Текст книги "Все, о чем мечтала (ЛП)"
Автор книги: Лиз Дюрано
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Это все, нахрен, не правда, и ты это знаешь, Коул.
Мне и правда следовало прикончить этого ублюдка, когда я с ним встретился в «Жемчужине», и закопать его там же. Уверен, братья Виллер без проблем бы мне в этом помогли.
– Пять дней, Коул. Я с ней был каких-то несчастных пять дней, а не шесть месяцев.
– Какая разница, сколько ты с ней был, Дэкс? Что важно, так это то, что Гарднер использует суждение общественного мнения. И я даже не говорю сейчас о Твиттере или Фэйсбуке. Я говорю об их друзьях, коллегах, соседях и даже пациентах. Он не применяет каких-то отдельных усилий, чтобы навредить в этой области. Он использует тебя, для того, чтобы ты испортил уже и так подпорченную репутацию ее эмоциональной нестабильностью, когда они были в браке, и после того как у них родился ребенок. И даже если люди проверят факты и позже убедятся, что он был неправ, ущерб уже будет нанесен. Ты же знаешь, какими бывают люди, Дэкс. Сначала набрасываются, а потом думают. Хотя это никак не повлияет на дело в расторжении брака, то добавь это к разговору о том, что она проводила время с тобой, в то время как должна была защищать свою репутацию дома – это смертельный приговор для любой карьеры, не важно, каких высот она достигла. Но она оправится…
– А как на счет него? – спрашиваю я, всеми силами сдерживая свой гнев. – У него была интрижка, и они даже назначили дату свадьбы, не дав еще чернилам высохнуть после подписания их документов о разводе. Черт, он даже не был еще завершен.
– Свадьбы не будет.
Я даже не слушаю его, это логично.
– Конечно, не будет! Он до сих пор женат на Харлоу!
– Дэкс, успокойся. Это из-за того, что ребенок, которого носит Лейлани не от него, и поэтому он с ней расстался, – говорит Коул, и его слова останавливают меня. Ребенок. Харлоу может носить моего ребенка, и если это так, тогда что о ней будут говорить люди?
– Так почему это никто не обсуждает? Все, чем они занимаются, так это очерняют репутацию Харлоу на каждом шагу.
– Это не обсуждают в новостях, потому что, для того, чтобы об этом узнать, он нарушил конфиденциальность и безопасность данных пациента, и теперь решение за АМА (прим. профессиональный союз, самая большая ассоциация врачей и студентов в США). Вот для чего нужна Американская Медицинская Ассоциация, – теперь голос Коула становится серьезным. – Поэтому даже если мистер Гарднер ведет сейчас нечестную игру, втягивая твое имя в этот кошмар, это все равно будет плохо выглядеть для него.
– А отец? Это же не только мое имя. К нему это тоже относится.
– Твоего отца это не радует, но с ним все будет в порядке. Но как советовали тебе юристы, в чем бы ты не был замешан, тебе лучше сидеть тихо и позволить нам выполнять свою работу. Но если на чистоту, разве его клиентов волнует, что говорится в таблоидах? Пока он помогает им заколачивать деньги, а ты занимаешься своим делом и получаешь свои награды, он всегда будет членом клуба богатеньких старичков… как и ты будешь в свое время.
Коул вздыхает.
– Черт, я не должен был тебе ничего рассказывать.
Осуждение со стороны общества по отношению ко мне и моему отцу – это одно, но по отношению к Харлоу – это совершенно другое дело.
– Последний вопрос, и я больше не буду тебя мучить.
– Что еще? – голос Коула звучит настороженно, но он позволяет мне продолжить.
– Как она? Как она держится?
– Это уже два вопроса, приятель. Но, честно говоря, не могу тебе ответить. Я не знаю.
Если одна ночь в одиночестве в «Жемчужине» заставила Харлоу взять в руки пистолет, тогда что будет сейчас? Кто теперь вернет ее к жизни, после всего этого дерьма? У нее нет родных. У нее никого нет, точно не в Нью-Йорке. Черт, я должен был позвонить ей раньше. Я должен был настоять на встрече с ней.
– Да брось, Коул, пойди мне навстречу.
– Я уже это сделал. Я рассказал тебе больше, чем кому-либо.
– Как мне связаться с ней? Я уже устал названивать ей в офис, это какой-то Форт-Нокс. Ее никогда не бывает на месте, или они перехватывают все ее звонки.
– Приятель, я не знаю. Я не могу…
– Коул, да брось. Прошу.
Какое-то время Коул ничего не говорит.
– Вот это да. Ты даже не шантажируешь меня ванной, которую заказала Милли.
– Это будет не честно, дружище. Она ее заказала, а не ты.
Это единственное, что я произношу, несмотря на то, что любопытство распирает. Мы всегда встречаемся пообщаться с Коулом, когда я прилетаю в Нью-Йорк, но на этом все. Мужчины не трепятся на тему любви.
– Могу я задать личный вопрос?
– Конечно.
– Как ты понял, что Милли была той самой?
Я слышу, как Коул усмехается.
– Это просто. Я не мог представить себя с кем-то другим. Даже, когда мы на время расстались. Но твоя мама помогла мне принять решение, когда мы с отцом приезжали к вам в гости во Флагстафф, как раз, перед тем как она… ну, прежде чем ее не стало.
– Что она сказала?
– «Так как это будет, Коул? Ловим на живца? Эта девушка не будет ждать вечно», – повторил он слова матери, его голос звучал выше, пытаясь воспроизвести голос мамы. – Ты же знаешь, как она любила рыбачить, поэтому было не удивительно такое от нее услышать. Она бы присоединилась к нашим морским рыбалкам, если бы твой отец ей разрешил.
Мы смеемся.
– Нет, отец смотрел «Идеальный шторм», и после этого это даже не обсуждалось. Он терпеть не может, когда что-то находится вне его контроля, и любая поверхность воды – это его заклятый враг.
Отец исключительно городской житель, который никогда не смог бы стать рыбаком. У мамы лучше получалось удить и чистить все, что мы поймали.
– Это похоже на твоего отца. Но твоя мама любила его таким, какой он есть.
Какое-то время мы оба молчим, после чего Коул говорит:
– Ты в курсе, что он больше ни с кем не встречается. Даже спустя пять лет.
– Он общается с какими-то дамами.
– Да, но он полностью посвящает себя своим детям, особенно тебе. Он очень гордится тобой, Дэкс. Вот бы мне такого отца.
Не секрет, что Алан Чемберс строг со своим сыном, иногда даже слишком, как по мне. Он никогда не поощряет Коула, даже когда он выигрывает судебные дела их фирмы. Каждое дело еще тяжелей, чем предыдущее, очередной шанс доказать своему старику, что он достаточно хорош, чтобы однажды получить должность старшего партнера.
– Он гордится тобой, Коул. Я вижу это.
– Рад, что хотя бы кто-то это видит, – с сарказмом произносит Коул. – Ладно, вернемся к твоим делам, приятель. Я подумал, что ты с этим справишься. Обычно ты довольно быстро все переживаешь.
Я тоже так подумал, и видит Бог, я пытался уехать и забыть Харлоу, как обычно зависая с друзьями после работы, чтобы потом вернуться в одиночестве домой. Просто это казалось неправильным.
– Думаю, я решил притормозить.
– Кэти Плешетт, – произносит Коул.
– Что еще за Кэти Плешетт?
– Дэкс, дружище, в следующий раз, когда ты будешь звонить на работу доктору Джеймс, тебе нужно будет позвать Кэти Плешетт. Она на страже Форт-Нокса. Твоего Форт-Нокса.
Мне требуется несколько спарринг-раундов в спортзале, чтобы избавиться от всего своего разочарования, и это срабатывает. К тому времени, когда я заканчиваю, я чувствую себя намного спокойнее, и вероятности, что я наброшусь на кого-нибудь, теперь намного меньше. Кому действительно мне хочется хорошенько врезать, так это Джеффу, но кому как не мне знать, сейчас лучше не давать воли кулакам, как в ситуации с Френком.
Единственная причина, почему, вероятно, Френк так и не подал на меня в суд, это потому, что ему не хочется быть втянутым в такую же шумиху, в которую уже втянут его друг. И если отец может о себе позаботиться, то о Харлоу я беспокоюсь, и о том, как она справляется со всем, что сейчас происходит. Если у нее кто-то, кто мог бы ее поддержать? А что с пистолетом? Он до сих пор у нее? И чем больше я продолжаю повторять себе, что Харлоу ни за что бы не сделала то, что сделала Мэдисон, уже прошло шесть недель с тех пор, как мы спали вместе, и я не могу перестать задаваться вопросом, было бы Харлоу уже известно о своей беременности, если бы это было на самом деле так?
Сказала бы она об этом мне?
Глава 27
Харлоу
Пять тестов, показывающих одно и то же, не могут ошибаться. Или могут?
Я кладу тест на беременность на полотенце, расстеленном поверх тумбочки возле раковины в ванной рядом с остальными четырьмя, которые я только что сделала, их результаты вполне очевидны. Во мне не осталось ни капли утренней мочи, после честно пройденных тестов на хорионический гонадотропин, гормон, вырабатывающийся при беременности, и я сомневаюсь, что мне стоит делать еще один тест. Я делаю один и тот же тест уже три дня подряд, ежедневно, и результат не меняется. Даже тест из того магазина, где все по доллару, и то, оказался положительным. Розовая полоска, голубая, одна полоска, две полоски – они все показывают одно и то же, уверена, точно также как и анализ крови, который я сдала вчера, выдаст мне тот же результат.
Я беременна.
Уже шесть недель, и смотря на свое отражение в зеркале, меня поражает лишь одно. То, что я постоянно говорила себе, что никогда не случится, даже не смотря на то, как я этого желала, но это случилось. Я забеременела без какой-либо гормональной терапии или процедур оплодотворения. Никто не проводил искусственного оплодотворения моей матки яйцеклетками. На этот раз, потребовался лишь один мужчина и бесчисленное количество энтузиазма для выполнения этой задачи.
Я вру.
Чем больше я отрицаю это, тем больше замечаю признаки беременности, например размер моей груди, который наконец-то заставил меня сдаться и купить новые бюстгальтеры два дня назад, усталость, от которой меня постоянно клонит в сон на работе, и многочисленные походы в туалет. И когда появляется тошнота, которая постоянно застает меня в самый неподходящий момент на протяжении всего дня. Она еще не прошла, хотя в данный момент, когда я валяюсь под одеялом, чтобы собраться с мыслями, прежде чем отправиться на работу, я чувствую себя хорошо. Мне просто хочется, чтобы в моей жизни все наладилось.
Несмотря на то, что мой развод подходит концу, и я получаю недвижимость в Хэмптонс, мое намерение подать в суд на больницу переросло в проблему вселенского масштаба. И дело даже не в моем намерении подать на них в суд, чтобы оспорить основания моего увольнения. А проблема в том, как это влияет на всех и все остальное в моей жизни.
Если мне казалось неприятным то, как избегали меня наши общие друзья с Джеффом, после того как он восемь месяцев назад подал на развод, то это ничего по сравнению с тем, что происходит сейчас. Сжигание мостов – самое подходящее описание, хотя в профессиональном мире, это просто означает, что коллеги врачи стали более осторожны в общении со мной, а друзья просто не хотят быть втянуты в этот хаос, даже если они просто позвонят, чтобы спросить как у меня дела. А еще Джефф распространяет лживые слухи обо мне и Дэксе, заявляя, что все это время я была с ним в Таосе. Джефф знает, что это неправда, но если это поможет отвлечь внимание от него и предательства Лейлани, значит, он это использует.
Жаль, что я ничего не могу сделать, мне нечем ответить, но я должна выстоять это сражение. И сейчас, лучшим ходом против Джеффа будет молчание, как и советуют мои юристы. К тому же, у меня по-прежнему есть медицинская лицензия. Я веду осмотры пациентов. Скандальные слухи обо мне – это наименьшее, из того, что их беспокоит. Что для них действительно важно, так это благополучие их ребенка, как правило, на диализе, пока они ожидают, когда в их маленьких телах будет достаточно места для пересадки донорской почки, что зачастую, поступают от взрослого родственника или подходящего по медицинским показаниям человека. Мне также нужно закончить научную работу. К счастью, мое последнее исследование по сердечнососудистым факторам риска у пациентов с пересадкой почек не остановилась из-за возникших скандалов. Пока дела не стоят на месте, все нормально.
Тем не менее, в моей новой нормальной жизни, нет ничего нормального. Я нахожусь на неизведанной для меня территории, и если Прежняя Харлоу давно бы опустила руки, а ее идеально распланированная карьера пошла бы вниз, то Новая Харлоу – нерушима. Ну, почти. Я наконец-то начала посещать психолога, сеансы проходят дважды в неделю, и я их с нетерпением жду. Я так давно все держала в себе, и теперь очень приятно, выплеснуть все наружу, несмотря на то, что мои приемы ограничены по времени. Меня задело то, что Больница Нью-Хейвена отозвала свое предложение о работе, но не сильно. Это не имело значения. Конечно, это задело мое эго, но в глубине души я всегда чувствовала, что мне не принесет удовольствие эта должность. Или, может, дело в том, что сенатор предупредил меня об их решении заранее, когда я пришла на праздник в Хэмптонс по случаю десятого дня рождения Пенни.
Слава Богу, слухи, преследующие ее любимого доктора, прошли мимо нее. Для Пенни я по-прежнему ангел, который сидел с ней после операции до самого утра, держа ее за руку, и с тех пор, она относится ко мне как к части ее большой семьи. Но его протекция имеет пределы. Когда дело доходит до моих юридических проблем, сенатор Леон Кингстон должен соблюдать правила. Единственное, о чем заявил его офис, так это о том, что они с женой лично выбрали меня в качестве трансплантолога для проведения операции их дочери, вместо ведущего хирурга Джеффа Гарднера.
«Выбор, основанный на исключительных профессиональных навыках доктора Джеймс, ее безупречных хирургических достижениях и ее сопереживании своим молодым пациентам», – цитата, которую передавали газеты.
И теперь, для меня этого достаточно.
Могу сказать, что я сама виновата. Мне следовало молчать и не высовываться, как этого и ожидал Джефф. Но с чего вдруг? И зачем мне это делать, после того как я наконец-то разобралась в себе? Да, меня уволили, пока я была в отпуске, и что? Да, я не подавала в суд, как только мне пришло об этом уведомление, пока меня не было в городе, и что с этого? Да, я якобы все это время была в каком-то забытом миром любовном гнездышке в Нью-Мексико, у какого-то плотника, и что, черт возьми, в этом такого?
Только вот теперь, я ношу ребенка от этого плотника.
Я выбираюсь из-под одеяла и достаю деревянный сундук, стоящий под кроватью. Это дается мне тяжело, не только из-за веса ящика, но также из-за маленьких сокровищ, которые я туда спрятала с тех пор, как получила его пару недель назад. Я вытаскиваю сундук ручной работы, созданный с помощью японского рубанка, или сашимоно, и ставлю на кровать возле себя. На самом деле мне не следует его прятать, учитывая, что это работа настоящего гуру столярных работ, но в тоже время мне не хочется, чтобы он находился слишком далеко от моего самого любимого места в этой крошечной квартирке, своей кровати. Среди того сумасшествия, которое сейчас происходит в моей жизни, мне нравится иметь возле себя частичку Дэкса, даже если это всего лишь сундук.
Но это не просто какой-то сундук. Это чистое совершенство. Дэкс сделал его специально для меня и это потрясающе. Я провожу пальцем по солнцу и луне, вырезанных на крышке ящика. Он красивый, и теперь я так рада, что не отправила его обратно. Моя гордость едва не заставила меня сказать маленькой японке, которая доставила ящик в мою клинику, чтобы она забрала его обратно. Но мое сердце одержало победу, и я приняла посылку и открыла ее, находясь наедине в своем кабинете. После чего я уставилась на красоту перед моими глазами, на экзотический древесный запах, который вернул все воспоминания, великолепия каждой детали с этой прекрасной крышкой, которая без всяких усилий скользнула вниз. Этот сундук возродил все воспоминания о Дэксе и ощущение дома, когда я находилась в его объятиях.
Подняв крышку, я вижу маленькие безделушки, которые собрала на память о своей длительной поездке, хотя большая часть из них только из Нью-Мексико. Камни после моих небольших прогулок возле «Жемчужины», после поездки в Бандальер и похода на горячие источники, даже из Арройо-Секо, где Дэкс рассказал, как его мать учила рыбачить его самого и даже его отца. Здесь даже есть высушенная веточка шалфея и травы, которые я купила в одном из магазинчиков на площади Таос, как напоминание о том, что последние полгода моей жизни были прощанием с прошлым и стали началом новой. И вот слова, которые Дэкс вырезал на задней части крышки, слова, которые я запомнила, как только их прочла. Я провожу пальцем по буквам, представляя, как он склоняется над доской, концентрируясь, хмуря брови, пока вырезает их.
«Он действительно имел в виду именно то, что здесь написано?»
Я возвращаю крышку на место и задвигаю сундук назад. Следующие пару минут, я ухожу в себя, заставляя себя выбросить все лишнее из своей головы. Я провожу рукой по животу, мои мысли переходят к жизни, зародившейся внутри меня. На этот раз, я не чувствую никакой вины за то, что сделала, даже если на то, чтобы принять это, потребовалось уйму времени. Я соврала Дэксу о том, что принимала таблетки, и вот, что произошло; эта ложь переродилась в новую жизнь внутри моего тела.
На шестой неделе, несмотря на то, что ребенок всего размером с горошину, у него есть сердце, которое интенсивно бьется: примерно от ста до ста сорока ударов в минуту. И если он пошел в своего отца, у него сильное и выносливое сердечко – сердце, которому, я надеюсь, еще не все равно на меня.
– Не желаешь перекусить?
Я отрываю взгляд от своего ноутбука и вижу, что в дверях кабинета стоит Кэти. Уже час дня, что означает, что я просидела за компьютером последние четыре часа. Позади нее сотрудники уже готовятся отправиться на обед, решая, что выбрать: пиццу или греческую кухню.
– Не знаю, Кэти. Мне нужно закончить с этими бумагами до трех, пока не пришли мои пациенты.
– Но тебе тоже нужно кушать. Ты в последнее время сама не своя, и я беспокоюсь о тебе.
Я закрываю программу и выключаю компьютер.
– Ты всегда обо мне беспокоишься, Кэти.
– Я подумала, что мы можем сходить в новый ресторан, который открылся дальше по улице. Может, это тебя растормошит. Ну же. Я угощаю.
– Может ты меня еще и за руки потащишь? – как только я произношу это, на меня находят воспоминания. Дэкс сказал то же самое, когда я согласилась, что он может остаться в «Жемчужине» при условии, что будет на своей стороне дома, а я на своей. Конечно, никто из нас не следовал этому правилу, вместо этого отдав предпочтение кровати королевских размеров, в качестве нейтральной территории.
Я вздыхаю. Побочный эффект беременности заключается в том, что ты становишься меланхоличным и эмоциональным, именно такой я себя и ощущаю при мысли о Дэксе и своей беременности. Я пообещала ему рассказать, если я узнаю, что беременна, и вот смотрите, что происходит. Так почему я ему не звоню? Потому что я напугана, вот почему. «Что если, как и во время беременности Маркусом, у меня будет выкидыш?»
– Ты в порядке? – передо мной возникает взволнованное лицо Кэти. – Ты очень побледнела. Ты вообще сегодня ела что-то еще, кроме того бананового кекса, который я принесла?
Прочистив горло, я закрываю ноутбук и поднимаюсь с кресла. Мне нужен свежий воздух. И нет, я не потеряю этого ребенка. У него крепкое сердце, как и у его отца.
– Я просто проголодалась, вот и все, Кэти, – отвечаю я, беря в руки свою сумочку. – Идем?
– Так ты расскажешь мне про этого Дэкса Дрексела, на счет которого доктор Гарднер все никак не успокоится? Ты никогда о нем не рассказываешь, – говорит Кэти на полпути к ресторану «Санта Роза». Он открылся всего два месяца назад, и в нем уже нет отбоя от желающих попробовать чилакилес* и выпить Маргариту (прим. традиционное блюдо мексиканской кухни). Или как в моем случае – чоризо с яичницей и картофелем. И съев большую часть из этого и испытав рай на языке, я надеюсь, что меня не одолеет изжога, которая обычно бывает у беременных, как раз, когда ко мне придут мои пациенты. Ну, почти. Это было бы настоящим раем, если бы это приготовила Анита Анайа, и все бы собрались за накрытым с любовью столом, смеясь над очередным высказыванием Диами.
– Что ты хочешь знать? – я старюсь не звучать слишком оборонительно, но в тоже время, получается именно так.
С тех пор как я вернулась, Кэти всегда рядом со мной, и в отличие от привычных друзей, которые просто звонили, чтобы поздороваться и узнать, как мои дела, она единственная, кого я подпустила к себе. Черт, единственный близкий мне человек.
Кэти пожимает плечами.
– Правда, что ты была с ним, как утверждает доктор Гарднер?
– Я была с ним только пять дней. Максимум – неделю. А не шесть месяцев. Я целый месяц провела в Альбукерке с доктором Мартин, помнишь?
– Он тебе нравится? – Кэти, хмурясь, смотрит на меня. – Он до сих пор тебе нравится?
Я вздыхаю.
– Он мне действительно нравился… очень. Но ничего бы не сложилось, не в то время, когда мой развод все еще не закончен. Последнее, что мне было нужно, – это, чтобы между нами с Джеффом разразился очередной скандал.
– Но скандал все равно произошел, так ведь? Доктор Гарднер подтвердил это, рассказывая сплетни о тебе с этим парнем. Но ваш развод практически завершен. Ты сама сказала мне об этом. Поэтому мне интересно, если Дэкс вернется, например, если бы он был в городе, ты бы приняла его? Ты бы увиделась с ним снова? Или между вами все кончено?
На этот раз я занимаю оборонительную позицию. Кэти всегда говорит все начистоту, и хотя я знаю, что все в офисе просто сгорают от любопытства узнать, правда ли то, что говорят обо мне с Дэксом, она сдерживалась от расспросов. До этого момента.
– Почему тебя вдруг это так заинтересовало?
– Доктор Гарднер явно ощущает угрозу с его стороны, и я его понимаю. Он заслуживает это, после того, как поступил с тобой. Я разузнала немного о Дэксе Дрекселе, хороший улов. У него есть шоурум на Седьмой авеню. Дорогие изделия. Очень дорогие, и я слышала, что он создает все сам, – она приподнимает правую бровь. – И ты вся светишься.
Я пристально смотрю на нее.
– Что, прости?
– Я никогда не видела, чтобы ты так сияла, – говорит Кэти, откидываясь назад в своем кресле. – Ты сама не своя, когда речь заходит о Дэксе, и ведешь себя как сумасшедшая. Тебе следовало бы подать в суд на доктора Гарднера за клевету. Но ты этого не сделала. Ты спокойна. Слишком спокойна, если на то пошло. И в последний раз ты была такой только, когда была… – ее голос затихает, но я чувствую, как она изучает меня.
Она не может произнести этого вслух, и с чего бы ей это делать? Никто этого не делал.
Но я произношу это вместо нее.
– Беременной?
Она кивает.
– Ты всегда становилась более сдержанной в своих эмоциях каждый раз, когда была беременной. Только на этот раз, есть одно отличие, которого никогда прежде не было.
– Какое?
– На этот раз, ты поставила свою карьеру на второе место. Ты сократила свои рабочие часы, и ты больше себя так сильно не загружаешь. Больше никаких исследовательских работ или ротаций в других больницах. Ты также больше проводишь время дома, чем это было раньше. Ты вьешь свое гнездышко.
Я чувствую, что краснею.
– Ты слишком много нафантазировала, Кэти. Все из-за этой болтовни Джеффа о моих сексуальных похождениях в Таосе.
Она тянется к своей сумочке и протягивает мне конверт.
– Пришло этим утром. Мне удалось перехватить его прежде, чем кто-то увидел.
Я беру конверт, жалея, что опрометчиво написала адрес своего офиса, когда была в депрессии и не могла вспомнить даже элементарных деталей своего места проживания. Это от доктора Тивса, моего акушера, женщины, которая вела меня во время всех моих предыдущих беременностей.
– На каком ты сроке? – спрашивает Кэти, внимательно рассматривая меня.
На этот раз, нет смысла ходить вокруг да около. Кэти все знает.
– Шесть недель.
– Он в курсе?
Я не отвечаю сразу, пока разрываю конверт, вынимаю лист бумаги, который сообщит мне о том, что я уже знаю. Так и есть, включая еще цифры, которых я вообще не ожидала. От этого я даже не сразу реагирую на сигналы Кэти, проверяющие мою реакцию. «Не может быть». Я складываю лист и прячу обратно в конверт.
– Ты собираешься ему сказать? – еще раз спрашивает Кэти, когда я кладу конверт в свою сумочку.
На мгновение, я забываю, о чем меня спросили.
– Э, конечно, скажу. Но думаю, лучше подождать пока не закончится первый триместр. Ты же знаешь, как…
– Так, значит, он подождет? Думаешь, это справедливо?
Я хмурюсь.
– Тебя это не касается, Кэти.
Кэти роется в своей сумочке, достает из нее толстый конверт, который напоминает официальное приглашение, и вручает его мне.
– Это прислали, пока ты была на работе. Он велел передать его лично, видимо, понимал, что это лучше, чем просить о встрече с тобой. Так что он попросил меня убедиться, что ты его получишь. Он показался приятным человеком. И очень хорошеньким.
Моя рука дрожит, когда я беру у Кэти приглашение. На конверте золотыми прописными буквами указано название «Такеши-Дрексел Деревообработка и Дизайн». Мое имя вручную написано посредине конверта, где изображено солнце и луна, такие же, как на сундуке. Когда я открываю конверт, извлекаю приглашение на закрытое мероприятие, которое проходит сегодня вечером, я читаю те же строки, которые он вырезал на крышке сундука.
«Ты луна и звезды на моем небе, моя прекрасная Харлоу. И без тебя, моя мир – сплошная тьма».
Я прикрываю рот рукой, борясь со слезами. Я представляю, как он пишет эти слова. Такой погруженный и сконцентрированный, каким всегда был со мной, будь это просто домашний ужин с пиццей, или занимаясь со мной любовью. Он смотрел на меня так, словно я была единственным, что имело значение для него в тот момент. И, может быть, так остается и до сих пор, даже спустя шесть недель, когда я не могла почтить его элементарным телефонным звонком.
– А что, если и на этот раз у меня будет выкидыш, Кэти? Все будет зря. Я только причиню ему боль.
Страшные слова срываются у меня с языка, прежде чем я могу остановиться, и Кэти вздыхает. Она тянется к моей руке и сжимает ее.
– Он все равно заслуживает знать, доктор Джеймс. Чем скорее, тем лучше.
Глава 28
Дэкс
– Мне бы хотелось, чтобы ты повременил до тех пор, пока завершится ее бракоразводный процесс, и не натворил никаких глупостей.
В моей голове звучат слова отца, пока я сижу на скамейке в парке св. Луки. Это крохотный парк в самом сердце Гринвич-Виллидж (прим. район в западной стороне Манхэттена, Нью-Йорк), и сейчас я пытаюсь успокоить себя, после того, как был всего лишь в нескольких метрах от Харлоу. Информации о том, что она была на работе, было достаточно, чтобы, совершенно не заботясь об осторожности, попросить Кэти, умолять ее, дать мне возможность поговорить с Харлоу. Но нет, я не мог этого сделать. «Просто оставь приглашение, Дэкс, и уходи. Кэти сказала, что это единственное, что ты мог сделать. Именно поэтому она попросила тебя зайти и оставить приглашение в отдельно отведенное время».
Иногда мне кажется, что я просто какой-то дурак, умудрившись так сильно влюбиться в женщину, проведя с ней всего пять дней. Каждое мгновение с ней отпечаталось в моей памяти: каждая улыбка, каждый смех, каждая слезинка, которую я вытер с ее красивого лица. Но в ярости, я забыл об этом, и посмотрите на меня, я сижу, погруженный в свои мысли в саду посреди Манхэттена. Но я не заблудился. Водитель отца точно знал, куда я собирался, и он, должно быть, позвонил своему начальнику и рассказал, где был его сын.
– Ничего глупого я не натворил, если ты об этом волнуешься.
– Софи была весьма разочарована тем, что ты так рано ушел вчера. Она так ждала, что сможет больше пообщаться с тобой, – говорит отец, садясь на лавочку возле меня.
У него представительный вид в своем дорогом костюме и очках, и в один прекрасный день, вероятно, я бы стал таким же, если был бы менее похож на маму. Творческий человек, которому удобнее в джинсах и футболке, чем в том, что на мне сейчас: костюм, который понемногу душит меня. Мне не нужно его надевать, но я все равно это делаю. Это наименьшее из того, что я могу сделать, чтобы выглядеть как мужчина, чьи способности приносят тысячи долларов.
– Это твоя идея проверить, что я не удрал из-под твоего надзора и не встретился с Харлоу? Отвлекая меня выпивкой и женщинами?
Отец смеется.
– Отвлекать тебя? Дэкс, это ни чем не отличается от твоего прошлого приезда, и позапрошлого. И это не обязательно должен был быть я. Ты отлично справлялся со своими приятелями. Так что, нет, я не делал это для того, чтобы ты забыл своего любимого доктора.
– Я же говорил тебе, что этот приезд отличается от предыдущих, отец, и я не шутил.
– Но это не значит, что мы должны игнорировать все, что было запланировано еще несколько месяцев назад. Помимо PR-а, вечеринок, встреч и личных консультаций на счет новых заказов, которых пруд пруди с самого начала последнего квартала, – отец замолкает. – Но даже с этим самоотверженным воздержанием, которое ты, по-видимому, принял, что если она скажет нет?
Я пожимаю плечами.
– Значит, так и будет.
– Прошло шесть недель, Дэкс. Слава Богу, она достаточно умна, чтобы держаться от тебя подальше. Ее муж уже вовлек твое имя в этот кошмар, а ее и без этого описывают как эмоционально неуравновешенную. Говорят, она стала такой после того, как потеряла ребенка и уехала, ни сказав никому куда. Также ходят слухи, что она фригидная…
– Пап, ты хочешь, чтобы я сообщил прессе, что они не правы? Что она далеко не фригидна? Уверен, кто-нибудь точно не против, заплатить мне за такую информацию.
Отец недовольно разворачивается и смотрит на меня.
– Ты не посмеешь.
– Ты прав. Не посмею, но это не означает, что я позволю таблоидам диктовать мне, что думать о Харлоу. Они совершенно ничего не знают о ней.
– А ты? Дэкс, это смешно и ты это знаешь. Ты был знаком с ней всего пять дней.
– За эти пять дней я узнал о ней больше, чем я знаю обо всех людях, с которыми знаком всю жизнь, пап, и сейчас, ты один из них. Разве не ты запал на маму сразу же, как только увидел ее. Однажды ты сказал мне, что предложил бы ей выйти за тебя меньше чем месяц после вашей первой встречи. Так почему ты сейчас осуждаешь меня?
Следующие пару минут мы молчим. Мимо нас проходят несколько парочек, держась за руки, не замечающих никого вокруг себя. Мне интересно, они выкроили время встретиться друг с другом во время обеденного перерыва или просто проводят вместе день. В конце концов, этот маленький сад, скрытый за кирпичными стенами, прекрасное место, чтобы сбежать от суеты Манхэттена, хотя в данный момент, мой отец рушит это мнение. Я просто не понимаю, почему ему так не нравится Харлоу. Из-за того, что она старше меня? Ну и что? Я же не ребенок, который не знает, чего хочет. Я достаточно взрослый, чтобы отвечать за себя и быть с Харлоу, у отца не было проблем на счет женщин, с которыми я делю постель.
