Текст книги "Запрос в друзья"

Автор книги: Лора Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Это я изменилась. Изменилось мое отношение. Как будто я переживала новое превращение и становилась другим человеком – такой, какой всегда хотела быть.

Я нащупываю свою позицию, и правда неуклюже выходит наружу, непривычная моему языку. Голова у меня гудит, я не могу унять гнетущее чувство страха оттого, что за мной кто-то следит.

– Ну и как? – спрашивает она. – Ты стала этим человеком?

Я не отрываясь гляжу в свой бокал.

– Да нет. Но тогда все изменилось. Я имею в виду, после того вечера.

– Ничего не изменилось.

Теперь Эстер опускает взгляд. Она не может смотреть мне в глаза. Что ей известно?

Я слишком приблизилась к правде и уже вижу, как она настигает меня, словно айсберг в ночном океане. Не могу точно определить, где он находится, но боюсь натолкнуться на него, оказаться раздавленной им, боюсь, что он врежется в меня, разорвет и утопит. С одной стороны, мне так хочется рассказать ей все, впустить ее в поглощающий меня кромешный ужас. Мне хочется встряхнуть ее, чтобы она услышала: кто-то за мной следит.

Мой взгляд скользит по бару, но тот мужчина, который улыбался мне, уже исчез. На его месте сидит, повернувшись к нам спиной, женщина, ее длинные каштановые волосы собраны на затылке. Она начинает поворачиваться в нашу строну, и у меня все холодеет внутри, но потом я вижу ее лицо: ей чуть за двадцать, кожа гладкая, она улыбается своей приятельнице, которая в этот момент входит в паб. Мой взгляд возвращается к Эстер.

– Я видела Тима Вестона. – Даже не предполагала, что скажу это.

– Что? Где?

– После нашей с тобой встречи в Норвиче проехалась по побережью. В Шарн-Бей. Это вышло как-то само собой, я просто в какой-то момент поняла, что еду в ту сторону. Ты знала, что он теперь живет в их старом доме? Несколько лет назад мать продала ему дом и переехала жить в коттедж.

– Нет, впервые слышу об этом. Так это там ты его встретила?

– Да. Решила посмотреть на наш бывший дом, а потом… Я заблудилась и оказалась там. – Произнося это, сама начинаю сомневаться в том, что все так и было на самом деле, что я случайно приехала к дому, где когда-то жила Мария.

– Ну, и как он? – Эстер заинтригована. – Я всегда считала его немного странным. Он так опекал ее.

– Ну, он был… в порядке, учитывая обстоятельства. Был очень добр ко мне по поводу… ты меня понимаешь. Сказал, что меня не винит. – Я вспоминаю нашу встречу. – Он был так хорошо осведомлен о моей жизни, что странно… да и о твоей жизни тоже.

– Что ты имеешь в виду?

– Да ничего особенного. Он всего лишь был в курсе, чем мы обе занимаемся. У меня возникло ощущение, что он держит руку на пульсе касательно нас обеих.

– Ну, может, он считает нас связующей нитью с сестрой. Трудно, должно быть, забыть. Я даже не могу себе представить, какой он испытал стресс, оставшись единственным ребенком в семье.

– Согласна. – Мы молчим несколько секунд, думая о чем-то своем. – Есть еще кое-что, – неуверенно добавляю я.

– Что?

– Может, и ничего, но… Тим сказал кое-что. Когда мы говорили о том, что произошло с Марией. Он произнес: «Она крепче, чем кажется». Он не сказал: «Она была крепче, чем казалась». Он говорил о ней в настоящем времени.

Я ожидаю, что Эстер высмеет меня или скажет, что он оговорился, но она не делает ни того, ни другого. Она смотрит на меня, бледная, и оправа ее очков резко выделяется на почти белом лице. На некоторое время повисает неловкая тишина, потом Эстер начинает говорить.

– Вот почему я и хотела с тобой встретиться.

– Ты о чем? – Я не могу отвести взгляда, хотя и предвижу с ужасом, что она мне сейчас скажет.

– Каждый год после исчезновения Марии я получаю по почте подарок на день рождения.

– Ну и?

– Обычно это какая-нибудь мелочь: свечи, масло для душа, шарф. Ни обратного адреса, ни карточки. Просто наклейка: «С днем рождения, дорогая Эстер. С любовью, Мария».

Я буквально роняю свой бокал, моя рука дергается, и я чуть не разливаю его содержимое на стол. Разговоры и гул в пабе отступают на задний план, я четко вижу только лицо Эстер.

– С тех пор как…

– Именно.

– А откуда их отправляют?

– Из разных мест: из Лондона, однажды из Брайтона, иногда – из Норвича.

– Из Норвича?

Она пожимает плечами, допивая остатки своего джина с тоником:

– Ага, иногда.

– Но кто это… ты же не думаешь, что это от нее? – Мой голос падает до шепота. Я чувствую боль в ладонях и понимаю, что впиваюсь в них ногтями.

– Поверь мне, я перебрала все возможные варианты. И честно говоря, уже оставила попытки разгадать, кто это делает. По крайней мере, так было, пока ты не появилась у меня в офисе. Отчасти из-за этого я была так резка с тобой. Меня… пожалуй, пугала мысль о том, что она до сих пор жива и посылает эти подарки.

– Ты рассказала об этом кому-нибудь, в полицию обращалась?

– Да, на второй год я понесла их в полицию. Но они не восприняли это всерьез – я имею в виду, в этом же нет никакой угрозы. Что они могли сделать?

Я откидываюсь назад, судорожно соображая. Возможно ли, что Мария действительно до сих пор жива? И почему наказывают только меня и сейчас, ведь Эстер получала подарки годами? А может, я просто драматизирую, считая, что мне что-то угрожает? Но я не могу отделаться от факта сегодняшней слежки за мной. Я стреляю глазами по сторонам, фиксирую всех окружающих меня людей. Вон та рыжая женщина, может она оказаться Марией? Или одна из тех теток около бара?

Эстер наблюдает за мной.

– Прости, я не хотела тебя расстроить. Я просто подумала, что тебе стоит об этом знать. Каждый год, когда я вижу ее имя, написанное черным по белому на наклейке, меня мороз пробирает по коже, хотя я и жду этого момента. Я даже представить себе не могу, что ты пережила, когда пришел этот запрос на «Фейсбуке».

Желание открыться Эстер становится все сильней – мне нужно ослабить узел, который затягивается внутри меня все крепче и крепче. Напряжение, накапливавшееся во мне с того дня, как я получила запрос в друзья, приближается к точке кипения.

– Речь не только о запросе, Эстер.

– О чем ты? – Она доцеживает последние капли своего коктейля и смотрит на часы.

– Были и другие послания. Одно из них пришло в тот день, когда я встречалась с Софи. Кто-то преследовал меня, я уверена, и потом… – Умолкаю, не желая признаваться, с какой легкостью меня заманили на интернет-свидание. – Хочешь еще выпить? – спрашиваю вместо этого.

Еще один бокал вина, и я вполне могу начать рассказывать Эстер настоящую историю того, что случилось с Марией, начать проливать свет на истину.

– Нет, мне не стоит, – отвечает она и принимается собираться. – Мне пора двигаться в сторону Ливерпуль-стрит, муж не любит, когда я опаздываю. Что ты имеешь в виду, говоря «и потом», ты думала, что кто-то преследует тебя?

– Да ничего. Скорее всего, это была игра моего воображения.

В ее взгляде я читаю сомнение.

– Честно! Все нормально, – разубеждаю ее я, прикидываясь подвыпившей. Мне нужно сменить тему разговора. – Я и не знала, что ты замужем. – По глупости посчитала ее такой же одинокой, как и я.

– А это тебе ни о чем не говорит? – Улыбаясь, она машет левой рукой перед моими глазами. Я наконец вижу на четвертом пальце платиновое кольцо, увенчанное крупным бриллиантом. При встречах с Эстер я пребываю в таком возбужденном состоянии, что мне не до кольца.

– Чем занимается твой муж? – Я в панике оттого, что меня оставляют одну, и пытаюсь хоть как-то задержать ее.

– Он адвокат, так же как и я, – улыбается она. – Скукота! – Но я уверена, она так вовсе не считает.

– Отлично. Он тоже партнер?

Возникает мимолетная пауза, на ее лице мелькает тучка, которую я не могу идентифицировать.

– Нет, еще нет.

– Дети есть?

– Да, двое. Девочка и мальчик. А у тебя? – интересуется она и настолько стремительно стреляет глазами на мой палец без кольца, что я почти не успеваю этого заметить.

– У меня один. – Как обычно, чувствую острую боль. По крайней мере теперь, когда я в разводе, меня перестали спрашивать, когда я заведу второго. – Генри. Ему четыре.

До меня доходит, что она не знает о нашем браке с Сэмом. Почему-то мне неловко ей об этом говорить. Она уже надела пальто, и ее не остановить. Я вот-вот опять останусь одна, и мне предстоит возвращаться в пустую квартиру. А что, если кто-то за мной следит?

– Так, мне пора, а то я опоздаю на поезд. Ты уверена, что у тебя все будет в порядке? Была рада повидаться с тобой, Луиза.

Ей нелегко дались эти слова, я это вижу. Меня же одолевает желание броситься вслед за ней и напроситься к ней в друзья. Но я знаю, что это безнадежно. Сейчас Эстер старается простить меня за то, как я обошлась с Марией и с ней. Но она в жизни не простит меня, если узнает всю правду. Ни за что на свете.

Глава 16

Он всегда был очень… заботлив. Он знает, сколько ей пришлось пережить. Знает, что ее детство и юные годы прошли не на ложе из роз. Он просто хочет, чтобы теперь она была счастлива, вот и все. Чтобы никто больше не ранил ее. И чем ближе она будет к нему, тем безопасней для нее.

Пока она вынашивала ребенка, ей казалось, что в глубине души он предпочел бы видеть ее совсем не работающей, хотя это абсолютно нереально. Она пытается отвергнуть мысль о том, что он недоволен ее профессиональными успехами и хотел бы иметь жену-домохозяйку в домашних тапочках с ужином на плите. Что он не может справиться с ее карьерными успехами – большими, чем у него. Ему не нравится его работа, и она с неохотой говорит о своих достижениях, всячески их преуменьшая.

Беременность наложила отпечаток на их отношения. Роды и кормление грудью не только физически истощали ее, она стала по-новому воспринимать свое тело. Она больше не понимала, зачем оно нужно. То, что раньше заставляло ее кричать от удовольствия, теперь совершенно не возбуждало.

Ей стоило радоваться тому, что он не потерял к ней интерес. Мужья ее знакомых женщин, насмотревшись ужасов в родильной, не желали больше прикасаться к ним: вся эта кровь, боль, вопли и агония родов, вид обвисших животов и подтекающих грудей вызывали у них омерзение.

Она считает, что ей слишком часто приходится разубеждать себя. То, что он хочет делать с ней, – все это совершенно нормально. Это все в рамках нормы. Но что такое норма, в конце концов? Такого понятия не существует до тех пор, пока никто не пострадал. Хотя порой ей бывает больно, но ведь это как раз и есть часть игры.

Самое главное – он понимает ее. Он ее знает – только он один. Ей никогда не встретить другого такого. А если она вдруг об этом забудет, ну… он тут как тут, напомнит ей об этом.

Глава 17
1989

Софи простила меня за то, что я струсила с тампоном. Более того, она отнеслась с пониманием, сказала, что я не должна делать того, чего мне не хочется. Она все время была около меня, предпочитала ходить со мной, а не с Клэр и Джоанн, каждый день мы обедали вдвоем. Слава богу, Мария держалась от меня подальше. Я видела ее только на занятиях. Все обсуждали выпускной, который должен был состояться через несколько недель, в конце июня. Больше говорили о том, что кто примет и как сделать так, чтобы учителя не вмешались и не испортили все. У Софи возникла безумная идея устроить изощренный розыгрыш, чтобы выделиться. Нечто потрясающее, после чего мы войдем в историю школы навсегда. Я ходила к ней, и мы посмотрели фильм «Кэрри», – никогда мне не было так страшно. В план Софи не входило использовать свиную кровь, но она сказала, что мне в нем отведена ключевая роль. Софи не рассказывала ничего даже Клэр и Джоанн. Посвящены были только мы с ней, Сэм и Мэтт. Парни должны были достать нам таблетки, но я думаю, Софи еще хотела произвести на одного из них впечатление. Я не желала знать, на кого именно.

Я знала, что не струшу на этот раз, не подведу Софи. Тогда я была уверена, что мое решение примкнуть к ней и ее компании было верным. Почти каждый день я наблюдала, как Мария обедает с Эстер. С ней все будет хорошо. И для нее, пожалуй, будет лучше, если она подружится с Эстер.

Следующая большая вечеринка проходила дома у Сэма. На этот раз я шла по приглашению, а не в качестве сопровождения. Софи даже сказала, что Сэм специально предупредил ее, чтобы она приходила со мной. Я постаралась не делать из этого далеко идущих выводов. Мы собирались у Софи и от нее вместе отправились на вечеринку. Я не имела понятия, где жил Сэм, так что когда у лавки с рыбой и чипсами мы повернули направо и пошли по Комбе-роуд, я была удивлена. Снобизм тут ни при чем, я просто не представляла, что он мог жить в этом районе. Когда мы проходили мимо группки игравших в футбол чумазых ребятишек, один из них прокричал нам что-то грубое, но мы их проигнорировали.

У открывшего нам дверь Сэма зрачки были настолько расширены, что глаза казались почти черными. Он заключил нас обеих в широкие объятия и, пританцовывая, удалился по коридору.

– Боже, он уже под кайфом, – заметила я.

Я рассчитывала продемонстрировать Софи свою крутизну, дать ей понять, что для меня не секрет, почему он так себя ведет, но Софи лишь скривила губы. Пол был застелен каким-то захудалым зеленым ковром, а обои выглядели так, словно их не меняли с далеких семидесятых. Софи потянула меня по коридору вглубь дома на кухню. Если обои были из семидесятых, то кухня оказалась еще старше. Софи усадила меня за пластиковый стол с впитавшейся грязью и прожженный в нескольких местах. Она была настроена крайне серьезно.

– Послушай, нам надо поговорить.

Я молча ковыряла ногтем скол на столешнице. Не собиралась же она опять от меня отказаться, после того как мы только что помирились?

– Мы заметили, что ты как будто настроена против наркоты.

«Кто это – мы?» – подумала я, но ничего не сказала.

– Если ты не хочешь попробовать, это, конечно, твое личное дело. Но если ты собираешься тусоваться с нами и дальше, то имей в виду: мы это делаем, понимаешь? Ты хочешь остаться в стороне?

Я быстро соображала.

– Не то чтобы я категорически против. Больше того, я и не пробовала ничего, кроме пары косяков с травой, так что я совсем не уверена насчет этого. А что бывает от экстази?

– О боже, это так волшебно! Тебе понравится. Все такое красивое, цвета яркие, и ты всех любишь и чувствуешь себя офигенно. Легко и весело. Ты готова улететь.

– Звучит клево, – протянула я, смущаясь от своей постыдной неосведомленности.

– Не просто клево. Хочешь попробовать прямо сегодня?

– Сегодня? Что, прямо тут? Ну, я не знаю… – Наркотики меня пугали, я боялась потерять контроль и стать посмешищем.

Софи, не улыбаясь, лишь повела плечами.

– Как я уже сказала, тебе решать. Я пошла искать Клэр.

Она удалилась из кухни, оставив меня одну у стола. Я посмотрела в окно на запущенный задний дворик. Один из пары стоявших там обтрепанных и побитых ржавчиной шезлонгов упал на бок. Мне вспомнилось, как мы с Марией лежали в саду у Мэтта, насколько расслабленно я чувствовала себя с ней, мы то болтали ни о чем, то замолкали. Раздираемая неуверенностью, я принялась жевать щеку изнутри. Еще не поздно спасти отношения с Марией? Она была тем другом, веселым и интересным, которому я нравилась такой, какая я есть. Она ведь уже простила меня однажды – может, простит снова? Я ведь пыталась предупредить ее насчет тампона. Мне всего лишь нужно было уйти отсюда, вернуться домой и позвонить ей. Я понимала, что это мой последний шанс, и верила, что она мне его даст.

Дверь распахнулась, я подняла голову, ожидая увидеть Софи, но это был Тим Вестон; вслед за ним вошел старший брат Мэтта Льюиса. Сердце мое ушло в пятки. Тим застыл на месте, увидев меня.

– Хм. Не знал, что ты тут.

– Эй, приятель, положи это в холодильник, – попросил брат Мэтта и, сунув Тиму в руки пару упаковок с пивом, вернулся к гостям.

Я по максимуму придвинулась к столу, чтобы Тим мог протиснуться у меня за спиной к холодильнику. Он молча достал банку из упаковки и поставил все остальное в холодильник. Он уже был на полпути к выходу, но передумал и обернулся ко мне.

– Послушай, держись от моей сестры подальше.

– Не переживай, именно это я и собираюсь делать. – Прохладный тон моего голоса смутил меня, я отвела взгляд, теребя молнию на своем топике. – Она здесь? – спросила я, смягчившись.

– Конечно, нет, – ответил он и опустился на стул напротив меня. Свою банку с пивом он поставил на стол с такой силой, что пиво выплеснулось через дырочку. – Ты вообще представляешь, что ты наделала?

– Что ты имеешь в виду? – спросила я, не решаясь посмотреть ему в глаза.

– Она мне рассказала. Я знаю, что ты ей сделала. Ты, может, не в курсе, что ей пришлось пережить в Лондоне, а я вот знаю. Это ей совершенно не нужно.

– Но у нее же есть Эстер, – промямлила я.

– Да, слава богу, есть, но ты знаешь не хуже меня, что дружить с Эстер – значит, отрезать от себя процентов девяносто людей. Так или иначе, но она хотела быть с тобой. А ты кинула ее. И ради кого? Этой шлюшки? – Он махнул в сторону комнаты, откуда гремела музыка. – Надеюсь, оно того стоило. – Он поднялся, рывком отодвинув стул, ножки которого заскрежетали по истертому линолеуму.

Я осталась сидеть, не уверенная в том, что удержусь на ногах, если встану. В конце концов я приняла решение и двинулась к двери, думая лишь о том, как я объясню Софи свой уход. Но как только я собралась незаметно слинять, дверь опять открылась. Я приготовилась к новому разговору с Тимом, но тут внутри у меня все оборвалось: это был Сэм. Пряди русых волос закрывали глаза, которые больше не были голубыми, а стали темными от расширившихся зрачков.

– Любезная Луиза! Ты здесь! – воскликнул он.

Моя шея залилась краской, хотя я понимала, что его восторг вызван действием таблеток. Он притянул меня к себе, и я ответила на его объятие, ощутив у себя на груди жар его тела и прижав руки к его спине. Я закрыла глаза и вдохнула запах его потертой кожаной куртки, пота, острый цитрусовый аромат и что-то еще неопределенное. Я испытала незнакомое чувство, – это было отчаянное и неведомое мне желание.

– Посидишь со мной? – попросил Сэм.

Мы сели друг напротив друга, он улыбнулся и взял меня за руку. Сердце мое билось настолько часто, что вот-вот готово было вырваться из груди.

– Извини за все это, – произнес он, оглядываясь вокруг.

– О чем ты говоришь? – Я посмотрела на покрытую ржавчиной раковину, старые кухонные шкафчики, оторванную дверцу, отсутствующий ящичек, столешницу со сколами и пятнами.

– Ты понимаешь, о чем я. Это настоящая дыра.

– Все в порядке, – ответила я, смело сжимая его руку. – Кому какое дело? По крайней мере, дом в твоем распоряжении на всю ночь. Мои предки вообще никуда не уезжают. А даже если бы и уехали, они бы убили меня за вечеринку.

– Моему отцу по фигу, – сказал он, и лицо его потемнело при этом. – Но я рад, что ты пришла. – Его проникновенная улыбка согрела меня изнутри.

Я собралась было что-то ответить, но тут дверь распахнулась, появилась Софи. Она улыбалась, пристально глядя на наши сплетенные руки. Сэм убрал руку и поднялся, напоследок одарив меня улыбкой.

– Мы еще увидимся, да? – сказал он. Когда он поравнялся с Софи, она потянулась к нему.

– Где же мои обнимашки, Сэмми?

Сэм обхватил ее, и она обвила руками его талию, глядя при этом на меня через его плечо.

– Вы двое смотритесь так уютно, – произнесла она с проказливой ухмылочкой. – Ну так что? Ты готова попробовать?

Я сжала под столом кулаки:

– У тебя найдется для меня что-нибудь? Я хочу сказать, прямо сегодня?

И, увидев улыбку на лице Софи, я поняла, что тест пройден. И осознала, что с Марией покончено бесповоротно. Шансов больше не будет.

Много часов спустя я лежала рядом с Софи на ее мягкой двуспальной кровати под толстым пуховым одеялом и смотрела, как наступает рассвет. Слабые лучи проникали сквозь романтические занавески от Лоры Эшли, за окном начинали петь и чирикать птицы. Я не могла заснуть, снова и снова обдумывая идею Софи. Поначалу я не была уверена, но Софи пообещала, что никаких последствий не будет – Марии может даже понравиться, это немного расслабит ее. Сэм и Мэтт тоже были за – они считали, что это чумовая идея. Мы решили не посвящать в нее никого, даже Клэр и Джоанн. Это будет только наша тайна – нас четверых. Эта история должна была окончательно застолбить мое место в компании, так как только я могла все осуществить. Лишь бы только не дрогнуть.

Глава 18
2016

Свет горел с ночи, но он не спасал от октябрьского ненастья, от дождя, лившегося на окна из свинцового неба. Всю неделю я не могла решить, стоит ли мне идти на вечер выпускников, и даже теперь, когда назначенный день настал, я все еще не подтвердила на «Фейсбуке» свое участие. Полли была на низком старте и готова сидеть с сыном. Я не хотела говорить ей, что пойду на встречу, но мне больше не с кем было оставить Генри. Она захотела увидеть страничку в «Фейсбуке», и я не смогла скрыть от нее, что Сэм тоже пойдет. Ей это не понравилось. Она пытается защитить меня, но ей неизвестно, почему я так рвусь туда. Она не в курсе, потому что я опустила целые эпизоды из своей истории, утаив их от нее. Она не ведает, как сильно притягивает меня Шарн-Бей, словно свербящий шрам, который невыносимо хочется почесать, хотя знаешь, что лучше этого не делать.

Я абсолютно ничего не имею против того, что Генри отправится к Полли, но мне больно смотреть, как дедушки с бабушками забирают друзей Генри у школьных ворот. По легкости общения между детьми и стариками я могу судить о том, что они – привычная часть в жизни друг друга. Для Генри же встреча с моими родителями – великое событие. Он тщательно подбирает одежду, говорит об этом дни напролет, доводя себя до крайнего возбуждения, и в конце неизбежно испытывает разочарование: они не оправдывают его ожиданий. Они никогда не изъявляли желания посидеть с ним, даже когда он был совсем мал, а я валилась с ног от усталости. Они мне очень сочувствовали, но им, похоже, не приходило в голову, что мне всего-то и нужно, чтобы кто-нибудь забрал его на пару часов. Может быть, если бы мы были близки до его рождения, я смогла бы обратиться к ним за помощью, но к тому времени пропасть между нами невозможно было перекрыть никаким мостом. Сказались двадцать три года вежливых бесед, время для откровений давно прошло.

Родители Сэма также особо не фигурировали в нашей жизни. Его отец умер много лет назад, когда Сэм учился в университете. Отношения с мамой тоже не назовешь теплыми, хотя она вновь и возникла в его взрослой жизни. Я пыталась выяснить, как и когда это произошло, но Сэм не хотел об этом говорить. Мы с ним были близки, но в его жизни имелись секреты, которыми он отказывался делиться со мной. Генри встречался с «другой бабушкой» всего несколько раз, и в его глазах она окончательно приобрела мифологический статус.

Я побоялась завести на «Фейсбуке» друзей из числа одноклассников, не считая Софи, так что мне остается изучать ту скудную информацию о них, которая находится в общем доступе – в основном это фото профиля, хотя на некоторых страницах я нахожу фотографии и статусы, которые залайкала или прокомментировала Софи. У Мэтта Льюиса, похоже, появились маленькие дети, но они не его. Сэм встречался с ним время от времени, когда мы жили вместе, и хотя я никогда к ним не присоединялась, но точно знаю, что тогда детей у него не было. Он, должно быть, встретил женщину, у которой уже были свои дети. У Клэр Барнс дети взрослые, судя по ее переписке с Софи, и она разошлась со своим партнером.

Пока я копаюсь в ноуте, Генри сосредоточенно поедает сэндвич с арахисовой пастой, каждый раз облизывая указательный палец и прижимая его к тарелке, чтобы собрать упавшие крошки.

– Моей сестре не разрешают есть арахисовую пасту, – заявляет он. – Чтобы она не раздувалась.

Мне все еще не по себе слышать, как он произносит слова «моей сестре», говоря о чужом мне ребенке. Генри редко упоминает Дейзи или ее мать. Разумеется, он не знает, что Сэм ушел от меня к Кэтрин, но подсознательно понимает, что ему не следует обсуждать со мной ее или Дейзи.

– Она раздувается, – повторяет он, – как воздушный шарик.

– Хорошо, – рассеянно отвечаю я, погруженная в «Фейсбук», меня заносит все дальше и дальше от первоначальной цели, я уже рассматриваю отпускные фото какой-то коллеги Клэр Барнс. На экране появляется уведомление, одновременно звякает, сообщая об этом, мой телефон, лежащий на столешнице. Я кликаю на иконку, и моментально вся комната сжимается до меня и экрана. Пришло новое сообщение от Марии:

Возвращаешься на место преступления? Я буду следить за тобой, Луиза.

Каждое ее сообщение – словно удар молотом по голове от неизвестного противника. Я остаюсь в смятении и в расстроенных чувствах. Генри ничего не подозревает, он целиком занят поеданием сэндвича под защитой спасительной детской эгоцентричности.

Это не кончится до тех пор, пока я не разберусь со всем сама. Не представляю, что надо этому человеку, но прятаться дома, удаляя сообщения, – не выход. Я направляюсь в спальню и инспектирую свой гардероб, отбрасывая в сторону наряды один за другим: этот слишком деловой, этот недостаточно мне идет, этот старомодный. Я собираю вещи Генри, потом через Интернет заказываю номер в гостинице на окраине Шарн-Бей. Сегодня вечером я без вариантов напьюсь, а последний поезд из Норвича в Лондон отходит неприлично рано, около десяти.

Я еще до конца не уверена, что не дам задний ход. Однако несколько часов спустя сижу в машине, одетая в скучное черное платье, которое всегда надеваю, если меня одолевают сомнения, с тщательно нанесенным макияжем; на полу под ногами – туфли на высоких каблуках. Генри пристегнут сзади. Все, дальше притворяться, что я не иду на вечер выпускников, не имеет смысла. Мысль о том, что предстоит сегодня увидеть Сэма, приводит меня в содрогание. Мы будем находиться в одном помещении по поводу, не связанному с передачей сына. Этот повод будет пропитан вином и ностальгией, насыщен эмоциями. Я стараюсь сфокусироваться на дороге, как будто примерное вождение способно остудить чувства, бурлящие внутри меня.

Едва войдя в дом Полли, Генри вырывается из моих объятий и бросается на поиски Фиби. Он ждет, что она почитает ему книжки про Томаса, которые он привез с собой в рюкзачке.

– Фиби скоро уходит, – предупреждает его Полли. Она поворачивается ко мне: – Ее пригласили на ночевку. Та маленькая корова тоже там будет.

– Что за маленькая?.. А, та самая!

– Ну да, та самая. Послушай, спасибо тебе большое за то, что поговорила с Фиби. Это и в самом деле ей помогло. Вчера она ходила в кино с парочкой других подружек, они очень хорошо провели время. Видишь, как полезно бывает пообщаться с тем, кто сам пережил подобное.

Я жалко улыбаюсь, сожалея о том, что сыграла роль девочки, которую травят в школе.

– Итак… – Полли обращает на меня строгий взгляд: – Ты точно этого хочешь? Считай, что я сую нос, куда меня не просят, но это твой шанс передумать. Я тебя не осуждаю, боже упаси! Я просто переживаю за тебя. Ты так хорошо зажила без Сэма, ты была такой сильной. Я не хочу, чтобы тебя опять втянули в… во что-нибудь. Ты меня понимаешь. Ты можешь остаться у нас. У меня есть вино. Посмотрим «Танцы без правил» втроем – ты, я и Майя.

Я сомневаюсь, но это быстро проходит.

– Нет, я пойду. Ну, честно, Полли, все будет хорошо. Я иду туда не ради Сэма, скорее всего, мы с ним и парой слов не перекинемся. Я и так его вижу постоянно, и мне не нужно идти на вечер выпускников, чтобы встретиться с ним.

– Да, но ведь вы толком не общаетесь. Генри вы обсуждаете эсэмэсками. Все личное общение сводится к передаче Генри туда-сюда, словно он эстафетная палочка. Что, на мой взгляд, само по себе хорошо. Но тут другое: это вечеринка, ты выпьешь, эмоции будут бить через край – так всегда случается, когда возвращаешься на место первой встречи.

– Мы в школе не встречались. Нам было по двадцать шесть лет, когда у нас начались отношения.

– Я это знаю, но ты ведь меня понимаешь. Ты же помнишь, что я была рядом с тобой, когда вы разошлись? Я знаю, на что он способен, знаю, что тебе пришлось пережить. Я не хочу, чтобы ты снова оказалась в том положении.

– Я понимаю. Спасибо тебе, Полли. Но, правда, все будет хорошо.

Она неохотно отпускает меня, взяв бесполезное обещание, что я немедленно уйду оттуда, если что-нибудь пойдет не так или если что-нибудь меня расстроит. На дорогах неожиданно пусто, ехать – сплошное удовольствие. Когда подъезжаю к школе, кажется, будто время остановилось. Я хотела было припарковаться у гостиницы и вызвать такси, чтобы доехать до школы, но потом передумала. А вдруг после первого бокала я захочу сесть обратно в машину и вернуться к Полли? Если останусь, то всегда смогу утром вызвать такси, чтобы добраться до машины.

Я не уверена, что можно оставить машину на школьной парковке – хорошо запомнила со школьных дней, что эта парковка только для учителей, так что нахожу место на улице. Опускаю козырек, чтобы напоследок посмотреться в зеркало. Я с трудом могу смотреть себе в глаза. Еще не поздно включить заднюю передачу. Еще есть время. Поеду к Полли, посмотрим с ней «Танцы без правил», или просто свернусь калачиком в своем номере в гостинице. Несколько минут я сижу с телефоном в руке, готовая позвонить Полли. Мимо машины проходят две незнакомые женщины, они переговариваются и смеются, явно в предвкушении вечеринки. Они заворачивают в школьные ворота, и одна из них вскрикивает: «О, боже мой!», ее приятельница, хихикая, шикает на нее. Кто они такие? Если я даже их не узнаю, какого черта я вообще тут делаю?

И тут я вижу Сэма. Он идет один, вышагивая легко и уверенно. Во рту у меня пересыхает, и язык внезапно заполняет весь рот. На минуту мне кажется, что меня вот-вот стошнит, но это быстро проходит, дурнота сменяется гневом. С какой стати он тут вытанцовывает беззаботно, а я должна дрожать и задыхаться, сидя в машине, где, между прочим, уже стало довольно холодно? Это такое же его прошлое, как и мое. Я выключаю телефон, выбираюсь из машины и твердым шагом направляюсь ко входу.

Неожиданно в дверях, в качестве встречающего, оказывается мистер Дженкинс. Он даже не постарел, хотя в мое время уже казался древним старцем. Должно быть, тогда ему было около тридцати, ну а теперь за пятьдесят.

– А, привет, привет! – произносит он. – Вы будете?..

– Луиза Уильямс, – отвечаю я, во рту все пересохло от ожидания.

– Ах, да, – говорит он, явно не узнавая меня, и вручает бейджик. – Не можете дождаться встречи со старыми друзьями? – улыбается он. – Некоторые из них почти не изменились!

Я слишком долго вожусь, прикрепляя бейджик к платью, но когда дальше тянуть становится неприлично, направляюсь через лобби в зал. Сначала мне в нос ударяет запах. Как и во всех других школах, здесь пахнет ластиками и хлоркой с примесью застарелого пота, но этот запах настолько родной, что ты словно получаешь пощечину. Он провоцирует воспоминания, о существовании которых я даже не подозревала: очередь за шоколадкой в буфете во время перемены; горячий, прямиком из автомата лимонад, обжигающий пальцы сквозь пластиковый стаканчик; игра, в которую мы все играли в первый год, когда перемена называлась игровым временем, а сама игра, по давно забытым причинам, называлась «той игрой». Есть еще и другое воспоминание, о другом вечере в этом зале, это воспоминание, оставившее уродливый шрам, не забыто, а лишь задвинуто на задворки моей памяти.