Текст книги "Признания без пяти минут подружки (ЛП)"

Автор книги: Луиза Розетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Рози, твоя мама обидится, если мы не придем.

– Мистер Голливуд поднимет ей настроение. О Боже. Не думаешь, что он выбрал имя Холли из-за созвучия со словом «Голливуд»? Потому что это было бы убого.

– Давай просто зайдем в «Morton's» на пару минут и уйдем, ладно?

– Трейс, я не хочу смотреть, как моя мама флиртует с этим засранцем.

Трейси молчит – наверно, ее удивило, что я выругалась. Ругательства – не самые мои любимые речевые обороты. Папа вбил нам в головы представление о том, что всегда можно найти более подходящие и выразительные слова, чем ругательства – но я должна признать, что иногда ругательства неплохо звучат. А если употребляешь их с толком, это по-настоящему привлекает внимание.

После паузы Трейси с раздражающим спокойствием, которому она, похоже, научилась в этом году, заявляет:

– Твоя мама не флиртует. Это Дирк Тейлор флиртует.

– Для этого нужны двое, – ворчу я.

– Знаешь что, Рози? Ты ведешь себя как эгоистка.

Трейси с тем же успехом могла бы меня ударить.

– Я веду себя как эгоистка? Мой папа погиб полтора года назад! Это всего восемнадцать месяцев! А она уже... она уже...

Я не заканчиваю это предложение, чтобы не расплакаться.

Обычно, когда у меня включается неразумный режим из-за мамы – или слезливый режим из–за отца – Трейси готова мне помочь, мила и точно знает, что сказать.

Но не в этот раз.

– Она уже что, Роуз? Общается с парнем? Позволяет ему поднять то, что уронила? Идет есть десерт с ним и толпой других людей?

– Фотографируется с его рукой на талии напоказ всему миру! – резко отвечаю я.

Я хватаю iPod, подключенный к аудиосистеме машины, и начинаю пролистывать песни.

Уиллоу... «Sugarland»... «Neon Trees»...

Иногда меня сводит с ума музыкальный вкус Трейси.

Ke$ha... Энрике Иглесиас...

Эминем и Рианна. Идеально.

Ничто не сравнится с Эминемом, когда тебя все бесит. Его ярость проникает через колонки и проникает в самое нутро. Ты практически ощущаешь ее на вкус. Он всегда звучит так, будто через полсекунды кого–то изобьет. Мне это нравится.

Вот таким исполнителем я хочу стать, а не какой–то дурацкой девочкой из хора в мюзикле, которая поет гармонии из «ла-ла-ла».

Интересно: может ли девушка петь в таком стиле, как Эминем читает рэп?

Я врубаю музыку на такую громкость, что у меня чуть не идет кровь из ушей. Трейси, используя кнопки на руле, делает потише, но все равно оставляет достаточную громкость.

Она сейчас свернет направо и поедет к «Morton's». Я пытаюсь придумать самый безопасный способ выпрыгивания из движущейся машины, когда мимо пролетает машина Джейми, едущая в другом направлении.

Я подаюсь вперед, наблюдая за его задними фарами. Не успеваю я еще ничего сказать, как Трейси смотрит на меня с недоверием:

– Ты же несерьезно.

– Ты хочешь узнать, куда они едут?

– Во-первых, это ты хочешь узнать, куда они едут. А мне просто не наплевать. Во-вторых...

Машина позади нас раздраженно сигналит из–за того, что мы не движемся на зеленый.

– Если ты поедешь за ними и мы поймем, куда они едут, я пойду в «Morton's», – лгу я.

– Нам не стоит даже рядом находиться с теми местами, куда они едут.

– И что это должно значить? – спрашиваю я.

Меня возмущает этот намек на то, что Джейми и Энджело по умолчанию не способны ни на что хорошее лишь из-за того, кто они есть. Хотя в данном случае я знаю, что Трейси права – что–то происходит, и нам лучше держаться от этого подальше.

Машина снова сигналит, на этот раз уже дольше.

– Их обоих арестовывали как минимум один раз. Это все, что я говорю.

– Пять минут. Потом в «Morton's».

Трейси драматически вздыхает, как будто я прошу о невозможном. Потом включает другой поворотник, и Prius срывается с места, мчась к перекрестку.

Я успокаиваюсь по мере того, как десерт в «Morton's» все сильнее и сильнее удаляется в зеркале заднего вида.

Я снова беру iPod и прибавляю громкость, откидываясь на сиденье, а самый злобный голос на планете долбит мне по мозгам. Кэрон говорит, что я не должна быть снисходительной к своей злости, не пытаясь в ней разобраться.

Кэрон может идти на Х.

Некоторое время, когда мы едем за ребятами в богатые районы города, Трейси кажется скучающей и раздраженной. Она уже готова сказать, что не собирается больше за ними следить, когда мы сворачиваем в квартал Мэтта Хэллиса.

Теперь все становится интереснее.

Джейми и Энджело останавливаются перед домом Мэтта. Это огромный красивый особняк в колониальном стиле с белыми фонариками на соснах, растущих с обеих сторон от входа, и гирляндами, украшающими открытую галерею. В одном из окон виднеется громоздкая новогодняя елка, а разноцветные огоньки отражаются на белом капоте спортивной машины Мэтта, припаркованной на подъездной дорожке. Там же много других машин, которые кажутся мне знакомыми – похоже, сегодня у Мэтта тусуется команда по плаванию.

Трейси без разговоров выключает фары, останавливает Prius у бордюра за несколько домов от дома Мэтта, и мы ждем. Я сползаю чуть ниже на своем сидении, когда мы видим, как Джейми и Энджело выходят из машины, но они сосредоточены на ком-то с рюкзаком – он выходит их встретить из-за живой изгороди, отделяющей владения Хэллисов от соседей.

Их троица переговаривается всего несколько секунд, а потом Джейми поднимает руки и качает головой, как будто он не согласен с чем–то. Они с Энджело делают шаг назад, когда третий человек бросает рюкзак на землю и начинает в нем рыться. Затем он встает, выходит из тени и под уличным освещением становится ясно, что это Конрад с баллончиком краски.

Некоторое время он сильно трясет баллончик и движется к Джейми и Энджело. Джейми скрещивает руки и смотрит на землю, а потом медленно поворачивается лицом к дому. Энджело стоит лицом к улице. Похоже, что они стоят на стреме.

А именно это они и делают – осознаю я, когда Конрад снимает крышку с баллончика и начинает раскрашивать машину Мэтта.

– О Господи, – говорит Трейси. – Теперь они его убьют – правда, убьют.

Мы достаточно далеко, чтобы разглядеть, что именно делает Конрад, но в любом случае это что-то детально продуманное, потому что на это требуется много времени. Когда на улицу заворачивает микроавтобус, Конрад, согнувшись, прячется за машиной Мэтта, а Энджело зажигает сигарету и притворяется, что спокойно общается с Джейми. Микроавтобус проезжает мимо, Конрад выскакивает из-за машины, достает из рюкзака еще один баллончик, а ребята возвращаются на свои посты.

Конрад залезает на капот, чтобы поработать над крышей, и тянется вперед, ложась на лобовое стекло и не пропуская ни сантиметра поверхности. Под уличным освещением видно, что он в черной толстовке, на голове капюшон, а рука неистово работает – бешеный художник—граффитист, пытающийся закончить прежде, чем его поймают.

Когда он все-таки заканчивает, он спрыгивает с капота и запихивает все в рюкзак. Вместе с Джейми и Энджело он направляется к машине Джейми, потом ненадолго останавливается, бегом возвращается к машине Мэтта, залезает на капот и прыгает вверх-вниз, пока не срабатывает сигнализация.

Джейми с Энджело на миг застывают, а затем несутся к автомобилю Джейми и залазят внутрь. Джейми трогается с места и орет из окна на Конрада, который спрыгивает с капота. Едва Конрад оказывается на заднем сиденье, Джейми дает полный газ. Я вижу, как он пытается закрыть заднюю дверь, не вывалившись из машины на повороте.

– Едем, Трейс, – практически шепотом говорю я.

Проносясь мимо подъездной дорожки Мэтта с выключенными фарами, мы видим огромные черные буквы, покрывающие капот, крышу и бока когда-то идеального и сверкающего белого спортивного автомобиля – слова «гомик», «гей» и «гомо».

10

новичок(сущ.): начинающий

(см. также: делающий что-то в первый раз)

– Роуз, передай, пожалуйста, вино Дирку.

Я лучше вылью вино прямо на красивую мамину скатерть из белого льна и посмотрю, как оно расплывется, словно кровавое пятно в фильме про бандитов, чем передам его Дирку. Но я борюсь с сильным желанием испортить этот ужин, который моя мама – а она, между прочим, не перестает улыбаться с тех пор, как познакомилась с мистером Голливуд – планировала несколько дней.

Мама под видом хорошей соседки пригласила Тейлоров к нам в гости в канун Рождества.

– Они, наверно, еще многих в городе не знают, и им будет приятно провести праздник с новыми друзьями, – сказала она объясняющимся тоном, как будто половина Йельского Университета не требовала, чтобы кинозвезда провела праздник с ними.

Но нам повезло, и Дирк решил принять приглашение моей мамы.

Я беру бутылку и пытаюсь протянуть ее Дирку, сидящему справа от меня. Роберт, который, судя по всему, теперь стал членом семьи Тейлоров и повсюду их сопровождает, сидит с другой стороны от Дирка. Он тянется через Дирка, чуть не опрокинув свечу, и берет у меня бутылку. Он наливает ему вино, потому что от Дирка, конечно же, и ожидать не стоит, чтобы он сам себе наливал.

На док-станции для iPod в гостиной играет «Jingle Bells».

Если бы я не так устала, я бы была еще более недовольной, чем сейчас. Но я не спала полночи, была шокирована, подавлена, расстроена и взбешена. Шокирована из–за Конрада, который, как я решила, исходя из найденного в Интернете в три часа ночи, совершил уголовное преступление. Подавлена из–за Джейми, который не перезвонил, несмотря на отправленные ему два сообщения о том, что я знаю о случившемся, и мне нужно с ним поговорить. Расстроена из–за того, что уже несколько недель никто не оставляет комментарии или сообщения на папином сайте. И взбешена тем, что мой брат так и не позвонил или не написал, собирается ли он соизволить приехать домой на Рождество.

Даже одного из перечисленного было бы достаточно, чтобы я не могла заснуть. А все вместе чуть не свело меня с ума. И теперь я чувствую себя так, что готова просто свалиться на стол. Или под стол.

– Роуз, – говорит Дирк своим баритоном, от которого у меня зуд по всему телу, – тебе вообще интересны фильмы?

Я думаю, не сказать ли мне «нет», чтобы этот разговор закончился, еще не начавшись, но когда Роберт в неподдельной панике резко поднимает голову от тарелки, мне вдруг хочется разобраться, о чем говорит Дирк.

– Мне нравится кино, – уклончиво говорю я, подавляя своевременный, но абсолютно самопроизвольный, зевок.

– О-о-о, Роуз, ты обязательно должна прийти в наш киноклуб! Это классная идея! – говорит Холли.

Она идеально выглядит в красном свитере клюквенного оттенка с удлиненными рукавами—колоколами. Трейси сфотографировала бы его, не задумываясь.

– И вы тоже, миссис Царелли! Это же так весело.

– Холли, пожалуйста, зови меня Кэтлин, – неловко улыбается мама.

Догадываюсь, что ей не очень приятно слышать свою фамилию по мужу на ужине, который она устроила для другого мужчины, не моего папы.

Не знаю, сколько еще я смогу все это выносить. Я снова зеваю.

– Замечательная идея! Кэтлин, вы с Роуз должны прийти. Каждый четверг, по вечерам, я со своими студентами смотрю фильм, получивший премию, а потом мы его обсуждаем.

Дирк оптимистично улыбается мне, будто его и правда волнует, вступлю ли я в этот киноклуб, и, поскольку все это просто пропитано харизмой, я чуть не поддаюсь ему. Но я-то знаю – он всего лишь думает, что если я туда вступлю, то мама, скорее всего, тоже вступит. И тогда у него будет идеальный предлог, чтобы проводить с ней еще больше времени.

Хотя Роберта, кажется, абсолютно потрясла возможность моего вступления в киноклуб. На миг ко мне приходит рождественское настроение – я смотрю на ситуацию с точки зрения Роберта, и мне становится его жаль. Тейлоры стали Роберту ближе, чем когда-либо была его семья. Уверена, последнее, чего ему хочется – чтобы рядом находился тот, кто может все это разрушить.

Ну что ж, к счастью для Роберта, мое желание держать маму подальше от Дирка гораздо сильнее, чем желание наказать Роберта за ложь обо мне.

– Так что ты думаешь, Роуз? – говорит Дирк.

– Мы будем смотреть ваши фильмы? – спрашиваю я, стараясь, чтобы это звучало как можно невиннее. Мама смотрит на меня самым суровым взглядом, на который она способна, но Дирк лишь смеется.

– Роуз, если мы будем смотреть только мои фильмы, получившие награды, клуб закроется через неделю.

– Это неправда, пап. Ты снимался в фильмах, которые получили Оскар, премию Британской киноакадемии и Пальмовую ветвь, – с неподдельной гордостью говорит Холли, лучезарно улыбаясь Дирку.

Ни разу не видела, чтобы Холли так смотрела на своего папу, и это меня удивляет – я думала, она считает все эти Голливудские штучки фигней. Когда я вижу, как Дирк обнимает ее и прижимает к себе, на меня обрушивается чувство утраты.

Какое-то время я его не ощущала. Не было подходящих ситуаций. Мысли о папе обычно были связаны с борьбой с ужасающими образами в моей голове, поэтому я не позволяла себе много думать о нем. Но тоска по человеку, который должен сидеть рядом со мной за этим столом – где сейчас вместо него сидит Дирк Тейлор – наполняет мою грудь и раздавливает меня.

Я встаю, чтобы выйти, когда мы все слышим, как кто–то открывает ключом входную дверь.

Мама застывает. Я вижу, как она мысленно проверяет список членов семьи и понимает, что есть лишь один человек, который может открывать нашу входную дверь в канун Рождества. Ее лицо светится надеждой.

Я подхожу к двери секунд на пять раньше, чем мама – как раз вовремя, чтобы увидеть там Питера. Он выглядит так, словно не ел весь семестр.

Рядом с ним беспокойно топчется Трейси.

Я на миг закрываю глаза. Не понимаю, почему Трейси здесь. Рядом с Питером.

– Питер! – радостно, безумно и обеспокоенно одновременно восклицает мама.

– С Рождеством, мам, – говорит он, наклоняясь ее обнять.

У него под глазами по–прежнему супер-темные круги, которые были этим летом, но взгляд хотя бы не остекленевший. Он на удивление ясный.

Он продолжает обнимать ее, потому что она не хочет его отпускать, и через мамино плечо Питер разглядывает мое лицо так же, как я разглядываю его.

– Привет, Рози. У тебя такой вид, будто ты спишь на ходу.

У меня сейчас голова взорвется. Как он вообще может говорить со мной в таком тоне после того, как с сентября меня обламывал? Я не обращаю на него внимания и поворачиваюсь к Трейси.

– Что ты тут делаешь?

Это прозвучало злее, чем я собиралась, и застало ее врасплох.

– Я просто... Я шла с тобой поговорить и перед домом столкнулась с Питером.

Питер смотрит на нее сверху вниз и слегка улыбается.

– Рад тебя видеть, Трейс.

Что? Я выгляжу так, будто сплю на ходу, а ее он рад видеть?

– Привет! Ты, должно быть, Питер, – раздается позади нас голос Дирка. – Много о тебе слышал.

Он протягивает руку в сторону нашей маленькой счастливой группы, чтобы поделиться одним из своих мужественных рукопожатий.

Выражение лица Питера меняется – сначала смущенное, потом одобрительное, потом удивленное, и опять смущенное – и он пожимает руку Дирка.

– Мм, привет, – красноречиво отвечает он.

– Питер, это Дирк Тейлор. Он и его дочь Холли недавно переехали в наш город и сегодня с нами ужинают. Холли – одноклассница Роуз, – объясняет мама, пропуская слова о кинозвезде. – Мы почти дошли до десерта. Почему бы вам вдвоем не сесть за стол?

Мама говорит так, словно говорить «вы вдвоем», имея в виду Питера и Трейси – это самая нормальная вещь в мире.

– Мам, на самом деле, мне нужно с тобой поговорить, – заявляет Питер. – С тобой тоже, Роуз.

– Кэтлин, мы помоем посуду, и десерт как раз будет готов. Не спеши. Рад знакомству, Питер.

– Взаимно, мистер Тейлор, – с легким благоговением говорит Питер.

Фу, фу, фу.

– Давай, раздевайся, – говорит мама.

Когда Питер снимает шапку, его непослушные волосы взъерошиваются, и он вдруг становится невероятно похож на папу. Я даже отхожу от него на шаг. Мама тоже это замечает – это понятно по пристальному взгляду, с которым она берет его куртку и шапку.

Совсем неплохо, что маме напомнили о папе, пока Дирк Тейлор моет посуду на ее кухне.

Трейси, все еще стоящая рядом с Питером, теперь переминается с ноги на ногу, постукивая по полу высокими каблуками. Ее длинный полосатый шарф завязан идеальным узлом.

– Роуз, я пришла с тобой поговорить кое о чем, но я лучше тебе попозже позвоню, – нерешительно говорит она.

Уходить ей явно не хочется.

– Нет, Трейс, все нормально. Оставайся.

Питер улыбается ей одной из своих фирменных улыбок, и я вдруг понимаю – какое бы нехорошее известие Питер ни собирался нам сообщить, Трейси уже его знает.

И еще понимаю, что камень, который я чувствую на сердце с тех пор, как открылась входная дверь – это ревность.

Я злюсь на свою лучшую подругу, она меня обидела, но в этой ситуации есть что-то еще, и это хуже. Гораздо хуже.

Мы вчетвером идем в гостиную, и мама уже забыла о том, что Питер собирается, образно говоря, столкнуть ее с товарным поездом.

– Мам, мне пришлось взять академический отпуск на семестр, – говорит Питер, не давая ей даже присесть.

Улыбка моментально исчезает с ее лица.

– Нет, Питер, это не очень хорошая идея. Сейчас для тебя полезна система.

Я готова расхохотаться. Какую именно систему она имеет в виду? Систему ежедневных вечеринок и последующего сна на занятиях? Систему употребления тяжелых наркотиков со своей девушкой? Какую систему?

– У меня не было... выбора, – говорит Питер.

Мама выглядит озадаченной, но до меня мгновенно доходит. Я жду – собирается ли Питер пояснить, но он слишком труслив, чтобы это сделать, поэтому вмешиваюсь я.

– Мам, он хочет сказать, что его выперли из школы.

– Я не это хочу сказать, – рассерженно отвечает Питер. – Я просто взял академотпуск на семестр.

– Зачем? – говорит мама.

– Потому что он ходил по вечеринкам вместо того, чтобы учиться, – отвечаю я. Ничего не могу с собой поделать.

– Роуз, хватит отвечать за брата.

– Скажи ей, что я неправа, Питер, – подначиваю я, не глядя на маму.

На долю секунды мне кажется, что Питер сейчас пошлет меня на три буквы, но он лишь медленно качает головой.

– Ты не совсем неправа, – признает он.

– Роуз Царелли, – говорит мама, поворачиваясь ко мне. – Ты лгала мне.

Его выгнали из школы, а она злится на меня?

Я спрыгиваю с дивана от возмущения:

– Я лгала? Что ты... Как ты вообще...

– Ты уже несколько месяцев мне говоришь, что не общаешься с Питером!

– Она и не общается, миссис Царелли, – говорит Трейси в мою защиту, хоть это и неправда. – Я знаю, что она не общается.

Голос Трейси посреди личного семейного разговора выводит меня из себя.

– А ты что здесь делаешь?

– Она тебя защищает, Роуз, – говорит Питер. – Не будь такой сучкой.

– Питер! – кричит мама.

Из дверного проема высовывается наша местная кинозвезда.

– Кэтлин? Все нормально?

Он смотрит на нее с серьезной озабоченностью, которую он, наверно, годами доводил ее до совершенства, тренируясь перед зеркалом.

Чудовищно смущенная мама нервно сглатывает и улыбается.

– Все отлично, Дирк. Просто улаживаем разногласия. Я подойду через минуту.

После еще одного идеально сыгранного взгляда, на этот раз сочувственного, Дирк исчезает на кухне, где, судя по звукам, Холли и Роберт наполняют посудомоечную машину.

Из–за сочетания изнеможения и гнева я чувствую себя словно в отключке – все вокруг кажется нереальным. Мой взгляд падает на телефон, который лежит на журнальном столике, где я оставила его на время мучительного поглощения закусок.

– Если ты не контактировала с Питером, откуда ты узнала, что с ним происходит? – спрашивает мама.

Если бы Питер не обозвал меня сучкой, я бы не решилась показать ей содержимое своего телефона.

Но он обозвал меня сучкой.

Я беру телефон и вижу, что пропустила три сообщения от Трейси. Сразу же открываю «Фото». Сажусь рядом с мамой и показываю одну из оставленных мной фотографий Питера. Она бледнеет.

Питер, узнав свой старый iPhone, вскакивает.

– Что ты делаешь?

Он хватает меня за руку и поворачивает телефон к себе, чтобы увидеть, что я ей показываю.

На этом фото Питер и Аманда склонились над журнальным столом со странными маленькими трубочками в руках.

Все замолкают, пытаясь понять, что происходит.

Питер садится с другой стороны от мамы, и его пристальный взгляд пронизывает меня как кинжал.

– Я просил тебя удалить мои фотографии.

– А зачем ты отдал мне телефон с ними? – парирую я.

Мама зажимает рот руками и закрывает глаза.

– Все будет хорошо, мам. Мне просто нужен перерыв, но мне разрешат вернуться. Не переживай из–за этого.

– Не переживать из-за этого? – говорит она.

Она вырывает у меня из рук телефон и тычет этим фото Питеру в лицо.

– У тебя зависимость?

Питер усмехается.

– Мама, это колледж. Не будь смешной.

– Не называй ее смешной! – говорю я. – Ты не думаешь, что мы поняли, что с тобой что–то не так, когда ты летом приехал домой? Ты встречаешься с этой наркоманкой...

– Она не... – Питер перебивает сам себя. – Господи, Роуз, иногда я просто забываю, что ты еще такая маленькая. Иди помоги на кухне, ладно? Мне нужно поговорить с мамой наедине.

У меня практически идет пар из ушей.

– Маленькая? А ты из тех, кто принимает наркотики, чтобы впечатлить девушку, которая ни хрена тебе не подходит!

– Роуз! – говорит мама, не привыкшая к тому, чтобы я сбрасывала бомбы на букву «Х». – Сегодня канун Рождества! – добавляет она, как будто это так важно.

Словно по заказу, плейлист с рождественскими песнями возвращается на начало, и снова включается «Jingle Bells».

Питер смотрит на Трейси, которая тут же встает, словно они общаются посредством телепатии.

– Рози, мне нужно с тобой поговорить. Пожалуйста, – умоляет Трейси.

Не отвечая ей, я забираю свой телефон у мамы и, громко топая, ухожу в свою комнату. Я поняла, что Питер каким-то образом завербовал мою лучшую подругу, чтобы она помогла ему сообщить эту новость, и теперь она на его стороне. Трейси идет за мной и встает в дверях с виноватым видом. Не буду же я захлопывать дверь прямо перед ней.

– Откуда ты об этом узнала? Ты общалась с ним за моей спиной? – я требую объяснений.

– Я пришла, потому что ты не брала трубку, – медленно говорит Трейси, как будто я могу ее укусить в любую секунду. – Когда я оказалась здесь, Питер выходил из своей машины. Мы поговорили пару минут.

Она не ответила ни на один из моих вопросов. А еще не сказала мне перестать быть параноиком – она обычно так говорит, когда думает, что я выхожу из-под контроля.

– Что он тебе сказал? Или ты не должна ничего рассказывать? – гневно выплевываю я.

– Он сказал, что папа Аманды забрал ее из школы, отправил на реабилитацию и сказал декану, что Питеру тоже нужна помощь.

Я отворачиваюсь и ударяю по клавиатуре компьютера, загружая экран – хоть что-то, чтобы закрыться от нее. Выскакивает уведомление почтовой программы – новое письмо от Вики с темой «Северные олени рулят!!!!» Я открываю его и вижу ее фотографию с огромными пушистыми оленьими рогами. Они торчат из массы гигантских кудряшек, уложенных на голове под безумными углами. В письме всего две строчки: «Пыталась оставить пост на твоем сайте. Он не работает, потому что там много праздничных сообщений для твоего папаши?»

Мой сайт работает... или нет? Я набираю его адрес в браузере, и он сразу же открывается.

– Роуз, – раздраженно говорит Трейси, стараясь привлечь мое внимание. – Мне звонил Мэтт.

Я все еще пытаюсь сообразить, с чего Вики взяла, что сайт не работает, когда слышу слова Трейси. Есть лишь одна причина, по которой Мэтт мог позвонить Трейси, и это явно не желание поздравить ее с Рождеством.

– Он нас видел? – спрашиваю я, оборачиваясь.

– Не знаю. Но он просил передать Конраду, что он труп.

– Откуда он узнал, что это Конрад?

Трейси наклоняется ко мне.

– Конрад с тем же успехом мог подписаться своим именем.

Мы с Трейси подпрыгиваем от того, что дверь в комнату Питера с грохотом захлопывается. Трейси оглядывается и смотрит на закрытую дверь Питера.

– Девочки! Десерт на столе, – зовет снизу мама.

У нее зажатый голос от напряжения – она пытается сделать вид перед звездным гостем, что ее сын просто приехал домой из престижного северо-восточного колледжа, а не объявил, что его выгнали за употребление наркотиков.

– Мы должны сообщить в полицию, – говорит Трейси.

– Они просто арестуют Конрада, а у Джейми с Энджело тоже будут неприятности.

– Конрада не арестуют, если он расскажет о той вечеринке.

– Это не сработает, – рявкаю я. – Так испортить машину? Это может рассматриваться как преступление. А почему он это сделал, значения не имеет.

– Девочки? – снова зовет мама, на этот раз уже с большим отчаянием.

У меня начинает гудеть голова от переутомления – я не могу туда вернуться.

– Скажи, чтобы начинали без меня. Я позвоню Джейми и расскажу про Мэтта.

Трейси уже готова со мной поспорить, но я перебиваю ее.

– Иди посмотри, как там Питер, – говорю я, наконец поддаваясь искушению захлопнуть дверь.

– Хорошо, Роуз, – говорит Трейси из коридора.

Я слышу, как ее каблуки стучат по лестнице, а она говорит что–то маме. Потом открывается и закрывается входная дверь.

Похоже, после всего этого она и не претендует на десерт.

Я тянусь к своему телефону и в этот же момент вижу, что мне звонит Вики.

– Розалита! С Рождеством, девочка! Оно у вас снежное?

Я люблю разговаривать с Вики. Большую часть времени мне даже не приходится ничего говорить, потому что она болтает за нас обеих.

– Привет, Вики. Нет, снега пока не было.

– Получила последнее?

– Хорошие рога, – говорю я.

Я сажусь на кровать, а потом падаю на спину, утопая в толстом одеяле. Такое ощущение, что это самое уютное место во всем мире.

– Пришлось над ними потрудиться, милая. Сделала их только ради тебя.

– Спасибо, Вики.

– Ты в порядке, милаш? Голос испуганный.

– Праздники. Ты же знаешь.

– Ой, милая, праздники могут быть противнее, чем кастрюля с гремучими змеями, – говорит она. – Эй, а что с твоим сайтом? Вылезает одна из этих чертовых системных ошибок.

– На нем какое-то время никто не пишет. Все забыли.

– Ни за что, милая. Это невозможно. Ты пойдешь и позвонишь в техподдержку. Они скажут, что не так. Но поверь мне, никто не забыл твоего папочку.

Может, она и права. Это могут быть всего лишь глюки техники. Наверно, на сайт писало столько людей, что он просто сломался. Хотя такие вещи случаются только, когда умирают знаменитости и народ сходит с ума, отправляя сообщения о том, как сильно они любили того, с кем ни разу не встречались.

Интересно, сколько будет посещений на сайте Дирка – я на него заходила часа в четыре утра – если он умрет. Возможно, больше, чем на папином. Если бы папа был киноактером, а не инженером, на его мемориальном сайте определенно было бы больше посещений.

А маму, возможно, уже не интересовал бы никто другой.

– Ты тут, милаш?

– Да, извини, Вики.

– Скучаешь по папаше?

– Да. А ты скучаешь по Тревису?

– Каждый день. Каждый день. Но у нас все будет в порядке, сладкая, просто помни это. Даже, если ты чувствуешь, что движешься назад, время все равно движется вперед, и оно лечит все.

Я слышу, что в ее доме есть люди – кто-то громыхает кастрюлями и сковородками.

– Мне нужно поправить рога и быть милой с моими гостями. А ты сейчас устроишь вам с мамашей хорошее Рождество, ладно? И помни, что она тоже скучает по папаше. Благослови тебя Бог, милая.

К тому времени, когда я кладу трубку, я уже не могу встать с постели. Я лежу, слушаю, как внизу играют рождественские песни, вилки стучат по тарелкам с десертами, а Питер говорит по телефону в своей комнате – наверно, рассказывает Аманде, какие мы с мамой идиотки. Дирк что-то говорит, и Холли с Робертом смеются, но я не слышу маму. Пытаюсь представить, как она строит хорошую мину при плохой игре и развлекает гостей, а сама, возможно, умирает от смущения из–за того, что ни один из ее детей не соизволил спуститься к десерту.

По–взрослому и по–рождественски было бы спуститься вниз и помочь ей – развлекать всех и каждого, убирать со стола, мыть посуду после того, как все разойдутся.

Вот чего хотел бы от меня папа – даже, если она влюбилась в другого парня.

Это была моя последняя мысль перед тем, как глаза закрылись без моего разрешения.

***

Я просыпаюсь и вздрагиваю.

Я забыла позвонить Джейми.

Хватаю телефон. 2 часа ночи. Звонить слишком поздно.

Но это экстренный случай.

Я отправлю сообщение. Пишу: «Мэтт звонил Трейси. Он знает, что это Конрад». Палец зависает над кнопкой «Отправить», а потом нажимает на нее.

Около минуты я смотрю на телефон на случай, если что-то произойдет. Когда ничего не происходит, я на цыпочках иду в ванную почистить зубы и избавиться от вкуса рождественского-ужина-который-прошел-неудачно. Я почти справляюсь с этой задачей, когда слышу сигнал телефона.

Бегом возвращаюсь в комнату, изо рта вытекает пена от пасты и капает мне на футболку.

Он ответил: «Не спишь?»

«Вроде, нет», – пишу я в ответ.

«Я могу приехать?» – спрашивает он.

Опять все сначала.

Смотрю на телефон – убедиться, что я не ошиблась, посмотрев на время.

Не ошиблась. Сейчас 2:13.

«На улице?» – пишет он, не дождавшись ответа.

«Задняя дверь», – отправляю я.

Проходит пятнадцать минут, и после попыток спасти размазавшийся во сне макияж и переодевания в не испачканную зубной пастой одежду я слышу, как к дому подъезжает машина. Через щель в занавеске я вижу Джейми. У меня сбивается дыхание, когда я думаю о последней нашей встрече среди ночи.

Но теперь об этом и речи быть не может.

Открываю дверь и выхожу в коридор. Понятия не имею, получится ли у меня это сделать – лестница на первый этаж совсем рядом с маминой комнатой, а я никогда не обращала внимания, скрипит она или нет. Я начинаю спускаться на цыпочках и с радостью обнаруживаю, что наша лестница практически бесшумна по сравнению с лестницей дома у Трейси.

На секунду я останавливаюсь – а вдруг кто-то еще не спит? Но в доме тихо. Прокрадываюсь через гостиную и кухню к задней двери. Вот и он, под самыми яркими за всю мою жизнь звездами, в своей камуфляжной куртке, без шапки и перчаток, хотя на улице, наверно, минус двадцать. Он даже виду не подает, что ему холодно.

Тихо и осторожно я открываю заднюю дверь и держу ее открытой. Он не движется с места.

– Я могу войти? – спрашивает он.

– Да, – шепчу я. – Только тихо.

Он все еще не движется.

– Что не так?

– Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, – говорит он.

– Отлично.

– Не совсем, если мне приходится заходить через заднюю дверь.

Я дрожу от холодного воздуха, проникающего через открытую дверь.

– Просто моя мама не хотела бы тебя здесь видеть.

Он засовывает руки в карманы.

– Так вот почему ты тогда не разрешила за тобой заехать.

Пару секунд я нахожусь в замешательстве. Свидание – он говорит о свидании.

Я вижу это в глазах Джейми и понимаю, что уже во второй раз не разрешила ему прийти ко мне домой как все нормальные люди.