Текст книги "Старшая жена. Любовь после измены (СИ)"
Автор книги: Лия Султан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Я помню, ты ее говорила мне в юности.
– Слабым полом нас назвали мужчины, – тихо посмеивается бабушка. – А между тем не один мужик не переживет роды. Даже схватки не переживет.
– Это точно! – смеюсь я вместе с ажекой.
– Поэтому, кызым (моя доченька, моя девочка), завтра ты начнешь писать новую историю. Только не спрашивай себя: почему так получилось, и где ты ошиблась. Самобичевание никогда не приводит ни к чему хорошему. Вспомни маму и не повторяй ее ошибок. Просто иди вперед, собирай сердце по кусочкам и запусти его вновь.
– Что это значит?
– Это значит, не закапывай себя как женщину. Потому что любовь – это двигатель всего в это жизни. Выше нос, Айлин! Закрывая одну дверь, ты всегда открываешь другую. Слушай только свое сердце!
Неожиданно я перестаю ощущать теплое плечо ажеки. Поднимаю голову – ее уже нет. Но я чувствую, как в воздухе витает ее аромат.
Резко открываю глаза и вижу, как колышутся от ветра белоснежные занавески. Комнату затапливает солнечный свет, с улицы доносится щебетание птиц, утренняя прохлада освежает и бодрит. Потираю ладонями лицо и тянусь к смартфону. Семь утра. Это значит, что я спала всего три. Снова бессонница, будь она проклята. Обычно после вечерних или ночных потрясений, утром ты встаешь либо с готовым решением проблемы, либо с ощущением, что все не так-то плохо. Но когда я вспоминаю, что было накануне, становится страшно: как же сегодня разговаривать с детьми, особенно с Лаурой, которая вчера не захотела обсуждать инцидент со скрипкой и даже не спускалась на ужин. Наверное, ночью выходила и хомячила у холодильника.
И вновь приснилась бабушка. Что-то она ко мне зачастила. Но у меня всегда была с ней особая связь. Даже мама с папой это замечали. Бабушка по маме, конечно, ревновала, но я ее тоже любила по-своему. Кстати, ажеке Жибек я обязана тем, что умела готовить. Она была простой работящей женщиной и всегда твердила, что нельзя быть белоручкой, даже если ты дочка богатого папы.
Сон все еще не отпускает меня, и я решаю прогуляться по Терренкуру. Прохожу мимо детской, тихонько приоткрываю дверь и вижу, что мои доченьки спят. Окна зашторены, в комнате темно и прохладно. Отмечаю про себя, что сегодня уже второй день их новой реальности. Чуть дальше от комнаты девочек – гостевая спальня, где теперь спит Рустам. Прохожу мимо нее быстро, будто боюсь, что он услышит мои шаги и выйдет, ведь в это время он уходит на работу.
До речки иду медленнее, чем обычно Мне уже не так больно, но меры предосторожности не помешают. Мимо пробегают люди, кто-то занимается скандинавской ходьбой, кто-то выгуливает собаку, одна сонная мамочка катает коляску, напевая под нос колыбельную. Новый день начался. Город живет своей привычной жизнью.
Сажусь на любимую скамейку и делаю дыхательную гимнастику. Глубокий вдох и выдох. От этого непременно должно полегчать. Как много событий произошло с тех пор, как я была здесь в последний раз. И именно тогда я познакомилась с Арсеном…
Вот это да. Мозг неожиданно выдал информацию о докторе, спасшем мне жизнь. Как странно. Ведь тогда, на утро после праздника, он тоже успокоил меня своей шоколадкой и игрой в исповедь. А я ведь даже не поблагодарила его за маленький подарок, который он оставил в палате. Неблагодарная. Достаю телефон и открываю мессенджер. Глаза лезут на лоб, когда вижу сообщение от него. Он отправил его вчера, но я была так вымотана, что даже не посмотрела. Всего лишь несколько слов, а по венам начинает течь приятное тепло.
«Здравствуйте, Айлин! Хотел узнать, как вы себя чувствуете? Меньше болит?»
Борюсь с желанием позвонить или написать ему ответ. И умом я понимаю, что не должна об этом думать в такой тяжелый момент, но почему-то мне просто хочется услышать доброе слово от этого человека. Писать сообщение в восемь утра – моветон. Но в это время он как раз собирается на работу. Обычно Арсен Ильясович не дежурит, потому что заведует отделением. Когда я поступила с перитонитом, он был вынужден выходить на дежурство, потому что один врач был в отпуске, другой заболел, третий…я уже не помню. Быстро набираю сообщение:
«Здравствуйте, Арсен! Все хорошо, спасибо большое. Простите, я тогда забыла поблагодарить вас за шоколад. Хорошего вам дня».
Нажимаю кнопку «Отправить» и убираю смартфон. Сказала человеку «спасибо» и совесть перестала мучить. Чуть не подпрыгиваю от неожиданности, когда телефон в кармане брюк оживает. Быстро достаю и смотрю на дисплей: Арсен Ильясович. Принимаю вызов.
– Здравствуйте, Арсен Ильясович. Извините за беспокойство и если разбудила. Вчера не увидела ваше сообщение, – протараторила я.
– Утро и правда доброе, – засмеялся он. – Здравствуйте, Айлин. Как вы себя чувствуете?
– Все хорошо, спасибо, – отвечаю с улыбкой.
– Ничего не болит? – интересуется доктор, и мне становится приятно.
– Не так сильно, как раньше.
– Это хорошо. Вы помните, что я говорил? Надо через пару дней сходить в поликлинику по месту жительства и показаться хирургу.
– Да-да, я обязательно схожу. Спасибо еще раз, что напомнили. Столько всего сейчас происходит, что голова кругом, – тут же прикусываю язык, потому что моему доктору не нужно знать подробности моей сумбурной жизни.
– Понимаю. У меня тоже завал. В день вашей выписки была большая авария. Не смог к вам зайти, – отмечаю про меня, что его голос меня успокаивает.
– Да, я читала в новостях про нее. Кошмар. И как ваш пациент?
– Выжил. Введен в состояние искусственной комы. Теперь ждем.
– Надеюсь, все будет хорошо. Вы ведь спасли его.
– Не все зависит от нас, – отвечает он на мою похвалу.
Мы несколько долгих секунд молчим, и я боюсь заговорить первой. Не знаю, что со мной происходит. Я в процессе развода, мои дети переживают стресс, с которым без психолога не разобраться, мы переезжаем, мой мир разрушен. А я стою с телефоном в руках и краснею, разговаривая со своим доктором. Подождите. С каких пор он мой?
– Айлин, а вы бы не хотели выпить как-нибудь кофе? Просто по-дружески? – неожиданно спрашивает он. У меня чуть телефон из рук не выпадает.
– Да, можно было бы, – мямлю я. – Мы скоро переезжаем, но скоро я думаю, буду свободна.
– Тогда можно я вас наберу позже, и мы определимся со временем? – осторожно интересуется он.
– Да, давайте.
– Тогда до связи? – мне кажется, или его голос стал ниже?
– До свидания.
Отключаю телефон и делаю глубокий вдох. Ну что ж, Айлин Талгатовна, ты только что еще больше усложнила себе жизнь.
Глава 23
– Софья говорила, что вас называют «акулой», – говорю я приятной девушке, сидящей напротив. У нее русые волосы, красивые зеленые глаза и милой кукольное личико. Внешность ангела никак не вяжется с ее репутацией. Екатерина Ковалева – одна из лучших адвокатов по бракоразводным процессам. Говорят, что если ей покажешь палец, она откусит руку по локоть.
Мы сидим в ее светлом, уютном офисе на 15 этаже бизнес-центра. За большим панорамным окном шумный город, на стене – дипломы и сертификаты, а сама хозяйка кабинета сидит на кожаном кресле за бежевым столом. Перед ней раскрыт серебристый ноутбук.
– Называют, – смеется она. – Но я не обижаюсь. Мне это даже льстит. И потом лучше пусть боятся.
– Верно. Поэтому Софья порекомендовала вас. Мы с ней со школы дружим.
– Ее ребята периодически приезжают, записывают интервью на разные темы. Так что друг Сони – мой друг.
– Спасибо, – улыбнулась я.
– Итак, я посмотрела документы на имущество, которые смогла вытащить. – Катя села в пол-оборота и провела пальцами по нотубуку. – Таунхаус в «Кристал сити» действительно оформлен на сестру вашего супруга. Но на эту женщину, – она делает красноречивую паузу, – оформлен только автомобиль Лексус NX 200.
– Как я могла ничего не знать? Даже не подозревала. Машина, таунхаус, поездки, – сокрушаюсь я.
– Бывает. Один из супругов всегда доверяет другому чуточку больше, чем следовало бы. Из общей недвижимости: дом, четыре квартиры в разных ЖК, три машины. И еще недвижимость заграницей.
– Мы решили, что дом продадим, а в одну квартиру я переезжаю с детьми. Вообще мы брали квартиры для девочек…на будущее . Хотелось бы, чтобы они и у них и остались.
– Хорошо, – адвокат делает пометки в ежедневнике. – График встреч определили?
– Даже не знаю, – пожимаю плечами. – Мы еще до конца не решили этот вопрос, – поджимаю губы, вспомнив, что девочки очень плохо приняли новость о разводе. И если Анель шатко-валко, но разговаривает с Рустамом, то Лаура ушла в глухую оборону и теперь молчит. Это угнетает всех участников конфликта. А что мы еще хотели? 15-летний подросток сейчас очень уязвим, а тут еще неожиданная новость о второй семье отца. Завтра же займусь поиском хорошего психолога для девочек.
– Ничего, это мы все обсудим на встрече перед первым слушаньем. И не переживайте! – адвокат доброжелательно мне улыбнулась.
– Знаете, мне немного неловко, потому что я всегда была замужем. Именно «за мужем». Он работал, я занималась домом, детьми, сопровождала на приемах и сама организовывала их у нас дома. Все, что вы перечислили, купил мой будущий бывший муж. Я ничего своего туда не вложила, хотя у меня были деньги с аренды маминой квартиры. Все и всегда покупалось на средства мужа. Он сам говорил, что мне не о чем беспокоится. И теперь мне очень интересно, как он себя поведет.
– Вы были ему верной женой? – Катя пристально смотрит на меня, словно следователь на допросе.
– Да.
– Вы обеспечивали ему надежный тыл?
– Да.
– Вы сопровождали его на светских мероприятиях. Он хоть раз краснел за вас?
– Нет, – усмехаюсь я. – Он гордился, что я полиглот и могу свободно общаться с иностранцами.
– Тогда верная жена, которая обеспечивала ему надежный тыл, воспитывала детей и блистала на приемах, заслуживает половину совместно нажитого имущества. Нет, ну есть, конечно, случаи из ряда вон. Когда, например, женщина сама по себе последняя стерва. Но даже такая не уходит с голой жопой, простите за мой французский, – Катя прикладывает руку к сердцу.
– Интересно, – улыбаюсь я.
Через полчаса выхожу из офиса Екатерины со странным чувством. 17 лет счастливого брака – это оказывается не только прекрасные воспоминания и любимые дети. Это еще и список совместно нажитого имущества, которое покупали вместе и радовались, когда мечта исполнялась. Мы взяли квартиры для дочерей, чтобы, когда они войдут во взрослую жизнь у них была своя недвижимость. Скажем так, приданное. Мы строили свой дом, где хотели встретить старость и нянчить внуков. Но теперь этот дом на меня давит. Я очень любила его за прекрасные воспоминания. А теперь и они меня ранят.
На сегодня у меня запланирована еще одна встреча с очень важной персоной. Настолько важной, что некоторые люди, услышав его имя-фамилию-отчество, благоговейно замолкают, потому что либо очень уважают, либо очень боятся. Я называю его Серым Кардиналом, а еще великим и ужасным Талгатом Аскаровичем Балгабаевым.
Мы договорились встретиться в летней террасе ресторана в самом центре. В советские годы это было «Театральное», в простонародье «Театралка». Культовое место, где собиралась интеллигенция и местный бомонд, находилось в глубине сквера у театра оперы. Сейчас это дорогой ресторан, но папа его любит.
Когда я подхожу к ресторану, вижу, что папа уже меня ждет. Он задумчиво листает меню и поглядывает на наручные часы. Ох, папа, я знаю, что время – деньги.
В свои 66 отец выглядит отлично. Седые, но все еще густые волосы, ровный загар после Мальдив, дорогая белая рубашка, бежевые брюки и, конечно, итальянские туфли. Талгат Аскарович держит марку. Жена за ним хорошо следит.
– Привет! – увидев меня, он встает и тянется за поцелуем.
– Привет! Прекрасно выглядишь, – искреннее хвалю отца.
– Стараюсь. Ты я смотрю все цветешь.
Сегодня я надела голубую рубашку, белые брюки и такого же цвета лодочки. Волосы распущены, на лице – легкий макияж. Несмотря на весь хаос, творящийся вокруг, я продолжаю держать лицо, как завещала ажека.
– Так и я стараюсь…всем врагам назло.
– И много врагов? – усмехается и садится за стол.
– Пара-тройка найдется.
– Кстати, о врагах. Вот, – отец сходу протягивает мне тонкую синюю папку. Я открываю ее и пробегаюсь глазами.
– И это все? – удивленно спрашиваю через минуту. – Не густо.
– Кристально-чистая биография.
– Мдааа, – тяну я. – Прямо ангел во плоти. Отличница в школе, институт в столице, общежитие, магазин косметики, переезд в Алматы.
– Хочешь, прикажу рыть дальше? – спрашивает и смотрит на меня с прищуром
– Нет. Мне все ясно. Как думаешь, он тоже ее пробивал?
– Вероятно. В нашем деле без этого никак.
– Ну понятно. Чистая, непорочная девочка.
К нам подходит официант и кладет передо мной меню.
– Мне пока воды без газа, пожалуйста.
Официант уходит, а я откидываюсь на спинку диванчика и смотрю на отца. Он явно ждет от меня чего-то, но я не тороплюсь.
– Как ты, дочь? Что предпринимаешь? – вот он главный вопрос. И теперь начнется наш словесный пин-понг: вопрос-ответ. Я знаю, что отцу самому нравится эта игра. С сыном, который давно живет в Америке, он такого не практикует. Младшие дети еще слишком маленькие, у них ветер в голове. А вот старшая дочь с юности умеет держать удар. Поэтому ему со мной интересно.
– Подала на развод. Прямо перед тобой встречалась с адвокатом.
– Кто?
– Екатерина Ковалева. Лучшая в своем деле. Ее еще называют акулой.
– Хм, не слышал.
– Сонина знакомая.
– Тогда понятно.
– Что муж?
– Ну а что муж? Развод давать не хотел, но, похоже, смирился.
Папа кладет ладони на стол и сцепляет их в замок. Он пристально разглядывает меня, пытаясь раскусить. Но я всегда была для него крепким орешком.
– Одно твое слово, – начинает заговорщицки он, – и я сотру его в порошок. Камня на камне не оставлю от его заправок и бизнеса. Мне только нужна команда «Фас» у них ничего не останется.
Подаюсь вперед, ехидно улыбаюсь, стучу по идеально гладкой поверхности ноготочками. Папа выжидает, как затаившийся тигр.
– Интересно, – выдаю, наконец, я. – Допустим, я соглашусь. И дам тебе команду «Фас». Ты оставишь его ни с чем, лишишь заправок, новых проектов, остального бизнеса. Можешь?
– Могу, – кивает Талгат Аскарович.
– Хорошо. Я согласна, – сообщаю я и вижу, как вспыхивают глаза папы. Тигр готов к схватке. – Но тогда мне нужно примерно 10 миллионов в месяц. Ты мне счет откроешь, или возьмешь меня на работу с официальным окладом?
– Не понял? – брови отца ползут наверх.
– Ну смотри, я и мои девочки привыкли к определенному образу жизни. Они ходят в британскую частную школу, занимаются в различных секциях, Анель хочет поступать в Оксфорд. А еще комусулги, одежда, развлечения, питание. Я не готова обделять моих дочерей и жить на деньги с аренды маминой квартиры. Поэтому если ты сейчас разрушишь бизнес отца своих внучек, готов ли ты взять их содержание на себя?
Папа переваривет информацию и глядит на меня с интересом и ухмылкой – мыслительный процесс запущен. Сейчас передо мной не папа, а гениальный финансист, который просчитывает каждый свой шаг.
– Вижу, к чему ты клонишь. 10 миллионов значит?
– И это только по моим приблизительным подсчетам. Но я сомневаюсь, что твоей жене это понравится. У вас же своих подростков двое, – а вот и первый подкол в сторону отца и его мадам. – Все-таки такой удар по семейному бюджету твоя жена не выдержит.
– Снова язвишь? – отец ухмыляется и прищуривается.
– Снова, – киваю я, – Просто я могу, конечно, уйти гордой и нищей. Но не хочу. Поэтому, считаю нецелесообразным разорять моего бывшего мужа. Мне он еще нужен, пока девочки не выйдут замуж.
– Какая ты стала! – качает головой отец. – Хорошо, чего ты хочешь? –он поднимает стакан с водой и делает глоток. В это время и передо мной официант кладет точно такой же.
– Хочу попросить тебя о помощи, – папа удивленно смотрит на меня и стакан застывает в воздухе. – Я хочу открыть языковую школу. У меня есть первоначальный капитал – деньги от аренды маминой квартиры. Но надо собрать уйму документов из Министерства образования, налоговой и так далее. Мне бы сделать все быстро и без проволочек.
– Решила работать? Неожиданно.
– Ну так, – театрально вздыхаю я, – Я же скоро буду разведенкой. Мне надо на что-то жить, чтобы не зависеть от алиментов. И надо как-то оправдать свой диплом иняза. Так что, поможешь?
– Помогу, – кивает Талгат Аскарович.
– Вот и славно. Премного благодарна, – вновь выдаю фирменную ухмылку.
– Черт возьми, – отец качает головой. – Как же ты похожа на свою бабушку. Я будто с ней сейчас разговариваю. Мне снова десять и она отчитывает меня за тройку по русскому.
– Ажека была великой женщиной. Удивительный человек. Я больше не знаю енешек (ене – свекровь), которые бы ухаживали за умирающей келин (келин – невестка).
Снова прислоняюсь к спинке дивана, легонько подпираю подбородок кулачком. Папа сдерживается, потому что не любит, когда я поднимаю эту тему. Но я специально давлю на его больную мозоль, чтобы вывести на откровенный разговор.
– У мамы была профессиональная сиделка, – говорит сдавленно.
– Была, – киваю я, – с 8 утра до 9 вечера. А ночью мы с ажекой вставали к маме по очереди. Когда ей было совсем плохо. И бабушка была с ней до последнего. И закрыла маме глаза, когда она ушла. Я же говорю – святая женщина. Все пыталась искупить чужую вину.
– Зачем ты сейчас ворошишь прошлое? – и вновь он подавляет в себе эмоции.
– Потому что это прошлое – мое настоящее. И мне просто интересно, папа, почему ты все-таки завел токал в Астане, но не дал маме развод? Я же хорошо помню тот день, когда она узнала. Жена твоего коллеги приехала в гости. Она как раз вернулась из столицы и рассказывала последние новости. А я пришла со школы и услышала совершенно случайно, как она говорит маме, что ты уже больше года живешь с молодой девушкой, и она ждет от тебя ребенка. И мама сначала не поверила, а потом тебе позвонила. И я помню всё, папа. Я ничего не забыла.
Эти слова вылетают у меня совершенно бесцветным тоном. Я не плачу, потому что слез во мне уже не осталось. В данный момент я просто хочу найти ответы на свои вопросы. Папа долго молчит, пытается собраться с мыслями, понимая, что этот разговор неизбежен.
– Мы уехали строить новую столицу, новую страну. В маленький город, где все было не так как здесь. И мы жили там по полгода. Потом приезжали ненадолго домой и снова уезжали. Однажды я просто встретил Майру. Она тогда работала секретарем в Министерстве сельского хозяйства. Она мне понравилась.
– Тебе было 43, а твоей Майре 30, – выплевываю я эти слова.
– Так получилось, – папа шумно вздохнул и соединил ладони в замок. – Ты же уже взрослая, понимаешь, как все происходит. Она мне очень понравилась, я пригласил ее на ужин.
– А дома в это время тебя ждала мама. Как Пенелопа Одиссея.
– Ты не справедлива, потому что всего не знаешь, – чуть повышает голос, но затем опять смягчается. – С мамой мы дружили с института. Мы знали друг о друге все. И со временем наша любовь переросла в нечто иное.
– Только не говори мне, что она стала твоей соратницей. Меня уже тошнит от этого слова, – морщусь я.
– С Майрой у меня наступила вторая молодость. Я влюбился в нее. Да, мама очень некрасиво обо все узнала. Моя вина в том, что я не покаялся перед ней, не признался во всем сразу. Она хотела развода, но я попросил ее не делать этого, потому что время было тяжелое. Фирма, где она работала, обанкротилась, ты училась в школе, постоянная нестабильность, кризис в стране. Я уговорил ее повременить. Ведь мне все равно приходилось много работать в Астане. Она требовала, чтобы я бросил Майру, но она уже была беременна Бекзатом. Как я мог бросить еще одного своего ребенка? А потом мама заболела. И стало не до развода, надо было ее спасать.
– Ясно, – поворачиваю голову и смотрю на соседний столик, за которым сидит молодая пара. – Пока вы строили наше светлое будущее, рушилась твоя первая семья, папа. Вот ты говоришь: «Одно мое слово, и я его уничтожу». А ведь твой зять повторил твою историю один в один. Как под копирку. Только у него жить на две семьи не получилось.
– Все-таки тебе надо было ее отпустить, – горько вздыхаю я после нескольких секунд молчания. – Может быть, она бы встретила другого человека, полюбила бы снова, как ты полюбил свою Майру. А так…она все ждала, что у тебя это скоро закончится. Как же она сказала? – на секунду задумываюсь, вспоминая свое видение, когда была под наркозом. – «Моя ошибка, что я не выбрала себя, а выбрала его».
– Когда она такое сказала? – папа похолодел.
Я молча рассматриваю его лицо. Он побледнел и ждет от меня ответа. Но я не тороплюсь. Наверное, я стала жестокой.
– Когда я была на операционном столе, у меня резко упало давление. Произошла гипоксия. В ту минуту, во время которой меня пытались стабилизировать, я видела маму и бабушек. Она снова была такая красивая. Тогда она мне это и сказала. Ну а бабушка велела целовать тебя и передавала привет с того света, – безбожно вру я на счет «привета» от ажеки.
Папа хмурится, откашливается.
– Ты так и не простила меня? – спрашивает с нотками печали в голосе.
– А тебе нужно мое прощение? – удивленно дергаю бровью.
Молчание. Видимо, да, нужно.
– Хорошо, спрошу по-другому: а сам ты себя простил?
– Нет, – отвечает не сразу и отводит взгляд.
– Понятно, – вздыхаю и открываю, наконец, меню. – Так, я что-то проголодалась. Давай уже закажем что-нибудь.
Глава 24
Спустя неделю
– Мам, вот эти коробки куда убрать? – спрашивает Анель, держа в руках коричневую коробку, на которой черным маркером написано «Стекло».
– Давай пока на подоконник, а я потом посмотрю.
– Окей, – отвечает дочь и проходит на кухню-студию.
Вот мы и переехали из нашего дома в трехкомнатную квартиру. Девочки на удивление спокойно восприняли новость о переезде. Я объяснила свое решение тем, что дом для нас троих теперь слишком большой, да и ухаживать за ним у меня сейчас нет ни сил, ни желания. Сказала, что нам будет удобней переехать в квартиру неподалеку от их школы. Я отдаю себе отчет в том, что после одного стресса практически окунула их в другой, вырвала из привычной среды и поместила в новые условия. Но я не могла оставаться в доме, который мы с такой любовью строили. Там все напоминает о времени, когда я была очень счастлива и также несчастна.
Анель мое решение поддержала и сказала, что пойдет со мной при любом раскладе. С отцом она разговаривает, но очень осторожно и неохотно. Связь с Лаурой Рустам держит только через старшую дочь. С младшенькой все по-прежнему сложно. После того, как она выкинула из окна скрипку, мы пытались с ней поговорить, но она категорически отказалась идти на контакт с отцом, как он не старался.
Мы не знали, что делать с нашей любимой домработницей Раушан. Она давно с нами, и поэтому ужасно не хотелось с ней расставаться. Но в квартире работы не так много, как дома. К тому же готовить я могу сама, да и девочек надо хоть немного растормошить и приучить к хозяйству. Им будет полезно. Меня, к примеру, гоняла бабушка Жибек – мама моей мамы. Решение пришло, откуда не ждали. Мне позвонила моя приятельница Роза и сказала, что ее домработница ушла, и она ищет новую. Мол, нет ли у меня кого-нибудь на примете. Я поговорила с Раушан, и она согласилась работать у Розы. Ее дети были младше моих. Я спросила у подруги, как она себя чувствует. Роза отделалась лаконичным «уже лучше», но по ее интонации я поняла, что не так уж все хорошо. Тем не менее, лезть в душу не стала.
Пока мы собирали и упаковывали в вещи, к нам нагрянула целая делегация Мустафиных: свекор, свекровь и золовки. Мои девочки снова плакали на плече своей ажеки, их дедушка закрылся в кабинете с Рустамом. Они говорили на повышенных тонах. А в это время золовки пытались отговорить меня от развода, пообещав, что как-то подействуют на брата, чтобы он бросил свою токал. Сестры и мама Рустама были на моей стороне, но на мое решение это бы все равно никак не повлияло.
– Я думаю, мама права! Она с ним что-то сделала. Айлин, он ведь так тебя любил, пылинки сдувал, – сокрушалась младшая золовка Райхан.
– В том-то и дело, что любил. А теперь любит ее. Он мне так и сказал в тот день, когда я узнала.
– Может, у него опухоль мозга? – задумчиво шепчет Самира.
– У него опухоль другого места, – цокнула ее сестра. – Я вообще перестала его понимать. Просто очень обидно, что такая семья распадается на твоих глазах.
– Самира, ты знала, что в таунхаузе, который он оформил на тебя, но для Анель, он поселил свою токал с сыном?
– Чего? – выкрикнула Самира. – Он что больной?
– И все-таки это опухоль мозга, – Райхан прикрыла глаза ладонью. – Айлин, ты должна знать. Мы на твоей стороне! Ты же не перестанешь с нами общаться из-за него?
– Нет, конечно, – улыбнулась я. – Мы же как-никак семья.
Мне приятны их слова. Самиру и Райхан я ведь тоже знаю 17 лет, и у нас очень теплые отношения. Когда гости ушли, а девочки легли спать, мы с Рустамом столкнулись в коридоре. Рустам выглядел очень уставшим. Вот уже несколько дней он исправно приезжал домой после семи и сидел в кабинете. Я все удивлялась, как же это его любимая токал отпускала к семье, которой больше нет.
– Айлин, может все-таки останетесь? Я съеду.
– Мы это уже обсуждали. Я все сказала. Не хочу больше здесь жить.
– Айлин, – Рустам попытался взять меня за руку, но я увернулась и с вызовом посмотрела на него.
– Не трогай, пожалуйста, – резко говорю я и иду к лестнице.
Его прикосновения по-прежнему обжигают и будоражат, но я пытаюсь бороться с этим и вытравить из сердца все чувства к Рустаму.
В новую квартиру въехали за несколько дней до начала учебного года. Апартаменты на десятом этаже с гостиной, кухней-студией и двумя спальнями. Из окон зала видны горы и вид бесподобный! Квартира уже была обставлена, поэтому оставалось только перевести вещи. Первую партию коробок перевезла компания, специализирующаяся на переездах. Оставшееся заберем позже. Смотрю на все это и диву даюсь: неужели мы это сделали? Вот так за пару месяцев все в жизнь перевернулось с ног на голову.
Девочки разбирают свои вещи в комнате, я – в гостиной. В дверь звонят, и я бегу открывать, потому что это моя бригада подъехала. Подружки вызвались помочь нам разобрать коробки.
– Матерь божья, вот это хоромы! – охает Софья, осматривая квартиру. – Ты из одного замка переехала в другой. Я из нас троих самая нищенка.
– Не прибедняйся, – Диана ставит большой контейнер с едой и пузатый пакет на стол. – У тебя же квартира в Золотом квадрате.
– Спасибо бабе с дедом за наследство. Так, а где дети? Почему никто не бежит обнимать маму Соню?
– Сейчас позову, – смеюсь я. – Анель, Лаура, девочки пришли! Выходите.
Дочки вылетели из комнаты и тут же бросились обниматься с Дианой и Соней. Мои девочки любят их, как родных. Лаура ожидаемо расплакалась на груди Софы. Она и раньше была чувствительной, а сейчас стала еще больше. Первый поход к психологу у нас запланирован на следующую неделю.
– Ну что ты, моя девочка, – Софа гладит Лауру по волосам, пока Анель, словно котенок прижимается к Диане, – все будет в шоколаде. Посмотри, какие хоромы вам достались. А мама Соня до сих пор на пятидесяти квадратах живет.
– У тебя самые дорогие квадраты. Ты живешь в центре, – парирует Диана. – А давайте лучше пообедаем? Я принесла лазанью и салат из утки и апельсинов.
– Вооот, – улыбается Соня. – Ди как добрый человек принесла еду, а я как непорядочная женщина только бухлишко.
– Соня! – шикнула на нее Диана.
– Ой, пардон, – подруга вытерла слезы с щеки Лауры. – А давайте уже есть! Меня надо сначала задобрить, а потом грузить.
– Мам, – позвала Анель, отлипнув наконец от любимой тети, – А можно мы с Лаурой в торговый центр сходим? Тут же рядом.
– Лау, ты как? – тут же спрашиваю у младшенькой.
– Хорошо, мам, – спокойно отвечает она, смахивая слезинку. – Отпустишь?
– Да, конечно, сходите, развейтесь. Эти коробки никуда не денутся.
Девочки быстро переодеваются и уходят, а мы втроем быстро накрываем на стол. Диана как всегда наготовила и привезла так много, что мы, наверное, неделю будем это есть. Ну а Софи в своем репертуаре – красное вино, белое полусладкое «Мартии Асти», газировка.
– Сонь, – зову я, зацепив вилкой кусочек утки, – а у тебя есть кто-нибудь в полиции?
Соню Мышку знает пол-Алматы. И это не только благодаря ее многочисленной уйгусркой родне, но и из-за работы. За 17 лет на телевидении она обросла связями и знала самых разных, но нужных людей – от врачей до генералов.
– Ты все-таки пришила его и спрятала тело без нас? – у нее аж глаза вспыхивают, а Диана давится газировкой так, что она у нее из ноздрей льется.
– Господи, нет же! – протягиваю салфетки покрасневшей Ди.
– Мне нужен надежный человек в столичной полиции. Чтобы кое-что сделал по-тихому.
– Ты меня, конечно, пугаешь. Но я за любой кипишь кроме голодовки, – Соня делает маленький глоток Мартини. Есть один человечек – мой дворовый кент Расул. Раньше работал здесь опером, сейчас в столичном департаменте полиции. Недавно его повысили. А что надо?
– Папа пробил эту…– медлю, пытаясь найти для этой женщины определение. Ведь если мы разводимся, то она перестает быть для Рустама токал.
– Шлюху, – раздается нежный голосок Дианы.
– Да. И у нее там все так чистенько, что от блеска в глазах рябит. Но она стала меня напрягать, особенно после того, что случилось с девочками. Хочу узнать, что за мадам станет их мачехой, – на последнем слове мороз пробежал по коже, ведь я только что поняла, что у моих дочерей действительно скоро может быть мачеха.
– Как говорит мой друг и главный редактор Вадик: «Сделал гадость, сердцу радость». Очень хочу нагадить в душу этой хитрожопой твари. Попрошу Расула проверить ее. Все-таки у них возможностей больше.
– Я отблагодарю, – быстро вставляю я.
– Приятный бонус, – усмехается моя безбашенная подруга. – Будут танцы на костях, – Софи потирает ладошки, после чего берет в руки бокал и поднимает вверх. – Давайте что ли выпьем. За тебя, мать! За девчонок! За вашу новую жизнь!
– Ура! – торжественно произносит Диана. – За яркую новую жизнь!
Мы чокаемся и смеемся, еще час болтаем о разном, вспоминаем школьные годы, юность, наши мечты и нашу реальность. А потом дружненько начинам распаковывать коробки, в которые поместилась вся моя некогда спокойная жизнь.
Глава 25
Сентябрь 2006 года, 17 лет назад
Сентябрьский ветер гонял опавшую разноцветную листву по улице Шевченко. Мимо проехал желтый трамвай, блеснув синими искрами. Из университета иностранных языков высыпали студенты. В субботу пары заканчивались рано и теперь все спешили домой или по своим делам. Айлин вместе с однокурсницами решили сегодня посидеть в кафе. Как только они вышли за ворота института, девушка услышала приятный мужской голос.
