Текст книги "Ядовитый поцелуй (ЛП)"
Автор книги: Л.Т. Смит
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
15.Реон
Мое внимание приковано к ней, пока она выбегает из уборной. Ее синее платье колышется в такт шагам.
Совершенство.
Жаль, она не понимает, насколько безупречна.
Со временем поймет.
Она на мгновение оглядывается, и ее взгляд падает на мою шею, туда, где я достал из-под рубашки тонкую цепочку. Я знаю, она видит то, с чем я отказываюсь расставаться, – ее кулон. По правде говоря, я забрал его ещё в ту самую первую ночь, спрятал в карман, и с тех пор ношу не снимая.
Лилит качает головой, прежде чем вернуться к своему побегу. Она была послана на эту землю, чтобы мучить меня. Покачивать своей милой задницей в платьях и медленно убивать меня каждым движением.
Нет необходимости приставлять нож к моей груди.
Достаточно просто смотреть, как она уходит.
Этого вполне хватает.
Дверь закрывается за ней, и я теряю ее из виду. Мое дыхание приходит в норму – я и не заметил, как оно участилось в ее присутствии.
Вдруг дверь снова открывается, и я с нетерпением вскидываю голову, надеясь увидеть её по ту сторону.
– Реон. – В поле моего зрения появляется женщина, но не та. Нет, это Майя, и она выглядит бледной, немного навеселе. – Кто она?
– Почему ты решила, что я ее знаю?
– Потому что ты ненавидишь людей. И все же сам предложил проводить ее. И ты стоишь в женском туалете, из которого она только что вышла.
– Майя.
– Подумай над своими следующими словами, Реон. Хорошо подумай. Ты не сможешь забрать назад то, что скажешь. Хочешь, чтобы я пошла к моему брату и рассказала ему, почему мы расстались?
Вот она, та самая скрытая сторона Майи, которую она прячет, представляясь безупречной ухоженной женщиной, а не избалованной эгоисткой, как о ней все говорят. Я слышал слухи, и теперь она показывает свое истинное лицо.
Она знает, что он выследит Лилит и устранит ее, если это будет означать, что его сестра будет счастлива. Они близки, очень близки. Мне это кажется странным, но только потому, что мои отношения с сестрой не такие.
– Для тебя это в новинку, Майя. Угрожать мне. Кто бы мог подумать, что на это ты способна.
– Кто бы мог подумать, что ты заглядываешься на другую? – парирует она.
– Я не заглядываюсь на другую. Я заполучу другую.
– А я позабочусь о том, чтобы она исчезла.
Моя челюсть дергается от ее угрозы. Требуется вся сила воли, чтобы не шагнуть вперед и не сжать её за горло, лишив воздуха.
Я не играю ни с кем, кроме Гусеницы.
Майя затеяла опасную игру, которая мне не по вкусу. Угрожать Лилит – даже хуже, чем угрожать мне.
– Тебе стоит попытаться сделать усилие ради меня, Реон. Ты даже не пытался. Я давала тебе пространство, но пришло время увидеть, что у тебя есть, и начать это ценить.
– И что же у меня есть, Майя?
Она усмехается.
– У тебя есть я. – Затем разворачивается и бесшумно удаляется.
Выйдя вслед за ней, я обнаруживаю Сорена, ожидающего меня. Когда он, блядь, успел прийти? Он смотрит, как уходит его сестра, а затем поворачивается ко мне, пронзая жестким взглядом.
– Часто заходишь в дамскую комнату?
– Я не хочу жениться на твоей сестре, – заявляю я, осознавая, насколько стал отчаянно зависим от Лилит.
Он сильнее сжимает бокал в руке.
– Ты женишься на Майе.
Идти против Лорда – глупо. Сколько бы денег и влияния у меня ни было – а их, черт возьми, немало – власть Сорена превосходит мою в десятки раз. И мы оба это знаем.
– Советую тебе пойти и помириться с Майей, пока я не сделал то, о чем ты пожалеешь.
Он уходит, не дав мне сказать ни слова, и я хочу броситься за ним. Но вместо этого направляюсь прямиком к своей машине и еду домой. Оказавшись дома, первое, что я делаю, – открываю компьютер и начинаю искать ее…
Я ищу свою гусеницу, но ничего не нахожу.
На следующий день раздаётся стук в дверь. Я открываю и вижу Майю с чемоданом рядом с ней. Её взгляд скользит по моей груди, и я понимаю, что забыл надеть рубашку.
– Майя. – Я не отхожу от двери, чтобы впустить ее. Честно говоря, я не хочу видеть ее здесь.
– Я переезжаю, – с воодушевлением заявляет она.
– Прости, я ослышался. Что ты сейчас сказала? – Я недоверчиво морщу лоб. Что, блядь, вообще происходит?
– У меня второй чемодан, – объявляет Сорен, появляясь позади нее. Майя оборачивается к нему, а я замечаю тяжелый взгляд, который он бросает на меня. – Ты собираешься нас впустить или так и будешь стоять в дверях?
Я отступаю в сторону и пропускаю их обоих.
– Умный выбор, – говорит он, проходя мимо меня. – Майя, сходи к машине и забери вторую сумку. Мне нужно обсудить с Реоном кое-какие дела.
Она кивает и с радостью бросается выполнять его приказ.
Как только Майя уходит, Сорен закрывает дверь. Одетый в черный костюм и готовый к работе, Сорен – воплощение бизнес-магната. Он управляет медиа-империей, и от него исходит аура власти и авторитета. Его шаги по комнате – целеустремленные, и по уверенной осанке и непоколебимой сосредоточенности во взгляде ясно, что он привык к уважению. Каждое его движение продумано, каждый жест просчитан. Очевидно, что он готов к следующему шагу в беспощадной игре за власть.
– Уважение. Ты окажешь его Майе.
– Почему? Потому что ты так сказал? – спрашиваю я, скрещивая руки на голой груди.
– Реон, я уважаю тебя. Искренне. Именно поэтому счел тебя идеальной партией для моей сестры. Думаешь, я отдал бы ее кому попало? – Я молчу. Нет, не думаю. В его глазах никто не был бы для нее достаточно хорош. – Ты в стороне уже как минимум год, Реон. Выпал из игры. Сдал позиции, точка. – Он качает головой. – Люди замечают. Ты давно не участвовал в Охоте. Почему?
Охота.
Нам дают цели и инструкции. Затем мы охотимся на них и убиваем избранных. Иногда в командах, иногда поодиночке. Это игра. Стратегическая игра, которая демонстрирует нашу преданность Обществу и создает связь – потому что совместное убийство порождает нерушимое доверие. Большинство убитых были избраны на роль добычи потому, что так или иначе подвели Общество. Это также манипуляция, ведь когда дело доходит до убийства ради забавы, если доверие и верность забываются, шантаж всегда остается козырем в руках Общества.
– Я присоединюсь к следующей.
– Ты пропустил обе в этом году, – холодно констатирует он.
– Я был занят.
Сорен качает головой.
– Мы с тобой одинаковы, Реон. Мы оба жаждем Охоты. Она опьяняет, и почти всегда мы выходим победителями. Твое отсутствие бросается в глаза… – Он проводит рукой по волосам. – Честно говоря, мне это надоело.
– Я был занят, – повторяю я.
– Да, так ты и сказал.
– С твоей сестрой. Ты бы предпочел, чтобы я не был с ней?
Его челюсть сжимается от моих слов.
Впервые я испытываю к нему ненависть. Думаю, роль лидера Общества ударила ему в голову. Его прадед был лидером, но затем утратил позиции, пока Сорен не взял бразды правления в свои руки. Дело в том, что хотя все члены братства – влиятельные мужчины, именно Сорен и я имеем наибольший вес, даже если я не являюсь его правой рукой. Я руковожу поставками оружия, а он контролирует средства массовой информации.
Никому не выгодно, чтобы мы с ним конфликтовали. Полагаю, одна из причин, почему он свёл меня с сестрой, – держать меня под присмотром. Как гласит пословица: держи друзей близко, а врагов ещё ближе.
– Ты же знаешь, я хочу, чтобы она была счастлива, – говорит Сорен.
– Мне не нужна твоя сестра, – говорю я ему. – Ты не можешь говорить, что желаешь ей счастья, и при этом поощрять ее отношения с тем, кто ее не хочет.
– Попытайся, Реон. Тебе лучше, чёрт побери, постараться ради неё. Или, клянусь Богом… – Его выражение лица застывает в маске суровой решимости, челюсть напрягается, пока он смотрит на меня с жестокостью, не оставляющей места для возражений.
Я делаю шаг к Сорену, мой яростный и непоколебимый взгляд впивается в его. Высоко подняв голову, со зловещей ухмылкой на лице, я понижаю голос, не скрывая в тоне собственной угрозы:
– Дело в том, Сорен, другие могут бояться тебя, но мои демоны гораздо сильнее твоих.
Дверь открывается, и входит Майя с еще одной сумкой. Ее сияющий взгляд перебегает с меня на Сорена.
– Может, поужинаем… все вместе? – спрашивает она.
Я разворачиваюсь, направляюсь прямиком в свою спальню и хлопаю дверью.
Пошли они нахуй.
16.Лилит
Дорогой Дневник,
Я пыталась. Честно пыталась. Но он имеет необъяснимую власть надо мной.
Не думаю, что смогла бы отпустить его, даже если бы захотела.
Даже если он теперь с ней.
Делает ли это меня плохим человеком?
Скажи мне, Дневник…
Я плохая?
.
– Ты кажешься ужасно знакомой.
Я смотрю на мужчину в белой рубашке и идеально выглаженных тёмно-синих брюках, когда он открывает передо мной дверь. Его глаза, почти цвета ночного неба, смотрят на меня сверху вниз. Он высокий, возможно, такого же роста, как Реон. Именно с ним хотел познакомить меня отец. Но я уже видела этого мужчину раньше. Проклятье! Он из Общества.
– Почему ты выглядишь так знакомо? – спрашивает он.
Я не сдвигаюсь с места, потому что если я побегу, он поймет. Я стараюсь ничего не выдать языком тела, чтобы не раскрыть себя.
– Возможно, потому что я похожа на своего отца.
Мужчина выдерживает паузу в несколько вдохов, прежде чем кивает и отступает, открывая дверь, чтобы я вошла. Он закрывает дверь за мной и жестом приглашает сесть на диван.
– Я уже была у психотерапевта, но это не помогло, – говорю я ему.
– Я не обычный психотерапевт. К тому же, сомневаюсь, что ты могла бы меня себе позволить.
Я прикусываю губу.
Он пересаживается на диван напротив моего, хотя тот больше похож на глубокое кресло, и наклоняется вперед. Его темные, почти черные волосы зачесаны назад и аккуратно уложены. Мужчина в хорошей форме – очень хорошей – и, я думаю, не намного старше меня.
– Я не делаю одолжений. Терпеть их не могу. Но твой отец… – он делает паузу. – Что ж, я хранил твое существование в тайне достаточно долго, так что те, кто мог бы воспользоваться этой информацией, просто не знают о ней.
– Я была тайной? – спрашиваю озадаченно.
Он откидывается на спинку и закидывает ногу на ногу. Его начищенный ботинок блестит под светом лампы.
– Да. У тебя другая фамилия. Он сделал это, чтобы защитить тебя. Ты когда-нибудь заглядывала в свое свидетельство о рождении? – спрашивает он. – Его имени там нет.
Я хмурюсь.
– Но…
– У него была на то причина. Твой отец был не только влиятелен, но и имел множество врагов, желающих избавиться от него. Что им, в конечном счете, и удалось.
– А кем ты ему приходишься?
– Я уважал твоего отца. Наши отцы когда-то были друзьями. Когда мой умер, твой помог мне. Он оплатил мое обучение в колледже. Без него я бы не стал тем, кем являюсь.
– Значит, ты у него в долгу? – спрашиваю я.
Он обдумывает мой вопрос, пристально изучая меня. Его взгляд внушает страх.
– Да. Именно поэтому ты здесь, и я не рассказал Обществу о тебе. Но, полагаю, ты уже это знаешь, раз каким-то образом проникла на одну из вечеринок. – Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. – Теперь я тебя вспомнил.
– Вспомнил?
– Да. Все дело в глазах. Ты можешь изменить цвет волос, но твои глаза очень выразительны.
– Спасибо.
– Это не комплимент, – констатирует он. – Твой отец говорил со мной о твоих… – он делает паузу и усмехается, прежде чем добавить, – …красочных мыслях.
– Да, – отвечаю я без колебаний. Нет смысла притворяться – этот мужчина видит меня насквозь и владеет нужной мне информацией.
– Вероятно, они, берут начало из твоего детства.
От его слов у меня сжимается желудок.
– Что ты имеешь в виду?
– Твой отец часто брал тебя на охоту. Не для Общества, просто на… обычную охоту. Если я правильно помню, ты даже видела, как он охотился на человека.
– Прости, что?
Эта новая информация заставляет меня отшатнуться, и я чувствую, как нервы сковывают мой желудок.
– Ты оказалась там по ошибке. Охота обычно предназначена только для членов Общества, но ты присутствовала. Я был единственным, кто тебя видел, потому что я жил по словам и приказам твоего отца и не мог отлучиться. И все же я помню тебя. Для такого рода вещей нормально чувствовать себя подавленной.
Я качаю головой. Мой отец состоял в Обществе. Я даже не знаю, как это переварить.
– Они охотятся на людей.
– Не стану вдаваться в подробности, но думаю, нам стоит встречаться раз в неделю. И настоятельно советую держаться подальше от всех мужчин из Общества, особенно если ты планируешь сохранить голову на плечах. Я говорю это не потому, что хочу тебя защитить. А потому, что в долгу перед твоим отцом. – Он наклоняется вперёд. – Мне плевать если ты умрешь за пределами моего кабинета. – Он откидывается на спинку дивана и улыбается. – Как насчет следующей пятницы в девять?
– Мне не нужна терапия, – заявляю я.
– О, еще как нужна. Скажи мне, Лилит, – уголок его губ приподнимается, – тебя возбуждает кровь? – Я вздрагиваю от его вопроса и гадаю, как он понял, но мужчина лишь усмехается. – Ты не сказала «нет» сразу же – этого достаточно. На сегодня закончим. И помни: держись, блядь, подальше от Общества. Я не стану тебя защищать, если они узнают, кто ты.
– Мне не нужна твоя защита, – рычу я, поднимаясь на ноги.
– Как скажешь.
Он машет рукой в сторону двери, не потрудившись встать. Я выхожу, не оглядываясь. Когда добираюсь до машины, я поднимаю глаза и вижу, что он смотрит на меня из окна, а на его губах играет легкая улыбка.
Насколько глубоко мой отец был вовлечен в Общество?
Сколько из моего детства я на самом деле не помню?
Я всегда считала, что отец – плохой человек, и никто никогда не пытался меня разубедить. Тетя почти ничего не говорила о том, что он сделал. Его поймали с поличным во время совершения убийства. И теперь он в тюрьме до конца своих дней. Это все, что я знаю.
Девен стоит возле моей машины, когда я выхожу из продуктового магазина. При виде его я тяжело выдыхаю. Его руки засунуты в карманы, плечи опущены, и он озирается по сторонам.
– Девен, – говорю я, приближаясь с полными руками покупок.
– Лил, как ты? Я увидел твою машину и решил подойти, поздороваться.
Я прохожу мимо него, открываю багажник, кладу туда пакеты и захлопываю его. Когда оборачиваюсь, он уже стоит так, что преграждает мне путь к водительской двери.
– Слушай, я ушел от нее, ладно? Я понял, что облажался. Правда понял. Но ты – та, кого я всегда хотел. – Он почесывает затылок. – Может, подумаешь о том, чтобы вернуться? – умоляет он.
– Отойди, Девен.
– Лил, – говорит он голосом, похожим на скрежет гвоздя по чертовой доске.
– Мне пора. Счастливо оставаться.
Он тянется ко мне, хватает за руку и наклоняется.
– Ты хочешь пожестче? Я видел, как тот тип душил тебя, когда трахал в нашем доме.
– Если не уберешь руку, я сделаю это за тебя. – Я смотрю на него со злостью, а он закатывает глаза.
– Тебе же этого хочется, да? – Его хватка на моей руке усиливается, и я знаю, что останется синяк. Тупой мудак.
– Последний шанс, – предупреждаю я. Он не слушает. Вместо этого еще сильнее сжимает запястье.
– Ты никогда не нуждалась во мне, Лил. А я хотел быть нужным. – Он звучит одновременно отчаянно и безумно.
– Похоже, это твои проблемы.
– Черт тебя дери, Лил.
Девен дергает меня за руку так, что я чувствую боль. Не успевает он сделать что-то еще, как я поворачиваюсь к нему. На его лице расцветает надежда, но я тут же поднимаю колено и врезаю прямо в его бесполезный член. Он отпускает меня и приседает на корточки. Я поднимаю ногу и пинаю его, после чего он падает на землю, свернувшись клубком.
Переступив через него, я сажусь в машину, завожу двигатель и уезжаю с визгом шин, поднимая по пути гравий. Я планировала поехать прямиком в свою убогую квартиру, которую сняла на неделю (последний год я жила в мотелях и любых самых дешевых лачугах), но передумываю и вместо этого еду к тете. У нее никогда не было своих детей, но она воспитывала меня и пыталась дать мне нормальную жизнь. Даже несмотря на то, что была пьяницей и, по сути, не имела права растить ребенка.
Когда наконец останавливаюсь у ее дома, меня накрывает волной воспоминаний – как я сбегала, вылезая через переднее окно. Я всегда возвращалась, но она так и не узнала об этом. Линда вечно где-то валялась без сознания, так что проблем не возникало.
Я запираю машину, подхожу к входной двери и стучу. Слышу, как она кричит, что идет, и когда дверь открывается, меня встречает Линда, которая, стоит отметить, не выглядит пьяной. Ее волосы с проседью свободно ниспадают на плечи легкими волнами, на ней красивое цветочное платье. Когда ее глаза встречаются с моими, в них на мгновение вспыхивает радость, прежде чем она произносит:
– Лилит. – Эта женщина – самое близкое к матери, что у меня когда-либо было. Когда отец пропадал, занимаясь бог весть чем, и я не была с няней, я оставалась с Линдой. И это происходило часто. Поэтому, когда его посадили, казалось логичным остаться с ней насовсем. Я даже не помню, чтобы я это обсуждала. – Прошло так много времени.
– Ты права.
Я почти не виделась с ней с тех пор, как сошлась с Девеном. Он никогда не любил Линду, и я понимаю почему. У нее всегда был в руке стакан. Но сейчас, когда она стоит передо мной, я не вижу и намека на выпивку. Она кажется… трезвой?
– Входи, пожалуйста.
Ее дом старый, краска за года облупилась и облезла. К нему пристроено крыльцо, выходящее из моей старой комнаты, откуда я обычно приподнимала окно и сбегала. Комната Линды была в глубине дома, так что выбраться незаметно не составляло труда. Я не снимаю обувь, пока она держит дверь открытой.
– Твой отец сказал, что ты навещала его.
– Ты поддерживаешь с ним связь? – спрашиваю я.
– Конечно, дорогая, он мой брат.
Она закрывает за мной дверь, и я следую за ней на кухню. Все аккуратно и чисто – это первое, что я замечаю. Больше нет грязи и беспорядка. Нигде не валяются бутылки, а в раковине нет груды грязной посуды. На окнах и полках – цветущие, ухоженные растения. Когда я была подростком, дом казался таким мёртвым, а теперь он полон жизни.
– Он сказал, что это была ваша первая встреча с тех пор, как я взяла тебя к себе. Полагаю, ты пошла своей дорогой и устроила себе лучшую жизнь. Это одновременно радует и огорчает нас.
– Я развелась, – говорю я сухо. Её рот складывается в идеальное «О», прежде чем она разворачивается и достаёт графин с холодным чаем – держу пари, он персиковый. Тетя готовила его для меня, когда была трезвой, и я невольно задумываюсь, сколько дней она уже не пьет. – Дом выглядит лучше, – отмечаю я, и это чистая правда.
– Да? Что ж, я и сама чувствую себя лучше. Полагаю, когда тебе легче, и обстановка вокруг становится приятнее. – Она наливает стакан и ставит передо мной. – Сожалею насчет развода. Я встречала его только один раз, когда вы были помолвлены, но у меня сложилось впечатление, что я ему с самого начала не понравилась.
Я отмахиваюсь от ее слов и протягиваю руку к стакану.
– Не о чем сожалеть. Он был мерзким изменщиком, и ненавидел тот факт, что моя семья неблагополучна, а отец – в тюрьме. – Сжимая стакан пальцами, я смотрю на нее и спрашиваю прямо: – Где алкоголь? – Обычно он всегда на виду. На столе или возле дивана. Везде и всюду.
– Я не пью уже два года.
Ее слова лишают меня дара речи, тяжесть этого признания медленно проникает в сознание.
– Почему? Как?
Она садится напротив меня и кладет руки на стол. Ее ногти, под которыми виднеется земля, постукивают по цветной скатерти, пока она смотрит мне прямо в глаза.
– Мне жаль, что я не могла стать для тебя лучшей опорой. Я знаю, что у тебя никого не было, кроме меня, и прошу прощения. – Она протягивает руку, чтобы коснуться моей, но я отстраняюсь.
– Мне не нужны твои извинения. Со мной все в порядке.
– Правда? – спрашивает она, приподнимая бровь.
– Что тебе сказал отец?
Она откидывается назад, и я вижу, как по ее лицу мелькает разочарование, прежде чем она произносит:
– У тебя те же… склонности, что и у него.
– Зачем он рассказал тебе об этом? – Я качаю головой, не заботясь об ответе. – Я пришла за своим свидетельством о рождении.
Тетя встает и уходит в другую комнату. Я слышу какой-то шум, прежде чем она возвращается и кладет его передо мной. Я просматриваю его и, конечно, упоминания отца там нет. Лилит Хаклберг. Хаклберг – моя девичья фамилия. Мне не дали фамилию отца при рождении, но я всегда думала, что это было желание матери.
Честно говоря, я никогда не спрашивала.
– Он вообще мой отец? – Я уже знаю ответ; мы слишком похожи. Но я должна спросить.
– Конечно. Ты – его копия. Он просто хотел защитить тебя от того мира. И у него это получилось. – Она улыбается.
– А мои деньги? – спрашиваю я. – Что-нибудь осталось?
– Он не мог оставить их на твое имя по очевидным причинам. Не должно было остаться никаких следов, ведущих к тебе. Для внешнего мира ты была моим ребенком.
– В этом нет никакого смысла, – говорю я, качая головой в неверии.
– Я была хорошей подругой твоей матери, так что, в общем, есть. – Она снова встает и выходит из кухни, а когда возвращается, у нее в руках спортивная сумка.
– Я не потратила всё, но немного использовала. – Она расстегивает молнию. – Я пополняла сумму по мере возможности, так что большая часть осталась.
Я встаю, открываю сумку шире, и вижу перед собой пачки стодолларовых купюр.
Мой рот широко открывается.
– Надеюсь, ты ещё заглянешь, – произносит она, и в ее голосе слышна надежда. Это странно, потому что, вспоминая детство, я помню лишь, как она замыкалась в себе и не хотела видеть меня рядом.
Я беру сумку и выхожу, не сказав больше ни слова.








