Текст книги "Любовь в прямом эфире (СИ)"

Автор книги: Лия Султан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

Лев

8 лет назад

Сестру он действительно нашел в четвертой горбольнице. Пока ехал, позвонила мама и сказала, что Юля вышла на связь.

– Я знаю, что она в больнице, – успокоил он мать. – Как раз туда еду. Может быть, даже пустят к ней.

В приемном отделении он сразу же набрал родственницу Софьи – Жанну и она вышла в холл его встретить. Она была худенькой невысокой казашкой в белом халате и со стетоскопом на шее.

– Вы от Сони? – слегка улыбаясь, спросила она.

– Да, – кивнул он, не обращая внимания на шум и людей вокруг.

– Пойдемте, проведу вас в отделение. Только надо будет халат и бахилы накинуть.

– Хорошо.

– Давно нашу Софью знаете? – спросила она внезапно, когда вела его по коридору.

– Нет, недавно познакомились, – ответил Лев и вдруг сам себе улыбнулся от воспоминаний о журналистке.

– Хорошая она у нас девочка. Очень добрая, отзывчивая, – врач начала и так и эдак расхваливать девушку. – Наша гордость. А дети как ее любят! Девочки, дайте халат и бахилы, пожалуйста, – попросила она у медсестры, когда они вошли в ожоговое отделение.

Льва впустили ненадолго в палату, где лежала его сестра Юлия. Увидев брата, она расплакалась и сжала перебинтованную руку.

– Юлька, напугала нас, – он сел рядом с ней и обнял за плечи.

– Я так испугалась, – всхлипнула она. – Говорила с мамой, а потом какой-то удар, окна выбило и…огонь. Телефон уронила, а пока собирала документы в сумку…смотрю – у меня штора горит. И во-о-от – показала она на боевую травму и еще больше разревелась.

– Главное, живая! Мама переволновалась ужасно. Но я ее уже успокоил. Что с малышом? – указал Лев на кругленький живот.

– Нормально. Но сказали, что лежать мне здесь несколько дней.

– Лежи. Я обо всем позабочусь, – Лев ласково поцеловал сестру в макушку.

Она по-детски мило потерла влажный нос пальцами свободной руки и прижалась к брату.

– Как ты нашел меня? Мне что-то вкололи и я отрубилась. А когда очнулась, поняла, что не помню наизусть ни одного номера. Только мамин городской!

– Добрые люди помогли, – Лев снова вспомнил Софью и нечто странное и забытое внезапно наполнило проскользнуло маленьким котенком в его сердце и забилось в уголок.

Вечером, после сумасшедшего дня, Лев сидел в одиночестве в своей квартире и просматривал отчет на ноутбуке. Поняв, что в глазах уже рябит от цифр и схем, он отложил компьютер, потер лицо ладонями и посмотрел на часы. Почти девять. Телевизор он не включал сто лет, но сегодня захотелось посмотреть новости на одном канале и он как раз успел к началу. На экране сначала появилась заставка программы под динамичную музыку, затем ведущая в студии поприветствовала зрителей и представила первый сюжет о взрыве бензовоза. Когда она сказала: "С подробностями наш корреспондент Софья Касымова" Лев тут же напрягся и сделал погромче. Его новая знакомая стояла на фоне горящего дома и с серьезным лицом рассказывала о пожаре. На ней была не по погоде легкая курточка, а волосы собраны в хвост. Лев отметил, что она очень красива, и еще голос…такой поставленный, приятный, выразительный. Ему захотелось послушать ее еще раз и он полез в интернет. В поисковике вышел список ее сюжетов, и Лев посмотрел парочку. Она вещала из здания суда о громком процессе по делу какого-то криминального авторитета, бегала с полицейскими во время рейда по саунам и вылавливала проституток для интервью. Одна даже послала ее на хуй прямо в микрофон. Лев еще посмотрел репортаж о митинге дольщиков, пожаре на алматинской барахолке и массовой драке во время концерта местного певца. Да, у этой девчонки была очень насыщенная жизнь. Леве дико захотелось встретиться с ней еще раз. Зацепила. Занозой проникла под кожу.

На следующий день он через свои каналы нашел ее телефон и после обеда позвонил:

– Алло, – мелодично отозвалась девушка.

– Софья, здравствуйте. Это Лев. Захаров. Помните, вы мне вчера помогли.

Она немного помолчала и ответила:

– Ах, да. Лев, здравствуйте! Как ваша сестра?

– Спасибо, все нормально. Но она в больнице.

– Ничего серьезного? – спросила она искренне.

– Нет, к счастью. Я вообще поэтому и звоню. Вы меня вчера выручили и я хотел бы вас отблагодарить.

– Оу, – удивилась она. – Это так…по-восточному.

– Ну так, как положено. Может, кофе выпьем или…

– Я если честно поздно заканчиваю. В районе девяти.

– Понял. Тогда кафе?

– Да, окей. Почему нет?

– Вы на машине? Или вас забрать?

– Если не сложно, можно и забрать. У меня офис на Новой площади.

– Все хорошо. Давайте я в десять подъеду?

– Годится.

А потом был небольшой дружеский разговор ни о чем и обо всем в машине, во время которого они плавно перешли на “ты”. Она увлеченно рассказывала о том, что сегодня снимала владельцев сгоревших квартир, который хотят подать в суд на компанию, владеющую бензовозом.

– Так что скажи сестре. Может, она тоже подпишет коллективный иск.

– Обязательно. Спасибо, – Лев украдкой посмотрел на нее и снова сосредоточился на дороге. Про себя отметил, что Софья была сегодня особенно хороша в строгих черных брюках, белой рубашке и кожанке. Ее распущенные волосы струились по плечам, а первое, на что он обратил внимание при встрече, – губы, чуть подкрашенные помадой.

– Можно вопрос? – спросила она, когда они сидели в кафе и ждали заказ. – Ты женат?

– В разводе, есть дочь Алиса. Ей десять, – сразу ответил он.

– Красивое имя. Сказочное, – улыбнулась Соня. – Все, больше лезть в душу не буду.

– А ты? – поинтересовался он и сделал глоток воды из стакана.

– На выданье, – она беззаботно заправила прядь за ухо, а он чуть не расплескал всю воду от ее неожиданного ответа.

– В смысле? Ты замуж выходишь?

– Не-е-ет, – засмеялась она. – Ну выражение такое устаревшие, – она принялась активно жестикулировать. – То есть девушка такого возраста, когда уже пора замуж. Правда мой возраст больше относится к бальзаковскому.

– Занятная ты девушка, Соня, – Лев заинтересованно скользнул по ней цепким взглядом, отчего на ее щеках вспыхнул легкий румянец.

Лев уже давно не испытывал такой легкости в общении с противоположным полом. Он привык решать задачи и проблемы, а на душевные разговоры ни сил ни времени уже не оставалось. А Софья…она казалось ему необычной, интересной, очаровательной. Такие, как она, сейчас редкость.

В середине вечера ему позвонила дочь. Ее звонки он всегда принимал, потому что знал: Алиса очень скучает. Лев сам сказал, что она может набрать ему в любое время. Чувство вины перед дочерью до сих пор гложило его.

Он извинился перед Соней и вышел в холл кафе, чтобы спокойно поговорить.

– Привет, Лисёнок, – ласково сказал он.

– Папа, а ты когда придешь? – грустно прошептала дочь.

– В субботу, как обычно.

– Это долго. А раньше можешь?

– Хочешь, завтра заберу тебя со школы? – немного подумав, предложил Лев.

– Хочу. А ты маме позвонишь, предупредишь?

– Конечно. Я ей напишу.

– Нет, ты лучше позвони. Вдруг она не увидит, – настаивает девочка.

– Хорошо.

Ох уж эта Алиса – маленькая хитрая лисичка! Уже не в первый раз она создавала ситуации, чтобы соединить родителей. И разве можно ее в этом винить?

– Па-ап, я соскучилась. Сегодня у меня опять был приступ.

Лев нахмурился, прочистил горло и спросил:

– Мама была рядом?

– Да. Она сказала, надо сходить к врачу.

– Она права.

Чувство вины снова пронзило его. Пообещав дочери приехать, он заблокировал телефон и вернулся в зал. А там развернулась настоящая драма. Рядом с соседним столиком сидел на корточках мужик с разбитым носом. Он стонал и прикрывал его рукой. Багровые капли стекали по подбородку на светлую рубашку.

– Сука! Ты мне нос сломала, – вопил мужик, которому на вид было чуть больше тридцати.

– Скажи спасибо, что я тебе твой корнишон не отрезала и в жопу не засунула! – огрызнулась растрепанная Софья. Она стояла скрестив руки на груди и Льву показалось они дрожали.

Вокруг разукрашенного суетились официанты и администратор.

– Может, скорую? – предложила одна из девушек.

– Мы уже вызвали полицию, – сообщила хостес.

– Что здесь происходит? – громко рыкнул Лев, сразу же обратив на себя внимание участников шоу и посетителей. Он выглядел так грозно и властно, что даже администратор готова была бегать перед ним на задних лапках.

– Девушка ударила мужчину.

– В смысле девушка ударила? – возмутилась Софья. – а ничего, что он меня лапал?

– Сука, я думал, ты официантка, – выругался терпила.

Лев не стал церемонится и под крик впечатлительных барышень – всех, кроме Сони – одним ловким движением поднял мужика за шкирку и бросил на стул. Очень хладнокровно и выразительно он объяснил ему, что девочек обижать нельзя. Потом Лев выпрямился, осмотрелся и сказал хостес:

– Записи с камер принесите.

– Но..– замялась она.

– Быстро.

Испуганная сотрудница ресторана убежала, а Лев повернулся к Соне

– Как все было?

– Ты ушел в холл, а я в туалет. Иду обратно и этот, – бросила она брезгливый взгляд, – схватил меня и усадил на колени. Начал лапать. А я ненавижу, когда меня трогают. Ну я и врезала ему. Но немного не рассчитала, – пожала плечами она.

– Понятно, – Лев потер переносицу. – И давно у тебя это?

– Что? – выпучила она свои прекрасные зеленые очи.

– Ты сказала, не любишь, когда тебя трогают.

– А-а-а, это? Да, давно, – произнесла девушка, отведя взгляд.

– Полиция приехала! – воскликнула официантка, стоявшая рядом.

Соня и Лев одновременно обернулись, а один из полицейских вдруг расплылся в ехидной улыбке.

– Мышка, опять ты? Кто на этот раз?

– Дай угадаю, – усмехнулся Лев, – тоже твой родственник?

– Это мой кент со двора. Привет, Расул! Как жизнь? – Соня подняла ладонь в знак приветствия.

– Ну как ты думаешь, Мышка? Весело, благодаря тебе, – посмеялся парень. – Так, что у нас тут?

Он наклонился к “потерпевшему” и принялся с интересом его разглядывать.

– Я так понимаю, твоя работа? – поинтересовался он, подняв голову и поймав взгляд Сони. – Ты как серийный убийца, Мышка. Уже имеешь свой почерк. Бьешь прямо в нос.

– Спасибо, – фыркнула девушка. – Я старалась, чтобы крови в этот раз было немного.

– Немного, блядь? Ты меня изуродовала! – начал протестовать мужик. – Сиди уже, – недовольно буркнул Расул.

– Вот здесь запись с камер, – хостес протянула флешку напарнику участкового.

– О, вот это хорошо. Вот это молодцы! Ну рассказывай, Мышь, че ты тут устроила?

Лев смотрел на этот театр абсурда со стороны и совершенно неожиданно для себя осознал, что Соня нравится ему ещё больше. Вот только одну ее опасно оставлять для жизни…окружающих.

Участковый, посмотрев видео, заявил, что здесь налицо домогательство и самооборона. "Потерпевший" тут же переобулся, начал извиняться и плакаться, что его бросила жена и он пришел залить горе горькой. Градус повышался, а мозги отключились. Соня только цокала, закатывала глаза и острила. Но на мировую все-таки пошла, потому что: "Мне этот гемор нафиг не сдался на ночь глядя. Оформляй".

***

– Извини, что так получилось. Вообще-то это приличное место, – сокрушался Лев, когда вез Софью домой.

– Бывает. В любом приличном обществе есть неприличные люди, – философствовала Соня.

– Хорошая фраза. Надо запомнить, – Лев внимательно следил за дорогой, но украдкой поглядывал на девушку.

– А почему тебя называют Мышкой?

– Это с детства, – тихо засмеялась она. – Когда мне было четыре мама вышла замуж за отчима. Он меня удочерил, дал свое отчество и фамилию. От первого брака у папы двое сыновей. Когда он привел нас знакомиться с его родней, я очень страшно всех боялась и держалась за мамину юбку. И на все вопросы отвечала тихо-тихо. И сестра папы сказала, что я пищу, как мышка. Ну вот.

– А драться тебя тоже папа научил?

– Не-е-ет. Папа научил меня стрелять. Он любит охоту. Мои братья занимались боксом и меня немного приобщили.

– Брат, который ЧС-ник?

– Да. Один из.

– А то, что твой друг сказал – правда?

– Что именно?

– Что у тебя почерк, как у серийного убийцы?

– Не-е-ет, – засмеялась я. – Это прикол у нас такой. Я только один раз ударила парня, который распустил руки. Это было в нашем дворе. Мне было лет 18.

На несколько секунд воцарилось молчание. Лев хотел задать очень важный, но неудобный вопрос. Однако не знал, как сделать это правильно.

– Можно последний вопрос?

– Давай.

– Почему ты не любишь, когда тебя трогают?

Он мельком взглянул на Соню, а она и бровью не повела.

– Меня в детстве пытались похитить цыгане на Зеленом базаре.

– Да ладно? – воскликнул Лев. – Не может быть! Ты шутишь?

– Серьезно! Я понравилась жене цыганского барона, потому что была белокурая и кучерявая.

Лев громко засмеялся.

– Понятно, – он крутанул руль и машина повернула направо, – не хочешь об этом говорить?

– Не хочу, – кивнула Соня.

Лев припарковался в ее дворе и заглушил мотор. Он догадался, что Софья немного зажата после случившегося. И хотя ему очень хотелось слегка коснуться ее руки, но пришлось сдержаться. И, когда она поблагодарила за вечер и спешно покинула салон, он точно решил, что эта встреча не последняя.

Глава 8

Софья

Наше время

Умывшись и переодевшись в домашние шорты и майку на тонких бретельках иду на кухню заварить себе чай. Поплакала, пострадала и вроде бы успокоилась – нам не привыкать. На столе звонит мобильный, а на дисплее высвечивается фотографии мамулечки. Только она может звонить так поздно.

– Привет, мам!

– Привет, дочь! – передразнивает она. – Почему трубку не берешь?

– Пардон, была в ванной, не слышала. А что?

– А что у нас с голосом? Ты что плакала? – у мамы тон бывалого следователя. Нет, ну как она это делает?

– Не-е-ет, просто Кеша чудит. Мне опять предъявили за его непристойное поведение, – отшучиваюсь я.

– Не кот, а простигосподи, – цокает маман.

– Не гоже, ваше сиятельство, так о внуке, – призываю к совести этой святой женщины.

– Кстати, о птичках… – резко меняет тему мама.

– О нет, не начинай, пожалуйста.

– Я и не собиралась. Я хотела напомнить, что в воскресенье у нас "Бющюк той" (уйг.-праздник колыбели). Сыну Амины 40 дней. Не забудь.

– Опять? Блин, мать, я скоро разорюсь на этих тоях. Это же стабильно опять десятку нести (десять тысяч тенге – это почти 2 000 рублей).

– Не ной! Вот замуж будешь выходить или родишь, тебе родня по двадцатке принесет. И гулять будут три дня от радости.

– Даже если эту двадцатку умножить на количество нашей родни, моя свадьба не окупиться, – фыркаю я. – Ты только поэтому звонишь, или еще что-то? – по голосу ведь чувствую, что не договаривает.

– Да, еще, – делает многозначительную паузу, а по спине пробегает холодок.

– Что-то с папой? – со страхом спрашиваю.

– Не-е-ет. Что с ним станется? Он живее всех живых, – мама сначала смеется, а потом делает голос ниже. – Сонь, я видела твоего отца.

Молчу. Сжимаю в кулаке чайную ложку и кусаю губы.

– Ты здесь? – зовет мама. – Соня?

– Да, – отвечаю сипло. – И где ты его видела?

– На ярмарке. Мы с папой ездили туда за мясом. Столкнулись случайно. Узнал меня сразу. Первый даже подошел.

– М-м-м, – тяну еле слышно.

– Про тебя спрашивал.

– Ох, мам! – протестую я. – Вы не виделись почти сорок лет и тут он вдруг вспомнил: “А-а-а, у меня же, кажется, дочь есть от этой женщины!”,

– Софа, ну что ты так реагируешь?

– А как мне реагировать на человека, который тебя беременную бросил и развелся? М? Не поздно он спрашивает про меня? Может, еще двадцать лет подождет, пока я на пенсию не выйду?

– Так, понятно, – обреченно вздыхает мама, – ты не готова к разговору.

Соплю в трубку, пытаясь унять гнев и горечь. Не знаю, что меня больше разозлило: то, что мама спокойно говорит о человеке, который ее предал в самый важный момент, или что он спрашивал про дочь, которую не захотел признавать?

– Не готова. И не буду, – веду себя сейчас, наверное, как капризный ребенок, но биологический отец – больная тема для меня.

– Хорошо. Не злись, а то морщины раньше времени появятся, – мама переводит все в шутку. – Ложись пораньше и не пускай кота в кровать.

– А кого мне еще туда пускать, если не кота?

Прощаюсь с мамулечкой и погружаюсь в болезненные детские воспоминания. Нет-нет, у меня было счастливое детство: мама, бабушка Алла, дедушка Ваня. Мы жили втроем в этой самой квартире в “Золотом квадрате” – центре Алматы. Я купалась в маминой любви и ласке, а баба с дедом меня всячески баловали. Алла Федоровна преподавала музыку в консерватории, дед Иван Васильевич работал фотографом в газете “Казахстанская правда”. Типичная интеллигентная семья. Но в детском саду, из которого меня забирал обычно дедуля я стала замечать, что за другими детьми приходят мужчины помоложе и ребята называют их папами. Когда я спросила об этом маму, она почему-то заплакала и ответила, что мой папа на небе. Фотографий в то время и так было с гулькин нос, поэтому я никогда не задавалась вопросом, а как он выглядел. Мне было тогда почти четыре.

Моя мама – Наташа – школьная учительница русского языка и литературы. В 90-м ей дали в классное руководство пятиклашек и вот тут началось самое интересное. Были у нее там двойняшки: Равиль и Анвар. Один – серьезный, усидчивый, другой – разбойник. Она пару раз вызывала родителей в школу, но приходили тети. А когда Анвар выбил окно в кабинете математики, мама не выдержала и сама позвонила его отцу. Он прибежал на следующий день в школу и…влюбился в маму с первого взгляда. Оказывается, жена Дильшата Касымова умерла несколько лет назад от рака. Мужчина работал стоматологом, а с детьми помогали его сестры. Только он не сразу признался маме в своих чувствах, а после первого родительского собрания. Мама его ухаживания приняла, несмотря на то, что он был другой национальности. Ближе к Новому году Дильшат сказал, что хотел бы представиться семье. У бабушки как раз был день рождения 24 декабря, и мама его пригласила.

И вот праздничный стол накрыт, на часах уже восемь вечера, а дорогого гостя все нет и нет. Мама вся извелась, то и дело поглядывала в окно, перешептывалась с бабушкой. Наконец, раздался звонок в дверь, которую пошел открывать дед. На пороге стоял взлохмаченный, избитый, замерзший мужик с выбитым зубом и запекшейся кровью на губе. В руках он сжимал несчастный, помятый букетик гвоздик. Дедушка Ваня посмотрел на него с ног до головы, повернул голову и крикнул через плечо:

– Аллочка, кавалер пришел. Ну проходи. Иван Васильевич, – представился дед.

– Дильшат, – кивнул гость.

Мужчины пожали друг другу руки, а когда из зала выбежали женщины, дед развернулся и по дороге в комнату пробурчал что-то себе под нос.

Много лет спустя, когда дед уже был без ума от зятя, бабушка призналась, что пока Дильшат со мной знакомился, он зашел к бабе на кухню и шепнул ей на ухо:

– Господи, Аллочка! И где она только таких уёбищных находит?

Характер у меня все-таки дедовский.

На самом деле, мой будущий папа мог просто до нас не дойти. По дороге на день рождения на него напали воры и, пригрозив ножом, сняли импортное пальто и часы. Это были девяностые. Тогда даже в центре города тебя могли “раздеть”.

Мы с маминым ухажером быстро нашли общий язык, потому что он умел показывать фокусы и с удовольствием катал меня на спине, изображая лошадку. А когда они поженились, он меня удочерил По сей день я так и осталась для него единственной дочкой, потому что позже мама родила ему еще одного сына.

Не вся уйгурская родня Дильшата приняла меня и маму с первого раза. Некоторые первое время смотрели косо, но потом оттаяли и подружились с Наташей. С 91 года я жила в полной семье, с родителями и новыми братьями. Родители отчима были хорошими, тихими пенсионерами и жили в большом частном доме на окраине Алматы. И я с большой любовью помню их уйгурский дворик, залитый солнечным светом, стену, увитую виноградной лозой, голубую деревянную летнюю кухню и большой сад, где цвели яблоня, груша, урюк и персики. В сезон они падали на сочную траву и мы с братьями и сестрами собирали их для компота.

Я сразу сдружилась с двоюродной сестрой Эсмигюль – моей ровесницей. Вместе мы смотрели за тем, как летом бабушка Аджар, которую все внуки называли “мома” (уйг. бабушка) пекла тандырные лепешки. Нам всегда доставалась первая и я до сих помню вкус горячей хрустящей корочки. А дедушка Аруп, то есть “бува” делал для нас деревянных куколок и мы их украшали травой, цветами и пряжей. Но самым интересным и волшебным было засыпать в саду под звездами. Когда летние ночи были душные, дедушка стелил на траву большой ковер, а бабушка вытаскивала подушки и «копяшки» – толстые и теплые лоскутные одеяла, но не большие квадратные, а длинные и прямоугольные. Мы засыпали на них, считая звезды, а просыпались уже дома. И утром, за столом во дворе, бабушка нас кормила свежими хрустящими лепешками, настоящим маслом, и чаем с молоком и солью – любимым напитком всех уйгуров, который называют «аткян чай». А дедушка срезал перочинным ножиком гроздья винограда и ставил на стол.

Несмотря на то, что мы с мамой переехали к папе в трешку, я часто гостила у своих родных бабушки и дедушки. Проснувшись однажды утром, я услышала приглушенные голоса, доносившиеся из кухни. Вкусно пахло горячими блинами и я осторожно, на цыпочках подошла к двери. Любопытство меня и сгубило.

– Зря я сказала Наташе, что видела Сергея. Она в лице сразу поменялась, – сокрушалась баба.

– Хотела, как лучше, – вздохнул дед.

– Да куда уж! Глаза б мои его не видели. Сам ведь стоял, не знал куда себя деть. В коляску вцепился, взгляд потупил. Я подошла, спросила: “Кто у тебя?” А он мне: “Дочка”. Я только головой покачала и говорю: “А Софушке уже десять лет. Не хочешь на старшую дочь посмотреть?”

– Ох, Аллочка-Аллочка! – в щелочку увидела, как дедушка встал, открыл форточку и закурил. – Обидно! И за Наташу, и за Сонечку. Особенно за Сонечку. Мы ей всю жизнь говорили, что папа умер, а он еще нас всех переживет.

Я, как мышка, прошмыгнула в комнату, свернулась клубочком и заплакала, понимая, что меня обманули и мой папа жив. Просто я ему не нужна.

Тогда я никому ничего не сказала. Горькую правду я узнала лет в двадцать два, после смерти дедушки. В первые годы жизни именно он заменил мне папу и до последних дней называл доченькой. И в самые темные времена, в мое тринадцатое лето, дедушка был со мной, как и другие мои близкие. Он был такой трогательный в своей заботе и любви, что после его скоропостижного ухода, мое сердце еще очень долго ныло.

У меня, наконец, хватило сил и смелости прижать маму с бабушкой и потребовать рассказать правду. Всю без утайки.

Оказалось, в двадцать один мама вышла за моего родного отца, с которым училась в педагогическом институте. Год они прожили на квартире, а потом красавец-мужчина помахал ей ручкой и ушел в закат, сказав, что полюбил другую, то есть мамину подругу. Мама очень страдала и только после развода поняла, что беременна. Она, конечно, рассказала об этом бывшему мужу, на что он ответил: “Мы уже не живем вместе, это не мой ребенок”. Вот так мама со мной под сердцем вернулась в родительский дом, а через несколько месяцев свидетельстве о рождении меня записали как Софью Ивановну Смирнову.

Вынырнув из воспоминаний, протираю ладонью влажную щеку. Дико злюсь на себя за то, что спустя столько лет меня колотит от одного упоминания об этом человеке. Будто мне других проблем мало! Вымещаю злость на посуде, которую с грохотом убираю в шкафчик. Хозяйка из меня так себе, но порядок я очень люблю. Кеша прибегает из другой комнаты и прыгает на стол.

– Мя-я-яу! – недовольно кричит он.

Сидит, склонив голову на бок. Ушами шевелит, хвостом виляет и и смотрит на меня так снисходительно, как на умалишенную.

– Мя-я-я-я-я-я-я-яу! – ворчит, будто хочет сказать: “Чего раскудахталась, дура?”

– Ой, все, Кеша, выйди вон, не доводи мать до греха! – острый нож в руке опасно сверкнул.

Бросив на прощание короткое “Мяу” – мол, "Че, ПМС у тебя что ли?", Иннокентий ретируется. Но тут как тут возникает новая напасть – звонок в дверь. Кого еще нелегкая принесла в одиннадцать вечера?

Иду в прихожую, смотрю в глазок и замираю, забыв, как дышать, потому что в подъезде стоит злой и страшный серый волк по имени Лев.