Текст книги "Нам не по пути (СИ)"

Автор книги: Лия Толина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2

Мои слова действуют ровно так, как я и ожидала: шок, удивление, недоверие, обдумывание, принятие и озвучивание решения.

– Да…да, наверное. Просто… Покажи мне свой паспорт.

– Это еще зачем?

– Просто ты так странно себя ведешь, я должен быть уверен, что приютил настоящую дочь Жени, а не маньячку.

– Мы друзья «вконтакте», этого не достаточно?

Он отрицательно качает головой. Я вздыхаю. Показывать ему свой паспорт – меньшее, чего бы мне хотелось. Я ведь вообще ничего не знаю: о нем, о его папе, какими трудами был куплен этот дом, чем они занимаются, кем были их предки. Ничего! А ведь этому двухметровому лбу ничего не стоит отобрать у меня паспорт и взять в рабство. Или продать в рабство. Но тогда это все будет исключительно на совести мамы! Ведь это она не подготовила меня к этой встрече! И она связала свою (а теперь нашу) жизнь с этой семейкой! Надеюсь, в публичном доме, куда меня продадут, этот аргумент будет оправдывать меня полностью.

– Ладно, пойдем. – Я встаю и направляюсь обратно в комнату, где Максим оставил мои сумки. Подхожу к рюкзаку, достаю из потайного кармашка документы и протягиваю ему. Макс с самым серьезным видом принимает паспорт, открывает его, нахмуривает лоб, а потом заливается в диком животном ржаче. Хватается за живот, бьет рукой по коленке, а я медленно краснею, прекрасно понимая, над чем он так смеется.

Мое фото.

Там мне четырнадцать. Мои щеки пухлые, челка подстрижена почти до половины лба и торчит в разные стороны. Правый глаз припух, от чего лицо стало несимметричным. На носу и щеках яркие веснушки, будто грязь. И да, я там совсем немного похожа на алкаша. Или много…Но, это не моя вина. Челку я обрезала, потому что уснула со жвачкой, а на утро обнаружила, что она так плотно запуталась в челке, что иного выхода нет, кроме как обрезать. А в глаз ужалила оса ровно за два дня до того, как нужно было делать фото. Веснушки… А что веснушки? Они есть и никуда не делись. Проделки природы. Сейчас я уже приспособилась замазывать их тональным кремом и пудрой, но тогда мне было на них все равно.

Да смеяться определенно есть над чем. И я уже привыкла не обращать на это внимание, но от чего-то смех Максима меня сильно смутил. И немного выбесил, что уж скрывать? Я подхожу и силой вырваю у него свой паспорт из рук. Это не сложно, так как он как раз заходится во второй волне смеха, подхрюкивая и булькая, как старая бабушкина колоша под дождем.

– Знаешь… – начинает он, немного успокоившись, – Женя мне вообще-то показывала твое фото. Просто я не смог удержаться и не взглянуть на тебя, на милого ребенка. И не пожалел об этом… – и он снова заржал, как конь. Я уже не просто раздражена, я конкретно злюсь. Я излучаю злость каждой клеточкой своего тела и готова разорвать его в мельчайшие клочья, и раскидать их на юг, на запад, на север и восток, чтоб ветра разнесли их по всему свету. Но Максу нет до этого дела. Он смеется, а я понимаю, что ждать тут маму будет очень не просто.

– Если ты закончил, – прервала я его хохот, – то может, посмотрим, что в конверте, о котором упоминал твой отец? Может, там есть сроки? Дата их возвращения? Телефон для связи?

– Ах, конверт… Ну, давай посмотрим.

Мы вместе двигаемся на кухню, где ищем письмо в каждом ящике. Я попутно еще запоминаю, что и где лежит. Мне ведь тут есть. Мне тут готовить. Мне тут жить.

Так, приборы в первом ящике в тумбочке под микроволновкой. Кружки и стаканы сразу же над ними, а полотенца и салфетки сбоку в отдельном шкафу.

– Нашел! – Гаркнул на весь дом Макс, и я подошла к нему. За его спиной мне был виден лишь краешек небесно-голубого конверта и больше ничего.

– Эй, не мог бы ты пододвинуться? – я пытаюсь обойти с другой стороны, но он снова поворачивается так, что я ничего не увижу. Из-за плеча в меня летит пустой конверт и попадаеь прямо в лоб колючим уголком. – Аккуратнее! Что там написано? Телефон есть? – Максим молчит. – Когда они приедут? Число указали?

Я сгораю от нетерпения и интереса. И то, что Максим так рьяно скрывает от меня содержимое письма, лишь подогревает мой интерес. Будь проклят мой небольшой рост и скудные физические данные. Я могла бы побороться с ним за право изучения конверта, будь хоть немного схожа на Тайсона. Ведь вполне возможно, что в письме есть что-то и о маме. О моей маме, на секунду. Может, она оставила какие-то указания для Максима, если я вдруг решу приехать к ней в гости на лето.

– Да это прикол что ли? – от резкого гортанного крика, я вздрагиваю и отскакиваю назад, налетев задницей прямо на угол столешницы. Парень кидает листок, срывается и куда-то уходит быстрым шагом. Проводив его взглядом, я подхожу и поднимаю ту самую бумажку, которая так легко и просто вывела из себя этого мистера Яржукакконь.

«Дорогой Максим!..

По первой букве я узнаю, что письмо писала мама. Только она может писать «Д» такой пухлой, похожей на ватрушку.

Мы с твоим отцом уезжаем в свадебное путешествие. Он преподнёс мне этот подарок совсем неожиданно, поэтому мы ничего не сообщили тебе заранее. Надеюсь, ты не сильно обидишься, что мы уедем в твое отсутствие, не попрощавшись, но через два часа у нас уже самоле.

На этом моменте мамины плавные, округленные буквы пропадают, на смену им приходит острый и резкий почерк. Похоже, тот, кому он принадлежит, спешил или жутко нервничал. И из-за этого буквы стали похожи на пики или острия ножей – такими острыми они были. Мне почерк не знаком, но я догададываюсь, кому именно он принадлежит.

Наверняка, мы бы успели попрощаться, если в перерывах между своими пьянками, ты заезжал домой или хотя бы брал трубки. Я бы уже даже обратился в полицию с заявлением о продаже если бы не стабильные смс-ки от банка со списанием денег с МОЕЙ карты.

Это путешествие пойдет на пользу нам всем. Мы отдохнем от тебя, а ты наконец-то научишься правильно распоряжаться МОИМИ финансами и СВОЕЙ жизнью. Охренел? Поясняю!

На столе в моем кабинете лежит конверт с деньгами. Сумма там ровно такая, какую я считаю должно хватить на время нашего отсутствия, чтоб ты выжил. Именно выжил! Там достаточно денег на еду, бензин, оплату уборщицы и повара. Степанида выходит в отпуск двенадцатого июня, но я нашел ей замену.

Все твои карты заблокированы. Мои друзья предупреждены и в долг они давать не будут, даже не пытайся. Пора взять за ум. Мне противна мысль, что мой сын гуляка и пьяница. Это твой последний шанс! Если ты разочаруешь меня снова, мне придется принять серьезные меры. Надеюсь, ты исправишься. Иначе, тебя исправит армия! И это будет самая удаленная часть в СИБИРИ!

Дальше снова пишет мама:

Максим, твой отец возлагает на тебя очень большие надежды. И он невероятно расстраивается, когда видит тебя таким. Просто справься с этим, я очень тебя прошу. Не подведи меня.

Вот и конец. Я слышу шаги: на кухню возвращается Максим, держа в руках еще один конверт.

– Прочитала?

Я киваю, совсем немного испытывая чувство стыда, из-за того, что стала свидетелем семейной драмы. А с другой стороны – благодаря маме я теперь часть этой семьи. Если, конечно, она это позволит. Ведь она даже не рассказала мне о них. И словом не обмолвилась о том, что у нее кто-то появился, и с этим «кем-то» они зашли так далеко, что пришлось отправиться в свадебное путешествие.

– Тогда ты должна понимать, что мы в полнейшей заднице.

– Почему? Там же написано, что денег хватит на еду и прочие прелести. Или ты думаешь, что я могу сильно повлиять на твои расходы? В таком случае не переживай. Я итак собиралась найти роботу и не сидеть на вашей шее.

– Дело не в тебе… – он швыряет конверт на стол, а сам двумя руками обхватывает голову и чуть взъерошивает волосы. – Денег нет.

– Как нет?! Их украли? Но кто мог?

Я вспоминаю весь бардак в доме, полуголые тела и понимаю, что мог любой, кто вчера тут находился. А их, судя по всему, было очень много. И где теперь искать воров? Что делать? Стоит ли обращаться в полицию?

– Сомневаюсь, если честно… Кажется, я сам взял их, чтоб устроить небольшой праздник. – Он пожимает плечами.

– У тебя ведь что-то осталось? Ты же не мог потратить деньги на еду, бензин и оплату персонала на «небольшой праздник». – Делаю кавычки пальцами в воздухе.

– Кажется, именно это я и смог сделать. – Он падает на стул, роняет голову себе в ладони и усердно массирует ее. – Да и что там тех денег? Тысяча, может, полторы тысячи баксов – разве этого бы хватило на три месяца?!

От удивления у меня открывается рот. Я судорожно вспоминаю курс рубля, потом пытаюсь умножить эти числа в своей пустой голове, а когда получается результат, то непроизвольно ахаю. Сумма настолько велика, что все нолики не помещаются у меня в голове, и некоторые просто выпадают и падают на пол, отстукивая странный ритм. Нет, конечно, в прямом смысле из моей головы ничего не выпадает, а стук – всего лишь биение моего сердца, но тем не менее, я шокирована очень даже! И куда только можно было деть столько денег за один вечер? Мне это кажется просто нереальным. Если только не сидеть всю ночь и не жечь по одной купюре.

– Знаешь, я думаю, половины этой суммы хватило бы на год безбедного существования, – не пытаясь даже скрыть нотки осуждения в своем голосе, говорю я.

Макс странно взглянул на меня, как на пришельца, но слова мои никак не прокомментировал, вместо этого он спросил:

– Какое сегодня число?

– Двенадцатое. А что?

– Шикарно, еще и Степанида в отпуск ушла. Как думаешь, она уже уехала в свою глухомань? – Он взглянул на меня, как на последнюю надежду, и я просто не смогла его огорчить тем, что я не знаю об этом ничего, но когда женщина, встретившая меня, выходила, то с ней была небольшая дорожная сумка. И если это и есть Степанида, то скорее всего она уехала. Поэтому я просто пожимаю плечами. – Шикарно, – снова повторил он. – Просто шикарно. И что мы будем делать?

– Мы?

– Ну, ты же теперь живешь тут, значит, МЫ.

– Не знаю, тебе придется что-то решить. Ведь это ТЫ потратил все оставленные деньги на свои гулянки. Устройся на работу, придумай что-нибудь.

– Исключено. Куда я могу устроиться? Я нигде ни разу не работал. Да, я и не умею ничего!

– Тогда признайся отцу в своей недееспособности и вали в армию. Мне кажется, это будет лучшим для тебя решением, – огрызаюсь я. Нет, не то, чтоб я сильно рассчитывала на эти деньги. Да я узнала то о них всего полчаса назад, но перспектива голодать меня не особо радует.

Я, как и говорила, собиралась устроиться на работу. Но для начала я хотела немного отдохнуть, побыть с мамой, почувствовать себя любимой и нужной дочкой. Видимо, этому не бывать и работу придется искать как можно скорее. Тем более, что на Максима надежды нет. Вообще никакой.

– Надо позвонить Нику, он должен что-то об этом знать. Я сейчас! – Мой новый «родственник» соскочил со стула, как горный козел и унесся прочь. Я только и смогла рассмотреть пыль, летящую из-под его пяток.

Чтоб не терять времени, я решаю осмотреть дом, в котором мне придется проживать, возможно, самые тяжелые дни моей жизни. Обогнув диван, на котором по-прежнему спали женские тела, я выхожу в холл, где еще недавно в меня плюнул Максим. Мда, воспоминания о нашей первой встрече теперь, кажется, будут преследовать меня всегда. Прямо перед моим носом располагается красивая белая лестница и я думаю: а почему бы и нет? Если мамочка отныне хозяйка этого дома, то я дочь хозяйки и имею полное право идти куда хочу. Верно ведь?

Надеюсь, что так.

Медленно и тише мыши я поднимаюсь на второй этаж, оглядываясь, как вор-взломщик. Прохожу по коридору, попутно осматривая картины на стенах, вазы с живыми цветами, стоящие на трехногих тумбочках. Или искусственными? Я тянусь к одной розочке, провожу по ней пальцем… Ну, на ощупь, как настоящая. Я нагибаюсь, чтоб понюхать ее. Пахнет! Значит, цветы настоящие. А еще очень красивые и невероятно ароматные. Разобравшись с цветами, я иду дальше, пока не дохожу до первой двери. Еще раз оглянувшись, я приоткрываю дверь и заглядываю в щель.

Прямо за широкой и массивной дверью расположилась чья-то спальня. В поле моего зрения попала большая кровать со стеганным высоким изголовьем, коврик с незамысловатым узором, небольшие светлые тумбочки с позолоченными ручками, светильники на них и больше ничего. Чтоб рассмотреть все, мне надо раскрыть дверь шире. Этого мне делать не захотелось, поэтому я бесшумно прикрываю ее иду дальше. За второй дверью оказывается огромная гардеробная. Решив, что осмотрю ее позже, я двигаюсь дальше.

Кстати, удивительно, что второй этаж совсем не пострадал после всех этих массовых гуляний. Тут все просто сверкало и искрило чистотой. Кажется, толика ума и совести у отдыхающих осталось.

За следующей дверью вновь оказывается спальня. Но отличается она от первой тем, что по ней словно ураган прошелся. На полу валяются вещи, кровать в полнейшем беспорядке, даже коврик прикроватный и то подвергся каким-то чудовищным пыткам: он весь скукожился, смялся. Нутром я чую, что эта комната принадлежит моему новому братику. Я прямо воочию вижу, как он заходит, раздевается на ходу, раскидывая вещи по разным углам, а потом плюхается на кровать полную крошек от чипсов и утыкается в телефон, рьяно хохоча, просматривая тупые видео.

Захлопываю ее громче, чем остальные, и шагаю дальше. Четвертая дверь – вход в кабинет. Ступить туда я не решаюсь и смотреть дольше, чем минуту не хочется. От суровости интерьера внутри зародилось чувство, будто кто-то обязательно узнает, что я сделала и будет крайне недоволен этим.

Между просмотрами комнат я вслушиваюсь в тишину, стараясь не пропустить, когда меня позовет Максим. Или хотя бы вернется. Куда он, кстати, делся? Выскочил, как ошпаренный, искать какого-то Ника. Что это еще за фрукт такой?

В рассуждениях я добираюсь до следующей комнаты и уже без стеснения, словно я сама – хозяйка этого дома – открываю дверь и вхожу. От масштаба увиденного мой рот открывается ровно пару секундами позже двери. Первое, что ударяет по-моему неизбалованному подобными видами глазу – свет. Его очень много. Он льется буквально отовсюду и мне кажется, что протяни я ладонь и зачерпни его, то он осядет на моих пальцах, расплещется у меня в ладошке и будет стекать на пол искрящейся лужей. Огромное окно во всю стену плавно перетекает в крышу, и я вижу кусочек ярко-лазурного неба и пару пушистых облаков. Завороженная видом я стою минут пять, пока не ощущаю дискомфорт во рту: забыла закрыть его просто. Уверено делая шаг глубь комнаты, я перевожу взгляд на стены. Они серые и невзрачные, похожие на потертые бетонные плиты. В противовес этому теплый деревянный пол. Следующее, что я вижу – кровать, стоящая на небольшом возвышении, над кроватью балкончик, совсем небольшого размера. На нем лишь уместился стол и стул. Ступеньки, ведущие к этому балкону, точно выросли из стены. На них небрежно стопками лежат книги, рискующие вот-вот свалиться с грохотом на пол. На стене у ступенек висит картина, нарисованная всего тремя цветами – красными, синими и серыми. В отличии от комнаты Макса (если я правильно рассудила), здесь царит идеальный порядок. Кровать застелена без единой складки, ни одной вещички не полу не валяется – тут явно живет какой-то педант. И это точно не может быть комнатой Максима. Нет, кого – угодно, только не его.

– Эй, сестренка, ты куда делась? – эхом до меня долетает игривый голос Макса и я возвращаюсь в реальность. В ту, где я не хозяйка дома, а вообще нахожусь тут на птичьих правах. В ту, где меня можно сдать в полицию за нахождение на чужой территории без разрешения хозяев. Я осторожно, шаг за шагом, выхожу из комнаты и только успеваю прикрыть дверь, как передо мной возникает чуть взвинченный и немного расстроенный Максим.

– О, вот ты где. Что делала тут? – Он чуть нахмурился

– Просто хотела найти свою комнату и немного отдохнуть. Я страшно устала с дороги. Покажешь? – От волнения я выпаливаю все слишком быстро, практически не делая паузы между словами.

– А, да… Конечно. Комната. Пойдем за мной. – Макс обходит меня и идет вперед, затем заворачивает за угол и останавливается у такой же белой двери, как и все остальные, в которые я заглядывала ранее. – Вот тут твоя комната. – Он распахивает дверь и входит. Я следую за ним.

Комната оказывается совсем небольшой, но светлой и уютной. У окна стоит длинный белый рабочий стол с множествами шкафчиками. На столе лежит ноутбук, стоят небольшие песочные часики и больше ничего. Стул не совсем обычный: белый, круглый с маленькой розовой подушечкой. На полу лепешка – ковер с бледными розовыми линиями, в углу валяется бесформенное кресло-мешок тоже розового цвета. Вообще, вся комната собой напоминает большую воздушную зефирку. Здесь нет острых углов, все такое плавное, скользящее, как будто я попала внутри воздушного шара наполненного ватой. У стены стоит кровать. Не такая огромная, как в предыдущих комнатах, куда я заглядывала, но не менее крутая. Над кроватью висит светильник, а так же пару полочек. Между полочками нитью протянулись гирлянды со звездочками. Это так по-детски, но так мило! Хотя, человеку, у которого есть носки с Губкой Бобом и веселыми сердечками, вряд ли стоит говорить слово «по-детски». Слева от меня стоит шкаф.

Обернувшись, я замечаю еще одну дверь. Интересно, что за ней располагается? Или куда она ведет?

– Ванная комната, – словно прочитал мои мысли Макс. Я оборачиваюсь и киваю в знак благодарности или просто показываю, что усвоила полученную информацию.

– У тебя есть сестра, которая по неизвестным причинам свалила из этого дома? – Спрашиваю я, не очень – то вежливо.

– Эм, нет. Эту комнату обустроила для тебя Женя. Хоть ты и в первый раз слышишь обо мне и о моем отце, она планировала привезти тебя сюда этим летом.

Сердце ухнуло в пятки. Значит, она не вычеркнула меня из своей жизни? Глупая Аня, нет конечно! Она ведь твоя мама. Она тебя любит и обустроила для тебя комнату в ее новой жизни. Она хотела привезти меня сюда, познакомить с мужчиной, которого выбрала спутником в своей жизни. Представить меня моему сводному брату и сплотить нас. Сделать одной семьей. И причина, по которой она ничего не говорила, тоже есть. Возможно, не хотела сообщать по телефону такие новости. Или хотела сделать сюрприз. Ох, как я только могла подумать так плохо о своей маме.

Укол совести больно кольнул, я отворачиваюсь от Максима, чтоб он не увидел, как глаза наполняются влагой. Нет, плакать нельзя. Ну, не при нем точно. Вот, как останусь одна, так и дам волю эмоциям.

– Ладно, располагайся, а мне нужно смотаться в город по делам. – Произносит Всепроницательный Макс, и я слышу шаги. – Кстати, когда отдохнешь… Не могла бы ты прибраться в доме? Тут жуть, как противно находится.

Я резко разворачиваюсь и упираюсь в него удивленным взглядом. Как только наглости хватает?! Втягиваю воздух через нос и медленно выдыхаю. До десяти и обратно…Убийство это очень плохо. Убийство карается законом. Даже таких личностей, как этот.

– А ты? – Цежу сквозь сцепленные от злости зубы. – Не поможешь?

– Я же сказал, что у меня дела.

– Значит, пока ты будешь разъезжать по делам, я буду тут приводить в порядок дом после вечеринки, на которой даже не была? – Упираю руки в бока.

– Ну, не жить же нам с тобой в свинарнике! Господи Боже мой, так и хрюкать начать можно. Залог светлых мыслей – чистота дома! Давай, сестренка! Увидимся.

Макс разворачивается и уходит с глаз моих долой, что очень даже ему на руку. Ведь если б я лицезрела его наглую морду еще пару минут, вполне возможно, что мое самообладание треснуло бы, как прогнившая доска под большим весом. И тогда, один Бог знает, что я могла бы сделать с ним.

Я иду к кровати, плюхаюсь на нее, беру одну из розовых мягоньких подушек, накрываю ею лицо и кричу, что есть сил. Кричу все, что думаю о Максе, о ситуации в целом. Отправляю свой посыл в космос, так сказать. Когда я успокаиваюсь и убираю подушку, вижу на ней пятно внушительных размеров от моих слюней. Прости, подушка, ты терпела не зря.

Полежав еще с минуту, я встаю и спускаюсь вниз. Пьяных тел уже нет, что несомненно радует. Я беру свою сумку и чемодан, отношу в комнату, затем снова спускаюсь и иду на кухню. Живот хоть уже и не урчит, как бешенный, видимо свыкнувшись с тем, что сегодня поесть не удастся, но все-таки по-прежнему остается пустым.

В холодильнике я не обнаруживаю ничего съестного. Более того, я не обнаруживаю там ничего, кроме майонеза, пустых бутылок, целого кокоса и … Плеера? Какой идиот попытался заморозить плеер? Я достаю его и швыряю на стол. Потом разберусь со всем этим, а сначала поем.

После холодильника я обшариваю все шкафы и ящички, нахожу немного круп, пару пачек макарон, целый ящик с приправами для всего, чего только можно. Вот только на готовку времени нет. Желудок требует еду сейчас же! Немедленно! Словно в подтверждении, он в сотый раз болезненно сжимается и рычит, как злобный пес на свежий стейк.

Я открываю последний шкафчик и (о Боги!) вижу там пачку хлопьев. Полупустую, но такую манящую. Хватаю ее, и начинаю жменями засовывать колючие и сухие хлопья себе в рот. Потом и вовсе просто засыпаю их в себя прямо с пачки. Желудок мгновенно наполняется этой почти безвкусной массой и немного успокаивается. Я знаю, что спокойствие ненадолго, ведь я не ела целый день, и горстка хлопьев не может обеспечить меня достаточной сытностью. Но я хотя бы смогу думать о чем-то кроме еды. Например, с чего начать убирать весь этот бардак и в какую сторону двигаться. Не то, чтоб я прогнулась под этого наглого папиного сыночка, просто мне действительно неприятно тут находиться. Ну и жить мне с этим сыночком еще долго. Нужно отношения налаживать.

Перед уборкой я завязываю волосы в хвост, чтоб они не мешались. Снимаю рубашку, оставшись в одной маечке на бретельках, и повязываю ее на бедра. Исследую весь первый этаж в поисках ведра и швабры, мусорных пакетов, тряпок. И нахожу их! Заодно нахожу выход на задний двор к огромному бассейну, который совсем не кажется соблазнительным, так как сейчас в нем плавает лишь мусор.

Кстати, стоит сказать, что уборку я именно с мусора и начинаю. Я собираю пять огромных мешков, обшариваю все кусты на заднем дворе в поисках бутылок и банок, дважды расцарапываю себе локоть, но все-таки довожу до ума двор. На сбор мусора в доме у меня уходит времени больше. Во-первых, больше площадь бедствия, а во-вторых – масштаб. Из дома я выношу почти семь полных мусорных мешков. Я не знаю, как двор выглядел до всего этого безобразия, которого ошибочно назвали вечеринкой, но думаю, что я максимально приблизила его к состоянию «до».

Ну, после сбора мусора все уже выглядит не так критично. Я собираю валяющиеся на полу табуретки и стулья и отношу их на кухню. Ставлю журнальный столик на ножки, там, где он, по моему мнению, должен стоять. Снимаю шваброй красный носок с люстры, предварительно притащив сюда стул. Зачем людям такие высокие потолки? Я натираю дверь, на которой остались следы чьи-то лиц и рук. Затем сметаю землю в углу, непонятно откуда взявшуюся. Мою посуду – ее оказывается не так много. В основном гуляющие пользовались одноразовой, чем значительно помогли мне в уборке. Всякие мелочи типа: поднять картину с пола, вытрясти из вазы окурки и приставить ее к стене, поддеть шваброй чьи-то трусики, повисшие на дверной ручке и выкинуть, я выполняю за минут сорок. После этого остаётся лишь пол. Грязный, весь в липких и мерзких пятнах непонятного происхождения, а так же в пыли и следах. Я ни за что не прошлась бы по такому не то, что босиком, в тапочках домашних и самых не любимых не пошла бы!

Первым делом я вымываю холл и дальше двигаюсь вглубь дома, по триста раз смывая тряпку в каждой комнате и раза три меняя воду в ведре. Энтузиазма и сил остается совсем мало, когда я наконец-то заканчиваю мыть первый этаж. И жалобно ахаю, когда вижу белые разводы на полу. Слишком переусердствовала со средством моющим. Горько вздохнув, я вновь набираю воду. На этот раз чистую и снова принимаюсь энергично(не так, как в начале, а с неким остервенением и злостью) елозить шваброй по полу. Процесс идет быстрее, и я радостно представляю момент, когда положу конец этому, приму ванную и завалюсь спать. Но для начала приготовлю что-нибудь перекусить из тех скудных запасов, что видела в шкафу. Денег – то нет.

Я в тысячный раз за сегодня кидаю тряпку в ведро, промываю ее и воображаю, как совсем скоро всем телом ощущу мягкость своей кровати. С ума сойти, уже ночь! В легкой эйфории предстоящего отдыха, я не слышу, как открывается входная дверь. Не слышу и шаги, раздающиеся у меня за спиной. Слышу только притворное «кхе-кхе», на которое я реагирую слишком резко: подскакиваю, оборачиваясь в воздухе с тряпкой в руках, цепляю ногой ведро, оно с грохотом переворачивается, и вся вода медленно правильной лужецей растекается по полу, затекая под белоснежные кроссовки парня. От этих самых кроссовок тянется змейка грязных следов до самой двери. И вот тут мое самообладание не выдерживает. Не помогает и счет до десяти. Не помогает, потому что я даже не вспоминаю о нем.

– Да блин! Мне что, до скончания веков намывать тут пол? Вы издеваетесь или как? – В отчаянии я поднимаю глаза и наконец-то смотрю в лицо вошедшего.

Парень, лет двадцати смотрит на меня, удивленно вскинув брови. Он выше меня почти на голову, от того его взгляд еще приобретает некоторые нотки снисходительности. Это бесит. Это выводит меня из себя еще больше, чем перспектива снова перемывать пол. Я склоняю голову набок, давая понять, что все еще жду ответа, но он не торопится. Смотрит на меня своими голубенькими наглыми глазами, моргает так часто, что счет за минуту перевалил уже за тысячу и ничего не говорит! Брови чуть опускаются, и между глаз появляется складка. Милая, если говорить честно, но поскольку субъект в целом меня раздражает, то я быстро теряю к ней интерес. Хотя парень симпатичный. Но взбесил. Но симпатичный.

– Кто. Ты. Такая? – Медленно, с паузами задает вопрос второй невоспитанный незнакомец за день.

– Это ты кто такой, что смеешь так нагло порочить свежевымытый пол? Ты хоть знаешь, сколько я убила времени на то, чтоб привести его в потребный вид? – Я делаю шаг к нему, все еще по-прежнему сжимая в руках половую тряпку. С нее ручьем льется вода, но мне плевать.

– Я…

– Нет, послушай-ка. – Боги, и откуда во мне такая уверенность? А невоспитанность? Нахождение в этом доме портит меня. – Максима дома нет. Если ты приехал на продолжение той вакханалии, что творилась тут сутками раньше, то опоздал. Лавочка закрыта. Так что, возьми в руки свои белоснежные кеды и улепетывай отсюда.

Парень оторопел. Нет, он просто офигел от происходящего до такой степени, что перестал моргать, и открыл рот. Восковая фигура смотрит на меня, не двигаясь и не собираясь проваливать. Пользуясь минутным замешательством, я делаю два шага, прижимаю мокрую тряпку к его белой футболке, беру одну его руку и кладу на тряпку, затем и со второй проделываю этот трюк. Между бровей вновь пролег милый бугорочек.

– И не забудь вытереть за собой, как будешь уходить. – Шепчу я ему, после чего, пару раз хлопнув по спине, сваливаю. Шлепаю спокойно на вверх, будто ничего и не произошло. Спокойная, невозмутимая, но это только снаружи. Внутренний голос с истерическими нотками орет: «Как ты могла так нахамить незнакомому парню?». Смогла и все. Я устала. Я имею право на это. Думаю, если бы удивление могло материализовываться в какие-нибудь вещи, то удивление моего гостя было бы размером с воздушный шар или скромный Боинг на триста посадочных мест.

На середине лестницы я едва не падаю.

Нет, я не спотыкаюсь, не поскальзываюсь, и у меня не путаются ноги. Все дело в том, что блондин ожил, догнал меня и резко дернул за руку, чего я не ожидала. Равновесие было потеряно, и если б не его мертвая хватка, я бы с грациозностью продырявленного и полуспущенного мяча скатилась по лестнице. Благодаря ему я чуть не свалилась, но еще благодаря ему и осталась цела. Счет 2:1. Команда «Убить обаяшку» пока выигрывает у команды «Помиловать глупца».

– Еще раз спрошу: кто ты такая? – он цедит это с еще большой злобой, чем ранее.

– Отпусти мою руку. Я буду кричать.

Он послушно отпускает. Видимо, испугался, что я реально могу учудить что-нибудь этакое. Или понял, что нарушает личное пространство, чем угрожает моей безопасности. А это значит, если я сейчас столкну его с лестницы, и он случайно умрет, это будет считать самообороной, а не нападением. В любом случае, это правильное решение. Терпеть не могу, когда меня хватают или дергают, как тряпичную куклу.

– Мне вызвать полицию? – Он смело смотрит на меня, словно это он король ситуации. Из-за того, что он стоит на одну ступень ниже, наши лица находятся друг напротив друга. Это придает мне уверенности. Ненавижу, когда кто-то чувствует себя выше меня, даже если в чисто физическом плане.

– Знаешь, с полицией ты здорово придумал. Вызывай! Они и довезут тебя, куда тебе надо, и компанию составят. – Я складываю руки на груди.

– Девочка, ты что, больная? – Он слегка покачивает головой. Я замечаю на его белой фуболке мокрое пятно и мысленно ликую. Он испортил мою работу, а я ему футболку. Расквитались на месте.

– Так, мне надоел этот цирк. – Я разворачиваюсь и продолжаю идти наверх.

найти телефон и позвонить в полицию. И что сделать? Сказать им: «Пока я тут делала уборку в чужом доме, сюда вломился … незнакомый парень и нагло прошелся грязными кроссовками по вымытому полу?». Боже, какой же абсурд. Если приедет полиция, мы уедем отсюда оба. А номера Макса у меня даже нет, чтоб я могла позвонить для подтверждения того, что я тут временно живу.

Настойчивый балван возникает на моем пути внезапно, и я чуть не врезаюсь в него. Делаю шаг назад, для сохранения безопасной дистанции и продумываю пути к бегству. В принципе, если бежать прямо сейчас, то могу выиграть время. Пока он будет удивленно смотреть мне вслед, я успею выбежать из дома. А дальше что? А дальше я еще не придумала. Согласна, план несовершенен.

– Ты знакомая Макса? – Он тоже складывает руки на груди. Теперь мы стоим в одинаковых позах. Просто два каменных изваяния олицетворения и упрямства.

– Не угадал. У тебя есть еще две попытки, до того, как ты проиграешь.

– Я не играю с тобой! – Резко отвечает он, и я едва сдерживаюсь, чтоб не отступить еще на шаг назад. Ух, как разозлился. Честно сказать, дальше выводить его перехотелось. Но и разговаривать с ним желания не появилось. Он не мог по – человечески спросить? Без своего пафоса и голоса а-ля «девочкаялучшетебянастопунктов». – Стой на месте, я звоню Максиму.