Текст книги "В объятиях демона"

Автор книги: Лиза Дероше

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 22
ИСКУПЛЕНИЕ ГРЕХОВ

ФРЭННИ

В больнице слишком холодно, освещение невыносимо яркое, воздух наполнен неприятными запахами, и мне это место совершенно не нравится. Но я не могу уйти, хоть нам и сказали, что Люк не выкарабкается. Я не оставлю его здесь.

Меня спасает лишь Гейб. В его объятиях я словно в коконе. Он не отпускал меня, даже когда на мое плечо накладывали швы.

– Не понимаю, – сквозь слезы говорю я. – Он стал человеком, так зачем Бехериту было убивать его? Люк больше не принадлежал им?

В глазах Гейба застыла боль, а на лице – сочувствие.

– Ты изменила его физически, но жизненная сила Люцифера была связана с адом. Он принадлежал ему больше семи тысячелетий. Настоящий разрыв невозможен. И в итоге он воспользовался этой стороной своей сущности. Призвал всю свою адскую силу, чтобы спасти тебя.

Я думаю о Люке – его жаре и свечении, когда он накрыл меня, отдав последние силы и защитив меня полем, – и сердце сжимается в тугой комок. Ему следовало спасти себя, не меня.

Люди как ни в чем не бывало проходят мимо приемной. Будто не наступил конец света. Как такое возможно? Мир должен сейчас рушиться вокруг нас.

Анестезия понемногу проходит, и плечо начинает ныть, бинты и швы стягивают кожу, но как бы мне хотелось, чтобы все было намного хуже. Чтобы Бехерит убил меня. Тогда мы с Люком были бы сейчас вместе. Я закрываю лицо руками, а Гейб обнимает меня, прижимая к плечу.

– Я не верю, что это происходит на самом деле. Во всем виновата я.

– Мне так жаль, Фрэнни.

– Это нечестно! Он был хорошим – я знаю это. Ему не место в аду.

– Его не отметили для ада. Не факт, что он отправился туда.

– Но ты сказал, что Бехерит забрал его в ад.

– Нет, Фрэнни. Я этого не знаю.

Мое дыхание замирает.

– В смысле, он может оказаться в раю?

Гейб гладит меня по волосам.

– Возможно и так. Его смертная душа была чиста.

ЛЮК

Тишина, белый свет и… пустота. Ничего. Как и в моем сознании. Тело у меня есть – наверное, мое собственное, но я не вижу и не чувствую его. Я ничего не вижу. Мне мирно и спокойно, я просто плыву по течению. Но вдруг в головокружительном порыве меня тянут сквозь время и пространство.

Владыка Люцифер.

Когда я останавливаюсь и головокружение проходит, я открываю глаза с уверенностью, что оказался в Пандемонии. Но вместо этого я нахожусь в конце длинного белого коридора, уходящего вдаль. Передо мной – качающиеся деревянные двери с потертой пластиковой табличкой «ЛИМБ».

Лимб. Туда после смерти отправляются неотмеченные души, и там же их сортируют.

Значит, я умер.

Внезапное осознание того, что я никогда больше не увижу Фрэнни – не прикоснусь, не поцелую, – сбивает меня с ног. Я пытаюсь набрать воздуха в легкие, но затем вспоминаю, что мне не нужно дышать. Я мертв.

Но не Фрэнни. Она в безопасности!

Знание этого проясняет мои мысли. Фрэнни в безопасности. Теперь меня нет на ее пути, и она позволит Габриэлю отметить свою душу. Все у Фрэнни будет отлично. Он защитит ее. Это хорошо. Только так я мог покинуть ее. У нее теперь все наладится.

Сделав усилие, я проталкиваюсь сквозь качающиеся двери в бесконечную комнату. Потолок здесь низкий, с гудящими флуоресцентными светильниками, а стены уходят в неизвестность. Передо мной старый деревянный стол. На нем – множество журналов, разбросанных по шероховатой темной поверхности, и знак, написанный от руки и прикрепленный скотчем спереди. Надпись – небрежные каракули, сделанные наспех черным маркером, гласит: «ВОЗЬМИТЕ НОМЕРОК И ЗАЙМИТЕ МЕСТО». Рядом со знаком стоит красный пластиковый автомат с номерками. Я подхожу к нему и заглядываю за стол. Насколько хватает глаз, видны ряды черных пластиковых стульев, уходящих в бесконечность, большинство из них заняты бесчисленными душами, ожидающими приговор. Остальные бесцельно слоняются кругом со стонами и рыданиями, сетуя на то, что мертвы. Все они серого или бежевого оттенка, некоторые с черным, кроваво-красным или охряным – те, что зависли посередине. Это не отмеченные перед смертью души, поскольку нельзя с определенностью сказать, к какой из сторон они относятся.

Я впервые за это время смотрю на себя, ожидая увидеть обсидианово-черный цвет, но вместо этого нахожу ярко-белый, с примесью сапфирового и дымчато-розового. Белый?! Я с благоговением пялюсь на себя несколько минут, затем собираюсь с силами, тяну номерок из автомата и отрываю листок. На зеленой бумаге, внутри золотого листа, я вижу слово «ОДИН», написанное большими буквами. Поднимаю глаза на светящийся экран над столом.

«Сейчас обслуживается номер 64893394563 172 289516», – гласит он.

Я снова смотрю на свой номерок.

Один.

– Номер один, пройдите, пожалуйста, в кабинет номер один, – отчетливо слышу я в голове андрогинный монотонный голос, но на экране ничего не меняется. Пока я стою, гадая, где мне искать кабинет номер один, передо мной материализуется резная деревянная дверь с большой золотистой единицей, нарисованной на ней. Я поворачиваю ручку и слегка толкаю дверь.

Переступив порог, я оказываюсь в большой светлой комнате с огромным столом из красного дерева и стулом с высокой спинкой по центру. Комната выглядит обманчиво гостеприимной. От очага огромного камина, где потрескивают задорные огоньки, доносится приятный запах пекана. Бежевые кожаные диваны и кресла беспорядочно стоят между многочисленных книжных полок. Среди корешков книг, рассыпанных на журнальном столике из красного дерева неподалеку от меня, я вижу «Чистилище» Данте и не могу сдержать улыбку. Михаил хорошо подготовился.

Он парит над полом рядом с камином спиной ко мне, а его белые одеяния слегка колыхаются на несуществующем ветру.

Как театрально!

Он медленно поворачивается и улыбается, но его улыбка лишена теплоты. Поглаживая черную бородку, он внимательно изучает меня. Темные волосы и кожа создают резкий контраст с бледно-голубыми глазами, от чего они даже светятся, придавая ему зловещий вид – без сомнения, с целью запугать. Михаил знаменит этим.

– Добро пожаловать, Люцифер. Очевидно, Всемогущий пропустил тебя вне очереди. Я бы заставил тебя подождать. – Он указывает на уютное кожаное кресло, стоящее перед столом. – Присаживайся.

– Нет, спасибо. Предпочитаю постоять. – Я слишком долго варился в этой каше, чтобы сейчас терять бдительность рядом с архангелом. Особенно с этим. Проведя вечность за вынесением приговоров, он приобрел комплекс Бога.

Принцип презумпции невиновности действует как в раю, так и в аду, а вот лимб – под контролем рая. А если быть точным – Михаила. Может сложиться впечатление, что небожителям это даже на руку, но Михаил приверженец жесткого контроля качества, поэтому основная масса душ отправляется в ад.

Я делаю еще один шаг вперед.

– В чем дело? Почему я не в аду?

– Если ты жаждешь гореть в преисподней вечность, так тому и быть. Я ошибочно подумал, что ты захочешь обсудить альтернативу. – Он презрительно машет в мою сторону рукой и поворачивается, чтобы присесть за свой стол.

Я переступаю через гордость и сглатываю комок, застрявший в горле.

– Подожди. – Я следую за ним до стола и опускаюсь в кожаное кресло. – Что еще за альтернатива?

Его взгляд смягчается; видно, что это его забавляет.

– Случилось так, что кое-кто в царстве смертных хочет вернуть тебя. Отчаянно. Это, конечно, очень трогательно. Так уж сложилось, что этот кто-то обладает сильным даром подчинения, очевидно распространяющимся и на небожителей, поскольку Габриэлю уж слишком сложно сказать «нет».

Голова идет кругом. Разве такое возможно? Хватит ли у Фрэнни силы ее дара, чтобы вернуть меня к жизни? Я никогда не слышал о подобном. Но также я и не слышал, чтобы демоны превращались в людей.

– По твоему лицу мне ясно, что это приемлемая альтернатива.

Выйдя из раздумий, я понимаю, что на лице моем улыбка, а по щеке катится слеза. Я быстро смахиваю и то и другое и сурово смотрю на Михаила.

– Такое возможно?

– Да. Но есть условия. Это не бесплатный пропуск.

Мое сердце сжимается. Подвох. Во всем есть подвох.

– Какие условия?

– Мы знаем, что Фрэнни изменила тебя. Ее дар подчинения очень силен. – В его глазах я вижу то, что он не сказал, силен – значит, опасен. Смертный, обладающий властью над смертными, – это одно. Но смертный, способный подчинять адских тварей и небожителей, – совсем другое. Ее боятся.

Словно бы прочтя мои мысли, а я уверен, что он так и сделал, он все больше распаляется.

– Она хочет получить тебя сейчас, и она уже получила тебя, превратив в смертного. – Михаил выплевывает последнее слово, будто бы нечто мерзкое. – Но никто из нас не знает, что произойдет, когда ты больше не будешь нужен ей. Люди все же такие непостоянные.

На его лице появляется самодовольная ухмылка, когда он вслушивается в мои мысли насчет этого.

Я знаю, что именно дар Фрэнни – и ее любовь – изменили меня, но ни разу не задумался, что произойдет, если ее чувства остынут. Если я больше не буду нужен ей, останусь ли я человеком? Умру? Превращусь обратно в демона?

– Каковы условия? – говорю я еще раз, чувствуя тяжесть на сердце. Нет нужды притворяться, когда он видит все мои мысли.

– Нужно убедить ее простить себя, тогда Габриэль отметит ее для рая.

Звучит довольно просто, и именно этого я и хотел для нее, но от меня не ускользает взгляд Михаила. Что-то среднее между алчностью и вожделением.

– Что случится с ней, когда ее отметят?

– Это не твоя забота, – презрительно говорит он, махая рукой.

Я вскакиваю со стула.

– Черта с два! – Я упираюсь ладонями в стол и подаюсь вперед. – Она хочет нормальной жизни. Если ее отметит ад, то таковой у нее не будет. Она станет куклой владыки Люцифера. Скажи, что этого не произойдет, если ее отметит рай.

– Я не могу сказать, что произойдет. Это не в моих полномочиях.

– Я не верю тебе! – дрожащим голосом вскрикиваю я, пытаясь унять ярость.

– Ты жалкий и ничтожный! – говорит он, глядя на меня и качая головой. – Ведешь себя так, будто имеешь здесь какую-то власть. Ты сделаешь это или будешь гореть в преисподней.

Я снова оглядываю себя. Белый цвет. Не знаю, как такое возможно, но я чист. Ни черного. Ни серого. Ни красного. Белый.

– Из-за какого греха я попаду в преисподнюю?

– Ты шутишь! – Его улыбка кажется веселой, но за ней скрывается раздражение.

Я не могу прочесть его мысли, но могу кое-что понять по глазам. Он блефует. Я говорю тихим, спокойным голосом, выводя архангела на чистую воду.

– Тебе необязательно отправлять меня к Фрэнни, но в преисподнюю ты тоже не можешь меня отправить.

Его глаза лишь на мгновение вспыхивают красным огнем, а затем он с силой опускает кулаки на стол. Для моих ушей его голос столь же невнятен, как раскаты грома, но в голове я отчетливо слышу его слова, даже сквозь рев.

– Может, и так, но я в силах заставить тебя желать этого!

Разве может рай быть сущим адом? Если кто и способен сделать подобное, так это Михаил. Но лучше, если это будет сущий ад для меня, а не для Фрэнни. До того как я посмотрел в глаза Михаилу, то, что Фрэнни будет отмечена для рая, казалось мне отличным вариантом. Обычно небожители не обращаются со своими соплеменниками слишком сурово, да и Габриэль присмотрел бы…

Но теперь я не уверен. Единственный шанс для Фрэнни вести нормальную жизнь – если она останется неотмеченной. Габриэль ведь не предаст ее… так?

– Отлично. Тогда преисподняя.

Глаза Михаила округляются от потрясения. Очевидно, он ждал не этого ответа. Со своей неуместной самоуверенностью он забыл заглянуть в мои мысли.

– Думаю, ты не понял меня. Ты сделаешь это. Я даю тебе второй шанс. Ты должен быть благодарен.

– Я не верю во второй шанс.

Я поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Хлопаю дверью, слыша за спиной рычание Михаила. Все вдруг становится тихим и светлым. Я снова плыву по течению. Если это «ничто» и есть рай, то я, наверное, сделал неправильный выбор. Сомневаюсь, что смогу плыть вечность.

Но затем я представляю себе сапфировые глаза Фрэнни. Я больше не плыву, а парю. Слышу смех Фрэнни, ощущаю нотки гвоздики и смородины – аромат ее души, чувствую ее прикосновение, будто бы она рядом со мной. Кружась, моя сущность смешивается с ее.

Это и есть рай.

ФРЭННИ

Во сне мы с Люком танцуем под звездами – кружась и смеясь, словно мы одно целое, словно разделяем одно тело. Он повсюду – внутри и снаружи меня. Его прикосновение просто божественно, оно заставляет меня стонать от удовольствия. Я хочу находиться так близко к нему всегда – умереть прямо здесь, в его руках.

– Фрэнни, – тихонько зовет меня Гейб.

Я открываю глаза, пытаясь приспособиться к яркому свету и прийти в себя. Мы по-прежнему в приемной больницы, а я прильнула к груди Гейба.

– Фрэнни, проснись, – говорит он, приглаживая мои опаленные и спутанные волосы.

Жалящая боль в плече и запах паленых волос говорят, что все это не было лишь дурным сном.

– Фрэнни? – повторяет Гейб.

– Да, я не сплю. Можем мы поехать домой? Пожалуйста? – бормочу я ему в грудь, и слезы обжигают мои опухшие глаза.

– Эй! – Гейб приподнимает мою голову за подбородок. Он улыбается, а в искрящихся голубых глазах больше нет боли.

– Что такое? – спрашиваю я. – Что случилось? – Я поворачиваюсь к улыбающемуся доктору в зеленой больничной форме.

– Ваш друг уже не в реанимации, – говорит доктор. – Я действительно не могу объяснить этого, произошло просто какое-то чудо. Его привели в сознание в «скорой помощи», но он был в очень плохом состоянии. Мы надолго потеряли его на операционном столе, но потом смогли вернуть. Удивительно, что он выжил…

– Что… что вы говорите? – В моем голосе звучит отчаяние.

– Похоже, с ним все будет хорошо. Мы узнаем наверняка в следующие несколько часов. Продолжайте молиться.

Мое сердце разрывается на миллион кусочков, а дыхание учащается. По щекам ручьем текут слезы, я с трудом дышу и утыкаюсь лицом в ладони.

О боже. Люк.

ГЛАВА 23
НА ЧЕСТНОМ СЛОВЕ
И НА ОДНОМ КРЫЛЕ

ФРЭННИ

Наконец утром мне позволяют навестить Люка, но я даже не могу взглянуть на него. Я знаю, что должно произойти. Последние два дня я мучилась лишь этими мыслями. Я слепо смотрю из окна на туман, придающий всему призрачный, расплывчатый вид. Знаю, он ждет от меня каких-то слов, но я не доверяю своему голосу. Делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться на том, что мне нужно сделать.

Я прижимаюсь лбом к стеклу.

– Доктор не говорил, что обнаружил что-нибудь… странное, когда копался в тебе?

– Нет.

– Тогда, полагаю, ты теперь человек?

– Думаю, да.

Я не могу дышать. Мне нужно поскорее выбраться отсюда. Я, не оборачиваясь, иду к двери.

– Мне, пожалуй, пора.

– Фрэнни, поговори со мной. – Отчаяние в его голосе заставляет меня остановиться.

Я поднимаю руку к лицу, пытаясь скрыть следы слез. Медленно поворачиваюсь к Люку, и выражение его лица чуть не убивает меня. Как я могу сделать это? Откуда взять силы? Я утыкаюсь взглядом в пол.

– Скажи, о чем ты думаешь? – спрашивает Люк, и мои глаза снова наполняются слезами.

– Думаю, что нам не стоит быть вместе. Я плохо на тебя влияю.

Он с облегчением вздыхает. Когда он говорит, то даже не пытается скрыть улыбки в голосе.

– Ты? Ты плохо влияешь на меня?!

Не верю, что он издевается надо мной, принимая всю ситуацию за пустяк. Внутри вспыхивает ярость, которая прорывается и в голосе. Я перевожу взгляд с покрывала на Люка.

– Тебя чуть не убили из-за меня. Ты был бессмертным, а я забрала это. Если бы не я, ты бы жил вечно.

– Вечная жизнь – это не так уж классно. Мне достаточно той вечности, что я уже прожил.

– Это лишь слова. – Я отворачиваюсь, пытаясь прояснить мысли и взять себя в руки.

Он дотягивается до моей щеки и поворачивает мою голову к себе.

– Фрэнни, посмотри на меня. – Я нехотя перевожу на него взгляд. – Ради этого чувства… – он хлопает себя по груди, – я бы все отдал. Мое бессмертие – слишком малая плата за это. Но у меня нет ощущения, что я платил за что-то, скорее меня наградили самым ценным из всего, когда-либо кем-либо желаемого. – Слезинка скатывается с моих ресниц, и он смахивает ее. – Ты любишь меня. Чего еще я могу просить?

Горячие слезы обжигают мои щеки. Я наклоняюсь и целую его.

– Не обращайте на меня внимания.

Внезапно – буквально из воздуха – на стуле рядом с окном появляется Гейб, сидящий с ангельским видом.

Люк сердито смотрит на него через мое плечо.

– Пора бы прекратить это. Разве мама не говорила тебе, что невежливо входить без стука?

И тут меня осеняет. Я знаю, что должно произойти.

Я вскакиваю с кровати, чувствуя необыкновенную легкость. Иду к Гейбу, беру его за руку и тяну со стула.

– Нам нужно поговорить.

Я вытаскиваю его из комнаты под обеспокоенным, но ироничным взглядом Люка, и в коридоре мы садимся на скамейку. Я упираю локти в колени и опускаю голову на руки.

Гул в больнице – монотонный «белый шум», что вполне типично для этого места, и я сосредотачиваюсь на нем, чтобы остановить кружащиеся в голове мысли. Вплетаю пальцы в волосы и смотрю в пол.

– Ты хочешь отметить меня для рая.

– Да, – говорит Гейб.

– И они перестанут преследовать меня, если ты сделаешь это.

– В конце концов – да.

– Но мне нужно простить себя.

– Да.

Я поднимаю голову, удивленная, какой легкой она кажется.

– Я предлагаю тебе сделку, – говорю я, а с души как камень сваливается.

Гейб откидывается на скамейке и провожает меня улыбкой.

Я возвращаюсь в палату к Люку, сажусь на краешек кровати, и он, прищурившись, смотрит на меня, переплетая пальцы с моими.

– Что вы там обсуждали? – с нотками ревности спрашивает он.

– Ничего.

Люк выпускает мою руку и смотрит мне в глаза.

Я провожу пальцем по его щеке, по линии бинта на голове. Он вздрагивает, вздыхает и тянется к моему лицу.

– Знаешь, когда я просил тебя использовать дар подчинения на Бехерите, я хотел, чтобы ты защитила себя, не меня.

Я прижимаюсь щекой к его ладони.

– Я не могла думать тогда. Я просто знала… чего хочу.

Люк притягивает меня для поцелуя, но как только наши губы соприкасаются, в дверь стучат. Он придерживает меня за шею, когда я хочу повернуться, и все-таки целует. Затем улыбается и выкрикивает:

– Войдите!

Дверь открывается. На пороге стоит улыбающийся Гейб – довольный своей деликатностью.

– Лови! – говорит он и ловким движением запястья кидает серебряную вещицу на цепочке.

Люк хватает ее прямо перед носом.

– Спасибо, – говорит он.

Гейб опирается на дверной косяк.

– Я тебе не мальчик на побегушках. В следующий раз доставай все сам.

Я смотрю на предмет в руке Люка. Это распятие: больше, чем прошлое, и с острым концом.

– Я приобрел это для тебя… той ночью, – робко улыбается он. – Но меня слегка сбили с пути до того, как я смог отдать тебе. – Он кладет крест мне на ладонь.

Гейб неторопливо заходит в комнату.

– Завтра тебя выписывают.

Я отстраняюсь от Люка и смотрю на Гейба.

– Откуда ты знаешь?

Гейб насмешливо смотрит на меня и снова садится на стул у окна.

– Габриэль… – Раздраженное выражение на лице Люка сменяется злостью, а затем и вовсе становится растерянным. – Как? – спрашивает он.

– Решение уже было принято. Михаил ничего тут не мог изменить. – Он бросает на меня взгляд, его глаза искрятся. – Она хотела этого, да ты и сам это заслужил. – Затем с серьезным видом смотрит на Люка. – К тому же нам нужна твоя помощь.

– Спасибо, – кивает ему Люк.

Гейб слегка улыбается.

– Это не мое решение. Ты произвел впечатление на Него. – Он указывает взглядом на потолок.

Я растерянно перевожу взгляд с Люка на Гейба.

– Ребята, вы о чем?

– Ты заставляешь архангелов трястись от страха, – улыбается Люк.

Этот ответ не слишком мне помогает.

Гейб соскальзывает со стула и, переместившись на край кровати, кладет руку мне на плечо.

– Скажем так, в наших рядах было некое разногласие, но мы все разрешили. – Он снова смотрит на Люка. – Как ты себя чувствуешь?

Люк демонстрирует торжествующую улыбку и сжимает мою руку.

– Непобедимым.

– Напомню тебе, что это уже не так, поэтому если хочешь находиться рядом с Фрэнни и присматривать за ней, безрассудная импульсивность не самая лучшая стратегия.

Люк закатывает глаза.

Гейб лучезарно улыбается, ослепляя меня.

– Я знал, что ты так ответишь, поэтому привел тебе подмогу. Он только закончил обучение – вчера, если быть точным, – но для этого дела нет никого лучше.

– Привет, Фрэнни, – раздается мелодичный, как у Гейба, голос, но все же другой, мягче, что ли.

Я поворачиваюсь и в дальней стороне комнаты вижу парня лет семнадцати: среднего роста, с пшеничными кудрявыми волосами, небесно-голубыми глазами, руки в карманах джинсов. Он улыбается мне.

Весь воздух уходит из моих легких, а ноги становятся ватными.

– Мэтт?

Я с трудом выговариваю это слово. Он выглядит точно так же, как и образ в моей голове – то, как я представляла себе брата, будь он жив.

Он улыбается, и его сияние обжигает мне глаза.

– Во плоти – так сказать.

Я поворачиваюсь к Гейбу.

– Я не… – Но я не могу закончить мысль.

Мэтт смеется – тихо, словно листья шуршат на ветру.

– Я твой ангел-хранитель. – И снова смех. – Могла бы ты представить себе такое, когда я закидывал жвачку тебе в волосы и утаскивал твой велик?

На трясущихся ногах я пересекаю комнату. По щекам струятся слезы, но я ничего не могу с собой поделать. Я даже не могу утихомирить эмоции, бурлящие внутри. Но когда я дохожу до Мэтта, то понимаю, что в моем голосе слышны угрызения совести. Я не могу смотреть ему в глаза.

– О боже… Мэтт, мне так жаль.

Брат обнимает меня рукой и притягивает к плечу.

– Фрэнни, тебе не за что извиняться. Ты должна отпустить это.

– Я не могу. – Смотрю на Гейба, прожигающего во мне дыру взглядом. Он словно бы роется у меня в голове, ища ответы.

– Ты должна, или в моем пребывании здесь нет смысла. – Он бросает взгляд на Люка.

Внутри меня все перемешалось, а голова будто набита ватой. Я не способна думать. Но затем сквозь туман до меня доходит одна мысль.

– Мама и папа! О боже! Они просто умрут от счастья, когда увидят тебя! – Дыхание замирает, когда я понимаю, что сейчас сказала. – В смысле…

Мэтт снова прижимает меня к плечу.

– Нет, Фрэнни, они не должны знать. Никто не должен.

– Почему?

– Так положено. Нам строго запрещено показываться кому-либо, кто нас знал. Особенно родным.

Я отслоняю лицо от его плеча.

– Но я же знала тебя.

Он быстро смотрит на Гейба.

– Для тебя было сделано исключение… из-за смягчающих обстоятельств, – говорит он низким официальным голосом.

Я поднимаю глаза на Гейба и вижу, что он кивает. Губы мои раздвигаются в улыбке, но глаза затуманиваются слезами.

– Я убила тебя, и я же единственная, кто получил тебя обратно? Разве это честно?

– Понятия не имею, как доказать, что это не твоя вина.

– Но это моя вина, – рыдаю я, уткнувшись в его футболку. – Я была там, не забыл? Это я дернула тебя за ногу и свалила с дерева.

– Ты ведь знаешь, что я не могу врать? Это была не твоя вина. Тебе нужно поверить в это.

У меня начинает кружиться голова, а в горле поднимается ком. Я отпускаю Мэтта и кладу руки на колени, пытаясь набрать воздуха в легкие, что вот-вот взорвутся.

– Медсестру! – выкрикивает Люк, и я слышу, как он возится со стойкой капельницы.

Но затем я ощущаю запах летнего снега, и Гейб обнимает меня.

– Фрэнни, дыши, – говорит он, щекоча мое ухо прохладным дыханием.

Я дрожу и крепко прижимаюсь к нему.

– Дыши медленно, – шепчет он.

Я понимаю, что он прав. Если я буду дышать медленно, то в легкие попадет воздух. Пляшущие перед глазами звездочки начинают блекнуть.

Я выпрямляюсь, и Гейб отпускает меня. Смотрю на Мэтта, вытирая нос рукавом. Не могу в это поверить. Я так сильно хотела вернуть его, и вот он здесь. Снова прижимаюсь к груди брата и крепко обнимаю, не желая отпускать его, никогда.

– О боже.

– Фрэнни, все будет хорошо, – улыбается он. – Правда.

Его улыбка заразительна. Я шмыгаю носом и сквозь слезы улыбаюсь в ответ.

– Почему ты выглядишь на семнадцать – и таким, как я представляла тебя? Почему не кажешься семилетним, каким покинул нас?

Он широко улыбается.

– Это камуфляж. Иногда мне придется становиться видимым, а следовать за тобой семилетним мальчиком было бы глупо, не находишь?

– Наверное.

Люк громко откашливается. На моем лице появляется глупая улыбка, когда я подвожу Мэтта к кровати.

– Мэтт, это Люк. Люк, Мэтт.

Люк хмурит брови, а затем его глаза широко распахиваются.

– Это был ты… на выпускном, с Белиасом.

Он смотрит на Люка, не улыбаясь.

– Мои полевые испытания.

– Должен предположить, что ты прошел их успешно?

– Конечно, – Мэтт сердито смотрит на него, а потом поворачивается ко мне: – Я не все время буду рядом… – он прищуривается и мельком глядит на Люка, – потому что вы, ребята, иногда занимаетесь тем, чего я видеть не хочу. Но если понадоблюсь, то сразу же появлюсь.

Люк протягивает Мэтту руку.

– Мы рады такой поддержке.

Но Мэтт лишь с отвращением смотрит на руку Люка.

Внезапно вся моя радость испаряется. Я смотрю на них, пытаясь осмыслить, что происходит. Люк опускает руку.

– Люцифер, не старайся быть героем, – говорит Гейб, нарушая неловкую тишину. Он пришпиливает Люка взглядом. – Если понадобится помощь, зови.

– Конечно, мамочка, – сверкает взглядом Люк.

– Говоря о мамочках, к тебе посетители, – улыбается Гейб.

В этот момент в дверь стучат. Мэтт исчезает, как только она открывается. На пороге, держа в руках пакет из «Макдоналдса», стоит мама, а рядом – папа.

– Какая благодать, – бормочет Люк. – Больничная еда… – морщится он, – на любителя.

Мне удалось избежать похода в церковь, где сейчас мои родители, под предлогом, что я по-прежнему оправляюсь после «нападения собаки».

Вместо этого я роюсь в шкафу, решая, что мне понадобится в Лос-Анджелесе, и бросаю взгляд на Люка, стоящего рядом с комодом. Он неделю как выписался из больницы, и почти все бинты уже сняли. На его лице – красный шрам, идущий от внешнего уголка правого глаза до середины щеки. Темный и опасный тип – теперь со шрамом и сексуальный. Мм… соблазнительно.

– А это берешь с собой? – С его пальца свисает черный кружевной бюстгальтер.

– Возможно. Нужно же мне как-то заводить этих парней из УКЛА.

С мрачным видом он запихивает вещицу обратно в ящик.

– Конечно, если ты поедешь со мной, то у меня не останется времени на этих слабаков. – Я непринужденно подхожу к нему и обнимаю, внутренне напрягшись.

Его лицо проясняется, и он завязывает мои волосы в узел.

– А где же еще мне быть?

– Так ты едешь в Лос-Анджелес? – нервно выдыхаю я.

– Хотел бы посмотреть, как ты меня остановишь, – с лукавой улыбкой говорит он.

Я смотрю на оклеенные обоями стены и понимаю вдруг, как сильно буду скучать по дому. Но также я понимаю, что любое место, где есть Люк, для меня дом.

– И что ты собираешься делать, когда мы приедем туда?

– Может, закончу курс или два… пойду на работу. – Он пожимает плечами. – Да что угодно.

– После семитысячелетнего опыта работы ты обязательно что-нибудь подыщешь.

Он улыбается.

– Сомневаюсь, что найдется много вакансий по отправлению душ в ад.

– Это же Лос-Анджелес, – улыбаюсь я в ответ. – Ты можешь быть сильно удивлен.

Он смеется, но затем становится серьезным и притягивает меня к себе.

– Не думаю, что это отличная мысль. Ты же знаешь, все еще не закончилось. Если владыка Люцифер дарует Бехериту жизнь, он пошлет кого-нибудь еще – или сам заявится, ведь теперь это касается и лично его. – Люк потирает подбородок. – Фрэнни, хотя, может, ты и убила его. По реакции Бехерита все выглядело так, будто золото – его слабость. Этот кинжал в его сердце из серы… трудно сказать.

Мои чувства в смятении. Я отстраняюсь и смотрю на Люка, пытаясь отогнать внезапные угрызения совести.

– Если это правда, тогда я точно отмечена для ада.

Глаза Люка вспыхивают, а лицо становится бледным.

– О чем ты говоришь?

– Если я убила его, то повела себя как Том. Ты же сказал, никаких смягчающих обстоятельств. Мне прямая дорога в ад. «Не проходить "Старт" и не получить двести долларов».

В глазах Люка появляется неуверенность.

– Это была самозащита. К тому же совсем другое дело убить демона, – говорит он, словно пытаясь понять, правильно ли это.

– Теперь ты делаешь исключения? Какой же ты лицемер.

Он хмурится.

– Ты не отмечена для ада! – решительно произносит он, словно все зависит лишь от усилий его воли.

Я ничего не говорю, и Люк отворачивается к окну с мрачным, задумчивым лицом и смотрит в пустоту.

– Это моя вина, – говорит он. – Мне не стоило появляться здесь.

– Они бы послали кого-нибудь другого – наподобие Белиаса.

Люк медленно качает головой и поворачивается, глядя мне в глаза.

– Он бы никогда не нашел тебя.

Но Люк нашел. Мы были связаны с самого начала. Я прижимаюсь к нему, и он обнимает меня.

– Я всего лишь хочу, чтобы ты была в безопасности, – шепчет он мне в волосы. – Габриэль и Мэтт могут защитить тебя лучше, чем я.

– Мне и так безопасно. – Я еще сильнее прижимаюсь к нему.

– Фрэнни, в одиночку мы не справимся. Нам понадобится помощь Габриэля и Мэтта. Особенно если ты собираешься ехать в Лос-Анджелес.

Отстранившись, я смотрю на него.

– Ладно, если поездка в Лос-Анджелес не слишком хорошая мысль, как ты предлагаешь нам поступить?

– Мы просто должны уехать. Найти место, где сможем спрятаться. – В глазах Люка загорается лукавый огонек, а на губах играет улыбка. – Купить какой-нибудь необитаемый тропический остров… только ты и я, и с одеждой можно не церемониться.

Я смеюсь, мне эта мысль даже нравится.

– Пожалуй, я смогла бы так жить, но ты сам сказал, что они найдут нас где угодно.

– Это было раньше, – с надеждой смотрит он. – Ты не заметила? Той ночью Бехерит не знал, что я в доме Габриэля. Вообще-то он должен был заметить меня, а я еще привел с собой псов – Покров спрятал и их. С помощью Мэтта это может сработать. – Он задумывается на несколько секунд, а затем улыбается: – И я думаю, Лос-Анджелес подойдет так же, как и любое другое место, для того чтобы затеряться.

Надеюсь, он прав, но прямо сейчас я хочу лишь одного – затеряться в нем. Я снова крепко прижимаюсь к Люку и утыкаюсь носом ему в грудь.

– Я люблю тебя.

– Знаю. Лишь это спасло меня. Ты – мое спасение. – Он наклоняется и целует меня.

Я пристально смотрю в его великолепные глаза и легонько провожу пальцем по шраму на щеке. Он закрывает глаза и дрожит, затем вздыхает. Я прижимаюсь сильнее, зная, чего хочу.

– Сделай это снова.

Он улыбается и открывает глаза, но на лбу у него морщинки.

– Вряд ли я могу.

Я становлюсь на носочки, обвиваю его за шею и притягиваю, чтобы поцеловать.

– Попробуй, – шепчу я рядом с его губами, желая снова испытать ту близость.

Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и целует меня. Через минуту он чуть отстраняется.

– Не могу. Теперь в душе я тоже человек. Моя сущность не может покинуть тело, пока я жив.

Но он не выглядит разочарованным и даже улыбается.