Текст книги "Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ)"
Автор книги: Ляна Вечер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– Цаца, здесь такие вареники лепят – с ложкой проглотишь, – мечтательно закатил глаза друг.
– Не врет, парень! – зычно гаркнул за спиной знакомый голос. Кузнец Горыня довольно улыбался, глядя с прищуром. Не заметила его в многолюдном зале, а вот он нас приметил. – Давайте к нам за стол, сейчас пару стульев сообразим. – Не дожидаясь согласия, Горыня подтолкнул к веселой компании из четырех человек. Мужики за столом поддержали друга дружным да веселым гулом. Кузнец лихо нашел два стула и, усадив нас с Потапом, плюхнулся напротив. – Знакомьтесь, други верные, – тоном рыночного зазывалы завел бородатый кузнец, – гости наши из Горок. Запамятовал, как звать? – состряпав растерянную рожу, он замер, глядя на меня.
– Я Ваца. а это сестрица моя Проська, – выручил аспид.
– Точно, да! Пришли за башмачками для матушки. Ну как, справился чеботарь с заказом?
– Удачно ты нас отправил, спасибо, – поблагодарив кузнеца, поняла, что в мужицкой компании «девице Проське», мягко говоря, неуютно.
– Плохого-то не посоветую. Да, мужики? – с задорной улыбкой Горыня хлопнул соседа по плечу.
Мужики подтвердили его слова очередным гулом и с плохо скрываемым любопытством принялись нас разглядывать.
– А что, мил человек, у вас среди белого дня все пируют, али работы нет? – я поежилась под назойливыми взглядами.
– Какая тут работа, – махнул рукой парень в синей рубахе за нашим столом, – когда царская конница в город пожаловала.
– Зачем пожаловала? – во взгляде Потапа мелькнуло беспокойство.
– Кто их разберет? – развел руками Горыня. – Слухи ходят, что ищут беглянку какую-то, ведьму вроде. Откуда тут ведьме взяться? Из чужих – только вы с сестрицей, остальные мастера да мастерицы тутошние. А вы разве не видали войско бравое?
– Не видали, – слова почти шепотом ушли с моих губ.
– Не много потеряли, – кузнец отломил кусок жареного цыпленка с блюда. – Десяток вояк и колдун с ними. Дворы обойдут и скатертью дорожка.
В висках заиграла кровь, сердце беспокойно заколотилось. Переглянувшись с Потапом, поняла, что друг тоже хорошо струхнул. Бежать надо, и чем скорее, тем лучше. Не ровен час, пожалуют в корчму царские прихвостни. Ладно бы одни вояки, но колдун в их компании портит дело знатно. Морок, наведенный банниками, он, может, и не учует, а вот башмачки за пазухой колдовским духом разят, что голь кабацкая поутру выпивкой.
– Ох, сестрица, нехорошо мне, – притворно ухватившись за живот, заныл Потап.
– Ты поешь, парень, – тут же предложил Горыня, – видать, с голоду в пузе крутит.
– Болезный он у нас, хворый, – я подхватила корчившегося аспида под локоть и подскочила с места.
– Нужник там, за корчмой, – сочувствуя, кивнул кузнец.
На улице ветер разошелся пуще прежнего – резкие порывы не обещали ничего хорошего. На небе дружной компанией собирались серые тучи, не хуже, чем люди перед корчмой. Березы гнули тонкие ветки под натиском непогоды, а с неба то и дело поддавало ледяными каплями.
– Не улетим. – тяжело дышал Потап, поспевая за мной. – Не то дождь, не то снег собирается, не осилю.
– Друже, надо из города выбраться, – ухватив отстающего подростка за руку, потянула за собой, – подальше от стен отойти.
Земля под ногами размокала от крупных капель, марая сапоги грязью. Под ветром месиво покрывалось леденеющей коркой. Сунувшись к городской стене за корчмой, не нашли лаза – добро частоколом обнесли.
– Может, обернешься, и перелетим? – задрав голову, я глядела на заостренные бревна.
– Цаца, ты с красотой и ум потеряла, не пойму?
– Да, – я тяжело выдохнула, – дала маху. Только у ворот нас наверняка остановят если не раньше. Диву даюсь, как еще не столкнулись носами с царскими прихвостнями?!
– Ну, цаца, если что, я не виноват.
Приняв мои размышления за настойчивые уговоры, Потап повернул перстень на пальце. Грузная, пузатая фигура аспида грозовой тучей расползлась по земле. Друг ловко помог мне забраться на спину и, озираясь по сторонам, разбежался для прыжка.
Порыв ледяного ветра забил ноздри, украл дыхание – никогда Рускала не баловала мягкими переходами от осени к зиме. Пара взмахов огромными крыльями – и мы оказались за околицей Кузняграда.
– Цаца, слезай живо! – аспид распластался по земле, – обратно обернусь. Авось, не заметили.
Как же, не заметили! За частоколом поднялся такой гам – никакой ураган не заглушит. Судя по всему, черную попу аспида, исчезавшего за городским забором, не углядел только ленивый. Дурная затея, но что сделано, то сделано.
– Тикаем!
Сообразив, что тихо скрыться не получится, Потап резво подскочил, едва не скинув меня, и спешно зашлепал на двух лапах. Мертвой хваткой вцепилась в мягкую шкуру друга, изо всех сил стараясь удержаться на его спине. Ощущения, словно по отвесной горе карабкалась, только та еще и плясала.
– Стой, нечисть!
Справа из кустов, неистово махая саблей, выпрыгнул молодец в сером кафтане. Царский воин ужаса не вселял
– может, оттого что не свалиться было важнее, а может, оттого что тощ был, как его сабля.
– Сгинь! – друг опустился на четыре лапы и, расправив крылья, приготовился к полету.
– Братцы! Братцы! – голос молодца удалялся. – Сюда!
Аспид без оглядки мчался над озером к тому месту, где мы распрощались с Баюном. Что делать дальше, я и не представляла. Изредка оборачиваясь, глотала ветер и ледяные капли, едва различая, как из городских ворот выдвинулась бравая конница.
***
– Это за вами? – прислушиваясь к далекому топоту копыт, Баюн таращил на нас желтые глазища.
– За кем еще? – нервничал аспид. – Цаца, я не пронесу вас по небу, свалимся! Сюда еле как добрался! Делай уже что-то!
Чары банников спали, едва я ступила на землю. Теперь отпираться бесполезно – признают меня прислужники царские, тем более в такой компании. Непогода разошлась в полную силу. Ветер хлестал по лицу острыми каплями. Тело разобрала дрожь.
– Может, в рассыпную? – я торопливо перебирала в голове плохие идеи.
– Цаца! – аспида захлестывала истерика. – Они верхом, мы пешком, что ты городишь?!
– А ну брысь! – зашипел на нас с Потапом Баюн. – Отойдите с дороги, сам разберусь!
Других вариантов все равно не было. Дрожащими мыслями я отправила наши жизни в мягкие лапы кота и поспешила спрятаться за вековым дубом. Потап, поглядев на это дело, прекратил истерику. Повернул перстень на когтистом пальце и обернулся конопатым молодцем.
– Хоть бы разобрался... – Друг занял место рядом со мной за широким стволом дерева.
Кот закружился, догоняя собственный хвост, и ветер, словно по приказу, сделался заметно тише. На тропинке вырос знакомый столб. Баюн одним махом вспрыгнул наверх и, умиротворенно моргая, приготовился ждать гостей. Пушистый, черный хвост кота плавно ходил из стороны в сторону, пока тело без единого движения гордо возвышалось над землей.
– Доброго дня, путники, – щурясь, замурлыкал Баюн, когда царский отряд остановил коней перед нежданной преградой на пути. Пятеро молодцев озадаченно пялились на говорящее животное, понимая – дело нечисто, но не представляли, что с этим делать. Кот не стал дожидаться, пока они опомнятся, спрыгнул на землю и, деловито задрав хвост, нараспев завел:– В некотором царстве... – голос Баюна зачаровывал, раскачивал, баюкал. – в некотором государстве жил... да был... царь Еремей...
– Цаца, уши заткни, – зевая, аспид поглядывал на заклевавших носом всадников.
Глава 13
Пока добры молодцы плюхались с коней на землю – поди, подшибали все потроха, бедолаги – Баюн продолжал сказку. Успокоился кот только после того, как эти пятеро мирно засопели – кто калачиком свернувшись, а кто ручки под щечки сложив.
Стихший было под чарами Баюна ветер скоро вернулся. С неба посыпало хорошим градом вперемешку со снегом. Оказаться в такую погоду посередь леса – то еще удовольствие. Дальше собственного носа и не видно ни рожна.
– Сгинем мы тут...– Стуча зубами, Потап обнимал себя за плечи. – Цаца, давай уже думай!
Кот беспокойно вертелся, чихал и фыркал от свалившегося на наши головы ненастья. Будь я пушистой кошкой, уже бы неслась, выпучив глаза, в неизведанном направлении, а этот держался молодцом. Выбор нынче невелик: замерзнуть к чертовой бабушке или лечь под саблями царских прислужников. В Кузняграде еще половина отряда да колдун надеются на скорое возвращение товарищей. Не дождутся – жди в гости, как буря стихнет. Тот, кто город мастеровых от глаз лишних прятал, позаботился, чтобы ни одна живая душа тайной тропой не добралась, но кто сказал, что по ней из Кузняграда выбраться нельзя?
Упав на заснеженную увядшую траву я под удивленные взоры друзей зашептала:
– Матушка Сыра Земля, помоги отыскать дорожку скрытую. Уведи нас от лиха, убереги от несчастья.
Ладони потеплели от согревавшейся земли. Задышала почва подо мной, колыхнулась дыханием живым. Вой ветра сделался тише для уха, хлесткий град будто обходил стороной. Приподняв подбородок, углядела – стелется впереди тропинка, светом теплым мерцает.
– Двинули, живо!
Грязная, мокрая, подскочила на ноги и ринулась вперед. Друзья мешкать не стали, следом поспешили. Чем дальше уходили, тем тише вокруг становилось. Под ногами захрустел первый снег, легкий морозец защипал щеки. Лес мерцал и менялся – на месте дубов вырастали березы, а те следом сменялись соснами и елями. Мысленно благодарила помощницу да поглядывала на Потапа с Баюном. Не прост путь для волшебных существ по тайным тропам. Колдуны в таких местах силу пополняют, а нечисти и помереть недолго. Аспид в облике конопатого молодца запинался – ноги заплетались. Кот, что пес, пасть раскрыл, язык вывалил – отдышаться не мог. Плохо дело. Схватила Баюна на руки, к себе прижала:
– Потап, сдюжишь?
– Сдюжу. – тяжелое дыхание друга сбивалось, – попускает уже. Видать, почти пришли – короткая тропка-то.
И то правда! Едва успела глянуть вперед, тропинка кончилась, и мы очутились на заснеженной поляне.
– Все! – тяжело выдохнул Потап, плюхнувшись прямо в снег.
– Уморите своими путешествиями! – Вытаращив огромные глаза, Баюн юркнул из моих рук. – Как Кощея выручим, с тебя, Василиса, теплая печка и крынка сметаны.
– Две! – растопырив пару пальцев, растрепанный молодец устало улыбнулся.
– Хоть дюжину! – чувствуя, как к сердцу подкатывает волна надежды, пообещала я.
– Так, други верные. – Потап поднялся с земли, – я кое-что прихватил из Кузняграда...
Он запустил худенькие руки в карманы кафтана и явил нам с Баюном добычу. Матушки! Да где ж эта образина лохматая умудрился яблочко наливное с блюдцем достать?!
– Спер? – укор в моем взгляде заставил аспида покраснеть.
– Ну, спер и спер, – буркнул Потап. – Ежели, цаца, тебе не нужно, можешь не пользоваться, а я не побрезгую. Обиженный вид друга вызвал улыбку.
– Когда успел-то?
– Пока в корчме за столом сидели, – поняв, что я сменила гнев на милость, разошелся Потап. – Эти пеньки даже не ухнули, а я раз-раз в карман!
– Тать, чего взять, – складно мурлыкнул Баюн.
– А сам-то?! Сам! – полез в бочку аспид.
– Цыц! – я прервала начинавшуюся перепалку. – Нашли время... Давай-ка сюда блюдце – смотреть станем, чем самозванец занимается.
Только опустился румяный бок яблока на блюдечко, показались на нем леса густые, шатры дорожные – колдуны Рускальские чары без устали творили, сновали туда-сюда войны в кольчугах, на головах шишаки сверкали.
– Не пойму что-то... – Потап задумчиво почесал лохматый затылок, – чего они в лесу шатров понаставили? Бегают...
Мечи булатные в руках добрых молодцев размашисто летали, колдуны рядом с ними заклятьями помогали– изводили прислужники Яра чащу лесную. Летели щепки, пыхтели кудесники, молодцы потом исходили – все без толку: на месте срубленной ветки две новые вырастали.
– Нашли дорогу к царству Кощея, – Баюн сунул пушистую голову между нами с Потапом и уставился на блюдце.
Сам Яр пытался с чарами Бессмертного справиться: ладонями тяжелыми бередил воздух, ураган вызывая. Покатился люд. что бочки с горки, а лес и не шелохнулся. Разозлился царь-самозванец, ухватил одного колдуна за шиворот и в шатер поволок.
– Главного царского чародея потащил, – со знанием дела заключил аспид. – Или пришибет, или тот придумает, как колдовство с дороги снять – не иначе.
Совсем худо. Сообразят, как скинуть волшебство, и ринутся прямиком в Кощеево царство. А там что? Триста лет богатыри и колдуны спали, сдюжат ли супротив нынешней царской рати – неизвестно. Остались без царя– батюшки, без силушки главной. Ни один человек из Кощеева государства самозванцу служить не станет. Поди, не Гороховы прихвостни – души заячьи. Яр всех казнит, кого не перебьет на поле ратном.
– Нельзя ждать, – чувствовала, как колени наполняются слабостью. – Как узнать, далеко ли они отсюда?
– А мы-то где? – аспид растерянно окинул взглядом поляну.
– Катни-ка еще разок, – скомандовал Баюн, кивая на блюдце.
Яблоко сделало круг, и наша троица отобразилась на блюдечке. Пронеслась лесная чаща, будто ветром гонимая, увлекая наши взоры за собой. Мелькнула речка остывающая, скалы великие, поля под снегом засыпающие, и замерло яблочко, нарисовав ворота Первограда.
– Недалече от столицы, всего ничего лету. Вон, горы были, там дом мой, – узнал места аспид.
– А дорога та зачарованная с Первоградом рядом, – подхватил Баюн. – Были времена, я на том пути к царству Кощея многих спать уложил, грудь потрепал, – кот сощурил глаза от приятных воспоминаний.
– Нет у нас больше времени, – сняв яблоко с блюдца, я накрыла его ладонью.
– Не торопи, цаца, надобно все обдумать хорошенько...
Мудрых речей Потапа уже не слышала. В голове вертелись страшные картины – залитая кровью богатырей земля Кощеева, осиротевшие терема города, которым и полюбоваться не успела. Разрушит Яр все, что любимый бережно сохранить пытался. Пронесется голодной стаей самозванец по просторам, и ничего, что прежде было, не останется. Ему ведь на людей плевать. Знай, нос в закрома сунуть: златом, серебром потешиться, колдовскую силу черпнуть, разорить чудеса тысячелетние. Жутко сделалось.
– Нечего тут обдумывать. – дрогнула от холода собственного голоса. – Как стемнеет, Баюн, усыпишь меня тут на поляне...
– Умаялась? – с укором покосился Потап.
– Ты, Потап, перенесешь Баюна к шатру Яра, – не замечая уколов друга, я продолжила. – Получится незаметно подобраться?
– В темноте летать плохо. – расстроено поглядел на меня аспид.
– Пойми ты, упрямый, – я постучала пальцем по лбу, – не выйдет у нас этого бугая спящего умыкнуть. Там молодцев бравых и колдунов знатных столько, что и пискнуть не успеем – на куски порубят и в пыль обернут.
– Да уж, – задумчиво промурлыкал кот, – на всех моих чар не хватит.
– Надо, чтобы царь новоявленный тихо в шатре своем опочивал, тогда и шуму не поднимется.
– Ладно. – с интересом уставился на меня Потап, – а дальше-то что?
– Дальше я его в свой сон утащу. Коли сложится все. что задумала, прямо во сне его в Навь уведу.
– Мутная какая-то история выходит, ненадежная, – засомневался аспид.
Не один Потап сомневался в правильности принятого решения – я и сама не знала, как дело сложится. Но медлить нельзя. Под таким напором рухнут скоро чары Кощея, и полетят головы буйные с плеч.
***
Сумерки встретила, лежа под еловыми ветками. Аспид заботливо соорудил гнездо, чтобы во время сна меня холодом не уморило, да случайные глаза не приметили. Нащупав за пазухой башмачки, я крепко сжала мягкую кожу в ладони: «Скоро, Кощеюшка, скоро. Потерпи».
– Готова? – хруст веток рядом и мягкий голос кота словно холодным снегом обдали разгоревшееся сердце.
– Готова.
– Было это, иль не было – давно это было... В славном царстве тридевятом... в государстве волшебном... жила-поживала царевна...
Голову окутал дурман, по телу покатилась тревожная дрожь. Мне захотелось не просто окунуться в сон – умереть.
– ...Глаза чернее ночи... косы толще дубов вековых... во лбу месяц... подол звездами усыпан...
Мурлыканье Баюна становилось все тише, дальше. Дрожь сменялась глухим покоем в груди, глаза наливались усталостью.
– ...И не было ее прекраснее в целом свете...
Наверное, я и впрямь умерла. Больше не было меня прежней. Та Василиса Дивляновна, чье сердце сначала рыдало по Яру, чья душа теперь так хотела быть рядом с Кощеем, навсегда сгинула.
Вон же Косиселье, тетка Фекла пироги печет, сейчас пойдет меня с речки кричать к ужину. Ярка в кузнице молотом машет, пот со лба утирает. Может, свидимся вечером – танцы сегодня.
А вон Глухомань бравыми домишками красуется. Досада уже выглядывает в окошко – ждет меня на вечерние посиделки. Малуша в избе хлопочет – снова запасы ведовские пополняла. Теперь и ночи не хватит все по местам рассовать.
Хоромы Кощея в свете зимнего солнца яркими красками переливаются, и царь-батюшка по двору расхаживает. Скоро отправится к обеду – столы уже накрыли, как государь любит, чтобы под блюдами доски скрипели. Теперь это чьи-то воспоминания – не мои, чужие. Да и нет у меня больше памяти. Едва ощутимо резанула острая боль – то любовь, видно. Откликнулось сердце на образ жениха, да поздно. Нет прежнего Кощея, нет и Василисы. Исправить, что натворила – большего и не надо.
Открыв глаза, вдохнула душный воздух. Простоволосая, босая, в льняной рубахе, я стояла посреди горницы. Совершенно пустая комната с печкой в углу: ни лавок, ни стола. За окнами кромешная темнота. Может, ночь? Так и звезд не видать, и шороха не слыхать. Из приоткрытой двери веяло неживым холодом. Горница из моего сна словно болталась в пустоте – тем лучше. Отсюда я смогу дотянуться до чего угодно, хоть до черта лысого, если захочу.
Приоткрыв заслон топки, я глянула внутрь – на первый взгляд ничего особенного, но, если прислушаться, можно услыхать, как тысячи снов перешептываются между собой, решая – встретиться или разойтись. Крепко зажмурившись, сунула руки в печь, прижавшись к беленой стенке щекой. Пальцы перебирали тугие тела извивающихся сновидений, но нужного не находили. Не было среди них того, что обожжет ладони. Что же это, не сдюжили Потап с Баюном? Страшно сделалось. Волнуясь, торопилась хватать сны за хвосты и снова ошибалась.
Руки затекли до самых плеч, душу начинало грызть отчаянье. Уперлась лбом в печную стенку и, зарычав от бессилия, вновь схватила сон почти окаменевшими пальцами. На этот раз показалось, что сунулась в настоящий огонь. Заорав от неимоверной боли, резко рванула добычу на себя. Воля Яра оказалась куда сильнее, чем рассчитывала – так просто затащить его в свой сон не вышло.
Сжав зубы, терпела жар в руках. Из глаз катились слезы, я выла, но не отпускала. Казалось, вместо рук обугленные головешки. Муки прекратились с очередным рывком – вместе с горячим сновидением рухнула на пол горницы, ударившись затылком.
В голове хорошо загудело, но жар в ладонях ослабевал, и я почти не ощущала боли от удара. Сон колдуна бился рядом, словно рыба, вытащенная на берег. Собравшись с силами, я встала на четвереньки и отползла подальше от сновидения. Красная лента сна выжгла в полу причудливые узоры, а затем, растворившись туманом, обернулась бывшим другом.
Стоя на обожженных досках, Яр тяжело дышал. Раздувая ноздри, он беспокойно вертел головой в поисках виновника его появления здесь:
– Ты?! – глаза колдуна сузились в злобном прищуре.
– Вот и свиделись, – я поднялась на ноги.
– Нет у тебя такой силы... не могла ты...
– Еще как могла, – оборвала я, – еще как! Думал, обрел вечную жизнь – можно чего хочешь творить? Как бы ни так, друг любезный! Может, нет у меня великой силы, зато есть желание сжить тебя со свету!
– Повеселила, Василиса Дивляновна, – вдруг заулыбался Яр. – Считай, что оценил твои старания. Ежели покажешь мне путь в царство Кощеево, жизнь тебе сохраню. Дорожку-то мы нашли, да только чары снять не выходит, а ведь знаю, что оставил жених для тебя тропинку. Выдай секрет, не упрямься.
– А соли под хвост не отсыпать, черт мохнатый?
—Охальничать вздумала? Ну, будь по-твоему – все одно рано или поздно сниму чары с пути.
– Ничего ты уже не снимешь, Яр. В мой сон попал и будь уверен – не отпущу.
– Ты чего удумала? – бывший друг заметно напрягся и шагнул назад.
Вести беседу дальше не было ни сил, ни желания – чей сон, тот и хозяин. По жилам растекалось теплое удовольствие. Словно рысь, учуявшая добычу, я мягко ступала босыми ногами по гладким доскам – ближе, ближе к колдуну. На лице Яра мелькнул страх – его слабость, его последняя слабость, может быть, единственная. Там, в Яви, он могучий и безжалостный чародей, забывший со смертью Кощея, что значит достойный соперник. Но не здесь. Остановившись в паре шагов от него, крепко ухватила хвост своего сна и завертела, превращая горницу в путь к Нави. Сруб задрожал, скрипнул и затих. Моя рука беспомощно разжалась, и сон вырвался, растворившись между пальцами.
– Ну нет, Вася, – во взгляде бывшего друга не было больше страха или злобы, только ровное холодное спокойствие, – не будет этого. Просыпайся!
Меня потянуло к стене, дальше от Яра. Прислонившись к бревнам, чуяла, как сновидение переходит в дремоту, грозя раствориться навсегда. Мотая головой, я отбивалась от колдовства. Можно... можно сдюжить! Надо только постараться. Это мой сон, не его!
Оттолкнувшись от стены, бегом ринулась к Яру. Он замер, не в силах справиться с моим натиском, и только растерянно глядел, как я приближаюсь. Время лилось густым киселем. Чуяла силу неистовую, словно не домовуха – богатырь. Нет, дюжина богатырей! Ухватив колдуна за ворот рубахи, потащила к двери. Горница снова заплясала, ходуном заходила. Распахнувшаяся дверь оголила бездушную пустоту – она-то мне и нужна. Еще мгновение – и мы оба отправились в объятия неизвестности, в чернеющую за порогом темноту.
***
«Голубушка моя ненаглядная, – голос любимого стучал в самом сердце. – Дай наглядеться, дай налюбоваться. Сил нет, как соскучился...– Такой теплый, родной, как прежде, голос. – Невестушка моя, любушка. Без памяти люблю, слышишь?»
Я выскочила из мучительной пелены собственных мыслей, и темнота вокруг растворилась. Мы с Яром лежали на холодной черной земле перед бурной рекой. Вода билась о камни, оставляя пенные бугры, и снова неслась дальше. Обернувшись, увидала широкий мост – бревна, словно угли в догоравшем костре, мерцали в нарастающих сумерках. Они и вправду тлели, исходили заметным жаром в прохладном воздухе.
Опомнившись, торопливо подползла к колдуну и всем телом навалилась на него.
– Здесь твой конец, здесь и начало, – зашептала в лицо Яру.
– Что ты делаешь, Вася? – он пытался выскользнуть из-под меня, но лишь беспомощно барахтался.
– Все, Ярка, все.
Обхватив крепкую шею колдуна, я сжала руки на его горле. Чувствуя, как пальцы нащупали тонкую границу между сном и Явью, прибавила силы. Колдун захрипел, я зажмурилась. Я душила его здесь – во сне, но умирал он там – в Рускале. По-настоящему. Вырывая из сердца боль, не ослабляла хватку. Только крепче давила на горло, пальцы тонули в упругой коже. Казалось, не здорового молодца убиваю – котенка. Уже не слышала хрипов, почти не чувствовала, как его тело извивается подо мной. Только звон в ушах и шум бурлящей реки в отголосках, а потом тишина.
«Душа моя, Василисушка», – слышала Кощея, будто рядом стоял.
Открыв глаза, поняла, что Яра тут больше нет. Пальцы мои скрючились в нелепой кривизне и задеревенели. Стоя на коленях на сырой земле, шумно выдыхала и никак не могла расслабить рук.
– Уважила, Василиса Дивляновна, – довольно зазвенел девичий голосок. – Раньше срока управилась.
Девушка невиданной красоты, улыбаясь, шла ко мне. Дивный наряд струился по тоненькой фигуре, сверкая тысячами звезд. Коса ее в пол упиралась, золотом отливала, а глаза – все небо ночное в них, да брови полумесяцем.
– В пору пришлись башмачки-то?– я, наконец, отошла от оцепенения.
– Будто по мне шиты, – кивнула Смерть. —Да и молодец хорош, лучше, чем Кощей твой. Не прогадала?
– Не прогадала, – тяжело опустилась на землю и, перевернувшись на спину, закрыла глаза, выпуская горячие слезы.
– Цаца! Ну сколько можно дрыхнуть!
Отогнав остатки сна, я сладко зевнула. Избушка Яги по-прежнему пахла пряными травками. В печи игриво потрескивали поленья, наполняя комнату уютом и покоем.
– Потап, получилось? – приходя в себя, я подскочила на мягкой перине.
– Еще как! – довольно заключил конопатый молодец.
– Кощей жив?
– Живее всех. С Несмеяной в Рускале порядки наводят. Там такое творится – жуть! Как Яра мертвым в шатре поутру нашли, колдуны в безумии и кураже решили, что теперь трон ничей. Драку затеяли. Такого в округе натворили, народ напугали, а воины струхнули и разбежались. Бардак.
– Сколько же я спала-то?
– Так вторая седмица пошла. Крепко Баюн тебя... Кощей уже волноваться начал, да Яга его успокоила. Жених– то твой хотел кота в подвалы отправить мышей ловить. Представляешь? – весело замахал руками друг.
– Представляю, – кивнула я.
– А Соловей-то, Соловей! – рассмеялся аспид. – С Горбунка не слазит, так и катается по всему царству. Говорит, мол, добрый конь – никому не отдам.
– А ты чего тут? Несмеяна, поди, заждалась царя своего?
– Скажешь – царя, – буркнул Потап. – С меня царь, как из тебя та Проська. Решил дождаться, пока ты очухаешься. Яга Ягой, а я тоже струхнул малость, что спящей навсегда останешься.
– Обошлось вроде.
– Обошлось, – серьезно подтвердил друг. – Ну, теперь и свадьбу вам с Кощеем справим. Да, цаца?
– Потап, ты бы Ягу кликнул, что ли? Шутка ли – больше седмицы во сне провела, сил нету. Может, отвар какой сообразит?
– Ой, это я мигом! – он резво подскочил на ноги. – Обожди немного.
Убедившись, что аспид скрылся за дверью, поднялась с теплой постели и принялась натягивать одежу, аккуратной стопкой сложенную подле. Одевшись, я в последний раз окинула взглядом избушку Яги и, мысленно попрощавшись с этим уютным миром, едва не ставшим мне домом, отправилась к крышке подпола.
