Текст книги "Тот, кого я хочу (СИ)"
Автор книги: Лора Лайонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
Глава 6
– Вы должны стать лицом какого-нибудь косметического бренда, – подмигивает Арсений, явно впечатленный моим новым имиджем.
Наша группа только что освободила номера в отеле. Главные менеджер с Савелием отняли у меня все вещи, иду налегке. Так как имею возможность выпрямиться, вспоминаю опыт танцевальной школы и несу себя плавно, как балерина. Петрович тоже то и дело косится на меня, поглаживая волосы на затылке.
Проходим мимо ресепшена. Вижу отражение женщины в огромном зеркале и не сразу узнаю в ней себя. Черные волосы, покрашенные вчера в салоне, черные контуры глаз, алые губы и маникюр. Шелковый брючный костюм, купленный накануне, чуть голубее, чем моя радужка. Да я неотразима, пожалуй. Не серая мышь, точно. Можно было макияж сделать натуральнее, но долго объясняться в салоне с моим английским не хотелось. Поэтому – как на вывеске – заметно только красное и черное.
– Кстати, наша компания производит отдельные составляющие для косметической промышленности, – продолжает развивать свою мысль Арсений, обольстительно улыбаясь. – Наслышан о вашем дизайнерском мышлении. Если Евгений Федорович поручит вам поработать в новом направлении, может получиться нечто выдающееся.
Понимаю, что это всего лишь комплимент. Шеф накануне вечером, вызвав меня на улицу, сказал совсем другое:
– Мне не нравится такое резкое преображение моей девочки. Ты даже стала чем-то похожа на… – он словно обвиняет, но так и не может подобрать слова. – Я примерно знаю, как и из чего сделано то, что сейчас на твоем лице. Но не стану портить тебе настроение. Но целовать-то тебя теперь куда? Хоть плечико обнажи, что ли…
Макияж, даже такой изысканный и профессиональный, он явно недолюбливает. А его супруга косметикой активно пользуется. Конечно, она старше, молодится, наверное. Но Евгений моим видом огорчен и даже подавлен.
– Это ненадолго, – не могла не успокоить я его. – Пара дней, и сойдет.
– Хорошо, – поцеловал меня в шею.
Думаю, как воспримет мой вид мама. Вспоминаю, что у меня есть бледная помада и светлые перламутровые тени для век – нанесу перед домом.
Перед вылетом пишу Наташе, подруге и бывшей однокласснице, и предлагаю встретиться. Хочу пообщаться с человеком, которому я ничего не должна. Это будет воскресенье, а в понедельник утром я буду идти через проходную…
Наташа
Воскресенье
Мне Марина Воробьева предложила встречу в суши-баре в нашем квартале, недавно открытом вместо продмага. Слышала, что все преуспевающие выходцы с Востока, обитающие в нашем районе, тусуются здесь, русских в разы меньше. И что кухня не только модная, но и вкусная.
Вхожу. Ищу глазами подругу, не нахожу. Иду к свободному столику и размещаюсь лицом ко входу. Уютно тут. Полумрак, горящие свечи на каждом столе, к живому огню я вообще неравнодушна. Звучит экзотическая музыка, и пахнет чем-то очень приятным. На стенах веера как для великанш, мечи-катаны почти настоящие и прочий красно-черно-золотой антураж. Официантки в кимоно.
На этом фоне подходит ко мне изящная красавица-азиатка, одетая в бирюзовый брючный костюм свободного кроя, сияющий и словно струящийся по телу. Кореянка? Японка? Стоит и смотрит. Вроде, на официантку не похожа. Что ей надо? И тут она говорит:
– Наташ, это я.
Это Маринка, а я ее не узнала! Раскрываю рот от удивления, а потом хохочу, как ребенок. И подруга цветет улыбкой. Ей удивительно идет этот роскошный черный как вороново крыло цвет волос вместо обычного русого, и стрелки у глаз, наведенные по-восточному, явно профессионально, и ярчайшая алая помада. И вообще лицо сейчас какое-то… породистое, что ли?
Обычно Марина сдержанная, я бы даже сказала, холодноватая. Знаю ее с четвертого класса, за одной партой сидели. Что бы ни происходило – максимум, взглядом полыхнет. Она называет меня своей единственной подругой, но откровений от нее не дождешься.
Когда мы виделись в последний раз? Отмечаем только важнейшие события – дни рождения, например. Иногда обмениваемся селфи на фоне красот природы.
– Ну, привет! – говорю и тянусь через стол к ее рукам.
Пожимает мне кончики пальцев.
– Ты как написала, я сразу и поняла: что-то интересное расскажешь. Я уже начинаю тебе завидовать.
– А я – тебе, – парирует. – Все самое интересное – у тебя.
Знаю, что она имеет в виду мою семью, мужа и двоих сынишек.
Ей двадцать шесть, как и мне. Не замужем. Пока. Потому что многим особам мужского пола она откровенно нравится. Чем? Этот вопрос всегда ставил в тупик наших девчонок в школе. Ведь внешность у нее – так себе, черты размытые, рост средний. Ну, стройная, правда, и хорошо двигается.
Я, например, куда интереснее лицом, и натуральная блондинка к тому же, и грудь у меня номером побольше, и выше рост. Подруга одевается без лоска, даже простовато: чаще всего в блузку и джинсы или классический сарафан-футляр. Мари-на, как называли ее в школе – сама естественность. Ее традиционный макияж – розовый блеск для губ. И все!
Уже после школы я поняла, что в ней находят мужчины – она умеет с ними разговаривать. А точнее, молчать и слушать, не сводя глаз. Понимает она их, что ли, этих существ с другой планеты? Даже красавцев и наглецов мажоров. Причем нет с ее стороны кокетства и прочих ухищрений, заметных наметанному женскому взгляду! Это у нее природное. Но иногда она замыкается в себе, не поймешь, из-за чего. Марина – человек достаточно сложный.
– Ты неузнаваема, – говорю. – Наконец-то стала краситься, молодец, тебе очень идет. Гейша, точно! Поздравляю. Ну, рассказывай, что происходит, как ты дошла до жизни такой?
Хмыкает.
– Я была в служебной командировке на Филиппинах.
– Эх, я бы тоже не отказалась слетать на заграничный курорт! Но что-то с моего предприятия никого не посылают.
Она показывает в телефоне несколько фотографий, в основном, природу. Никакого молодого человека, страстно обнимающего ее, на фото нет. Она немного рассказывает о море, пляжах, теплых водопадах…
Замечаю, что подруга нервничает, хоть и улыбается. И использую проверенный прием: вспоминаю старшие классы школы. Через какое-то время мы обе смеемся. Потом она переводит тему: расспрашивает о моих детях. Понятно, что я увлекаюсь и говорю о сыночках и до суши, во время, и после них.
Расплачивается за двоих, похоже, денег у нее куры не клюют. Выходим. Ненадолго захожу к себе за купальником, и она тащит меня в бассейн. Незабываемо! Марина плещется, ныряет, как рыбка, а ее необыкновенная косметика не смывается! Я со своей водостойкой тушью выгляжу на ее фоне мокрой курицей. И загар у нее такой темный! Мужчины всех типов и возрастов клюют на нее бешено, чуть ли не хороводы вокруг водят. А она – глаза вниз, «Спасибо за комплимент», – и только!
Вторник
Через день, все еще находясь под впечатлением, теперь я назначаю ей встречу в том же суши-баре. Сижу вечером. Те же классные роллы с икрой подают, тот же красно-сияющий антураж вокруг, но Марина является в обычном бледном виде! Только загар и остался. И явно печальная она, еле ноги переставляет. Я открытым текстом ей высказываю:
– Ну, чего ты, тебе необходимо краситься, ты была настоящей королевой!
А она:
– Как я не умела, так и не умею. Один раз случилось, результат нулевой.
Сажаю рядом, достаю косметичку (мы сейчас в VIP-кабинке), показываю (в который раз!). Смотрит вежливо, но явно со скепсисом.
– Так может, Марин, тебе вообще не надо вылезать из того салона, где тебя так удачно преобразили?
Конечно же, я не специалист экстра-класса, и косметика у меня не филиппинская, но современной женщине обходиться без крем-пудры, подводки для глаз, туши для ресниц и румян, не считая помады, – нереально! И это абсолютный минимум. Опросите миллион человек, если кто сомневается, и вы убедитесь! Или поинтересуйтесь в Инете размерами прибыли монстров косметической индустрии.
Марина
Вечер воскресенья
Как приятно общаться с человеком, у которого все в жизни правильно и понятно! Это я о Натали. А у меня… Звук на мобильном отключила, но периодически вижу, что шеф уже больше сорока сообщений прислал, и еще два десятка пропущенных вызовов. А также кто-то настойчиво звонил с незнакомых номеров. Думаю, тоже Евгений пробивался. Не дай, Бог, на домашний позвонит. Мне сейчас совсем нечего ему сказать… Вынимаю телефонный провод из разъема.
Мама смотрит телевизор, какое-то шоу. Катя в своей комнате заперлась – слушает музыку и, надеюсь, делает уроки на завтра. А я на кухне, пишу.
Надо сосредоточиться. Но это непросто – меня колотит от волнения. Я же пытаюсь написать письмо ЕМУ. На ноутбуке, потом от руки на бумаге. Но дальше трех слов дело не идет. Чувствую себя новой Татьяной Лариной. «Я к Вам пишу…» Но здесь уже целых четыре слова, если считать предлог «к». У меня же все гораздо проще: «Я тебя люблю». Или еще короче: «Люблю тебя». Или даже совсем кратко: «Люблю».
Руки трясутся, словно я что-то пила и еще чем-то запивала. Подойду и вручу ему лист… Нет, ерунда какая-то, детский сад. Лучше я дам ему его портрет, который нарисовала в Маниле по памяти.
Достаю лист в файле. Глаза, брови, волосы… Трогаю пальцами. Какое все… родное. Фотографирую. Если бы у меня был номер его телефона! Можно было бы отправить ему в вотсап, и все дела.
Ночь почти не сплю – представляю, как снова увижу ЕГО. Как отдам портрет. И как он удивится, и что потом произойдет.
Меня реально лихорадит. Даже заранее слегка мутит от священного ужаса. Считаю пульс – двести. Как же я влюблена!
Понедельник, утро
На мобильном чуть слышно вибрирует будильник. Можно вставать. Специально завела на два часа раньше, чтобы выскользнуть из дома до того, как мама проснется перед своей работой и Катиной школой. Иду в ванную и умываюсь ледяной водой. Выгляжу замечательно. Привыкла, наконец, к новому имиджу и начинаю себе нравиться.
«Все будет хорошо», – настраиваюсь и даже чуть слышно напеваю. По-быстрому принимаю душ с «шоколадным» гелем, наношу за ушами по капельке духов, тщательно причесываюсь перед зеркалом, оставляя волосы распущенными. Хороша. Я же вижу, что хороша.
Отдам ЕМУ портрет и буду следить за реакцией. Если какие неожиданности, то буду решать их по мере поступления.
Надеваю бирюзовый костюм, конечно, черные ботильоны на среднем каблуке. И даже светлую шубку – которую еще ни разу не расчехляла. Сегодня у меня день «Ч», сегодня можно все. Выгляжу ярко, жизнерадостно, но не пестро. В прихожей смотрю на себя в большое зеркало, тренируюсь не отводить глаза от любимого.
Спускаюсь, заворачиваю за угол дома и замечаю запасную машину шефа, с одним водителем, тормозящую у моего подъезда. Не заметил. Из машины не выходит, значит, ему велено ждать. Но он опоздал.
Добираюсь на метро. Злые невыспавшиеся пассажиры вдруг просыпаются и всячески стараются сделать мне хорошо. Мужчины, конечно. Отклоняю предложения проводить, угостить, встретиться и т. п. Добираюсь без приключений. Почти вбегаю в проходную, держа портрет в руке, и ищу глазами «моего» охранника.
Я столько раз видела его здесь мысленно, что не могу поверить, что его здесь нет. Оглядываю весь холл, подхожу к турникету. ЕГО здесь нет. В стеклянной будке, как раньше, сидит Михалыч.
Стою сбоку, не зная, что делать. Меня обходят, иногда задевая, но предсказуемо не узнают. С надеждой смотрю на закрытую дверь в комнату отдыха охраны, где я однажды лежала на гостеприимном диване. Может, то был самый главный начальник Михалыча? Когда поток работников редеет, старый охранник замечает меня и выглядывает из окошка:
– Потеряла что-то, девонька? – предполагает он. – Все, что находим, кладем вон в ту коробку на подоконнике. Поищи в ней.
Иду к картонной коробке на негнущихся ногах, для вида запускаю в нее руку. Как мне быть?
Шлепаю себя по щекам, кусаю губы, считаю до десяти. Возвращаюсь к будке.
– А кто. Здесь был. Вместо вас. На той неделе? – выговариваю почти по слогам.
– Не нашла? Стоял здесь кто-то в дневную смену, пока я на похорон к отцу ездил. Четыре дня меня не было. Блатной какой-то. Имени не знаю, в журнале закорючки на месте подписи стоят… На-ка, съешь конфетку, помяни раба Божьего Михаила.
Послушно шепчу поминальные слова, удивительно подходящие моему настроению, разворачиваю и беру в рот шоколадную конфету, но вкуса не чувствую.
– Ну, чего ты плачешь, девонька? Он совсем старый был, не болел, ушел тихо. Ему хорошо там, во дворах небесных.
А я и не знала, что опять плачу.
Глава 7
Ну, вот, опять облом. Будь проклята любовь. Где искать ЕГО, не знаю, да и стоит ли, расспрашивать толком не смогу. Не судьба, видно. Поиграла, помечтала, и будет.
На работе меня сегодня не увидят. Хотя, какая это работа, ни ответственности, ни подруг. Иду прочь, вроде бы в сторону метро. По лужам, через проезжую часть, не глядя по сторонам. Мне возмущенно сигналят, ругаются, и даже предлагают подвезти. Не отвечаю, мне все равно. Не знаю, как жить дальше.
Снег повалил. Поднимаю воротник шубы, кутаюсь в шарф. Мама звонит, беспокоится. Коротко отвечаю искусственно-бодрым голосом. Потом входящий от шефа. Не снимаю трубку. Мне нечего ему сказать. А он звонит и звонит.
Вхожу в метро – надо же, не ошиблась дорогой. Понимаю, что надо что-то решить с работой, хотя бы на время.
Набираю Арсения, у которого отпрашиваются, когда необходимо, остальные коллеги из моего кабинета:
– Привет, это Воробьева. Я заболела. Отлежусь – приду завтра или послезавтра.
– Да, конечно, лежи, отдыхай. Голос-то какой больной! Если хуже – сразу врача на дом, не рискуй.
Добираюсь домой. Там уже никого. Отключаю телефон и ложусь. Я все выдумала. Сама его придумала, сама влюбилась, и осталась с носом тоже сама.
Больше суток валяюсь в постели. Домашние на цыпочках ходят мимо, еду-питье оставляют. Меня воротит от всего. Наконец, сама собой приходит в голову здравая мысль, что страдаю из-за того, чего даже не было. Вот если бы он меня бросил… Тут, кстати, Наташа на встречу зовет. И филиппинская краска побледнела. Встаю и иду. Жизнь продолжается. Вроде бы.
Вечером набираю Евгения. Снимает с первого гудка.
– Как ты?! Что с тобой, маленькая? – хрипит, словно сам больной.
– Наверное, давление упало.
– А у меня подскочило. Были бы вместе, уравняли бы друг друга. Хочешь, я приеду, а, Марин?
– Нет. Считай, что у меня все прошло. Приду на работу завтра, чтобы не портить тебе отчетность. И дай мне какое-нибудь настоящее задание, чтобы не просто так просиживать штаны!
– Хорошо, завтра же подберу. Что еще для тебя сделать? – судя по голосу, готов на многое.
– Не вызывай меня так как всегда, пожалуйста. Я сейчас не могу.
– Понятно… А давай квартиру посмотрим? Настроение сразу поднимется.
Квартиру. Знает, чем зацепить… Нет, даже ее сейчас не хочу.
– Потом, когда-нибудь. Пока.
– Подожди, не клади трубку! – торопится. – Мы на днях опять летим в Манилу. Почти тем же составом. Там в цеху ЧП. Охлаждение, что ли, не сработало. Или что похуже. Будем разбираться на месте. Присоединишься? Только не говори «нет» сразу. Подумай, прошу. Это здешняя слякотная погода тебя вымотала. Там, на солнце, на пляже сразу придешь в себя, девочка.
Вздыхаю и соглашаюсь. Такая, значит, моя судьба. Может, и правда, от перемены места депрессия скорее пройдет. И океану я обещала вернуться. Рисую по памяти дорогого человека еще и в профиль.
Два дня хожу на работу как зомби. В проходной держу наготове портреты. Но ЕГО нет. Плачу каждую ночь.
В день вылета самостоятельно добираюсь до аэропорта, выхожу из такси. Вдруг приходит сообщение от шефа: «К нам неожиданно присоединилась Анна Филипповна. Все билеты уже у нее. Старайся не привлекать к себе внимание. Мы у стойки регистрации. Подтверди прием и сотри всю переписку, все входящие от меня».
Вот это поворот! Честно говоря, меня порадовала эта новость. Желания развлекать Евгения нет вообще никакого. Интересно, что жену он всегда называет только так – по имени-отчеству. Высокие отношения, похоже.
Вижу издалека Евгения с супругой и группой коллег. Подхожу, тихо здороваюсь. Мужчины поворачиваются ко мне, я всех знаю в лицо: шеф, технолог, главный инженер, охранник Савелий и… Вижу перед собой ежик светлых волос, брови вразлет, внимательный взгляд. Это ОН!
У меня опять ноги подкашиваются под его взглядом, и сердце пропускает удар, и сама собой соскальзывает сумка с плеча. Я сильно наклоняюсь, ставя ее на пол, чтобы скрыть выражение лица и внезапно задрожавшие руки. Произношу, не поднимая головы, кривящимися от волнения губами, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Я отойду ненадолго, присмотрите за вещами.
Отворачиваюсь и иду в направлении дамской комнаты, одновременно плача и смеясь.
Чудеса иногда случаются. Вдруг, совершенно неожиданно предмет моей безответной любви материализуется из бесконечности пространства и оказывается на расстоянии вытянутой руки! Я могу вволю, пусть и незаметно, любоваться ним в аэропорту и в самолете! Ну и пусть это единственное, что я могу себе позволить…
Поначалу тревожно пробежалась взглядом по всей группе – не заметил ли кто мою острую реакцию. Нет, все заняты своими делами и проблемами. А я даже то и дело зажмуриваюсь и снова открываю глаза, проверяя, не исчезнет ли ОН! Сердце бьется сильно и гулко. Чувствую, что улыбаюсь. Как немного человеку нужно для счастья!
Из разговоров окружающих я узнаю дорогое имя – ЕГО зовут Саша. Шепчу себе под нос, произнося на разные лады:
– Сашенька, Александр, Шурик, Саня, Алекс…
Место моего героя в самолете – через проход от меня и на один ряд впереди, с краю, рядом с Анной Филипповной и Евгением. Я тоже сижу в крайнем ряду, и мне очень удобно не сводить с НЕГО глаз. Он слегка развернулся в сторону прохода, подальше от супруги шефа – идеально для меня.
– Пристегните ремни! – просят стюардессы на русском, английском и каких-то других языках.
Сейчас будем взлетать. В прошлый раз Савелий сидел на месте мадам, рядом с шефом. Сейчас здоровенный секьюрити примостился на узком откидном сиденье у аварийного выхода, как петух на жердочке. Сколько он там высидит? Летим обычным рейсом. Все билеты раскуплены заранее.
Я рассматриваю Сашу во всех подробностях и даже сверяюсь с его нарисованными портретами анфас и в профиль в виде фотографий на телефоне. Главное карандашом я передала правильно – открытый взгляд, серьезный, но как будто чуть наивный. Плотно сжатые губы, – так чаще всего. Помню, как украшала его улыбка, но нарисовать… Только если увижу еще.
Надо же, уже взлетели, а я даже не заметила… Двадцать шесть – двадцать восемь лет, так примерно определяю возраст безумно интересующего меня человека. Ладный и сильный парень, с чуть заметной неуклюжестью из-за солидного роста. Мне хочется думать о нем, как о взрослом ребенке с чистой душой.
Его профиль с удлиненным носом, крепкой переносицей и волевым подбородком я, как художественно одаренный человек, считаю достойным при жизни быть высеченным в мраморе. Крупная красивая кисть руки, расслабленно свисающая с подлокотника кресла, кажется мне похожей на соответствующую часть скульптуры Давида. В деловом костюме из всей группы только Александр и Савелий.
Я, кстати, одета очень просто: джинсы, водолазка, куртка. Так и не поняла – узнал ли меня Сашенька? Чуть больше недели прошло с того момента, как он уложил меня на диван в помещении охраны и слегка расстегнул. Но намека, что он помнит тот мой дурацкий обморок, не заметила в его поведении. Похоже, не запомнил, наверное, много там всяких девушек, ходящих кругами и падающих к его ногам в прямом и в переносном смыслах.
Не спит, глаза открыты, иногда морщит лоб – думает о чем-то. У него с собой небольшой кейс. Достает из него маленький ноутбук, входит в интернет, читает что-то о Филиппинах – заголовок я смогла понять, а дальше текст и файлы на английском, даже всматриваться не буду. Умный мальчик, – думаю.
Убаюканная ничегонеделанием, я незаметно засыпаю. И предсказуемо вижу ЕГО во сне, как и наяву.
Из аэропорта едем на знакомом белом микроавтобусе мимо красот природы. Да, это место похоже на рай. Особенно, когда Саша здесь. Как удивительно, что он рядом. Здесь и Евгений, и его жена, и другие, но все они словно волшебным образом отодвинулись далеко-далеко или вообще исчезли. Вижу только ЕГО. Временами хочется незаметно ущипнуть себя, чтобы включить самоконтроль, чтобы мои восторженные взгляды на него все же не бросились никому в глаза.
Но даже с закрытыми глазами вижу его перед собой, сердце поет. А уж бабочки в животе и между ног… порхают с бешеной скоростью. Кажется, что я готова отбросить комплексы и только жду подходящего момента, чтобы показать ему его портреты на телефоне.
Мужчина моей мечты вертит головой и очень знакомо и обаятельно улыбается. Похоже, он здесь впервые. Смотри, наслаждайся, мой дорогой… У него крепкие белые зубы, и легкая темная небритость проступила, для контраста. Как же я тебя люблю…
Шеф дает указание водителю, и мы сразу едем в промышленную зону. Вот высокая глухая ограда с «колючкой» по верху, железные сплошные ворота. Но контроль так себе: местный охранник в полувоенной форме просто пересчитал нас в машине по головам. Еще немного едем по территории. Оставляем громоздкие вещи в машине и выходим.
Вход в производственный цех нашей фирмы опечатан и оцеплен полосатой сигнальной лентой. Перед входом ждут двое соотечественников, группа местных мужчин и представитель полиции. Мужчины обмениваются приветствиями. Дверь вскрывают, проходим внутрь.
После всех – Анна Филипповна и я. Полицейский остается снаружи.
Жена шефа потрясающе выглядит. Красива, ухожена, одета в стильный белый костюм из льна с юбкой миди и золотыми пуговицами. Черные волосы с сизым блеском, руки с сияющим маникюром и огромным обручальным кольцом, золотистая сумочка, белые с золотом открытые туфли на модной танкетке. И очень приятный парфюм такой силы, что, если она откуда-то уходит, аромат остается. На меня по-прежнему не обращает внимания.
Нет, я ей не завидую. Но мне очень неловко находиться рядом с ней. Не желаю ей вреда и никогда не претендовала на ее место, но все равно чувствую себя виноватой, совесть скребет.
Останавливаемся примерно посередине большого цеха, на самом чистом месте. Дальше стоит разнообразное оборудование, облитое чем-то и закиданное песком. Воняет здесь горелым и чем-то еще неприятным. Хмурый лысоватый русский – видимо, начальник цеха – рассказывает об очередном аварийном отключении электричества во время мощной грозы и выходе из строя холодильного оборудования.
– Растительные полуфабрикаты, по технологии, подлежат быстрой заморозке. Весь объем, выработанный за смену, оказался испорчен, – он старается говорить четко, но то и дело непроизвольно оттягивает узел галстука и воротник рубашки. – Оставшееся сырье в упаковке перевезено в морозильные камеры ближайшего мясокомбината. К сожалению, там оно впитывает в себя посторонние запахи, и не известно, с какими характеристиками мы получим его назад.
Дмитрий Петрович, технолог, со стоном хватается за голову. Он вот только что в самолете мне с гордостью рассказывал, что фирма запустила пробную партию стойких экологически чистых присадок на уникальном природном сырье. Их будут использовать, например, при создании основы для вакцин и еще в косметологии. «Ни следа ртути не будет больше в прививках!» – говорил он.
– А резервные источники электропитания разве не подключились? – удивился главный инженер.
Я во время их разговоров смотрю, что делает Саша: медленно ходит между рядами оборудования.
Начальник цеха указывает на что-то рукой, объясняя:
– Дизель-генератор пришлось остановить, так как остальные электроприборы не отключились, их коротило друг за другом. Почему-то не сработала защита. Думаю, или скачок напряжения был особо мощный, или схема изначально была собрана с какой-то фатальной ошибкой. Я находился в цеху в это время, – он прижимает руку к сердцу. – Искры сыпались со всех сторон, были небольшие очаги возгорания и слабые хлопки. Огнетушители израсходовали быстро, дальше гасили песком.
Все смотрят на генерального, а я – по-прежнему на Александра. Он достал из кейса и надел налобный фонарик. В руке вижу какую-то серебристую трость или указку с проводом, он тянется ней то к одному месту, закиданному песком, то к другому.
– Электросеть отказывается признать себя виновной, – продолжает руководитель несчастливого цеха, вытирая платочком пот со лба. – На соседних предприятиях в эту грозу всего лишь перегорели предохранители. Честно говоря, я впервые вижу такое. Решили оставить все, как есть до вашего приезда.
Евгений Федорович направляется к Саше. Я, непроизвольно, тоже. Шеф задает вопрос из одного слова:
– Как?
Тот в ответ показывает зажатую на конце указки странную конструкцию из двух тонких оплавленных проводов и маленькой коробочки между ними.
– И что это?
– Уверен: аналог тротила. Все оборудование было связано в цепь. Вот откуда хлопки. Это диверсия.
И осторожно откладывает конструкцию ближе к стене. Евгений недоверчиво или нетерпеливо хочет обойти Сашу, но он непочтительно хватает шефа за рукав:
– Сюда пока нельзя. Пару минут.
К шефу подходит начальник цеха, у него глаза прямо на лоб лезут:
– Это что за пацан?!
– Это технический эксперт, – отвечает Евгений сквозь зубы. – Специалист судебной компьютерно-технической экспертизы, выпускник Бауманки, отличник. Имеет международный сертификат. А пацан здесь ты. Развели тебя… Ты здесь хоть что-нибудь контролируешь?!
В это время эксперт, не отвлекаясь, водит по полу из стороны в сторону своей тросточкой с датчиком. Потом останавливается и что-то фотографирует на телефон. И указывает шефу на расстоянии, говоря:
– А это – растяжка. И свежие следы на песке.
До меня не сразу доходит, при чем в этом страшном цеху может быть слово, традиционно используемое в балете и фитнесе. До Евгения, видимо, тоже.
– Откуда ты знаешь?!
– Я же служил, ты помнишь, где. Пару раз увидеть пришлось.
Александр поворачивается, высоко взмахивает рукой и командует так, что на улице, наверное, слышно:
– Стоп! Всем сделать три шага назад. Опасная зона. Сав, выведи людей и возвращайся с полицейским.
Происходит движение, слышу шум, крики. Одна я стою, как приклеенная, и не могу глаз отвести от дорогого человека. Все кидаются назад, к дверям, а один из местных работников, наоборот, с пронзительным воплем в несколько прыжков подскакивает к Евгению.
Вижу занесенную над его головой странную металлическую дубинку. Савелий тоже ее увидел, но в ногах, что ли, запутался, чуть промедлил. Саша отталкивает от генерального неадекватного работника или, скорее, террориста. Сам отклоняется, но все же получает удар по голове. Надеюсь, что скользящий! Падает.
