Текст книги "Надушенный рукав"

Автор книги: Лора Джо Роулэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

31

Поиски любовницы Даемона привели Рэйко в храм Дзодзё.

Распрощавшись с двоюродной сестрой, она отправилась в поместье Мацудайры. Эри сказала, что одна из фрейлин задолжала ей услугу и проведет Рэйко внутрь к наложнице. Но когда Рэйко туда добралась, фрейлина сообщила, что Гозэти уехала в храм. Рэйко объяснила, что у нее срочное дело, и фрейлина отправила с ней слугу, чтобы тот помог ей отыскать наложницу.

Рэйко ехала в паланкине по району Дзодзё, оплоту буддийской секты Чистой Земли. Дзодзё был фамильным храмом Токугавы, где молились члены клана и покоились в роскошных мавзолеях их предки. Обширный район захватывал холмы и сосновый лес, более сотни зданий самого Дзодзё и множество мелких, побочных храмов. Здесь жило около десяти тысяч священников, монахов, монахинь и послушников. Когда Рэйко со свитой проезжала мимо людного рынка на подходе к храму, настроение омрачили нехорошие воспоминания.

Во время бедствия в соседнем храме Черного Лотоса прошлой осенью она лицом к лицу столкнулась со злом и едва избежала смерти. Тогда семьсот человек распрощались с жизнью. Сегодня, пока фракции вели войну за границей Эдо, новая тень нависла над храмом Дзодзё. На территории храма столпились паломники, ищущие благословения, дабы защитить себя от напасти. Они собирались в кучки перед пагодами и склепами. Великолепный главный зал осаждали людские реки, которые текли вокруг и сквозь него. Выбираясь из паланкина у громадного бронзового колокола, Рэйко гадала, как среди такого количества народа ей удастся найти нужную женщину.

– Я хочу видеть Кохэйдзи, – сказал Сано сыщикам, которые встретили его у дверей особняка главного старейшины Макино, когда они с Хиратой, сторожевыми псами и их солдатами прибыли в поместье.

– Кохэйдзи ушел в театр, – ответил сыщик.

– Тогда возьмем его там, – сказал Ибэ и собрался уходить.

– Не так быстро, – остановил его Сано.

Ибэ удивленно посмотрел на него:

– По-моему, вам не терпелось поговорить с Кохэйдзи. Зачем медлить?

– Кохэйдзи явно будет все отрицать. Пока я здесь, надо вооружиться чем-нибудь еще, кроме записки и слов владельца чайной.

Сано обратился к сыщику:

– Где Агэмаки?

– В фамильной часовне.

Часовня располагалась в крыле особняка с видом на пруд, обрамленный тростником. Внутри в нише на возвышении стояла статуя Будды. В каждом из узких альковов – буцудан, поминальная святыня в виде маленькой шкатулки, и подношения предкам клана Макино – еда и цветы. Агэмаки сидела на коленях перед столиком с портретом главного старейшины, погребальной дощечкой с его именем, благовониями в медной курильнице и зажженной свечой, которая будет гореть в течение семи дней после смерти Макино. На вдове были простые серые одеяния, белый платок покрывал волосы. Склонив голову, она с безмятежным лицом бормотала молитвы, которые должны облегчить путь ее мужа в мир духов. Когда Сано с остальными вошел в часовню, Агэмаки вздрогнула и сбилась. Потом встала, в ее взгляде блеснула осторожность.

– Прошу простить нас за то, что прерываем ваш поминальный обряд, – начал Сано. – Но у нас важные новости. Мы обнаружили, что главного старейшину Макино убил Кохэйдзи.

Изящные черты лица Агэмаки застыли от потрясения. Рука дернулась ко рту.

– Похоже, племянник властителя Мацудайры, Даемон, нанял Кохэйдзи убить вашего мужа. – Сано показал Агэмаки записку, объяснил, что она, по его мнению, значит, и упомянул свидетеля, который видел, как Даемон платил актеру. Агэмаки стояла напряженная и безмолвная. Хирата, сыщики, Ибэ, Отани и солдаты наблюдали за ней в тишине. Снаружи донесся скрип шагов, кто-то шел по коридору. – Вы хотите что-нибудь сказать? – подтолкнул Сано.

– Благодарю за то, что нашли убийцу моего мужа.

Ровный голос скрывал ее мысли. Но Сано чувствовал, что

Агэмаки размышляет, можно ли ей успокоиться, раз доказана вина другого, или еще остались причины для страха.

– Теперь его дух может почить в мире.

– Не совсем, – возразил Сано. – Вначале надо свершить правосудие над людьми, ответственными за его смерть.

Агэмаки промолчала, и Сано добавил:

– Я надеялся, что вы мне поможете.

Она взглянула на него искоса, не отнимая руку ото рта. Сано видел, как она гадает, чего от нее ждут.

– Свидетель слышал ваш разговор с Кохэйдзи. Вы обещали друг другу не рассказывать о чем-то, связанном со смертью мужа. – Сано уловил, как Агэмаки с легким всхлипом затаила дыхание. – То есть вы имели отношение к убийству, за которое Даемон платил Кохэйдзи. Если он виновен, значит, виновны и вы – как его сообщница.

Сано заметил, как нахмурились сторожевые псы, пытаясь угадать, откуда и как он раздобыл свидетеля, которого пропустили они. Агэмаки уронила руку, раскрыла рот и в полнейшем смятении уставилась на Сано:

– Служанка, сбежавшая ночью… она шпионила за мной. Она работала на вас. – В голосе Агэмаки зазвучала паника. – Но я никогда не замышляла убить мужа, я не сообщница. Я не имею никакого отношения к его смерти. Мы с Кохэйдзи говорили вовсе не об этом.

– А о чем же?

Агэмаки сжала губы.

– Теперь от вашего пакта с Кохэйдзи нет никакого толка, – заявил Сано, настраивая вдову против актера в надежде, что та подтвердит вину Кохэйдзи. – Нет смысла его защищать. Думаете, он будет защищать вас, если я скажу ему, что знаю, кто убийца? – В голосе Сано звучало жалостливое презрение. – Конечно, нет. Он расскажет все, что угодно, только бы спастись. Возложит всю вину за убийство на вас. Вы пойдете на казнь, а он в это время будет тратить деньги Даемона.

Агэмаки содрогнулась, почуяв угрозу смерти.

– Зачем страдать ради Кохэйдзи? – продолжал Сано. – Скажите мне правду, и я постараюсь отнестись к вам не слишком строго.

Она глубоко, судорожно вздохнула, уступая. Страх и недоверие плескались в ее глазах, но Агэмаки кивнула. Сано объ-легченно перевел дух: наконец-то он сломал ее защиту, даже не прибегнув к насилию. Сердце забилось быстрее от мысли, что преступление почти раскрыто.

– В тот вечер я приняла снотворное, – заговорила Агэмаки. – Я всегда так делала, чтобы не мешали звуки.

Она помедлила, и Сано спросил:

– Какие звуки?

– Которые издавали Кохэйдзи и Окицу, играя в сексуальные игры с моим мужем. – Агэмаки скривилась от отвращения. – Обычно снотворное помогало уснуть, как бы громко они ни стонали. Но тогда я проснулась. И услышала их. Услышала, как хихикает эта шлюха, Окицу, как грязно и непристойно выражается Кохэйдзи, как стонет мой муж.

Актер и наложница лгали, что не видели Макино той ночью, подумал Сано. Пальцы Агэмаки скрючились. Горькое выражение ее лица подтверждало не только слова Рэйко, что вдова бешено ревновала мужа к наложнице, но и ненависть Агэмаки к Макино за его неверность и бесстыдные развлечения.

– Мне даже думать не хотелось, чем они там занимаются, но я должна была знать наверняка. Я не совладала с собой. – Голос Агэмаки дрожал. – Я встала и прокралась по коридору. Заглянула в спальню мужа через щелку. – Она со свистом выдохнула. – Увидела эту троицу. Муж и Кохэйдзи голые. На Окицу расшитое шелковое кимоно цвета слоновой кости, что купил ей мой муж. Она на четвереньках. Муж на коленях перед ней, дышит тяжело, как пес, она сосет его член, а Кохэйдзи входит в нее сзади.

В глазах Агэмаки сверкнул гнев.

– Меня так и подмывало ворваться в комнату, закричать на мужа, Кохэйдзи и их шлюху, чтобы они прекратили. Оторвать их друг от друга. Но я знала, что тогда муж будет в ярости. Поэтому я вернулась в комнату. Снова приняла снотворное и легла в постель. Я задремала, но проснулась до рассвета. В доме было тихо и мирно. А у меня на душе тревожно. Я лежала в кровати и думала о будущем. В последние месяцы муж со мной почти не разговаривал, только иногда бросал намеки, что устал меня содержать. «Это твое кимоно жутко дорогое!.. Неужели тебе и правда надо столько слуг?» – передразнила она. – Я знала, что он собирается развестись со мной. И еще знала, что он оставит меня без единого медяка. Мне пришлось бы вернуться в храм Асакуса Дзиндза. Я бы не унаследовала деньги, которые он мне обещал, когда мы поженились. Я бы лишилась всего. Я бы стала никем.

Она вновь вспыхнула от гнева. Сано почти видел, как пламя пожирает маску безмятежности и спокойствия.

– В ту ночь я решила, что не дам мужу запросто унижать меня и не позволю забрать назад свое обещание. Я решила, что если меня ждет крах, то главный старейшина его разделит. Я встала и зажгла лампу. Принесла со стола нож для разрезания бумаги. Захватив лампу, прокралась в спальню мужа. Я собиралась перерезать ему горло во сне. Но кровать оказалась пуста. Я заметила, как что-то блестит в углу. Это был рукав Окицу. Наверное, оторвался от ее кимоно. Мужа не было. Я пошла его искать. И нашла в кабинете.

Она испуганно уставилась в пол, заново переживая тот момент. Сано представил, как она стоит в кабинете Макино с зажженной лампой в одной руке и ножом в другой.

– Он лежал на полу, – рассказывала Агэмаки. – У него была кровь на голове, на лице, на одежде. Глаза и рот открыты. Он выглядел так, словно его удар хватил. – Ее взгляд заметался по запечатленной в памяти картине. – Рядом на полу лежала окровавленная палка. Повсюду валялись бумаги. Ледяной ветер дул в открытое окно. Я нагнулась к мужу и тронула его за лицо. Он был холодный. Не дышал. Я поняла, что он мертв.

Сано предположил, что Кохэйдзи обставил убийство Макино как нападение взломщика, пытаясь скрыть свою вину. Но каким образом главный старейшина оказался в постели, где лежал так, словно умер во сне от старости? Отложив вопросы, Сано позволил Агэмаки продолжить.

– Вначале я обрадовалась, – призналась Агэмаки. – Кто-то проник в дом, убил моего мужа и избавил меня от лишних хлопот. Главный старейшина не разведется со мной. Я получу наследство. – Ее глаза на миг заблестели от счастья, но тут же помрачнели. – Но я все еще злилась на него. Он слишком мало мучился. А я упустила шанс отомстить. Тогда-то я и решила унизить его, как смогу. Я убрала перегородку, которая отделяет спальню мужа от кабинета. Перетащила его в спальню.

Это хотя бы объясняет, как он там очутился, подумал Сано.

– Сняла с мужа одежду и перекатила его на живот. Потом принесла нефритовый фаллос из его коллекции. Вогнала фаллос ему в задницу. Я хотела, чтобы все решили, будто он умер во время своих грязных игр. Хотела, чтобы все, кто к нему подлизывался, увидели, какой он отвратительный мерзавец. И еще хотела, чтобы в его смерти обвинили Окицу. Так бы я ей отомстила за то, что она украла у меня мужа. Я принесла ее оторванный рукав. Он пах ее выделениями и благовониями. Я бросила его рядом с телом мужа.

Агэмаки мимолетно улыбнулась своей сообразительности.

– Но я боялась, что кто-нибудь догадается про взломщика. Поэтому пошла обратно в кабинет и закрыла окно, только запереть его не удалось. Защелка была сломана. – И она не заметила помятые кусты снаружи, добавил про себя Сано. – Тут мне показалось, что кто-то идет. Я не хотела, чтобы меня поймали, поэтому затушила лампу. Палку я унесла в свою комнату и, подождав, пока в доме все утихнет, выскользнула на улицу и выбросила ее в воду.

Агэмаки махнула в сторону пруда у часовни.

– Я вернулась в кровать и сразу же заснула. Потом в мою комнату вошел Тамура. Он сказал, что ночью умер мой муж. Я притворилась удивленной. Но когда Тамура привел меня к главному старейшине, я и в самом деле удивилась.

Агэмаки изумленно хохотнула.

– Он лежал на кровати, одетый в чистую ночную рубашку, – сама безмятежность. Я не могла понять, что произошло.

Хирата объяснил:

– Тамура о нем позаботился.

Сано кивнул. Тамура поддался на обман, поверил, что Макино умер во время сексуальной игры, и решил сохранить достоинство господина. Наверное, он вынул фаллос, одел Макино и уложил его в кровать, попутно сломав главному старейшине кости. Он не заметил рукав и следы, оставленные взломщиком в кабинете, и не сумел скрыть раны Макино. Однако если бы не письмо, преступника так бы и не вычислили. Как и изменения, которые претерпело место убийства.

– Потом в комнату зашел Кохэйдзи, – проговорила Агэмаки. – Он сказал: «Когда умирает такой важный человек, как Макино, люди могут заподозрить убийство. Начнутся вопросы. Нам с тобой лучше подготовить ответы заранее». «О чем ты?» – удивилась я. А он объяснил… – Агэмаки замолчала, явно боясь последствий своих следующих слов.

– Лучше вам рассказать все полностью, пока не подоспел Кохэйдзи со своей версией, – предупредил Сано.

Агэмаки глубоко вздохнула, набираясь смелости.

– Кохэйдзи напомнил мне об одном ужине, проходившем в этом доме месяц назад. Я дала ему вино для мужа. Он сказал, что видел, как я подсыпала в чашку какой-то порошок, и догадался, что вино отравлено. Он знал, чего я добивалась. Он бы подал вино моему мужу, тот отравился бы, а виноват Кохэйдзи. Но тогда мой муж не умер – я всегда удивлялась почему. Кохэйдзи передал вино слуге и приказал его вылить. А слуга выпил и на следующий день сильно заболел. Еле выжил.

Вот ее страшная тайна, понял Сано. Она пыталась извести мужа задолго до убийства.

– Кохэйдзи заявил: «Если я расскажу о том случае, у тебя будут большие неприятности. Все подумают, что на сей раз тебе удалось отправить мужа на тот свет», – продолжила Агэмаки. – Я его спросила: «Чего ты хочешь?» А он ответил: «Ты знаешь, что мы с Окицу развлекали Макино прошлой ночью. Ты, наверное, слышала. Меня могут обвинить в его смерти просто потому, что я был рядом. Обещай, что никому не скажешь. В обмен я никому не скажу, что ты пыталась отравить Макино».

– И вы согласились, – вспомнил Сано слова Рэйко.

– А что мне оставалось делать, как не защищать Кохэйдзи, чтобы он не выдал меня? – жалобно протянула Агэмаки в свое оправдание. – Вот почему я солгала вам. Не потому что я причинила вред мужу. Я лишь осквернила его тело… но он был уже мертв, когда я его нашла.

В старании убедить она подалась к Сано. Ее черты заострились, выдавая коварную натуру, которая вознесла Агэмаки от скромного положения проститутки при храме до жены высокопоставленного чиновника бакуфу.

– Моего мужа убил Кохэйдзи. Вы сами это признали. Он убийца, не я. Вот почему он так старался заставить меня молчать. Если у него и была сообщница, то эта маленькая шлюшка Окицу. Она была с ним и Макино в ту ночь. – Глаза Агэмаки злорадно сияли – ей все-таки удалось навредить сопернице. – Наверное, она помогла Кохэйдзи убить моего мужа. Ее надо наказать вместе с актером.

– Вначале арестуйте Кохэйдзи, – велел Ибэ Сано. – Девчонка подождет своей очереди.

Расследование напоминало Сано луковицу – снимая один слой, он лишь обнаруживал новый, скрывающий разгадку в сердцевине. Рассказом Агэмаки и уликами против Даемона с актером история не ограничится.

– Мне надо кое-что узнать у наложницы, – возразил Сано и обратился к сыщикам: – Приведите Окицу.

32

Рэйко отыскала Гозэти в маленьком уединенном святилище при главном зале храма Дзодзё.

Наложница властителя Мацудайры сидела на коленях перед алтарем – огороженным местом под крышей, которую подпирали резные позолоченные колонны. Ее бронзовый шелковый плащ и длинные, переливающиеся черные волосы сияли в отблесках свечей, горевших перед золотой статуей Будды. Гозэти была маленькая и тонкая. Сидя со склоненной головой спиной к двери, она, казалось, замкнулась в собственных мыслях, не слыша пение других верующих в главном святилище или удары в гонг снаружи. Рэйко тихо приблизилась сквозь смутные тени, наполненные запахом благовоний и горелого воска.

– Гозэти-сан? – проговорила Рэйко.

Женщина обернулась. Рэйко увидела, что она очень молода и ослепительно красива. Бог наградил ее лицо, широкое в бровях и сужающееся к подбородку, мягкой, как лепесток, кожей и изящными чертами. Рэйко поняла, чем она привлекла властителя Мацудайру и его племянника. Ее глаза, широко распахнутые и невинные, как у ребенка, были наполнены горем и замешательством от того, что к ней обратилась незнакомка.

Рэйко представилась и добавила:

– Я жена сёсакана-сама сёгуна. – Она села на колени рядом с Гозэти. – Простите, что беспокою вас, но нам срочно надо кое-что обсудить.

Вытерев слезы рукавом, девушка пробормотала:

– Может, в другой раз… если вы позволите. – Ее голос был хриплым от рыданий. – Прошу вас, не обижайтесь, но я сейчас очень расстроена.

– Я понимаю, – пожалела ее Рэйко. – Вы скорбите по Даемону.

Ей претило беспокоить Гозэти, когда та только что пережила невосполнимую потерю.

Тревога, вспыхнувшая в глазах наложницы, лучше слов подтвердила, что у нее был роман с Даемоном и девушка до сих пор боялась гнева властителя Мацудайры.

– Нет… то есть да, мне жаль, что он умер. Он племянник моего господина.

– Он значил для вас гораздо больше, верно? – мягко проговорила Рэйко. – Вы были любовниками.

Гозэти затрясла головой, возражая, но ее лицо сморщилось. Она расплакалась, закрыв лицо руками, сотрясаясь от горя.

– Я любила его больше всего на свете, – выдохнула она между всхлипами. Рэйко заметила, насколько легче стало девушке теперь, когда она могла выговориться тому, кто посвящен в ее тайну. – Я поверить не могу, что его больше нет!

Рэйко обняла рыдающую Гозэти. Они долго сидели так, пока наложница не успокоилась. Потом девушка призналась мягким, безжизненным голосом:

– Я знала, что мне нельзя любить Даемона. Я должна хранить верность властителю Мацудайре. Я стольким ему обязана! Родители не могли меня содержать. Они продали меня торговцу, который поставлял женщин в квартал увеселений. Если бы властитель Мацудайра меня не купил, я бы стала проституткой. Он добрый и щедрый. Он любит меня. Он заслуживает моей верности.

А еще властитель Мацудайра на тридцать лет старше Гозэти, и для девочки он скорее отец, чем любовник, подумала Рэйко.

– Но Даемон был такой красивый, такой обаятельный, – прошептала Гозэти. – Я влюбилась в него с первого взгляда. И он тоже потерял голову. Мы не владели собой. – Она на миг просияла от воспоминаний, потом снова помрачнела. – Мы встречались тайно. Если бы властитель Мацудайра узнал, он бы меня убил. А Даемона изгнал бы из клана. Но каждое мгновение, проведенное вместе, стоило того, чтобы рисковать. – Новые слезы покатились по щекам Гозэти. – Но теперь, когда Даемона нет, мне так одиноко. Я чувствую себя виноватой, потому что обманывала властителя Мацудайру. Я больше никогда не буду счастливой, пока смерть не воссоединит меня с Даемоном. Мне приходится скрывать свою любовь, и от этого только больнее.

Рэйко вовсе не хотела использовать страдающую, уязвимую женщину, но ее вынуждали любовь, честь и долг помогать Сано в раскрытии преступления. Она сказала:

– Есть только один способ возместить вашу вину перед властителем Мацудайрой и почтить любовь к Даемону.

– О! Какой? – озадаченно спросила Гозэти с проблеском надежды.

– Помогите мне узнать, кто убил Даемона, – ответила Рэйко. – Помогите моему мужу свершить правосудие над убийцей.

Гозэти кивнула, оживляясь, новая цель немного отвлекла ее от горя.

– Но как?

– Ответьте мне на вопрос, – сказала Рэйко. – Вы встречались с Даемоном в Символе Ослепления?

Гозэти опять сморщилась при упоминании места, где убили ее любимого.

– Да. Иногда.

– Вы виделись там в ночь его смерти?

Девушка покачала головой:

– Нет, в ту ночь мы не назначали встречи. Я была дома с властителем Мацудайрой.

– Тогда зачем Даемон пошел в Символ Ослепления?

– Единственное, что мне приходит в голову… – Гозэти всхлипнула.

– Он встречался с другой женщиной? – докончила за нее Рэйко.

Гозэти уставилась на алтарь. Слезы текли по ее щекам, блестя в мерцании свечей.

– Я и думать не хотела, что Даемон мне изменяет. Не могла поверить, что у него есть кто-то еще. В последнее время… – Она вздохнула. – Мы не так часто виделись. Он говорил, что занят политикой, но я не могла сдержать подозрений.

– Вы знаете, кто она? – с надеждой спросила Рэйко.

– Нет, – ответила Гозэти. – Но я пыталась узнать. – Она закрыла лицо руками, потом уронила их на колени. – Мне стыдно за то, что я сделала. Так поступают только ужасные ревнивицы. Я попросила своего телохранителя шпионить за Даемоном, если тот уйдет из поместья ночью. Я велела проследить за его женщиной, выяснить, кто она, и рассказать мне.

– Телохранитель послушался? – едва сдерживая возбуждение, поторопила Рэйко.

– Не знаю, – покачала головой Гозэти. – Узнав, что Даемон мертв, я так и не решилась спросить, кто был с ним в последние минуты его жизни.

– Может, спросим сейчас?

– Обязательно. – Гозэти легко поднялась на ноги. – Идемте.

Она повела Рэйко из святилища. В полутемном проходе снаружи стоял молодой самурай, он поклонился Гозэти, потом вытянулся во весь свой невысокий рост. У него было простое, умное лицо человека с хорошим характером. Телохранитель смотрел на Гозэти с подобострастным обожанием. Рэйко тут же поняла, отчего Гозэти доверила ему шпионить за Даемоном. Он явно был влюблен в хозяйку и сделал бы для нее все, что угодно.

– Хатиро-сан, это госпожа Рэйко. Скажи нам, следил ли ты за Даемоном, как я тебя просила? – обратилась к нему Гозэти.

Молодой человек замешкался, полицуегоскользнулатень тревоги.

– Да… я следил за ним. Но боюсь, вас расстроит то, что я увидел.

– Ничего, – вздохнула она покорно. – Я должна знать.

Хатиро кивнул и начал рассказ:

– Той ночью Даемон уехал из поместья после часа кабана. Казалось, он очень спешит. Мне пришлось постараться, чтобы не упустить его, но я держался далеко позади, и он меня не заметил.

Рэйко представила всадника, следующего за другим по освещенным факелами проходам эдоского замка.

– Он выехал в город, – продолжал Хатиро. – Долго кружил, оглядываясь через плечо, словно хотел убедиться, что за ним нет слежки. Наконец добрался до Символа Ослепления. Я узнал место, потому что…

Телохранитель неловко замолчал, вспыхивая. Рэйко поняла, что он сопровождал туда Гозэти на встречи с Даемоном.

– Даемон оставил лошадь в переулке, потом зашел в здание, – сказал Хатиро. – Я не решился идти за ним, потому что он мог меня увидеть, и стал наблюдать из чайной напротив.

– Вы видели, как он встретился с женщиной? – спросила Рэйко.

– Нет, – ответил Хатиро. – Я выпил и подождал немного. Потом увидел самурая на лошади, который мчался галопом по улице. Он пролетел мимо так быстро, что я его не разглядел. Я подумал, что это Даемон. Только следующим утром я узнал, что он не вышел из того дома живым. Я прикинул, что он выскользнул в боковую дверь, сел на лошадь и отправился обратно в эдоский замок. Я бы бросился за ним, но тут из здания появилась женщина.

Хатиро сощурился, глядя в пустоту, будто пытался разглядеть незнакомку.

– На ней были темный плащ и шаль, скрывавшая лицо. Она заторопилась к паланкину, что стоял на улице. Залезла внутрь, и ее понесли прочь. Интуиция подсказывала мне, что Даемон приезжал к ней.

Рэйко заметила, как Гозэти болезненно сморщилась. Наверное, она до последнего верила, что предчувствия обманули ее и в жизни Даемона не было другой женщины. Но Рэйко надеялась, что незнакомка окажется ценным свидетелем.

– Я решил выяснить, кто она, – сказал Хатиро. – Вскочил в седло и поехал за ней.

– Куда ее понесли? – нетерпеливо спросила Рэйко.

– В эдоский замок. Стражники у ворот впустили ее внутрь. Я проследил за ней до поместья канцлера Янагисавы.

От изумления у Рэйко перехватило дыхание. Канцлер связан с убийством! Янагисава подослал женщину убить Даемона. Возможно, это и вовсе не женщина, а переодетый слуга канцлера. Наверное, Янагисава прознал, что Даемон встречается с Гозэти в Символе Ослепления, и увидел прекрасную возможность нанести удар по вражеской фракции.

– Как вы с Даемоном договаривались о встрече? – повернулась Рэйко к Гозэти.

– Узнав, что властитель Мацудайра занят и не пожелает проводить со мной ночь, я посылала Хатиро сунуть кусочек красной бумаги под дверь Даемона, – ответила Гозэти. Телохранитель повесил голову, стыдясь своей роли сводника. – Тем же вечером я приезжала в Символ Ослепления, Даемон появлялся следом за мной.

Янагисава, должно быть, выяснил их ритуал, догадалась Рэйко. Его шпион в доме Мацудайры подал Даемону сигнал встретиться с Гозэти вечером. Не подозревая, что Гозэти находится с властителем Мацудайрой, Даемон помчался в Символ Ослепления, предвкушая романтическое свидание, а там его уже ждал убийца Янагисавы.

– Вам удалось еще раз взглянуть на женщину? – спросила Рэйко Хатиро без особой надежды.

– Да, – кивнул Хатиро. – Когда ее паланкин занесли в поместье канцлера Янагисавы, стражники слишком медленно закрывали ворота. Я успел заглянуть внутрь. Во дворе горели факелы. Из паланкина выпрыгнула маленькая девочка. За ней вышла женщина. Больше я ничего не видел, потому что ворота закрыли. Зато услышал, как женщина позвала девочку: «Кикуко, подожди меня», – а девочка откликнулась: «Быстрей, мама».

Рэйко обмерла. Сердце забилось как сумасшедшее. В поместье канцлера Янагисавы жила только одна маленькая девочка по имени Кикуко. И только одну женщину она называла мамой.

Вскоре после приезда Даемона из Символа Ослепления выходила госпожа Янагисава.

– Милосердные боги… – прошептала Рэйко, хватаясь стену, чтобы не упасть.

– Что такое? Кто эта женщина? – вскрикнула Гозэти жадным любопытством и страхом одновременно. – Я вижу вы ее признали! Я думала, что не хочу знать, но теперь я должна увидеть ее и понять, отчего Даемон предпочел ее мне. Прошу вас, скажите – кто она?

– Я не могу, – сказала Рэйко; внутренний голос велел держать язык за зубами, пока она не решит, что делать дальше. К счастью, ни Гозэти, ни Хатиро ничего не заподозрили. Госпожа Янагисава редко появлялась в обществе, и немногие знали, что у канцлера есть дочь, которой он стыдился. -могу вас заверить, что у этой женщины не было романа с Даемоном. Она приходила в Символ Ослепления не для того, бы заниматься с ним любовью.

Другого объяснения быть не могло: госпожа Янаги приходила убить Даемона по приказу канцлера. У нее не было любовника, с которым бы она встречалась втайне ото всех. Для нее не существовало других мужчин, кроме мужа. И она готова на все, лишь бы угодить канцлеру.

Рэйко содрогнулась от ужаса. Госпожа Янагисава oказа-лась еще более безумной, хитрой и отчаявшейся, чем думала Рэйко. Шантаж – не самое худшее из того, что она недавно натворила. Она зарезала Даемона, избавив мужа от конкурента, ослабив фракцию Мацудайры и расчистив путь для сына канцлера, который мог теперь унаследовать власть Токугавы и стать следующим сегуном.

Гозэти, Хатиро и все остальное померкло для Рэйко, ошеломленной поступком госпожи Янагисавы. Она едва слышала молитвенное пение и удары гонгов. Но даже в омерзении от злодеяния, свершенного госпожой Янагисавой, Рэйко понимала, что удача повернулась к ней лицом. От восторга у Рэйко закружилась голова: госпожа Янагисава, сама того не ведая, открылась для ответного удара.

– Спасибо за помощь, – поблагодарила Рэйко Гозэти и Хатиро. – Простите, но мне надо идти.

Рэйко поспешила прочь из храма, оставив молодых людей недоуменно смотреть ей вслед. Паланкин и свита ждали ее среди толпы во дворе. Прыгая в паланкин, Рэйко приказала носильщикам:

– В эдоский замок.

Наконец-то она разберется с госпожой Янагисавой.