Текст книги "Надушенный рукав"

Автор книги: Лора Джо Роулэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Сами выбирайте, кто будет вашим наблюдателем!

Сано пришел в ужас. Канцлер Янагисава и властитель Мацудайра досадливо скривились, не сумев уговорить сёгуна, кокоторый доверил их судьбу чужаку. Потом впились зловещими взглядами в Сано.

И снова Сано ощутил, что их вражда дошла до крайней точки. Представил армии, готовые начать сражение. Опять все зависело от него. Сано сказал:

– Ваше превосходительство, я почту за честь, если канцлер Янагисава и властитель Мацудайра будут вместе надзирать за моим расследованием.

– Ты попросил обоих? – спросила Рэйко у мужа таким тоном, словно сомневалась, что он в своем уме.

– Не мог же я выбрать одного, чтобы навлечь на себя гнев другого, – объяснил Сано.

Они с Рэйко лежали в постели в своей комнате. Он рассказал ей об аудиенции у сёгуна и об осмотре тела Макино. Фонарь на столе освещал их серьезные лица, они прислушивались к ночным звукам эдоского замка, цокоту копыт и топанью солдат, патрулирующих улицы и поместья, ржанию и похрапыванию лошадей в конюшнях, лаю собак, доносящемуся откуда-то с холма. Сано умирал от усталости из-за богатого событиями дня и предыдущей бессонной ночи, но возбуждение и напряженность, оставшиеся с аудиенции, не давали сомкнуть глаз.

– Ясно, – сказала Рэйко. – Выбрав кого-то одного, ты был бы вынужден присоединиться к его фракции. По-моему, ты поступил мудро. Отвергнутый тобой все равно вмешивался бы в расследование.

–    Так они, может, нейтрализуют друг друга, – без особой надежды предположил Сано.

– Но теперь у тебя на хвосте оба. Канцлер Янагисава будет требовать, чтобы ты обвинил властителя Мацудайру, и наоборот. Ни тот ни другой не потерпит отказа.

– Не служить никому в отдельности – моя единственная надежда провести тщательное, объективное расследование, – ответил Сано, хоть и боялся последствий не меньше Рэйко.

Она повернулась к мужу. Он взял ее руки в свои, ища утешения в близости любимой.

– Что дальше? – спросила Рэйко.

– Властитель Мацудайра и канцлер Янагисава назначили людей, которые будут наблюдать за расследованием и докладывать им о результатах, – ответил Сано.

Рэйко не расслаблялась в его объятиях, и Сано понял, что ей есть о чем беспокоиться, кроме дела об убийстве.

– Что еще случилось? – поинтересовался он.

Рэйко испустила долгий вздох.

– Я выезжала сегодня на прогулку.

–    Хорошо! – Сано обрадовался, что она нашла в себе силы выбраться на улицу.

–Я столкнулась с госпожой Янагисавой. Или, скорее, она со мной.

Сано встревожился. Сейчас им только не хватало, чтобы эта сумасшедшая строила новые козни против Рэйко.

– Пожалуйста, не волнуйся. – Рэйко явно стремилась избавить супруга от новых проблем. – Я сама с ней справлюсь. – Рэйко сменила тему: – Какие планы на завтра?

–  Вернусь в поместье главного старейшины Макино и начну искать подозреваемых. Вероятно, это будут его жена, наложница, первый вассал и гость дома.

–Я могу чем-то помочь?

–  Наведи справки о жене и наложнице Макино, – попросил Сано. Рэйко вращалась в социальных кругах, закрытых для Сано, и частенько поставляла ему негласные сведения о женщинах, замешанных в деле. – И помолись, чтобы убийца не имел отношения ни к властителю Мацудайре, ни к канцлеру Янагисаве, а исход расследования устроил бы обоих.

6

Следующим утром, сразу после восхода солнца, Сано и Хирата прибыли в поместье главного старейшины Макино с командой сыщиков и двумя людьми, посланными властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой надзирать за расследованием. Холодный дождь стучал по мостовым, капал с крыш и пропитывал черную траурную драпировку, которую повесили над входом. Объявление на воротах гласило, что в похоронной процессии можно будет принять участие на следующий день. Несмотря на ранний час, весть о смерти Макино уже разнеслась; невзирая на плохую погоду, множество чиновников собрались в поместье почтить память Макино – или позлорадствовать. Слуги пригласили их и компанию Сано во внутренний двор, который быстро заполнялся промокшими зонтиками, и провели в прихожую, заваленную мечами и мокрой обувью. Следуя по коридору за толпой, Сано и его товарищи миновали банкетный зал, где суетились служанки, расставляя еду и напитки для гостей.

–   Марумэ-сан и Фукида-сан, вы занимаетесь банкетным залом, – приказал Сано. Из приемной вдоль по коридору долетали отзвук песнопений и приглушенные разговоры. – Иноуэ-сан, ты и Арай-сан возьмете под наблюдение приемную. Остальные смотрят за всем домом.

Когда сыщики начали расходиться, выполняя указания, человек властителя Мацудайры подал голос:

Стойте.

Отани и Ибэ раздраженно кивнули. Затем последовали за Сано и Хиратой в приемный зал, где очередь гостей выстроилась перед помостом, на котором стоял продолговатый деревянный гроб. У помоста нараспев читал молитвы коленопреклоненный священник с бритой головой, одетый в желто– оранжевое кимоно и парчовую накидку. Рядом с ним вдова и первый вассал главного старейшины Макино сидели на коленях подле столика, на котором стояли деревянная дощечка с именем Макино, ветка китайского аниса в вазе, дымящаяся курильница, подношения воды и пищи, масляная лампа и меч, чтобы отгонять злых духов. Тамура выбрал для церемонии строгие черные одежды. Вдова предпочла кимоно приглушенного фиолетового цвета, лицо ее было белым от рисовой пудры, волосы аккуратно скручены в узел на макушке. Один за другим гости приближались к гробу, становились на колени и кланялись. Каждый зажигал о лампу ароматическую палочку и приносил ритуальные соболезнования вдове и первому вассалу главного старейшины.

– Поздравляю с долгой, благополучной жизнью, которую прожил Макино-сан. Надеюсь, все мы насладимся подобной счастливой судьбой.

Сано, Хирата и их наблюдатели тоже встали в очередь. Дойдя до помоста, Сано с изумлением обнаружил, что гроб вопреки обычаям открыт. Внутри мирно лежал обритый наголо Макино. На нем было белое шелковое кимоно. На шее висел мешочек с монеткой, чтобы оплатить дорогу в преисподнюю. Мыски сандалий смотрели назад в знак, что он никогда более не вернется в мир живых. Рядом лежали буддийские четки и бамбуковая палка, почти погребенные под ароматическим порошком, который смягчал трупный запах. По мнению Сано, гроб оставили открытым, чтобы друзья Макино могли с ним попрощаться, а враги – убедиться, что он действительно мертв.

Когда подошла очередь Сано, вдова встретила его с тем же безмолвным почтением, что и остальных гостей, но Тамура досадливо поморщился:

– Сёсакан-сама. Я вас ждал. – Тамура явно слышал, что Сано объявил Макино жертвой покушения и продолжил расследование по приказу сёгуна. – Но надеялся, что вы выберете более подходящий момент для поисков убийцы.

Хирата, Ибэ и Отани коротко помолились над гробом и зажгли ароматические палочки. Тамура поклонился Ибэ, представителю канцлера Янагисавы, который был господином его господина. Человека Мацудайры, Отани, проигнорировал.

– Прошу прощения, что нарушаю похоронный обряд, но его превосходительство велел мне продолжать немедля, – объяснил Сано. – Мне надо поговорить с женой главного старейшины Макино.

Тамура нахмурил скошенные брови:

–  Вы же не хотите оторвать вдову от исполнения долга перед друзьями ее покойного мужа?

Вдова пробормотала:

–    Все в порядке… я должна повиноваться сёсакану-сама.

Ее нерешительный голос был тих, словно доносился издалека. Она поднялась так грациозно, будто ее тело состояло из одной гибкой плоти без костей. Вдова подплыла к Сано – казалось, ее ноги под летящими одеждами семенили по воздуху над полом.

Сано обратился к Тамуре:

–С вами я тоже хотел бы поговорить, но позже. А пока – где гость дома и наложница главного старейшины Макино?

– Не знаю, – ответил Тамура со сдержанным спокойствием. – Где-то здесь, в поместье.

Соблюдая достоинство, он повернулся к другим гостям.

– Найди гостя дома с наложницей и допроси их, – приказал Сано Хирате. Потом спросил вдову: – Где мы можем побеседовать с глазу на глаз?

Она скромно потупилась:

– Я провожу вас, если позволите.

Хирата направился к двери. Ибэ и Отани упрямо преградили ему путь.

– Ваше «разделяй и властвуй» зашло слишком далеко, – заявил Отани.

– Вы пытаетесь избежать наблюдения, проводя слишком много допросов одновременно, – возмутился Ибэ.

Подозрения объединили врагов против Сано.

–  Вы должны вести по одному допросу за раз, – поддержал Отани. – Чтобы мы могли на них присутствовать.

Ибэ кивнул. Хирата взглянул на Сано, который понял, что, сделай он, как говорят сторожевые псы, те продолжат диктовать ему каждый шаг. Хватит уже того, что канцлер Янагисава и властитель Мацудайра пытаются контролировать расследование, Сано не собирался бить поклоны их лакеям.

–  Мы будем проводить допросы одновременно! – отрубил Сано. – Это окончательное решение!

Отани и Ибэ зыркнули со злобой. Ибэ пригрозил:

– Я доложу досточтимому канцлеру, что вы сопротивляетесь его надзору.

– Давайте! – подбодрил Сано. – Я скажу ему – и властителю Мацудайре, – что вы не даете мне продвигаться дальше.

Нерешительность и страх перед господином мелькнули в глазах у обоих наблюдателей.

– Я пойду с вами, – сообщил Отани Сано.

–    Я буду сопровождать Хирату-сана, – уведомил Ибэ.

– К вечеру мне нужен полный отчет обо всем, что вы обнаружите без меня, – сказал Отани.

–  Мне тоже, – присоединился Ибэ. – И смотрите ни о чем не позабудьте.

Хирата с Ибэ вышли вместе. Идя с Отани вслед за вдовой по коридору, Сано радовался, что закрепил власть над своими сторожами, но голова у него гудела. Вдова провела их с Отани в свободную приемную поменьше. Жестом пригласила сесть в почетном месте перед альковом, где помещались свиток со стихами и голые ветви в черной вазе. Сама опустилась на колени и застыла в кротком ожидании.

Сано и Отани уселись.

Примите мои извинения за то, что оторвали вас от похоронной церемонии и навязали свое общество, госпожа Агэмаки, – начал Сано. Он припомнил, что такое же имя носила принцесса в «Сказке Гэндзи», знаменитом романе императорского двора, написанном около шести веков назад. Вдова Макино держалась величественно и благородно, оправдывая свое имя. – Но обстоятельства не оставили мне иного выбора. С прискорбием вынужден сообщить, что вашего мужа убили. – Сано рассказал о письме Макино. – Сёгун приказал мне почтить желание вашего мужа, предать убийцу правосудию и отомстить за смерть главного старейшины. Теперь мне нужна ваша помощь.

Агэмаки кивнула, глядя на Сано из-под опущенных ресниц.

–Ради моего возлюбленного мужа… я с радостью помогу вам.

–Тогда я должен задать вам несколько вопросов, – продолжил Сано.

–Хорошо.

–Я так понимаю, вы живете в личных покоях Макино-сана. Правильно?

–    Да, – прошептала Агэмаки. Ее речь отдавала чопорной официальностью.

– Вы были там в ночь смерти вашего мужа?

–Да… была.

–Когда вы в последний раз видели мужа живым? – спросил Сано.

Агэмаки замешкалась. У Сано возникло чувство, основанное исключительно на интуиции, что она решает, сказать ли правду и насколько быть откровенной.

–Кажется, вскоре после того, как храмовые колокола пробили час собаки, – ответила она. – В это время он обычно ложился спать.

– Расскажите подробнее, – велел Сано.

– Мы пожелали друг другу спокойной ночи, – сказала Агэмаки. – Я удалилась в свою комнату.

– Вы спали не с ним?

В глазах женщины что-то промелькнуло.

– Нет.

Если вдова не лгала, значит, той ночью Макино занимался любовью не с ней, подумал Сано. По ткани и покрою оторванный рукав кимоно не соответствовал возрасту и семейному положению Агэмаки. У Сано не было причин сомневаться в ее словах, кроме необоснованного предчувствия.

–  Вы говорили с мужем перед уходом? – спросил Сано Агэмаки.

– Нет… не говорила.

– Что вы делали потом?

–Легла спать.

– Вы слышали какие-нибудь звуки из спальни мужа?

Агэмаки медленно вдохнула, выдохнула и только потом ответила:

–Я ничего не слышала.

–    Не могли бы вы показать свою комнату? – попросил Сано.

– Конечно.

Она повела Сано из особняка через сад к зданию, где располагались личные покои Макино. Отани следовал за ними тенью, хмурясь в попытке разгадать намерения Сано. В покоях они прошли по коридору мимо комнаты Макино и свернули за угол. Как Сано заметил еще вчера, здание было квадратным, с внутренним двором в центре. Агэмаки открыла дверь в комнату, прилегающую к спальне Макино. Войдя, Сано увидел настоящее обиталище аристократки – туалетный столик с зеркалом и флакончиками с косметикой, дорогое парчовое кимоно на стойке, ширма, украшенная позолоченными птицами, лакированные сундуки и шелковые подушки на полу. Взгляд Сано остановился на обтянутой бумагой решетке, которая отделяла комнату от спальни Макино.

– Вы уверены, что ничего не слышали той ночью? – спросил Сано Агэмаки.

Она стояла у двери, спрятав руки в рукавах.

–Совершенно уверена.

Сано удивился, как она могла не слышать, что за тонкой перегородкой Макино занимается любовью или стонет под ударами. Агэмаки пробормотала:

–Я приняла снотворное. Я спала очень крепко.

Разумное объяснение, подумал Сано, но тем не менее представил, как она сдвигает в сторону перегородку и проскальзывает в комнату Макино во мраке ночи.

Ее лицо внезапно исказилось, глаза заволокло слезами. Вдова промокнула их рукавом.

– Хотела бы я услышать хоть что-то, – всхлипнула Агэмаки. – Тогда я, может быть, спасла бы мужа.

В Сано помимо воли проснулась жалость.

– Вы можете предположить, кто его убил?

Она покачала головой:

– Если бы я только знала.

– Могу я осмотреть комнату? – спросил Сано.

Агэмаки взмахнула рукой, разрешая. Он открывал ящики

и сундуки, скользя взглядом по аккуратно сложенным одеждам и обуви, разобранной по парам. Отани не отставал, заглядывая ему через плечо. Пока Сано искал орудие убийства и кровь на одежде, Агэмаки тихо и безразлично наблюдала. Он ничего не нашел. Возможно, она и вправду невинная скорбящая вдова, какой кажется.

–    Сколько времени вы замужем за главным старейшиной Макино? – поинтересовался Сано.

– Шесть лет, – печально молвила Агэмаки.

Сано знал, что она не первая жена Макино, сыновьям которого было лет по сорок. Слишком молода, чтобы быть их матерью, по крайней мере на три десятка младше Макино.

– У вас с мужем были какие-то разногласия? – спросил Сано.

– Серьезных – нет.

–    Вы ссорились в последнее время? – подтолкнул Сано.

–  Мы вообще никогда не ссорились, – гордо ответила Агэмаки. Ее глаза снова налились слезами. – Мы преданно любили друг друга.

Но спали в разных кроватях. И у Макино была молодая красивая наложница, как у многих богатых мужей. В таких ситуациях часто возникают семейные проблемы. Сано гадал, знала ли Агэмаки, что он ищет мотив. Если так, она будет отрицать любой повод для убийства мужа и защищаться, притворяясь, что содействует Сано в расследовании.

– Из какой вы семьи? – полюбопытствовал Сано.

–Сэнгэ. Они вассалы властителя Тори.

Сано помнил этот большой уважаемый клан и властителя Тори, даймё провинции Иваки на севере Японии.

–    У вас есть дети от главного старейшины Макино?

Агэмаки вздохнула:

–    К сожалению, нет.

–  Что вы будете делать теперь, когда ваш муж умер? – Сано сомневался, что клан Макино, печально известный своей корыстью и недоступностью, станет содержать вдову от короткого неполитического брака. – Вернетесь к своей семье?

–  Нет. Мои родители умерли, и у меня нет близких родственников. Я останусь здесь до конца официального траура. Потом буду жить на вилле, которой владел муж, в горах за пределами Эдо. Он оставил ее мне вместе с содержанием.

У Сано взыграли инстинкты сыщика.

–    Большое содержание?

–    Пятьсот коку в год.

Агэмаки произнесла это так, словно речь шла о пустяке. Возможно, она не сознавала, что говорит о сумме, на которую можно купить годовой запас риса для пятисот человек, о состоянии, достаточном, чтобы жить припеваючи до конца своих дней. Но Сано видел виллу Макино – роскошный особняк с прекрасными лесами и видом, от которого захватывает дух. Даже аристократка, не разбирающаяся в деньгах, поняла бы ценность такого наследства.

– Когда вы узнали, что муж оставил вам собственность и содержание? – спросил Сано.

–  Он показал мне документ на следующий день после свадьбы.

Значит, она знала задолго до смерти Макино. Наследство не было внезапным подарком судьбы. Агэмаки могла давным– давно решить, что жизни с немощным мужем предпочитает свободу и наследство. Возможно, она добилась своего, убив Макино позапрошлой ночью. Но доказательств не было, и у Сано еще оставались другие подозреваемые.

–    У меня пока все, – сказал он Агэмаки.

Когда они с Отани шли по дорожке от личных покоев к главному зданию, Отани проговорил:

– По-моему, эта женщина не способна на убийство. Она искренне горюет о смерти Макино. Будь вдова виновна, она бы не рассказала о наследстве. Даже невежественная женщина поняла бы, что это прямая улика против нее.

– Верно, – согласился Сано, хоть и полагал, что умный человек не стал бы скрывать сведения, которые он в любом случае рано или поздно узнал бы. Готовность Агэмаки отвечать на вопросы могла быть уловкой.

– Что дальше? – спросил Отани.

– Пора побеседовать с первым вассалом Макино, – решил Сано.

–    Лучше бы с Тамурой вам повезло больше, чем со вдовой.

Отани намекал на гнев властителя Мацудайры, который

обрушится на Сано, не докажи тот вину кого-то другого, и чем быстрее, тем лучше.

–Вы так обходительно ее допрашивали, что даже будь она виновна, мы бы не получили от нее признания. Вы только зря потеряли время.

Сано так не думал. Он заметил то, чего, похоже, не понял Отани. Агэмаки, казалось, совершенно не волновало, как погиб ее муж. Может, она слишком скромна или сдержанна, чтобы спросить. Может, уже знает благодаря слухам, которые просочились из дворца. Или Агэмаки не было нужды спрашивать, потому что она из первых рук знала, как умирал главный старейшина Макино?

7

Изрядно побродив по особняку Макино, Хирата разыскал наложницу и гостя дома в комнате, которую оборудовали под театр кабуки. Узкий помост вдоль одной стены вел к сцене – возвышению с колоннами по бокам, подпирающими сводчатую крышу. Полосатый занавес обрамлял задник с нарисованными голубыми волнами – океаном. Когда Хирата и Ибэ, представитель канцлера Янагисавы, вошли, красивый гость дома и хорошенькая девушка стояли под сценой у противоположных стен. Хирате показалось, что они отпрянули друг от друга, заслышав их с Ибэ приближение. Молодых людей окутывала атмосфера тайны.

– Кохэйдзи-сан? – спросил Хирата.

Молодой человек поклонился. Сегодня на нем были одежды строгого синего цвета, подобающие для похоронной церемонии.

–Это я, – сказал он с нервной улыбкой, сверкнув крепкими белыми зубами.

Хирата обернулся к девушке:

– Окицу?

Она молча поклонилась, не поднимая глаз и теребя фиолетово-серый пояс, перехватывавший кимоно более светлого оттенка.

Хирата представился, потом сказал:

–Я помогаю сёсакану-сама в расследовании смерти главного старейшины Макино. Вынужден просить вас обоих о содействии.

– Мы к вашим услугам. – Кохэйдзи широко развел руками, показывая, что готов лезть из кожи вон, только бы помочь Хирате. – Верно? – спросил он Окицу.

У наложницы подкосились колени, словно она предпочитала провалиться сквозь землю. Прелестные глаза округлились от страха.

– Эй, я слышал, главного старейшину Макино убили, – обратился Кохэйдзи к Хирате. – Это правда?

–    Да, – подтвердил Хирата, гадая, могли гость дома знать об этом из первых рук. Впрочем, нервозность Кохэйдзи еще не означала, что он замешан в убийстве. Любой, виновен он или нет, занервничает, когда его допрашивают в связи с преступлением, наказуемым смертью.

– О! – Кохэйдзи замешкался, переваривая новости. – Могу я спросить, как умер главный старейшина Макино?

Хирата подумал, что Кохэйдзи слишком уж не терпится узнать, насколько осведомлен помощник сёсакана-сама.

– Насильственной смертью, – намеренно туманно ответил Хирата.

Кохэйдзи, видимо, собирался требовать более подробного объяснения, однако передумал.

– У вас есть предположения, кто убил главного старейшину Макино?

– Вопросы задаю я, – приструнил его Хирата. – Прежде всего – кто вы?

– Я ведущий актер театра кабуки, Накамура-дза, – проговорил Кохэйдзи. Потом встал в позу, вздернув подбородок и повернув голову так, чтобы предстать в более выигрышном свете. – Разве вы меня не узнаете?

Окицу смотрела на него в восхищении. Ибэ со скучным видом прислонился к помосту. Хирата сказал:

– Извините, я не часто хожу на спектакли.

Кабуки пользовался популярностью среди всех сословий, но у Хираты оставалось мало времени на развлечения.

– Какие у вас были отношения с главным старейшиной Макино?

– Он был моим покровителем, – ответил Кохэйдзи.

Хирата знал, что богатые поклонники кабуки часто дают деньги и дарят подарки своим любимым актерам.

–  Что вы делали в поместье в ночь, когда умер главный старейшина Макино?

–Он нанял меня для частных представлений у него дома. Я живу здесь уже… гм… около года.

Что за милая, удобная ситуация, подумал Хирата. Макино проявлял щедрость к своему протеже, несмотря на репутацию скряги. Но почему главный старейшина, так озабоченный своей безопасностью, впустил Кохэйдзи в дом, ведь актеры славятся как бессовестные хулиганы?

– Что вы сделали, чтобы заслужить честь спать в покоях главного старейшины Макино? – поинтересовался Хирата.

Осторожность тенью накрыла дерзкое хладнокровие Кохэйдзи.

– Я был его другом.

Хирата недоверчиво смерил актера взглядом: обычно мужчинам вовсе не из дружеских соображений хочется по ночам иметь под рукой красивого парня.

–А также любовником? – добавил Хирата, вспомнив поврежденный задний проход Макино.

–  О нет! – воскликнул Кохэйдзи. Потом, когда Хирата вопросительно взглянул на него, пояснил: – Макино не занимался любовью с мужчинами. Я тоже. Между нами никогда не было близости.

Хирата насчитал больше отрицаний, чем положено, и тут Окицу пискнула. Девушка зажала рот ладонями. Глаза ее испуганно вытаращились. Значило ли это, что она уличила актера во лжи?

Кохэйдзи, должно быть, прочитал мысли Хираты, потому что заговорил с оборонительной поспешностью:

Эй, может, я с виду и не тот человек, с которым стал бы дружить главный старейшина Макино, только иногда он уставал от тех, с кем общался. Он любил выпить со мной и поговорить о театре, а не о государственных делах. – Кохэйдзи переместился в сторону, загораживая Окицу от Хираты. – Для него это была приятная смена темы.

Хирату он не убедил. Может быть, той ночью задний проход Макино повредил Кохэйдзи? А потом они поссорились и актер лишил главного старейшину жизни? Какая жалость, если убийцей окажется Кохэйдзи! Хирата считал актера недостойным противником.

Но причастность Кохэйдзи надо тщательно проверить, как того ожидает Сано. Хирата должен подчиняться малейшему желанию своего господина, не то еще больше погрязнет в бесчестье.

–    Когда вы в последний раз видели главного старейшину Макино в живых? – спросил он Кохэйдзи.

–Накануне вечером, перед тем как его нашли мертвым, – ответил Кохэйдзи слишком охотно. – За ужином я играл перед ним и несколькими его вассалами.

–Вы не сталкивались с ним после представления? – намекнул Хирата.

–Нет. – Кохэйдзи развел руками. – Не имею ни малейшего понятия, что случилось с ним потом.

– Вы не говорили с главным старейшиной Макино и не заходили в его комнату той ночью? – нажал Хирата.

– Нет, – стоял на своем Кохэйдзи. – Если вы думаете, что я его убил, вы ошибаетесь. Со всем к вам уважением, – добавил актер, почтительно кланяясь Хирате и снова ослепительно улыбаясь. – У меня не было причины убивать собственного покровителя.

Ибэ, до сих пор молча слушавший, подал голос:

– Разумный довод.

Он медленно подошел к Кохэйдзи. Дернул носом, словно принюхиваясь к актеру.

–Теперь, когда главный старейшина мертв, вы больше не получите от него денег и подарков, верно?

– Печально, но это так, – вздохнул Кохэйдзи.

–И вам придется съехать из эдоского замка, – присовокупил Ибэ.

–Да, – повесил голову Кохэйдзи.

Хирата возмутился:

– Простите, Ибэ-сан, но допрос веду я!

Ибэ, не обращая на него внимания, продолжал беседу с Кохэйдзи:

– Я видел вас в театре. Вы играете неплохо, но не лучше других.

Кохэйдзи отпрянул от Ибэ, уязвленный его пренебрежением.

– Без покровительства Макино вы никогда бы не получили ведущие роли.

– Вам полагается только наблюдать! – разозлился Хирата, хоть его мысли текли в том же направлении. – Не вмешивайтесь!

– В самом деле, Макино гораздо лучше служил вашим интересам живой, чем мертвый, так? —спросил Ибэ актера. Когда тот кивнул, Ибэ повернулся к Хирате: – Итак, этот мужчина не убивал Макино.

– Он прав. – Судя по угрюмому выражению лица, Кохэйдзи не простил Ибэ. Тем не менее актер придвинулся ближе к обидчику, радуясь любому союзнику в подобных обстоятельствах. – Я невиновен.

– Решать буду я! – отрезал Хирата. Ибэ не только совал нос не в свое дело, но и подрывал авторитет Хираты. – Прекратите мне мешать, или я…

– Выкинете меня вон? – хмыкнул Ибэ. – Не получится, потому что я здесь по приказу канцлера Янагисавы.

Хирата заскрежетал зубами.

– Кроме того, я всего лишь пытаюсь сберечь вам время, чтобы вы не тратили его на невинных людей, – заявил Ибэ.

–  Прислушайтесь, – с готовностью поддержал Кохэйдзи. – Он оказывает вам любезность.

Хирата окинул Ибэ презрительным взглядом, зная, что у того есть другие, менее альтруистические причины отводить подозрения от актера. Хирата спросил Кохэйдзи:

– Что вы делали после представления тем вечером?

– Пошел переодеваться и смывать грим.

– Где? Проводите меня туда.

Ибэ закатил глаза, показывая, что, по его мнению, Хирата снова теряет время зря. Актер повел Хирату прочь из театра. Наложница осталась на месте.

–Ты тоже идешь с нами, – велел ей Хирата.

Она неохотно потащилась следом. В личных покоях Кохэйдзи показал Хирате свою комнату в другом конце здания от спальни Макино. Актер обставил ее как театральную гримерку. На столике под фонарем лежали кисти и флаконы с краской для лица. На деревянных стойках висели кимоно вперемешку с плащами, накидками, штанами и доспехами. На полках стояли деревянные болванки со шлемами.

–Я специализируюсь на самурайских ролях, – сказал Кохэйдзи.

Это объясняло его прическу, позволительную лишь для сословия воинов, – пучок и выбритая макушка. Пока Ибэ осматривал доспехи, а Окицу стояла у двери, Хирата заглянул в сундук. Там лежали мечи, ножи и палки.

– Мой реквизит, – пояснил Кохэйдзи.

Хирата вынул меч. Лезвие было из дерева, как и остальное оружие, чтобы не поранить кого-то во время ненастоящих сражений на сцене.

– На них нет крови, – сообщил Кохэйдзи.

– Откуда вы знаете, что я ищу? – спросил Хирата.

Актер пожал плечами и улыбнулся:

–Догадался.

Хирата чувствовал, что Кохэйдзи получает удовольствие, меряясь с ним умом. Ему все сильнее казалось, что актер знает об убийстве больше, чем намерен признать. Но хотя палка из сундука могла послужить орудием убийства главного старейшины Макино, Кохэйдзи слишком умен, чтобы оставлять изобличающую улику в своей комнате. Хирата открыл шкаф. Оглядел ящики, забитые одеждой, обувью и париками, пачки листов с портретом Кохэйдзи и афиши его представлений.

– Прошу вас, позвольте мне, – сказал Кохэйдзи.

Он аккуратно вынул и разложил перед Хиратой одежду. Хирата полагал, что, если Кохэйдзи и вымарался в крови, избивая Макино, от улик он давно избавился, но посмотреть

надо все равно. Он предполагал, что умный актер скоро сочинит алиби в попытке отвертеться от обвинения.

– Вы ничего не найдете, потому что я не убивал главного старейшину Макино, – сказал Кохэйдзи. – В сущности, я и не мог. Я был здесь, в своей комнате, всю ночь. И у меня есть свидетель.

Вот оно, подумал Хирата.

– И кто же это?

Он уже и сам смекнул.

– Окицу, – подтвердил его догадку актер. – Она может за меня поручиться.

Хирата обернулся к наложнице, которая жалась у выхода.

– Это правда?

Девушка кивнула, сглотнув. Хирата поманил ее, и она осторожно подошла, как напроказивший ребенок.

–    Ты была здесь, в этой комнате, с Кохэйдзи-саном в ночь, когда умер главный старейшина Макино? – уточнил Хирата.

–Да, – ответил Кохэйдзи.

– Пусть говорит сама, – велел Хирата.

Окицу задрожала под его взглядом и прошептала едва слышно:

– Я была здесь.

– Всю ночь? – надавил Хирата. Если Кохэйдзи нуждался в алиби, не следовало ему ставить на такого сомнительного свидетеля. Хотя, возможно, у него не было другого выбора.

–Окицу пришла, когда главный старейшина Макино и его люди еще выпивали после ужина, – объяснил Кохэйдзи. – Она оставалась тут до утра, пока Тамура-сан не обнаружил главного старейшину мертвым и не поднял шум.

Хирата жестом приказал актеру замолчать.

– Расследование убийства – очень серьезное дело, – строго заявил он Окицу. – За ложь сажают в тюрьму. Понимаешь?

Окицу, всхлипнув, кивнула. Ее лицо так исказилось от страха, что Хирате стало жаль девчонку.

– А теперь скажи мне, – продолжил он. – Где ты была той ночью?

Окицу бросила на Кохэйдзи полный тревоги взгляд.

– Я была здесь! – выпалила она. – Как он сказал!

Кажется, верность актеру пересилила страх наказания за

ложь.

– Что ты делала? – спросил Хирата.

Девушка снова посмотрела на Кохэйдзи, и паника мелькнула в ее глазах.

–  Не обращай на него внимания. – Хирата зыркнул на актера, чтобы тот молчал. – Просто ответь.

– Я… я не помню, – промямлила Окицу, избегая смотреть на Хирату.

– Это было не так давно, – заметил Хирата. Кохэйдзи, вероятно, не снабдил ее историей о том, чем они занимались ночью. – Ты не могла забыть.

Или она забыла, что ей сказал актер.

–Я не помню, – повторила Окицу робко.

Хирата встал перед Окицу, чтобы ей не было видно Кохэйдзи.

–Ладно, ты выходила из комнаты?

– Кажется, нет…

–То есть могла и выходить?

– Нет! Я не выходила!

Глаза Окицу снова заволокла паника.

–А Кохэйдзи-сан куда-нибудь выходил?

Она замотала головой так сильно, что задрожали ее пухлые щеки.

–    Он заставлял тебя врать ради него? – спросил Хирата.

–  Нет! – взвыла Окицу. – Я хотела… – Она поторопилась исправиться: – То есть я не вру!

– Эй, прекратите! – взорвался Кохэйдзи. – Вы ее запугали. Она сама не понимает, что говорит.

Актер быстро встал рядом с Окицу и обнял ее. Девушка прижалась к нему.

– Не важно, что мы делали, – сказал Кохэйдзи Хирате. – Важно, что мы были вместе, и она может поклясться, что я не убивал главного старейшину Макино.

Я верю им, – обернулся Ибэ к Хирате. – И покончим с этим.

– Вы – может быть, а я нет, – парировал Хирата. Он поставил бы свое годовое жалованье на то, что Ибэ не больше самого Хираты купился на россказни парочки. – А расследование ведете не вы.