Текст книги "И снова о любви"

Автор книги: Лорейн Заго Розенталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

В Парсонс меня приняли. В феврале почтальон доставил толстый конверт. Меня просили принести свои работы и явиться на собеседование. Вскоре пришло еще одно письмо. Мама в нетерпении заглядывала мне через плечо, пока я его вскрывала.

«Уважаемая Ариадна, – говорилось в письме. – Добро пожаловать в Школу дизайна Парсонс. Выпуск состоится в 1992 году».

Мама ликовала, и я тоже. После моей встречи в мае с другом Джулиана мы обе тоже радовались как сумасшедшие. Он предложил мне работу на полставки в своем агентстве в деловом районе Манхэттена. Так я стала иллюстратором-стажером, и ни один из моих наставников – опытных художников – ни разу не сказал, что у меня нет таланта. Иногда люди в офисе показывали мне свои работы и спрашивали: «Ну как, Ариадна?» От мысли, что для кого-то важно мое мнение, я ощущала гордость куда большую, чем от полученной когда-то на Рождество цепочки с рубином. Случившееся заставило маму изменить свой взгляд на ценность связей – главное, говорила она, чтобы они ни к чему не обязывали.

Весь первый курс в колледже я работала, и вскоре снова пришло лето. Три дня в неделю я проводила в офисе и два – в реабилитационном центре. Адаму по-прежнему нравились картинки с горами и озерами.

В одну из августовских пятниц он спросил:

– У тебя все тот же парень?

Заполняя озеро кобальтовой синью, я отрицательно покачала головой.

– О, – произнес он, – ничего страшного, потом найдешь другого.

Я засмеялась, потому что он был прав.

На следующий день мы с родителями поехали на пикник пожарных на Манхэттен вместе с Эвелин, Патриком и мальчиками. День был теплый и солнечный, мы сидели на складных стульях вокруг уставленного едой стола. Я потягивала лимонад, когда ко мне подбежал запыхавшийся Киран и сказал, что хочет кое-что мне сообщить.

– Я видел твоего бывшего парня, тетя Ари!

– Тсс! – Эвелин схватила его за руку и, пихнув, усадила на стул.

Мама шикнула тоже, а Патрик не отрывал взгляда от гамбургера. Они, как обычно, заботились обо мне, однако я больше не нуждалась в защите. Я ничего не хотела от Блейка. Только встретиться с ним один последний раз, чтобы не появилось желание увидеть его снова.

– Где? – спросила я.

– Наверное, это был кто-то похожий на него, – сказала, закуривая, мама. – Ешь, Ариадна.

– Где? – настаивала я, глядя на Кирана.

– Там, на беговой дорожке, – отозвался папа.

Мы все уставились на него. Он сидел во главе стола и как ни в чем не бывало разглядывал свою тарелку.

Я все-таки решилась обнять отца.

– Спасибо, папа, – прошептала я и получила в ответ объятие – совсем недолгое, но все же.

Пройдя через парк, я увидела Блейка. В черных шортах и серой футболке он нарезал круги на беговой дорожке. Я встала на краю асфальта и позвала его.

Блейк остановился. Обернулся, пошел ко мне, и я увидела его прекрасное лицо. Он повзрослел и выглядел скорее мужчиной, чем юношей.

– Ари! – Он неожиданно улыбнулся. Я не была уверена, захочет ли он говорить со мной после того, как я отказалась встретиться с ним в больнице. Но тогда я не была готова. – Как дела?

– Отлично, – ответила я, слегка нервничая, поскольку не знала, что сказать дальше.

– Классно выглядишь, – заметил он.

– Правда? – переспросила я, и Блейк засмеялся, словно я ничуть не изменилась. Но он ошибался.

Он поинтересовался, поступила ли я в Парсонс. Я кивнула, а потом рассказала ему о своей работе, и он ни капельки не удивился.

– Не сомневался, что ты станешь художницей, – сказал он.

Я улыбнулась, потому что это была правда. Он всегда верил в меня.

– А ты чем занимаешься? – В глубине души я надеялась, что здесь, на беговой дорожке, он готовится к спортивной части вступительного экзамена в Нью-Йоркский департамент пожарной охраны.

Он дернул одним плечом и оттянул влажную от пота футболку, прилипшую к телу.

– Учусь на юридическом.

У меня сжалось сердце, хотя я и не удивилась.

– Но ведь ты хотел стать пожарным…

Он немного помолчал, опустив глаза на лежащий на дорожке камешек, пнул его и вновь посмотрел мне в лицо.

– Ты помнишь?

А как же иначе? Впрочем, с течением времени подробности стали забываться. Например, какие конфеты он приносил, когда я болела мононуклеозом.

– Для тебя это было так важно, – ответила я.

Блейк медленно кивнул и потер затылок.

– Да… Сейчас я тоже иногда об этом думаю. Но все вышло по-другому.

– Еще бы! – Я старалась говорить без насмешки в голосе, хотя не была уверена, что у меня получилось. – Зато… твой отец, наверное, счастлив, что ты будешь юристом.

Он провел пятерней по волосам, отчего они встали ежиком, как раньше.

– Отец недавно умер, Ари. Он никогда не слушал врачей… Ел что хотел, работал до седьмого пота даже после операции. Тетя Рейчел очень тяжело переживает его смерть, но ничего. Время лечит, как говорится.

Он был прав. Теперь я не ощутила злорадства, как в прошлый раз, когда Ли сообщила, что мистер Эллис себя неважно чувствует. Ненависть исчезла. Мне хотелось подбодрить Блейка, но я не могла подобрать нужных слов.

– Мне жаль. – Вот и все, что пришло в голову.

Блейк пожал плечами, будто он не горюет, но я все прекрасно понимала. Актер из него был никудышный. Он подошел ближе и коснулся моей руки.

– Мне тоже.

Он подразумевал вовсе не мистера Эллиса. Я поняла – наступил тот самый день, о котором говорила мама. День, когда все, что случилось, перестало иметь значение. Я посмотрела в глаза Блейку, вспомнила свой мраморный шарик и подумала, что хоть он потерян навсегда, ему вполне можно найти замену. Появится парень, который будет целовать меня в лоб, парень, который будет таким же ласковым, но в то же время и достаточно сильным, чтобы предпочесть меня кому бы то ни было.

Я кивнула. Он сжал мои пальцы, затем сделал шаг назад и сменил тему:

– Дэл продал клуб и переехал в Калифорнию. Открыл заведение в Лос-Анджелесе. Знаешь, мы с Дэлом никогда не ладили… Но сейчас дела у него идут в гору, и я рад за него.

– Замечательно, – сказала я.

Блейк, судя по всему, понятия не имел, что произошло в мансарде в День святого Валентина. Дэл сохранил тайну, как я просила. В конечном счете он оказался не такой уж свиньей.

– Ты теперь один в Нью-Йорке? – спросила я, имея в виду, что его ближайшие родственники умерли или переехали в Калифорнию.

– Я учусь в Лос-Анджелесе, – ответил он и вновь дернул футболку. На ней красным по серому фону шла надпись «Университет Южной Калифорнии», которую я даже не заметила.

– О! – удивилась я. – Тебе нравится в Калифорнии? То есть учиться на юридическом нравится?

Он вздохнул:

– Все, как я ожидал. И Калифорния тоже. Тетя Рейчел просила меня переехать… Думаю, сейчас мне нужно быть рядом с семьей. Да и отец хотел, чтобы я стал юристом.

Я опустила глаза на сандалии, затем снова перевела взгляд на Блейка.

– Твой отец умер, Блейк.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Разве я не должен исполнить его волю?

– По-моему, ты должен заниматься тем, чего хочешь сам. Отца больше нет.

Мои слова явно задели Блейка. Но оскорбленное выражение быстро исчезло с его лица, и он сказал уверенно:

– Да, его нет. Тем важнее для меня его планы. Сейчас «Эллис и Хаммел» управляют партнеры. У меня осталась квартира в городе, и примерно раз в месяц я приезжаю сюда проверить, как идут дела. Завершу учебу и буду работать здесь постоянно. И в конечном итоге ответственность за компанию полностью ляжет на меня.

Мне вспомнился первый день нового года в пентхаусе, когда Блейк бросил меня. Он стоял у лифта, исполненный чувства долга, как солдат. Сейчас он выглядел точно так же, и я поняла – он почти не изменился. Мне стало жаль его.

– Ари, у тебя есть кто-нибудь? – неожиданно спросил Блейк.

– Нет, – ответила я, мотнув головой. – А у тебя?

Он передернул плечами.

– После того как мы расстались, ни одной стоящей девушки я так и не встретил.

На миг я испытала гордость. Ему следовало понять раньше, что стоящие люди встречаются нечасто и за них нужно держаться. Наверное, я с самого начала была умнее его, потому что всегда об этом знала.

По взгляду Блейка я поняла, что он наконец во всем разобрался. Но было слишком поздно.

Я помнила все, о чем мы говорили, о наших планах, о том, что у меня так долго не получалось оставить в прошлом. Но теперь я мечтала совсем о другом. Например, о карьере. На работе никто не сомневался, что я добьюсь успеха. Возможно, я и хотела обзавестись домом, детьми, семьей, но не сейчас. Мне столько всего еще предстояло сделать! К тому же Парк-Слоуп – не единственное место, где в садах растут цветы. Вокруг много уголков еще прекраснее.

Блейк во все глаза смотрел на меня, и я вдруг поняла, о чем он думает: никого стоящего он так и не встретил, а после учебы на юридическом его ждет работа в Нью-Йорке. Внезапно вспомнились давнишние слова Саммер: «Я не часто вспоминаю мальчиков из прошлого. С ними было хорошо, но в моем будущем им не место». Тогда я подумала, что она, возможно, права. Теперь же у меня не осталось в этом сомнений.

Я сделала глубокий вдох и сказала:

– Что ж, надеюсь, ты все же встретишь кого-нибудь. И всего добьешься.

Он посмотрел на меня обиженно. Я не хотела его задеть, мне было нелегко произнести эти слова, но я знала – так нужно.

Блейк вздохнул, вяло улыбнулся и крепко сжал мой локоть.

– Спасибо. – От него пахло лосьоном и зубной пастой. – Надеюсь, ты тоже.

– Спасибо, – ответила я дрогнувшим голосом. – Пока.

– Удачи, Ари.

Он отпустил мою руку и побежал по дорожке, а я повернулась и пошла по траве к своим. Теплый августовский воздух ласкал мое лицо, солнце играло в волосах. Я на самом деле хотела, чтобы Блейк всего добился в жизни. И я тоже.

Вечером я наводила порядок в своей комнате, а мама в кухне печатала на машинке. Разобрав смятые листочки с тестами из Холлистера, я сложила хлам в пакеты для мусора, хорошие, но ненужные вещи упаковала в коробки, чтобы отдать нуждающимся. Сгребла все с комода, избавилась от пыльных журналов и пузырьков с засохшим лаком для ногтей. Остался только плюшевый мишка. Я взяла его, погладила мордочку, безучастные глаза – блестящие коричневые бусины.

– Ариадна! – позвала мама.

От неожиданности я подпрыгнула и быстро спрятала медведя за спину, но мама ничего не заметила. Она только что закончила писать роман и была очень взволнована.

– Ой, мамочка! – воскликнула я. – Поздравляю!

– Над ним еще работать и работать, – сказала она, присаживаясь на кровать. – Но в общем и целом – готово.

– Следующая задача – бросить курить, – улыбнулась я.

Она посмотрела на меня слегка раздраженно, но все-таки весело.

– Возможно.

По крайней мере она не сказала «нет». Возможно – уже хорошо. Потом она опустила глаза и поводила кончиком пальца по вышитым розочкам.

– Ариадна, – начала она, не отрывая взгляд от покрывала. – Когда ты ходила на сеансы к этому врачу…

– Ты о докторе Павелке? Я все еще хожу к ней, мама… Правда, не часто. Каждую третью пятницу.

– Ну да, – кивнула мама. – Когда ты встречаешься с доктором Павелкой… она не говорит, что… что этот сложный период… тебе пришлось пройти из-за меня? Из-за того, что я неправильно себя вела? Я всегда… желала тебе только добра. – Она посмотрела на меня. – Ты ведь знаешь это, правда?

Мама выглядела усталой. Глаза припухли от бессонных ночей за пишущей машинкой. Мы с доктором Павелкой провели бессчетное количество часов в разговорах о ней, о папе и об Эвелин, и обо всем остальном. И я всегда знала, что мама желает мне добра. Я никого не винила в том, что мне пришлось пережить трудные времена. Даже Блейка.

– Я знаю, мама.

Она обрадовалась, перестала водить рукой по покрывалу и окинула взглядом комнату.

– Так, – сказала она, вставая. – Я смотрю, ты затеяла уборку? Тогда заканчивай, а я пойду… Мне в самом деле нужно хоть немного поспать.

Мама ушла, а я достала из подвала пустую коробку, положила в нее плюшевого мишку, толстовку с надписью «Нью-Йоркский университет» и запечатала скотчем. Я вспомнила о браслете Ли и подумала, что через много-много лет я открою коробку и скажу своей дочери в точности такие же слова, какие Ли скажет своей: «Это мне подарил один знакомый мальчик. Когда-то давно он был очень дорог мне».

Позже, когда в комнате уже царил порядок, я вынесла к обочине два мешка с мусором. По дороге назад я бросила взгляд на святую Анну. Золотая шаль играла отблесками уличных фонарей, а платье казалось необычайно синим. Она больше не казалась печальной. Могу поклясться, святая Анна улыбалась.