет перед государем и оперся на спинку трона.
– А куда ж ее? – удивился Кощей. – Тогда только на кол.
– Или под венец. – Захотелось собственноручно исполнить последнее предложение жениха.
– Василисушка, что ты говоришь такое? – Бессмертный бережно взял мою руку.
– После поговорим.– Высвобождая пальцы, старалась не показывать подступившей злости.
– Царь-батюшка, тут вот какое дело получается, – Тишка сложил руки за спиной и зашагал, – ты сам дань не отменил, а посему обязан девицу оставить.
– Кощей я или мукой сыпано?
– Прав Тихомир, – пришлось поддержать парня, как бы обидно не было. – иначе чего твое слово стоит?
– Может, вы и правы, – с грустью согласился колдун.
– Вот и надо придумать, что с девицей делать. Чтобы и слово Кощеево пуд весило, и ее под добрым предлогом спровадить. – Тишка с чувством размахнулся шапкой об пол.
– Так сделаем, – Кощей встал с царского места и крепко сжал плечо писаря, – ступай к гонцу и морока на него нагони, чтобы не вспомнил дороги к царству нашему. После дунешь, плюнешь – пусть кубарем в Первоград катиться. Да скажи, чтобы Гороху передал, мол, Кощей дань принял.
– Исполню, царь-батюшка, как есть исполню!
– И прикажи сюда обед подать, – вслед Тихомиру кинул колдун. – Девицу эту на трапезу пусть приведут. Будем знакомиться.
Глава 4
Как усидеть на обеденной трапезе и не надавать тумаков девице Первоградской – представить тяжко. Пусть не ее воля в Кощеево царство отправиться, а глазки огоньками играют – видела, как украдкой на царя-батюшку поглядывает. Захватив пирогов со стола, оставила Бессмертного в одиночестве дожидаться красу-девицу. Так вернее будет.
Бесконечные переходы между теремами приводили то в залы просторные, то к опочиваленкам уютным. Думала
– знаю каждый угол здесь, но теперь все казалось незнакомым. Вечный полумрак, царивший раньше, скрывал добрую половину дома. Нынче все иначе: в каждое окно солнце льется, причудливые узоры на коврах сказки сказывают. Кажется, только вчера для хозяев двери распахнулись – свежим деревом пахнет.
Устав бродить без дела, решила конюшню отыскать. Как там Крес без меня? Если жених не соврал, то ходить за конем должны не меньше дюжины стремянных.
Найтмар мирно посапывал в стойле. Из черных ноздрей на выдохе вырывались языки пламени. Спит друг – не обижали, значит.
– Что же ты, краса-девица, страху не знаешь? – густой мужицкий голос выдернул из паутины мыслей.
Мужская фигура поспешила от залитых ворот конюшни в сторону стойла найтмара. Разглядеть незнакомца против света не получалось. Широкий да хромой – больше не скажешь.
– Своего коня бояться совестно, – я заулыбалась подошедшему мужику.
– Не признал, матушка, – поклонился несостоявшийся спаситель, прижав к груди увесистую ладонь, – не гневайся. Глаза уже не так видят, как прежде было. Конюх главный я, Давилой кличут.
– Будем знакомы, Давила, – положив руку на морду Креса, приветливо кивнула. – Умаялся, видать, спит и даже ухом не ведет.
– Шибко на выгуле резвился – на зорьке водили, – закивал конюх, – в седло никого не пускает, а в остальном смирный.
– Надо же, думала, он вам покажет почем лихо, а он смирный.
– Обижаешь, матушка. Чай, не первый год за волшебной скотиной ухаживаем.
Главный стремянной с гордостью повел меня по своим владениям. Соседями Креса оказались диковинные животные. Сивка-бурка сверкал синими глазищами и с толком жевал овес из торбы. Одна шерстинка золотая, другая – серебряная. Не диво ли? С десяток богатырских коней дружным рядом высунули морды из стойл. Бурушка – конь Добрыни Никитича – потянулся за Давилой.
– Яблок ждет. Не время еще. – конюх по-доброму отмахнулся от животинки.
Кони летуны, кони о двух головах, златогривые любой масти – кого здесь только нет. Некоторых приходилось в цепи булатные заковывать – иначе жди беды. Норов уж больно лихой.
– А вот с этим. – Давила перевалился через дубовые доски загона. – не знаю что и делать.
– Кто там? – с интересом заглядывая через плечо конюха, ждала увидеть что-то грозное.
Вместо представленного мной чудовища в стойле тихо-смирно топтался Конек-Горбунок.
– Ты не смотри, матушка, что глаза-бусинки, горбат и ростом мал. Егоза эта столько натворить успел, что и не вымолвить, – грустно заключил Давила.
– А я не от злобы, – елейным голосом откликнулся Горбунок, – а от скуки смертной.
– Ой, – я отпрянула от стойла.
– Цыц, окаянный! Нечего царицу-матушку будущую пугать.
– Тоже мне, – фыркнул горбатый.
– Вот вернется хозяин твой и приключений тебе сыщет. А пока знай – отдыхай. Пойдем, матушка, – конюх потянул меня за локоть, – а то чего доброго браниться начнет. Срам.
– Это что же, Давила, – я подалась за стремянным, – не Кощеево хозяйство?
– Есть и не государевы лошадки. Богатыри наши, из царства Кощеева, тут своих держат. Уход-то у нас добрый.
– Хорошая работа. Нескучная.
– Некогда скучать, матушка, – Давила улыбаясь, закивал. – Вон, холодает. Завтра морозы гаркнут, надобно печи растопить, чтоб скотина не померзла.
– Какие такие морозы? Желтень на дворе.
– У нас тут свои устои и погода своя, – конюх почесал русый затылок. – В Кощеевом царстве теплых дней мало, а зима долгая и лютая. Дров нынче заготовить не успели. За триста лет сна все в дровяниках погнило, трухой сделалось.
– А ну показывай, мил-человек, где тут дрова хранятся...
***
Дровяники наполняла с чувством, с радостью – истосковалось сердце по волошбе доброй. Царские наряды да жизнь в хоромах – ладное занятие, но как была домовухой, так и останусь. Никакой чин из меня этого не выбьет. Давила успевал ахать, разбавляя мои шепотки одобрительными речами. Над царскими конюшнями кучерявым дымом закоптили печные трубы.
– Да тут и на дом хватит, – округлил глаза конюх. – На всю зиму. Ай да подсобила, матушка! Ай да умница! Я уже думал к Кощею бежать, хоть и не любит он хозяйственные вопросы решать. А куда деваться?
– Раз не любит и не надо, – рассмеялась я.
– Вот ты где, матушка Василиса Дивляновна, – запыхавшаяся Веся выглянула из-за угла дровяника. – Ищу тебя, с ног сбилась. Ой, батюшки, – всплеснула руками девица – где же видано, в таких нарядах по конюшням гулять!
Увлеклась и не заметила, как дело к вечеру потянулось. На терема Кощеевы ползли сумерки, увлекая за собой холодный ветер. Дома довольные прислужники топили печи. Разговоры сделались тише. Веста торопливо вела меня переодеваться в опочивальню, не уставая припоминать испачканное платье и прилипшую к сапогам грязь.
– Царь-батюшка за тобой послал сразу после обеда. Я ж не знала, что в конюшни пойдешь. Ищу-ищу. Наверное, сердится уже государь.
– Ничего, – отмахнулась я, – у него там есть чем заняться. Девицу какую прислали – дня не хватит налюбоваться.
– Что ты, матушка Василиса!– Веста распахнула передо мной дверь спальни.– Да Кощей, кроме тебя, и не видит никого! Чуть имя твое услышит, расцветает, словно жарок по весне.
– Складно говоришь, – переступая порог просторной комнаты, я покосилась на довольную девицу, – да только время покажет, как оно на самом деле.
– Одежу, матушка, я в сундуки сложила. Выбирай. И поспеши к ужину.
Спешить к ужину, куда наверняка заявится гостья, совсем не хотелось. Неторопливо перебирая наряды, все думала как себя сдержать. Головой понимала – нельзя Кощею ее прочь гнать, нарушать царское слово, а сердце от ревности плачет. Не пойду в трапезную. Кислую рожу не покажу, а другой сейчас и нет.
Вечер торопливо перерождался в ночь. Забравшись на высокую кровать, погрузилась в теплые объятья пухового одеяла. Огонь в печи трещал все реже, меняя резвый танец на теплый покой. Сквозь сон слышала, как заходила Веста. Девушка гасила свечи и что-то бурчала насчет моей непременной голодной смерти.
Сновидения сбивались в кучу, то и дело прерывая хилую дремоту. Измучив себя и перину, окончательно оставила надежду на крепкий сон. За окном в свете дворовых факелов холодными искрами сверкал первый снег. Диво. Не бывало на землях Рускальских холодов так рано, а в царстве Кощея снег валит в начале осени. С детства любила зиму за сугробы мягкие, за морозы трескучие. Растопишь печь, руки подставишь, и так хорошо делается. Волшебное время. Всегда мало зимы было, слишком скоро капель петь начинала. Народ теплу рад, солнышку носы подставляет, веснушки на лицах расцветают, а мне тоска по стуже.
Завернувшись поверх рубахи в тяжелое одеяло, отыскала за печкой валенки. Сна все равно не дождусь, так хоть душу успокою – посмотрю на первый снег.
Во дворе, освещенном не одной дюжиной трескучих факелов, царила волшебная ночь. Тишина с ароматом молодой зимы игриво защекотала ноздри. На припорошенном снегом крыльце, скрестив ноги, удобно устроился Кощей.
– Не спится, Василиса Дивляновна? – колдун обмахнул припорошенную ступеньку, предлагая сесть рядом.
– На новом месте тяжело уснуть, – сильнее укутавшись в одеяло, приняла приглашение жениха.
– Тяжело спать, если душа не на месте. А уж новое оно или старое – дело второе. Не мил тебе дом мой, или я не мил стал? – колючий взгляд Кощея угодил прямо в сердце.
– И дом мил, и ты, – смущаясь собственных слов, смотрела под ноги, – только не такой нашу жизнь представляла.
– Прости, голубушка, – суженный тяжело вздохнул, – но таков есть. В затворниках и так задержался. Обрек народ на три столетия сна. Тяжко привыкать к новым укладам будет. Как ни верти, а с Рускалой царству Кощееву придется локтями толкаться. Если не готова меня царем принять, сама царицею стать – пойму.
– Поймешь и отпустишь, – обида взяла за душу, – а сам, вон, на девице Первоградской женишься. Заживете
– ух! Она, поди, лучше меня с чином справится – не сельская девка.
– Так в ней дело? – колдун удивленно поднял брови.
– Хоть бы и в ней, – буркнула я.
– Вот я дурак старый! – Кощей с чувством хлопнул ладонью по лбу. – Да и ты хороша, душа моя Василиса. Зачем Тишку поддержала, зачем сказала, что оставить девицу надобно?
– А как не поддержать было? Думать теперь надо не только о себе. Кто тебя уважать станет, если слова сдержать не можешь? Назначил дань – будь добр принимай. Иначе баламут какой-то, а не Кощей Бессмертный.
– Хорошей царицей будешь. – на лице жениха заиграла довольная улыбка. – Не переживай, душа моя, как только облетит свет новость о нашем супружестве, стану с Гороха дань золотом брать. Только надо решить, как быть с девицей этой. Можно, конечно, вернуть в Первоград, обождав немного. Мол, ваша невеста чудо как хороша, но сердцу не прикажешь. Да только есть одна заковырка...
– Рассказывай, – почуяв, как в холодном воздухе запахло тайной, я поежилась.
– Не Рускальским духом от девки пахнет. Что Горох удумал – не ведаю, но подослал ко мне как есть непростую невесту. Надо выведать, кто такая.
Вот это поворот на нашем тракте! Да если бы не Кощей, кормить Гороху землю потрохами! Колдун Рускалу от самозванца избавил, надежу-царя из темниц достал, на трон обратно усадил, только разве корону заботливо не поправил на макушке. А теперь, когда в столице зашумели – Бессмертный на место вернулся, царствовать будет – он решил свинью под порогом оставить? Хорош самодержец, и благодарность под стать.
***
Остаток ночи спалось спокойно и крепко. Развеял Кощей мои мысли нелегкие о сопернице. Пыл ревности сменился любопытством – кто такая девица, чего удумала? Царь-батюшка приказ отдал с невесты глаз не спускать, стражи прибавил у ее терема. Чуть оступится красавица – известно станет. Там и разберемся зачем пожаловала.
На завтрак в трапезную не шла – летела. Хоромы заливало утреннее зимнее солнце. Прислужники хлопотали по хозяйству: мужики подкидывали дров в печи, девушки сновали из кухни с блюдами к завтраку. Пока дошла, думала слюной ковры испорчу – так пахли яства, что не передать.
Широкий зал трапезной грузно венчал дубовый стол. Девицы ловко расставляли еду на узорчатую скатерть, весело перешептываясь. Кощей занял место во главе стола и с удовольствием наблюдал, как рой пчелок– прислужниц заботливо готовит все к завтраку.
– Василисушка, душа моя, – жених выдвинул стул рядом с собой, – что же застыла на пороге? Проходи скорее, дай поближе поглядеть на красу твою.
Слова Бессмертного теплым потоком хлынули в уши, дурманя голову. Умеет суженый угодить, словом добрым, взглядом нежным. Наряжаться сегодня не стала. Надела рубаху до полу потеплее, подпоясалась, да косу наскоро сплела. Спешила к царю-батюшке.
– Хорошо ли спалось тебе. Василиса Дивляновна? – Кощей любовно прильнул губами к моей щеке.
– Лучше и не может быть, – в ответ на ласку я легко коснулась руки жениха.
– Отведай, матушка-царица будущая, – с доброй улыбкой девица-прислужница сложила стопку румяных блинов на мою тарелку. – Сметанкой сдобрить?
Живот приветливо заурчал, но ответить царское твердое «да» не успела. Девушка тихо ойкнула и поменялась в лице, глянув в сторону дверей.
На пороге трапезной, гордо вскинув пухлый подбородок, встала Первоградская невеста царя-батюшки. Откуда только красоту такую ветром принесло в хоромы наши! На лице соперницы пером гусиным чернилами свежими написано – клад, сокровище несметное. Коса тонкая, а не меньше дюжины лент атласных вплетено. Зато грудь наливная из платья выскакивает – хоть тут природа не обидела. Павой шагает, являя скромным взглядам собравшихся стать царицы будущей. Куда же страх перед Кощеем выветрился? Еще вчера стояла, вздохнуть боялась.
– Как вкусно пахнет! – гулко заявила девица, провожая взглядом прислужницу с очередным блюдом, и бодрее зашагала к столу.
– Угощайся, гостья дорогая, – Кощей жестом указал на свободный стул поодаль от нас.
– Благодарю, царь-Кощей, – соперница, сощурив синие глазища, хитро уставилась на колдуна, – только чего же так далеко от себя усадил? Или стесняешься?
– А ты, погляжу, не боишься уже, – рассмеялся Бессмертный. – Еще вчера слова молвить не могла, имени назвать не решалась, а сегодня ближе сесть хочешь.
– Леший попутал. – девушка зачерпнула каши из горшка и смачно плюхнула себе на тарелку. – Ночь пережила, пригляделась: не обижаешь вроде, комнату хорошую выделил, в темницу не бросил, в жабу не превратил.
– Пока не превратил, – кивнул колдун.
– Меня Буяной величать. – игривым тоном назвалась девица, пропустив мимо ушей замечание жениха.
– Кто я такой – ты знаешь, а это невеста моя – Василиса Дивляновна, – Кощей одарил меня ласковым взглядом.
– Ничего, – бойко заявила пухлощекая, – это дело поправимое.
Ароматный блин предательски встал в горле. Голову бы ей поправить, чтобы скромнее сделалась. Борясь с комом в глотке и желанием тотчас нашептать чан с кипятком для дорогой гостьи, подбирала слова радушные.
– Поведай, краса-девица, чем в столице занималась? – сделав глоток ягодного настоя из деревянной кружки, наконец, смогла говорить.
– Дочка казначея я, при царе отец служит. И я в палатах царских живу. Так что, государь, ты не подумай – я не из чернавок каких, – Буяна кокетливо поправила тонкую косу.
– А что же тебя казначейскую дочь мне – душегубцу – отправили, не пожалели? – удивился колдун.
– Точно мне неведомо, но поговаривали, что царь Горох хотел тебе угодить. Угодил ли?
– Угодил? – передразнивая Буяну, я уставилась на Бессмертного.
– Поживем – увидим, – еле сдерживая улыбку, государь опустил взгляд в тарелку.
Так проголодалась, что даже самодовольный вид соперницы не испортил аппетит. Наелась от души. Стряпчие у Кощея – настоящие мастера.
– Трапезу без меня заканчивайте, – колдун встал из-за стола, – дела царские ждать не могут. Тебя. Буяна, после в опочивальню проводят. Не серчай, но для твоего же покоя так лучше будет. Мои терема – не чета Гороховым, всякое приключиться может. И ты, Василиса Дивляновна, отдыхать отправляйся.
– А когда же свидимся с тобой, царь-батюшка? – окликнула уходящего Кощея девица. – Зашел бы в опочивальню сам, раз мне тебя искать не разрешаешь.
– Свидимся, не сомневайся, – голос колдуна прокатился по трапезной холодным эхом.
– Хорош! – лихо рыкнула соперница, плюхнув очередную порцию каши в тарелку.
От неминуемой смерти вражину спасла Веста. Девушка чуть ли не силой вытащила меня из зала. После ухода жениха мы с Буяной схлестнулись сначала словом, а после чуть до дела не дошло. В голове уже мелькали самые необычные способы извести соперницу. К слову, Первоградская невеста не отказала себе в удовольствии красочно поведать о планах покорения сердца Кощея Бессмертного.
– Ох, матушка, сдюжить бы только. Ох, миленькая! – причитала Веся по пути в мою спальню. – Сама бы ей язык выдрала, да не положено.
– Ничего-ничего, – стараясь сдерживать дыхание, я чеканила каблуками, – попадется она мне. Не таких видали.
Прислужнице еще битый час пришлось выслушивать поток гневных речей. Веся терпеливо поддакивала, растапливая погасшую печь в опочивальне. Потом просто кивала в ответ, роясь в кованых сундуках с платьями. В конце концов девушка утомленно вздохнула, поняв – это надолго, и принялась застилать кровать.
– Куда это ты меня собрала? – глянув на аккуратно приготовленную верхнюю одежду, сообразила, что предстоит отправиться на улицу.
– Так Кощей приказал коней седлать. – обрадовалась окончанию яростных речей Веста. – Поедете куда-то.
***
Крес рысью разбивал морозный воздух, оставляя позади Кощея. Жених подбадривал своего коня, намерившись догнать нас. Куда там! Найтмар разудало фыркнул, раздувая ноздри, и перешел на галоп. Оставалось крепче взяться за узду и направить коня верной дорогой. Мы не договорились куда. Суженый только указал в сторону далекой от хором пелены густого тумана.
Тугой снег под горячими копытами найтмара делался жидкой кашей, разлетался брызгами. Это не мешало Кресу держать скорость и ловко обходить любое препятствие. Лощеная иссиня-черная шкура коня выпускала теплый пар на легкий морозец. Огонь в сердце Креса заиграл сильнее, заставляя и меня раззадориться. Длинный мост через молочную реку сменился заснеженной сосновой рощей. Стройные стволы мелькали с невероятной скоростью, меняясь с заснеженными еловыми лапами. Колючий ветер забивал нос. То и дело, обновляя дыхание, оборачивалась к отстающему Кощею.
Сказочный конь Бессмертного на деле оказался вороным красавцем с белыми отметинами у копыт. Ничего дивного на первый взгляд. Браниться, в отличие от Горбунка, не умел, искры из-под копыт не летели. Хотя кто его знает. На Кощея глянь – вроде обычный лысый мужик, мало кто определит мощь колдовскую. С конем, может, такая же история.
Загадочная дымка причудливо переливалась жемчугом, приближаясь слишком быстро. Казалось, стена сама плывет навстречу. Потянув Креса за поводья, постепенно сбавили скорость.
– Коней отпустим, пусть погуляют, – поравнявшись со мной, колдун указал в сторону тумана.
– Что там?
– Увидишь, – хитро прищурился Кощей.
Жених помог мне спешиться и взял под узду коней. Что-то прошептав им, он резко опустил руки. Крес резво двинулся прочь от перламутровой стены, увлекая за собой жеребца колдуна. Плавно перебирая пальцами, Кощей глубоко вдохнул, и густой туман послушно потек в его ноздри.
Взору предстала раздольная степь. Равнина, укрытая снежным одеялом, смело выставляла напоказ чубы подмороженной травы. Заключенная в кольцо хвойного леса вместе с далекими хоромами Кощея, увенчалась короной из гор. Высоты скребли снежными шапками хмурое небо и чудились невыносимо близкими и при этом недостижимыми.
Боялась дышать. Стоя перед величавыми просторами, казалась себе частицей завораживающего благолепия. Кровь моя холодна, как хлопья, падавшие на землю. Густой рекой она неспешно текла по жилам и таяла, словно снежинка на теплых ладонях. Воля. Необъятная воля. Увязнуть бы с головой в зимней тишине, не проснуться весной. С колючим ветром пронестись по небу и опуститься на мягкую снежную перину. Здесь есть жизнь, есть и смерть. Крепко сцепивши пальцы в замок, они неразлучны. И нет власти. Нет добра, и худа нет.
