Текст книги "И снова о любви"
Автор книги: Лорейн Заго Розенталь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Да, – выговорил Дэл, – проклятые коммуняки.
Он был пьян и, наверное, хотел так пошутить, но мистер Эллис не засмеялся, и мне стало неловко. Он повернулся спиной к Дэлу и заговорил с Блейком о выходе на работу в понедельник. Я отвела взгляд – мне показалось, что разговор частный.
Мы вышли в Верхнем Ист-Сайде, а мистер Эллис остался в лимузине. Он пробормотал что-то насчет клиента и умчался прочь.
В лифте я старалась не смотреть, как Идалис и Дэл целовалась в углу, словно были одни.
Я надеялась, что в пентхаусе они уймутся. В гостиной Дэл сунул кассету в видеомагнитофон, и мы все вместе устроились на диване, но как только пошли вступительные титры, они вновь принялись ласкать друг друга. У Блейка кончилось терпение.
– Пойдем погуляем, – предложил он, сжав мое запястье.
Идалис оторвалась от Дэла и схватила меня за руку.
– Да, – сказала она, – почему бы вам не прогуляться наверх, в спальню Блейка?
«Наверх, в спальню Блейка». Она выговаривала это долго и медленно, развязным тоном, чем смутила и оскорбила меня. Я была уверена, что знаю, о чем она думает: что я лишена сексуальности, как Дебби Бун, [10]10
Дебби Бун (р. 1956) – американская театральная актриса и певица. В 80-е гг. XX в. увлеклась христианской музыкой.
[Закрыть]а она – вся такая эротичная, как Мадонна. Блейк потянул меня за руку и поднял с дивана. Дэл закатил глаза.
– Оставь ее в покое, Идалис, – попросил он, и я была ему за это благодарна.
Мы с Блейком вышли на улицу. Небо затянули облака, вдали раздавались раскаты грома. Блейк не проронил ни слова по дороге в Центральный парк, где люди уже начали вскакивать с травы, потому что небо озарила зловещая бело-голубая молния.
Блейк подвел меня к скамейке, и мы сели. Он ослабил галстук, вынул бумажник и показал мне желтеющий снимок молодой женщины. У нее были большие голубые глаза и длинные светлые волосы, разделенные пробором посередине, как в старой рекламе бальзама «Велла». Загорелая, с царственной осанкой, она казалась человеком, с которым в жизни не должно было случиться ничего плохого.
– Это твоя мама? – спросила я.
Он кивнул и долго смотрел на дома в отдалении, а потом рассказал, что она умерла, когда Дэл играл в бейсбол в Малой лиге. Блейк, Дэл и мистер Эллис ушли на матч, а она осталась дома. Вернувшись домой, Дэл нашел ее на полу в кухне.
– Аневризма сосудов головного мозга, – пояснил Блейк. – Врач, который делал вскрытие, сказал, что мы ничем не смогли бы ей помочь. Но Дэл считал, что это его вина… Говорил, что спас бы ее, если бы остался дома. Он больше никогда не играл в бейсбол. А у него хорошо получалось.
Интересно, хоть кто-нибудь сказал Дэлу, что это не его вина?
– Мне жаль, – произнесла я. – Уверена, сейчас она бы тобой гордилась.
Блейк улыбнулся. Прогрохотал гром, молния разорвала пополам небо, а мы, обнявшись, сидели на скамейке, не обращая внимания на тяжелые капли дождя. Мне было все равно, промокну я или нет, ведь мне казалось, что я нужна Блейку, как и он мне.
В одну из пятниц в конце августа мой начальник Джулиан признал, что большинство сотрудников уволилось, не проработав и недели. Место угнетало, и все из-за людей, приходящих сюда на занятия. Их называли учениками, хотя им было за двадцать и даже за тридцать лет. Со всеми нянчились родители, приезжали вечером и забирали домой. Ученики с удовольствием занимались рисованием карандашами и пальчиковыми красками.
Одного из них звали Адам. Двадцатидвухлетний, с симпатичными ямочками на щеках, в своей школе он наверняка пользовался популярностью среди девчонок, пока пять лет назад не получил сильный удар по голове во время футбольного матча. После этого он слегка повредился в уме и порой тихо бормотал что-то. Светлым пятном в его теперешней жизни были картинки, которые я рисовала для него карандашом – горы и озера. Они ему очень нравились, потому что раньше он часто ходил в пешие походы и на рыбалку, а мне нетрудно было рисовать снова и снова, раз уж это делало его счастливым.
– У тебя есть парень? – спросил он.
– Да, – вздохнула я, думая о том, что отвечаю на этот вопрос уже шестой раз и что если бы с ним не произошло несчастье, он бы мог выбрать любую девушку, какую пожелает.
– Ты хорошенькая, – сказал он. – Похожа на Белоснежку.
Я едва не разревелась. Я убеждала себя, что занятия рисованием активизируют умственные способности Адама и что в один прекрасный день он поправится, надо лишь продолжать работать.
Блейк считал, что я занимаюсь добрым делом. Он сказал мне об этом однажды вечером, когда я зашла к нему в офис. Мы стояли в приемной у стойки красного дерева со словами «Эллис и Хаммел», напечатанными от края до края сверкающими золотыми буквами.
– Уже уходишь? – прозвучал голос рядом.
Мы повернули головы и увидели мистера Эллиса с кипой бумаг в руках.
– Я оставил материалы по делам, которые ты просил, на твоем столе, папа, – сказал Блейк.
Мистер Эллис улыбнулся и похлопал Блейка по плечу.
Несколько минут спустя мы сидели в «корвете». Блейк пожелал заехать домой переодеться перед ужином. В пентхаусе он отправился к себе в комнату, а я сидела на диване и любовалась видом из окна. Открылись двери лифта, и в фойе показался Дэл. Он зашел за сережкой, которую Идалис потеряла, когда в последний раз была здесь.
– Мы расстались, – сообщил он, усаживаясь рядом со мной. – Я так устал от ее бредней.
Неужели это правда? Я пристально смотрела ему в глаза. Сегодня они были скорее зеленые, чем серые.
– Что ж, – сказала я. – Думаю, у тебя все наладится.
Шрам на губе искривился от улыбки. Потом на лестнице появился Блейк, и Дэл заговорил об «Эллис и Хаммел».
– Знаешь, чем занимается на работе твой парень? – спросил он, и я покачала головой. – Помогает отцу и его партнерам захватывать компании, чтобы порядочные люди оставались без работы.
Я взглянула на Блейка. Он выглядел усталым.
– Прекрати, Дэл, – сказал он.
Дэл не слушал.
– А знаешь, что еще они делают, Ари? Подают в суд необоснованные иски о неправильном лечении. И выигрывают. Поэтому медицинские страховки стоят так дорого, и больным раком их не оплатить.
– Хватит уже! – возмутился Блейк и схватил меня за руку.
В машине он заявил, что не хочет оставаться на Манхэттене.
– Поехали в Хэмптонс, закажем еду домой. Надоел мне этот город.
Я не возражала. По дороге он не проронил ни слова, когда мы ели пиццу на кухне – тоже. Пил пиво, смотрел в пустоту, и я знала, в чем дело.
– Тебе необязательно там работать, – сказала я.
– Я должен, Ари. Не могу подвести отца.
Ночь была теплая, и чтобы поднять ему настроение, я предложила полежать в шезлонгах у бассейна, но Блейку захотелось плавать.
– Мне не в чем, – сказала я, и он велел мне сходить наверх – там Рейчел оставила один из своих купальников.
Это было ярко-розовое бикини, нижняя часть которого завязывалась на бантик на левом бедре. Я нашла его в ящике комода среди футболок и парео, в спальне с отраженным светом. Стоя на белом ковре у огромного зеркала, я рассматривала свои тощие ноги, узкую талию и грудь. В лифчике купальника между грудями образовалось слабое подобие ложбинки. Я не считала их совершенными, как Блейк, но и не видела в них ничего ужасного. И решила выйти к бассейну в одном бикини, без футболки.
Затаив дыхание, я спустилась по лестнице, прошла через патио и выдохнула, только когда Блейк мне улыбнулся. Затем он подхватил меня и бросил в воду.
– Идиот! – вдруг вырвалось у меня.
Пока я терла глаза, он нырнул в бассейн, и все снова стало расплывчатым. Он увлек меня в угол, я положила руки ему на плечи.
– Тебе этот купальник идет гораздо больше, чем Рейчел, – заявил он.
Волосы его были приглажены назад, свет от лампочек на дне бассейна отражался в глазах, и я вспомнила, как поднимала свой кусочек мрамора к солнцу.
– Куда мне до Рейчел. Она красивая.
– Это ты красивая, – сказал он.
«Красивая» звучало гораздо лучше, чем «хорошенькая». Я улыбнулась и потрогала его амулет-стрелку.
– У вас с Ли одинаковые кулоны.
– Они достались нам от бабушки, всем троим. Мне, Ли и Дэлу. Но он свой не носит.
– Ты в последнее время разговаривал с Ли? – спросила я, вспомнив о письме, которое я отправила ей в конце июня.
Битых полчаса я копалась в открытках с надписью «Прости меня» в «Холлмарке» и наконец выбрала котенка с грустными глазами и маргариткой в лапке. В тот вечер я долго сидела за столом и писала: «Я не понимала, что делаю», и «Надеюсь, ты простишь меня», и «Пожалуйста, позвони». Но Ли не позвонила и не написала ответ, и я решила, что она меня не простила. Наверное, открытка показалась ей глупой.
– Да, – ответил Блейк, – на днях. А ты разве с ней не созванивалась?
– Уже давно, – сказала я как ни в чем не бывало, перевела взгляд на его татуировку и сменила тему: – Что это означает?
Я обвела указательным пальцем круг, крест и три перышка. Мы шли по дну бассейна, и он объяснил, что этот знак называется «колесом исцеления», это священный символ для коренных американцев. Кроме того, он приносит удачу. Блейк получил его от одного старика из племени шони в Джорджии.
– Не говори об этом при отце, – попросил Блейк. – Он знает о татуировке, но очень рассердился, когда обнаружил ее у меня. Всю жизнь пытается убежать от Джорджии… хочет навсегда забыть, что в нас течет кровь шони.
Ничего удивительного. Я вспомнила «Эллис и Хаммел», и пентхаус, и мать Блейка с ее аристократическими предками. Представила, как мистер Эллис пробивал себе путь, получал образование, выигрывал судебные тяжбы, чтобы иметь возможность жить в Верхнем Ист-Сайде и забыть, что когда-то ел листовую капусту и пироги «Колибри».
– Но ведь он дал твоему брату индейское имя, – возразила я.
– Он не хотел. Просто это имя его отца, тут никуда не денешься. Пришлось. – Блейк опустил голову в воду, намочил волосы, откинул их назад, проведя по ним пальцами, а я смотрела, как капли падают на его щеки. – В любом случае молчи про татуировку. У Джессики такая же, и он тоже был недоволен.
Раньше я о Джессике не слышала, но догадалась, кто это. Блейк попросил прощения, заметив, что неприлично парню говорить о своей бывшей подруге.
Он был прав. Неприлично. Тошнотворная волна ревности прошла от желудка вверх. Я представила белокурые волосы и фургон с цветочными горшками. Блейк спал с Джессикой целых два года.
– Что с ней случилось? – спросила я, будто знать ничего не знала об этом.
– Без понятия. Она перестала отвечать на звонки. Я отправился к ней, чтобы поговорить, – оказалось, она уехала. Без объяснений.
Жестокий поступок, Блейк такого не заслуживал.
– О, мне жаль, – сказала я.
Он пожал плечами, однако изобразить равнодушие у него не получилось.
Потом мы целовались. Вода в бассейне была теплой, губы и язык Блейка – тоже. Он развязал верхнюю часть купальника, снял ее и коснулся ртом моей груди. Я забеспокоилась о соседях, но мистер Эллис владел огромным участком; сомнительно, чтобы кто-нибудь увидел нас с расстояния в два акра.
– Все, хватит, – внезапно произнес Блейк. – Иначе я не смогу остановиться.
Я ужасно не хотела останавливаться. Все это щекотало мне нервы. Но когда верх от купальника уже был на месте и мы обсыхали в патио, я образумилась. Мы расположились в шезлонгах, Блейк читал «Нью-Йорк пост», а я размышляла о том, какой он молодец, что не зашел дальше там, в бассейне. Мне предстояло много чего обдумать, прежде чем я смогла бы принять от него то, что он когда-то давал Джессике.
– Блейк! – позвала я.
Он читал статью в спортивном разделе, «„Янкиз“ сокрушают „Канзас-Сити“».
– Да?
– Сколько у тебя было девушек?
Наконец-то я решилась! После разговора с Эвелин в День памяти этот вопрос не давал мне покоя. Его нужно было непременно прояснить, потому что неприятности имеют свойство появляться в самых неожиданных местах.
Блейк опустил газету.
– Такое не принято рассказывать.
– Никуда не денешься. В наше время людям приходится об этом говорить.
Он кивнул. И поднял два пальца.
– Правда? – спросила я. – Джессика, а еще кто?
Он закатил глаза.
– Она была старше меня. Я почти не знал ее… Мы встретились в баре, куда меня затащил Дэл. И она пошла за мной в туалет… Так секс и происходит, если люди не заботятся друг о друге. В общем, ничего хорошего. – Он выпрямился и свесил ноги с шезлонга. – Послушай, Ари. У меня нет ни СПИДа, ни другой заразы. Хочешь, я сдам анализы, чтобы ты не волновалась?
Мои тревоги отступили, и я покачала головой, но Блейк продолжал настаивать. Затем, взглянув на часы, он сказал, что нам пора возвращаться в город.
Я пошла наверх. Купальник уже высох, и я вновь принялась изучать себя перед зеркалом. Дверь была открыта. Увидев отражение Блейка – он шел по коридору, – я окликнула его. Он стоял рядом со мной на ковре, и я указала на свою грудь.
– Как по-твоему, я… несимметричная?
Он шутливо поднял кулак к моей щеке.
– Прекрати. Если еще хоть раз спросишь об этом, ты у меня пожалеешь.
Я засмеялась. Мы опять стали целоваться, хотя Блейк и предупредил, что уже почти девять и нам предстоит долгий путь.
Ну и что? Мама просила меня возвращаться не слишком поздно, не выходя за пределы разумного, а до «пределов разумного» еще как до луны. Я улеглась на кровать и поманила Блейка пальцем. И как будто вновь наступил полдень среды, в этот раз на белом стеганом одеяле, набитом перьями, мягком, как поле из ватных шариков.
– Ари… – произнес Блейк. Он был сверху, все еще без рубашки. Обнаженная грудь, мускулы на животе, дорожка из волос, которая начиналась от пупка и скрывалась в плавках, – все это вызывало дрожь в моем теле, и я не знала, как долго еще смогу оставаться приличной девочкой. – Я тебя люблю.
Я ахнула. Мне хотелось ответить ему тем же, но он не позволил. Он просил меня не произносить эти слова, пока я не буду готова и точно уверена, и я собралась было сказать, чтобы он замолчал, потому что я на самом деле готова и уверена. Но у меня не получилось – он вновь поцеловал меня, потянулся рукой к бантику на бедре и развязал его.
Я занервничала. Его ладонь оказалась у меня на талии, скользнула ниже. Вспомнилась плавающая в бассейне Идалис и брошенные Дэлом слова: «Уверен, тебе этого хочется».
Блейк отодвинулся в изножье кровати. Я знала, что он собирается сделать. То, о чем многие умалчивали или о чем глупо хихикали. То, что считалось безопасным, ведь от этого не забеременеешь. И что якобы позволяло обойти все католические обычаи.
– Не бойся, Ари. Больно не будет, я обещаю, – заверил он.
Нижняя часть купальника уже лежала на ковре. Мне действительно было не больно. Я чувствовала его губы и язык, его густые волосы, касающиеся внутренней стороны моих бедер, немного спустя страстный толчок сотряс мое тело и исторг из меня звуки, похожие на те, что я слышала из-за стены спальни Эвелин и Патрика, но я закрыла лицо рукой, чтобы кричать не так громко.
Это было сладко, удивительно, невероятно – все равно что в одиночку слопать целую коробку шоколадных конфет. Впрочем, я бы никому на свете не рассказала, что занималась этим.
Глава 17
Лейка душа в одной из четырех ванных комнат напоминала прорезь для почты во входной двери какого-нибудь дома – металлический квадрат с прямоугольным отверстием. Того и гляди, счет от «Кон Эдисон» [11]11
«Кон Эдисон» – поставщик коммунальных услуг в Нью-Йорке.
[Закрыть]выпадет.
Вода текла по мне ровным потоком, а я прислушивалась к звукам за стеной – там принимал душ Блейк. В ванную я бросилась из спальни, сказав, что насквозь пропиталась хлоркой и мне просто необходим шампунь, но это было лишь отговоркой.
Я не могла смотреть на него. Не могла выдавить ни слова. Была возбуждена, и счастлива, и смущена одновременно.
Но прятаться вечно невозможно. Проторчав под душем, пока на ладонях не сморщилась кожа, я завернулась в полотенце и на цыпочках вышла в холл. И тотчас налетела на Блейка, тоже мокрого, с повязанным на талии полотенцем и цепочкой на обнаженной груди. Он был невозможно красив, но я все еще не смела взглянуть ему в глаза, даже когда он прижался лбом к моему лбу.
– Ты так стонала… – сказал он.
У меня вспыхнули щеки. Я была готова умереть на месте.
– Мне нужно одеться, – прошептала я и попыталась уйти, но он удержал меня за локоть.
– Эй, – мягко сказал он, – что случилось?
От него пахло мылом «Айриш спринг».
– Ничего, – пролепетала я.
Он приподнял мой подбородок.
– Тебе кажется, мы сделали что-то плохое?
«Да. Нет. Возможно».
– Я не знаю.
– Ари, – усмехнулся он, – нет. Я бы не стал делать такого с первой встречной. Я ни с кем не вступаю в отношения, пока не увижу, что у них есть будущее.
«Будущее». Мысль о том, что случившееся сегодня в конечном счете приведет к дому в Парк-Слоуп, и садику с гамаком, и детям с самыми синими на свете глазами – успокоила.
Я с облегчением вздохнула. Улыбнулась. И танцевала по спальне, натягивая одежду. Потом мы сели в машину, откинули верх, мои волосы развевались по ветру, и все вокруг казалось прекрасным.
Я думала, что не вышла за пределы разумного. Конечно, обычно я возвращалась домой раньше, но и сейчас время было вовсе не такое уж позднее. Не ожидала, что мама устроит мне засаду.
– Ты где была? – спросила она.
Я только что вошла в гостиную и вздрогнула от прозвучавшего в кромешной тьме низкого голоса. Раздался щелчок выключателя. Она сидела, скрестив на груди руки и закинув ногу на ногу.
В растерянности я окинула взглядом комнату. Заметила дырку в обшивке дивана, непочатую пачку «Пэлл-Мэлл» на журнальном столике.
– Где папа? – проронила я.
– А ты как думаешь? В Ист-Ривер выловили труп, ему пришлось уехать на Манхэттен. – Она потянулась за сигаретами. – Итак, где ты была?
Я пожала плечами. А вдруг я опять свечусь и она все поймет?
– С Блейком, – ответила я.
Она сняла целлофан, достала сигарету и швырнула пачку на стол.
– Это и так понятно. Где именно вы были с Блейком?
– В Хэмптонс, – чуть слышно промямлила я.
Мама щелкнула зажигалкой.
– И чем вы там занимались в такое время?
– Ничем.
Она затянулась и похлопала рукой по дивану. Я села рядом, хотя мне не терпелось подняться в свою комнату и подумать о Блейке.
– Ты заходишь слишком далеко, – строго сказала она.
Ну вот, приехали, подумала я. И ушла в оборону:
– Почему ты его не любишь?
– Когда я такое говорила? – спокойно ответила мама. – Он очень славный. Вежливый. Видно, что у него прекрасное воспитание. Но ты моя дочь, и я забочусь о тебе. Ты слишком молода, чтобы серьезно относиться к кому бы то ни было.
Слишком молода. Слишком далеко захожу. Еще много чего слишком.
– Он считает, что у нас может быть общее будущее, – произнесла я. Мне показалось, что прозвучало это по-взрослому, рассудительно, но мама рассмеялась, будто я – идиотка.
– Ариадна, он понятия не имеет, чего хочет. Он – мальчишка.
– Вовсе нет. В ноябре ему будет двадцать один год. А ты в двадцать три уже вышла за папу.
– Это было в пятьдесят седьмом году. Сейчас все по-другому… У женщин сегодня полно возможностей. У тебя, – ткнула в меня пальцем она, – их гораздо больше, чем было у меня. Ты не представляешь, как тебе повезло. И пусть Блейк не пудрит тебе мозги россказнями о «будущем». Это всего лишь уловка.
Она подалась вперед и пристально посмотрела мне в глаза, будто у меня вместо них два магических шара.
– Он ведь еще не затащил тебя, в постель?
Интересно, что она увидела? Розы на покрывале? Белое одеяло? Бассейн с притаившимся на дне скорпионом?
– Нет, – ответила я.
Я не считала эти слова ложью, потому что «в постель» означало пройти весь путь до конца, а мы с Блейком пока добрались лишь до середины.
Она вновь откинулась на спинку дивана и затянулась сигаретой.
– Хорошо. Рада это слышать. Потому что парни в таком возрасте очень шустрые. Наврут что угодно, лишь бы уложить в постель, и тут же ищут себе другую жертву. Есть девушки, которые легко с ними управляются. Эвелин, например. Ей ничего не стоило порвать с одним и найти другого. Но ты не Эвелин, и если этот юноша посмеет тебя обидеть, я оторву ему яйца и засуну в глотку. – Она потушила сигарету в пепельнице. – И передай ему, чтобы привозил тебя домой пораньше. Поняла?
Я поняла. Поняла, что больше ничего не расскажу ей о Блейке и что у меня впервые за многие месяцы разболелась голова.
– Пойду спать, мама. По-моему, у меня начинается мигрень.
Она меня не отпустила. Мы пошли в кухню, где она проследила, чтобы я выпила таблетку. Потом налила мне теплого молока и поцеловала в щеку.
– Спокойной ночи, – сказала я.
А когда она ушла, вытерла щеку салфеткой и вылила в раковину молоко.
На следующий день, к моему удивлению, меня пригласила Саммер. После окончания занятий в школе мы с ней еще ни разу не виделись, и на четыре сообщения, которые я передавала для нее с Тиной, она не ответила. Но я так по ней скучала, что была готова все простить и уговорила папу отвезти меня в Парк-Слоуп.
Он высадил меня и отправился на работу, помахав рукой Тине. Та с солнцезащитным козырьком на голове пропалывала клумбу перед домом.
– Здравствуй, Ари, – поприветствовала она меня. – Сто лет не виделись. Проходи в дом, Саммер у себя наверху.
Прошмыгнув в холл, я бросила взгляд на библиотеку Джефа с уставленными книгами полками и светильниками «Тиффани». Сверху из комнаты Саммер доносилась мелодия группы «Флитвуд Мэк». Она сидела, закинув одну ногу на стол, красила ногти и не замечала меня.
Я стояла в дверях и рассматривала ее спальню, полностью преобразившуюся с тех пор, как я последний раз сюда заходила. Комнату отделали с изысканным вкусом и элегантностью. Кровать из выбеленного дерева с филенками расположилась между двумя тумбочками «под старину», рядом платяной шкаф в том же стиле. Темно-серые обои с серебристыми розами сочетались с одеялом на кровати, украшенной множеством круглых и квадратных декоративных подушек. Совершенство, как в сказке. Я тоже хотела спать в сказочной обстановке, а не на доставшейся от Эвелин скрипучей кровати с балдахином, стоявшей в нашем доме со времен президентства Линдона Джонсона.
– Потрясающая комната, – не удержалась я, хотя мне вовсе не хотелось это признавать.
Саммер оторвала взгляд от пальцев ног. В короткой джинсовой юбке и розовом топе с бретелькой через шею, с ярко-синими тенями на веках она была такой же великолепной, как и ее комната. Но тут я вспомнила, что у меня есть Блейк и он считает меня намного красивее, а это куда важнее изысканной комнаты.
– Спасибо, – сказала она. – Прости, что давно не звонила. Времени не было.
Я догадалась, что это из-за Кейси, и приняла извинения. Женская солидарность и тому подобное.
– Нет проблем. Мне тоже было некогда.
Она откинулась на стуле.
– Мы с Кейси на прошлой неделе расстались.
Пораженная, я присела на подоконник. Она указала на татуировку на щиколотке. Буква «К» превратилась в «С», так что теперь на ноге Саммер красовались ее собственные инициалы.
– Хорошая работа, – похвалила я. – Надеюсь только, использовали чистую иглу.
– Разумеется, Ари. Я перебила ее в очень солидном месте на Бликер-стрит. Несколько дней назад, после того как мы с мамой обслуживали банкет в «Эллис и Хаммел», – заявила она.
Я изо всех сил пыталась скрыть от нее свои чувства. Просто кивнула и закинула ногу на ногу. Она плюхнулась на кровать и прижала к груди подушку.
– Кстати, я считаю, у твоего парня шикарный отец.
«А отец моего парня считает тебя красавицей», – подумала я. Но, заметив озорной взгляд подруги, я сказала:
– Забудь об этом, Саммер. Он старый.
Она медленно провела ногой по одеялу.
– Не такой уж он старый. Ему всего сорок семь.
– А ты откуда знаешь? – удивилась я.
– От него. Мы с ним постоянно разговариваем… Стэн очень общительный человек.
Стэн! Даже я его так не называла. Судя по всему, он сам попросил ее об этом. Наверное, это позволялось только тем девушкам, которых он считал красивыми.
– Понятно, – сказала я.
Саммер перекатилась на спину и уставилась на потолочный вентилятор.
– Ари, – начала она, – ты уже переспала с Блейком?
Я посмотрела в окно. Тина спускала по лестнице мешок с удобрением.
– Почему ты спрашиваешь?
Она усмехнулась:
– Просто мне интересно знать… как он это делает… Хочу понять, что нормально для большинства парней. Ну, то есть… Я бросила Кейси потому, что он перестал меня уважать. Ему все время была нужна одна и та же поза. Вряд ли ты интересна парню, если он даже не смотрит тебе в лицо, когда вы занимаетесь любовью.
Мне сделалось неловко.
– Ты ведь говорила, что такая поза необычайно возбуждает.
Саммер опять легла на живот и подперла лицо кулаками.
– Ну не каждый же раз.
– Да уж, – только и сказала я.
– Могу поспорить, Блейк смотрит тебе в глаза. Я разговаривала с ним несколько раз на приемах у Стэна и думаю, он настоящий джентльмен. Он всегда придерживает передо мной дверь. Неприличного слова от него не услышишь. Относится ко мне с уважением… как мужчина и должен относиться к женщине.
– Да, он такой, – гордо произнесла я.
В первый раз в жизни Саммер мне завидовала. У меня было то, чего хотела она. Я одержала победу, но старалась этого не показывать. Она увлеклась парнем, который даже не желал смотреть ей в лицо. Не хватало еще больше ее обидеть!
– Но то, о чем ты спрашиваешь… – продолжила я. – Не знаю. Так далеко мы не заходили.
– Господи! – воскликнула она. – Прошло уже столько месяцев… Он и в самом деле джентльмен! Кейси потребовал секса после нескольких свиданий.
Никогда я не слышала от нее такого – что Кейси не джентльмен и что он чего-то требовал. Я не знала, что сказать, но это было и не важно. Саммер сменила тему. Она открыла ящик туалетного столика, вынула письмо из Холлистера и сообщила, что ей разрешили досрочно сдать выпускные экзамены и что с января и до начала занятий в колледже она будет работать с Тиной полный день.
Потом Тина позвала ее вниз помочь с перекрутившимся шлангом, и я осталась одна.
Я прошла по комнате, рассматривая прелестные вещички: резные штучки над изголовьем кровати, старинную шкатулку для драгоценностей с кружащейся балериной на туалетном столике. Мой взгляд упал на ящик, который она оставила открытым. Там лежал черный кружевной бюстгальтер, дневник в ярко-красной бархатной обложке и серебряный браслет с выгравированными буквами «М. Г.».
Браслет Ли. Тот самый, что она потеряла на вечеринке в «Уинтер гарден». Я не верила своим глазам. Меня подбросило от злости. Ли так дорог этот браслет, а Саммер взяла его себе! Я знала, Саммер иногда не считается с другими, но чтобы она оказалась до такой степени бессердечной!.. А я еще выгораживала ее перед Ли. «Она бы никогда так не поступила». Я вытащила браслет из ящика и зажала в потном кулаке. Сердце гулко стучало, и внезапно я почувствовала усталость. Минуту спустя вернулась ничего не подозревавшая о моей находке Саммер.
– Что это? – спросила я, помахав браслетом у нее перед носом.
– Ах да, – прощебетала она, – на прошлой неделе он отыскался. Как раз собиралась тебе сказать.
Ничего она не собиралась мне говорить. Наверняка она его нашла давным-давно, в тот самый вечер в «Уинтер гарден». А сейчас стояла вся такая невозмутимая и на ходу сочиняла историю – браслет будто бы запутался в скатерти, которую Тина сто лет как не использовала.
– Ты врешь! – возмутилась я. – Ты это сделала, потому что ненавидишь Ли.
Она с грохотом захлопнула ящик.
– А с чего мне ее любить? Помнишь, что она заявила в клубе? «Ты ведь не хочешь, чтобы тебя приняли за шлюху». С меня хватило этого дерьма в бесплатной школе. А ты, – она направила на меня акриловый ноготь, – ты предала меня, Ари. Я всегда тебя поддерживала, помогала, но ты не встала на мою сторону, когда эта чокнутая и ее стерва-мамаша на меня набросились. Уму непостижимо, как они могли оказаться родственниками Блейка? Он не имеет с ними ничего общего.
Возможно, замечание о том, что она поддерживала меня, и было справедливо, но я пропустила его мимо ушей. Меня до того взбесило придыхание, с которым она произнесла имя Блейка, что никакие аргументы не действовали.
– Оставь его в покое! – вскинулась я. – Ты о нем ничего не знаешь.
Она сложила руки на груди и язвительно усмехнулась:
– Как и ты!
– Он мой парень! Я люблю его.
На этот раз она по-настоящему рассмеялась:
– Да ладно! Ты его не любишь. И почти не знаешь. Ты с ним даже не спала. Это простая лимеренция, как у того глупого мальчишки из седьмого класса, который собирал мои волосы.
Лимеренция. Такого слова я не припоминала. Но сравнивать меня с кропающим стишки и собирающим волосы семиклассником – это слишком.
– Хорошо, – произнесла я. – Интересно, что скажет Блейк, когда я ему сообщу, как ты поступила с его кузиной? Ты-то о нем высокого мнения, но он – я уверена – чихать на тебя хотел.
Саммер закусила губу и на секунду остановила взгляд на мне. На ее лице промелькнула тревога, которая, впрочем, быстро сменилась отвращением.
– Не знаю, кем ты себя возомнила, – сказала она. – Решила, что представляешь собой нечто особенное, потому что подцепила парня, который явно не твоего поля ягода. Но это не навсегда, Ари. Скоро он все поймет.
Она задела меня за живое. Больно задела.
– Что поймет? – спросила я, волнуясь.
– Что ты скучная. Ты серая и неинтересная и самая что ни на есть посредственность.
Я онемела. Возможно, мне не следовало обращать внимания на эти слова. Но я подумала, а вдруг это правда? И на самом деле я еще хуже, чем просто посредственность. На глаза навернулись слезы.
– Ты бесишься оттого, что у меня наконец кто-то появился, – с трудом выдавила я. – У меня никогда не было парня, только одна подруга, а у тебя было все… И ты решила, что ты лучше меня.
Саммер откинула назад волосы.
– Конечно, я лучше тебя!
Я больше не могла говорить. Глаза жгло, щеки пылали. Я бросилась на улицу, мимо поливающей кустарник Тины.
– Пока, Ари! – крикнула она, но я не ответила.
Всю дорогу до Флэтбуша я прошла пешком. У порога едва не валилась с ног от усталости. Дома пахло жареной картошкой. Из кухни вышла мама с полотенцем в руках.
– Ты сегодня рано.
Мне казалось, я вот-вот упаду в обморок. Мамин образ исказился, как в кривом зеркале.
– Мы с Саммер больше не подруги, мама. И прошу, не звони Джефу.
Она пристально посмотрела на меня и наконец произнесла:
– Хорошо, Ари.
Затем позвонил Блейк и сказал, что ждет не дождется нашей встречи на следующих выходных на барбекю у Эвелин и Патрика по случаю Дня труда. Поговорив с ним, я запечатала браслет Ли в конверт, написала на нем ее новый адрес, выбросила в мусорное ведро кулон «Лучшая подруга» и шкатулку кедрового дерева с принадлежностями для рисования и заснула крепким сном на вышитых розах.