Текст книги "Запрос в друзья"

Автор книги: Лора Маршалл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7

Пасмурным зимним днем она стоит на мосту, глядя на неприветливую бурую воду. Костяшки ее пальцев белеют на фоне темных перил. Из-под моста показывается и уплывает прочь одинокая банка – единственное яркое пятно в мутном потоке, который, извиваясь, протекает через весь город. Она могла бы броситься через шоссе, словно камикадзе, подражая детской игре, чтобы посмотреть, удастся ли добежать до другой стороны.

Ей хорошо знаком этот порыв, она живет с ним все эти годы. Поначалу он возникал по ночам, на протяжении всех тех лет. Он и теперь накатывает время от времени. Как сложилась бы судьба, если бы тогда она сделала другой выбор, не только для нее, но и для тех, кто ее окружал? Труднее всего пришлось ее семье. Их жизнь изменилась навсегда. Они старались поддержать ее, быть рядом, но на самом деле они ничего не поняли. Да и как они могли понять?

Она вновь смотрит на воду, несущуюся внизу, и ее мысли, как обычно, возвращаются в то, другое время и место; она думает о другом выборе и о том, как бы он повлиял на всю ее жизнь.

Больше всего на свете она желает все сделать правильно, восстановить равновесие на чаше весов. В тот вечер мировой порядок был нарушен. Если бы только она знала, как вернуть все на свои места. Может быть, тогда она могла бы жить дальше. Дышать полной грудью, участвовать во всем, а не прозябать в полумраке, там, где никто не знает, кто она на самом деле.

Она отпускает перила моста и медленно уходит, оставляя позади бурлящий поток. «Не в этот раз, – думает она. – Не в этот раз».

Глава 8
2016

В понедельник утром, через три дня после моего визита к Софи и ровно неделю спустя после запроса в друзья, кошмар повторяется снова. Стои́т один из тех солнечных осенних дней, когда хочется думать, что лето все-таки еще не кончилось. Через стеклянные двери в мою кухню льется свет, нагревая поверхность стола, за которым я почти безуспешно пытаюсь сконцентрироваться на работе. Я уже опаздываю со сдачей предложений для двух потенциальных клиентов и выбилась из графика по проекту для Розмари. Со страхом то и дело захожу на «Фейсбук». Все еще молюсь, чтобы это оказался разовый инцидент, плохая шутка кого-то из тех, кто собрался прийти на встречу выпускников. Глупая шутка. И с каждым прошедшим днем ничтожные ростки надежды никогда больше о ней не услышать прорастают все сильнее.

И вот снова. Короткая информация: на «Фейсбуке» ожидает сообщение от Марии Вестон. Пальцы отчаянно скребут по клавиатуре от поспешных усилий добраться поскорей до этого сообщения.

Беги изо всех сил, Луиза. Но тебе не спастись от меня. Каждая рана оставляет шрам. Можешь спросить у Эстер Харкур.

С минуту я сижу неподвижно, с бьющимся сердцем, снова и снова перечитывая сообщение, словно оно явит мне подсказку о том, кто это делает и почему. Беги изо всех сил. Все-таки кто-то преследовал меня в тот вечер. Я так и знала.

Спроси у Эстер Харкур. Я как-то встретила Эстер Харкур в городе – уже после того, как все произошло. Она отвела взгляд, как будто моя вина могла как-то поцарапать ее, словно мой стыд был заразным, как какая-нибудь инфекция. Но она ведь даже не знала до конца всей правды – если бы она знала, она бы не только взгляд отвела.

Эстер была единственной, с кем Мария общалась последние месяцы перед балом выпускников. В моих знаниях о Марии есть белые пятна, огромные пробелы. Эстер могла бы их заполнить. Все выходные я тщательно обдумывала каждую деталь моей встречи с Софи, и идея поговорить с кем-то, кто был близок с Марией, кажется мне до странности успокаивающей.

Я забиваю ее имя в поисковик. Но Эстер нет в «Фейсбуке». Подавляю немедленно возникающую в моем мозгу ужасную детскую догадку о том, что у Эстер, должно быть, совсем нет друзей. Огромное количество людей по целому ряду основательных причин не заводят аккаунты на «Фейсбуке». Исчерпав эту теорию, я просто набираю поиск в «Гугле», который тут же выдает мне варианты ответов. На самом верху – ее аккаунт в «Линкедин». Она адвокат, все еще живет в Норфолке. По фото профиля видно, что она хорошо сохранилась. Да она выглядит в миллион раз лучше, чем в школьные годы! Круглую проволочную оправу сменили гламурные дизайнерские очки, а растрепанная копна волос неопределенного цвета Эстер-подростка превратилась в густую блестящую каштановую шевелюру.

Она является партнером в подразделении по завещаниям и наследственным делам в крупнейшей в Норвиче юридической фирме. Похоже, действительно занимает высокую должность, выступает на конференциях, пишет статьи; она из тех выпускников, кого приглашают произносить вдохновляющие речи перед школьниками. Когда я получила награду за дизайн интерьеров и про меня написали в «Шарн-Бей Джорнал», я рассчитывала, что меня позовут в школу выступить, но этого так и не случилось.

Теперь, когда я узнала, где работает Эстер, можно ей позвонить или написать, но мне не забыть, как тогда, много лет назад, наши глаза встретились и она отвернулась от меня. Мне приходит в голову безумная идея, и я беру телефон. Две минуты спустя Серена Кук договорилась о составлении завещания у мисс Харкур. Записав данные, они попытались отфутболить меня к другому юристу, но я настояла. При обычных обстоятельствах мне пришлось бы подождать, но у нее неожиданно отменилась встреча на завтрашнее утро. Скорее всего, она меня тут же признает, но у нее, по крайней мере, не будет времени подготовиться, и она не сможет отказать мне заранее.

Утром мы встаем рано. По вторникам Генри так и так ходит в школу к завтраку, чтобы я могла поработать, но сегодня я поведу его чуть раньше. Он сидит за столом на кухне, одетый в пижаму, с сонными глазами и раскрасневшимися щечками, все еще тепленький со сна, и ковыряется ложкой в тарелке с кашей. Проходя мимо, я наклоняюсь, чтобы чмокнуть его, повторяя про себя, как мантру, список необходимого: сумка для книжек, контейнер с обедом, книга для чтения, письмо в школу насчет экскурсии, образцы тканей, письмо Розмари.

– Мамочка, – говорит Генри между одной и другой ложкой каши.

– Да, – отзываюсь я, отвлекаясь, но все еще продолжая собирать то, что нам обоим понадобится в течение дня.

– Вчера в школе Джаспер и Дилан не захотели со мной играть.

Я сажусь рядом с ним, забывая про свои сборы.

– Что ты имеешь в виду? – с замиранием сердца уточняю я.

– Я хотел поиграть в паровозики в свободное время, а они отказались. Я их просил, а они хотели играть на улице.

– Ты не можешь заставить своих друзей делать то, что хочешь ты, Генри. Это больше похоже на то, что они просто хотели играть в другую игру, а не то, что они не хотели играть с тобой вообще.

– Нет, мамочка. Они не хотели играть со мной. Я просил и просил. Дилан сказал, что я все время хочу играть в паровозики. Он сказал, что со мной скучно.

Генри откладывает ложку и прыгает ко мне на коленки, обхватывая меня руками и ногами и утыкаясь горячим личиком мне в шею. Сердце мое разрывается от любви к нему, я стараюсь не вникать слишком глубоко в свои чувства к Джасперу и Дилану. В конце концов, им ведь всего по четыре года.

– А можно мне с тобой остаться сегодня? – Его голос звучит приглушенно, но я безошибочно слышу нотки надежды.

Чувство вины душит меня. Много я сегодня не наработаю. Я должна была подобрать образцы тканей и красок для клиента, но это все равно придется отложить. С ними я уже просрочила, так что лишний день погоды не сделает. Я легко могла бы отменить поездку к Эстер, предупредить учительницу, что Генри заболел, и весь день, уютно свернувшись на диване, смотреть диснеевские мультфильмы. Но желание выяснить, что же происходит с запросом на «Фейсбуке», перевешивает все остальное.

Я отрываю от себя Генри и начинаю уговаривать его одеться, пообещав, что буду долго играть с ним в паровозики, когда он вернется днем домой.

– Реально долго? – канючит он.

– Реально-реально, – клянусь я.

Я отвожу его в школу на завтрак и направляюсь на восток. Съезжаю с дороги, и передо мной под свинцовым небом простирается шоссе А11. Пейзаж мне смутно знаком, несмотря на то, что я не была здесь много лет: небесные просторы, набухшие тучей; плоская ширь полей, сменяющих друг друга; поток машин, с ревом проносящихся мимо сурового и одинокого памятника жертвам войны. Я еду мимо загадочно названного леса Элведен, навевающего фантазии о захватывающих дух приключениях с тварями, придуманными Толкиеном. Но на самом деле тут есть только велосипедный маршрут, скалолазание и другие семейные развлечения. Ветер хлещет по моей машине. Через несколько миль после Элведена я заезжаю на стоянку и какое-то время сижу, вцепившись в руль, стараясь унять дыхание. Я проверяю телефон, как всегда, чуть только возникает свободная минутка, но там ничего нового нет, не считая сообщения от Розмари, которая напоминает мне о чем-то, что я должна была сделать, но не сделала.

Когда я прибываю на место, меня впускают внутрь и предлагают обождать в элегантной, обставленной безупречной антикварной мягкой мебелью приемной с натертыми паркетными полами. Именно так изображают английские адвокатские конторы в американских фильмах. Я присаживаюсь на краешек расшитого кресла, ерзаю, то и дело скрещивая ноги.

Я рассчитывала за несколько минут собраться с духом, оглядеться, но, как только ухоженная секретарша проводит меня в кабинет, понимаю, что игра началась. Эстер поднимает голову, и через секунду доброжелательная улыбка исчезает с ее лица, в глазах за черепаховой оправой появляется изумление. Она ждет, пока удалится секретарь, и произносит, не скрывая неприязни:

– Вы не Серена Кук.

– Очевидно, нет. Я… я не была уверена, что ты согласишься со мной разговаривать.

– Подозреваю, ты здесь не за тем, чтобы составлять завещание?

– Нет.

– Тогда зачем ты пришла?

Я все еще топчусь в дверях, так как присесть мне никто не предложил. Беспрестанно и без нужды заправляю волосы за уши, эта привычка у меня с детства. Этот жест, должно быть, пробуждает в Эстер воспоминания о тех днях, когда мы бегали, свободные и чумазые, по лесам около ее дома, потому что ее взгляд чуть-чуть смягчается и она указывает мне на мягкое кожаное кресло, стоящее перед ее столом. Я с благодарностью опускаюсь в него.

– Я не знала, куда мне еще пойти.

Эстер вопросительно поднимает бровь.

– Кое-что случилось.

Вторая бровь присоединяется к первой. Я набираюсь храбрости.

– Мне пришел запрос в друзья на «Фейсбуке». От Марии Вестон.

Сочувствие, с которым вопреки себе Эстер прореагировала на мое очевидное неловкое положение, мгновенно сменяется замешательством и чем-то еще, чего я не могу определить. Что это, страх?

– От Марии? Но это невозможно… – Похоже, Эстер не привыкла терять самообладание.

– Да, невозможно. Но, скажем так, это произошло. Я подумала… вдруг ты что-то об этом знаешь или сможешь пролить свет на ситуацию?

– С какой стати я должна что-то знать? – покраснев, отвечает она. – Я не имею привычки создавать странички на «Фейсбуке» от имени давно умерших школьных подруг. Меня даже нет на «Фейсбуке».

– Да нет же, я и не думала, что это ты послала запрос. Я просто… ну, я испугалась. Я думаю, кто-то побывал у меня дома, и меня точно преследовали на улице пару дней назад.

– Что? – Она озабоченно морщит лоб. – Ты сообщила об этом в полицию?

– А что они могут сделать? У меня нет никаких доказательств. Да, еще вот что… вчера мне пришло сообщение. От того же человека. Можно я тебе его покажу?

Она пожимает плечами, давая понять, что я не оставила ей выбора, и я протягиваю ей телефон. Читая с экрана, она поджимает губы, словно опасается проговориться. Эстер прокручивает экран, и выражение ее лица смягчается. Она выдыхает, медленно и долго, и я понимаю, что она смотрит на фото Марии.

– Как ты думаешь, что я должна спросить у тебя?

– Разве это не ясно? Нас обеих дразнили и преследовали в школе. Тот, кто тебе написал, знает об этом.

Я начинаю возражать, но она перебивает меня:

– Знаю, знаю, ты никогда не травила меня. Просто бросила, как только мы пошли в школу, и больше со мной не общалась. Но то, как вы с Софи поступили по отношению к Марии, вряд ли можно назвать по-другому. Не так ли?

Я вся горю от стыда. Не отваживаюсь смотреть ей в глаза.

– Мне не надо было приходить, – говорю я, глядя в пол. – Я подумала, мне стоит с кем-то это обсудить, от Софи толку нет, вот я и решила, что, может быть, ты сможешь как-то помочь мне, что ли.

– Ты обсуждала это с Софи Хэнниган? Ты с ней до сих пор общаешься? – Тон Эстер дает мне понять, что если отвечу утвердительно, то упаду в ее глазах еще ниже.

– О господи, нет же, мы со школы не виделись. Я ее сейчас нашла.

– На «Фейсбуке»?

– Да.

– Ну разумеется. Держу пари, она постоянно там. «Только посмотрите, как я роскошно выгляжу, как я шикарно живу». Не выношу этого! Поэтому меня и нет там – все это настолько фальшиво, прямо специально придумано для того, чтобы ты чувствовал, в каком дерьме живешь.

Пытаюсь сообразить, как мне преодолеть барьеры, которые Эстер выстраивала с того момента, как я вошла в ее офис.

– Послушай, я признаю, что обращалась с Марией не лучшим образом.

Эстер фыркает.

– Ладно, ужасно обращалась. Теперь, когда я вспоминаю об этом, мне так стыдно, словно я была другим человеком. Не могу поверить, что могла вести себя подобным образом. Дня не проходит, чтобы я не думала о Марии. Но я не в состоянии изменить сделанного. – «Боже, как бы я этого хотела. А ведь Эстер даже не знает, что я натворила на самом деле». – Я могу влиять только на себя сегодняшнюю. И не могу понять, почему это происходит именно сейчас. Связано ли это как-то с вечером выпускников? У людей в головах зашевелились воспоминания?

– А будет встреча выпускников?! – С лица Эстер слетает маска, и она не успевает показать мне то выражение, которое хотела продемонстрировать. На секунду у нее на лице отражаются точно такие же эмоции, какие испытала я сама, когда узнала про встречу: разочарование, стыд, ненависть к себе. Но в отличие от меня, у Эстер есть аудитория, так что она быстро берет себя в руки: – Я не пошла бы туда, даже если бы мне заплатили. Ты ведь не пойдешь?

– Я вообще-то собиралась, – бормочу я. Почему мне так неловко? Почему я до сих пор не могу вырваться из шкуры подростка, выйти из роли, которую играла в том давно прошедшем времени?

– Луиза, ты все еще ждешь одобрения окружающих? Боже, да ты совсем не изменилась!

– Послушай, забудь об этом, – говорю я, желая оказаться где-нибудь далеко отсюда. – Я вижу, что ты не можешь мне помочь. Или не хочешь.

Ее лицо смягчается.

– Дело не в том, хочу я или нет, я просто не в курсе происходящего. С того дня, как я вышла за порог школы, я никогда ни с кем не встречалась. Не то чтобы специально. Слушай, дай мне свой номер, если мне придет что-нибудь в голову, я свяжусь с тобой.

– Благодарю, – тихо отвечаю я и пишу на листочке номер телефона.

Она рассматривает свои сжатые в кулаки руки. У меня складывается впечатление, что она прямо-таки впивается ногтями в ладони.

– Для тебя это, должно быть, стало большим потрясением, я имею в виду запрос. Да еще ее фото.

– Да. Оно, скорее всего, было сделано очень давно – сама понимаешь.

Говорить больше не о чем, и я покидаю офис с твердым намерением вернуться прямиком домой. Однако неожиданно для себя на перекрестке я поворачиваю направо и, с трудом вписавшись в поворот и не успевая опомниться, оказываюсь в пригороде Шарн-Бей. Здесь не сильно все изменилось, хотя я замечаю ряды домов, которых не было тут прежде, а над входом в угловой магазинчик, куда мы бегали за сластями, теперь красуется вывеска «Теско-Метро». Эта сторона города ближе к морю, я опускаю стекло, впуская в салон порывы просоленного воздуха.

Проезжая мимо до боли знакомых или дезориентирующе новых пейзажей, я прокручиваю в голове свою встречу с Эстер. Что-то не дает мне покоя, и по мере того как я забираю вправо, чтобы сделать круг и выехать на дорогу, ведущую к школе, до меня доходит: это была та секунда, когда на ее лице отразился страх. Почему Эстер испугалась? Если кто-то сыграл злую шутку со мной ради мести, то Эстер не о чем беспокоиться. Она-то как раз всегда была добра к Марии. И ей нечего бояться. Прошло больше двадцати пяти лет с тех пор, как Мария утонула.

Или не утонула?

Глава 9
1989

Наш следующий разговор с Марией произошел вне стен школы. Она, должно быть, избегала встречи со мной, потому что целую неделю я ее почти не видела, если не считать совместных уроков, на которых она садилась так, чтобы не попадаться мне на глаза.

Прежде меня не приглашали на вечеринки, которые устраивал Мэтт Льюис, но Софи сказала, что Мэтт определенно разрешил мне прийти. Он едва знал, кто я такая, но думаю, что согласился бы выполнить любую просьбу Софи. В те выходные его родители куда-то уехали. Однажды я видела его мать на родительском собрании. Она подошла поболтать с моей мамой, пока мы ждали мистера Дженкинса. Контраст был вопиющим: мама Мэтта с высветленными прядями и безукоризненным макияжем, в ярко-синем брючном костюме излучала изысканность и очарование; моя же мама в своей чуть расклешенной юбке и бежевой короткой куртке с маленькой сумочкой на коленях лишь отчаянно пыталась соответствовать разговору.

К вечеринке я готовилась у Софи. Пока она завивала мне волосы, по включенному на всю громкость телевизору показывали «Свидание вслепую», которое дома мне смотреть не разрешали. Я притащила к ней практически все свои наряды и перемерила каждую шмотку перед большим зеркалом в гардеробной Софи. Потом Софи начала просматривать свой гардероб и выдавать мне вещи для примерки.

– Как насчет вот этого? – Софи кинула мне приталенное мини-платье из черного вельвета.

– Мне в него ни в жизнь не влезть, – запротестовала я.

– Да ладно, влезешь, – ответила она и шагнула мне навстречу, чтобы помочь натянуть платье вверх через бедра. Она взяла меня за плечи и повернула.

– Ой. Не думаю, что оно пойдет наверх. Можно было бы, но боюсь, я его порву…

Раскрасневшись и с большим трудом, я вылезла из платья.

– Ну-у-у, тогда вот это, – предложила она, извлекая на свет красную юбку-карандаш. – Она миленькая и тянется. Можно попробовать с той длинной темно-синей майкой, хотя тоже может оказаться чуть маловато.

– Не беспокойся, я лучше надену что-нибудь свое.

– А-а-а, и правда? Ну, хорошо, – пожала плечами Софи, надевая юбку-карандаш. Она расправила ее на бедрах и посмотрелась в зеркало, критически оценив свой идеально плоский живот.

– Как думаешь? Тесновато?

В конце концов я вырядилась во все черное, потому что так всегда выглядишь стройнее, и мне не хотелось слишком выделяться или прийти в чем-нибудь неуместном. У Софи в гардеробной была припрятана бутылка, и мы прикладывались к ней, пока готовились к вечеринке. Софи слила туда разнообразные напитки, которые ей удалось стащить из бара ее матери: там были джин, ром, водка, еще какой-то странный желтоватый напиток, который ее мать привезла из отпуска, для вкуса Софи добавила туда еще и колы.

Дом Мэтта находился в районе, где стояли все эти крутые великолепные частные дома, больше похожие на огромного размера коттеджи, стилизованные под старину. На подходе к дому глухо звучала музыка, куча народу, судя по всему, направлялась туда же, куда и мы. Когда мы шли по дорожке ко входу, я видела, что в доме горят все окна. Парни и девушки группками выходили во дворик, засыпанный окурками, пустыми стаканами и бутылками. Входная дверь была нараспашку, и мы проскользнули внутрь через огромную прихожую с черно-белой плиткой на полу. Направо наверх вела широкая лестница, а налево от нее тянулся коридор, который, очевидно, упирался в кухню. Пока мы пробирались сквозь толпу, Софи приветствовали парни, которых я никогда прежде не встречала. Кухня оказалась огромной, и тут было жарко. Мэтт сидел за большим дубовым столом и скручивал косяк, справа от него сидел Сэм.

– Соф! – позвал Мэтт. – Ты пришла!

– Ну конечно, – ответила она и наклонилась, чтобы поцеловать их обоих. – Привет, ребята!

Не знаю, мне показалось, или ее рука действительно задержалась на плече Сэма дольше, чем она лежала на плече Мэтта?

Мэтт в нерешительности уставился на меня.

– Все хорошо? Рад тебя видеть, э-э-э…

– Привет, – пробормотала я, покраснев. Он даже не знает, как меня зовут. Но это не имело значения, – я знала, что нахожусь под покровительством Софи, как за блестящей титановой стеной, состоящей из популярности и красоты.

– Выпей чего-нибудь, – предложил Мэтт, махнув рукой в сторону мраморного стола, залитого напитками и засыпанного сигаретными окурками; на нем тут и там стояли полупустые бутылки из-под алкоголя и колы, большие фляги с сидром, замазанные губной помадой пластиковые стаканы и несколько бутылок с каким-то ярко-синим напитком. Впервые в жизни оказавшись на подобной вечеринке, я колебалась между дикой радостью оттого, что я тут, а значит, своя, и неотступным страхом сказать что-нибудь не то или совершить какую-то ошибку, и тогда все поймут, кто я на самом деле.

– Ну и отлично, – сказала Софи и потянула меня к бару. – Откуда у тебя все это, Мэтт?

– Народ притащил с собой, и брат накупил кучу всего по моей просьбе, – объяснил парень. – Пей, что пожелаешь, Соф. И… ты тоже… – он махнул в мою сторону.

– Ее зовут Луиза, идиот, – засмеялась Софи. – Господи, Лу, он ведь даже не знает твоего имени! Ну, правда, ты же каждый день ее в школе видишь!

– Извини, – пробормотал Мэтт.

– Ладно, ничего, – улыбнулась Софи. – Что мы будем пить, Луиза, – водку с колой?

У меня перед глазами и так уже все плыло от принятого коктейля. Но Софи все равно плеснула нам водки в пластиковые стаканчики и разбавила ее колой.

– Пойдем, – позвала она. – Посмотрим, кто тут есть.

Оставив Мэтта, который проводил Софи вожделеющим взглядом, мы двинулись обратно через прихожую и завернули направо в гостиную, где играла музыка: кто-то поставил колонки, а парень из школы встал за пульт. В середине комнаты танцевали знакомые девчонки, органично двигаясь в ритме композиции, звучавшей как биение сердца – настойчиво и требовательно. Я зачарованно уставилась на то, как Клэр Барнс и парень из старшего класса целовались на кресле в углу гостиной. Клэр уселась на него верхом, а он, положив одну руку ей на попу, другой тискал ее грудь через майку. Казалось, они были полностью поглощены собой, но на другом конце комнаты на диване я разглядела парочку парней, которые пристально следили за тем, как извивается Клэр, а руки парня все настойчивей ласкают ее.

– Забудь про нее, – крикнула Софи, но стоило ей развернуться к выходу, как рядом с нами нарисовался Мэтт. Музыку в этот момент приглушили.

– Таблетку хочешь, Соф? – спросил он.

– А то! Есть у тебя что-нибудь?

– Не прямо сейчас, скоро придет Макс и что-нибудь нам подкинет.

Он обернулся ко мне.

– А ты? – вежливо спросил он. – Хочешь чего-нибудь?

– Э-э-э, нет. Спасибо, мне ничего не надо.

Я скривилась про себя. Спасибо, ничего не надо? Так отвечают, когда тебе предлагают чашку чая. Мэтт пожал плечами, музыка вновь заиграла громко, диким призывным ритмом, он взял Софи за руку и потащил танцевать на середину комнаты. Софи попыталась прихватить меня с собой, но я такие танцы не танцую (я никакие не танцую), так что я только покачала головой и отпила из своего стаканчика. Некоторое время я оставалась на месте, наблюдая за ними. И как это людям удается так танцевать, как они умудряются проделывать все эти движения, да еще так раскованно и естественно? Мэтт, не отрываясь, смотрел на то, как двигалась Софи, впившись глазами в ее оголившееся из-под топика упругое загорелое идеальное тело. Я допила водку и решила пойти налить еще, главным образом, чтобы чем-то себя занять.

Когда я вернулась на кухню, Сэм все еще сидел за столом. Я плеснула себе водки и колы, не имея представления о том, в каких пропорциях следует их мешать.

– Черт, да ты любительница водки?

Это был голос Сэма. Очевидно, я переборщила с водкой.

– Мне так больше нравится, – напыщенно заявила я и отпила глоток, стараясь не морщиться при этом.

– Присаживайся, Лу, – предложил он, посмеиваясь.

Я села напротив него, сердце мое колотилось как бешеное. Я чувствовала, как из-под тщательно выбранного мной черного наряда выпирает живот, я не могла никуда пристроить свои неуклюжие огромные руки. На нем была надета белая майка с треугольным вырезом, и я испытала внезапный порыв: мне захотелось протянуть руку и дотронуться до слегка загоревшей кожи, которую этот вырез открывал. Это уже был самый долгий наш с ним разговор.

– Ну-у-у, Лу-у-у… – Он опять засмеялся – должно быть, уже принял веселящих таблеток. – Видел тебя в городе с той, новенькой девчонкой.

– С Марией? А-а-а, ну, она ничего, – неуверенно протянула я, помня о недавнем телефонном разговоре с Софи.

– Я слышал про нее кое-что… кое-что интересное. Двоюродный брат Мэтта Льюиса знает кое-кого из ее старой лондонской школы.

– Я в курсе про слухи. Ты знаешь что-нибудь конкретное?

Под воздействием водки и из-за моего интереса к Марии я так расслабилась, что этот разговор начал казаться мне вполне естественным.

– Она – та еще штучка. Любит и мальчиков, и девочек, и всеми возможными способами, ну ты меня понимаешь.

На самом деле я не понимала, если только в общих чертах. Я проглотила еще водки.

– По всей видимости, она зашла слишком далеко, и один парень был настолько без ума от нее, что не оставлял ее в покое, преследовал и все такое. Поэтому ей пришлось уйти из школы.

Обычно я делю знакомых мне людей, по крайней мере своих ровесников, на две основные категории: на таких, как я, и других. Я была заинтригована, хотя и не без доли отвращения, узнав такое про человека, которого я (при том что я недолго была с ней знакома) уверенно отнесла к своим.

– Ты уверен? Это на нее как-то непохоже.

– Ага, в тихом омуте черти водятся, Луиза. Ты еще не в курсе? – Он ухмыльнулся. – Вот ты такая тихоня, разве нет?

Я вспыхнула и никак не могла найтись с ответом, но, к счастью, пришли Мэтт и Софи, и разговор был прерван. Софи плюхнулась рядом с Сэмом и, выразительно положив головку ему на плечо, объявила, что умирает как хочет выпить. Несчастный Мэтт посматривал на них, наливая ей водку с колой, потом сел рядом со мной напротив них и не сводил глаз с руки Софи, поглаживавшей Сэма. Ко мне они не обращались, поглощенные обсуждением действия таблеток, которые пили на недавней вечеринке, но я была только рада, что меня оставили в покое.

На кухне было душно от дыма, и я уже начала потихоньку отключаться, не будучи в состоянии удержать нить беседы, даже если бы мне было что сказать. Пробубнив, что мне надо в туалет, я поднялась и вышла из кухни. Никто не обратил на меня внимания.

Я побрела наверх, обходя целующиеся парочки и погруженных в серьезные беседы девчонок. Поднявшись, я оказалась перед дилеммой. Налево, по моим расчетам, находилась хозяйская спальня. Дверь была нараспашку, и изнутри доносились сдерживаемые звуки и вздохи. Справа было на выбор несколько дверей. За первой была сушилка, но вот вторая оказалась запертой, это мог быть туалет. Я опустилась на пол и, скрестив ноги, стала ждать.

Когда музыка внизу на короткое время перестала громыхать, я расслышала шум, доносившийся из туалета. Сначала я решила, что это кого-то тошнит, но потом поняла, что это были звуки рыданий. Плакала девушка. Судя по всему, она тщетно пыталась сдержать слезы, но они изливались наружу, как горячая кровь из туши, которую разделывает мясник. Постепенно всхлипывания сошли на нет, и раздался звук спускаемой воды. Несмотря на то что я была изрядно пьяна, я попыталась сделать беззаботное лицо, как будто бы ничего не слышала. Однако, когда дверь открылась, челюсть у меня так и отвисла, потому что из туалета вышла Мария.

Она посмотрела на меня, одновременно со стыдом и вызывающе.

– В чем дело? – Она явно желала узнать, что я услышала.

– Ни в чем. – Я заколебалась. – Но у тебя все в порядке?

– О да, все отлично. – Язык у нее заплетался, и до меня дошло, что она была пьяней меня. – Все до хрена как отлично. А теперь, когда я вижу тебя, так вообще все супер.

Я покраснела.

– Извини за тот раз в столовой. Ты не понимаешь, на что способна Софи. Если я сделаю что-нибудь не так, мне конец. В школе, я имею в виду.

– Неужели? А мне казалось, что в школе есть тьма народу, который выживает и без того, чтобы бегать за ней хвостиком.

– Но Софи моя подруга, – возразила я. – Мы дружим очень давно.

– Я слышала, что Эстер твоя самая старая подруга. Или, пожалуй, она уже тебе не подруга.

– О чем ты говоришь? Что тебе Эстер сказала?

– Да неважно, – ответила она и попыталась дотронуться до кончика носа. Но эффектного жеста не получилось: Мария была настолько пьяна, что промазала и ткнула себя пальцем в глаз. На мгновение показалось, что она опять разрыдается, но чаши весов качнулись, и она зашлась в безудержном хохоте, упав рядом со мной на пол. Когда она схватила меня за руку, я почувствовала, как внутри меня закипает смех, и вскоре я тоже хохотала до слез. Каждый раз, когда приступ ржачки начинал стихать, Мария снова изображала, как тычет себя в глаз, и мы покатывались с новой силой.

В конце концов мы успокоились, она достала из-за пазухи бутылку пойла, напоминавшего то, что мы пили у Софи дома, только это было фиолетового цвета. Мария протянула бутылку мне, я глотнула, на сей раз даже не поморщившись.

– Ну, так что это было-то? – спросила я ее. – Я все слышала.

– Я сегодня встречалась с отцом, – объяснила Мария, играя золотым кулончиком-сердечком, висевшим у нее на цепочке. – Помнишь, я рассказывала тебе, что он подарил мне это… перед тем как ушел от нас?

Я помнила. Это был первый подарок от отца.

– Он сказал, что теперь мы не сможем часто видеться. Он переезжает из Лондона. Нашел работу где-то на севере. – Мария с силой потянула за кулон. Когда она отпустила, на шее под цепочкой остался розовый след. Она словно собиралась что-то еще добавить, но потом передумала. – Я не хочу об этом говорить.

– Имеешь право. Тогда о чем мы будем говорить?

– Ну почему ты такая сучка? – отреагировала Мария, толкнув меня локтем в знак того, что она шутит, но до конца она меня еще не простила.

– Ну правда, прости меня. Знаешь, Софи всегда была так добра ко мне.

Мария посмотрела на меня скептически.

– Я серьезно! Знаешь, она приглашает меня куда надо. Сюда, например.

Я с тревогой огляделась вокруг. Музыка продолжала греметь, сотрясая весь дом, было слышно, как кто-то хрипло смеется. Уж не Софи ли? Я понадеялась, что ей не взбредет в голову подняться сюда, и что она не застанет меня с Марией.