Текст книги "Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)"
Автор книги: Ляна Вечер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
День тянулся невыносимо медленно. От каждого шороха за дверью вздрагивала – вдруг Кощей? Все бы сейчас отдала, чтобы не явился за мной.
За порогом опочивальни в очередной раз послышались шаги – на этот раз шли двое. Закусив губу, зажмурилась от страха. Только бы не...
– Быстро пусть ест, – голос Яра глухо покатился за закрытой дверью. – Посуду заберешь и обратно. Надумаешь помочь бежать – удавлю!
– Что ты. надежа-царь. – оправдывался кто-то елейным голоском, – мне голова еще на плечах сгодится.
Шаркая мягкими кожаными сапогами, в опочивальню вошел молодой парень. Простак на первый взгляд, лицо конопатое. В руках крепко сжимал глиняную миску с каким-то кушаньем. Так вцепился в посудину – прямо последняя надёжа. Молодец завертел косматой головой и, заметив меня у окошка, едва уловимо улыбнулся:
– Цаца! – шепот вышел слишком гулким. Видела одно, а слышала совсем другое. Цацей меня мог звать только Потап, но куда тщедушному пареньку в кухонном фартуке до аспида?! Может, я умом тронулась?– Чего вылупилась, как сова на мышь? – заворчал молодец. – Дай обыму! – он торопливо зашаркал ко мне.
– Потап?
Глаза мои действительно округлились знатно. Говор Потапа невозможно перепутать. Только вот как мясистое тело крылатого змея обратилось худосочной, почти мальчишеской фигурой? От удивления не то что обниматься
– слова молвить не получалось. Аспид в человеческом обличье подошел почти вплотную и, сообразив, что лобызаний не будет, сунул мне глиняную миску. Пальцы даже не сжались на круглых боках посудины, звонкий удар – и осколки вперемешку с кашей разлетелись у наших ног.
– И откуда только руки у тебя, цаца?! – зашипел Потап. – Хмырь этот, – он боязливо глянул на дверь, – чего доброго услышит, прибежит порядки наводить.
– Ты как тут? – стряхивая с ног осколки, я понемногу начинала приходить в себя.
– Долго рассказывать. Надо тебя как-то вытаскивать отсюда.
– Яр Кощея хочет полонить.
– Известное дело. Согнал с самого утра всех чародеев столичных в залу тронную – совет держат, как в царство Кощеево попасть. Жрут не в себя, задрался им тарелки таскать. Слыхал, как только Кощей сюда явится, ему цепей накинут булатных по самое горло.
– Что делать-то? – В голове уже мелькали страшные картинки.
– Цаца, я, если честно, хотел тебя выручать. Мне до Кощея дела особо нету.
– Кощей жених мне.
– Кто?!Жених?! – пришла пора Потапа вытаращить глаза.
– Долго рассказывать.
– Я-то думаю, чего они Бессмертного одного без войска в гости дожидаются, а оно вон чего... – аспид почесал лохматый затылок, – любовь-морковь, бес в ребро. Может, Кощей додумается не переть тараном? Пару богатырей с собой прихватит? – Потап с надеждой заглянул мне в глаза.
– С парой богатырей супротив войска Рускальского – гиблое дело, а долгие сборы Кощею сейчас не с руки разводить. Каждый день на счету.
– Идет, хмырь!
Заслышав твердые шаги за дверью, Потап упал на колени и принялся расторопно собирать в фартук осколки миски. Яр заглянул в опочивальню и, окинув взглядом нас с аспидом, завертел ладонью – мол, поживее. Друг мешкать не стал – быстро подскочил на ноги и, едва заметно подмигнув мне, поспешил к двери.
***
На улице раздавался гул людских голосов. Во дворе царских палат многочисленные прислужники спешили по своим делам. Словно не замечая смены государя, народ продолжал исполнять привычные обязанности: девицы таскали ведра с вечерним молоком из коровника, развешивали на веревках стираное белье. Многочисленные мыльни пускали кучерявый дым из труб, пока молодцы ловко кололи дрова для следующей топки. Чародеев в окно так и не углядела – видать, до сих пор думают, как дорогу к Кощею сыскать.
Неволя грызла душу голодным волком. Хотелось выть от безысходности. Не один десяток раз я обходила опочивальню в поисках хоть малюсенькой огрехи в наложенных чарах, все напрасно – двери и окна намертво запечатало заклятье. Отчаявшись, улеглась на мягкую перину и свернулась клубочком. Голова от переживаний разболелась не на шутку, соображать становилось все труднее.
Перед глазами то и дело вставало лицо Яра. Сердце рвалось на две части. Одна обливалась тоской по Кощею, а вторая сжималась от мысли, что бывший друг сохранил хоть каплю добра в душе. Сомнения не давали покоя. Еще вчера уверенность в чувствах к суженному крепким кулаком могла ухнуть по столу, а сегодня, после разговора с Яркой, едва ладошкой шлепнет. Себя казнила за то, что друг натворил. Страшных бед Рускала натерпеться может. Царство Кощеево под натиском ратной силы – не приведи небо! – треснет. А если все решит тепло сердечное? Как знать... сам сказал, что до сих пор надежда у него на любовь мою греется. От таких дум неловко, да мысли в голову без спроса лезли.
Вечерело. В комнате становилось все холоднее. Печь для меня никто не истопил, а попытки ворожить с треском провалились: и тут Яр постарался – лишил возможности колдовать в опочивальне. Завернувшись с головой в одеяло, заходила по комнате, чтобы хоть немного согреться. Ночка, видать, собиралась по-настоящему осенняя. Вон, и ветер завыл тоскливо.
Во дворе зажгли факелы. Закончив суету, прислужники расходились отдыхать. Понемногу остатки вечернего шума растворились в тишине ночи. Тело разбирала мелкая дрожь. Уже плохо понимала – от холода или от переживаний.
За окном мелькнула тень, знакомый шорох крыльев едва задел слух. Крупный ворон беспокойно перебирал когтистыми лапами по резному выступу.
Глядела на жениха, словно завороженная. Птица внимательно всматривалась в мои глаза, задумчиво наклоняя голову. Словно почувствовал Бессмертный, что сердце мое сомнениями поросло. Взмахнул ворон широкими крыльями и сорвался в ночное небо – рта раскрыть не успела. Ох, матушки, куда же он?
Всю ночь прислушивалась, что за порогом да за окнами творится, да ничего не услыхала.
А под утро вздрогнула от криков бранных. В палатах царских бой нешуточный разыгрался. Пол под ногами заходил от грохота, в воздухе запахло колдовством —сошлись в битве Кощей и чародеи Яра. Множество голосов, стонов и обрывки речей – все, что слышно было. Прижалась к двери и зайцем дрожала. Стихло. Ни шороха, ни вздоха. И я не дышала, пока лязг цепей не убил слабую надежду.
***
Появление Яра ждать не заставило. Колдун вошел в окинутую первыми лучами солнца опочивальню. С довольным лицом, легко улыбаясь, он держался за рукоять меча на поясе.
– Ни свет, ни заря выспалась, Василиса Дивляновна?
– Убить пришел? – я зло глянула на самозванца.
– Нет. – Ответный взгляд заставил меня отвести глаза. – С серьезным разговором к тебе пожаловал. Выслушаешь? – зачем-то поинтересовался Яр.
– Мне уже все равно.
– Зря, Вася. Я ведь пришел к тебе не как враг, а как старый друг толковать.
– Где теперь мой старый друг – неведомо.
– Все еще здесь. – тяжело вздохнул колдун, усаживаясь на дубовую кровать. – Не так-то просто тебя из сердца вырвать. Старался, сил не жалел, но до сих пор люблю. – Голос Ярки звучал мягко, тон покачивался от волнения:– Если скажешь Кощею, что не люб он тебе больше, если согласишься со мной остаться – сбежим. За тридевять земель отправимся, где нас никто не сыщет. Пусть Рускальский трон Несмеяна займет, а Кощей восвояси в царство возвращается.
– И что же, откажешься от власти, от богатств?
Колдун опустил глаза. Поджав губы, он смотрел в пол и не решался ответить.
– Откажусь, – наконец, заговорил Яр.
– Ой, не верю!
– В любовь Кощея поверила, значит а моим чувствам – цена невелика? Так выходит, Вася? – во взгляде Ярки мелькало отчаянье.
– Коли чувства настоящие, отчего не поверить?
– Настоящие, – колдун соскочил с кровати. – Самые настоящие!
Не поверить в искренность Ярки означало второй раз сжечь его душу дотла. Не могла я так поступить, хоть режьте. Представила – не будет больше ласковых речей Кощея, не ощутить мне нежных рук его. не поцеловать уста желанные – и невыносимо больно сделалось. Сомнения разбились тотчас, как та миска с кашей. Смотрела на Яра, и только вина в душе плескалась, а больше ничего. Память о старом друге разбередила душу, но никто, кроме Кощеюшки, люб не будет. Только нужно за свои ошибки сполна расплачиваться. Пусть жениху придется соврать – от того горько, но погубить два царства куда хуже.
– Договорились, – еле слышно прошептала я.
***
Чтобы я не выглядела полонянкой измотанной, справили баню и одежу чистую приготовили. По телу струилась вода, смывая пот, а заодно забирая тугую боль. Становилось немного легче, но все равно из глаз текли слезы. Как же сдюжить? Как слова подобрать, чтобы у милого не осталось сомнений – не люб он мне.
Склонившись над кадкой с водой, я поежилась от увиденного. Из воды на меня смотрела заплаканная измученная девица: кожа побледнела, стала почти белой, лицо осунулось, словно постарело на дюжину лет, до того черные, как угли, глаза поблекли. Не узнавала своего взгляда.
Плеснув воды из ладоней, растерла по щекам и глубоко вздохнула. Будь что будет – лишь бы не натворить беды еще хуже.
Глава 10
Спускаясь в царские темницы, старалась держать голову прямо – иначе не сдержаться. Мертвая заживо: лицо онемело, чувствовала только горячие от подступающих слез глаза. Ступенька – и удары сердца превращались в удары молота, опускавшиеся на затуманенную голову. Еще ступенька – и в коленях мелькнула слабость. Прислонившись к холодной стене, напрягла все тело – лишь бы не упасть.
Яр ровным шагом ступал впереди, освещая факелом дорогу к пугавшей до дрожи встрече. Каменная кладка льдом впилась в лопатки. Оттолкнувшись от стенки, поспешила продолжить путь. В воздухе смердело затхлостью и еще какой-то дрянью. Может быть, так пахнут последние мгновения жизни? Скольких сгубило подземелье – не счесть. Скольких отсюда уводили на плаху – представить страшно. Думалось, бледная девочка – Смерть – захаживает сюда не реже, чем пьяница в кабак. Выпивая чарку жизни, закусывает болью и отправляется дальше, к следующей попойке.
Не так давно я сама была невольницей этого места. Странно, но память начисто стерла подробности плена. Темницы казались незнакомыми, я будто заново открывала мерзкий мир царских подземелий.
Множество массивных дверей длинного коридора исправно несли службу, надежно пряча жертв скорой расправы. Догадаться, за какой из них томится Кощей, несложно: трое бравых царских прислужников околачивались у одного порога. Молодцы не из вояк – те носят серые кафтаны, на поясе сабли болтаются. Эти же безоружны, одеты, кто во что горазд – чародеи, как пить дать. Завидев царя-самозванца, троица принялась старательно отвешивать поклоны. Им, похоже, плевать, кому служить: Горох, Яр – все одно. Голова на плечах и живот полный – остальное приложится.
Не обращая внимания на надрывные старания прислужников, Яр обернулся. Колдун вглядывался в мои полные отчаянья глаза, словно угадывая, сдержу ли слово. Я молча кивнула.
Лязг затвора – и густой душный воздух медленно пополз в ноздри. Яр легко подтолкнул в темноту. Чуть живая, я сделала несколько шагов и, оказавшись за порогом, замерла в холодящем кровь ожидании. Огненные вспышки пробежались по стенам, осветив маленькую комнату подземелья.
Ох, лучше бы мне не видеть, лучше бы ослепнуть... Любимый мой, ненаглядный Кощей болтался, словно котенок, поднятый за шкирку, на тяжелых цепях. Крепкое тело колдуна в надежных объятиях оков теряло былую мощь, казалось хилым. Суженый щурил медово-карие глаза от света, пытаясь разглядеть нас с Яром.
– Василисушка, невестушка моя, – узкие губы Кощея заиграли нежной улыбкой.
Даже страшно измотанный и полоненный он радовался моему появлению. Оба понимали – не ждет нас ничего хорошего, но и мне сложно было удержать чувства в узде, счастье встречи при себе оставить. Как только удержалась, чтобы не кинуться к милому – не знаю.
– Рано зубы скалишь. – ухмыльнулся Яр.
Он будто хвастал положением: беспомощный Кощей супротив полного сил Яра выглядел жалким. Самозванец ехидно улыбался, раздувая ноздри. Выставив грудь вперед, он сделал несколько шагов вдоль стены, поглаживая яблоко меча на поясе. Герой – смотреть противно. Но Ярку бахвальство не смущало, наоборот – он только расходился, смакуя каждое слово:
– Гляжу, за тысячу лет выветрилась силушка. Всего-то дюжину цепей накинули, а ты уже немощен.
– Закрыл бы рот. – слова Кощея почти ощутимо резанули ненавистью.
– А я что? Василиса речи молвить пришла. Да, краса?
Яр в нетерпении постукивал каблуком по полу, разжигая искру сомнений в сердце Кощея. Застыла, как жук в куске янтаря. Глядела на любимого, а внутри все обрывалось. Отступиться нельзя. Исполню обещанное, и освободится Рускала от власти самозванца, Кощей домой вернется – войны не случится.
– Ну? – подняв брови, Яр мягким тоном настаивал на своем.
Глубоко вдохнула душный воздух и, стараясь не выдавать сердечной боли, шагнула к жениху:
– Кощей. – ровным голосом без намека на волнение начала я. – воля моя по нраву тебе не придется, но выслушай...
Колдун заметно напрягся. Цепи лязгнули, едва не сорвав мое притворное спокойствие.
– Люб мне Яр... – Раз. два, три – бой сердца Бессмертного стоял гулом в ушах. – Доля моя с ним быть. Так душа говорит, так пусть и будет.
– Голубушка, что же ты такое молвишь? Или псина эта на тебя морок навела?
– Нет на мне морока.
Четыре, пять, шесть – барабанило сердечко колдуна.
– Не может такого быть, – горько шептал суженый. – Не может!
– Так есть! Люблю Яра, а ты катись на все четыре стороны! – я сорвалась на крик.
Семь, восемь, девять, десять – сердце Кощея не прекращало стучать, расходилось сильнее. Удары становились все громче, наполняя комнатушку невыносимым гулом.
Почувствовала резкий рывок за шиворот и ткань рубахи больно врезалась в горло. Меня отбросило назад. Перед глазами мелькнул Яр, устремившийся к Кощею. Шершавый звук меча, выскочившего из ножен, и голова любимого глухо ударилась об пол. Обезглавленный Кощей дернулся в цепях и обмяк.
Горло камнем сдавил испуг. Хотелось кричать, выть, но только беспомощно прижала ладони к губам, оглядывая окровавленную солому на полу.
– Живо поднимайся! – Яр очередным рывком заставил мою рубаху треснуть по шву. – Как добраться до Кощеева царства?! – колдун неистово рычал, сжимая мою шею.
Не замечала молодецкой хватки, кажется, даже забыла, что нужно дышать. Ответа Яр не дождался и, брезгливо оттолкнув меня, заорал в приоткрытую дверь:
– Развести костры, Кощея сжечь! А ты, – колдун бросил в мою сторону короткий взгляд, – тут посиди, авось разговорчивее станешь.
***
Больше не было ничего. Совсем. Рассыпалась тысячами осколков боль, высохли слезы. Холодная воющая пустота заполнила все. Перед глазами стояла жуткая картина – хладный обезглавленный труп любимого. Словно ножи, мысли резали сердце, на мгновение возвращая способность чувствовать. Соленый привкус крови от искусанных губ и обессилившее тело – мое настоящее. Прошлое пахло Кощеем, говорило его голосом.
Отползла в самый дальний угол комнаты и уткнулась лицом в колени – не видеть только. Ужас холодным потом струился по телу, дрожь морозом по коже прыгала. Не бывало со мной ничего страшнее.
– Хватит убиваться, – детский голосок разогнал тишину в темнице,– дел невпроворот, а я тут рассиживаюсь.
Смерть сидела в углу напротив на кучке соломы и лениво водила пальцем по грязному полу. На бледном детском личике ни тени испуга. Оно и понятно – чего Смерти саму себя бояться? Но на фоне багрового от крови пола и мертвого Кощея в цепях равнодушный ребенок выглядел дико.
– Ну?
– Я не заметила тебя. – слова царапали пересохшее горло.
– Немудрено. – ехидно согласилась смерть, – люди ничего, кроме собственного горя, не замечают. Проклятья шлют в мою сторону, а. кроме гнева, ничего не видят. Боятся неистово и ничего вокруг для них, кроме страха, нет. Когда-то меня это печалило, а теперь просто скучно... но не о том речь, – немного подумав, добавила девочка.
– О чем же?
– Уговор наш, Василиса, разрушен – и это тоже скучно. Знаешь, скольким эту загадку загадывала? У-у-у, – смерть округлила глазки, – не счесть! И всегда итог один – тот, ради кого задание исполнялось, погибает раньше, чем башмачки на моих ногах окажутся.
– Верни мне Кощея, я достану эти проклятые башмаки!
– Не пойдет, – замотала головой смерть, – надо что-то еще. До сих пор дельного предложения не слышала. Может, ты удивишь меня?
Рой мыслей в голове смешался с туманом. Пыталась сообразить – что же может ее заинтересовать? Перебрав добрый десяток вариантов, уловила в детском взгляде народившееся нетерпение. Волнение ударило в кровь, заставляя сердце бешено колотиться о ребра:
– Хочешь прислужника не хуже Кощея? – идея пришла сама собой.
– Хочу! – оживилась смерть.
–Яр.
– М-м-м, – буренкой замычала девочка, – мне интересно.
Она подскочила на ноги и зашлепала по полу босыми ступнями. Чуть не подпрыгивая от азарта, смерть с детской наивностью прихлопывала ладошками и что-то шептала себе под нос.
– Новое задание! – наконец, прекратив неуместное веселье, девочка присела рядом. – Приведешь в Навь Яра
– и про башмачки не забудь. Времени тебе две седмицы. Коли успеешь – верну Кощея в Явь, а коли не справишься – другого задания не будет. Уговор?
– Уговор. – шепотом согласилась я.
– Теперь ступай. Двери открыты, охрана спит. А то, чего доброго, не успею уйти, возвращаться придется.
***
Забыв об усталости, не помня о слабости, я мигом пробежала по длиннющей лестнице к выходу из проклятого подземелья. Перед самым порогом застыла, осторожно прислушиваясь к происходящему на улице – тихо. За дверью, свернувшись калачиком, посапывал царский прислужник, поставленный охранять главный вход в темницы.
Небо затягивал багряный вечер. Тело дрогнуло от пробравшегося под надорванную рубаху осеннего холода. Осторожно – по стеночке – стала пробираться на волю – неблизкий путь-то. Огромный двор царских палат сродни хорошей ярмарочной площади, только вместо задорных торговцев сновали чернавки да охранники – их смерть усыпить не удосужилась. От чужих глаз меня скрывали каменные стены темниц – хоть и невысокие, но для моего роста сойдет. В очередной раз, осторожно высунув нос из-за угла, я ждала подходящего момента для перебежки.
– Вечер добрый, – вкрадчивый шепот за спиной едва не заставил сердце выскочить из груди.
– Ах, ты ж Мать Сыра Земля! – обернувшись, я выдохнула прямо в конопатое человеческое лицо Потапа.
– Там это... – замялся парень. – костры разожгли. Скоро за телом Кощея собираются идти. Тикать надобно.
– А я, по-твоему, чем занимаюсь?
– По-моему, цаца, ты собираешься убиться, напоровшись на саблю.
Деловито выставив указательный палец. Потап похвастал массивным перстнем с огненно-рыжим камнем. Без лишних разговоров развернул его камешком к ладони, и тотчас облик растрепанного молодца исчез. Вместо него возник привычный пухлый аспид. Иссиня-черная шкура слегка поблескивала в лучах заходящего солнца. Задрав голову, я встретилась взглядом с довольно скалящим челюсть другом. Здоровенный рост Потапа не позволял ему скрываться за стеной темницы. Тут же во дворе поднялся визг девиц и гулкие крики царских прихвостней.
– Живо забирайся! – скомандовал аспид, прильнув к земле и расстелив огромные кожаные крылья.
Под отчаянные вопли стражников мы покидали двор государевых палат. Вслед свистели стрелы – больше всего боялась, что настигнут нас, но обошлось. Потап резко свернул к лесу, оставляя в стороне столицу. Мне пришлось крепче вцепиться в тугие складки на спине змея. Свист в ушах стоял неимоверный. Аспид старательно размахивал крыльями, набирая высоту, укрывая нас в небе от людских взглядов.
Вечерняя прохлада показалась детской забавой по сравнению с леденящим ветром на такой высоте. Внизу кроны деревьев ходили волнами, лес казался зелено-желтым океаном. Не околеть бы и не шлепнуться мешком оземь. Оставалось надеяться, что лететь нам недолго.
***
Еще перед входом в свою пещеру аспид позволил мне слезть с себя и обернулся человеком. Осторожно балансируя на каменном приступке скалы, старалась не глядеть в глубокую пропасть под ногами. Парнишка ухватил меня за запястье и, вздохнув, потянул внутрь.
В пещере пахло кашей и скандалом. Появлению любимого Несмеяна обрадовалась, но по-своему. Радость встречи отмечалась битьем глиняных горшков, летящих в сторону молодца, и отборной бранью, не подобающей чину царевны. Я тихонько пробралась к валуну у покатой стены, решив переждать страсти за ним.
– Ах ты, морда басурманская! – Глухой удар посуды о стену и топот Потапа доносились до моих ушей. – Убег без спросу, пропал без вести! А я тут должна без воды да на сквозняках тебя дожидаться!
Несмеяну знатно потряхивало от возмущения. Размахивая пухлыми ручками, девица гоняла аспида, как порося на выгуле – не на шутку разозлил Потап любимую. Хорошо бы в живых оставила.
– А ну сознавайся – в Первограде был?!
– Несмеянушка, милая,– виновник захлебывался словами,– был – каюсь!
– Вот я тебе сейчас устрою, околотень! Подогрею бока-то! – царевна вытащила из-под груды шкур добрую дубину. – Поди сюда, поди-и, – манила девица Потапа. – Почто меня дома оставил, а? Или неясно тебе сказано – сама пойду самозванцу голову править!
– Несмеяна, охолонись! —не выдержав брани, заступилась за друга. – Яр бы тебя на одну ладонь положил, другой прихлопнул.
Царевна растеряно замерла с дубиной в руках. Грустно выдохнув, опустила округлые плечи – грозное оружие брякнуло об пол. Потап издал стон облегчения и, утирая выступившую на лице испарину, уселся на гладкий камень.
– Здравствуй. Вася, – вспомнила Несмеяна.
– И тебе не хворать, царевна. – я раскинула руки и пошла ей навстречу.
Под наши с Несмеяной разговоры о смерти Гороха и судьбе Рускалы Потап живо принялся собирать на стол. В прошлом холостяцкое жилище аспида заметно преобразилось: появилась небольшая полукруглая глиняная печь
– пусть по-черному топится, но еды наварить и обогреться рядом хватит, каменный пол застелен шкурами медвежьими, даже что-то вроде кровати справили из бревен и соломы – такими же шкурами застелена. Стол, перед которым суетился аспид – валун стесанный – подходил к убранству пещеры. От старой жизни только стены, да горящие каменные чаши на них – гордость Потапа.
Разложив по тарелкам кашу, Потап подкинул на каждую по кусочку вяленого мяса и довольно заулыбался, глядя на любимую.
– Подлиза, – буркнула Несмеяна. – Добыл перстенек волшебный и убег невесть куда. – жаловалась мне девица. – Откуда знать, может, по бабам шастал? Пока я тут горем убитая по отцу слезы лью.
– Какие бабы?! – возмущался аспид. – Я же хотел разузнать все, чтобы решить, как дальше быть. А там, вон, Василиса... Кощея грохнули...
– Как?! – охнула девица, сложив руки на груди. – Он же бессмертный...
***
Ужин затянулся, как и мой рассказ. С голоду я приговорила три тарелки каши, в красках расписывая свои злоключения. Друзья только задумчиво молчали, лишь иногда переглядываясь.
– Горю твоему помочь можно, – дослушав, заключил аспид. – По земле дорогу в Кузняград отыскать непросто, а с неба – раз плюнуть. Перстень оттуда, – Потап погладил рыжий камень на пальце.
– Так и есть. – подхватила Несмеяна, – а что с Яром делать? Как его в Навь доставить? Если этот мерзавец умудрился Кощея со свету сжить, то и представить страшно, что с нами сотворить может.
– Сначала башмачки для Смерти справить надобно. – обрадовавшись первым за долгое время хорошим новостям, я подскочила из-за стола. – А дальше будем думать.
– И то верно, – согласился Потап. —Дело говоришь, цаца.
– Времени маловато, – вспомнив про срок, что обозначила смерть, я поникла.
– Ничего, – подбодрила царевна, – три головы, глядишь, сообразят. Если мы ирода этого в Навь отправим, освободится Рускала от его гнета.
– Царицей станешь, – конопатые щеки аспида расплылись в довольной улыбке.
– Поживем – увидим, – угрюмо отмахнулась девица. – Давайте-ка спать собираться. На рассвете понесешь нас в Кузняград, Потап.
Аспид пытался возразить любимой – мол, нечего жизнь будущей государыни опасности подвергать, просил дома остаться, да только царица будущая на дубину глянула – все просьбы вмиг оставил.
Для меня соорудили постель из шкур – вышло очень мягко, а главное – тепло. Укрывшись с головой, оставила нос снаружи и, наконец, начала по-настоящему согреваться. Сытый желудок и неимоверная усталость сделали свое дело – сон пришел быстро. Мягко касаясь головы, он лечил меня от душной боли, что ни на миг не покидала после смерти любимого.
***
Босыми ногами ступала по выжженной горячей траве. Остатки сухих стеблей с хрустом ломались, больно впиваясь в ступни. Засушенному полю, казалось, не было конца и края. Высоченное небо над головой, непривычно бледно-желтого цвета, испускало невозможно сильный жар. Будь я не во сне – сгорела бы, одним махом в головешку превратилась.
Мне чудились голоса людей, шум городских улиц. Готова поклясться, что кони цокали подковами совсем рядом, но глаза видели только пустошь. Вздрогнула от крика петуха и замерла. Нет здесь птицы – ни дикой, ни домашней. Ничего тут нет, кроме неба и земли. Стало жутко.
Продолжая путь, не знала толком, куда и зачем иду – ноги сами ступали. Звонким потоком в уши устремилось пение, сменив людской гам. Слов не смогла разобрать, но мотив мучил сердце. Так трогательно песня лилась, так складно голос молодецкий заходился в напеве. Слезы не успевали скатиться с ресниц, от жары высыхали прямо в глазах.
Резкий поток теплого воздуха толкнул в спину, распущенные волосы застелили лицо. Чуть не упав, расставила руки в стороны, удерживая равновесие. Нежданный рывок ветра унес прекрасное пение, оставив слуху глухую тишину.
Убрав налипшие на лицо волосы, углядела молодецкий силуэт впереди: мужчина сидел спиной ко мне прямо на земле, по иноземному скрестив ноги, он неспешно перебирал сверкавшие серебром нити.
– Кощей! – мой крик вышел из горла слабым шепотом.
Тяжело дыша от волнения, спешила к любимому. Ноги заплетались, я падала. Поднимаясь, чертыхалась про себя и снова резала густой жаркий воздух шагами.
– Присядь, – ровным голосом безо всякой радости предложил колдун, когда я добралась. Он не отрывал глаз от серебрящихся ниток. Пальцы суженого ловко отделяли одну от другой. Кощей перекладывал, сматывал, перевязывал – завораживающее занятие. Застыв идолом, не решалась сесть. – Присядь же, – повторил жених.
Опустившись на землю рядом с Кощеем, я кожей почувствовала мертвый холод, исходивший от него. Он стал другим. Нет, выглядел любимый по-прежнему – крепкая фигура, те же широкие плечи, серьезный взгляд медово-карих глаз... но что-то неуловимо изменилось. Появилась пугающая легкость в движениях рук
– не может такой у человека быть. Слова слетали с узких губ, что порхали. Обычно резкий, отчетливый говор Кощея теперь казался птичьей трелью.
– У меня есть три сна, как у любого покойника, в которых могу явиться к близким, – колдун не прекращал заниматься нитями. – Долго размышлял, стоит ли встречаться с тобой, Василиса... – любимый замолчал.
– Прости меня. Прости, прости, Кощей!
– Не надо, – на мгновение он замер, будто борясь с нахлынувшей тоской. – Наша встреча не для того. Смерть сказала, что ты снова заключила с ней уговор.
–Да, я верну тебя в Явь. Слышишь?! – в сердцах я ухватила жениха за запястье.
– Не о том думай, – Кощей мягко освободил руку. – Мне уже все равно где быть, но если ты приведешь сюда Яра, это многое может исправить.
– Обязательно приведу, чего бы ни стоило!
– Слушай внимательно, Василиса Дивляновна – один сон я потратил, чтобы явиться Соловью. Отправил его в царство мое предупредить обо всем Ягу – филинов ее, похоже, Яр извел. Пусть готовятся к войне, ты можешь не успеть. Надеюсь, разбойник мои указания верно уяснил и исполнит точно. Второй сон сейчас использую, а третий для кота Баюна припас. Отправлю его тебе навстречу, пусть поможет Яра усыпить. Иначе не доставить погань эту в Навь. Долгими чары кота не будут – придется спешить. Все поняла?
-Да.
Меня, как из ушата окатило. На что надеялась? Не станет Кощей со мной лобызаний сердечных устраивать. Стоит принять – если сдюжим и вытащим колдуна на сеет белый, мне больше на его любовь рассчитывать не придется. Долг его как царя-батюшки царство защитить, уберечь народ от гнета самозванца любым способом. Для того наша встреча, а не для речей ласковых.
– Ты себя не казни, – вдруг коснулся края моих мыслей любимый, – моей вины в беде тоже хватает. Может, больше даже, чем твоей. Должен был догадаться – знает Яр, что мы по Рускале расхаживаем, но потерял нюх, осторожность оставил. За то и поплатился. А теперь ступай, Василиса, той же дорогой, что пришла. По пути пробудишься.
– Кощей, – я осторожно заглянула в его глаза, – ни слова правды тебе в темницах не сказала. Яр обманул меня. Говорил – если с ним останусь, от тебя отрекусь, оставит трон Рускальский.
– Коли не было бы искры к нему в твоем сердце и веры словам его не случилось бы.
– Как же теперь тебя воротить?
– Зачем?
– Нет без тебя жизни.
Поднявшись, я зашагала прочь от милого. Кончились слова, только выть осталось. Прибавляя шагу, жмурилась в надежде скорее проснуться. Чудилось, чувствовала спиной его взгляд – мурашками по коже. Свидимся или нет – не знала, но надежды не оставляли ноющее сердце. И это, пожалуй, самое горькое.
