Текст книги "Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)"

Автор книги: Ляна Вечер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 11

Проснувшись, обнаружила Несмеяну за шитьем. Царевна, похоже, ночь не спала – справляла из своей одежи для меня дорожный наряд. Отправляться в путь холодной осенью в рваной рубахе – так себе затея. Девице пришлось неслабо потрудиться, чтобы ушить свои вещи до моего размера – Несмеяна у нас баба в теле. Как говорит Потап: «Дана такие прянички подивиться – уже сладенько».

Новость о скорой встрече с Баюном моих друзей обрадовала. Потап спросонья даже пританцовывать принялся, едва услышал о подмоге. Кажется, все складывалось удачно. По крайней мере, пока. Только не давало покоя аспиду желание любимой переться к черту на куличики. Завтрак он умял молча, а уж досыта набив живот, с новой силой принялся уговаривать царевну. Настроение у Несмеяны стало мягче – горшки в сторону милого больше не летели, дубина мирно прислонилась к стенке, но уперлась девица, что коза рогами, и на уступки не шла. Бедняга Потап слюной брызгал, худенькими ручками размахивал – все доказывал любимой правоту свою, но тщетно. Поразмыслив, решила встать на сторону друга. Ежели приключится беда какая с будущей царицей, неизвестно кому Рускала достанется – других детей Горох на земле не оставил.

Сдалась Несмеяна под нашим натиском, хоть и нескоро. Времени на уговоры потратили знатно – рассвет давно сменился разгулявшимся утром, а у нас конь не валялся.

–  Вот что, – переодевшись в дорожное, – я вышла из-за камня к друзьям, – здесь, Несмеяна, тебе оставаться нельзя. В Кощеево царство к Яге под охрану пойдешь?

–  Опять?

–  Вот и договорились, – я была совершенно не готова тратить время на новые уговоры.

Несмеяна подперла пухлые щечки кулаками, опираясь на стол, и грустно вздохнула. Слава солнцу – виток спора погас, не успев разгореться.

***

В путь мы отправились... к обеду. Царевна собиралась, как и полагается знати – с чувством, с толком, с расстановкой. Потом долго грузила тюки на спину скучающего Потапа. Честно признаюсь, пережив «переезд» Несмеяны, с гордостью могу заявить – мне теперь сам черт не страшен.

Вдвоем на спине Потапа оказалось не так вольготно, но благодаря бесконечным узелкам, мешкам и прочим тряпичным кулькам боязнь шлепнуться на землю испарилась. Аспид размахивал огромными черными крыльями, стремительно приближаясь к намеченному перекрестку с дорожным камнем.

Погода в настроении – поздняя осень била в лицо ледяной моросью и прихлестывала ветерком, словно веником в бане. Старания царевны я оценила. Шерстяная рубаха, теплые штаны и душегрейка ровно легли по фигуре, а ведь не замеряла даже.

Мягко опустившись наземь. Потап прильнул к покрытой снежными мушками дороге, позволяя нам с Несмеяной сойти. Еще перед выходом предупредила друзей, что возможности чинно разбирать вещи и слезливо прощаться не будет. Где теперь в Рускале наткнешься на уши и глаза Яра – знать нельзя, тем более открывая путь в царство Кощея.

Девица принялась живо отвязывать поклажу со спины любимого. Вздохнув, глянула на резво выросшую кучу – быстро справиться не выйдет. Повертевшись вокруг дорожного камня, плюнула на три стороны, дунула трижды по ветру, закрыла глаза и представила крышку подпола избушки на курьих ножках. Тут же под ногами земля издала протяжный скрип, дрогнула. Вход объявился быстро, Несмеяна с Потапом не все разгрузить успели.

–  Так, – дернув крышку за металлическое кольцо, я с опаской озиралась по сторонам, – давайте-ка шустрее, други любезные.

Царевна с удивлением приподняла бровки и уставилась на темнеющую дыру подвала. Свершившееся чудо девицу явно не обрадовало. Уж не знаю, чего ожидала Несмеяна, может, конницы в провожатых или хлеб-соль на пороге, но иных вариантов все одно не было.

–  Пряничек мой, ну, вот такая оказия, – нетерпеливо оправдывал происходящее аспид.

–  Ай! – девица цокнула и, махнув пухленькой ручкой, скинула в открытый подпол узел с вещами.

Только я сообразила, что так вероломно заваливаться к Яге не стоило, как снизу раздался шорох. Крепкая мужицкая ладонь мелькнула к нам из темноты. Рука ловко ухватила, склонившуюся над подвалом царевну – только ее и видели, пискнуть не успела.

–  Опаньки! – аспид, малость удивившись, сунул широкий нос следом за любимой.

Удар по морде храбрый заступник получил звонкий. Мигом отпрыгнув, аспид прижал когтистые лапы к ушибленному носу и протяжно взвыл. Тут же из подвала послышался родной скрипучий голос ведьмы:

–  Илюшенька, Илюшенька! Погоди, касатик! Кажись, свои!

Под басистые оправдания «Илюшеньки» из подпола высунулась Яга, зло сверкая маленькими глазками:

–  Вот отчебучили! – ведьма с укором уставилась на меня. – Хорошо, не прибил вас Муромец одним махом. У меня перед избой войско на изготовке с самозванцем бой смертный вести, а они тюки в подвал кидают.

–  Прости, Яга, – чувствуя, как наливаются свеклой щеки, я виновато потупила взгляд. – Схорони у себя Несмеяну. Путь у нас с Потапом опасный, нечего царице Рускальской подле таких неприятностей вертеться.

–  Передал Кощей через Соловья, что ты его из Нави доставать собралась, – закивала ведьма. – Схороню, конечно, за тем и не беспокойся.

–  А Крес? – от переживаний я только вспомнила, что знать не знаю, где мой найтмар.

–  В конюшнях туточки, – успокоила Яга. – Кощей перекинул вместе со своим конем. Полно толки разводить, скорее давайте, – заприметив груду вещей, поторопила старуха.

Пока мы с Ягой разговоры вели, аспид успел оклематься от богатырского удара. Шмыгая носом, он раздувал широченные ноздри и спешно подавал узлы Яге.

–  Доходяга, – ворчал Потап. – вон, даже крови нет.

Когда последний тюк шлепнулся на дно подвала, старая ведьма поманила меня костлявым пальцем:

–  Знаю беду твою, доченька, и боль твою чую, – крючковатый нос Яги коснулся моего уха. – Не вздумай отказываться от Кощея. Я его еще мальчишкой помню. Никому он души не открывал, а тебе осмелился.

–  А я ему душу растоптала, – зашептала в ответ ведьме.

–  О том забудь. Выручи царя-батюшку и больше ни на миг не сомневайся ни в чем. Все беды от сомнений. А теперь живехонько проваливайте! – уже в голос скомандовала Яга и исчезла вместе с входом в царство Кощея.

***

–  Сколько до города мастеровых лететь будем? – повязывая на голову теплый платок, оставленный Несмеяной, я косилась на дорожный камень.

–  Дня три лету с передышками. Цаца, да что ты каменюку эту глазами изводишь?!

На первый взгляд в валуне посреди перекрестка ничего особенного. Камень как камень. Надпись древняя ветрами истертая, дождями облитая, солнцем жареная. Только вот третье направление мне никак покоя не давало. Заунывное «Направо пойдешь – головы не сносишь, прямо пойдешь – коня потеряешь», разбавляло «Налево пойдешь – сказки услышишь».

–  Ты грамотный вроде? – я вглядывалась в обещавшую сказки дорожку.

–  Грамотный, – гордо выпучил круглое пузо аспид. – К чему ты это, цаца?

–  К тому, что обычно налево ходят жену искать, а тут сказки какие-то.

–  И черт с ними, полетели уже!

Не обращая внимания на предложение друга, обошла камень и зашагала по узкой дороге. Потапу осталось только поспешить следом. Друг явно не разделял моего рвения не вовремя поискать приключений, пытался даже образумить.

Молча шаркала сапогами по первому снегу и прислушивалась. Чем дальше мы уходили от перекрестка, тем тише становилось вокруг. Звуки леса умирали, песня ветра смолкала. «Совиным слухом», – в голове эхом играл голос Кощея. Почувствовала, как глаза наливаются острым зрением, уши – едва уловимыми звуками. Шорох мыши в увядшей траве, шелест крыльев птиц за спиной теперь стали явными, будто совсем близкими. Но понемногу и это исчезало. Когда тишина окутала плотными объятьями, я остановилась.

–  Кис-кис-кис, – тихонько позвала я.

–  Цаца, ты меня пугаешь, – зашептал аспид, сгибая длинную шею, чтобы заглянуть мне в лицо.

–  Кис-кис, – прибавила голоса.

–  Может, жар у тебя? – не унимался аспид, прикладывая огромный палец к моему лбу.

–  Да чтоб тебя леший разобрал! – отпихнула лапу Потапа. – Кис-кис-кис-кис!

Тотчас перед нами из земли вырос дубовый столб. На верхушке, надменно поглядывая вниз, примостился здоровенный черный кот с белой грудкой. Желтые глаза Баюна лениво заморгали, котяра деловито облизнулся, дернув богатыми усами, и махнул вниз.

–  Здравствуй, Василиса Дивляновна. – отираясь о мои колени, замурлыкал Баюн. – Здравствуй, Потап.– Аспиду нежностей не досталось.

–  Здорово, – ошалело выдал аспид.

–  Вот и встретились. – улыбаясь, с удовольствием почесала пушистый затылок старого знакомого.

–  Кощей просил тебе помочь, Василиса. С радостью постараюсь.

–  Спасибо на том. Для начала придется слетать в Кузняград. Не откажешься? – я с надеждой глянула на кота.

Баюн не отказал, кажется, даже обрадовался путешествию в город мастеров. И человеку, и нечисти всякой интересно глянуть на товары диковинные да на ремесленников добрых.

Кот ловко запрыгнул на спину аспиду и, удобно устроившись у меня на коленях, вытянул шею. Как и все кошки, он любил забраться повыше, а уж такая высота Баюну, поди, и не снилась.

***

К вечеру взмахи крыльев Потапа потяжелели. Чувствовала, как дыхание змея становится все глубже, а мы летим по холодному простору неба, теряя в скорости. Погода угроз не исполнила: припорошила землицу первым снегом, и стихло ненастье – тучи мирно уплыли за острые верхушки далеких гор, а ветер хоть и играл с морозом, но нашему полету шибко не мешал.

–  Все, – устало заявил аспид, – пора отдохнуть.

Для ночевки мы выбрали небольшую полянку в лесу у речки. Отойдя от прохладной воды подальше, сообразили огонь. Как умела, огородила нашу стоянку зельным кругом. Вышло, конечно, не так складно, как у Кощея, но хоть что-то. Признаться, сердце сжималось от страха провести ночь в лесу. Из головы еще не выветрились воспоминания, и боязнь холодила кровь не хуже вечернего морозца.

Баюн наловил для себя мышей, а нам с Потапом добыл зайца. Шепотком освежевала тушку, устроила на вертеле и принялась готовить. Ужин почти царский, еще бы хлеба горбушку и кваса березового. Аспид обернулся конопатым молодцем и, присев рядом, с аппетитом облизывался от дурманившего голодный живот запаха.

–  Пойду я спать, добрые люди, – оголяя белые клыки, Баюн широко зевнул.

Обменявшись с нами пожеланиями спокойной ночи, кот ловко вскарабкался по толстому стволу ели и исчез в дупле.

–  Кот всегда место для ночлега найдет, – проводив взглядом Баюна, заключил Потап. – Хорошо ему.

–  Жаль, мы не кошки, – улыбнулась я, поворачивая заячью тушку сырой стороной к углям.

–  Нисколечко. – замотал лохматой головой друг. – Мышей я бы жрать не стал.

–  А вдруг вкусно? – кивнула в сторону недоеденного ужина Баюна.

–  Дрянь какая. – Потапа передернуло. – Ты мне лучше вот что поведай, цаца, как Яр умудрился Кощея загубить без иглы-то?

–  Сама толком не разберу, – горечь ощутимо заиграла на языке. – Бывало так, что от сильных чувств сердце Кощея биться начинало. Раз, два, три ударит и стихнет. А в темницах я ему таких слов наговорила, что разошлось оно и не унялось... в тот миг Яр... – на глаза навернулись горячие слезы.

–  Ну, будет тебе, цаца, – друг осторожно погладил меня по плечу, – я понял. Хочешь, сказку расскажу? Ты такой не слыхала – зуб даю.

Покажите мне в Рускале того, кто в трезвом уме от сказки откажется. Тут любой уши развесит, хоть человек, хоть нечисть, и я не исключение. Утерев выступившие слезы, в ожидании уставилась на конопатого молодца.

–  Слушай, – тоном опытного сказателя начал Потап. – В стародавние времена, когда твои пращуры под лавку с головой войти могли, правил Навью колдун силы редкой. Имени его никто не знал, а прозвище было – прозвали его люди Кощеем.

–  Неужто...

–  Так и знал, что перебивать будешь, – вздохнул аспид. – Не твой Кощей это был, не твой.

–  Все, молчу, – я прижала ладонь к губам.

–  Долго правил, чин-чинарем все – в Яви люди мрут, в Нави перерождаются. Смерть на него нарадоваться не могла – хороший прислужник. В ту пору поговаривали, что прекраснее ее лика нет ничего на свете. Кто видал да в живых остался, сказывал, мол, кожей бела, березкой стройна, коса золотая до полу и глаза, что небо ночное в звездах.

–  Диво! – Чуть не забыв вертеть кролика, вовремя опомнилась. – Нынче она как ребенок выглядит.

–  Дойдем до этого, – строго глянул на меня аспид. – Повадился тот Кощей в Явь наведываться и как-то повстречал здесь девицу, что сердце его любовью наполнила. Только никак у них не складывалось. Царь Навью править обязан у Смерти в подчинении, а девушка из Яви никуда уходить не хотела. Не выдержал разлуки с голубкой своей и решил оставить трон. Пошел к Смерти, стал просить вольную. Три года упрашивал, да только все одно – не отпустила его Смерть. Отломил тогда кусок Нави и в Явь перебросил, сам следом ушел. Вроде как и в Нави остался, а вроде и в Явь убег. Злилась Смерть, являлась к Кощею часто, да только стребовать ничего не могла. Надоело колдуну, что она по пятам ходит, и кинул заклятье крепкое. Велено Смерти босоногой девчонкой ходить, чтобы ни одни башмачки ей впору не пришлись. Тотчас потеряла Смерть красоту свою, ребенком обернулась. Холод ли, жара – топтала голыми пятками миры, к Кощею и носа не совала больше. Многих просила девчонка отыскать для нее обувь, но все напрасно. Как найдутся башмачки для Смерти, так снова станет она ликом прекрасной, вернется девичья стать.

–  Вот оно что! Я все гадала-угадывала – на кой башмачки ей сдались.

–  Что бы ты без меня делала?.. – Потап гордо расчесал пятерней копну волос.

–  А с тем Кощеем что?

–  Жить-поживать стал с любимой своей. Из куска Нави царство сотворил – тридесятое. Тогда в Рускале раскол был страшный – куда ни плюнь, в государство угодишь. Потом у них наследник народился, тоже Кощеем назвали. Вот сын как раз и есть твой Бессмертный.

В голове все лоскутки одним покрывалом сложились. И про башмачки и про любимого моего в услужение. А Смерть-то хитра, как погляжу. По договору с Кощеем без башмачков бы осталась, по уговору со мной – без прислужника. Теперь все получит, если сдюжим. На сердце заметно полегчало – не самая плохая учесть для Яра готовится. Усадит его Смерть на трон в Нави, пусть в неволе да при деле. Авось, научится уму-разуму под чутким взором владычицы.

***

Следующие дни Потап несся к намеченной цели сломя голову. Затемно аспид в небо подниматься не решался, а посветлу гнал так, что уши закладывало. Баюну пару раз даже нехорошо становилось. Растерял кот радость от высоты, да ничего не поделаешь.

Дюжину рек пролетели, не меньше десятка дремучих лесов оставили позади. Пыталась города и села считать, но сбилась. Погода осенняя по-прежнему прохладой грозила, но против нас не шла. Пробрасывала дождичком время от времени, снегом мокрым приправляла, чтобы жизнь медом не казалась. В остальном пожаловаться нельзя – угодила осень.

Третьим днем среди полысевших лесных верхушек показался город красоты невероятной. Золотой монетой в центре дубовой рощи лег. Сверкал Кузняград крышами-луковками, цветастыми стенами выхваливался. Озерце у окраины кувшинками украшено, что зеркальце для такой красоты. Издалека просто диво как хорош город мастеровых.

Аспид мягко опустился на землю поодаль от городских стен в лесу. Посадка у крылатого змея стала получаться куда лучше, чем прежде. Больше Потап никого не давил и рытвин не оставлял – наловчился, видать.

–  Вот и прибыли, – друг тяжело дышал после полета.

–  Что-то плохо мне снова, – жаловался Баюн, нервно перебрасывая пушистый хвост из стороны в сторону.

–  Кошки к полетам не особо приспособлены, – съязвил аспид.

–  Вы идите, а я отлежусь, – попытки Баюна пройтись закончились разочарованием. – Представлю, что обратно лететь – и жить не хочется.

–  Идите, – буркнул Потап, – простой какой. Кузняград, конечно, не столица, но, думаю, и тут у Яра глаза сыскаться могут. Нельзя нам соваться туда при своих личинах. Наворожила бы чего, цаца, а?

–  Гляжу, и ты несложный, – приподняв бровь, с укором глянула на друга. – Я тебе что. ведьма на все руки?

–  Как быть тогда? – в желтых глазах змея появилось разочарование. – Хоть попробуй, иначе скрутят нас – матюгнуться не успеем. Сама подумай, – коготь друга ударил по моей маковке, – Яр и меня, поди, раскусил, а про тебя и говорить нечего.

Ну, друже, просил – получай. Раздосадованная разговором, закрыла глаза и обратилась к банникам, что за стенами Кузняграда жили:

–  Батюшки банники, не в службу, а в дружбу, – монотонным голосом я доставала слова из самого сердца. – подсобите путникам ради дела доброго. Доставайте гребни резные, веники ароматные. Диво дивное, чудо чудное – снимите личину прежнюю, сотворите новую. Сколько бы ни длились чары ваши, пусть не развеются, покуда мы снова на этом месте не окажемся.

С последним словом в голове раздались несколько голосов. Спорила банная нечисть – быть моей просьбе или к лешему нас отправить ни с чем. Потолковали недолго и захихикали. Душным паром тела наши с Потапом окутали и давай хлестать почем зря. Веников не видать, а шлепают аж визжать охота. Хорошо, мы по роще дубовой с аспидом побегали, думала, заморят нас окаянные. Баюну только потеха, позабыл о хвори – растянул морду в кошачьей улыбке.

Как закончили банники забавляться, стихло колдовство. Стояли среди дубов вековых, словно из парной выскочивши – измотанные, отдышаться нельзя. Ладно сработали: аспид обернулся молодцем совсем молоденьким, годов тринадцать отроду. Нескладный да неладный, как любой подросток. Глазенки на меня голубые таращит, щеки румянцем горят.

–  Это... цаца, – голос у друга срывался с писка на легкий бас. – предупреждать же надо! Чего они творят-то?!

–  Скажи спасибо, что помогли. Могли бы и плюнуть.

–  Спасибо, – обиженно заворчал друг, ощупывая русую голову, стриженную под горшок.

–  Я-то как? – доставая из-за плеча рыжую тоненькую косу, поглядывала на друзей.

–  Сойдет. – довольно заключил Баюн. – Тебе только лицо поправили.

–  Да, цаца, – выдохнул Потап. —Девиц такой наружности в селах обычно Проськами кличут.

–  Ну, Проська так Проська. – легко согласилась я. – Не привыкать.

–  Хорошо, что у тебя зеркала нет, – хихикнул кот.

Глава 12

Город мастеровых встречал радушно. На фоне хмурой осени яркие краски Кузняграда расходились в хвастовстве. Резные дома ровными рядами выстраивались в улочки, никаких тебе темных закоулков. Кругом чистенько, люди приветливые. Нечасто сюда гости захаживают, оттого народ на нас с интересом глядел, но без опаски и злобы. В каждом дворе работа кипела: где громче, где тише – все делом заняты. Дорожка привела нас к рыночной площади, но, видать, не в базарный день попали: пустые прилавки тоскливо дожидались хозяев под напиравшим осенним ветром, а тишина казалось совершенно чужой этому месту.

–  Отколь будете, люди добрые? – проходивший мимо мужчина средних лет с густой бородой расплылся в любезной улыбке.

–  Из Горок мы, – ляпнул Потап. – Я Ваца, а это сестрица моя Проська.

–  Ну, пожалуйте, гости дорогие, – широким жестом мужчина будто разрешал нам остаться в городе. – Меня Горыней звать, кузнец местный. Не желаете товары мои глянуть?

–  Прости, мил-человек, – подхватила я, – нам бы чеботаря. Для матушки обувку справить пришли, порадовать хотим.

–  Ага, матушке обувку! – пискнул новоявленный Ваца.

–  Это что же, вы пешие сюда добирались – и только за обувкой? – Горыня даже присвистнул от удивления.

–  На что только ради матушки не отважишься. – закивал друг. —Денег у нас не шибко...

–  Тогда вам лучше к новому чеботарю обратиться. Недавно в наши края пожаловал, цены умеренные держит. Да и, честно признаться, не было у него покупателей пока. Вы первыми станете.

–  Не проводишь нас? – я захлопала ресницами.

–  Провожу, – согласился кузнец. – Чего же не проводить.

***

Горыня остановился у ворот скромной по меркам Кузняграда избы. Добрый сруб, стройный. Бывало, не то что в селах – в городах мастера так избу сложат, что глаза закрыть охота. В Кузняграде такого не встретить – даже небогатый домик чеботаря выглядел очень прилично. Кузнец приоткрыл калитку и, впуская нас, снял шапку:

–  Дальше сами, гости дорогие.

Отблагодарив его добрым словом, мы с Потапом вошли во двор чеботаря. Как же я боялась, что Сом в таком облике меня не признает да словам не поверит! Или с башмачками для Смерти не справится. Пока шли до крыльца, вся извелась. Наверное, слишком много плохого случалось в последнее время, теперь надежду на лучшее в сердце долго искать приходится.

–  Кто там? – из бани высунулась кучерявая копна золотых волос.

Углядев нас с Потапом, Сом вышмыгнул из-за двери и бодро зашагал навстречу. Чеботарь оказался настоящим красавцем. Кто же знал, что дряхлый дед из лесного села в молодости щеголял широкими плечами да шевелюрой богатой?! Небось, девок теперь хороводами водит.

–  Только собрался баньку справить, – широкой улыбкой встречал нас молодец. – Ну, не беда – покупателям всегда рад.

–  Потолковать надобно. – аспид серьезно глянул на Сома.

Чеботарь даже попятился от сурового взгляда подростка. Улыбка быстро сменилась подозрительным взглядом, но любопытство взяло верх, и хозяин кивком указал на дверь избы.

В горнице царил знатный беспорядок – Сом, видимо, только готовился к работе. От многочисленных невыделанных шкур, разложенных по лавкам, рябило в глазах. Да и запах стоял особенный, на любителя. Будь я мастером сапожного дела – и дня не выдержала бы в таком духе. Расставленные по углам кадки с известью и золой подтвердили мои догадки – чеботарь только собрался приниматься за выделку.

–  Присядем, что ли? – молодец смотрел исподлобья, сгребая с лавки ворох шкур.

–  Вокруг да около ходить не стану, – я уселась на приготовленное место, – с просьбой мы к тебе, Сом. Был ты стариком дряхлым, стал молодцем добрым – за то благодари Кощея. Да только теперь ему самому помощь твоя нужна – не откажешь?

–  Ты кто такая? – не скрывая удивления, чеботарь округлил зеленые глаза.

–  Василиса, невеста Кощея.

Молодец сощурился, точно как в лесном селении, когда Кощей имя свое скрыть пытался. Он сосредоточенно вглядывался в мое новое лицо и, видать, прилично сомневался в правдивости слов. Природная чуйка на кривду молчала, а глаза Василису во мне не признавали.

–  Не похожа ты на чернявую невесту Кощея: рыжая, лопоухая какая-то. Чем докажешь?

Пришлось в подробностях описывать Сому нашу встречу в его избушке. Молодец внимательно слушал, задавал вопросы и, получая правильные ответы, все больше убеждался – не вру. Рассказала и про башмачки для Смерти, ничего не утаив – доверять Сому боялась, но еще страшнее, что почует недоговорки и пошлет, откуда пришли.

–  Плохо дело. – дослушав, заключил чеботарь. – У меня кож готовых нет. а сколько работа займет, сказать не могу. Много ли времени отмеряно?

–  Немного, – Потап закатил глаза и принялся загибать пальцы, подсчитывая оставшиеся дни. – Дня четыре тебе на все про все, нам еще обернуться надобно.

–  Совсем худо, – вздохнул молодец. – И мерок не снять. С какого края к работе подходить – в толк не возьму.

–  Зря Яга говорила, что справишься. – буркнул Потап.

–  Чего? – снова вытаращил глаза молодец.

–  Ничего, – махнул рукой аспид, – не бери в голову.

–  Неужели ошиблась бабушка?– я с сожалением прикусила губу.

Пока мы втроем задумчиво молчали, сотворив тяжелую тишину, грохнула дверь бани, и девичий голос звонко покатился по двору:

–  Сомушка, ну где же ты, касатик мой?

Сомушка встрепенулся и живо дал деру из избы. Мы с Потапом переглянулись и, ведомые любопытством, поспешили за чеботарем.

Укутанная в льняной отрез ткани, болезной худобы девушка стояла на пороге бани и, подбоченившись, что-то недовольно высказывала Сому. Молодец слушал, не перечил, только под ноги понуро глядел. Честно признаться, неслабо удивилась, признав в девице ночницу. Днем эта нечисть появляться не должна – по природе своей не переносят солнечного света. А тут стоит себе, мужика отчитывает, волосенки черные по ветру развеваются.

–  Ведьма! – злобно зашипела ночница, заметив меня.

Тяга чеботаря к нечисти просто не укладывалась в голове. Там, в лесном селе – мавка, здесь в городе мастеров

–  ночница. Зря Кощей ему молодость вернул – так и помрет в расцвете сил под чарами такой вот голубушки.

–  Чего вылупилась? – я ответила смелым взглядом. – Ведьму первый раз увидала?

–  Твоих сестер столько передушила – не сосчитать. – с бахвальством заявила нечисть. – Поди-ка сюда, и тебе достанется, – поманив меня тонким пальчиком, девушка неприятно оскалилась.

Растерянно моргая, я набрала воздуха в грудь, чтобы ответить, но изо рта выходило только возмущенное бульканье. Растерянность понемногу перерастала в злость и я, оставив попытки говорить, крепко сжала кулаки. Припоминая, как без топора ломала осину у дороги, отправила всю силушку к горлу ночницы. Тотчас девушка скривилась в беспомощной гримасе. Прижимая хрупкие руки к глотке, она выкатила глаза и захрипела. Ух, получишь у меня, окаянная! Мысли подогревали колдовство, хватка крепчала. Нечисть неуклюже корячилась в попытках сопротивляться чарам, но все зря.

–  Пощади! – не выдержал Сом мучений ночницы.

Завалившись на колени, молодец принялся бить лбом оземь и лепетать что-то не особо разборчивое, вроде Тишкиного «Не вели на кол!»

–  Цаца, а нельзя ли потише? – зашептал Потап.

Чуть ослабила кулаки, чтобы ночница не так громко хрипела. Поразмыслив пару мгновений, разжала ладони и, не дотрагиваясь до нечисти, толкнула ее на дверь бани. Петли мерзко вякнули, девушка завалилась через порог, а я, не мешкая, ринулась следом.

–  Что же, красавица, – переступила через кашляющую ночницу. – не счесть, сколько ведьм передушила, а со мной не управилась?

Тут же в баню заскочил Сом, а следом и Потап. Оба застыли, бегая взглядами от нечисти ко мне и обратно. Ночница только зло поглядывала по сторонам, приходя в себя после знатной трепки. Вовремя я сообразила, что она тикать собралась – тело девушки слабо мелькнуло туманом. Снова сжав кулак, ухватила ночницу за ногу колдовской силой и потянула на себя:

–  Куда?! Прежде объясни, как тебе днем удалось в баньке попариться?

–  Моя вина, моя! – с горечью ударил кулаком по молодецкой груди чеботарь. – Я ей обувку пошил – это из-за башмачков она на свету может...

Вот дела! Чуть не присела от удивления. Чеботарь-то наш не лыком шит – может, оказывается, когда хочет.

–  Для меня работу справить не из чего, – поджав губы, я зарычала на парня, – а для этой... смастерил, да еще и волшебством сдобрил?!

–  Случайно вышло, – каялся Сом. – я кусок кожи в той водице, что Кощей оставил, вымочил, а оно вон чего.

–  Ты что, с собой ту воду в Кузняград припер? – оторопел Потап.

–  Немного совсем, – шмыгнул носом чеботарь. – Там целая кадка была, жалко выливать – вот и взял с собой чуток.

–  Чуток – это глотнуть, – поправила я, – а чтобы кусок кожи вымочить, вся кадка понадобится. Смотрю, Сом, мужик ты головастый, наперед думаешь.

–  Виноват! Чего хочешь, сделаю, только девицу не убивай! – словно завороженный, умолял чеботарь.

–  Эка его привязало к ней! – присвистнул аспид.

–  Чтобы ты понимал, – не отрывая взгляда от ночницы, обратилась к Сому, – ты ей такой дар преподнес, что ни одной из их рода не снилось. Теперь можно средь бела дня являться в любой дом и душить детей сколько вздумается. Не ждут люди ночницу раньше заката и обереги не ставят. Ладно получается, да?

–  Так я же для любви хотел...

–  Сымай башмачки! – рявкнула нечисти, не обращая внимания на причитания чеботаря.

–  Загубишь, загубишь! – Сом снова грохнулся на колени и ухватил меня за штанину. – Она на свету сгорит босая!

–  Мешок тащи, – приказал Потап молодцу, глядя на душераздирающую картину.

Сом поменялся в лице, немного помешкав, вскочил с пола и резво побежал во двор. Ночница по-прежнему молчала и злобно зыркала на нас с Потапом. Нет у нее ни сердца, ни души, и любви нет. Придушит Сома, как развлекаться наскучит, тем и кончится. Жалко молодца, но сам долю выбрал.

Чеботарь вернулся быстро. Сжимая в руке здоровенный мешок, он с такой нежностью глядел на костлявую ночницу, что тошно делалось:

–  Может, передумаешь? Загубит тебя эта девка.

–  Плевать, – он поднял на меня зеленые, полные надежды глаза. – мне с ней хоть ночку – уже счастье.

–  Ой, дура-ак... – замотал косматой головой Потап.

Ночница забралась в мешок и уже через мгновение худенькая ручка выкинула наружу пару башмачков. Мастерски сшитая обувка из тонкой кожи мягко шлепнулась о доски – справно сделаны, чувствуется рука набитая. Сом аккуратно сложил края мешка, чтобы свет не достал любимую, и поднял башмачки.

–  Вот, забирай, – он с грустью протянул мне пару. – Слово даю – не знал, что волшебными окажутся. Хотел подарок ей сделать, все сокрушался – кожи мало, в размер не попаду. Они возьми, да и облепи ее ножку как надо – диво. Я и на себя примерял, тоже впору.

–  Чудеса, да и только, – съязвил аспид, – на любую ногу подойдут, от света дневного ночницу спасут. А ты – не ты, и хата с краю.

–  Хорошо бы им сноса не знать. – я задумчиво повертела башмачок в руках.

–  Можешь не сомневаться, – хоть и грустно, но с гордостью заявил чеботарь,– мои сапоги и без чар колдовских сносить сложно.

***

Только мы вышли за калитку, Потап принялся уговаривать меня отправиться в местную корчму. Набивать живот совсем не хотелось. Спрятав за пазухой драгоценные башмачки, я и думать ни о чем другом не могла – добраться бы скорее до столицы, усыпить Яра и к Смерти ветром дуть, но аспид лихо давил на жалость. Совестно стало – бедняга который день недоедает, недосыпает, машет крыльями что есть мочи, а я на уступки не иду. Пристыдил меня Потап, и, махнув рукой, согласилась потратить немного драгоценного времени на задабривание его урчащего пуза.

Корчма Кузняграда спряталась на самой окраине. Кому пришло в голову поставить ее в такой глуши – ума не приложу. Пока дошли, успела вдоволь налюбоваться городскими видами и продрогнуть от холодного ветра. Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт – подпишись на страничку в VK. Завидев питейное заведение, Потап в предвкушении обеда прибавил ходу, и я за ним поспешила. Потратить время на еду уже не казалось плохой идеей. Особенно на еду в теплом месте. Окруженная голыми березками корчма приветливо поскрипывала дверьми, впуская и выпуская гостей. Зря подумала, что на окраине будет немноголюдно. Здесь, что на ярмарке, только козла в лентах не хватает. Говорят, нет лентяев в Кузняграде – врут. Вон, сколько народу бездельничает, и все, поди, мастера.

Внутри оказалось просторно: несмотря на то, что почти все столы окружали тугие хороводы посетителей, места хватало. Расшитые скатерти, полки с посудой и дурманящий запах чего-то вкусного мигом заставили сомнения раствориться. В конце концов, башмачки мы добыли быстро, можно и пообедать.