Текст книги "Достойный любви"
Автор книги: Лори Коупленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 6
Правду говорят, что слухами земля полнится! Даже китайцы наслышаны были о Батте Феспермане! Прошло уже две недели с тех пор, как Мэгги начала искать рабочих, а дело даже не сдвинулось с мертвой точки.
Мэгги сняла с печки котелок, выложила на тарелочку вареные яйца и нарезала хлеб.
– Вильсон, вставай. Завтрак стынет, – не оборачиваясь, позвала она.
Мэгги была не из тех, кто легко складывает оружие. После неудачных попыток найти рабочих в Худи-Ду и Серебряных Ручьях у нее созрел новый план. Теперь она была почти уверена, что действует наверняка.
Ее план был прост: нанять женщин! Эта идея показалась Мэгги просто блестящей и – что самое главное – вполне осуществимой! Надо сказать, что женщины в Худи-Ду находились в исключительном положении и отличались значительной свободой нравов. Их было немного, и истосковавшиеся по женской ласке и теплу шахтеры питали к слабому полу особые чувства, чем немногочисленная, но тем не менее прекрасная половина городка успешно пользовалась. Женщинами восхищались, потакали их всяческим капризам и весьма редко осуждали.
Большую часть женского населения городка составляли жены владельцев лавок. С некоторыми оговорками их общество можно было назвать светским, и, естественно, жизнь дам протекала в соответствии с канонами высшего общества, то есть весьма скучно. Мэгги рассчитывала, что монотонная, однообразная жизнь заставит их ухватиться за ее предложение, поскольку это внесет некоторое разнообразие и даст им возможность как-то скрасить свое существование. А женщины могут не хуже, если не лучше, мужчин добывать золото.
Мэгги решила просто поговорить с женщинами по душам, рассказать о том, в какое положение попала, и попросить помощи. Естественно, платить она им будет наравне с мужчинами.
Само собой разумеется, это не выход из положения. Женщины долго на шахте не задержатся, но, по крайней мере, будет положено начало. Мэгги прекрасно знала, что женщины городка, не зная чем занять себя, проводят время в развлечениях. Ее тоже несколько раз приглашали принять участие в увеселительных мероприятиях. Однако Мэгги каждый раз благоразумно отклоняла эти легкомысленные предложения, ссылаясь на свою занятость.
Между тем десять весьма респектабельных дам, так сказать элита Худи-Ду, устраивали вечера и приемы, создали общество по самообразованию, женский велосипедный клуб и каждый понедельник по утрам собирались в кружок кройки и шитья.
На остальных женщин городка они смотрели свысока, называя их не иначе как дурнушками, дерзкими девчонками, неряхами, ведьмами, иногда удостаивая и определениями покрепче, начиная от распутниц и потаскушек и заканчивая проститутками и шлюхами. Таковых было немного, всего двадцать три. Они были не так активны, поскольку целыми днями пропадали в увеселительных заведениях, разнося горячительные напитки и оказывая прочие услуги жадным до плотских развлечений толстосумам в карточных притонах «Беззаботной Иды». Двадцать три порочные девицы не блистали на вечеринках и приемах, не состояли членами общества по самообразованию и не посещали женский велосипедный клуб и кружок кройки и шитья по понедельникам по той простой причине, что надутые, чванливые, спесивые, наглые матроны милосердия, как они их называли, никогда их не приглашали.
Открытые столкновения случались довольно редко. Обе группы жили своей обособленной жизнью, и, казалось, все были довольны. Затаенная вражда не нарушала спокойствия городка до тех пор, пока мужья десяти уважаемых матрон не начинали путаться с картежными девицами.
Мужское население городка, как выяснила Мэгги, тоже было довольно разнородно и особым дружелюбием не отличалось. Каждый жил сам по себе. В Серебряных Ручьях Мэгги стала свидетелем сцены, которая вызвала у нее смешанные чувства: с одной стороны, это было забавно, но с другой – ей стало грустно и обидно за этих одиноких людей. А началось все очень прозаично… на проселочной дороге была найдена дамская сумочка. Никто не знал, чья это сумочка и как она туда попала. Мужское население шахтерского городка забеспокоилось, зашевелилось, словно пчелы в растревоженном улье. Сумочка была самая обыкновенная: маленькая и цветастая, какие были в ту пору в моде, с пестрыми бантиками, шнурочками и тесьмой. Но что тут началось! Три шахтера, которые ее нашли, водрузили сумочку на самую верхушку длинного шеста в центре городка на некоем подобии площади. Весной обычно этот шест украшался гирляндами цветов, и жители городка, собравшись на площади, пели и танцевали вокруг, встречая весну. Так вот, сумочка была водружена на верхушку майского дерева, как его здесь называли, и все принялись ждать. Однако общее веселье едва не превратилось в вакханалию, когда на площадь стали стекаться другие шахтеры. Продрогшие на по-зимнему студеном ветру, после тяжелого рабочего дня в сырых и мрачных шахтах, они высыпали на площадь отдохнуть и развеяться.
Буйные головы, истосковавшиеся по женскому обществу, без промедления пустились в пляс вокруг майского дерева. Со всех сторон слышались шутки и громкий смех, когда бородачи, сменяя друг друга у шеста, кружили с восхитительной госпожой Сумочкой, как ее тут же прозвали. Между тем все остальные, сбившись в круг, в каком-то диком экстазе притопывали и хлопали в ладоши. Странный это был танец!
Мэгги наблюдала за этим бурным всплеском напускного веселья, за которым стояло лишь остервенение и безысходность, из окна своего номера в гостинице. Как ни странно, глядя на них, она сразу вспомнила Горди Меннинга. Ей вдруг пришло в голову, что и он, наверное, так же как и эти бородачи, собравшиеся на площади, страдает без женского тепла и ласки. Мэгги и сама не могла понять, почему этот праздник вдруг вызвал у нее такие ассоциации.
Мэгги часто встречала шахтера с рыжей шевелюрой в городке, куда приходила по делам. Тем не менее они не обмолвились ни словом с той самой ночи, когда Гордон отвел их с Вильсоном в Проклятую Дыру.
Мэгги прижала колени к груди и обхватила их руками. На губах ее блуждала странная улыбка. Т.Г. Меннинг удивительно хорош собой, если, конечно, его отмыть, побрить и причесать. Бездонные голубые глаза, огненно-рыжие волосы, широкая мужская грудь – Мэгги не могла не признать, что никогда еще не встречала такого, как он. Конечно, недостатка в кавалерах у нее никогда не было, но все они выглядели безусыми юнцами по сравнению с мужской красотой и обаянием Гордона.
Трудно понять, чего ему не хватает? Молодой и крепкий на вид, он был, пожалуй, чересчур сухощав, но это поправимо. Однако его апатия удручала и портила впечатление. Полное безразличие сквозило во всех его движениях. Он плыл по течению, хотя и не видел в этом смысла.
Недовольный голос Вильсона вывел ее из задумчивости:
– Мы что, не будем подогревать? Так и будем холодное есть?
– Быстрее, быстрее! – подгоняла Мэгги. – У нас нет времени.
Протирая заспанные глаза, Вильсон выглянул за дверь:
– На улице еще темно, Мэгги!
– Будет тебе ворчать, ешь давай и пойдем!
Они отправились в путь сразу же после завтрака.
– Сегодня я отведу тебя в школу пораньше, – объясняла она Вильсону, пока они спускались по узкой тропинке к городку. – Мне нужно еще забежать в лавку по делам. Обычно там много народу, вот я и хочу с утра зайти, пока там никого нет.
Мэгги действительно спешила к лавке, но вовсе не за покупками. Она хотела поговорить с женщинами городка, которые по утрам отводили детей в школу, а потом собирались в лавке посплетничать. Мэгги знала, что наверняка всех там застанет.
– Я не хочу идти в школу, Мэгги, мне там плохо, – пожаловался Вильсон на ходу. – Они меня обижают. Девчонки со мной не разговаривают, а мальчишки дразнят очкариком и летучей мышью.
– Почему летучей мышью?
– А то ты не знаешь, что летучие мыши ничего не видят, как и я. Батч Миллер вчера хотел заставить меня съесть жука.
– Зачем?
– Затем, что летучие мыши едят жуков.
– Послушай, Вильсон, как только у нас появятся деньги, мы сразу же купим тебе новые очки, – пообещала Мэгги. Вильсону давно уже нужно было поменять линзы, но тетя Фионнула не видела в этом проку. Она вообще не видела проку в докторах, поэтому, когда речь заходила о каком бы то ни было лечении, она становилась необычайно прижимистой.
– Зачем мне ходить в школу? Разве ты не можешь учить меня дома? Вот Вилли не ходит в школу! Его мама дома учит.
– У его мамы больше свободного времени. Ей не нужно заниматься шахтой. И не забывай, Колорадо – это тебе не Англия.
– Ты что, все сама хочешь делать? Найди себе помощника, и пускай он все делает. Тогда у тебя появится свободное время и ты будешь учить меня дома. Ладно, Мэгги?
Вильсон жалобно посмотрел на Мэгги. Неужели она не понимает, что тогда уже никто не будет обижать Вильсона?
– Не могу, Вильсон. – Мэгги положила руку ему на плечо и прижала к себе. – У нас очень мало денег. Даже если я и найду кого-нибудь, мне все равно придется заниматься какими-то делами. Кроме того, тебе же так лучше – в школе ребята твоего возраста. Они к тебе скоро привыкнут, и вы подружитесь.
– Мы никогда не подружимся. Они все гадкие. Батч Миллер вчера отнял у меня бутерброд и выбросил его в уборную. Я целый день ничего не ел.
– Ты рассказал об этом миссис Перкинс?
– Да ты что, Мэгги! – Вильсон посмотрел на нее с негодованием. – Он же мне голову потом оторвет!
Мэгги пожалела, что не умеет драться. Она бы научила Вильсона, как за себя постоять, и тогда хулиганы, вроде Батча Миллера, перестали бы его трогать.
– Если Батч Миллер и сегодня отнимет у тебя бутерброд, обязательно скажи миссис Перкинс. Ты меня слышишь?
– Не могу, – вздохнул Вильсон.
– Почему не можешь?
– Потому что он тогда у меня и яблоко заберет.
Мэгги оставила Вильсона у дверей школы, а сама поспешила к лавке. К тому времени, когда стали подходить женщины, Мэгги уже успела сделать кое-какие покупки.
Она много думала о том, что скажет, подбирала убедительные слова. И чем больше она размышляла над своим планом, тем больше находила в нем достоинств. В конце концов Мэгги пришла к выводу, что работа в ее шахте принесет женщинам не только материальное, но и духовное удовлетворение. Они будут гордиться тем, что, как истинные католички, не оставили ее в беде и помогли в трудную минуту.
Вскоре в лавке стало тесно и шумно. Ни на минуту не умолкал оживленный обмен новостями, обсуждалось все: начиная от детских пеленок и заканчивая новыми сортами орехового масла.
Вдоволь насплетничавшись и перемыв косточки всем без разбора, компания распалась на мелкие группки, и женщины занялись каждая своим делом.
Наступил подходящий момент, и Мэгги решила не терять времени даром.
– Доброе утро. Я Мэгги, Мэгги Флетчер. – Мэгги с улыбкой подошла к одной из женщин.
– Вряд ли я смогу вам помочь. Никто из моих знакомых не пойдет, так что я даже не знаю, – последовал ответ.
– Простите? – захлопала глазами Мэгги. На ее лице отразилось недоумение.
– Никто из моих знакомых не пойдет работать на вашу шахту.
– Ах да… конечно. Спасибо. Извините.
Поминутно оглядываясь через плечо на женщину, с которой у нее состоялся столь странный разговор, Мэгги отошла к галантерейному прилавку, возле которого одна из женщин перебирала рулоны разноцветного ситца.
– Доброе утро. Меня зовут…
– Мэгги Флетчер, – не поднимая головы и не отрываясь от своего занятия, подсказала женщина. Она так и не взглянула на Мэгги до конца разговора.
– Верно, – улыбнулась Мэгги. – Я новая хозяйка…
– Проклятой Дыры.
– И это верно. Так вот я…
– Ищете работников на шахту.
– Да. Вы не…
– Знаю ли я кого-нибудь, кто согласился бы работать на вашей шахте? – Она засмеялась. – Нет, что вы! Кто же туда пойдет?
– Да… спасибо. Извините.
– Здравствуйте. Меня зовут Мэгги Флетчер.
– Очень приятно.
– Я хотела бы предложить вам работу. Я имею в виду не надомную. Как вы на это смотрите? Оплата хорошая, и, кроме того, вы можете рассчитывать на свободное время. Мы можем все так организовать, что у вас будет возможность забирать ребенка из школы.
– У меня хватает работы. Пятеро детей и муж-лентяй. Знаете, сколько с ними хлопот: всех накорми, обстирай и мало ли еще чего.
– Конечно, я понимаю. Но вы не хотите какого-то разнообразия, хоть какой-то, но самостоятельности?
– Нет. Зачем мне?
– Что ж, очень приятно было с вами познакомиться.
– Взаимно.
– Доброе утро. Меня зовут Мэгги Флетчер.
Молодая женщина обернулась к Мэгги и улыбнулась:
– Я знаю, дорогая. Милости просим в Худи-Ду.
– Спасибо. Простите, что я вас беспокою. Вы не могли бы помочь мне?
– Боюсь, что нет. – Добрая живая улыбка не сходила с ее лица.
– Вы даже не знаете, о чем я хочу вас просить, – нахмурилась Мэгги.
– Я беру две вот эти светло-лиловые, Эдгар. – Женщина кивнула продавцу, указывая на моток тонкой ситцевой ленты, и, вновь обращаясь к Мэгги, сказала: – Очень приятно было с вами познакомиться.
– Мне тоже очень приятно.
* * *
Мэгги ничего не оставалось, как отойти в сторону.
– Вы только подумайте! Оплата хорошая, кроме того сокращенный рабочий день, так что никто и не успеет заметить, что вас нет дома. Вы же не верите в эти сказки о привидении?
– Конечно же нет.
– Я так и думала. Как только я вас увидела, я сказала себе: «Мэгги, вот перед тобой умная трудолюбивая женщина, к тому же без предрассудков. Это честь для тебя иметь такую работницу».
– О, спасибо. Я, конечно, стараюсь.
Лицо Мэгги осветилось улыбкой.
– Так вы согласны?
Собеседница возмущенно отпрянула от Мэгги, словно ее смертельно оскорбили:
– Я что, похожа на сумасшедшую?
Мэгги поспешно взяла с полки банку консервированных персиков и пошла дальше…
Через несколько минут Мэгги покинула лавку. На крыльце она достала из сумочки часы-кулон. Было ровно девять часов утра. Мэгги убрала челку со лба и вздохнула.
– Ну что, ничего не получается? – послышался голос.
Она обернулась и увидела Чеппи. Он сидел на скамейке и опять что-то строгал.
– Нет, не получается. – Она бросила неприязненный взгляд на дверь, из которой только что вышла. – Они, должно быть, считают меня идиоткой.
– Ну отчего же идиоткой. – Чеппи, прищурив глаз, посмотрел на свою новую поделку. На этот раз это была фигурка колибри. – Не надо отчаиваться. Я бы с самого начала мог сказать, что они не согласятся. Женщина в шахте считается плохой приметой.
– Да что вы? – Мэгги подошла к старику и села рядом.
– Да-а… Обычно старатели сжигают шахту, если в ней была женщина.
– Зачем? Почему? Глупость какая!
– Может, и глупость. Не знаю, врать не буду. Однако все так делают.
– Да? Ну, впрочем, теперь все равно. – Мэгги откинулась на спинку, закрыла глаза и подставила лицо мягким солнечным лучам. Она совершенно не представляла, что ей теперь предпринять. – Они отказались работать. Все кончено.
– У них и дома забот хватает.
– Выходит, что так.
– Тяжело, милая? Не знаешь, с какой стороны к шахтеру подойти?
– Не знаю, – согласилась Мэгги.
– То-то же, – сказал старик, хитро сощурившись. – Надо тебе эту науку постигать. А то девка ты из себя видная, скорее надо и жениха подбирать. Замуж-то хочется, небось, а? Вот то-то! Надо знать, что им нравится.
– И что же им нравится? – без особого интереса спросила Мэгги.
По ее наблюдениям, заполучить мужчину в этих краях не составляло особого труда. Пока женщина дышит – она лакомый кусочек для любого представителя мужского пола в Худи-Ду.
– Вот французы говорят, что все зависит от женских ног.
– Женских ног?
Мэгги, словно подражая старику, профессиональным взглядом, с прищуром, оценивающе оглядела свои ноги.
– Так вот, – продолжал разглагольствовать Чеппи. – Смуглая женщина с пухленькими стройными ножками хорошая партия для мужчины. А вот блондинки с длинными нотами в тридцать пять лет становятся сварливыми и склочными. К этому возрасту у них ничего не остается, кроме толстых коленок, ревматизма и привычки вставать ни свет ни заря и браниться со слугами. И потом, они ужасные болтушки и любят посплетничать за чашкой чая.
– Значит, мужчинам нравятся смуглые.
– Нет. Женщина должна быть, во-первых, подвижная и стройная, с длинными мускулистыми ногами, а во-вторых, веселая и жизнерадостная. Это то, что надо. Но еще лучше, если попадется рыжая! Если вдруг встретится такая, надо жениться без разговоров. Это настоящее сокровище!
– А если мужчина рыжеволосый? Это правило к ним тоже относится?
– А у тебя что, уже кто-то есть на примете?
– Может, и есть, – уклончиво ответила Мэгги.
«Интересно, кого она имеет в виду?» – подумал Чеппи. В городке было всего два человека с соломенного цвета волосами: молодой Т.Г. Меннинг и семидесятилетний Вебб Хенсон. Однако Чеппи решил не заострять на этом внимания и с воодушевлением вернулся к прерванной теме разговора.
– Если женщина низкого роста, она должна быть тонкая и стройная, если высокого – плотная и пухленькая. Это ты запомни. Запомнишь?
Мэгги кивнула.
Чеппи протянул ей изящную деревянную фигурку, встал и неторопливо побрел восвояси. Он был доволен собой, что, собственно, нужно любому мужчине, независимо от цвета волос.
Глава 7
Вильсон видел, что с Мэгги творится что-то неладное. Она молчит как рыба, но по тревожному блеску в ее глазах он догадывается, что дела идут из рук вон плохо.
Мэгги делает вид, что все нормально, но Вильсона не проведешь, он все понимает. Пусть притворяется сколько хочет, но он-то видит ее красные от бессонных ночей и припухшие от слез глаза каждое утро. Она говорит, что ее продуло. Почему же тогда его не продуло? И носом она шмыгает все чаще и чаще последнее время. Насморк? Почему же у него насморка нет?
Мэгги, как ни старалась, а скрыть свою тревогу и беспокойство от Вильсона ей не удавалось. Она нервничала и плохо спала. Шахта доставляла ей головную боль. До сих пор Мэгги не могла найти рабочих на шахту.
Чего только она не перепробовала, где только не искала, но все равно ничего не получалось. Никто не хотел идти в Проклятую Дыру. Никто не любил это место. Все думали, что там живет привидение.
С тяжелым сердцем Вильсон шел в это утро в школу. Сегодня Мэгги отпустила его одного, и он был благодарен ей за это. Ему нравилось, когда она говорила с ним на равных, как со взрослым. Правда, последнее время ее мысли были заняты только привидением, и Вильсон в ее глазах снова превратился в маленького мальчика, с которым нужно нянчиться и которого нужно постоянно опекать.
Вильсон и сам не знал толком, верит ли он в привидение. Зато он мог совершенно точно сказать, что все остальные в Худи-Ду верили. В противном случае Мэгги сейчас не металась бы в поисках рабочих. Будь Вильсон большим и сильным, он бы первым бросился ей на помощь. Просто потому, что Мэгги хорошая девчонка, но даже не в этом дело. Настоящий мужчина не должен трусить.
Размахивая узелком, в котором лежали бутерброды на обед, Вильсон задумчиво брел вниз по тропинке, ведущей к городку, и рассуждал сам с собою. Наверняка великан согласился бы работать в шахте. Он сам говорил, что не верит в привидение. Почему Мэгги до сих пор не поговорила с ним? Наверное, забыла.
Вильсон поежился от холода.
В воздухе пахло морозцем, и изо рта вырывались белые, мгновенно тающие облачка пара. Вильсон представил, что он курит сигару. Это была его любимая игра – он воображал себя кем-либо и потихоньку играл сам с собою, когда его никто не видел. Сейчас ему казалось, что он взрослый мужчина. Когда он вырастет, то обязательно будет курить по-настоящему. Что еще? Ах да, курить, ругаться и смачно сплевывать табачным сгустком, потому что так делают все взрослые мужчины. В общем, он будет рубахой-парнем.
Вильсон затянулся сигарой и выпустил белую тонкую струйку. Вдох – выдох, вдох – выдох… Вильсон с наслаждением втягивал в себя крепкий смолистый дым. Облачка пара принимали причудливые формы и тут же уносились ветром. На их месте появлялись новые, завораживающие взор и так же исчезающие в одно мгновение хрустальные видения…
Играть было легко и приятно. «Холодно, однако», – отметил Вильсон. Как сказала бы незабвенная Гвендолин: «Холоднее, чем задница рудокопа в середине января». Вильсон ничего не мог бы ей на это возразить, поскольку у него не было знакомых рудокопов.
Вильсон глубоко вдохнул, на секунду затаил дыхание и выдохнул протяжно и сильно, выпуская из легких весь воздух. Теперь он заядлый курильщик. Вредно так много курить – недолго и здоровье подорвать. Но что поделаешь… Он же заядлый курильщик. Еще одна глубокая затяжка. Он еще никогда не курил такой обворожительной сигары. Вкус опьяняющий, запах ароматный… Просто невозможно оторваться… Вдох… выдох…
Вдруг Вильсон споткнулся обо что-то твердое и едва устоял на ногах, но самое главное – чуть не выронил изо рта свою восхитительную сигару! Сердито чертыхнувшись, он оглянулся и увидел растянувшегося прямо на земле человека. Приглядевшись, Вильсон узнал в нем великана и несказанно обрадовался.
– Мистер Великан, мистер Великан! – закричал он, радостно улыбаясь. – Что это вы тут делаете?
Не услышав ответа, обеспокоенный Вильсон свернул с тропы и подошел поближе.
Внимательно осмотрев великана, мальчик облегченно вздохнул: его грудь мерно вздымалась и опускалась, как у человека, спящего здоровым глубоким сном. Значит, все в порядке, только непонятно, как он смог заснуть здесь в такой собачий холод?
Потянув носом воздух, Вильсон фыркнул, почувствовав знакомый запах алкоголя.
«Видать, у него неприятности, раз так напился», – подумал Вильсон и, шагнув вплотную к великану, осторожно ткнул его в бок носком ботинка.
Великан только перевернулся на другой бок и, сложив ладони лодочкой и подоткнув их под щеку, снова засопел.
Заметив лежащую неподалеку фляжку, Вильсон поднял ее с земли и осторожно встряхнул. Фляжка была пуста.
Открутив крышку, Вильсон втянул в себя воздух у самого горлышка и хотел было выбросить фляжку подальше, но передумал. Он не любил распоряжаться чужими вещами, хотя и понимал, что великан без нее вполне мог бы обойтись. Плотно закрыв крышку, Вильсон все же положил фляжку в карман куртки великана.
Гордон крепко спал. Воспользовавшись моментом, Вильсон принялся его бесцеремонно разглядывать. Особенно его поразили руки великана. Они были большие и сильные, поросшие рыжей щетиной. Даже на пальцах были волосы, густые и вьющиеся, правда немного посветлее, чем на голове.
Вильсон наклонился и вытянул шею, чтобы получше рассмотреть ноздри гиганта. Ну вот, так и есть – и в носу тоже волосы. Вот это да!
Вдруг Гордон заворочался во сне, и Вильсон испуганно отскочил в сторону. «Лучше, пожалуй, уйду, пока не поздно, – подумал он. – А то еще проснется, увидит, что я ему в ноздри заглядываю, да ка-а-к даст!»
Холодный воздух действовал отрезвляюще. Гордон наконец пришел в себя и застонал. С трудом отрывая отяжелевшие части тела от земли, он сел и выпрямился.
«Где я? Какое сегодня число? Что сейчас, день или ночь?» Мысли тяжело ворочались в гудящей голове. Он попытался приподнять слипшиеся веки, но яркий режущий свет больно полоснул по глазам. Горди снова застонал и бессильно повалился на спину.
«День».
К горлу плотным комком подступила тошнота. Гордон попытался подавить приступ. Кто бы знал, как он ненавидел это состояние!
Когда стало чуть полегче, он продрал смежающиеся веки и некоторое время моргал, привыкая к свету, наконец, широко открыв глаза, он посмотрел вверх и увидел склонившегося над ним мальчика. Гордон еще раз напрягся, пытаясь сесть. От резкой пронзительной боли во всем теле из груди непроизвольно вырвался стон.
– Вы лучше не вставайте, мистер Великан, а то вы плохо выглядите.
Горди опять повалился на землю, бормоча:
– Меня зовут Т.Г. Зови меня Т.Г.
Он не понимал, отчего мальчику взбрело в голову называть его великаном.
– Конечно, мистер Великан, я с удовольствием буду называть вас Т.Г., – бойко ответил Вильсон. Теперь он уже почти не боялся великана. – А хочешь, я буду называть тебя Горди, а? А ты меня Вильсон. Это мое имя – Вильсон. – И рот его растянулся в улыбке.
Гордон предпринял еще одну бесплодную попытку подняться, но, как и раньше, опрокинулся навзничь.
– Плохо, да, Горди?
– Что ты без дела болтаешься, малыш?
– Я сегодня в школу сам иду. Мэгги разрешила.
– Это хорошо, что разрешила.
Хмель все еще туманил голову. Она гудела и бухала так, словно изнутри кто-то бил молотом. Со страдальческой гримасой на лице Гордон обхватил голову руками и замер.
Вильсон стоял рядом и терпеливо ждал. Он по себе знал, что испытывает человек, когда серьезно болен. В памяти еще свежо было воспоминание о том, как он сам мучился, когда болел живот. Это был сущий ад!
Вильсон присел рядом на корточки, чтобы хоть как-то ободрить великана.
Чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Вильсона, Гордон прорычал:
– Ты в школу опоздаешь!
– Ерунда. Если бы меня Мэгги не заставляла, я бы совсем не ходил. Я ненавижу школу.
Гордону наконец удалось сесть и повернуться к Вильсону лицом.
– Знаешь, почему я ненавижу ходить в школу? Потому, что меня ребята не любят.
– А чего ты такого натворил, что они тебя не любят?
– Не знаю. Честное слово. Ничего такого я не сделал.
– Бывает… Не бери в голову. Это пройдет само собой. – Гордон почесал затылок. – Ты бы шел в школу, а то опоздаешь.
Но Вильсону хотелось выговориться, и он не собирался останавливаться на полпути.
– Девчонки такие вредины. Они меня терпеть не могут. А Батч Миллер каждый день отнимает у меня бутерброд.
– И ты терпишь?
– А что я могу сделать? – грустно хмыкнул Вильсон.
Гордон потер ушибленное плечо и, выпрямив спину, подумал: «Черт, опять ночевал в горах! Так можно все на свете себе отморозить».
Яркое солнце, играя, блестело на талом, покрытом прозрачной корой обледеневшем снегу.
Упершись руками в колени, Вильсон пристально посмотрел Гордону в глаза:
– Лучше уже, да?
– Лучше, лучше, только мутит немного. А ты давай дуй отсюда.
Тут Вильсона вдруг осенило. А что, если он приведет великана к Мэгги? Она сможет его уговорить поработать на шахте. Вот и решение всех проблем. Вильсон оживился. Вот Мэгги удивится!
Т.Г. неторопливо почесал бороду и зевнул.
Вильсон оценивающим взглядом смерил его с ног до головы. Крупные бочковатые мышцы видны были даже несмотря на то, что на Гордоне была старая, поношенная куртка. Он был, что называется, крепко скроен и ладно сшит. Вся его фигура дышала силой и здоровьем.
«Из него получится неплохой шахтер, – решил Вильсон. – Он нам столько золота накопает, что Мэгги перестанет плакать и снова станет такой, как и раньше, – веселой и жизнерадостной!»
Однако Вильсон был не глуп и понимал, что не так-то просто заманить великана к ним в пещеру, а еще труднее заставить работать. Он может горы свернуть, но работать не любит. Это Вильсон заметил еще в ту ночь, когда великан привел их с Мэгги на шахту. Мэгги, наверное, тоже заметила, поэтому и не хочет говорить с ним на эту тему.
«Ладно, – подумал Вильсон. – Там видно будет. Может, он оттого работать не любит, что пьет много и ночует где попало. А пьянство, как известно, до добра не доводит».
Перед Вильсоном стояла довольно непростая задача: заставить великана пойти с ним в пещеру. А уж когда они придут домой – дело сделано. Мэгги – известная мастерица уговаривать. У нее он как миленький работать начнет. С Мэгги всегда так: оглянуться не успеешь, как попадешься на ее удочку и сделаешь то, чего не хочешь. Она называет это дипломатией и тактом, но Вильсона на мякине не проведешь. Он-то знает, что это сплошное надувательство.
Однако Вильсону мысль понравилась, и он решил во что бы то ни стало перехитрить великана.
– Горди.
Гордон поднял голову и посмотрел на Вильсона так, словно видел его впервые. Он уже и забыл, что рядом кто-то есть.
– Ну.
– Знаешь, мне что-то нехорошо. – Вильсон схватился обеими руками за живот.
– Да? Что такое? – нахмурился Горди.
– У меня живот болит. Я лучше не пойду сегодня в школу.
– Тогда, конечно, беги домой.
Горди подобрал под себя ноги и, чертыхаясь, встал во весь рост, щурясь на солнце.
– Куда это я шляпу свою подевал?
– Вот она. Ты на ней сидел.
Горди нагнулся, поднял шляпу и стряхнул ее об колено.
– Отведи меня домой, а, Горди?
Гордон посмотрел на Вильсона сверху вниз и поморщился:
– Домой тебя отвести?
– Угу. Мне плохо.
– Ничего. Пройдет. Сам добежишь.
Вильсон еще больше согнулся и, держась обеими руками за живот, промямлил:
– Не-е-т. Отведи меня домой, Горди. Я сам не дойду. Я умираю.
– Послушай, Вильсон… – Гордон еле ворочал языком, голова раскалывалась на части.
– Я не вру, Горди, я умру по дороге. Не дойду. Ну правда же! Это, наверное, из-за сигары…
Гордон раздраженно переминался с ноги на ногу.
– Ты что, куришь?
– Ага. Только не говори Мэгги.
Вильсон бессовестно врал, хотя и знал, что врать нехорошо. Но это была ложь во спасение, и потому он не чувствовал угрызений совести.
– Послушай, малыш… – Гордон судорожно соображал, как бы ему отделаться от Вильсона. Как-то уж очень неудачно начинался день. Явно не с той ноги встал. Ему совсем не хотелось вести мальчишку в горы.
– Ты должен меня отвести. Мэгги не переживет, если со мной что-нибудь случится.
– Что ты хочешь, чтобы я в горы сейчас полез?
– А ты что хочешь, чтобы я умер?
На самом деле Гордону было безразлично, умрет он или нет. Однако выбора не было. «Если мальчик действительно болен, то надо отвести его домой», – с тоской подумал он.
– Хорошо, хорошо. Только давай быстренько.
– Правда? Не обманываешь? Отведешь меня? – радостно блестя глазами, спрашивал Вильсон.
– Я же сказал, что отведу, значит, отведу. Идем.
– Идем… только… – Вильсон сделал ему рукой знак, чтобы он наклонился.
Гордон недоверчиво посмотрел на мальчика и сделал вид, что не понял, чего от него хотят.
– Чего?
– Наклонись.
– Наклониться? Зачем?
– Ну наклонись! – нетерпеливо и требовательно попросил Вильсон. Какие же взрослые иногда бывают зануды!
Гордон неохотно повиновался, и Вильсон, вцепившись обеими руками в его космы, начал их разглаживать.
– У тебя есть расческа?
– Расческа? – Гордон прищурился. – Я что, похож на человека, у которого есть расческа?
Он явно не походил на человека, у которого есть расческа.
– Ничего страшного. Я рукой, – сказал Вильсон. Так обычно делала Мэгги.
Вильсон пальцами расчесал ему волосы и стряхнул забившийся в спутанную бороду мусор. Мэгги не любила нерях, поэтому, прежде чем Гордон предстанет перед нею, его надо было привести в порядок. Иначе Мэгги его и на порог не пустит. Вильсон стряхнул пыль с его куртки, потом достал свой носовой платок, развернул его и поплевал посрединке с явным намерением вытереть Гордону лицо, но могучая волосатая рука предупредила его движение.
– Даже и не думай об этом, малыш, – решительно воспротивился Гордон.