Текст книги "Персональные демоны"
Автор книги: Лиза Дероше
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Она улыбается, а потом обнимает меня.
– Мы просто заботимся о наших девочках, вот и все.
Ну, полагаю, вот я и разбудила маму. Хотя, чему тут удивляться, Люк и правда обладает некой вибрацией. И, давайте на чистоту, вряд ли он расположил к себе многих родителей девочек-подростков.
Глава 7. Персональные демоны
Фрэнни
С того момента, как Люк вчера уехал, я не могу думать ни о чем, кроме него. Наверно, термин «завладеть мыслями» здесь будет наиболее точен. Его взгляд… никто раньше никогда так на меня не смотрел. Мысль об этом вызывает неопределенное покалывание внизу живота. Я смотрю на маму, сидящую в передней части фургона, если бы она тогда нам не помешала, не знаю, что могло произойти. Я сижу сзади и слушаю айпод, внимательно смотря в окно всю дорогу до церкви, в надежде увидеть черную Шелби Кобру. Но вместо нее первое, что я вижу, когда мы подъезжаем к стоянке около церкви, это дедушкин синий Мустанг шестьдесят пятого года, поблескивающий на солнце и полностью готовый к использованию.
– Не может быть! – взвизгиваю я, а мама улыбается.
– Похоже, сегодня обратно ты поедешь с дедушкой.
– Не понимаю, что тут такого. Это всего лишь дурацкий старый автомобиль. Кому он нужен, если можно купить совершенно новый? – говорит Грэйс со своим обычным прагматизмом.
– Дедушке и мне, – отвечаю я.
Она закатывает глаза и пожимает плечами.
* * *
Дедушка подпрыгивает на скамье почти всю мессу. Чтобы остановить себя от подпрыгивания вместе с ним, я смотрю, как Грэйс перебирает на коленях четки. Она, похоже, пошла иным путем, когда умер Мэтт, обратившись к Богу, словно он мог что-то исправить… или изменить. Она всегда была доверчивой. Даже легковерной. Молитвы не работают. Я проверяла.
Я оглядываюсь на дедушку, вспоминая тот момент, когда я последний раз вставала на колени и молилась. Это было три года назад, после того, как одним субботним утром я проснулась из-за вспышки в голове. Закрыв глаза, я увидела, как моя бабушка лежит в саду лицом вниз в луже собственной крови.
Когда я ей позвонила, никто не ответил. Я сказала маме, что нужно поехать и проверить ее, но она велела мне не выдумывать. Я не могла объяснить ей причину своего поведения, боялась, что она сочтет меня сумасшедшей, поэтому я встала на колени и начала молиться.
Когда в тот день дедушка вернулся домой с рыбалки, он нашел бабушку в саду, где она упала с лестницы, распоров себе живот секатором.
Вот тогда я окончательно убедилась: Бога нет.
Как только месса заканчивается, дедушка вскакивает со своего места.
– Готова ехать?
– Я уже целый год готова.
– Тогда вперед!
Он прокладывает себе путь к выходу из церкви, я следую за ним, не отставая ни на шаг.
Когда мы доходим до машины, он открывает водительскую дверь и протягивает мне ключи.
– Я за рулем? Да ладно?!
Он улыбается.
– Ты это заслужила.
Я запрыгиваю на водительское сиденье и включаю зажигание, мгновенно «Симпатия к Дьяволу» The Rolling Stones начинает литься из приемника. Я выкручиваю громкость на полную катушку.
– Потрясающе!
Обнимая руль, я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть.
Дедушкины голубые глаза нетерпеливо смотрят на меня.
– Едем!
Я поправляю зеркала и сидение, а затем переключаю скорость и медленно выезжаю со стоянки.
Жму на газ и чувствую, как плавно крутятся колеса подо мной, ощущаю прохладный утренний ветер, развевающий мои волосы.
– Она великолепна! – перекрикиваю я шум мотора, радио и ветра.
Я смотрю на дедушку и вижу чувство гордости на его лице.
– Мы проделали огромную работу.
– Дедушка?
– Оу?
– Как думаешь, если бы у дьявола была машина, то какая?
Он, ни на секунду не задумываясь, говорит с озорной улыбкой:
– Черная Шелби Кобра.
Внутри у меня все сжимается.
– Какого года?
– Шестьдесят седьмого.
Почти.
Мы подъезжаем к его дому.
– Оставь ее, – говорит дедушка. – Покатаемся потом.
– Так какой у нас следующий проект? Другой Мустанг?
– Может быть. Я подумываю о Шелби Кобра шестьдесят седьмого. Иди сюда. Хочу тебе кое-что показать, – говорит он, открывая входную дверь. Я чувствую сладкий запах дыма из трубы, когда мы проходим между ореховым журнальным столиком и потертым диваном в гостиной, направляясь в спальню.
Он берет с комода фотографию в деревянной рамке и передает мне.
– Бабушка когда-нибудь показывала ее тебе?
– Нет, – говорю я, беря рамку в руки. Я смотрю на фотографию. На ней молодая пара. Он с темными волосами и небесно-голубыми глазами, одетый в темные джинсы и черную футболку. Его руки обернуты вокруг талии девушки в рваных джинсах и красном топе на бретельках, ее светлые волосы раздувает ветер. Она сидит на капоте черной Шелби Кобра шестьдесят седьмого года.
– Это день, когда я попросил твою бабушку выйти за меня… Лето после школы.
– Ничего себе. Вы были так молоды.
– Ну, в то время дела обстояли иначе. И я до сих пор ни разу не пожалел о том своем решении.
Я снова смотрю на фотографию… На то, как дедушка обнимает бабушку, держа ее, словно самое ценное в своей жизни. На ее озорную улыбку и блеск в сапфировых глазах, направленных на молодого человека.
– Она выглядит счастливой.
Улыбка расцветает на его лице.
– Мы и были счастливы. Я тогда был хулиганом. Твой прадедушка не сомневался, что я сам дьявол. Пытался изгнать меня дробовиком, – смеется он. – Можно подумать, это бы сработало, будь я на самом деле дьяволом.
– И когда ты изменился?
– Не уверен, что это вообще произошло. Но, главное, у меня ушло не так уж много времени, чтобы понять, что я люблю ее. И ради нее я всегда старался быть лучше. Так что, в итоге, твой прадедушка, наверно, решил, что уж лучше бы я был дьяволом.
Я последний раз смотрю на фотографию и ставлю ее обратно на комод, постукивая по Шелби указательным пальцем.
– У меня есть… друг, который ездит на шестьдесят восьмой.
Его выражение лица вдруг становится серьезным, а на лбу появляются беспокойные складки.
– И насколько это близкий «друг»?
Как бы я ни старалась, не могу остановить улыбку.
– Пока не знаю.
Похоже, он что-то замечает в моем лице.
– Фрэнни… Ты ведь знаешь, что мальчикам-подросткам нужно только одно?
– Дедушка!
– Это просто в порядке вещей. Не позволяй ни одному парню заставить тебя делать то, чего ты не хочешь… Ты знаешь…
– Я могу позаботиться о себе.
Его лицо становится суровым, но в теплых глазах видна улыбка.
– Не сомневаюсь. Твои родители с ним уже знакомы?
– Да, – неуверенно говорю я. – Они теперь просто с ума сходят от беспокойства.
Глаза побеждают, и улыбка расплывается на его лице.
– Ну, это нормальная реакция для родителей, полагаю. – На его лбу залегает складка. – Но я даже представить не могу, как кто-то, ездящий на Шелби шестьдесят восьмого, может быть плохим.
– Спасибо дедушка, – говорю я, обнимаю его. – Я тебя люблю.
– И я люблю тебя, Фрэнни.
* * *
После того, как дедушка отвозит меня домой, я захожу внутрь, закрывая дверь, и вижу Грэйс, стоящую со скрещенными на груди руками и сжатыми губами. Она смотрит прямо на меня своими яркими голубыми глазами.
– Пойдем, поговорим, – заявляет она, не отрывая от меня пристального взгляда ни на секунду.
– Что на этот раз?
Она хватает меня за руку и тащит за собой.
– Сначала пошли наверх.
Я позволяю ей утянуть меня в мою комнату. Она закрывает дверь, а я подхожу к окну.
– Я знаю, что ты не читаешь Священное писание, – начинает она сугубо деловым тоном. – Но Петр учит: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить». Сатана воздействует на слабых, Фрэнни.
Я поворачиваюсь к ней лицом.
– Какого черта ты мне это говоришь?
Она одаривает меня тяжелым взглядом.
– Ты прекрасно знаешь, к чему я это.
Я чувствую боль в животе.
– Есть что-то… темное в нем, – добавляет она.
Я смотрю на нее.
– Так, Грэйс, хватит. Убирайся из моей комнаты.
Она идет к двери, но оборачивается, чтобы посмотреть на меня своим суровым взглядом.
– Я буду молиться о тебе, – говорит она.
– Проваливай! – рявкаю я.
Она закрывает дверь, а я со всего маха шлепаюсь на кровать, ударяясь головой обо что-то твердое. Сажусь и обнаруживаю на подушке Библию, открытую на Первом Послании Петра. Я со всей силы швыряю ее в закрытую дверь, она шлепается на пол, а я сажусь, уронив голову на руки.
Грэйс ведь сумасшедшая, правда? Или это я? Я уже не уверена. Прошло очень много времени с того момента, как я теряла контроль над своими чувствами. Мне это не нравится. Я не знаю, откуда приходят все эти безумные эмоции, но я должна придумать способ их остановить. Я поднимаюсь с кровати и начинаю свои упражнения по дзюдо.
Я занимаюсь этим видом борьбы с девяти лет. Не знаю, чем он меня так привлек. Я просто поняла, что это именно то, что мне нужно. И, оглядываясь назад, я осознаю, что была права… Иначе бы я так и продолжала заниматься саморазрушением… после смерти Мэтта.
Дзюдо стало, в каком-то смысле, управлять моим гневом… единственной вещью, способной на это. Именно оно позволило мне контролировать свое сознание и тело, установить между ними баланс. И именно оно научило меня сосредотачиваться на том, что действительно важно, оставлть это внутри и выкидывать все остальное на поверхность.
Если ты ничего не делаешь, то ничего и не может тебе навредить.
Никогда больше я не вернусь к той боли, которую испытывала, когда Мэтт оставил меня. Я не смогу пережить это.
Закончив, я устраиваюсь на кровати и достаю дневник Мэтта. Я начинаю писать. Рассказываю ему обо всем, даже о том, в чем не могу признаться себе… о том, что Люк как-то пробил мою защиту.
Глава 8. Ад земной
Люк
Я направляюсь к своему шкафчику, держа руку на талии Анжелики. Она лепечет что-то о своих выходных, и мне все сложнее и сложнее изображать интерес. Но, когда я поднимаю глаза и вижу Фрэнни, смотрящую на нас, на лице у меня появляется ухмылка. Я поворачиваюсь и делаю вид, что смотрю на Анжелику, кивая ее банальным россказням.
Когда мы доходим до шкафчиков, Фрэнни уже ушла, но я могу чувствовать, как она скрылась в кабинете шестьсот шестнадцать и следит за нами. Ее запахом черного перца и корицы, приправленным большой дозой чеснока, пронизан каждый дюйм коридора. Я вдыхаю его наравне с имбирем, идущим от Анжелики, и энергия наполняет меня.
– А ты что делал в выходные? – спрашивает Анжелика, вытаскивая меня из задумчивости и проводя пальцем по краю выреза своей рубашки.
Я прислоняюсь к своему шкафчику.
– Да ничего особенного. А ты?
– Была отличная погода, поэтому мы поехали в пляжный домик. Тебе стоит как-нибудь…
– Звучит заманчиво, – мурлычу я, одаривая ее очаровательной улыбкой.
Внезапно всепоглощающий взрыв зависти, гнева и ненависти, идущий из шестьсот шестнадцатого кабинета, накрывает меня с головой, он настолько мощный, что я могу буквально попробовать его. Я греюсь в нем… и дрожу.
Анжелика немного придвигается ко мне, надувая свои полные красные губки, ее рука скользит по моей, замирая на краю футболки, на хвосте черной змеи – татуировки, обвивающей мое плечо.
– Это не так уж далеко отсюда. Может, мы могли бы съездить туда как-нибудь вечером? В пятницу, например?
Я улыбаюсь, почти не в силах сдержать дрожь, пробегающую по телу. Мое волнение никоим образом не связано с Анжеликой. Это идеальный вариант. Именно то, что я искал.
Этот план намного лучше… Косвенный подход.
Потому что с момента, как я ушел от Фрэнни в субботу… Как сидел в темноте и бился головой об стену, словно одержимый… Всю ночь… Я, наконец, понял, что прямым подходом тут ничего не добьешься.
Дело в том, что, чтобы отметить Фрэнни, я должен иметь неоспоримое право на ее душу. А неоспоримое право – это нечто большое, чем один грех… Если, конечно, он не смертельный. Хотя, порой, даже всех семи смертных грехов не достаточно для одного раза. Мне нужна хотя бы тенденция, если не постоянство. Так сказать, образец. И сразу его не распознаешь.
Две недели. Как получилось, что это заняло так много времени?
Я же был в ее комнате… очень близко. Запах имбиря так и струился по комнате. Даже силы бы не потребовалось. Но такими темпами Габриэль побьет меня, с легкостью отметив ее.
Вот только дело в том, что и Габриэль нуждается в тенденции, хотя, насколько я могу судить, он ее уже получил. Если она им нужна… а я совершенно в этом уверен… я не понимаю, почему он до сих пор ее не отметил. Но он этого не делает. Значит, на то есть причина. И значит, у меня все еще есть время.
Не паникуй.
Этот план… с косвенным подходом… будет работать. Должен.
Я захожу в класс и готовлюсь греться в сумасшедших эмоциях Фрэнни, проскальзывая на свое место.
– Как прошло воскресенье?
Она поворачивается и улыбается мне.
– Нормально.
И я понимаю, что греться-то не в чем… ни корицы… ни перца… Их просто нет. Я стараюсь разобраться в том, что она выделяет. Но не в чем разбираться… вообще. Я стираю замешательство со своего лица и спрашиваю:
– Было что-то хорошее?
– Да нет.
– Ты в порядке?
– Да, – говорит она, улыбаясь шире.
Мистер Снайдер подходит и кладет стопку бумаг нам на стол.
– Вот последняя партия писем, Фрэнни. Перевод прикреплен вначале, как всегда. Нужна помощь с почтовой оплатой?
Она улыбается ему… не слишком счастливо.
– Нет, спасибо, мистер Снайдер. Сборы в этом месяце были что надо. Все покрыли.
– Не против, если я посмотрю? – Наклоняюсь так близко, что она должна чувствовать мое тепло.
Вздрагивает? Или мне кажется? Может, я просто принимаю желаемое за действительное?
– Прости, но они личные, – говорит она, отодвигаясь от меня.
– Да ничего. Почитаю статьи в Глоуб. Неплохо придумано, подключить к этому учителя.
– Это работает. И мистер Снайдер делает перевод: сканирует письма и пропускает их через онлайн переводчик. Получается, конечно, не идеально, но понятно. С теми, из Пакистана, он то же самое делал.
По-прежнему ничего. Но я уверен, что не вообразил это… она была в ярости.
– Ладно, – говорит мистер Снайдер, проходя между рядами. – Доставайте «Гроздья гнева» и открывайте двадцать восьмую главу. Кто мне скажет, какой конфликт раскрывается в этой части?
Я изолирую себя от остального класса, сосредотачиваясь на Фрэнни. И когда мистер Снайдер просит ее почитать, я склонюсь к ней настолько близко, насколько могу себе позволить, почти касаясь ее. Я смотрю, как она отодвигает свою книгу подальше от меня и читает вслух для класса. Я закрываю глаза, укутанный шелком ее голоса.
Когда она заканчивает, мистер Снайдер возвращается к своему столу.
– У вас есть несколько минут до звонка. Поработайте над своими схемами, уделяя особое внимание основному конфликту этой главы.
Фрэнни поворачивается ко мне, и я на секунду захвачен в ловушку ее глаз.
– Ну?.. – говорю я, наконец.
– Что «ну»? – спрашивает она.
– Ты собираешь рассказать мне, что случилось? – Может, я получу признание.
– Ничего не случилось. – Она мило улыбается. – Мы должны поработать над нашей схемой.
– Хм…
Я пишу большими печатными буквами: «ФРЭННИ И ЛЮК» вверху чистой страницы в своей тетради и «КОНФЛИКТ» такими же буквами четко под нашими именами.
Она долго смотрит на меня своими внимательными глазами, и я отвечаю ей тем же, даже не моргая. Когда звенит звонок, мы все еще смотрим друг на друга. Затем она отворачивается и складывает свои книги в сумку.
– Что случилось, Фрэнни? – все еще надеюсь я.
– Ничего, – отвечает она и идет мимо меня к двери. Практически не осознавая, что делаю, я хватаю ее за руку. По выражению ее лица и внезапно яркому запаху грейпфрута могу сказать, что моя ладонь жжет ее, но я не отпускаю.
Она изучает мои глаза, а я смотрю в ее, внезапно ощущая себя совершенно потерянным.
– Ну, что ты хочешь от меня? – спрашивает она, пытаясь высвободить руку.
Твою душу. И не только…
– Просто хочу понять, в чем дело. Я что-то натворил?
– Нет. Я в порядке. – Н-да. Если я не прекращу это безумие, то ни прямой, ни косвенный подход мне уже не помогут. Поэтому я отпускаю ее. Беспокойство на секунду отражается на ее лице, затем она стряхивает его и идет через коридор к своему шкафчику.
Я возвращаюсь обратно в класс и пытаюсь разобраться в том, что только что произошло. Но затем я смотрю в коридор, где Фрэнни хлопает своим шкафчиком, и вижу Габриэля. Скользкий гаденыш. Он подходит прямо к ней и прислоняется к моему шкафчику, стреляя в меня взглядом, пока я стою в дверях.
Я не слышу, что он говорит, но слышу ее смех. Мои внутренности сворачиваются, и электрический разряд пробегает под кожей. Я шагаю в коридор, ощущая острую необходимость что-то сделать, может, оторвать Габриэлю его крылышки и засунуть их ему…
– Угадай, кто! – Возникшие прямо из ниоткуда руки, закрывают мне глаза, и специфический запах духов ударяет мне в нос.
Анжелика.
Здорово.
Я отрываю ее руки от своего лица.
– Проводишь меня в класс? – надувает она губки.
Габриэль вновь стреляет в меня глазами, и его улыбка становится шире, когда он кладет руку на спину Фрэнни и ведет ее в сторону кабинета физики. Когда она придвигается к нему и обхватывает его рукой, все, о чем я могу думать, это как не запустить ему в спину Адским огнем.
Я использую немного силы на рядом стоящей рыженькой девушке, которая внимательно смотрит на меня, а затем, отрываясь от шкафчика, оттесняет Анжелику.
Я начинаю извиняющимся голосом:
– Прости, я уже обещал пойти с…
– Кэссиди, – заканчивает рыженькая за меня.
Я разворачиваюсь и следую за Габриэлем и Фрэнни. Кэссиди, спотыкаясь, бредет за мной.
Фрэнни
Я совершила большую ошибку, позволив Люку прорваться сквозь мою защиту.
Но теперь он вернулся обратно, за ограду, и будет там со всеми остальными, кроме дедушки. Все те сумасшедшие эмоции теперь убраны в темный ящик, я сохраню их под замком. Мысленное дзюдо.
Я сижу на лабораторной по физике рядом с Гейбом, сосредоточившись на работе, выкинув все остальное из головы. Есть что-то умиротворяющее в его компании, и вскоре мне начинает казаться, что мы одни в комнате. А может, даже в мире. Я представляю, как бы это было: только я и Гейб… мы остались в одиночестве, чтобы заново населить планету. Как Адам и Ева. Мой пульс подскакивает от мысли, к чему это все ведет.
– Я убить готов за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
Я так глубоко ушла в мир своих фантазий, что его голос, шепчущий мне на ухо эти слова, пугает меня до смерти.
Я распускаю узел, пытаясь прикрыть волосами свое покрасневшее лицо, и сосредотачиваюсь на задании, потому что даже при угрозе Ада, я не скажу ему, о чем думала.
– Я просто… Э…
– Чтобы то ни было, оно казалось весьма интересным, – смеется он.
– Ну ладно… Я думала о том, чтобы стать монахиней. – Беспроигрышный вариант, как избавиться от парня. И мысленная дисциплина для себя.
Саркастичная улыбка появляется на его лице.
– Ага. Конечно.
Крошечные ниточки гнева выскальзывают из запертого ящика с моими эмоциями, и я раздражаюсь:
– И какого черта это значит? Ты считаешь меня недостаточно хорошей для этого? – Я обуздываю гнев и вновь захлопываю крышку.
Он улыбается.
– Как бы там ни было, ты была бы замечательной монахиней, но сомневаюсь, что это твое.
Я начинаю закипать… пока не осознаю, что в его голосе нет ни капли сарказма. Поднимаю на него взгляд. Он улыбается, и эти глаза буквально убивают меня. Я стараюсь дышать ровно, когда он поднимает руку, а я ловлю себя на том, что склоняюсь к нему, ожидая прикосновения. Но его рука тянется к печатной плате.
О Боже, что, черт возьми, со мной не так?
Я вскакиваю со своего места прямо со звонком и пытаюсь игнорировать бьющееся как сумасшедшее сердце, кода Гейб вновь обхватывает мои плечи и ведет обратно к шкафчику. Я меняю свои книги, посматривая, не идет ли Люк.
Гейб смеется.
– Что?
Он прислоняется к шкафчику Люка и проводит рукой по своим светлым волосам.
– Что нужно сделать парню, чтобы привлечь твое внимание?
Ты уже это делаешь.
В животе возникает странное покалывание, когда запах летнего снега омывает меня. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на своем сердцебиении, стараюсь дышать медленно и ровно, чтобы успокоить его. Я боюсь смотреть на Гейба, потому что он всегда знает, о чем я думаю, а то, что я представляю сейчас, слишком смущает. Он мягко кладет руку на мое лицо, и на секунду я надеюсь, что фантазии станут реальностью, и он меня поцелует. Но когда я открываю глаза, мое дыхание перехватывает. Он смотрит прямо мне в душу, и это кажется намного более интимным, чем поцелуй. Гораздо более интимным. Ноги становятся ватными, и я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть Люка, уходящего из коридора. Ощущение, что я проглотила шар для боулинга.
Я, не говоря ни слова, разворачиваюсь и бегу в сторону кабинета мистера Сангетти. Но прежде чем успеваю войти в него, Риф загоняет меня в угол.
Он, опирается о стену, изо всех сил стараясь сделать вид, что оказался тут случайно. Плохо получается. Челюсть его крепко сжата, глаза блестят, как у сумасшедшего.
– Привет. – Это больше похоже на обвинение, нежели на приветствие.
– Привет. – Я опираюсь на стену, глядя на людей за его спиной.
Его глаза сверлят меня, ищущие, напряженные. Фальшивой улыбки как ни бывало.
– Ну, и кто этот парень?
– Какой? – спрашиваю я.
Его большие карие глаза расширяются, а лицо сникает. Мое сердце мгновенно сжимается.
Я такая дура. Так непросто идти по канату, когда сам не знаешь, куда. Все внутри у меня болит… частично из-за шара для боулинга Люка, частично из-за Гейба… что бы там ни было… Но в основном из-за этого взгляда Рифа. Он действительно очень хороший парень. Я не хочу причинять ему боль. Сколько еще ему понадобится времени, чтобы понять, что он меня не любит?
– Я шучу, Риф. Нет никакого «парня», во всяком случае, в том смысле, который ты вкладываешь в это слово.
Его брови ползут вверх.
– Уверена? Потому что я слышал о том, как ты вешалась на какого-то нового парня.
Я издаю возмущенный вздох.
– Ни на кого я не вешалась.
На мгновение он колеблется, и его глаза смотрят в пол, прежде чем вернуться ко мне. Его взгляд полон надежды.
– Ну… Ты не хочешь прийти на репетицию группы?..
– Я не вернусь, – говорю я, и тут же жалею о том, как резко звучит мой голос.
Он поднимает руку.
– Дай мне закончить, – просит он. – Эта девушка, Делейн, позвонила. Она будет сегодня петь с нами. Я просто подумал, может, ты захочешь послушать? Вот и все.
Но он лжет. Я знаю, что не «все», потому что вижу, как он смотрит на меня. Ты меня не любишь. Я глубже вжимаюсь в стену, чтобы увеличить пространство между нами.
– Возможно.
Он наклоняется и его дреды щекочут мое лицо, пока он шепчет:
– Твое «возможно» – то, чем я буду жить.
Я закрываю глаза и вдыхаю его запах, вспоминая, как просто и здорово было с ним… пока он все не испортил. Я снова открываю глаза, и мое дыхание перехватывает, когда я обнаруживаю его лицо всего в дюйме от моего. Я поворачиваю голову и вижу, как Люк наблюдает за нами, стоя перед дверью кабинета мистера Сангетти. Его челюсть сжата, глаза бушуют. Он отворачивается и заходит в класс.
Я кладу руку Рифу на грудь и мягко отталкиваю.
– Хотя, наверно, будет лучше, если я не приду, – говорю я, понимая, что веду себя как последняя сука, но это лучше, чем давать ложную надежду. Ты не любишь меня.
Он смотрит на меня грустными глазами, пока не появляется Тревор и не бьет его по затылку учебником. Он морщится и еще секунду смотрит на меня, прежде чем погнаться за своим обидчиком.
Я иду на историю и проскальзываю на свое место рядом с Люком, заставляя себя не чувствовать ровным счетом ничего и игнорировать все его взгляды, пока они с мистером Сангетти пикируются. Cо звонком я удираю из кабинета, на несколько шагов опережая Люка, но он ловит меня в коридоре.
– Кто это был?
– О ком ты?
– Парень, – поясняет он и берет меня за локоть, но я выдергиваю его.
– Риф, – говорю я безразличным голосом.
Он прекращает идти, безуспешно пытаясь спрятать ухмылку.
– Риф, – повторяет он.
Я с грохотом открываю дверь в кафетерий и влетаю внутрь, оставляя Люка стоять в коридоре. Я кидаю свою сумку рядом с нашим столом и отправляюсь выбирать еду.
Когда я возвращаюсь, то обнаруживаю что высокая рыжеволосая красотка Кэссиди О'Коннер не позволяет Анжелике сесть рядом с Люком. Я усаживаюсь на свое место между ним и Гейбом, и плотнее прижимаю крышку ящика с эмоциями, не позволяя выскользнуть ревности.
Гейб улыбается, глядя на то, как я тычу вилкой в свой салат.
– Значит, монахиня, да?
– Да.
Краем глаза замечаю, как резко поворачивается голова Люка.
– Весьма оригинальный выбор карьеры. – Гейб придвигается, чтобы наши плечи слегка касались и смотрит на Люка. – Что ты делаешь сегодня вечером? Мы могли бы закончить нашу лабораторную.
Я стараюсь делать вид, что меня ни капли не волнует его прикосновение.
– Хм… Конечно. После школы у меня дзюдо, но ты можешь заехать к нам на ужин, а потом позанимаемся у меня, – отвечаю я. Плечо Люка касается моего, но я игнорирую его тепло. Я поворачиваюсь и вижу, что он по-прежнему внимательно смотрит на меня. Я не обращаю внимания на чувство, нахлынувшее на меня, когда наши глаза встречаются, и отворачиваюсь к Гейбу.
– Значит, около шести?
– Угу.
Я слышу, как скребет по полу стул Кэссиди, и оборачиваюсь: она отправляется за обедом. Я улыбаюсь Люку, но сжимаю нож в руке… а затем медленно привариваю крышку на своем ящике.
Люк
Мой новый план включает в себя ставку на трех победителей: похоть, зависть и гнев. То есть мне нужно заставить Фрэнни хотеть меня; завидовать тем, кто хочет и получает меня; и ненавидеть их же… и меня. Все это весьма не просто держать в балансе. Особенно, когда Фрэнни не желает сотрудничать.
К своему большому удивлению я не обнаруживаю, кроме имбиря Кэссиди, никакого запаха от ближайших соседей. Фрэнни держит свои эмоции при себе. Нет ни перца, ни аниса, ни чеснока.
Ничего.
Похоже, единственный, кто здесь страдает от ревности, это я сам. Я чуть не впечатал Габриэля в шкафчики. А это небольшое шоу с парнем по имени Риф в коридоре? Похоже, я недооценил ее притягательность. Потому что, когда я увидел ее с ним, увидел то, как близко она позволила ему подойти…
Я чувствую запах, исходящий от нее… почти неуловимый аромат роз – печаль.
Я оборачиваюсь к ней, надеясь, что эмоции выйдут наружу, но ее лицо спокойно и невозмутимо.
Что нужно сделать парню, чтобы достучаться до этой девушки?
Потом я вспоминаю реакцию Фрэнни на Тейлор в первый день нашего знакомства: зависть.
Я заговорщически понижаю голос… Это всегда мгновенно привлекает внимание окружающих.
– Ну, Тэйлор, как ты провела выходные?
Она с намеком поднимает бровь.
– Могло быть и лучше.
Инсинуация не вызывает сомнения.
– Я просто подумал, если ты свободна, может, сходим в кино сегодня вечером?
Она кидает на Фрэнни победоносный взгляд.
– Конечно.
Краем глаза замечаю, как Фрэнни, кажется, на мгновение напрягается, но делает вид, что полностью увлечена разговором с Габриэлем. На секунду я улавливаю слабый дразнящий запах корицы.
Райли многозначительно смотрит на Фрэнни. С паническими нотками в голосе она говорит:
– Мы все могли бы пойти, как думаешь, Фи?
Фрэнни поворачивается к столу.
– Что прости?
– Кино. Сегодня вечером. Идешь?
– Ой. Нет, спасибо. – Она тянется к руке Гейба, лежащей на столе, и переплетает свои пальцы с его. Я улавливаю запах имбиря. – У нас запарка с домашним заданием по физике, правда, Гейб?
Габриэль смотрит на меня с усмешкой.
– Еще какая.
Рот Райли распахивается в молчаливом «Какого черта ты делаешь?», и она бросает на Фрэнни тяжелый взгляд.
Фрэнни игнорирует ее и продолжает свой разговор с Габриэлем.
Я думал только про Тейлор… Но это тоже может сработать.
– Ммм… Как жаль, – говорю я, кивая Тейлор и Райли. – Видимо, будем только мы.
Тейлор поворачивается и выпивается в Райли взглядом.
Если это не повлияло на Фрэнни прямо сейчас, ничего. В любом случае, большое количество гнева – всегда полезно. Особенно, когда тебя предает друг… или два.
Косвенный подход собирается сработать. Я заставлю ее пасть. Могу еще прихватить с собой души Тейлор и Райли. Бонус.
Но тут же внутри у меня все переворачивается, когда до меня доходит весь ужас сложившейся ситуации. Фрэнни и Габриэль будут вместе сегодня вечером. Наедине. Могу поставить на кон что угодно: у него будет куча времени, чтобы отметить ее. Черт возьми, да на кону мое выживание!
Имбирь Кэссиди фактически душит меня, когда она ставит поднос с едой на стол.
– Хочешь, поделюсь с тобой пирожным, Люк?
– Нет, спасибо, – говорю я, изо всех сил борясь со своей паникой. Вот оно. Все поставлено на карту. Потому что, если Габриэль заберет душу Фрэнни для небес, мне конец.
Обратить отметку почти невозможно.
Это должно сработать!
