Текст книги "Все, о чем мечтала (ЛП)"

Автор книги: Лиз Дюрано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Вскоре мои друзья забирают меня от Харлоу, желая услышать последние новости о моей жизни, работе и, конечно, о моей спутнице. Им всем хочется знать, кто она, как и где мы познакомились, а больше всего ― когда. Для них это важный вопрос ― «когда» ― так как им известно, что я приехал всего пару дней назад один. Но того факта, что она ― детский хирург-трансплантолог, становится достаточно, чтобы закрыть им рты, после чего мы переходим к старому и доброму занятию ― болтаем о пустяках, налегая на пищу.

Я просто рад тому, что здесь нет Клаудии. Гейб говорил мне, что у нее внезапно появились другие планы, как только она узнала, что я приведу Харлоу, и, честно говоря, я рад, что это ее задело. Она бы с катушек слетела, если бы встретилась с Харлоу. Я знаю, что Клаудия хотела бы, чтобы я ее простил ― и я простил ― но я живу дальше. Кроме того, Тони, ее парень, который сейчас работает на съемках в Ванкувере, и есть тот самый парень из уборной, а на мне и так уже числится судебный проступок благодаря ему.

Час спустя, пока Харлоу общается на улице с Наной и Сарой, я подбегаю к Гейбу, который читал что-то в своем телефоне, когда я выходил из ванной. Когда он поднимает свои глаза и видит меня, то кивает мне, убирая свой телефон в карман.

– Надеюсь, ты не возражаешь, но я только что просмотрел биографию Харлоу. Вот это да! Я могу только мечтать о том, чем она занимается, ― говорит Гейб.

– Трансплантационная хирургия? ― спрашиваю я.

– Ты хоть представляешь, как долго нужно учиться, чтобы этим заниматься? Я об этом могу только мечтать. Ассистент Главы Трансплантационной Хирургии в Общественной больнице Миллера! Она даже помогала в ее организации!

Из-за такого энтузиазма Гейба я не могу сдержаться от чувства гордости, пока стараюсь, как можно более непринужденно, пройти к холодильнику и взять бутылку воды. Нужно оставаться сдержанным, словно я не схожу с ума от мысли, что придумать, чтобы уговорить Харлоу остаться дольше, чем она планировала. Может, тогда мы смогли бы получше узнать друг друга, не испытывая натиска приближающегося отъезда. Я прислоняюсь к кухонной раковине и смотрю на Гейба, открывая крышку и делая глоток воды.

– Спасибо, дружище, что завез мне результаты анализов. Извини, что не отвечал на сообщения. У меня был выключен телефон.

– Я же обещал, что завезу, поэтому так и сделал. И здесь я не доктор, но это все ради нее, да? Анализы?

Я пожимаю плечами.

– Может быть. Или мне просто самому было интересно, понимаешь?

– Какой бы ни была причина, приятель, в любом случае, такие вещи всегда полезно знать, ― продолжает Гейб, прежде чем его брови хмурятся, а голос становится ниже. ― Послушай, не пойми меня неправильно, ладно, но кое-кто из тетушек волнуется. Разве она не старше тебя?

И тут срабатывает мой защитный рефлекс. «Какого черта?»

– Ну, и что?

– Это не беспокоит тебя? ― Гейб с любопытством рассматривает меня, прежде чем развернуться к стеклянным дверям и выглянуть во двор, где мы видим, как Харлоу общается с Наной, Лети и Алексом. С ними еще стоят Сара и Бенни, и все над чем-то смеются, над тем, что говорит Летти. Харлоу держит на руках одну из четверняшек с розовой лентой на голове, и мое сердце сжимается. Харлоу вся светится, воркуя с трехмесячной малышкой, которая смотрит на нее и протягивает к ней свою пухленькую ручку, чтобы прикоснуться к лицу Харлоу.

– А должно? ― раздраженно спрашиваю я.

Мое терпение внезапно начинает иссякать.

– Ты поэтому и пригласил ее, чтобы указать мне на это, словно я понятия не имею о ее возрасте? Кто я, по-твоему? Идиот?

Гейб поднимает руки в насмешливой капитуляции.

– Ух, ты! Дэкс, остынь, ладно? Я просто спросил, вот и все. Я ни на что не намекаю, Богом клянусь, приятель.

– Тогда зачем спрашиваешь? Это вас не касается, доктор.

Я закручиваю колпачок обратно на бутылку воды и выхожу, но Гейб останавливает меня, положив мне на предплечье ладонь.

– Послушай, Дэкс, я просто беспокоюсь о тебе. Она все еще замужем, черт возьми, за гребаным Главой Трансплантационной Хирургии, святые небеса.

– Она разводится, ― сквозь стиснутые зубы произношу я. ― Они еще в браке, но она над этим работает. Этого достаточно?

Гейб вздыхает.

– Ладно, прости, я лезу туда, куда не следует. Думаю, здесь не о чем беспокоиться.

– Не о чем. С каких пор ты обо мне беспокоишься?

– С тех пор, как тебя подкосило после измены Клаудии. Ты помнишь, что едва не убил Тони в том туалете? Что если бы меня там не оказалось? ― спокойным голосом отвечает Гейб. ― Слушай, я не хочу видеть, как тебе причиняют боль, ясно? То есть, мне на самом деле нравится Харлоу, и я не осуждаю тебя.

– Так в чем дело?

– Ни в чем, она тебе просто нравится, и, честно говоря, я очень за тебя рад, ― говорит Гейб. ― Ты же знаешь, я что угодно для тебя сделаю. Ты ― мой брат, только от другой матери, помнишь?

Он хлопает меня по плечу, что вырывает меня из моего раздражения, и я делаю глубокий вдох и выдох.

– Ладно, пойдем во двор, пока никто не начал спрашивать ее, что означает цвет их мочи.

Но когда мы с Гейбом выходим на улицу, очевидными становятся два факта, которые мы с Харлоу не можем отрицать, и не важно, как бы я не старался их игнорировать. Харлоу намного старше меня, и она до сих пор, технически, замужем.

Два часа спустя, когда кузины и друзья Гейба организовали импровизированную группу мариачи, завывающую на заднем дворе, я наконец-то застаю Харлоу одну на кухне, сбрасывающую бумажные тарелки в мусорный ящик (прим. один из самых распространенных жанров мексиканской народной музыки). Не сказав ни слова, я беру ее за руку и веду в прачечную, единственную пустую комнату в доме Васкесов. Меня не заботит, что сушилка включена, а стиральная машина стучит по стене, когда начинается отжим. Я беру в ладони лицо Харлоу и накрываю ее долгим и страстным поцелуем, зажав ее между собой и стеной. Я ни одной женщины никогда не желал так, как желаю ее, и дело не только в том, что мне хочется трахнуть ее прямо здесь и сейчас, мне хочется просыпаться с ней рядом каждый день. Это до смерти пугает, но что-то во мне изменилось, когда я увидел ее с ребенком Летти на руках.

«Когда-нибудь она будет держать нашего малыша».

Но когда эта мысль приходит мне в голову, еще одна ударяет меня в солнечное сплетение, лишая воздуха.

«Насколько сильно Харлоу желает завести ребенка? Она до сих пор хочет забеременеть, достаточно сильно хочет, чтобы соврать мне о том, что принимает таблетки?»

Эта мысль на несколько секунд оглушает меня, и я, хмурясь, отстраняюсь от нее.

– Ты в порядке? ― нахмурив брови, спрашивает она.

– Да, все хорошо. Я просто соскучился, ― говорю я, когда прислоняюсь своим лбом к ее.

Я не вру. Я соскучился по ней, даже, несмотря на то, что сейчас меня накрывает паника, мое решение заняться с Харлоу сексом, не предохраняясь, не перестает меня беспокоить. «Но этого не может случиться, ведь так?» Не после нескольких заходов за последние пару часов? А когда порвался презерватив? «Что если она забеременела?»

– Я тоже соскучилась, мистер Дрексел, ― бормочет она.

– Тебя все полюбили, Харлоу.

– Они любят тебя. Они, не переставая, говорили о тебе, и о том, как вы с Гейбом вместе росли, ― смеясь, говорит она. ― И они очень тобой гордятся.

– Это мой второй дом, поэтому они знают все мои секреты. К сожалению.

Я закатываю глаза, когда Харлоу хихикает и кивает в знак согласия. Ее улыбка лишает меня всех сомнений. Я даже не слышу, как стиральная машина стучит о стену, я даже не думаю о том, что все, что мне нужно сделать, это открыть крышку и поменять настройки, чтобы шум прекратился. Но, нет, я очарован, и это плохо.

Выражение ее лица становится серьезным.

– Но тебя что-то тревожит, Дэкс. Что-то не так?

– Просто скажи мне, когда будешь готова уходить, ― бормочу я.

– А ты готов уйти?

Я смотрю ей в глаза, упиваясь ею.

– Готов, даже, несмотря на то, что это барбекю Васкесов, и на прощание у нас уйдет, как минимум, час. Они сделают все, чтобы заставить нас остаться.

– И так всегда?

– Довольно часто. Здесь не соскучишься.

– Тогда, думаю, пора начинать прощаться, ― говорит Харлоу, смотря на двери, услышав голоса снаружи. ― И мы уже не одни. Люди, должно быть, думают, что мы здесь кувыркаемся. Или у меня разыгралось воображение от вращения барабана.

Но вращение стиральной машины ― это наименьшая из наших проблем, когда Харлоу открывает двери, а в стороны разбегаются Диами и племянницы Гейба, глядя на нас с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью.

– Давно, вы, ребята, здесь подслушиваете? ― спрашиваю я, когда стиральная машина ритмично стучит по стене позади нас. Бух-бух-бух.

– Тебе доктор делала здесь об-сле-до-ва-ние? ― спрашивает один из младших ребятишек, когда я хватаю Харлоу за руку и пробираюсь вперед.

К черту долгие прощания. Я просто хочу остаться наедине с Харлоу, даже если в конечном итоге на меня обидится половина Таоса.

Глава 19

Харлоу

«Почему я чувствую себя как человек, чей медовый месяц подошел к концу?» Сказать, что барбекю для Дэкса оказалось катастрофой, было бы преуменьшением, хотя на улице мы улыбались, когда вышли со всеми попрощаться. Обменявшись то с одним, то с другим парой слов, все разошлись. Теперь Дэкс явно расстроен, и это не относится к тому, что нас подслушивали дети. Но, несмотря на то, что он ничего мне не говорит, я понимаю, в чем кроется причина его настроения. После долгих лет работы в больнице и моей месячной практики в клинике Андреа в Альбукерке, я достаточно хорошо понимаю испанский, чтобы понять большую часть из того, что все говорили, когда думали, что я не обращаю внимания.

«Она намного старше его. Ты в курсе, что она до сих пор замужем?»

Я знаю, что людям сложно сдержаться, особенно, когда они правы. Я старше Дэкса, и я все еще замужем, даже, несмотря на то, что занимаюсь бракоразводным процессом. И Дэкс ― не дурак. Не сомневаюсь, что за это время кто-нибудь успел ему что-нибудь сказать, до конца оставшегося дня стирая этим с его красивого лица привычную усмешку, которую я так люблю. Сейчас он погружен в себя, и, пока мы возвращаемся в «Жемчужину» с доносящейся из динамиков музыкой, я вижу, как белеют костяшки пальцев на его руках, когда он с силой сжимает руль.

– Ты же знаешь, они правы, ― говорю я, нарушая долгое молчание между нами, и даже голос Пола Саймона*, поющего про безумную любовь к кому-то, не облегчает ситуации (прим. американский рок-музыкант, поэт и композитор).

– Что?

– Я о том, что они там наговорили тебе обо мне. То, что я намного старше тебя, и что я технически еще замужем.

– Мы оба с тобой знаем, что ты разводишься, и, насколько мне известно, это означает, что ты не замужем, ― бормочет он. ― Они лично сказали тебе об этом или обсуждали это у тебя за спиной?

Я пожимаю плечами. Все были слишком вежливыми и находились в восторге от того, что я была хирургом, чтобы что-нибудь подобное сказать мне в лицо.

– Какая разница? Все равно это правда. Пока мой развод не закончен, для них я все еще замужем, а то, что мы спим вместе и дураку понятно.

– Ну, и что? Разве это запрещается?

– И к тому же, я намного старше тебя.

– Ну, и что? Это волнует тебя? Нет. Это волновало меня, до того как мы сошлись? Нет, ― Дэкс выдыхает, прежде чем продолжить. ― Я вижу мужчин с женщинами, которым на половину меньше лет, чем им самим, и никто не жалуется. Но когда дело доходит до противоположной ситуации, все начинают высказывать свое недовольство. Какая разница, что ты старше?

– Не знаю, Дэкс. Просто... для многих людей это слишком.

Дэкс замедляет грузовик, чтобы припарковаться на обочине дороги возле других машин, как раз перед заездом на мост Рио-Гранде-Гордж-Бридж, но не выключает двигатель.

– Это так важно для тебя?

Моя заминка дает ему ответ, которого он ждет, и прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, Дэкс выключает двигатель, открывает дверь автомобиля и выходит. Он немного проходит вперед, после чего разворачивается и направляется обратно к грузовику, чтобы открыть мою дверь.

– Может, прогуляемся, прежде чем я отвезу тебя домой?

– По мосту?

– Почему бы и нет? ― глаза Дэкса сужаются, пока он изучает мое лицо. ― Ты боишься высоты?

– Немного, ― отвечаю я, проглатывая ком в горле, и внезапно ощущаю сухость во рту. ― Ладно, боюсь. Он же довольно высокий, разве нет?

– Мы находимся на высоте примерно 565 футов над рекой, да, так что можно сказать, что он довольно высокий.

Дэкс смотрит в сторону моста, и я следую за его взглядом. На мосту находится пара туристов, они стоят возле перил, делая селфи. Кто-то снимает вид на свой телефон. Через два автомобиля от нас, останавливается фургон, из которого выскакивает семья из трех человек, в том числе и маленький ребенок, желающие посмотреть на ущелье внизу.

– Может, я отвезу тебя домой, и дам тебе время побыть наедине? ― произносит Дэкс, закрывая двери, но я останавливаю его.

«Если все эти люди могут это сделать, то почему я не смогу?»

– Нет, не сейчас. Я прогуляюсь с тобой по мосту, а потом ты можешь отвезти меня домой. Я всегда хотела посмотреть на этот вид, но только не в одиночестве, ― говорю я, заставляя себя улыбнуться.

– А если ты испугаешься?

– Не испугаюсь. Тем более ты со мной, ― отвечаю я, надеясь, что Дэкс мне улыбнется, но он этого не делает.

Я не могу вынести этой пропасти, которая пролегла между нами, пока мы стоим друг напротив друга. Я с надеждой протягиваю руку, и Дэкс принимает ее.

– Обещай держать меня за руку, пока мы не вернемся обратно.

Он кивает.

– Обещаю.

Просто чудо, что мне удается пройти до конца моста и вернуться обратно, не задохнувшись от страха, даже, несмотря на то, что мне приходится отпустить руку Дэкса, когда мимо нас проходит семья из трех человек, и я хватаюсь за перила. Но Дэкс рядом со мной, поэтому это не так страшно, как я думала. Конечно, мост шатается, когда по нему проезжают машины, но он надежный, точно так же, как и человек, стоящий рядом, смотрящий в небо на большие воздушные облака, покрывающие горные хребты прямо перед нами. Слишком молодой или нет, Дэкс далеко не мальчишка, каким я его про себя постоянно называю.

– Обычно мама водила нас на прогулку вдоль Рио-Гранде. Не сюда, а немного дальше, ― говорит он, пока мы стоим, опираясь на перила.

Ветер дует мне в лицо и развевает волосы, и мне нравится ощущать его на своей коже.

– Когда папа улетал в город, мы все отправлялись в Арройо Секо и шли ловить дикую форель. Это в нескольких минутах езды отсюда, если ехать по трассе до Лыжной долины Таоса. Моя мама научила меня рыбачить. И, даже, папу.

– Мне бы хотелось с ней познакомиться, ― говорю я, когда Дэкс обнимает меня за плечи, а я обнимаю его за талию.

– Мне тоже хотелось бы, чтобы ты с ней познакомилась. Прошло пять лет с тех пор, как она умерла.

– Мне жаль, ― бормочу я, глядя в сторону ущелья, и вижу разбитую машину, свисающую с хребта.

Я отворачиваюсь, не желая знать, как она там оказалась.

– Какой она была?

– Она была замечательной, ― начинает рассказывать Дэкс, его голос звучит глубоко и низко возле моего уха. ― Она переехала сюда, когда была беременна, из-за того что не выдержала больше жизни в Нью-Йорке и попыток влиться в Манхэтеннскую элиту. Она гордилась жителями Нью-Мексико, и поэтому была полна решимости воспитать своего второго ребенка здесь. Безусловно, Сара не была в восторге. К тому времени, когда родился я, ей уже было восемь, и она не обрадовалась переезду.

– Но она до сих пор здесь.

– Она переехала в Нью-Йорк, когда поступила в университет, но вернулась обратно после первой пережитой снежной бури, послав все к черту. Вернувшись, она встретила Бенни, и у них появился Диами, и с тех пор, они то расходились, то сходились вновь. Но это происходит только из-за того, что моя сестра как фейерверк, ― посмеиваясь, говорит Дэкс, прежде чем снова стать серьезным.

– Мама прилетела сюда, родила меня, а после этого у папы не было другого выхода, кроме как кататься из Таоса в Нью-Йорк. Ей хотелось, чтобы у меня была нормальная жизнь, в кругу семьи. Большой семьи.

– Твой отец не возражал? Летать туда и обратно только ради того, чтобы повидаться со своими детьми?

– Возможно, сначала, но я был слишком мал, чтобы это заметить. К тому времени, как я стал маленьким кошмаром для города, он с нетерпением ждал времени, когда сможет приехать на пару недель к нам. Отец должен был ехать на машине до Санта-Фе, чтобы поработать дистанционно, но это было лучше, чем постоянно летать в Нью-Йорк. Он владеет брокерской фирмой в Финансовом районе, и так как он сократил свои часы работы в офисе, то теперь может присматривать за финансами моей компании. Таким образом, в течение нескольких недель, меня растили мама и Нана, две сильные женщины, которые не делали ни из кого заложников. Но они дали мне идиллическое представление о людях из детских книг. Я был ужасно счастливым, даже каникулы в Париже и Риме не могли выдернуть меня отсюда. Сара говорит, что я, как и мама, привязан к земле, небу, ветру и Рио-Гранде. И она права.

– Что с ней случилось?

– Рак яичников. Она не замечала этого вплоть до четвертой стадии, когда внезапно стала выглядеть, словно находится на восьмом месяце беременности; мы на тот момент были в отпуске в Тоскане. Кажется, они назвали это асцитом, или как-то так. Но мама до последнего не признавалась, насколько ей было больно. Она думала, что у нее просто появились проблемы со спиной, и вдобавок было постоянное вздутие живота, от которого она лечилась, чем придется. Вернувшись тогда домой, папа ушел из своей компании и оставался здесь целых два года. Мне хотелось позаботиться о ней, но мне было только двадцать. Я пытался вести себя, как взрослый мужчина, когда, на самом деле, до него мне еще было очень далеко. Но я делал, что мог.

– Ей делали химиотерапию? Лучевую терапию?

Он кивает.

– Сначала ей сделали операцию, чтобы удалить все злокачественные части, перед тем как преступить к лучевой терапии. Позже она согласилась на экспериментальные методы, но даже мама понимала, что ничего из этого ей уже не поможет. Когда одно из лекарств начало выходить с потом через кожу на ладонях и ступнях ног, она уже знала, что ей осталось недолго, ― Дэкс делает паузу, затем задумчиво улыбается. ― Но до тех пор, Харлоу, смотря на нее, ты бы не подумал, что у нее был рак. Она вся светилась. Она продолжала быть волонтером и всеми силами оказывала свою помощь. Она научилась рисовать, изготовлять глиняную посуду, и даже учила еще один язык, итальянский. Мама сказала, что должна чем-то себя занимать, потому что знала, если она остановится, все будет кончено.

– Ты так на нее похож. В тебе есть ее свет, ― говорю я, притягивая его к себе.

Я зарываюсь лицом в его грудь и вдыхаю его аромат. На этот раз, я даже не пытаюсь это анализировать. К черту феромоны. Он просто пахнет мужчиной.

– Именно тогда я рисовал все свои эскизы мебели, те, которые пару лет спустя получили награды, ― продолжает рассказывать Дэкс. ― Они все были уже готовы, когда мы проводили с ней ее последние недели во Флагстаффе. Большинство из них выглядели невыполнимо даже на бумаге, как, например, то вишневое дерево, состоящее из плавных линий и волн, вырезанное на лестнице; люди из сферы дизайна утверждали, что ничего не выйдет, но вышло, как мама и говорила. За домом во Фластаффе есть ручей, и она любила сидеть там, у воды, слушая пение птиц и шелест листьев на деревьях. Нана, Сара и Диами тоже приезжали туда, в те последние дни. И Бенни. Никому из нас не хотелось оставлять ее.

– Дэкс, мне так жаль. Правда.

– Она скончалась в больнице. В ее легочную артерию попал тромб, ― говорит он, смотря вперед, где вдали две части Рио-Гранде сходятся вместе. ― Тогда папа сказал, что последним желанием мамы было не ставить ей надгробия. И не проводить никаких поминок, ничего. Он расстроил множество людей, сообщив, что они не смогут прийти и выразить свое почтение, но папа все равно захотел произнести свою прощальную речь. Мама хотела, чтобы люди думали о ней, словно она все еще остается с нами, и она была права. Когда тебе не нужно прощаться, каким-то образом, те, кого ты любишь, всегда остаются с тобой. Именно тогда я решил купить участок земли вдали от всего, и построить «Жемчужину». Кстати, так ее звали, Перл* Анайа Дрексел (прим. Pearl – англ. перед. – жемчужина).

– Она воспитала замечательного сына, ― говорю я, со стыдом сдерживая слезы.

«А что, если бы в ту ночь я все-таки покончила с жизнью там, где он построил дом, чтобы почтить память своей матери?» Я поднимаю глаза на Дэкса и изучаю контуры его лица, плавный изгиб его римского носа и его густые темные ресницы, которые от природы подкручены вверх, делающие его голубые глаза еще ярче. Его борода подчеркивает его сильную челюсть, на которой виднеется ямочка на подбородке. Я подношу руку к его лицу, позволяя себе провести пальцами до уха, чтобы дальше ощутить его короткие волоски на затылке.

– На что ты смотришь? ― бурчит Дэкс, отрывая взгляд от горизонта и глядя на меня.

Через час уже стемнеет.

– На тебя. Я смотрю на тебя.

– И что ты видишь?

Я переплетаю наши пальцы и подношу к губам его руку. «К черту всех, а также их мнение о том, что он слишком молод для меня».

– Я вижу мужчину, Дэкс. Я вижу тебя.

– Спасибо.

Дэкс улыбается и целует мою руку, прежде чем обнять меня. Несколько секунд мы молчим. Мы просто наслаждаемся видом перед нами, и хотя по мосту проезжает несколько машин, и ощущается, как эта конструкция вибрирует у нас под ногами, я не боюсь. Я чувствую себя в безопасности.

После этого он делает глубокий вдох и затем выдыхает.

– Харлоу, ты сильно хочешь забеременеть?

Я напрягаюсь, несмотря на то, что Дэкс еще сильнее прижимает меня к себе. Я могу ему соврать, так же, как дважды обманывала его о том, что пью таблетки, когда на самом деле я этого не делаю, или я могу просто сказать правду. «Разве он ее не заслужил? Если я сейчас потеряю его из-за своей лжи, значит, так тому и быть. Чем раньше мы покончим с этой интрижкой, тем лучше будет для каждого».

– Скажем, раньше это было все, чего я хотела, ― тихо отвечаю я.

– Раньше? А теперь? Ты до сих пор настолько сильно этого хочешь, что готова соврать мне о том, что принимаешь таблетки? ― спрашивает он, и его голос пугающе спокойный. ― Возможно, я ошибаюсь…

– Нет, ― говорю я, отстраняясь, чтобы посмотреть на него. ― Ты прав. Я не принимаю таблетки, и я очень сожалею о том, что соврала тебе. Мне не стоило, но…

– Но, что?

Его темно-синие глаза выглядят жестче в надвигающихся сумерках.

– Я давно не принимаю таблетки, так как не могу забеременеть самостоятельно, без медицинской помощи.

– Ты могла бы мне сказать это, вместо того чтобы обманывать меня. А если ты забеременеешь?

Я качаю головой.

– Я не могу; видит Бог, я пыталась. Врачи не знают причины, хотя некоторые предположили, что у меня ранняя менопауза. Они назвали это преждевременной недостаточностью яичников. С моей удачей я поставила все остальное выше детей, и к тому времени, когда мне захотелось родить, стало уже слишком поздно.

– Тебе когда-нибудь приходило в голову, что проблема могла крыться в Джеффе?

– У него будет ребенок с его секретаршей, Дэкс. Как проблема может быть в нем? ― огрызаюсь я, отходя от Дэкса и хватаясь обеими руками за перила, смотрю на одинокий грузовик, свисающий с хребта. Я заставляю себя сосредоточиться на нем, и не важно, насколько ужасно это выглядит, кто знает, столько лет этому серому металлу.

– Прости, что соврала тебе. Мне очень жаль. Но единственная причина, по которой я когда-либо беременела, была ЭКО. Четыре попытки. Три из которых закончились выкидышем, а четвертая... ну, Маркус родился мертвым. Знаю, это звучит эгоистично, но мне просто хотелось... не знаю... ощущать тебя. Полностью.

Мои щеки горят, когда я произношу последнюю часть, но я не вру. Я хотела Дэкса и все, что он мог мне дать. Мне хотелось всего, что я могла получить, хотя бы на тот момент, когда мы были вместе, до того как все рухнуло, прямо как машина в ущелье. Эгоистично, но я получила то, что хотела. И честно говоря, каковы шансы на счастливый конец?

Я чувствую, как Дэкс изучает выражение моего лица, но не могу посмотреть на него, не тогда, когда я похожа на отчаявшуюся женщину, которой хочется детей настолько, что она готова сделать и сказать все, что угодно, лишь бы забеременеть. Именно так я и делала. У меня нет оправданий моему поступку, и, наверное, мое молчание говорит Дэксу о многом.

Он опускает на меня руку, когда я продолжаю хвататься за перила.

– Давай мы отвезем тебя обратно в «Жемчужину», пока не слишком стемнело?

Глава 20

Дэкс

До меня не сразу доходят слова Харлоу, и к тому моменту, когда мы уже находимся на полпути к «Жемчужине», я так зол, что едва вижу дорогу перед собой. Только из-за того, что она смогла забеременеть исключительно с помощью ЭКО, Харлоу не посчитала нужным честно сказать мне, что не принимает таблеток?

Вместо этого, она тогда стояла прямо передо мной в гостиной и лгала мне, как раз после того, как я вручил ей чертову бумажку о том, что я чист. И лишь потому, что я думал не головой, а своим членом, я купился на это. Но не только это злит меня; я слишком сильно и слишком быстро в нее влюбился, именно поэтому я так себя отвратительно чувствую. Или все это из-за пистолета и той записки? Нет, это не так, тогда я бы не чувствовал себя преданным. Я не испытываю жалости к Харлоу, совершенно. Наоборот, я восхищаюсь тем, какая она рассудительная – иногда даже слишком, и ее стойкостью. И как бы сильно я терпеть не мог ее замкнутость, она пошла ей на пользу. Также я не могу отрицать тот факт, что Харлоу открылась передо мной гораздо больше, чем перед кем-либо другим.

А еще, она – ужасная лгунья.

От этой мысли я снова чувствую, как начинаю злиться, поэтому делаю глубокий вдох, в надежде, что смогу подавить злость. Но когда я останавливаю грузовик напротив «Жемчужины», я понимаю, что не могу этого сделать. Бог видит, не могу. Я ненавижу, когда из меня делают идиота, и только потому, что она слишком сильно мне нравится, я не собираюсь все это спускать на тормоза.

«Ты слишком сильно любишь, сынок».

Я выключаю двигатель, и какое-то время мы сидим в тишине. Все это время Харлоу наблюдает за мной, не произнося ни слова, и я рад тому, что она ничего не говорит, а то я взорвусь прямо в машине. Я уже давненько так себя не чувствовал, в последний раз когда я позволил своему гневу взять над собою власть, я чуть не прикончил человека. Клянусь, сейчас я никого не собираюсь убивать, но я слишком близок к этому, чтобы думать рационально. В данный момент меня одолевают эмоции. В последние дни я был слишком на взводе, чтобы теперь сохранять здравый смысл.

Мне просто нужно уйти, сделать так же, как я поступал в последние пару раз, когда меня обманывал тот, кто был мне не безразличен. Мне нужно постараться абстрагироваться. Я выхожу из машины и иду на противоположную сторону, чтобы открыть Харлоу дверь. Я не собираюсь выходить из себя у нее на глазах, поэтому опускаю свой взгляд вниз.

«Чувак, она просто Златовласка с большими сиськами и узенькой киской, – говорю я себе. – Ты забудешь о ней точно так же, как и о Клаудии».

Мы подходим к «Жемчужине» в молчании, с каждым моим шагом дистанция между нами увеличивается. Если она может так легко лгать о том, что принимает таблетки, тогда что на счет остального?

«Просто прекрати сейчас об этом думать, чувак. Лучше спроси у нее».

Харлоу открывает входную дверь и заходит внутрь, прежде чем повернуться ко мне лицом, удерживая двери открытыми.

– Не хочешь ненадолго зайти? – спрашивает она.

– На самом деле, нет.

– О, ладно, ― Харлоу сглатывает, глядя в пол, прежде чем снова посмотреть на меня. ― Спасибо, что взял меня на барбекю, Дэкс. Было очень приятно познакомиться с Гейбом…

– Когда ты собиралась рассказать мне о той ночи, когда пыталась убить себя в моем доме?

С ее лица сходят все краски. Ненавижу то, что мне пришлось признаться, что я был в доме той ночью, но я слишком зол, чтобы мыслить рационально. Разговор о моей матери вернул все воспоминания – радость жизни, которую она посвятила своим детям, в сопровождении с болью от наблюдения, как она умирала на моих глазах. И единственным способом справиться с этой болью, стало строительство «Жемчужины». Как смеет какой-то звездный доктор из Нью-Йорка приезжать сюда и поганить мой любимый труд из-за своих заморочек? Кем Харлоу Джеймс себя возомнила?

Харлоу не отвечает на мой вопрос, а просто с отвисшей челюстью ошарашено смотрит на меня своими большими глазками. Я чувствую, как в моей груди появляется дыра, словно чертов инопланетянин, вторгающийся в меня и пытающийся добраться до моего сердца. Ненавижу себя за это чувство, но я беру себя в руки, говоря себе, что она, черт подери, соврала мне. Она меня использовала.

– Что если бы ты убила себя той ночью, Харлоу? Ты думала, что Нана найдет твое тело и просто приберется после тебя? Или я? Потому что если ты не заметила, я не нанимаю уборщиц, чтобы держать дом в порядке. Этим занимается семья. Моя семья.

– Нет! Я... Я собиралась сделать это снаружи... ― внезапно Харлоу делает шумный вдох и закрывает рот рукой, вероятно, до нее доходит, что она только что произнесла.

Я смотрю на нее, потеряв дар речи. Если тот факт, что Харлоу соврала мне, уже достаточно плох, то это признание еще хуже.

– Дэкс, я очень сожалею.

– Готов поспорить, что сожалеешь, ― произношу я, зная, что могу потерять ее в любую секунду.

Какой бы невыносимой ни была эта правда, что Харлоу, действительно, планировала убить себя той ночью, мне никогда не хотелось слышать, как она признается в этом. Получается, это самообман. Именно поэтому я никогда не спрашивал ее про пистолет. Мне хотелось сохранить идеальный, неприкосновенный образ Харлоу Джеймс в своей голове – образ хирурга, который проводит операции для детей, и женщины, от которой я таю при одном лишь только взгляде на нее, той самой женщины, которая сказала мне, что до меня была лишь с одним мужчиной, и которой я поверил. Но также она является той женщиной, которая сейчас медленно убивает меня своей ложью.

– Сделала бы ты это здесь или снаружи, не меняет того факта, что ты думала о самоубийстве у меня дома. Если бы ты действительно хотела досадить своему гребаному муженьку, тогда бы сделала это в Хэмптонсе, а не здесь. Уверен, он без проблем может нанять команду, чтобы прибрать за тобой, и потом все равно провести свою чертову свадьбу.

– Дэкс! ― глаза Харлоу наполняются слезами, но я заставляю себя опустить взгляд вниз. «Грудь. Смотри на ее чертову грудь».