Текст книги "Чарующий город"
Автор книги: Лора Липпман
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Глава 26
Тесс осталась в квартире Реганхарт до рассвета.
Она подождала, пока Уитни уедет, чтобы убедиться, что на лестничной площадке или в лифте ее никто не ждет. Затем, успокоившись, что за ней не следят, она уже надела пальто и направилась к двери, но в этот момент Колин стало тошнить, и Тесс вспомнила свои времена в колледже. Она не могла уйти, оставив Реганхарт в таком состоянии. К счастью, Тесс уже имела определенный опыт, неоднократно убирая за Эски, поэтому принесла полотенце и аспирин, обнаруженный в аптечке.
Дав Колин таблетку, Тесс отвела ее наверх, в спальню, и уложила на кровать прямо поверх пухового одеяла, предусмотрительно поставив рядом с постелью пластиковую корзину для бумаг. После этого она отправилась на кухню и сварила себе кофе, – благо кухонные шкафы Колин были не так пусты, как ее комнаты, – размышляя о том, зачем Уитни продала свою душу. Неужто только ради должности в Токио? Возможно, будет даже лучше, если она уедет: Балтимор казался Тесс слишком маленьким городом, чтобы в нем спокойно могли сосуществовать двое людей, переставших быть друзьями.
– А для меня кофе не найдется? – Голос Колин вывел Тесс из задумчивости. Хотя было очевидно, что женщину мучает жестокое похмелье, в ее голосе не было и следа обычной агрессивности. Тесс нашла в раковине чашку с надписью «Бикон-Лайт», сполоснула ее и налила Колин кофе.
– Боюсь, я вылила в свой кофе последние остатки сливок.
– Ничего страшного, я предпочитаю черный, – она сделала глоток и поморщилась, словно проглотила горькое лекарство. – Впрочем, так оно и было. – А где Тэлбот? Она свалила эту приятную обязанность на вас?
– Она уехала уже после того, как мы привезли вас домой, и я тоже собиралась уходить, но вы… вы почувствовали себя не очень хорошо, и я подумала, что надо все-таки остаться здесь, с вами рядом. На всякий случай.
– Как это трогательно, – усмехнулась Колин, – но я почти ничего не помню о прошлой ночи, только финал. Это было очень забавно.
– Уитни сказала, будто вы угрожали Лайонелу Мабри.
– Угрожала? Ему? Нет, я просто назвала вещи своими именами и довольно красочно описала, куда бы мне их хотелось ему засунуть. Возможно, он и был шокирован, но я не думаю, что он действительно опасался за свою жизнь.
– Вы можете отказаться от своих заявлений в связи с… обстоятельствами.
– И не подумаю. Лучше уйти сейчас, чем сидеть и ждать, когда Лайонел найдет повод, чтобы дать мне пинка под зад. Мне предлагали место в «Вашингтон пост», поэтому, думаю, мне лучше договориться с ними побыстрее, пока они не узнали о громком провале моей протеже, как они называют Розиту. Конечно, там я не буду главным менеджером, но в «Вашингтон пост» есть отличные возможности для карьерного роста.
Несмотря на потекший макияж, пятна жира на дорогом красном платье, которое, очевидно, придется выбросить, и испачканные в соусе пряди волос, Колин выглядела совершенно счастливой, словно окончание борьбы за свою должность в «Блайт» принесло ей долгожданное облегчение.
– Думаю, теперь я поеду домой.
– Многие думают, что вы провели эту ночь гораздо более приятным образом, – сказала Колин, показывая на вечернее платье Тесс. – Послушайте, я ничего не говорила вчера, когда?..
– Нет, ничего, если не считать нескольких весьма «любезных» комментариев в мой адрес.
– Я… я не просила кого-то позвать?
– Уитни сказала, что вы хотели поговорить со мной, но когда я приехала, вы уже были не в том состоянии, чтобы вести какие-то разговоры, – Тесс взяла пустой пакетик из-под сливок и потрясла им перед лицом Колин, прежде чем выкинуть в мусорную корзину. – Но, я так полагаю, если любитель черного кофе держит в своем доме пакет сливок, причем почти пустой, значит в его жизни явно кто-то есть.
– Может, я использую сливки для готовки? – попыталась возразить Колин.
– Ага, они отлично подойдут в качестве соуса для воздушной кукурузы, потому что ничего другого у вас в шкафах просто нет.
Колин прищурившись посмотрела на Тесс.
– Вы действительно неплохой детектив, несмотря на то что вам так и не удалось вычислить, кто же на самом деле запихнул ту статью в газету.
– Все считают, что это сделала Розита.
– Я знаю, что она этого не делала.
– Откуда такая уверенность?
Колин открыла холодильник и достала оттуда новую пачку сигарет.
– Потому что это сделала я, – произнесла она, с наслаждением делая первую затяжку. Но, похоже, еще большее удовольствие она получала, наблюдая за ошеломленным лицом Тесс.
– Но… но ведь вы – главный редактор, зачем вам понадобилось опускаться до столь дешевого обмана?
– Вы так считаете? Но Пфайфер не хотел, чтобы эта статья увидела свет, а Лайонел всегда делает только то, чего хочет Пфайфер. Наш дорогой шеф считал, что если из-за этой истории Винковски сорвется договор о баскетбольной команде, это будет для газеты не самой лучшей рекламой. В общем, сплошная коммерция. И Стерлинг ничем не мог мне помочь, этот святоша разглагольствовал лишь об искуплении грехов. Он распространялся на эту тему примерно так: «Неужели ты не веришь, что человек может встать на путь исправления? Неужели ты не веришь, что люди меняются?» Вообще-то, если честно: нет, не верю! Послушайте, мне действительно жаль, что Винк свел счеты с жизнью, но я по-прежнему уверена, что мы поступили правильно. Люди имеют…
– Только не говорите «право знать правду», – перебила ее Тесс, – не то на сей раз уж стошнит меня.
– Но ведь это на самом деле так. Так всегда бывает: сначала поют красивые песни о том, как это будет хорошо для города, что они согласны выложить за это деньги, а в итоге содержать очередное начинание наших городских властей придется обычным налогоплательщикам.
Тесс почти не слушала Колин. Она мысленно вернулась в «Блайт», в кресло рядом с компьютером Дори Старнс, показывавшей ей, как именно статья была помещена на первую страницу. «Статью поместили поверх другой, и последние пять строк пришлось убрать», – вспомнила она слова Дори. И был еще музыкальный критик Лесли Брэйнерд, жаловавшийся на своего редактора: «Он просто взял и вырезал несколько последних фраз».
«Ну конечно…»
– Я с самого начала должна была догадаться, что это должен был сделать кто-то из редакторов. Вы убрали в статье последние несколько строк. Ни один репортер не пошел бы на это, даже Розита. И вы пытались избавиться от меня, ибо прекрасно понимали, что я вполне могу до этого додуматься, если буду продолжать «копать».
Вся общительность Колин Реганхарт внезапно испарилась. Перед Тесс снова сидела деловая женщина с железной хваткой.
– Вы весьма проницательны, отлично мыслите и аргументируете неплохо, но вы все равно ничего не сможете доказать. И если вы попытаетесь поделиться с кем-нибудь своими умозаключениями, я скажу, что вы лжете. К тому же, помните условие договора о неразглашении какой бы то ни было информации?
– Конечно, – кивнула Тесс, – но это вовсе не означает, что я не могу пойти с этим к Стерлингу или Мабри.
– Лайонелу наплевать. Он даже будет рад, что разом избавился от двух назойливых женщин. – Тесс об этом не подумала. – А что касается Стерлинга, он будет слишком занят переездом в мой кабинет, чтобы поинтересоваться, как же все это случилось.
Колин с удовольствием пила кофе, и Тесс внезапно поняла: все только что сказанное ею не было откровением в минуту слабости. Это не было и гложущей ее тайной, от которой хотелось освободиться. Просто Колин должна была оставить за собой последнее слово, прежде чем уйти, и заодно одержать победу над Тесс.
– И вы не чувствуете своей вины за то, что эта история стоила карьеры Розите, в то время как вам удалось выйти сухой из воды?
Колин хрипло рассмеялась.
– Если бы я имела склонность страдать от угрызений совести, то не была бы главным редактором одной из крупнейших газет страны!
Но Тесс знала, что существовал как минимум один человек, которому было не наплевать. Она, правда, надеялась, что их все же двое: Стерлингу наверняка было бы небезынтересно узнать правду, хоть это уже не могло ничего изменить.
И был еще один человек, который действительно должен был об этом узнать. Кто-то, с кем Тесс могла поделиться информацией, не нарушая договора о сохранении конфиденциальности. Тесс вернулась домой и, немного поспав, отправилась в «Бикон-Лайт». Ее магнитный пропуск все еще действовал, хотя сейчас это не имело значения, так как система безопасности снова дала сбой и была отключена.
Даже в воскресное утро системный администратор Дори Старнс была на своем рабочем месте.
– Вы что-то хотите? – спросила она, не отрывая взгляда от монитора. – Насколько мне известно, вы больше не работаете здесь, поэтому я удалила вашу учетную запись и, соответственно, все ваши файлы.
– Та статья о Винковски… в общем, я выяснила, что это сделала не Розита, а Колин Реганхарт. Она сама сообщила мне об этом, а потом заявила, что если я кому-то об этом расскажу, она, мол, будет все отрицать. Реганхарт планирует перейти на другую работу, похоже, здесь ее ничто больше не держит.
– Вы так считаете? – Пальцы Дори забегали по клавиатуре. – Ой, какая же я неловкая! Я только что случайно удалила резюме мисс Реганхарт из ее личного дела. Ох, а это, оказывается, была ее личная почта. Боже мой, я надеюсь, что она делала резервные копии, хотя это вряд ли, она постоянно игнорировала мои напоминания о том, что нужно заботиться о сохранности информации. Я не сказала вам? Я по ошибке отправила на печать всю ее личную корреспонденцию, в том числе письма от Гая Уитмена. Вот, например: «Тебе не наскучила „миссионерская“ позиция? Может, разнообразим?» Не имею ни малейшего представления о том, что это такое, но в данный момент это распечатывается на всех подключенных к сети принтерах. А вдруг они попадут в бумаги о повестке дня? Даже страшно подумать! – Она покачала головой в притворном разочаровании. – Какая же ты неловкая и бестолковая, Дори.
«Так, значит, любителем кофе со сливками оказался мистер Уитмен…»
– И давно они встречаются?
– С тех пор как она пришла в «Бикон-Лайт». Время от времени она ловит его на том, что он нацелился на очередную юбку, и тогда закатывает ему скандалы по электронной почте. Но он всегда возвращается к ней, ему просто приходится это делать, ведь Реганхарт – его непосредственный начальник.
– А с Розитой он тоже успел переспать? Она выкрикивала какие-то обвинения, когда они увольняли ее, и Колин решила, что девушка имела в виду Уитмена.
– Вы что, думаете, я весь день занимаюсь только тем, что слежу за сотрудниками, читая их личную переписку?
– Именно это я и думаю. Особенно если вы считаете, что этот человек мог влезть в вашу драгоценную систему. Могу поспорить, что вы основательно покопались в файлах Розиты, пытаясь найти там что-то, говорящее о ее причастности к истории со статьей.
– Туше, – на этот раз произношение Дори было безупречным. – Но если у Розиты и были какие-то внеслужебные отношения с Уитменом, то никаких упоминаний об этом нет. Мне кажется, она вообще была очень скрытной. Я стерла все файлы Розиты после того, как ее уволили в пятницу. Там нет ни имен, ни номеров телефонов, там вообще ничего невозможно разобрать. Так что мне не удалось ничего найти.
– А в системе сохранились какие-нибудь резервные копии ее файлов?
– Я же объясняла вам, что вся удаленная информация попадает в «корзину», так что она уже давно уничтожена. А зачем вам ее файлы?
– Любопытно. Мне очень интересно: действительно ли у нее есть какие-то сведения о том, что смерть Винка не была самоубийством, или она просто блефовала, чтобы остаться в «Бикон-Лайт»?..
Дори достала из кармана маленький ключик и открыла им нижний ящик стола. Тесс увидела стопки папок с бумагами. Дори достала одну из них, затем захлопнула ящик и тщательно заперла его.
– Я сделала распечатки. Вот что значит «сила привычки», – Дори пожала плечами. – Если они когда-нибудь придут и за мной, я, в отличие от Розиты, смогу сохранить за собой рабочее место.
– Не знала, что в вашем колледже преподавали основы шантажа.
– Ну, скажем, я приобрела кое-какие практические навыки, о которых не рассказывали на лекциях.
Тесс протянула Дори свою визитную карточку.
– Вот вам мои координаты. У меня такое ощущение, что мы с вами еще встретимся.
Дори взяла карточку, отсканировала ее и тут же разорвала кусочек тонкого картона на мелкие клочки.
– Знаете, бумага – это такая опасная штука, – объяснила она, выкидывая разорванную карточку в корзину для бумаг.
Глава 27
Дороти Старнс оказалась права: похоже, записи Розиты было невозможно расшифровать. Людям она присваивала номера. Первым, очевидно, был Винк, а вот с остальными номерами дело обстояло гораздо сложнее. Хотя человек скрывавшийся под номером два, был очень хорошо знаком с Винком, даже, возможно, был кем-то из его близких. Судя по записям Розиты, именно этого человека она и подозревала в убийстве Винка. Журналистка снова и снова сопоставляла общеизвестные факты, покуда не выстроила довольно правдоподобную картину: Винка напоили, а потом накачали какими-то таблетками и отнесли в машину. Проблема была в том, что Розита уже зарекомендовала себя как закоренелая лгунья. Зная это, можно ли было верить тому, что она говорит или пишет, даже если это ее личные заметки, не предназначенные для чужого глаза?
Розита написала: «Дверь гаража заперта». Рядом стояла фраза: «А была ли заперта дверь, ведущая из дома в гараж? Если номер два перетащил номера один из дома, то номер два после этого должен был покинуть дом через входную дверь». Тут же были пометки: «Спросить полицейских, есть ли следы волочения тела. Была ли в доме включена сигнализация или нет? Спросить номера три, у кого были ключи от дома. Спросить м.э., возможно ли узнать, был ли номер один без сознания еще до того, как в его легкие попал угарный газ? Проверить школьные списки».
«Школьные списки»? Это еще зачем? Розита не смогла забрать с собой электронные записи: возможно, если принести ей распечатки, в обмен она согласится расшифровать их содержимое. По крайней мере, стоило попробовать. Если подозрения Розиты имеют под собой основания, можно будет передать эту информацию Фини – в качестве перемирия. Похоже, настало время еще раз без предупреждения нанести визит мисс Руиз.
Направляясь вниз по улице, Тесс увидела толпу людей, выходивших из церкви. «Сегодня же Вербное воскресенье», – она совсем забыла об этом в суматохе последних дней. Это означало, что скоро наступит апрель, а вместе с ним начнутся и изнуряющие ежедневные тренировки. Придется вставать в половине шестого утра, а перевод часов на летнее время «съест» еще один драгоценный час сна. Но хуже всего было то, что придется присутствовать на пасхальных обедах у Монаганов и Вайнштейнов. В общем, Тесс не зря считала апрель ужасным месяцем.
Ей не составило труда вновь смешаться с толпой и пройти мимо столика консьержки к лифту. Спустя несколько минут она уже стучала в дверь квартиры на восемнадцатом этаже: сначала вежливо, затем более настойчиво, и наконец принялась изо всех сил колотить в дверь, но безрезультатно, – в квартире царила полнейшая тишина. Тесс дернула за ручку: дверь оказалась не заперта. Интересно. Может, Розита спустилась на первый этаж, в прачечную, или забрать из почтового ящика воскресную газету? Ладно, она просто быстренько осмотрится.
Обстановка в квартире Розиты ничуть не изменилась, за исключением появившейся на столе коробки с пиццей и стоявшей рядом с ней бутылки шампанского. То же впечатление безликости, те же часы на стене в виде кота. Тесс огляделась вокруг, и ее взгляд упал на коробку с пиццей. Она обожала холодную пиццу, и кроме печенья, найденного в квартире Колин, за весь день так ничего и не успела съесть. Не удержавшись, Тесс отрезала себе кусок пиццы. Взглянула на крышку коробки, чтобы узнать, из какой пиццерии ее доставили. Затем она принялась осматривать комнату в поисках картонной коробки с документами, которую Розита должна была принести домой в пятницу: возможно, ключ к ее записям обнаружится именно там. Тесс проверила туалет, заглянула под продавленный диван и внимательно осмотрела содержимое кухонных шкафов. В квартире царила какая-то неестественная тишина, нарушаемая только тиканьем настенных часов. Тесс удивилась: у Розиты даже не было компьютера, что было очень странно, учитывая ее возраст и профессию. Может, компьютер стоит у нее в спальне?
Едва открыв дверь спальни, Тесс ощутила порыв ледяного ветра. Раздвижная дверь, ведущая из спальни на крохотный балкон, была открыта настежь, тонкие тюлевые шторы раздувало под порывами ветра, как паруса. Первым желанием Тесс было закрыть дверь и броситься вон из квартиры, но вместо этого она вошла в спальню и направилась к балконной двери, чувствуя отвратительный горький вкус во рту.
Одни люди говорят, будто испытываемый ужас вызывает в них такое ощущение, словно все тело замерзает и становится невозможно пошевелиться. Другие, наоборот, утверждают, что от страха их сердце начинает бешено биться. У нее же стресс всегда приобретал привкус горечи.
Выйдя на балкон, Тесс посмотрела вниз. Почти наверняка она уже знала, что именно там увидит. Все казалось неподвижным и безжизненным, даже кустарник, буйно разросшийся по обочинам дороги. Единственными пестрыми пятнами были ярко-голубые пластиковые пакеты, зацепившиеся за голые ветки кустарника и с этой высоты казавшиеся большими дикими цветами. И еще что-то ярко-белое, резко выделявшееся на фоне темной земли.
Когда тело Розиты увозили, Тесс увидела, что она была одета так же, как и во время их первой встречи – в велосипедные шорты и футболку с надписью «Сирена». Ну что ж, получается, что «Сирена» спела свою последнюю песню.
Тесс позвонила Стерлингу из квартиры Розиты, и он приехал еще до того, как двое полицейских закончили брать у нее показания. Тесс вежливо отвечала на вопросы, но она прекрасно понимала, что полицейских вряд ли заинтересует ее версия убийства Розиты. Ведь они же не считают смерть Винка убийством. Нет, конечно, если у мисс Руиз имеется оскорбленный любовник – или бывший любовник, то полицейские внимательно выслушают эту версию, но невозможно будет убедить их, что Розиту сбросил с балкона убийца Винка, если предположить, что этот убийца вообще существует.
– Скорее всего, у мисс Руиз была склонность к суициду, мисс Монаган, а если учесть то, что ее уволили в пятницу, то сами понимаете… – произнес детектив Тул, невысокий мужчина с лицом, покрытым крупными прыщами. – Понимаете, мисс Монаган, – продолжал он убеждать ее, – это довольно очевидно, что она спрыгнула сама, особенно если учесть почти пустую бутылку шампанского. Вы ведь наверняка знаете, что вино – само по себе сильный депрессант, а мисс Руиз в последнее время, насколько я понимаю, и без того находилась в довольно подавленном состоянии. И вот представьте себе, она пьет вино, ест пиццу, размышляет о своей жизни, затем выходит на балкон и бросается вниз. Естественно, судмедэксперт проверит тело на наличие следов борьбы: частичек кожи под ногтями, царапин на теле, и это даст нам больше информации о том, как именно она упала – добровольно или ей кто-то помог, но на первый взгляд все свидетельствует о том, что это самоубийство. На балконе валяется опрокинутый табурет, так что она вполне могла встать на него, чтобы было удобнее взобраться на перила балкона. Никто из соседей прошлой ночью не слышал криков, не видел, чтобы кто-нибудь вчера вечером приходил к ней.
– Здесь никто ничего не знает о своих соседях, – возразила Тесс. – Кроме того, она ведь была журналисткой, – ну или, по крайней мере, считала себя таковой, – и она вполне могла оставить предсмертную записку.
– Эти записки – гораздо более редкое явление, чем вы думаете. Одной бутылки вина могло оказаться вполне достаточно, особенно для женщины такой комплекции, как у мисс Руиз. К тому же она почти ничего не ела – не хватает всего двух кусочков пиццы. Думаю, эксперт обнаружит в ее крови немало алкоголя, – Тул повернулся к Стерлингу: – Вы знаете, как связаться с ее родными? Мы обязаны известить их.
– В ее личном деле должны быть все контактные телефоны.
Тул встал, прощаясь. Его напарник – высокий чернокожий мужчина – на протяжении всего разговора стоял молча, облокотившись о стену, с таким видом, будто все происходящее здесь не имело к нему ни малейшего отношения.
– Вы же знаете, что мы не сообщаем прессе имя жертвы, пока не сделаем этот неприятный звонок, – произнес Тул. – Мы, конечно, не можем запретить вам написать в газете обо всем, что вам стало известно, но, если это возможно, лучше не печатайте ничего, пока мы не свяжемся с ее родителями.
– Нет, что вы, статьи не будет, мы пишем о самоубийствах, только если они связаны с известными людьми или совершены в присутствии большого количества людей.
– Ну, на данный момент самоубийство – это всего лишь неофициальная версия, – Тул бросил на Тесс проницательный взгляд. – Возможно, результаты экспертизы установят это точно. Сейчас мы собираемся обойти здание и опросить соседей, может, кто-нибудь все-таки что-то видел или слышал. Если хотите, мисс Монаган, можете подождать здесь окончания обхода, если, конечно, у вас нет срочных дел.
Тесс слабо улыбнулась детективу. У нее перед глазами до сих пор стояло тело Розиты, распростертое на черном асфальте. Если это и было самоубийство, совершенное по причине сильнейшей депрессии, – как утверждал Тул, – то у Розиты было странно спокойное и безмятежное выражение лица, словно в момент падения она чувствовала себя абсолютно счастливой. И это никак не вязалось с версией детектива.
После того как полицейские ушли, Стерлинг поднялся, сходил в кухню и принес два стакана воды, протянув Тесс таблетку успокоительного, обнаруженную в аптечке Розиты.
– Не знаю, поможет ли это вам, но мне хотелось бы быть вам хоть чем-нибудь полезным, сказал он, – у вас был тяжелый день.
«А уж про прошлую ночь и говорить нечего», – она хотела было рассказать Стерлингу об утреннем разговоре с Колин Реганхарт, но передумала. В данный момент это уже не имело никакого значения. В мозгу Тесс крутилась какая-то мысль, не дававшая ей покоя, но из-за усталости и пережитого волнения она никак не могла сосредоточиться. Она посмотрела вокруг. Часы в виде кота, рисунок с исчезающим ковбоем, коробка с пиццей на столе, рядом пустая бутылка вина, стопки книг и бумаг, лежащие прямо на полу… и в этот момент ей удалось поймать ускользающую мысль.
– Пицца!
Стерлинг вздрогнул и удивленно посмотрел на Тесс. Его взгляд словно говорил: «Неужели в такой момент вы еще можете думать о еде?»
– Мы могли бы заказать пиццу, если вы голодны, – сказал он мягко.
– Да нет! – воскликнула Тесс. – Я имела в виду коробку из-под пиццы. Смотрите, на ней нет наклейки с названием магазина, а Розита была босиком, в шортах и футболке, значит, сама она купить ее не могла. Джек, кто-то принес ей пиццу, причем наверняка сделал это для того, чтобы не выглядеть подозрительно и не привлекать к себе внимание консьержа и соседей. Мало ли тут ходит разносчиков пиццы…
– А затем он сел, съел с ней на пару кусочков, мило поболтал о том о сем и после этого выкинул ее с балкона? – Стерлинг покачал головой. – Мне, конечно, неприятно соглашаться с полицейскими, но я думаю, Тесс: то, что вы говорите, не соответствует действительности. Она вполне могла выйти из дома и купить пиццу, а потом переодеться.
– Ну, хорошо, а где тогда коробка? Я имею в виду ту коробку с бумагами и записными книжками, которую Розита унесла с собой из «Бикон-Лайт» в пятницу… Здесь ее нет, значит, кто-то забрал ее. А зачем кому-то было это делать, если на то не было причин? Уверена, в этих ее записях был ключ к разгадке смерти Винка.
Стерлинг принялся за осмотр комнаты, причем делал это точно так же, как и прежде Тесс. Он открыл ящики всех шкафов, заглянул в туалет, нагнулся и посмотрел под диваном. Затем он взял коробку с пиццей и задумчиво повертел ее в руках, словно надеясь, что на ней появится наклейка с названием магазина.
– Пожалуй, мы должны сообщить обо всем этом детективу Тулу, – наконец произнес он.
Стерлинг вернулся в «Бикон-Лайт», чтобы дождаться звонка от Тула. Тесс же отправилась домой и попыталась заснуть, но она никак не могла успокоиться и в итоге зашла в бар «Бронзовый слон». Хотя ей не терпелось узнать, что именно удалось установить полиции, она не поехала в «Блайт» вместе со Стерлингом. Она не могла заставить себя сидеть в отделе новостей и видеть расстроенные лица репортеров. У журналистов никогда не находилось слов, чтобы описать собственные трагедии, которые случались с одним из них, они не могли шутить об этом или брать интервью у родителей коллеги и при этом говорить что-то вроде: «Да им станет только легче, если дать им выговориться». И они не могли использовать для описания смерти кого-либо из своих друзей набор бессмысленных и безликих фраз, который они всегда употребляли, готовя статьи о смерти незнакомых им людей. «Талантливый и одновременно не чужд практичности», «амбициозен, но в то же время отличный семьянин». В любом случае, в гибели Розиты Руиз не было ничего хорошего, и это касалось их всех…
Было уже почти восемь вечера, когда Фини нашел Тесс, уныло взиравшую на тарелку с пирожными, стоявшую перед ней. Она не помнила, съела ли она хоть одно из них, зато помнила бокал мартини номер один и бокал мартини номер два. Сейчас она пила уже третий бокал и задумчиво выкладывала из зубочисток какой-то рисунок. Рисунок постоянно напоминал угловатую цифру «2».
– Сначала – самое важное, – сказал Фини. – Твой дядя вышел из комы.
– И что он сказал? – Тесс показалось, что ее сердце сейчас не выдержит, так сильно забилось оно от волнения.
– Это все, что я знаю, Китти позвонила в «Блайт», она искала тебя, а когда сказали, что тебя нет, она попросила передать тебе, что Спайк очнулся. Он разговаривает немного неразборчиво, и правая сторона тела его не очень слушается, но он в сознании и продолжает что-то твердить про души. Так сказала Китти.
– Про уши, – машинально поправила его Тесс, сейчас она думала не об этом. – А какие там новости о Розите?
– Коробку с бумагами обнаружили в багажнике ее машины, но там ничего нет. По крайней мере, ничего важного. А в желудке Розиты нашли остатки пиццы.
– Ее убили, Фини, я уверена в этом. Ее убил номер два.
– Номер два?
– Я видела файлы, которые она держала в компьютере. Не спрашивай, как я это сделала, я все равно тебе не отвечу. Но в них был кто-то, кого она называет… называла «номером два». Она думала, что именно этот человек убил Винка, хотя из ее записей неясно, какой у него мог быть для этого мотив.
– И кто же этот «номер два»?
– У меня на этот счет никаких идей. Может быть, Леа? Хотя нет, из записей Розиты следует, что она – «номер три». Или, может, его первая жена? Если Винк – «номер один», то почему бы Линде не быть «номером два»? Если Винк угрожал уменьшить сумму ее алиментов, так как ему срочно нужны были деньги, то в этом есть смысл… Там есть еще такая запись: «проверить школьные списки», – а Винк и Линда учились вместе.
Фини взял Тесс за руку.
– Она покончила с жизнью, Тесс. Сама, без чьей-либо помощи. Это не твоя вина, но ты, возможно, всю жизнь будешь думать, что ее гибель – на твоей совести.
– Я утверждаю, что Розиту убили, не потому, что чувствую себя виноватой в ее смерти.
– Да ладно тебе, Тесс. Я тоже был уверен, что Винка убили, и даже дал Розите задание: проверить, может, кто-то напоил его, а потом усадил в машину. Но как ты можешь убедить кого-то напиться до потери сознания, Тесс? И если кто-то убил его, то как убийца мог узнать мой номер? Зачем позвонил мне на пейджер и оставил номер Винка?
– Ты брал интервью у всех этих людей для своей статьи и оставлял им свой номер. Кроме того, результаты токсикологической экспертизы еще не готовы. Что, если ему в алкоголь подмешали какие-нибудь транквилизаторы? При его комплекции Винку могло хватить совсем немного, чтобы потерять сознание.
– Тесс, поверь мне, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Я знаю, что это такое – быть косвенно замешанным в чьей-то смерти. Я знаю, каково это – обнаружить его тело. Или ее. И я также знаю, что даже самые талантливые полицейские ничего не смогут изменить. Нельзя раскрыть преступление там, где его не было. Тебе нужна помощь, может быть, помощь профессионалов, а может, и просто дружеская поддержка. Не повторяй моей ошибки, не отталкивай людей, – Фини взял ее руку и крепко сжал.
– Да мне сейчас и отталкивать-то особенно некого. Я порвала с Кроу, да и с Уитни у меня сложились довольно натянутые отношения.
– Она мне говорила. Позвонила сегодня утром и рассказала, как все было на самом деле. Все, что ты сказала ей прошлой ночью… Считай, что ты попала в яблочко, но Уитни не такой уж плохой человек, она просто зациклена на своей карьере. Она совершила ошибку, из которой извлекла урок и в которой раскаивается. Кстати, знаешь, она тебе по-хорошему завидует.
Тесс попыталась хмыкнуть, изображая недоверие, но несколько бокалов мартини сделали свое дело, и в итоге получилось нечто неопределенное.
– Ты свободна, в то время как на Уитни с детства возлагали надежды, требовали от нее ответственности, да еще и имя ее семьи, и их богатство… знаешь, все это вовсе не прибавляет свободы. В том числе и свободы выбора. До сих пор она не знала, что такое – жить для себя. Может, теперь ей этого захочется.
К ним подошел официант, и Тесс попросила принести кофе. Фини заказал пиво. Стянув с ее тарелки пирожное и откусив его, он пробормотал с набитым ртом:
– Наверно, я не должен говорить тебе об этом, но ко всему прочему оказалось, что наша Розита – это вовсе даже не Розита Руиз.
– Что?!
– Именно поэтому детектив Тул позвонил в «Бикон-Лайт» только поздно вечером. Он позвонил по номеру, указанному в личном деле Розиты, и узнал, что телефон принадлежит семье Родригес из Нью-Бедфорда, штат Массачусетс. Они уверяли, что ничего не знают ни о какой Розите Руиз из Бостона, хотя у них есть дочь, которую зовут Розмари, примерно того же возраста, и она работает в Балтиморе, оформляет бумажки в каком-то офисе. Они утверждали, что их дочь никак не могла работать журналисткой, потому что она не показывала им ни одной своей статьи. В общем, пришлось нам залезть в компьютер. Выяснилось, что номера страхового полиса совпадают: номер девушки, носившей имя Розмари Родригес, и девушки, появившейся в редакции газеты в Сан-Антонио под именем Розиты Руиз около двух лет назад, сразу после окончания колледжа. Но была и еще одна Розита Руиз из колледжа при Бостонском университете – с совершенно другим номером страховки. Сейчас она проходит стажировку в одном из банков Нью-Йорка. Розмари официально сменила имя и фамилию после окончания колледжа, чтобы они соответствовали ее однокурснице – латиноамериканке, получившей диплом с отличием. И именно поэтому, когда работодатели проверяли данные, указанные в резюме Розиты-Розмари, они оставались более чем довольны. Ведь они получали сведения о настоящей Розите Руиз, отличавшейся блестящими знаниями и потому имевшей превосходные характеристики с места учебы. Это объясняет, почему она иногда путалась, когда ее спрашивали о том, где она родилась, или о том, по какой специализации выпускалась. Она постоянно путалась в этих двух личностях – своей и чужой.