Текст книги "С утра шёл снег (СИ)"
Автор книги: Лолита Моро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
– Раньше и не требовалось, ты всегда успевала первой. Так да или нет?
– Ладно. Только чур, не лезть целоваться.
Он обнял меня и прижал к себе. Это было приятно. Я здорово замерзла.
– Поехали ко мне, а? Вон там посмотри: мы скинулись всем обществом и построили подъемник. От пляжа до поселка. Я еще ни разу им не пользовался. Давай прокатимся, – доктор честно выполнял условие. Никаких поцелуев. Щекотал дыханием мою щеку, тянулся осторожным желанием.
– А еда есть у тебя? – я понимала, что пройти назад мимо свадебной гулянки я не смогу. Сил не хватит никаких. Громкие народные звуки тамошнего веселья дотягивались по воде всюду.
– Найдется пара сухих корок, – ответил Егор. По голосу было слышно отчетливо, насколько он рад.
– Условие старое. Не целоваться и не приставать, – я обхватила его рукой за талию, чтобы было удобнее шагать в обнимку по мелкой гальке.
– Я, все может быть, предатель родины и пожиратель старушек, но не насильник точно, – смеялся доктор, отпирая своим ключом железную дверь шахты лифта. – Хотя, кто может быть уверен в себе до конца?
Щелчок замка. Точки солнечных фонариков из-под низких лап голубого шанхайского можжевельника. Стекло дверей. Знакомое равнодушие прохлады сплит-системы. Мне нравилась балтийская пустота местных хором всегда. Потому, что я с севера, что ли?
– Можно я залезу под горячий душ? Я замерзла ужасно, – я не слишком интересовалась ответом. Знала все здесь. Ничего не изменилось в доме безупречного доктора, пока я пропадала, бог знает, где.
Обжигающе-горячая вода понеслась из широкой блестящей лейки душа прямо в меня. Я вспомнила, как не уворачивалась от самой себя.
– Да, любимый!
– Как твои дела? Как здоровье?
– Все хорошо! Просто прекрасно! Ты как поживаешь?
– Все нормально. Что за шум?
– Лариска замуж выходит. Помнишь ее? У нее еще есть мальчик. Кирилл.
– Я помню. Смотри не пей. Ты мне обещала. Тебе же нельзя.
– Ты с ума сошел! Я капли в рот не беру. Мне же нельзя.
– Молодец! Приглядывай хорошенько за собой и ребенком! Не пей! Я люблю тебя.
– И я люблю тебя, Андрюша! Я приглядываю. Возвращайся скорей, мой любимый и единственный!
– Я вернусь.
Вот и весь разговор по розовому айфону. Ровно такому же, как у меня. Ничего страшного. Ничего нового. В первый раз, что ли? Лицо умыла горячая вода. Вытащила из длинного навесного ящика чистый халат. Плиты пола приятно грели ступни.
– Иди скорее есть, золотце мое. Я приготовил тебе яичницу. Выпьешь? У меня есть бутылка белого асти. Честная Италия, – Егор ждал меня у украшенного тарелками овала стола. – Или все-таки виски?
– Корабли постоят – и ложатся на курс,
Но они возвращаются сквозь непогоду.
Не пройдет и полгода, как я появлюсь,
Чтобы снова уйти на полгода…
Я села на высокий знакомый табурет. Егор изумленно глядел на меня с непочатой бутылкой в руке:
– Стихи? Лола, ты сегодня поражаешь меня в самое сердце. Еще один фокус в таком роде и я, ей богу, женюсь на тебе! – рассмеялся доктор. Раскладывал еду по фарфоровой тарелке. Кобальт и золото по ободу. Подглядывал реакцию на моем чисто вымытом лице.
– Пф! Напугал ежа голой жопой, – усмехнулась я в стиле своих квазисестер. Цинично и грубо. Для доктора специально, что бы глупостей не думал. Хватит с меня высокой мелодии любви. Наслушалась досыта.
Егор явно не ожидал. Руки, нарезающие холодную телятину, застыли на миг, потом продолжили дело.
– Не понял? Кто-то уже сделал тебе предложение руки и сердца? – осторожно спросил он, опуская без комментов мой последний пассаж. – Что-то случилось?
– А, забудь. Проехали, – я пригубила прохладное вино. Золотой виноград с мускатной нотой. Перевела тему: – сладкое игристое и мясо. Я тебя не узнаю, милый.
– Ничего лучше у меня нет. Ты же не станешь пить порто или мадеру? – Егор сел строго напротив меня.
Его тарелку украшала только гроздь черного винограда. Ничего не ест в это время суток. Пять минут двенадцатого ночи.
– Боже упаси, я выжить хочу назавтра, – засмеялась я. – Вкусно очень. Спасибо.
– У тебя подруги есть? – мужчина аккуратно налил себе виски на палец в знакомый хрусталь.
– Да, – ответила я согласно.
Широкий ломоть мяса на белом. Слегка остывшая, истекающая желтком яичница сверху. Красная аджика, жгучие капли упали с деревянной узкой ложки. Не хватает, очевидно, зеленого цвета. Кинза.
– Много? – он следил за моими руками, не отрываясь. Только веки прикрыл, спрятался.
– Нет. Одна Кристина, пожалуй, – я завернула натюрморт в тонкий лаваш и откусила.
– Значит, ты ей открываешь душу? Или совсем никому? – он налил мне еще немного вина.
Привкус жаркого лета. Прозрачный мускатный воздух синих склонов Апеннин. Смуглые крестьянки смеются и давят ягоды стройными ногами, подоткнув юбки к поясу, в такт песням вечного Челентано. Жаль, что ночь вокруг теплая, южная. Дома, на бедном севере моем, этот аромат произвел бы впечатление. Сыграл бы с ледовитым дыханием океана какую-нибудь шутку. Неужели я соскучилась по холоду? Я? Пора?
– Лола, ау! Ты не слушаешь меня, – пробился сквозь ностальгический бред мужской голос.
– Послушай, Егор. В твоем доме есть свободная комната? Я хотела бы лечь спать. Я очень устала, – я не хотела разговаривать. И даже есть.
Давно, не помню, когда.
Клик-клик-клик. Щелчки клавиатуры. Точно. Я открыла глаза. Темно абсолютно. Ночь.
Выбралась из-под чужой ноги и теплого одеяла. Пол под ногами встретил гадким холодом. Я вслепую нашарила тапки, всунула себя в толстый длинный свитер. Тот обдал запахом чужого парфюма и моих сигарет. Царапал шнуровкой у горла голую кожу, прикрывал попу в белых трусах почти до колен. Пить и писать.
В конце черного коридора светит лампа. Зеленый абажур и человек за кухонным столом. Сидит в профиль и стучит быстрыми пальцами по клаве ноутбука. Женщина. Серый платок на плечах. В углу рта незажженная сигарета. Холодно.
– Ой! – женщина подпрыгнула от неожиданности, когда я появилась привидением в дверях. – Ты кто?
– Здрассте, – не нашла ничего лучшего я сказать.
– Господи! Как ты меня напугала! – она подобрала со стола выпавшую изо рта сигарету. Смотрела уже спокойно светлыми большими глазами на бледном в зеленом искусственном свете низкой лампы лице.
– Можно я в туалет схожу? – я переступала с ноги на ногу. Еле терпела.
– Да-да, конечно. Первая дверь справа, выключатель…
– Я знаю, – я улетела в известную сторону.
Крошечный санузел. Унитаз и душевая кабина. Холод зверский. Казалось, ветер с замерзающего канала залетал снаружи в узкое стекло окна под самым потолком. Судя по лихому, воровскому свисту, так оно и было. От моей кожи навязчиво несло французским лубрикантом. Вода из крана лилась едва теплая. Я мужественно стянула с себя одежду и залезла под душ. Не хотелось тащить этот запах с собой обратно. Через пару минут вода превратилась в жидкий лед.
– Чай?
Она зажгла все конфорки на газовой плите, нагревая длинное помещение кухни. Мои зубы передумали клацать. Тепло обняло тело под свитером. Лицо покраснело. Огонь плиты радостно сжирал кислород в узком помещении, унося тепло ввысь под потолок. Женщина погасила всенародный источник жизни. Сняла чайник с плиты.
– Чай? – повторила.
– Лучше бы кофе, – призналась я. Села на табуретку.
– Есть Нескафе. Насыпай. Вот чашка. Вот ложка. Вот сахар. Молока нет. Я мама Жени. Меня зовут Вера. А тебя? – женщина по имени Вера залила порошок в китайской кружке горячей водой.
– Меня зовут Лола, – сказала я. Кто такой Женя? Боже! Это ведь Петрова так зовут. Перед глазами сразу всплыла зеленая обложка тетради. Евгений Петров. – Я учусь с Петровым в одном классе.
Не могла, хоть убей, назвать его Женей. Он сказал, что мать уехала в командировку в Даугавпилс. Соврал.
– Я закурю, не возражаешь? – она села напротив меня за узкий стол на одной ноге, прикрученный торцом к стене. Так спросила, мое мнение ее не интересовало ничуть.
Я решила сходить за своими сигаретами. Встала.
– Ты куда? Спать? А кофе? – женщина встрепенулась. Только что за руку меня не схватила. Глядела снизу в лицо встревоженно. Расстроено.
– Я тоже курить хочу. Пойду принесу…
– Не надо. Женьку разбудишь. Возьми мои.
Мы курили, откинувшись на спинки неудобных стульев. Разглядывали друг друга. Сидели обе нога на ногу, закрутив худые голени в жгут. Стройная блондинка, почти натуральная. Рост небольшой. Положительное лицо и бюст. На вид – лет тридцать пять. Если выспится и перестанет поджимать неприятно губы, то можно дать заметно меньше.
– Вкусный кофе? – она сняла с меня взгляд.
– Ужасный, – я улыбнулась. От чего-то мне хотелось помочь этой странной женщине. Не спящей длинной, неотапливаемой ночью с четверга на среду. Я только не знала, чем.
– Я сама терпеть его не могу. Держу только для гостей, – Вера поддержала меня в плане улыбки. Снова разглядывала.
– Это правильно. Чтобы не засиживались, – я тихо посмеялась.
– Что у вас с Женей? Любовь? – тут же задала важный для себя вопрос мама своего сына.
– Нет, – я отказалась сразу. Чтобы без фантазий со всех сторон. – У нас с Петровым пари. Он выиграл.
– Ого! – удивилась Вера. Встала, вынула из шкафчика над столом бутылку красного вина. – В чем же ставки?
Кивнула мне на бутылку. Портвейн. Никогда. Я резко отрицательно мотнула башкой в ответ.
– Мы поспорили, что он подтянется больше нашего физрука. Этот гадкий Петров победил, – рассказала я. Остывший кофе вонял химией.
– А я все понять не могла, откуда в Женьке такая тяга к физкультуре проснулась вдруг. Он тренировался с начала сентября, готовился. Он развел тебя, – рассмеялась гордо мама великого спортсмена. Вертела в пальцах стеклянный фужер.
– Да я догадалась уже, – я махнула рукой. – Отомстить мне хотел за старое. Как бы сам себя не обманул…
– Послушай, как тебя там? Я забыла, прости. Я не могу пить одна. Я тебе налью, а ты только вид делай. Ладно? – она смотрела мне точно в глаза. Но взгляд ее не шел никуда. Отскакивал и возвращался обратно, внутрь.
– За что будем пить? – торжественно спросила Вера.
Я пожала плечами. Мне – до лампочки. Хоть за освобождение волнистых попугайчиков из клеток русской зимой.
– Ты веришь в любовь? – снова в той же пафосной теме гнула свое дама напротив.
– Нет. Да. Как хочешь, – усмехнулась я покладисто и понюхала вино. Весьма недурно. Глянула на этикетку снова. Порто, без дураков.
– Сколько тебе лет? – в тихом голосе матери Петрова отчетливо хрипнул наезд.
– Шестнадцать, – нахально ответила я. Сунула в рот сигарету и смотрела, что будет дальше. Ну?
– Тебе явно плевать на любовь. Ты спишь с моим сыном на спор. Ты просто шлюха! – Вера залпом закинула в себя португальский портвейн.
Логика подобных заявлений меня всегда потрясала. Моя Аля была в этом деле большой специалист. Я ухмыльнулась и ответила:
– А тебе завидно?
Она положила в рот кусочек шоколадки и сморщилась как от кислого. Глянула на меня вдруг трезвыми, взрослыми глазами. Опомнилась.
– Прости. Я не должна была так говорить, девочка. Извини, – она протянула руку, чтобы забрать из моих пальцев вино.
Я отстранилась и залпом выпила. Коварная терпкая сладость упала в желудок и разбежалась по крови. Дружеский градус пошел вверх в прокуренном холоде кухни.
– Шестнадцать лет! Какой чудный возраст! Я впервые влюбилась в шестнадцать. Боже! Как же я была в него влюблена! – Вера мечтательно завела большие, подозрительно блестящие глаза к далекому потолку. – Мы встречались тайно, его мама меня не одобряла. Считала недостойной своего прекрасного мальчика…
Мы слаженно отхлебывали прекрасное вино. Полное взаимное уважение уже маячило в сумерках близкого утра. Я покорно, подперев голову рукой, слушала плавную, счастливую, абсолютно банальную историю влюбленной барышни под сорокет.
– Мы все-таки поженились. Не все шло гладко, сама понимаешь. Свекровь постоянно вмешивалась. Зудела и зудела, как жирная муха. Она тебе не пара. Она тебе не пара. А кто ему пара? Испанская королева? Но мы любили друг друга! Нам все было нипочем, мы же были вместе…
– Фу, накурили! – возмущенный Петров пересек кухню и распахнул форточку настежь. – Мама! Тебе же на работу! Лола! Нам в школу к первому уроку! Вы пьяные обе в зюзю. Жесть, – он обалдело переводил взгляд с Веры на меня и не верил сам себе. Литр португальского портвейна иссяк. Истаял в недрах мусорного ведра.
– Погоди, Петров. Дай дослушать. И че? – я отвела от себя надоеду решительной рукой.
– Лола! Нам вставать через час! Перестань курить! – дерзкие пальцы сломали и выбросили последнюю сигарету.
Да. Хватит. Я подняла себя вертикально. Натянула решительно на голову капюшон свитера.
– Действительно, пора. Чао, Верочка. Ты – классная баба! Петров! Где ключи от моей машины?
– О, господи, – взмолился Петров.
Вытащил меня за руку из кухни. Я потеряла тапки. Стены постоянно норовили напасть со всех сторон. Линолеум пола морозил бедную меня на раз.
– Залезай в кровать, несчастье мое, – сильные пальцы запихивали настойчиво меня вниз.
– Только не приставай. Наши дела – все! Баста. Конец! – предупредила я, залезая в желанное тепло. Закуталась в одеяло, как в кокон. – Зачем ты меня увел? Я хотела дослушать про невозможную любовь. Вера так здорово рассказывала…
– Ну да, рассказывать она умеет, – гадкий Петров просочился все же в мое укрытие. Обнял жесткими руками, сунул лицо в волосы над правым ухом. Его вечно ледяные ноги пришлись мне на середину голени. – Он ушел. Вчера ровно год был.
– Кто? – я повернула к нему удивленное лицо.
Всем известное шоу под названием «звездный городок» стремилось раскрутить мою португальскую сегодня голову во все стороны разом. Настырный Петров попытался отловить мои губы своим мокрым ртом.
– Прекрати, Петров. Что за манера лизаться, когда с тобой разговаривают! – я села. У-ух! Упала обратно.
– Кто-кто! Хрен в пальто. Мой отец, – сказал он горько и сердито. Отклеился от меня и отвернулся.
– Куда ушел? – зачем мне это знать? Нафиг надо. Но интересно. Ждала ответ, глядя в спину рядом. Провела ладонью по выступающим позвонкам, как, сама не заметила.
– К такой же красивой суке, как ты… – бедный Петров кажется плакал.
Я проснулась до рассвета. Словно тронул кто за плечо. Запахнулась в халат и пошла вниз. Споткнулась в самом низу, больно ударившись пяткой о низкую, лишнюю ступеньку. Комната, в которой я ночевала, была та самая. Где я когда-то спала с Сашей. Как не со мной было. Если бы не лестница, не вспомнила бы никогда.
Вода в знаменитом бассейне была. Перетекала, как положено, за борт в хвойный запах рассветных елей к Гурову в сад. Я потрогала ее осторожно. Теплая. Серые сумерки готовились стать розовыми. Восток обещал. Ладно. Чего я боюсь, в самом деле? Прыгай, девочка, тут не глубоко.
Я сделала двадцатый круг по корыту. Нарочно, шумно. С хлопками и всплесками. Я залила плиты пола вокруг. Я превратила гуровский газон в болото. Я замерзла. Наглое солнце выкатилось из-за горы наполовину. Егор не пришел.
Вылезла мокрая и злая. Растрепанная, как ведьма болотная. Оставляя темные следы на буковых досках пола, прошлепала туда, где молчала хозяйская спальня. Распахнула дверь.
Егор полулежал в подушках и улыбался.
– Ты! Я замерзла в твоем гребаном корыте насмерть! – я задохнулась от гнева. Даже дрожать перестала. Как он мог не прийти! Стояла голая в прозрачных узких трусах, белая, как утопленница. Остывшая вода стекала по слегка зеленоватой от злости мне.
– Не может быть. Я специально для тебя налил в бассейн подогретую воду. Ты слишком долго плавала. Я соблюдаю твои условия, не лезу целоваться, не пристаю, как ты выразилась, веду себя честно, как обещал, и мне это дается, видит бог, нелегко, – говорил он негромко. Не смеялся. Не нарывался. – Если хочешь, то можешь лечь рядом. Я не возражаю. Ты вся синяя от холода, смотреть больно. Обещаю вести себя прилично. Не хочешь целоваться, не буду. Ну же, скорей.
Егор явно хотел постучать ладонью по одеялу рядом с собой. Не рискнул. Провел пальцами по белому полотну, разглаживая складки. Ореховые глаза в розовом цвете проснувшегося нового дня тянулись покорным, на все согласным желанием. Я сдалась.
– А мне целовать тебя можно? Или только тебе? – услышала я сквозь собственные жадные слюни на мышцах его живота.
Бергамот и острый, пряный запах живой смазки. Две недели воздержания. Тупой верности неизвестно кому.
– М-м-м, – промычала. Гладкая кожа головки невозможно сладко прошлась по моим губам. Я поймала и провела языком по кругу. Еще раз.
– Погоди, золотце мое, успеешь, – сказал Егор. Отвел осторожно мое лицо от своего паха. Сам быстро накатал резинку и лег сверху. – Не обижайся, прошу тебя. Я слишком долго ждал. Давай сначала так, а потом все остальное, как ты любишь. Я сделаю все, как ты захочешь. Время есть.
Я увидела его. Море добрым товарищем вышло на меня из-за поворота. Мы скучали оба. Я улыбалась добродушному взгляду сине-зеленого горизонта. Развела руки в стороны и пошла вдоль дороги, прикрыв веками глаза. Полдесятого утра.
– Давай проведем сегодняшний день вместе, – предложил Егор. Поцеловал меня в голую спину. – Проваляемся в постели до обеда. Потом поедем поедим в каком-нибудь вкусном месте или закажем что-нибудь итальянское домой, я знаю приличный ресторан. Как захочешь.
– Это вряд ли, – я улыбнулась. Повернулась к нему всем телом. Подставила себя ласковым губам. Хорошо. Просто отлично. И зачем я пряталась от него все это время? Кому от этого стало лучше?
– Почему? Только не говори, что не хочешь. Я этого не переживу, – посмеялся Егор, усаживая меня к себе на живот. Поближе к известному месту.
– Я работаю сегодня. Моя смена. Если побегу сейчас, то как раз успею, – я аккуратно слезла с партнера и с кровати заодно. Потянулась вверх сыто и радостно. Доктора я не стеснялась ничуть и никогда.
– Давай выпьем кофе хотя бы, золотце мое. Возьми мою машину, вечером вернешь, – он говорил осторожно откуда-то из подушек.
– Ладно, милый. Вари кофе и кусок хлеба найди для меня, умоляю, – я унеслась в ванную.
Егор и кофе ждали меня. Я откусила от хлеба с маслом в его правой руке. Отпила от чашки в левой. Жуя, ткнулась лицом в колючую щеку.
– Я вернусь сегодня после девяти, а на завтра возьму выходной. Не нужно машину. Я пробегусь с наслаждением.
Я легко бежала вниз по хорошей дороге. Белые кеды снова мелькали подошвами по асфальту. Деревья под горой отливали красно-желтым. Пятна длинноногих сосен, надменных толстых елей и вертикалей кипарисов зеленели вечно.
Фа-фа! Клаксон. Красный кабриолет догнал меня.
– Привет! Опаздываешь? – Давид ухмылялся мне припухшими, теплыми губами.
– Привет, Давидик! Ты на свидании был? – я села рядом с водителем. Легко коснулась знакомой щеки.
– Да замутил тут с одной, – притворно-равнодушно сообщил пацан, выруливая на дорогу левой рукой, правую положил на спинку моего сиденья. Выпендрежник.
– Поздравляю, – искренне улыбнулась я его гордому профилю.
– Пф! – Давид махнул рукой небрежно так, словно всю жизнь проходу ему девушки не давали, вот измучили буквально всего. – Лола, ничему тебя жизнь не учит! Ты почему не позвонила вчера? Почему не сказала, что у Егора Аркадьевича ночевать осталась? – выговаривал мне Давид по-взрослому.
– Я? Я не подумала. Ты же сам видел. Я ведь с ним ушла, – начала я оправдываться, сама не заметила, как.
– Да кто тебя знает? Мало ли, что в голову твою кудрявую взбредет? – бухтел парень, копируя интонации доброй Кристины абсолютно. – Вот уважаемый Георгий Аркадьевич не забыл. Позвонил вчера Кристе. Доложился обо всем. Даже рассказал, что ночуешь ты в комнате для гостей. Офигеть, как ты его выдрессировала. Вот. Ты забыла вчера.
Давид вынул из кармана на груди розовый айфон. Протянул, не глядя, мне. Машина остановилась у входа в караоке. Мы приехали. Рука моего друга безответно висела в воздухе.
– Эй! Забирай свою игрушку, – он хотел сбросить аппарат с ладони мне на колени. Я резко выскочила из кабриолета поверх двери. Успела.
– Ты чего? – Давидик поднял на меня изумленное лицо. Неповинный телефон завалился между сиденьями.
– Давид, сделай мне, пожалуйста, одолжение, – тихо попросила я.
– Все, что захочешь, дорогая, – тут же в тон отозвался он.
– Забери этот чертов айфон. Хочешь – себе возьми, хочешь – продай, подари, в море выброси. Мне он не нужен.
– Ты с ума сошла! Это же так дорого, – Давид говорил, а сам ухмылялся, словно передразнивал кого-то. – Я эту розовую хрень себе оставлю. Пусть все сдохнут от зависти!
– Пусть сдохнут, – повторила я эхом.
