355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лора Лайонс » Тот, кого я хочу (СИ) » Текст книги (страница 5)
Тот, кого я хочу (СИ)
  • Текст добавлен: 21 декабря 2021, 07:01

Текст книги "Тот, кого я хочу (СИ)"


Автор книги: Лора Лайонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

Когда прихожу за результатом в назначенный день и час, Вова восседает за столом в форме, возможно парадной. Жаль я в знаках различия ничего не понимаю, но выглядит убедительно, будто полковник. Только фуражку не надел, наверное, чтоб уложенную эффектной волной прическу не испортить. Неужели на меня решил впечатление произвести, по старой памяти?!

Даже поднимается навстречу и сам пододвигает мне стул. Потом непринужденно усаживается на край стола и с вальяжной ухмылкой открывает в своем телефоне ту самую фотографию, тыкает в нее квадратным ногтем:

– Приглядись: никого не напоминает?

Растягиваю пальцами изображение и вглядываюсь со всем вниманием, как велено, в портрет туземной красотки, снова ощутив волнение и обаятельную жуть. Но ничего нового не вижу. Разве что фон, – я и не заметила раньше стройную диффенбахию (растение комнатное) в большой кадке на заднем плане и какую-то лепнину. А также край невысокой, вроде бы мягкой горизонтальной поверхности. Похоже, у его телефона разрешение экрана больше. Но вряд ли Вова имел в виду фон. Я огорченно трясу головой.

Тогда жестом фокусника однокашник поднимает и кладет передо мной большую Маринину фотографию, вернее, компьютерную копию, наверное – вблизи заметно, что изображение складывается из квадратиков, на листе формата А-3, матовом. Крупно видны лицо и шея, чуть ли не в натуральную величину, взгляд прямо в камеру, губы улыбаются, общее впечатление такое, словно Маринка в сиянии необыкновенного счастья…

Наверное, такое выражение лица было у меня в день нашей с Мишей свадьбы, – неожиданно приходит мне в голову ассоциация. Все потом говорили, что я светилась от радости, была необычайно хороша, а в моей памяти от того длинного дня сохранился один-единственный момент, в котором красное вино из моего бокала проливается на дорогущее белоснежное свадебное платье…

Я и не пила в тот день практически, но руки тряслись сильно, видимо, от избытка чувств. Вот это было счастье!!! В тумане. Вот такого рода счастье было написано на Маринином лице. Я не видела у нее раньше этого портрета.

– Ну и как тебе? – не выдерживает Вова.

– А что? – не понимаю.

– Это одна и та же фотография! Только верхняя часть. Увеличили, «помыли», – на Мари-не косметики было, что краски на заборе. И ничего, кроме косметики. А она голая оч-чень даже хорошенькая, как это я раньше не проверил! И ножки, и грудки, и все, что между ними – то, что надо!

Она вроде бы в танцевальный кружок ходила, верно? Так вот, в таком виде в каком-нибудь баре в гостеприимной Маниле повыгибаться вокруг шеста или перед шикарной кроватью – неплохая работенка!

Я столбенею. Лист с безгранично-счастливой физиономией подруги дрожит у меня в руке. Наверное, я несовременная, потому что такого рода вид деятельности как-то даже не пришел мне на ум, но горизонтальная поверхность на оригинале фото и правда больше всего походила на кровать.

Вовик же продолжал сыпать остротами и, похоже, был очень близок к истине. Если бы не Вера Ивановна, хрипевшая мне в трубку вечерами чуть ли не предсмертным хрипом, я бы сейчас ушла и выбросила все это из головы.

– Погоди! – машу я рукой на вовсю разошедшегося одноклассника. – Смотри: она никогда не бывала такой откровенно довольной, она здесь как будто пьяная или наколотая.

– Ну, мало ли… – пожимает погонами со звездами на широких плечах Вова.

Ох, до чего же он хорош! Жаль, ордена на груди нет. Я даже на минуту зажмуриваюсь, чтобы не отвлечься от дела, ради которого пришла:

– А письма?

Веселья у него убавляется, словно он с размаху вступил куда-то не туда. Полицейский чин берет со стола и листает пухлую записную книжку:

– Письма написаны на… Ну, это тебе не нужно… А, вот: текст переписывался несколько раз той же рукой, в оттисках предыдущих вариантов массовые пропуски слов, не дописаны окончания, многочисленные исправления…

Он пробегает глазами еще какие-то записи и поднимает голову:

– Но почерк, безусловно, ее. Хотя волновалась или, может быть, спешила. Ну и, конечно, если эти листы не держали в пакете с продуктами…

– Что?!

– На бумаге микроследы пищи, косметики, биологической жидкости (может быть слюны, а может, пота или слез), крови I группы резус положительный, неплохого виски, легкого наркотика и т. д. Полный набор. Остальное тебя не заинтересует.

Он захлопывает блокнот.

– Вот, вот! – вскакиваю. – Наркотики, виски, кровь! У нее I группа, такая же, как у меня, я прекрасно помню, как мы вместе сдавали кровь в день донора, говорю же: она не в себе!

– Ну и что? – улыбается тяжелой полицейской улыбочкой Вова. – Твоя сумасшедшая Мари-на способна выкинуть любой фортель. Ты можешь предложить еще хоть одно разумное объяснение того, зачем она так разукрасилась?.. Не можешь? Вот и я – нет. Повторяю, отсюда ее не найти.

И еще. Узнал через своего человечка: ни в наше консульство на Филиппинах, ни в бюро миграции Марина Воробьева не обращалась.

Не понимаешь? – Сейчас, после тридцати дней, разрешенных для пребывания без визы, она уже находится там нелегально. Может, она и не хочет, чтобы ее искали. Подумай: что хорошего видела она здесь? Ничего, ведь так? Вот тебе и ответ на все вопросы. Такой у нас сейчас возраст – четверть века, или чуть больше – время осмысления и перемен… Кстати, я потратился на две коробки конфет – эксперту и…

Я живо представила себе, как «слушали» гордую Маринину маму равнодушные полицейские за бронированным стеклом, когда она униженно умоляла их принять заявление. У каждого своя правда. Надеюсь, в моих глазах ничего не блеснуло, когда я выложила перед Вовой раскрытый кошелек. Однокашник с минуту смотрит на него с той же чугунной улыбкой, потом вытягивает за краешек поочередно три сотенные:

– Этого достаточно. Я удовлетворил твое любопытство?

Он встает во весь свой немалый рост и выразительно смотрит на меня, давая понять: разговор закончен. Но не тут-то было – я в эти дни тоже не сидела сложа руки, у меня появились новые аргументы:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Послушай, я почти уверена, что Марина была любовницей своему шефу: их неоднократно видели вместе в кафе. Мы с Верой Ивановной всех уборщиц в том квартале опросили, и не только. Представь: Воробьева была оформлена в фирме переводчицей с английского! Вспомни – она же инглиш знает еще хуже меня – то есть самые азы, он ей никогда не давался, она шутила над этим в школе, ну, вспомнил?

И про институт рассказывала, как вязала шали преподавательнице, чтобы получить, наконец, зачет. Кем же она была своему шефу в поездках – не переводчицей же! А секретари у него традиционно мужчины – шефова мадам-супруга за этим следит. И вот теперь директор с упорством, вызывающим подозрение, избегает Маринину маму. А что, если он…

– Если он захотел избавиться от бывшей любовницы, – тут же подхватывает Вова, снова непринужденно усаживаясь на краешек стола и лукаво глядя на меня, кажется на этот раз искренне заинтересовавшись, – это проще было бы сделать здесь. А не тащить ее на другой конец земного шарика. Ты начиталась детективов!

– Но почему он отказывается поговорить?! – я решаю усилить натиск. – А еще его жена присоединилась к ним в командировке буквально в последнюю минуту, неожиданно для всех, у нее даже место в самолете оказалось дополнительное – на каком-то откидном стуле. Она поменялась с одним из подчиненных мужа. И перед вылетом обратно жена из-за чего-то устроила страшный скандал, и кто-то из членов группы пытался задержать взлет…

– Да, ситуация пикантная, – ухмыляется одноклассник. – Потрясти бы их всех, кто ездил, интересный мог бы получиться разговор…

Хватаюсь за эту мысль. Не стану детализировать, как именно удалось уговорить Вову встретиться с Марининым шефом, и обязательно в форме. Пришлось немного польстить, а делать это я очень не люблю.

Вот, наконец, встреча. Мы сидим друг напротив друга в зале заседаний Марининой фирмы за длиннющим овальным деревянным столом без признаков на нем съестного или даже напитков.

С одной стороны – те, кто был в последней поездке в Манилу – сам генеральный, его мадам-супруга, несколько ничем не примечательных мужчин разного возраста и комплекции и один молодой высокий и крепкий блондин по имени Александр, на которого я сразу обратила внимание. Но не тольк из-за внешности и фигуры, хотя очень хорош, – он казался взволнованным, в то время как на всех прочих словно маски были надеты.

С другой баррикады, то есть стола разместились мы – я, сам Владимир Аркадьевич в погонах и при фуражке, Вера Ивановна, Екатерина, ее младшая дочь и еще две пожилые родственницы (или даже соседки) для количества. Как стенка на стенку. Жалюзи на огромных окнах слегка прикрыты, приглушая уличный свет. Откуда-то прилично дует, хорошо, что мы не стали раздеваться.

Шеф не произвел на меня особого впечатления – среднего роста, квадратный, в годах, лицо жесткое. Разве что в голосе его и еще в жестах было нечто эдакое… Его мадам – яркая брюнетка, дорогая, хитрющая, ей за сорок, я думаю.

Среди сидящих напротив мужчин-сотрудников фирмы обнаружился, конечно же, юрист, который в самом начале нашего заседания предпринял дежурную попытку увидеть документальное подтверждение законности происходящего. На это полицейский чин, смерив выскочку долгим уничижительным взглядом и записав в книжечку по буквам его мудреную фамилию, выдал:

– Если необходимо, вас вызовут повесткой и все предъявят в управлении МВД.

Вероятно, – тут же про себя предполагаю я, – юрист имел когда-то непростую историю взаимоотношений с военкоматом, потому что после слова «повестка» сразу же сник.

Вова повел переговоры виртуозно (насколько я могу судить), обходя скользкие места, но при этом с неподражаемым апломбом вытягивая из недавних командированных всевозможную информацию.

Кто принес письма Марины, кто присутствовал при этом? Вот ключевые вопросы, которые прорабатывал полицейский чин.

Я диву даюсь, слушая, сколько раз, оказывается, можно спросить об одном и том же, всего лишь манипулируя словами и меняя интонацию, с целью выковыривания из допрашиваемых все новых и новых подробностей. Еще немного, и сидящие напротив раскроют моему однокласснику военную тайну (если, конечно знают), похоже, что им действительно немногое известно.

Затем мой телефон с фотографией туземки ходит по рукам, хорошо, что в последнюю минуту я догадалась не раскрывать, что разрисованная девица – это Марина и есть. Оказалось, что даму с фотографии мельком видели в отеле мадам и блондин.

Я не вмешиваюсь в разговор, только наблюдаю со всей внимательностью за троицей чуть сбоку от меня – директором, его супругой и Александром – несомненно, ключевыми фигурами.

Наткнувшись на пронзительный взгляд шефовой мадам, я принимаюсь изучать богатую инкрустацию в центре стола – светлыми породами дерева по темным, в полутонах, в виде треугольника, замысловатый узор складывался в роскошный вензель из двух латинских или готических букв.

Заседание продолжается. Шеф говорит мало, кажется очень хмурым, у меня создается впечатление, что он ищет предлог, чтобы выйти отсюда, словно у него крутит живот. Его жена, похоже, наоборот, наслаждается ситуацией, подает себя как само радушие, пожалуй, с оттенком ехидства.

Молодой человек Александр оказывается зятем вышеописанной четы. В списке командированных он числится охранником, а в настоящее время вырос уже до старшего менеджера. Посмотрев на фото, он делается краснее вареного рака. Я скольжу взглядом по Вове, – он тоже все-все это видит.

По существу вопроса шеф заявляет:

– Работы у Марины Константиновны в этой поездке было немного, и ее саму я практически не видел. В какой момент и куда она ушла, не знаю.

Остальные сообщают о том же.

Вова выдерживает многозначительную паузу, во время которой даже у меня кошки начинают скрести в душе, словно я забыла заплатить за съеденный в кафешке обед. Потом полицейский чин раскатисто и с напором «подсказывает»:

– Лучше найти Воробьеву до того, как будет выдвинуто обвинение против руководителя группы, к примеру, «по личным мотивам».

Шеф мрачнеет еще больше. А его мадам соскальзывает со своего стула и с гипертрофированной нежностью принимается обнимать сзади поочередно то мужа, то зятя.

Глядя на этот цирк, я нарушаю молчание – поднимаю вопрос о причитающейся Марине зарплате минимум за полмесяца. Этот… (не подберу эпитета) шеф вытаскивает из тумбочки древний калькулятор размером с общую тетрадь, прикидывает на нем что-то, тыкая в клавиши толстым средним пальцем и обещает сегодня же выплатить Вере Ивановне Маринины деньги.

Потом он проделывает еще какие-то манипуляции с ноутбуком и выдавливает из себя:

– Загранпаспорт есть?

И почему-то смотрит на меня. И все остальные тоже поворачиваются и глядят на меня.

Глава 11

Вдруг оказывается, что ехать, вернее лететь в Манилу со стороны Воробьевых придется мне: Вову не отпустят, а остальные не в счет! Я хватаюсь за голову, потом за мобильник и, выйдя в коридор пообщаться с мужем и моей добрейшей мамулей, соглашаюсь.

Загранпаспорта мы с Мишей выправили вот только что – наметили весной всей семьей слетать в Египет. Сейчас за столом переговоров решаем: если Марина не отзовется, примерно через месяц полетим искать ее на месте, за счет фирмы, втроем: я, новый переводчик (надеюсь, настоящий) и молодой охранник-менеджер Александр, по настоянию мадам.

Когда начали расходиться, мне показалось, что Вова едва удержался, чтобы не поблагодарить меня «за доставленное удовольствие». По-моему, все, что касается неверных мужей, их любовниц и обманутых жен, всякого рода намеки, недосказанности, двусмысленности на эту тему его крепко волнуют. Мне стало искренне жаль Валю из параллельного класса – его законную половину.

К выходу я иду последней: мысли о предстоящей поездке на другую сторону земли как-то не располагают к быстрой ходьбе. В длинном коленчатом коридоре, похожем на путь в бомбоубежище, слышу, как кто-то бегом догоняет меня, еле успеваю обернуться – это Маринин шеф.

Он сует мне что-то в руку и, чуть ли не задыхаясь, просит (именно просит! с тоской в голосе и глазах):

– Найди ее!

И поспешно уходит вперед. Гляжу – на моей ладони стопа перетянутых скотчем пачек стодолларовых купюр! Девять! Только раз у меня была одна такая бумажка – выменяла, получив декретные, а здесь их… И вроде не фальшивые, шершавые. Надо же! А мне казалось, что шеф против поездки…

Кто-то еще нагоняет меня, выбивая галоп каблучками (быстро прячу доллары в сумку). Это шефова мадам. Окидывает рентгеновским взглядом:

– Вы еще здесь, дорогуша?

Мне нечего ответить даже из вежливости, и она, по-лошадиному вскинув голову, удаляется вслед за супругом.

Этот Новый год мы встречаем параллельно со сборами меня в дорогу, будто готовимся к депортации. Билеты на первое января оказались самыми дешевыми – видимо, это и стало решающим для определения даты вылета нашей группы. Боюсь опоздать на рейс – с моим чувством времени это очень даже возможно.

Зимние каникулы, в которые у меня не получится сводить детей на елки, хоть на что-то сгодятся, – ни мне, ни мужу не пришлось на работе брать дни за свой счет. Миша отпустил меня, конечно же, скрипя сердце. Я и сама понимаю, – уехать матери от двоих маленьких детей, даже всего-то на несколько дней, – жестоко. Никакой отец или бабушки не заменят меня детям.

Но возможность попутешествовать за чужой счет, да еще с благородной целью бывает лишь однажды (если вообще бывает), – и это собственные слова мужа.

– У тебя все получится, – характер у тебя подходящий – бухгалтерский, въедливый, почти как у следователя, – шепчет мой мужчина, обнимая на прощание. – Мир поглядишь, будет о чем детям рассказывать. Только сама не потеряйся.

От Марины так и нет вестей. Вова накануне подробно проинструктировал меня. И взял обещание после возвращения подробно доложить обо всем.

Перелет долгий. Но в самолете пассажиры ведут себя довольно спокойно, повезло. При подлете стюард советует поменять рубли на местные песо в обменнике аэропорта – там самый высокий курс.

И вот я в Маниле. Скорее скидываю теплую одежду. Пересаживаемся в микроавтобус.

Поначалу обращаю внимание только на природу. В настолько экзотическом месте я еще не бывала. Цветущие деревья всевозможных расцветок и форм стеной вдоль дороги. Интересно, которые из них так восхитительно пахнут? Дальше пальмы, могучие лианы, мхи свисают тяжелыми лоскутами. Вижу гигантские папоротники как из фильма про динозавров.

Обезьяны, птицы такие яркие, словно добросовестно раскрашены художником-авангардистом. И над всем этим сияюще-чистое смеющееся небо. В январе! И вот они, совсем рядом – девственные белоснежные песчаные пляжи. Голова кругом! Я то и дело поглядываю на мобильный, проверяя дату и высчитывая разницу с местным временем, чтобы представить, что сейчас происходит у меня дома, но тут же забываю результат, отдаваясь новым впечатлениям.

Выходим из автобуса в районе трех-пятиэтажных бело-желтых зданий постройки, наверное, начала прошлого века (а может, и раньше). Улица, выложенная булыжником, чиста, будто только что вымыта. Здесь ездят разве что велосипеды и повозки на велосипедной тяге.

С обеих сторон улицы лавки и витрины. Так хочется купить на память что-нибудь из выставленных чудес! Или хоть в руках подержать. Местных жителей на улице немного. Пестрые толпы иностранных туристов, в основном, европейской внешности мало что покупают, больше глазеют на все вокруг, как и мы, вернее, как я.

Потому что Сергей Вениаминович, лысоватый картавый переводчик в дорогом сером костюме с искоркой, все время куда-то торопится и бегает кругами. А Саша, наоборот, еле переставляет сильные стройные ноги в светлых шортах, словно бредет на каторгу в кандалах, и только отрывисто, как бы обреченно сообщает:

– Направо, прямо.

Наконец, Александр приводит нас к трехэтажному отелю с высоченными иссиня-зелеными кипарисами у входа. Для нас были забронированы те же самые апартаменты: я поселилась в Маринином одноместном (номер, как номер, симпатичный, все просто и удобно), а мужчины – в том же коридоре, почти напротив меня, – в бывшем Сашином с напарником номере.

Неприятности начались сразу же. Как сумел Саша за те полчаса, пока мы с С.В. оформлялись, и я сдавала большую часть долларов в сейф отеля, накачаться спиртным до беспамятства – ума не приложу! Чего мы с ним не делали, чтобы привести в чувство! Он только глухо постанывал и…

У него слезы стоят в глазах, словно у обиженного ребенка. Это пьяное горе в такой ответственный момент кажется мне очень даже подозрительным, но при этом все равно отвратительным и, разве что чуть-чуть, трогательным. До этого момента он не выглядел пропойцей! И в самолете, по-моему, вообще не прикладывался к бутылке, как многие другие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Оставив коллегу отсыпаться, Сергей Вениаминыч заходит вместе со мной в мою комнату. На листочке, вырванном из блокнота, он пишет несколько вопросов по-английски русскими печатными буквами и кладет на тумбочку передо мной.

– У меня безотлагательное дело в городе, – сообщает он, криво улыбаясь, и быстро уходит.

Я так и остаюсь стоять с открытым ртом, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Два, вернее четыре надежных мужских плеча в считанные минуты растаяли, как дым. Получается, что начинать искать Марину придется мне одной.

Почти месяц назад, Филиппины

Марина

Горит только ночник-бра у ближайшей кровати. В раскрытое окно слышен отдаленный шум большого города и близкий треск цикад. Здесь тепло, но не жарко.

Напоминаю себе, что я неузнаваема, и можно, наконец, перестать стесняться. Несколько секунд мы смотрим глаза в глаза. Потом Саша наклоняется и целует меня в губы. Мое бедное сердце тут же проваливается вниз до самых туфель, а потом подпрыгивает до подбородка, так, что становится трудно дышать. И продолжает скакать, как теннисный мячик на престижном турнире. Чувствую, как в глазах набухают слезы.

Его губы сильные и мягкие, требовательные и нежные, сладкие и терпкие – как я могла обходиться без них?! Его большие руки уверенно снимают с меня легкую одежду и белье, одновременно поглаживая. И я ласкаю его крепкие предплечья, поощряя.

Входя в этот номер, я была готова ко всему – что у него сидит кто-нибудь из командированных, что он меня выгонит, что я сама тихо уйду, лишь посмотрев на него… Он же ранен и имеет право на отдых – на голове повязка, вижу немаленький синяк под глазом. Но все равно красавец. Кажется, я все же плачу от избытка чувств, незаметно смахиваю слезинки.

О том, что Александр будет меня ласкать, даже не смела мечтать, честно.

А вот филиппинец в салоне, похоже, такой результат и имел в виду. Я сейчас – экзотический подарок в экзотической стране. Конфетка в блестящей обертке. И только дурак не воспользуется.

Саша – не дурак. Раздев меня полностью, он с минуту рассматривает свою ночную гостью. И то, что видит, похоже, снимает все возможные вопросы. Он трогает мою кожу, проводя пальцами вдоль перламутровых линий, нанесенных словно специально с этой целью. Подкладывает ладони под мои груди, как бы оценивая их вес. Нащупывает заколку и распускает мне волосы.

И сжимает в объятьях, приподнимает к своему лицу и целует так пылко, что я ноги перестаю чувствовать. И медленно спускает меня по своему телу. От этого мои обнаженные соски чертят по ткани его майки, делаясь каменными. Хотя, о чем я говорю? Каменное – это то, на что меня только что усадили, придерживая. И прямо так, на «лавочке», меня несут на кровать. А может, ему сейчас секс необходим даже больше, чем обезболивающие? Например, чтобы кровь разогнать?

Стягивает с себя майку. Какое тело! Даже в полумраке хорошо видна гладкая плотная, как бы сияющая кожа практически без волос. Широкие сильные плечи с небольшим рельефом – как у русских силачей прошлого, выпуклая грудь, мощная шея.

Мой любимый снова прижимается ко мне, детально изучая наощупь мои груди – руками, губами и языком. Выгибаюсь со стоном – настолько это приятно. В ответ нащупываю и перетираю между пальцами его маленькие соски. Он мелко дрожит, глубоко вздыхая.

А я запускаю правую руку ниже, поглаживаю ямку пупка, пощипываю дорожку волос, ведущую к паху. Глажу его плотный плоский живот, половина которого все еще прячется в одежде. Он вдруг придерживает мою руку и встает. Зачем? Стягивает трикотажные брюки, и я с удовольствием рассматриваю его сильные и стройные ноги, сплошь заросшие коротким светлым волосом. Потом он снимает боксеры. Но не подходит ко мне. Я вижу на расстоянии пары метров его здоровенный «нижний профиль» в позе готового к бою зенитного орудия. Очень большой. Я даже чуть холодею: вдруг будет больно?

Саша сосредоточенно ищет что-то в своих вещах, периодически поглядывая на меня. Догадываюсь, – презерватив. И понимаю, что «резиновое изделие» у него не лежит наготове в каждом кармане. Не бабник. Вскакиваю и прижимаюсь к нему сзади. Потом протягиваю руку к своей одежде, лежащей на стуле, и нащупываю в кармане презик. Два презерватива оказываются перед членом одновременно. Саша широко улыбается и вскрывает мой.

Надевает (еле натянул), берет меня на руки и укладывает на кровать.

Я – ночной мотылек, прилетевший на свет его бра. Сейчас мне не надо закрывать глаза, чтобы видеть его перед собой. Это и вправду ОН. Я не могу наглядеться на него, натрогаться. Касаюсь щекой и губами восхитительной бархатной молодой щетины. Осторожно поворачиваю его лицо и вглядываюсь в потрясающий профиль. Целую самозабвенно его лицо, шею и плечи – все, куда сейчас достаю, пока он сосредоточенно гладит мои раздвинутые бедра и мягкие складочки. Он пахнет медом, точно!

Чувствую, что я вся соком изошла. Ну, давай же! Наконец, он осторожно, без спешки входит в меня. И я понимаю, что ему можно доверять. Раскрываюсь и отдаюсь вся без остатка, предугадывая и повторяя движения его тела.

Его стенобитное орудие, разгоняясь, колотится в меня, словно хочет попасть еще глубже или внутри что-то нащупать. Это не больно, это офигительно. От остроты ощущений я даже поднимаю вверх ноги и тут же получаю от него звонкий шлепок по мягкому месту. Испуганно вытаращиваю глаза, пытаюсь отодвинуться от него, но сейчас же чувствую сильнейший оргазм. В моем животе что-то очень приятно вибрирует, складывается и раскладывается, как гармошка. Вскрикиваю от избытка чувств и растекаюсь лужицей вокруг его стояка.

Тут замечаю, что он касается свой головы, на мгновение сморщив лицо. Наверное, травма дает о себе знать. Я пытаюсь перевернуться и нажимаю на его плечи, поощряя лечь на спину, отдохнуть. Слушается без слов. Сама взбираюсь на его гору и долго-долго, до приятного изнеможения двигаюсь вверх-вниз, пока он не извергается в меня пульсирующим горячим семенем. То ли стонет, то ли рычит и замирает.

Ложусь рядом, потихоньку трогаю, поглаживаю, обнимаю, кладу голову ему на плечо. Как же мне хорошо с тобой! Он засыпает.

Сажусь и смотрю на него спящего, любуюсь. Он чуть заметно улыбается во сне, как ребенок. Большой, сильный, взрослый ребенок. У меня мурашки, и все мои тоненькие волоски на теле дыбом встают просто от того, что я вижу его, могу коснуться. Это совсем другая жизнь – жизнь в любви. Так и хочется ущипнуть себя, чтобы лишний раз убедиться – сегодня у меня все и вправду было с моим любимым.

Потом я ухожу к себе, тихо захлопнув дверь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю